Поделиться
У нас в гостях были председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, администратор Телеграм-канала «Читаем святых отцов» протоиерей Максим Горожанкин и настоятель храма святого Феодора Стратилата в Старом Осколе священник Николай Дубинин.
Разговор шел о том, в чем польза чтения книг святых отцов современными христианами, с чего стоит начать знакомство со святоотеческим наследием, и насколько наставления подвижников прошлых веков не теряют актуальности в меняющемся мире.
Ведущие: Константин Мацан
К.Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.
Здравствуйте, уважаемые друзья!
В студии у микрофона — Константин Мацан.
В гостях у нас сегодня наши дорогие отцы из Белгорода, из Белгородской области, которые регулярно у нас на волнах Радио ВЕРА выступают, и бывает для нас большая радость. Это такая уже традиция — общаться с вами, дорогие друзья, в нашей студии!
Это — протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии... Добрый вечер!
О.Максим:
— Добрый вечер!
К.Мацан:
— ... и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол... Добрый вечер!
О.Николай:
— Добрый вечер!
К.Мацан:
— И тема у нас сегодня замечательная! Вот, мы не случайно отца Максима объявляем, как председателя миссионерской комиссии Белгородской епархии. А ещё можно сказать, что Вы — администратор телеграм-канала «Читаем святых отцов». И, вот, как раз, про чтение святых отцов мы сегодня поговорим — как о том, что, в общем-то, это не предание старины глубокой, не просто древние авторы с первого... не знаю, с какого... по восьмой век... считаются святые отцы?
О.Максим:
— Мы, сегодня буквально, разговаривали о том, какие временные критерии устанавливать... я, как-то, для себя определил, что с III по XVI век, а дальше — мы просто переходим в русскую патрологию.
К.Мацан:
— Так... значит, с III по XVI век, и дальше — русская патрология. В общем, всё! Всё прекрасное святоотеческое наследие нашей Церкви.
Мне недавно встретилось такое название подкаста, который сделали два молодых богослова из ПСТГУ в Москве... как раз, тоже подкаста патрологического... мне кажется, прекрасное название: «Почитай отца».
О.Николай:
— О, чудесно!..
К.Мацан:
— Тоже — про чтение святых отцов!
Ну, вот... у Честертона есть такое выражение, что классики — это те, кого хвалят, не читая. А, вот, не получается ли так... начнём сразу с проблематизации нашу сегодняшнюю тему... что и святые отцы для современных православных верующих — такие классики?
Мы знаем, что можно часто, в какой-нибудь беседе или в программе, «ввернуть» цитату из святого отца... а ещё, что круче — это в каком-нибудь споре прибегнуть к авторитету святого отца. Вот, есть его точка зрения, и её можно аргументировать, потому, что, вот, так писал Златоуст, или Василий Великий, и так далее. И, как правило, эта цитата вырывается из контекста, и как-то используется, как дубина в разговоре.
Но являются ли святые отцы постоянными собеседниками нашими сегодня? Теми, к кому мы обращаемся часто, кого перечитываем?
Это ещё вопрос, связанный с тем, что писали они давно, и мы, может, об этом сегодня поговорим... переводы есть — не всех их произведений... какие-то переводы сделаны давно — переводы дореволюционные, и язык устаревший, хотя и русский, понятный.
Ну, вот, об этом сегодня поговорим.
Отец Максим, как Вы это видите?
О.Максим:
— Тут... Вы правильно заметили — есть две крайности. Кто-то боится, может быть, даже прикоснуться к авторитету святоотеческого наследия... ну, вот... это, такой, груз ответственности, да? То есть, те правила, которые святые отцы советуют, те советы, которые они дают — они кажутся... ну... почти, что, не исполнимыми.
К.Мацан:
— Хорошо... Отец Николай...
О.Николай:
— Ну, действительно, правильно подмечено. Есть люди, которые очень любят, как Вы заметили, «ввернуть» какую-то цитату, и, как правило, она может даже идти не всегда в общей канве жития этого святого, его... вообще... образа. И, более того, есть ещё и проблемы с переводами. Иногда, мы получаем основные знания о святых отцах, как раз таки, из непроверенных источников. И правильно было бы, что называется, найти оригинальный... там... томик... и найти эту цитату.
К.Мацан:
— По-гречески?
О.Николай:
— В том числе... есть переводы...
К.Мацан:
— По-латыни?
О.Николай:
— Есть переводы с греческого языка, и... ну, например, Иоанн Златоуст — он весь переведён на русский язык.
А мы, вот, погрешаем немножко этим: «Вот, как Иоанн Златоуст говорил...» — и кто во что горазд! И проверить-то — не проверишь... потому, что... давайте ссылку, какой том? У него ж сколько томов, там? Под тридцать, наверное...
И это очень удобно для ярых, вот, таких, любителей споров на православные темы. Да, действительно, как дубина — ею машут, и иногда это... больше вреда может принести.
Вот, замечательно отец Максим говорил... мы об этом, как раз, общались... что к святым отцам нужна какая-то решимость подойти. Вот, решиться познакомиться со святым отцом через его творения — побеседовать с ним. Мы, к сожалению... многие из нас... ещё не созрели для такого состояния духовного — проще махать, вот, этими «дубинами», этими цитатами.
К.Мацан:
— А что тогда значит — познакомиться со святыми отцами?
О.Максим:
— Познакомиться, мне кажется, со святыми отцами — это... ну, можно начать с малого. Можно выбрать себе какого-то одного автора, и начать его читать. Это — в прямой связи находится, на мой взгляд, ещё, вот, с чем.
Часто православные люди сетуют на то, что сегодня нет... как кому-то может показаться... духовных наставников «правильных», или таких, которые виделись бы правильными. Вот, если вас смущает современное духовенство, найдите себе святого отца по вкусу, и пусть он, может быть, на первых порах вашего воцерковления, будет вашим, как Вы сказали, собеседником и духовным наставником.
Святые отцы писали очень по-разному. Кто-то писал сложно, кто-то писал просто. Святитель Иоанн Златоуст переведён весь — совершенно верно отец Николай заметил. Но... писал он сложно ( на греческом ), и, на языке XIX века, он тоже переведён достаточно сложно. Его речь — витиевата. Поэтому, вот, если, например, святителя Иоанна Златоуста мы будем читать... может быть, его читать начинать с каких-то ярких отрывков — понятных. Вот.
