Светлый вечер с Владимиром Легойдой

Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.

Темы беседы:

— Начало Успенского поста;

— Память о новомучениках;

— Фестиваль «Вера и слово» 2025 года;

— Религиозная тематика в светских СМИ;

— Отношение людей к магии и магизму;

— Феномен литературного жанра фэнтези, в частности «Гарри Поттера».

---

М. Борисова

— «Светлый вечер на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья, в студии Марина Борисова. И сегодня, как всегда по пятницам, с нами Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Добрый вечер, Владимир Романович. С днём рождения!

В. Легойда

— Спасибо большое. Всех сердечно приветствую. Спасибо за поздравления.

М. Борисова

— Вот просто приятно, когда неделю назад поздравляешь с именинами, потом — с днём рождения. С чем бы вас ещё поздравить через неделю? (смеются)

В. Легойда

— Придумаем, придумаем.

М. Борисова

— Ну, не знаю, что можно придумать. У нас неделя такая специфическая грядёт: у нас Успенский пост начинается, если мы забыли вдруг.

В. Легойда

— Нет, нет. Ждём-не дождёмся.

М. Борисова

— Да, как-то с мясоедами летом не разбалуешься, только чего-нибудь поешь, и уже хватит. Но на самом деле тут настрой постовой буквально с самого начала недели, потому что заговенье во вторник, не в среду, среда так и так день постный. Но мне хотелось, знаете, о чём поговорить? О чём мы очень часто забываем именно Успенским постом, потому что Успенский пост — это август, это лето, это изобилие всего на свете вкусного, ароматного, красивого, замечательного. Это каникулы или отпуск. И на этом фоне ещё нас радует церковный календарь, который в августе просто изобилует праздниками такими, к которым мы с детства привыкли, которые мы очень любим, начиная с 1 августа — память преподобного Серафима Саровского, и дальше вот такой настрой праздничный идёт на весь месяц. А на самом деле пост — это всё-таки всегда память о Кресте. И как раз начало Успенского поста — это такое сугубое напоминание: помимо того, что начинается пост праздником в честь Креста — Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня, но и в среду Церковь празднует память священномученика Вениамина, митрополита Петроградского. И в этой связи невозможно не вспомнить вообще о новомучениках и о владыке Вениамине отдельно, потому что, мне кажется, наше большое упущение в том, что мы с нашими новомучениками плохо знакомы. Даже со священниками, когда начинаешь разговаривать на эту тему, все понимают значение новомучеников, но персонально, вот так, чтобы полюбить и стремиться узнать поближе именно как человека, это бывает очень редко и очень жалко, потому что, помимо непосредственно подвига и непосредственно мученического венца, как правило, это потрясающая жизнь, которая очень многому может научить, причём именно нас и именно в наши дни.

В. Легойда

— Тут можно только подхватить всё сказанное, и слава богу, что мы настойчиво продолжаем к этой теме возвращаться и в наших разговорах, и вообще в эфирах Радио ВЕРА, и «Фома» много-много лет назад взял эту линию на рассказ о новомучениках. Те, кто знаком с нашим бумажным изданием, знают, что в каждом номере «Фомы» есть обязательно рассказ о ком-то из новомучеников. У нас эту рубрику много лет ведёт архимандрит Дамаскин (Орловский), человек, который наряду с другими, конечно, людьми, но очень много сделал, может быть, больше многих для прославления новомучеников, он обретал мощи многих из них у него очень много статей и книг. Кстати сказать, он доктор наук исторических, он защитил докторскую диссертацию тоже по теме, связанной с новомучениками, и автор житий, и отдельных жизнеописаний больших. Конечно, я думаю, что это тема, которая для нас является и вдохновением, и, в общем-то, одновременно упрёком, потому что я совершенно согласен с тем, что сейчас было сказано, что мы очень плохо знаем наследие новомучеников. Причём есть такая мысль, я её, кстати сказать, слышал от отца Дамаскина как раз, он говорил о том, что мы же почитаем, любим новомучеников не потому, что они мучились, а потому, что они любили, то есть они явили своей жизнью пример следования Евангелию, Евангельскому призыву. И у нас, слава богу, есть почитание Царственных страстотерпцев, но оно тоже как-то оттеняет своеобразно, как мне представляется, то, что оно сложилось, а вот если говорить о почитании новомучеников, то здесь всё, к сожалению, не так. Хотя, должен признаться, я тоже очень мало и плохо знаю, но просто так сложилось, что один из исповедников, священноисповедник Роман Медведь — значимый очень человек для нашей семьи, и мы сына крестили в честь его, у него, кстати, память 8 сентября. И многие события у нас связаны с ним, вот его жизнь я более-менее себе представляю, поскольку мы изучали, сыну читали, и мощи его находятся в храме на Таганке. Конечно, это удивительный человек, и таких очень много. И вот отец Дамаскин, которого я упомянул, он ведь не только писал о новомучениках — он издавал труды новомучеников тоже. Вот Фаддея (Успенского) и многих других выходило собрание текстов, а это еще и духовно-интеллектуальные наследия новомучеников, которые тоже нам очень плохо известны. Но наряду с огромным количеством книг, которые сегодня издаются они, пожалуй, тоже не в первых рядах.