Есть отцы, которых не почитаешь так, что книжку взял — и полкниги за вечер прочёл. А есть святоотеческие произведения, которые, действительно, можно читать по нескольку страниц... да хоть всю книгу сразу, если есть время. Мне такими отцами видятся — старцы Оптинские.
Когда-то, на заре моего воцерковления, были такие книжки замечательные — синие мягкие обложки — жития всех Оптинских старцев, и... вторая половина, либо окончание каждого тома — были наставления. То есть, достаточно объёмное житие — биография, и наставления. И, вот... ну... я все жития Оптинских старцев, в своё время, прочёл, и это было большое духовное удовольствие, большая духовная радость. Это — самое главное, что может и должно давать, в принципе, чтение, и, вдвойне — то, что может давать чтение святоотеческой литературы.
К.Мацан:
— А можете привести... вот, Вы уже начали об этом, отец Максим, говорить... какие-то, может быть, мысли... ну, или цитаты, которые лично Вас, в своё время, прям, вот, зацепили? Потому, что это позволяет проиллюстрировать ту мысль, что святые отцы, хоть и писали, может быть, давно, но, поскольку говорили о самом главном в человеке, говорили о человеке — вообще, о пути человека к Богу. И, вне культурного контекста, там есть вещи у отцов, которые... ну... касаются тебя сегодня.
Я почему ещё об этом спрашиваю? Потому, что, честно говоря, у меня, вот, этого опыта нет. Меня, в своё время, так... вот... в сердце поражали произведения более современные. Это был... там... Честертон, Льюис... это был владыка Антоний Сурожский — хотя, конечно, владыка Антоний начитанный в отцах был пастырь, и прибегал к именам, к суждениям святых отцов.
Но, вот... мне, поэтому, интересно услышать от людей, которые отцов по-настоящему читают, вот эту связь... когда, вот, ты читаешь у святого... не знаю... пятого... шестого... десятого века, и понимаешь: «Ну, это же про меня сейчас...»
О.Максим:
— Такой цитатой мне сразу вспоминается... Ну, во-первых... когда открываешь для себя мир святоотеческой литературы, первое, чего хочется найти, это ответ на вопрос: как мне своё христианство реализовывать, и в каких я отношениях с Богом?
И, вот, для меня такой цитатой, на всю жизнь которая мне запомнилась наизусть, была цитата святителя Григория Богослова. Очень пронзительная. Он писал так: «Если ты будешь низко думать о себе, то я напомню тебе, что ты — честная Христова часть, ты — созданный бог, через Христовы страдания идущий в нетленную славу».
К.Мацан:
— Потрясающе...
О.Максим:
— Вот, эти слова — они содержат все ответы на все вопросы. На мой взгляд. И, учитывая то, каким поэтическим даром, каким литературным даром обладал святитель Григорий Богослов — у него есть и проза, у него есть и стихи, у него есть и письма — вот, этого автора, мне кажется, даже через столетия, читать будет всегда в радость и с большим назиданием это можно делать для себя.
К.Мацан:
— А он переведён... хорошие переводы есть?
О.Максим:
— Есть два тома святителя Григория. Да, достаточно хороший по стилистике перевод. И есть целый ряд вспомогательной литературы, которая может помочь и ввести нас в тему.
Об этом тоже, мне кажется, стоит сказать — что чтение святых отцов можно начинать с книг о них самих.
О святителе Григории Богослове есть прекрасная книга митрополита Иллариона Алфеева «Святитель Григорий Богослов и православное Предание».
К.Мацан:
— Протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
Отец Николай, ну, а, вот, Вас какая цитата, что называется, перевернула?
О.Николай:
— Мне несколько цитат аввы Дорофея... вот, тоже пронзили, что называется, душу, и остались навсегда, вот, таким якорем, который всегда держит моё внимание. И, вот, я хотел бы сейчас прочитать...
Например: «Признак прилежного покаяния заключается в том, что человек почитает себя достойным всех случающихся с ним видимых и невидимых скорбей». Ну... сразу, как бы, и не поймёшь. Однако... вот, как я её понимаю.
Признак покаяния... то есть, то, что человек по-настоящему состоит в духе покаяния — в настоящем покаянии — то, о чём мы говорим на проповедях, читаем в Евангелии — вот, этот признак в том, что человек не ропщет от всех скорбей, которые с ним случаются.
Как, ведь, на самом деле, у нас бывает? Мы на исповедь ходим... там... несколько раз в месяц. Но только нам на ножку наступили... или, там... штраф пришёл... или несправедливо нас на работе поругали — и мы ропщем, мы гневаемся, выходим из себя. То есть, нас очень легко любой внешней скорбью, или каким-то... нехорошим событием, вывести из себя. А это, как раз, признак отсутствия покаяния.
Мы, если бы состояли в настоящем, таком, духовном делании, спасали свою душу по заповедям Христовым, мы бы всё — с благодарностью принимали!
Поэтому, вот, преподобный и говорит: признаком правильного состояния душа, признаком покаянного сердца будет, вот, это благодушное принятие всех... в том числе, даже скорбей. Ты должен почитать себя достойным. То есть — по делом, по грехам моим это со мной случилось.
То есть, вот признак правильной духовной жизни, и духовного состояния.
Вот, такой пример.
Ну, или ещё, вот, мне нравится... немножко витиеватое: «Преставший от гнева, убил памятозлобие». Вот, как это понять?
К.Мацан:
— Да, требует перевода... в том числе, просто, с русского на русский!
О.Николай:
— Да. А, вот, тот, кто перестал гневаться, он — прекратил памятозлобие... грех памятозлобия.
То есть, показана связка между гневом... страстью гнева... и злопамятством. А, ведь, действительно, она есть! Она, может быть, не очевидна — нам кажется, что она, может быть, даже и отсутствует... а они привязаны — два этих греха.
То есть, тот человек, который перестаёт гневаться — в нём затухает и страсть памятозлобия, злопамятства. Он прощает всех. Вот, как интересно!
И таких цитат, конечно, очень много! Они в нас — как якори... заставляют где-то остановиться, поразмыслить... да.
И, вот, мы говорили ещё... и не только, наверное, о святых отцах, может быть, нужно сказать, но и о подвижниках благочестия. Вот, такими... таким свойством, лично для меня, обладают письма Иоанна Крестьянкина тоже. Они заставляют остановиться, поразмыслить, подумать о многом...