М. Борисова

— Но, возможно, еще и потому, что очень мало что сохранилось из рукописей, относящихся к советскому периоду. Возможно, что-то из дореволюционных — да, а хранить рукописи, сами вы понимаете, в тех условиях было достаточно сложно. И обидно, потому что огромное наследие богословское наших эмигрантов — это замечательно, что оно есть, но все, что было выстрадано и передумано здесь, внутри, оно как-то очень пунктирно и через большой труд открывается. Но, может быть, просто мы, как было сказано классиком, ленивы и нелюбопытны? Может быть, стоит потрудиться?

В. Легойда

— Это, безусловно, так, к сожалению. Но я бы еще вспомнил то, что не раз вспоминал, в том числе и в наших разговорах в этой студии. Когда-то я беседовал с Мариной Андреевной Журинской, нашим замечательным лингвистом, философом, культурологом, богословом, издававшей журнал «Альфа и Омега», и вот мы с ней обсуждали эту тему, почему. И она с горечью еще сказала: «Ну. понимаете, есть святые, у которых понятно, что просить...» Причем это никаким образом нельзя рассматривать как упрек в сторону святого, это упрек в нашу сторону. «Вот ты отправляешься в путешествие, а значит, святителю Николаю мы молебен отслужим, молитву прочитаем, помолимся. А что, говорит, просить у новомучеников? Укрепления в вере. А мы ищем это укрепление в вере? Мы осознаем, что это тоже требует молитвенной поддержки, молитвенной помощи?» И вот с горечью, как мне кажется, она произносила эти слова, я очень хорошо это запомнил. Действительно, мы заказываем молебны, просим священников отслужить и любого священника можно спросить, сколько молебнов новомученикам приходят и просят послужить. Но это же большая редкость. А это о чем говорит? Это говорит о том, что в ткань сегодняшней церковной жизни это почитание не вплетено естественным образом. Есть общие церковные праздники, дни памяти, понятно, что это всё звучит. Слава Богу, это естественно и правильно так и должно быть, но вот я немножко о другой стороне церковной жизни говорю, это, конечно, важно. И, кстати, сказать, сейчас немножко в этом смысле ситуация изменилась, в том плане, что лучше и больше знают. Но я помню, мы даже писали об этом в «Фоме», это было, наверное, лет двадцать назад, когда мы провели такой небольшой опрос среди студентов, аспирантов московских вузов. Он, может быть, небольшой был, но довольно репрезентативный. Мы тогда говорили не только о новомучениках, а вообще о гонениях. Там просто что такое Бутовский полигон мало кто знал на тот момент, и это тоже такой укор, конечно, мне кажется.

М. Борисова

— А сейчас знают? Ну, сейчас я надеюсь, что больше. Хотя, видите, у нас постоянно идет вот эта особенность русской культуры, которая именуется постоянной рефлексией, постоянное задавание себе вопроса «кто мы?», поиски ответа на него и так далее, он же предполагает и переосмысление прошлого. И поэтому все наши, от Ивана Грозного до Сталина, всякие каждый божий день переосмысления, что это было, хорошо это или плохо, чего там больше, белого или черного, оно, в общем, в этом смысле не оставляет нас в покое. Но я вот считаю, что какие бы ветра здесь не дули, и, безусловно, в свое время Церковь много сделала для того, чтобы провозгласить эту важность примирения исторического, но понятно, что есть тема, которую мы никак и никогда не можем забыть, отступить от нее куда-то в сторону. Мы знаем, что гонения были на Церковь, на веру, и об этом свидетельствует память новомучеников, эти гонения были страшными, они были масштабными. И когда сегодня порой даже из уст каких-то людей, от которых совершенно этого не ожидаешь, звучит: «да нет, все не так плохо», вплоть до банального: «зря никого не расстреливали», то это, конечно, то, с чем никак и ни при каких условиях нельзя согласиться.

М. Борисова

— Владимир Романович, я вот тут смотрела новости церковные и увидела анонс международного фестиваля «Вера и Слово» — но почему сейчас? Ведь он будет только в октябре.

В. Легойда

— Скорее всего, инфоповодом было то, что мы опубликовали анкету участника, это же все загодя делается. Фестиваль действительно будет, Бог даст, по благословению Святейшего пройдет 16–18 октября в Москве. Но чтобы он прошел, нам нужно до 1 сентября закрыть регистрацию. А чтобы ее закрыть до 1 сентября в такой большой Церкви, как наша, это же общецерковный фестиваль, и даже, я бы сказал, чуть-чуть, может быть, поздно, чуть-чуть опоздали, не сильно, но опоздали с открытием. Поэтому я думаю, что просто кто-то увидел новость о том, что «пройдет фестиваль, вот анкета, заполняйте» (она была на наших ресурсах) и, видимо, сделал новость, анонсировал фестиваль, может быть, без акцента на то, что здесь смысл публикации был в открытии регистрации для участников.

М. Борисова

— Я хочу напомнить нашим радиослушателям, что это фестиваль, который проводится раз в два года, и он собирается для тех людей, которые так или иначе сотрудничают в СМИ, независимо от того, это церковные СМИ или это светские СМИ, но так или иначе затрагивают общую для тех и других тематику.

В. Легойда

— Ну, в первую очередь, конечно, все-таки это церковные участники. У нас, более того, не только СМИ, но и пресс-службы, то есть те, кто в зеркальном положении находится по отношению к журналистам. Я бы сказал, что первоначально этот фестиваль еще до нас возник, а потом, в 2009 году, когда был создан Синодальный информационный отдел, организации фестиваля легла на наши плечи, а когда в декабре 2015 объединили два отдела — информационный и по взаимоотношению Церкви с обществом, то, поскольку это объединение в епархиях многих произошло, мы стараемся, чтобы и тематика церковно-общественного, церковно-государственного диалога тоже в рамках фестиваля происходила. Поэтому, если изначально был фестиваль православных СМИ, такой был акцент, то сейчас просто это скорее медиа, медиа и общество, взаимодействие с государством так или иначе отражены, хотя вы абсолютно правы — конечно, в первую очередь это медийная тема, и мы будем стараться, чтобы была какая-то преемственность тем, но это вот несколько сотен человек, обычно 400-500 человек со всей Церкви собираются несколько дней.

М. Борисова

— Я помню, даже как-то пришлось поучаствовать, давали с Соколовым-Митричем такой мастер-класс по контактам со светскими СМИ, но я не уверена, что сейчас это актуально, потому что всё как-то у нас развивается волнообразно, и после такой тенденции, когда в светских СМИ старались разобраться в тех новостях, которые так или иначе они публикуют, и эти новости касаются каких-то сторон церковной жизни, хотя бы обращаться за какими-то комментариями и в чём-то советоваться, то в последнее время снова волна пошла в другую сторону, и судя по тому, что попадается мне, положение, если не совсем печальное, то близко к этому, потому что очень много каких-то совершенно... Ну, позволю себе вольность — совершенно дурацких заявлений. Опять стала достаточно популярной много раз обсуждавшаяся нами формула «в церкви считают», когда ловится один какой-то замученный требами и прочими делами батюшка, ему задаётся вопрос, он ошарашенный что-то отвечает, после чего выходит публикация, что «вот церковь считает то-то и то-то».