К.Мацан:
— А есть среди современных более-менее авторов те духовные писатели, которые... ну, они не могут быть названы святыми отцами, в силу понятных причин, но мысль которых... как бы... ну... конгениальна святым отцам? То есть, мысли которых являются неким продолжением этой традиции? Вот, ты можешь читать современного какого-нибудь подвижника — с Афона, или ещё откуда-то — и понимать, что, вот, это, вот... он мыслит в святоотеческом духе.
О.Николай:
— Вы имеете в виду ныне живущих, или...
К.Мацан:
— Ну, либо ныне живущих, либо недавно от нас ушедших... как, например, Паисий Святогорец...
О.Николай:
— Конечно... Первый человек, которого я бы назвал — это, недавно канонизированный всё же, но всеми нами любимый, и наш современник — архимандрит Софроний Сахаров. Вот, его слог, и его стиль мышления — он, действительно, в русле святоотеческой традиции. И то, что отец Софроний написал о преподобном Силуане — это же тоже дар Божий! В простом монахе его ученик увидел святость, и смог её изложить... литературно...
К.Мацан:
— А Вы знаете... вот, очень интересный вопрос — как раз, к тому, о чём Вы говорите...
Я очень благодарен, что Вы отца Софрония здесь упоминаете, и преподобного старца Силуана, и всю эту линию... как раз, вот, о чём мне интересно спросить...
А, вот, как Вы... скажем так... определяете, что, вот, этот автор — вот, он в русле, в духе святых отцов?
Понятно, что критерий — он очень тонкий, и ссылок на отцов недостаточно в тексте, чтобы... конечно, можно ссылаться на отцов, но мыслить как-то по-иному. А, вот, что даёт Вам, читая текст, допустим, отца Софрония, почувствовать, что — да, это приток той же реки, что и святые отцы Вселенской Церкви. Вот, в чём эта... есть ли у этого признаки? Это, в том числе, вопрос для нас, для читающих — для мирян, которые открывают книгу и пытаются... как бы... к ней примериться.
И, понятно, что в случае, допустим, со старцем Софронием — тут уже просто его имя известное, авторитетное даёт некое понимание, что — да, это стоит читать, этому можно верить. Но есть другие авторы, может быть, менее, скажем так, известные...
Вот, мы книгу открываем... как нам... через что нам почувствовать, что — да, это русло той же реки... приток той же реки святых отцов?
О.Николай:
— Мне, вот, кажется, что между строк можно почувствовать то — является ли то, о чём он говорит, опытом его личной духовной жизни, либо это... может быть... так, вот... теоретический разговор.
Вот, нечто похожее можно сказать и о священниках. Ну, давайте, так, вот... что называется, по-честному, да?
К.Мацан:
— Давайте, по-честному...
О.Николай:
— Бывает, в храме слушаешь проповедь — и не задевает. Потому, что звучит — от головы, от ума, от образованности. Это тоже хорошо, это тоже правильно...
О.Максим:
— Это — ты мои проповеди когда слушаешь, такое...
О.Николай:
— Это я когда себя переслушиваю...
К.Мацан:
— Тонкая священническая ирония.
О.Николай:
— Да... вот. А бывает... вот, мы же тоже бываем в разных храмах, и в епархиях разных, по разным случаям, событиям... и слышишь — может быть, даже где-то не такая уж искусная, не какие-то, там, замудрёные мысли, слова, но простая речь батюшки, который этим живёт — она гораздо сильнее и быстрее тебя зацепит... простите... и она — откликнется. Потому, что это — личный опыт его духовной жизни. Это — опыт его переживания Бога, Церкви, молитвы... может быть, борьбы со страстями.
И мне кажется — это критерий, и он заметен. Когда ты читаешь, где человек рассуждает теоретически — это сразу понятно.
Мне кажется ещё... добавлю... и, может быть, отец Максим тоже добавит...
К.Мацан:
— Да-да-да...
О.Николай:
— Мне кажется, что здесь ещё есть какое-то дерзновение... не дерзость, а дерзновение. Святые отцы всегда говорят с дерзновением — потому, что они знают, о чём говорят. Они к этому прикоснулись.
К.Мацан:
— Отец Максим, добавите?
О.Максим:
— Вот, да... продолжая мысль отца Николая, я бы её перевёл в русло, как раз таки, литературного жанра — из житейского...
Палитра красок святоотеческих произведений, или произведений авторов, которые писали в русле святоотеческой мысли — она очень широка. И — кто-то писал возвышенно, как отец Софроний... у него, конечно же, уникальный литературный дар — написать о старце Силуане, изложив его опыт — и простым языком, и возвышенно-богословским — это далеко не каждому дано.
Когда же открываешь, например, наставления преподобного Макария Оптинского — тоже недавно канонизированного... старцы Оптинские совсем недавно, сравнительно, канонизированы — это такая простота! В его письмах. У него прекрасные письма — и к мирянам, и к монашествующим. Иеросхимонах Макарий Иванов — преподобный Макарий Оптинский. И в этой простоте, как бисер, просто, рассыпано... он очень много читал святоотеческой литературы, отец Макарий. И он постоянно советует: «А ты, вот, это у Исаака Сирина почитай... а ты, вот, это у аввы Дорофея почитай... а, вот, это — у Диадоха Фотикийского возьми...» — и, когда прикасаешься к этому, думаешь: «Ничего себе...» То есть, просто, просто, просто... а потом — раз, и тебя в этот водопад святоотеческой мысли он просто вводит. И это всё — с огромной любовью ещё!
Таким же простым по передаче смыслов был, конечно же, святитель Феофан Затворник, который был очень образованным человеком, но умышленно писал всегда очень просто — его в этом даже упрекали. Что святитель Феофан умышленно просторечиями, там, где-то пользуется. Но, конечно же, мы понимаем, зачем он это делал. Чтобы... вот, то, с чего мы начали — чтобы люди не боялись читать духовную литературу. Потому, что у нас очень часто это опасение — есть: «В Евангелии ничего не понятно, а у святых отцов — тем более...» Я такое слышал утверждение.
Потому, что: человек, просто, не с той книги начал. Он взял, может быть, Григория Паламу — «Письма к священно безмолвствующим»... там, правда, много непонятного, и...
К.Мацан:
— Причём, на греческом взял, и ничего не понял...
О.Максим:
— ... да, причём, на греческом... А можно было взять письма отца архимандрита Иоанна Крестьянкина, да? И практика духовной жизни... церковной... тебе бы была понятна, и ты бы понял суть, смысл наставлений отца Иоанна: соборуйся, Причащайся почаще. Вот, это — та мысль, которая у отца Иоанна Крестьянкина звучит почти в каждом письме.
К.Мацан:
— Знаете... вот, тут, как раз, хочу спросить... я сейчас попытаюсь вопрос сформулировать... начну с такой маленькой истории.
Мне однажды доводилось беседовать с монахом с Афона — мы беседовали по-французски... по-моему, он был сам грек, но... вот... общий язык у нас оказался — французский. И он был учеником старца Паисия Святогорца — он с ним был знаком, и... как-то, вот... я даже не знаю, в каких они, там, были формализованных отношениях, но он с ним много общался.
Он рассказывал, что когда у него — у моего этого собеседника, монаха — был выбор: жениться, или, всё-таки, в монастырь, он пришёл к старцу Паисию, и тот говорит: «Ну, пойдём к Богородице, спросим».
И, вот, старец Паисий идёт к Богородице — рассказывает мне мой собеседник, — и говорит: «Подожди... я не могу пойти с пустыми руками...» — он побежал и нарвал цветов.
И, вот, к какой-то иконе Богородицы пришёл с цветами. Говорит: «Как я могу пойти к Божией Матери без подарка?» — и, вот, он положил эти цветы, и спрашивал... и плакал... и плакал... и плакал... и плакал... Так мой собеседник это пересказывает.
То есть, такое... какое-то... горение веры в старце Паисии, в этом рассказе моего собеседника было.
Я о чём тогда подумал? Что, вот, этот пятитомник Паисия Святогорца — замечательнейший сборник наставлений — всё же, рисует несколько иной портрет старца Паисия. Там, скорее, отец Паисий... такой... вот, он даёт некие моральные наставления, как правильно жить. И огромному количеству людей эти книги помогают, и помогали, и будут помогать. Но, вот... какого-то, такого... живого, человеческого... если угодно, экзистенциального опыта — в этих наставлениях, может быть, не так он проявлен.
Я к чему этот пример привожу? Мне кажется, мы, иногда, и к святым отцам подходим именно с желанием там найти практические советы — вот, наставления: как делать, как не делать, как отвечать, как поступать... то есть, мы немножечко остаёмся в области... такого... сугубо этического поведения. А можно ли там искать... ну, вот, этого... опять же, это слово философское плохое повторю... экзистенциального какого-то переживания? Увидеть там рассказ, как человек Богу предстоит, и себя перед Богом находит, осмысляет... вот, тем самым опытом — делится?
Что вы об этом думаете?
О.Максим:
— Мне кажется... вот... та отрасль святоотеческой литературы, которая помогла бы нам ответить на эти вопросы — это переписка святых отцов. Даже, может быть, не с духовными чадами, а со своими друзьями.
Вот, мне на ум сразу приходит... по-моему, 4-й или 5-й том из собрания сочинений митрополита Филарета Дроздова — у него целый том переписки с его другом архимандритом Антонием Медведевым, наместником Троице-Сергиевой лавры. Оба — канонизированы сегодня. Антоний был наместником, митрополит Филарет был его непосредственным начальником, настоятелем Лавры, митрополитом Московским, и они дружили всю жизнь. И переписывались. Из Посада — в Москву, из Москвы — в Посад... эти письма шли. И они затрагивали очень многие вопросы и житейского плана, и духовного устроения.
И, вот... трогательно очень... мне одна строчка запомнилась. Лично Серафима Саровского Филарет Дроздов не знал, а отец Антоний с батюшкой Серафимом был знаком лично, и тот ему очень сильно помог. И, в одном из писем, святитель Филарет пишет: «Отцу Серафиму кланяйтесь...»
А история помощи... я просто её не могу не рассказать... она рисует преподобного Антония Медведева очень живым человеком...
К.Мацан:
— А, вот, тут мы сейчас подвесим интригу, и, после небольшой паузы, к этой истории вернёмся!
Я напомню: сегодня в «Светлом вечере», с нами и с вами, наши гости из Белгорода — протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол.
Вернёмся скоро — не переключайтесь!
К.Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.
У микрофона — Константин Мацан.
В гостях у нас сегодня — протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, администратор телеграм-канала «Читаем святых отцов», и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол.
Мы сегодня говорим о чтении святых отцов, как ни парадоксально, и, вот, отец Максим, мы Вас прервали на самом интересном месте...
О.Максим:
— История...
К.Мацан:
— Помощь от преподобного Серафима Саровского.
О.Максим:
— Архимандрит Антоний Медведев, будучи молодым иеромонахом, имел, как бы мы сегодня сказали, одну фобию — он боялся умереть рано, боялся, что он умрёт молодым, и эта мысль не давала ему покоя. Хотя, казалось бы... монах — какая разница, когда умирать. Но, вот, это в нём застряло, и это мешало ему жить, воспринимать адекватно окружающую действительность. И он об этом поведал преподобному Серафиму, которого посещал в Саровском монастыре.
И отец Серафим ему сказал — буквально, как, вот, Господь говорил апостолам: «Не бойтесь!» — так он и отцу Антонию сказал. Господь, через преподобного Серафима: «Не бойся! Умрёшь настоятелем большого монастыря!» — и страх отца Антония как рукой сняло.
И все мы знаем, чем закончилась эта история — действительно, архимандрит Антоний Медведев стал... ну, не настоятелем — наместником... но, фактически, настоятелем Троице-Сергиевой лавры, и скончался, наполненный днями, много лет потрудившись на благо Церкви, обители, и достигнув святости.
К.Мацан:
— Отец Николай... вот, я, в прошлой части, задал вопрос об этом... об этих разных аспектах святоотеческих текстов. Есть аспект такой, вот... дидактический, в нормальном смысле слова...
О.Николай:
— Да, конечно...
К.Мацан:
— ... отцы учат нас, из своего опыта, как поступать... там... как каяться, как Причащаться, как смиряться, как бороться со страстями, и так далее. А есть, помимо этого, аспект... ну... такой... человек перед Богом...
О.Николай:
— Да...