В. Легойда

— Справедливости ради всё-таки чаще такие заголовки являются результатом высказываний не замученных батюшек, а некоторых священников — активных блогеров, которые при этом никак не уполномочены на то, чтобы озвучивать позицию Церкви, но при этом достаточно активны и порой, к сожалению, не стесняются в выборе каких-то богатых метафор, уж очень богатых и своеобразных, или это происходит на проповеди, видео оказывается в интернете, и уже по интернетовским записям это цитируется, как правило, конечно, вырванное из контекста, тут много причин. Но я бы всё-таки, если говорить о действительных сложностях, то ввиду того, что изменилось очень общество, жизнь изменилась наша, и очень сильно изменили информационные технологии медийную среду, конечно, проблемы, которые нам приходится решать сегодня, они совершенно другие, не похожие, скажем, на проблемы, которые были в 90-е годы, когда вот я пришел в эту историю и попытался в ней разобраться, потому что что было в 90- и даже в «нулевые»? Тогда основная проблема, поскольку, во-первых, ничего не было, и надо было, чтобы хоть что-то было, во-вторых, как только что-то появилось, чтобы это было на уровне светских СМИ: вот есть светские СМИ, где работают профессионалы, а есть новые наши православные СМИ, и мы должны добиться того, чтобы нас воспринимали всерьез. Это действительно была проблема. Я даже помню, мы сидели и думали, нам что делать? Выращивать, условно, сейчас своих Михаилов Леонтьевых или надо воцерковить Михаила Владимировича? А сейчас, по крайней мере, если мы возьмем главные, большие, масштабные, серьезные проекты, связанные с реализацией православной тематики православными людьми — Радио ВЕРА, канал «Спас», проекты «Фомы» — я не вижу, в чем профессионально они уступают проектам светским, то есть у нас сейчас нет этой проблемы. Есть, может быть, общая проблема — финансирование, которого всегда не хватает, всегда можно сказать: «было бы у нас больше средств». Но с точки зрения того, что мы умеем, в том числе и потому, что я знаю, коллеги из «Веры» и мои коллеги из «Фомы» очень много консультируют, в том числе и многие светские проекты. И даже если посмотреть на систему получения грантов, почему православные проекты часто побеждают — потому что они научились делать профессионально свое дело. А проблема сегодня у нас не отличная от светских СМИ, а у нас общая: настолько изменилась информсреда, что вот здесь непонятно, что с этим делать. Как вот этот некий даже не профессионализм, который вроде бы есть, а вот как добираться до людей в этих новых условиях? Уж в сто тысяч пятьсот миллионный раз приведу этот пример: проводят опрос, 500 московских школьников, у них 409 любимых блогеров. То есть фактически, чуть-чуть округлим, у каждого свой. И они больше никого не смотрят, или смотрят преимущественно этих. Как справедливо говорит Илья Александрович Кузьменков, главный редактор Радио ВЕРА, эпоха больших вот этих мейджоров, которые там на сотни миллионов людей вещали, создавали культурные тренды и так далее, она в прошлом. Сейчас все индивидуализируется, и сейчас уже не просто там у групп людей свои медиакартинки, а у каждого из нас, и дальше я думаю, что будет только по этому пути идти, у нас просто будет своя медиакартинка индивидуальная. Знаете, я на днях общался с одним коллегой своим, который занимается экспертными вопросами, связанными с военно-техническим сотрудничеством. И он говорит: «Вот мы выпускаем журнал, и в нашем журнале есть про военно-техническое сотрудничество морское, авиационное, сухопутное и прочее, в каждом номере. И вот люди подписываются, но многих интересует только что-то одно. И сейчас новые технологии плюс искусственный интеллект позволяют мне, вот если тебя интересует одно, я просто могу теперь, причем не затрачиваясь финансово так, как сейчас, вплоть до того, что индивидуально делать вот этот журнал для человека, которому интересно только военно-техническое сотрудничество в морской области, вот он и будет себе каждую неделю получать номер специальный, для него сделанный. Условно говоря, вектор вот такой. Но что с этим делать, как это осмыслить? В нашем случае, когда мы говорим о средствах массовой информации, они потому и названы массовыми, что они вещают на массы, причем одновременно. И вот как тут быть? И мы уже не то чтобы на пороге, а вот мы уже за этот порог перешагнули, и все настолько быстро, радикально меняется, причем с, как правило, неоправдывающимися прогнозами. Вы помните, сколько раз хоронили радио, в том числе и когда вот Радио ВЕРА выходило из интернет-вещания на ФМ-диапазон? Говорили: «Ой, что вы делаете? Осталось жить там пару месяцев». И прогнозы многие не сбываются. Поэтому сейчас сложность решения этой проблемы, она перевешивает все остальное.

М. Борисова

— Но это, скажем так, внутренние проблемы, внутренние вопросы для тех, кто работает профессионально, причем именно в религиозных каких-то изданиях. Ну, в той или иной степени религиозных. Но ведь где-то лет десять назад многие федеральные СМИ старались открывать у себя религиозные отделы. Причем не потому, что сильно интересовались этой тематикой, но понимали, что в многоконфессиональной стране, где еще все так перепутано с этими потоками мигрантов, с этими странными взаимоотношениями разных общин, чисто в познавательных целях, чтобы простой человек хоть приблизительно представлял, что вообще происходит, нужны хотя бы несколько профессиональных людей, которые разбираются в тематике. Ну, как вот отдел культуры есть, там есть специально обученные люди, которые более-менее разбираются в современных тенденциях в живописи, музыке, литературе. Но эта тенденция не удержалась, как это не прискорбно. Я так уверенно об этом говорю, потому что прошла это все собственным горбом. У меня был как раз опыт сотрудничества именно в таком отделе, и я видела, с каким огромным трудом пытаются скрестить ежа и ужа, и ничего из этого не получается.

В. Легойда

— Но, вы знаете, я бы сказал, что все-таки, может быть, там вопрос отдельных редакций действительно как-то переосмыслен, но мы же мониторим религиозную тему, объемы масштаба присутствия религиозной тематики, или в первую