К.Мацан:
— ... себя осмысляет. И мы, читая об этом тоже, можем как-то к себе это применять, и идти, может быть, куда-то глубже, чем просто образцы поведения — к какой-то своей внутренней сердцевине.
О.Николай:
— Ну, вот, мне вспоминается святитель Игнатий Брянчанинов, который пишет... кажется, так и называется: «Размышление в зимнем саду». Вот, он гуляет по саду... он был, как мы помним, архипастырем на Северном Кавказе... и, вот, видимо, глубокой осенью уже, или, может быть, зима наступила в этих краях — он видит, как опала листва, как замерли и застыли в этом сне деревья... и он размышляет, что — вот, природа, на время, как будто бы умирает, но весной она оживёт, она воскреснет. Да... и эти размышления наводят на мысль, что так же и мы, люди, проживя своё лето... помните, да?... «вот, и лето прошло...»... потом наступает наша осень... потом смерть... но впереди — весна, которая нас в воскресении всеобщем ждёт.
Вот, такие, вот... размышления о природе, казалось бы, но с выводом для назидания для души.
Или, вот... предположим ещё — святитель Григорий Богослов меня очень удивил — он, ведь, ещё и поэт, не только богослов. Он — замечательный поэт, и, в одном из своих, как раз, поэтических произведений... там тоже что-то связано с природой... я не вспомню дословно, но он восхищается ручьём, рощей... и где-то он задаёт такие вопросы, которые меня даже немножко удивили. В этой поэзии задаётся, что — ну, неужели, вот, это всё создано не для нашего спасения? Неужели, вот, оно... как бы... нас не вовлечёт в замысел Божий, в красоту Божьего мира?
Ну, то есть, его, как святителя Христова, волнует везде — даже, вот, в проявлении красоты мира — волнует, вот, этот момент: приведёт ли он человека к восторгу? Наблюдая творение, прославит ли тварь Творца? И так это интересно, витиевато он описывает!..
Почему я сказал, что меня удивило... потому, что — вот, и в нём эти вопросы живут... значит, и в его современниках были атеистически, видимо, настроенные люди... или индифферентно — то есть, которые просто равнодушны были: «Ну, Бог создал... или не Бог... или само...» — его это волнует! Он удивляется, как можно, вот, это всё наблюдать, созерцать, и не увидеть в этом руку Творца?
Ну, и, конечно, наверное, вот... по части эмоций, по части личного переживания, вот, этого горения перед Творцом, перед Господом... ну... мне кажется, всё-таки, это — апостол Павел.
Да, конечно, он не относится, в рамках нашей беседы, к жанру святоотеческой литературы, но, всё же, то, как он перед Христом предстоит, как он пишет... да?
Там... «трижды я молил Господа, чтоб Он... там... некую болезнь мою... а Господь мне ответил...» — вот, это дерзновение перед Богом... и апостол Павел не боится об этом говорить — меня всегда это удивляет в его Посланиях.
Или, как, вот, он эмоционален, например... вот, этот... человеческий облик мы видим в нём... да... когда он к галатам пишет: «Вот... несмысленные галаты! Кто вас заколдовал? Я два года прожил у вас, а вы взяли и отвернулись вновь от христовой истины, вновь ушли в своё язычество...» — как он эмоционально это пишет! Я даже скажу, что наш синодальный перевод немножко загладил углы...
К.Мацан:
— Да? А как там, в оригинале?
О.Николай:
— Там, в оригинале, есть вещи... очень, такие... жёсткие для слуха... я приводить не буду!
К.Мацан:
— То есть, он жёсткие эпитеты для галатов...
О.Николай:
— Для галатов...
К.Мацан:
— ... подбирает?
О.Николай:
— ... совершенно верно... он их там чихвостит, простите за просторечие, достаточно хорошо!
Или, там... мы видим в нём заботливого отца... вот... такого... духовного отца: «Чадо Тимофее...» — да? И, вот, это: «Пей, вот, это снадобье, ради твоего больного желудка...» — вот, удивительные вещи... вот, так открываются личные какие-то стороны тех людей, которых мы считаем великими святыми.
К.Мацан:
— Вы сейчас, когда говорили про святителя Григория Богослова, про то, как он, созерцая творение вокруг себя, задаётся вопросом — ну, не может же это всё быть не ради нашего спасения? — я подумал, для себя тоже, о том, что... вот, что такое в жизни... о мире... о мышлении об этом мире... святые отцы нам, сегодняшним, могут открыть? Это, вот, христоцентричность. То есть, размышляя о любом явлении мира, ты, так или иначе, мыслью, вслед за отцами, можешь взойти ко Христу.
Вот, как у того же, уже упомянутого сегодня, Честертона, который никак к святым отцам не принадлежит — к этому разряду мыслителей, — есть такое забавное выражение. Он говорит: «Защищая христианство, я могу начать с любого места: могу с репы, или с такси начать — и всё меня приведёт к защите христианства!»
Вот, так же и отцы нам показывают, как можно размышлять о мире, видеть мир, и восходить мыслью, душою ко Христу. Не просто к этике, не просто к тому, как воцерковляться, а к Тому, вокруг Кого всё строится, и без Кого вообще невозможно то, о чём мы говорим.
Вот, как Вы это чувствуете?
О.Николай:
— Абсолютно с Вами согласен, и это нужно всегда иметь в виду, когда мы читаем, что... когда святые отцы пишут о покаянии, об изменении, о покаянии и изменении — это путь. И не надо думать, что это только лишь цель.
Вот, покаяние, изменение, ощущение своей греховности, ощущение необходимости менять свою жизнь — это путь. Путь ко Христу.
В чём таится опасность, когда мы берём святоотеческие произведения... ту же Лествицу, например, да? Или каких-то ещё отцов-аскетов. Мы забываем о цели, зачастую, и концентрируемся на пути. И путь у нес тоже получается не прямой. Потому, что очень легко, читая о покаянии, себя загнать совершенно не в тот угол — и покаяния не достичь, но стяжать себе какой-нибудь невроз-психоз, и ко Христу не придти.
Вот, этот баланс — он обязательно должен быть. Что отцы, конечно же, учителя покаяния, но — и для отцов, и для нас — всегда там, в конце нашего пути ( или в начале, да?... Альфа и Омега... ) нас ждёт Христос. И, вот, мы к Нему идём. А святые отцы уже этим путём прошли, и они нам могут показать, как этим путём идти. А не просто копаться в своих прегрешениях и не видеть выхода. Отцы — показывают выход. Они не просто указывают: посмотри, какой ты грешник, и, в ужасе, вообще ничего не делай...
Очень, в этом смысле, поучительны наставления преподобного Антония Великого, и, вообще, Древний патерик в целом. Это, конечно же, очень аскетические произведения, но, вот, в наставлениях преподобного Антония Великого всегда видится настоящий христианский оптимизм.
К.Мацан:
— Ну, вот... отец Максим, мы Вас представляли сегодня, как администратора телеграм-канала «Читаем святых отцов». Наверняка, у Вас есть какое-то общение с прихожанами, с людьми, с которыми вы вместе обсуждаете прочитанное.
По Вашему опыту, что цепляет людей? Какими реакциями они делятся? Были ли какие-то... не знаю... людьми совершённые открытия из чтения святых отцов, которые для Вас самого оказались неожиданными? Надо же, как, вот человек... вот, ему, в его ситуации, вот, так святой отец ответил — и что-то случилось...
О.Максим:
— Для меня такого рода открытием было то, как мои прихожане отреагировали на чтение вслух Великим постом — после Богослужения мы читали Исповедь блаженного Августина.
К.Мацан:
— Вот, это — да!
О.Максим:
— Мне казалось, это будет очень сложный текст. Когда я читал его несколько раз про себя, мне он казался серьёзным и сложным текстом для понимания. Когда я начал читать вслух... ну, может быть, Господь так открыл всем нам... оказалось, что — настолько увлекательно, и настолько всё понятно... и блаженный Августин, который многим прихожанам, честно скажем, может быть, и не знаком, потому, что, в русской традиции, особенно люди маловоцерковлённые, больше призывают Николая Чудотворца, писаний которого не сохранилось, а блаженный Августин — вот, он... святой без знака, да? Говоря языком Литургики. Ему — самая простая служба даже служится, накануне дня его памяти.
И, вот, когда мы начали читать — вот, блаженный Августин стал, таким, нашим общим другом и наставником. И многие прихожане, с большой радостью для себя, открыли этого автора.
Ну, и, конечно же, я делюсь своими любимыми книгами. Это, что касается... как на канале, так и в своей приходской практике... у меня в храме висят две иконы — преподобного Силуана Афонского и преподобного Софрония Сахарова, его ученика — по одну, и по другую стороны Креста Христова. И я часто цитирую книгу «Старец Силуан», и всем своим прихожанам, друзьям, знакомым советую её читать.
И, говоря... вот... современным языком... как формировать контент канала «Читаем святых отцов» — на первоначальном этапе, он так и формировался. Я читал какие-то... перечитывал даже какие-то произведения, и просто выкладывал отрывки... постепенно... от начала и до конца — те отрывки, которые мне понравились. Это нашло какой-то ответ, и, вместе со мной, эти отрывки читают другие люди, чему я очень рад.
К.Мацан:
— У меня был такой случай. Я, на одном мероприятии, где было много священников, выступал, и, после выступления, ко мне подошёл один из присутствующих священников, и... так это... по-отечески, спросил: «Что Вы сами читаете?» Я что-то начал говорить... «А, вот, есть ли у Вас какое-то... вот, назовите одного автора, которого Вы бы хотели освоить, но пока ещё не успели...» Я, так, подумал, подумал... секунду... и, чтобы казаться очень умным, сказал: «Ну... Григорий Богослов». Но что мне мой собеседник... так... меня немножко по плечу похлопал, и говорит: «Ну, не самый простой... не самый простой... не самый понятный. Не рассчитывайте, что Вы быстро его поймёте!»
Отец Николай, Вы так много сегодня упоминали святителя Григория Богослова... а... нет такой проблемы? Что он — не самый простой...
О.Николай:
— Он, действительно, не самый простой. Всё-таки, IV век... и витиеватый греческий язык... ещё, вот, этот стиль «византизм», когда, чтобы докопаться до мысли, нужно очень много прочитать того, что мы сейчас, в нашем обиходе, назовём «водой»...
Действительно, там... нужно подбираться. Это же — стилистика того времени... и нрав, и литературный жанр, вкус того времени — он требовал, вот, такого... витиеватого...
К.Мацан:
— В общем, такая риторика, своего рода...
О.Николай:
— Риторика... да. Вот... Но правильно, в этом смысле, пользоваться «Лествицей», как некоей квинтэссенцией... выжимка, где уже всё предельно сжато, и разбито даже на некоторые... ну, мы сами, когда откроем оглавление, видим — главы, на какие-то темы... вот.
Вы знаете, я хотел обратить внимание... мы, в самом начале, об этом вскользь упомянули, что сегодня мы все пользуемся интернетом, и, конечно же, большуя часть, наверное, текстовых каких-то вещей... текстовой информации — получаем, как раз таки, оттуда.
Не так давно, мне супруга пересылает такой, вот, пост из якобы православного телеграм-канала, и там пишется: «Пять вещей, которых больше всего боятся бесы». И, вот... мы сегодня говорили, что всё христоцентрично. И я, когда матушка мне переслала, и говорит: «Как к этому относиться?» — я говорю: «Матушка, ну, давай размышлять. Ну, неужели ты думаешь, что святые отцы, вот, сидели и думали: а чего же боятся бесы?...»
К.Мацан:
— Топ 5! Это — берём... это — вычёркиваем... этого не боятся... а это, давай, включим...
О.Николай:
— Где и когда в Писании мы найдём, чтобы апостолы, или евангелисты, увлекались, вообще, мыслью: чего же боятся бесы?
О.Максим:
— Я знаю только один... у меня в топе только одна строка, чего боятся бесы — человеческой смелости. «Противостаньте диаволу — и убежит от вас».
О.Николай:
— Вот. Апостол Павел.
И... понимаете... наше... я к чему хочу подвести...
Я тоже веду телеграм-канал, одноимённый... там... «Священник Николай Дубинин»... и мы, с подписчиками, очень часто об этом рассуждаем в комментариях.
Наши, может быть, не знакомые со святыми отцами, подписчики, наши прихожане — они не понимают, где правда, где ложь. Как, вот, этот дух святых отцов, Дух Божий, который их устами говорил, отделить от тех плевел, которых очень много в интернете?
И, вот, чтение святых отцов — оно прививает вкус. Но никто из святых отцов не озадачивался мыслью: чего, на самом деле, боятся бесы? Это, вообще, вектор не туда! Так не мыслили ни авторы Библейских книг, ни сами святые отцы. Нас вообще это не должно интересовать! И волновать. Нас должен интересовать только Господь наш Иисус Христос, и то, как мы Ему можем послужить, и как мы можем ближе и теснее к Нему приблизиться. А не то, чего боятся бесы.
К.Мацан:
— Протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
Знаете... вот... я вспомнил анекдот такой, когда приходит женщина на исповедь к священнику и говорит: «Батюшка, каюсь в том, что не понимаю концепцию неопатристического синтеза», — на что священник отвечает: «Замуж, дура! Срочно замуж!»
Вот, я почему это вспомнил...
О.Максим:
— А я знаю продолжение...
К.Мацан:
— Та-ак...
О.Максим:
— У этого анекдота есть продолжение... это реальная история!
Девушка этому батюшке ответила: «Не знаете, так и скажите — об этом тоже можно поговорить».
К.Мацан:
— Тоже хорошо! Ну, вот... давайте, об этом поговорим! В каком смысле об этом можно поговорить?
О.Максим:
— Об этом можно поговорить в том смысле, что нам, священникам, обязательно нужно постоянно повышать свой образовательный уровень. Потому, что нас может очень сильно удивить то, какую литературу читают наши прихожане.
Я однажды приехал домой к родителям — половина моей семинарской библиотеки осталась там, в родительском доме. Смотрю, бабушка читает книжку. Подхожу поближе: Глубоковский, «Благовестие христианской свободы в послании апостола Павла к галатам»! Я — не читал! Она просто стояла. Грешен, каюсь. Вот, а моя бабушка — читала. Половину прочитала!
К.Мацан:
— Глубоковский — это профессор Московской Духовной Академии, да? Если я не ошибаюсь... Московской же, да?
О.Максим:
— Да, да...
К.Мацан:
— Который, по-моему, философию преподавал там...
О.Максим:
— Да.
К.Мацан:
— Это, по-моему, первая половина XIX века, если я не путаю...
О.Максим:
— Да. Или середина.
К.Мацан:
— Да, это XIX век. Просто, серьёзная, такая... очень специальная работа.
О.Максим:
— Разговариваем с прихожанами — я часто слышу о том, что сегодня много чего читают люди, и у них возникают вопросы. Поэтому... ну... про неопатристический синтез тоже можно поговорить — там, на самом деле, всё просто достаточно... но нужно быть готовым к этим вопросам. Потому, что очень часто и собратья наши, священники... я помню... диалог у меня был с одним батюшкой... он: «Читайте святых отцов... читайте святых отцов...»... я говорю: «А Вы сейчас — какого читаете?» — и он замялся.
То есть, не надо клишированно самому мыслить. Ты, если говоришь «читайте святых отцов» с амвона, ты сам начинай тоже, по-честному, их читать.
О.Николай:
— Мне похожая история вспомнилась.
Я служил в Дагестане — была миссионерская командировка полугодовая. Есть там село Тарумовка — такое замечательное село... и у нас была встреча с местными жителями, православными, в местном Доме Культуры.
И тут — тоже рука из зала: «Батюшка, как Вы смотрите на проблему спора между Иоанном Златоустом и Кириллом Иерусалимским?»...
О.Максим:
— Александрийским, наверное...
О.Николай:
— Да... да-да... и меня поразило то, что... вот, далёкий от нас... там... IV-V век... ну, они немножко там с разницей жили, но... Просто, Кирилл Александрийский постоянно критикует Иоанна Златоуста. Ему принадлежит такая фраза, очень жёстокая: «Если Иоанн — епископ, то почему Иуда — не апостол?»
И меня удивило то, что простой житель села в Дагестане, действительно, этим интересуется — это важно!
Ведь... то, о чём мы чуть ранее говорили... у нас же есть свой образ святых — что, вот, они величественные, им все человеческие эмоции чужды... а тут — раз, и узнаёшь, что два светильника древней Церкви, оказывается... там... друг друга — не понимали! Ну, в частности, Кирилл Александрийский не любил святителя Иоанна Златоуста. Вот, как бывает!
И мне это запомнилось тоже.
К.Мацан:
— Это очень интересная тема, на самом деле, о которой я тоже хотел спросить.
Вы совершенно справедливо отмечаете, что у нас есть такой понятный... ореол такой... пиетет по отношению к святым отцам, и совершенно обоснованный — тут нет никаких сомнений. А, вот, где ещё, в каких примерах в их писаниях можно увидеть их, как... вот... живых людей?
Пример спора знаменитого Иоанна Златоуста и Кирилла Александрийского — один пример такой. Вот, живые люди — они могли не соглашаться друг с другом. А, вот — ещё?
Я слышал... если я не ошибаюсь... что святитель Василий Великий долго, как бы, упрашивал Григория Богослова стать епископом...
О.Николай:
— Там обида была потом...
К.Мацан:
— ... потому, что... нужна помощь была, вообще, в работе, что называется! А, вот, будущий Григорий Богослов... как-то... не стремился слишком сильно. Тоже, такая, человеческая черта, вот... которая показывает, что они шли путём... они жили, они творили, они работали... у них что-то не удавалось, что-то удавалось... в чём мы ещё это видим?
О.Максим:
— В чём это может проявляться? Вот, я уже сказал, что это — переписка, и... конечно же, нужно читать жития святых. Вот, какие-то яркие эпизоды из житий святых — они, как раз таки, показывают жизнь святого человека в динамике. Культурно-исторический контекст — то, что мы говорим на «умном» языке — обязательно о нём нужно помнить. Что святые жили в конкретное время, в конкретном месте, и конкретно себя проявляли по тем или иным проблемам.
Мне почему-то вспоминается, вот, такой эпизод из жизни преподобного Льва, старца Оптинского.
Старчество не сразу прижилось в русских монастырях. Преподобный Паисий Величковский... Афон... Молдавия... его ученики долго искали монастырь, пока не пришли в Оптину Пустынь, и старец Лев много претерпел на каком-то этапе своей жизни за такое духовное попечение над своими духовными чадами. Его упрекнули даже однажды в неправославии. А он был человеком незаурядных качеств — он и пел, и дрова колол... в одном из монастырей, в которых он жил, он выполнял все послушания! То есть, с утра и до вечера. Он утром пёк просфоры, а вечером шёл на клирос петь — был всесторонне одарённым человеком.
И, вот, он уже иеромонах, его упрекают в неправославии, и в монастырь приезжает епископ. Он говорит: «Отец Лев, како веруешь?» А он отвечает: «Вам, владыко, по-московски, или по-киевски?» Ну, тот: «По-московски». И — старец, на московский мотив, Символ веры начинает петь.
То есть, такое, живое восприятие своей же веры, и адекватное восприятие действительности.
О.Николай:
— Ну, или, вот — такая же ситуация!
XIX век, святитель Филарет Московский, Дроздов. По прошествии многих уже лет жизни, будучи в сане митрополита Московского, приезжает в один из приходов, где служит священником протоиерей — тот самый его сокурсник по семинарии, который его больше всех шпынял... там... толкал... издевался... когда они ещё учились в семинарии. И, вот — тут такая, вот, ситуация! Этот — маститый протоиерей, и у него в гостях — сам митрополит Московский Филарет.
И, остановившись около окошечка, святитель проводит пальцем по подоконнику, и показывает этому протоиерею — пыль. И говорит: «Что — сие?»
Оказывается, что, вот, этот самый протоиерей, будучи студентом, изподтишка бил или толкал святителя будущего, и задавал вопрос: «Что сие?» — как бы... да?
Вот, так, вот — прошло время, и святитель Филарет припомнил... Понятно, что это было, может быть, с любовью... или просто... там... чтоб паузу заполнить, да... но, вот, это тоже показывает живость характера. Он его не снял, там... никак не наказал... но, вот, так напомнил. Может быть, для покаяния — чтоб человек вспомнил, и неуврачёванные грехи, вот, свои принёс на исповедь.
К.Мацан:
— Я почему вспомнил про эту концепцию неопатристического синтеза... вот, к чему.
В ХХ веке были мыслители русские... там... отец Георгий Флоровский, Владимир Николаевич Лосский, отец Иоанн Мейендорф... которые выступили в богословии с некоей программой того, что нужно не просто об отцах читать, не просто читать их, а мыслить, как бы, изнутри них. Прочитать — и начать мыслить по-отечески. В богословии. Они говорили о науке, в основном.
Но если это перенести на область нашей обычной жизни — вот, чтобы мы читали не об отцах, не просто ознакамливались с тем, что они писали, а пытались жить и мыслить «через» них. Как бы, усвоить себе принципы их видения мира, их отношения к своей вере, к Богу, и начать это практиковать. Вот, что бы это было? Что значит в этой ситуации мыслить «через» отцов, изнутри их видения мира, изнутри святоотеческого наследия?
О.Максим:
— Спасибо, Константин, что Вы вспомнили о таких замечательных авторах, как отец Иоанн Мейендорф, отец Георгий Флоровский...
Да, у них был тезис «Вперёд, к отцам!» То есть, они говорили, как раз, о том, что чтение святоотеческой литературы — оно способно сформировать вкус. Как чтение, скажем, литературы какого-то другого жанра... там... более лёгкого — оно тоже формирует вкус, и этот вкус не всегда — самый лучший.
Поэтому, чтение святоотеческой литературы — оно способно сформировать хороший литературный вкус. И, в этой связи, если говорить о советах... мне кажется, не стоит бояться брать даже какие-то самые простые учебники по той же Патрологии, и не будучи студентом Духовной семинарии. Вот, для меня такой книгой является универсальный учебник отца Иоанна Мейендорфа «Введение в святоотеческое богословие». Прекрасно составленный, под одной обложкой — все основные авторы: краткое житие, основные богословские взгляды и цитаты святоотеческие. То есть, прочитав эту книгу, вы, дорогие друзья, наши слушатели, можете себе составить представление о том, каков он — дивный мир святоотеческой литературы.
К.Мацан:
— Мне, в своё время, эту книгу — «Введение в святотеческое богословие» отца Иоанна Мейендорфа — подарил один очень опытный, такой, церковный миссионер, публицист, со словами: «Это — чтобы поставить вкус!»... Чтобы сформировать вкус...
О.Николай:
— Класс!
О.Максим:
— Ну, вот, видите!
К.Мацан:
— Отец Николай... а, вот, Вы как на это смотрите?
О.Николай:
— Вы знаете... вспоминаются слова Господа нашего Иисуса Христа, который говорит ученикам: «Я пошлю вам Духа, и Он вас наставит на всякую истину».
Ученики, конечно, были озадачены: как же записать все изречения Христовы, как их транслировать, передавать и проповедовать? А Господь утешает: придёт Дух Святой, Он напомнит, и через Него всё явится.
Так, вот... отвечая на вопрос, как нам быть... как нам «изнутри» святых отцов понимать, нам нужно быть в этом Духе. Только причастность Духу Святому — тому Духу, в котором сами святые отцы пребывали — и есть главное условие, которым мы будем их понимать, и, через это условие, мы будем созидательно их читать. Не просто, как некий набор информации, как архаичный... там... стиль, или жанр... там... какого-то века, а, именно, действительно, проживать, сопереживая, и, на личном опыте, применяя всё, о чём пишут святые отцы.
Потому, что, в первую очередь, их творения — это плод их духовной жизни. Это — их реальный опыт святой жизни. Так, что — нам нужно быть в этом же Духе.
К.Мацан:
— Спасибо огромное! Вот, это — прекрасные слова для завершения: что чтение отцов — это не просто про чтение, а — про жизнь.
Ну, я, может быть, со своей стороны, уже совсем как постскриптум, вспомню о книге Сергея Иосифовича Фуделя, которая так и называется «Путь отцов» — это, такая, антология выписок из святых отцов. Объединены эти выписки в темы в различные. Я часто эту книгу слушаю в программе «Родники небесные», которая по будням в одиннадцать вечера на Радио ВЕРА идёт — это тоже, мне кажется, такое... прекрасное введение... в само это миросозерцание.
Спасибо огромное!
У нас сегодня в гостях были: протоиерей Максим Горожанкин, председатель миссионерской комиссии Белгородской епархии, администратор телеграм-канала «Читаем святых отцов», и священник Николай Дубинин, настоятель храма Феодора Стратилата в городе Старый Оскол.
У микрофона был Константин Мацан.
Спасибо! До свидания!
Все выпуски программы Светлый вечер
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Поделиться
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
Поделиться
о. Макарий Маркиш
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер
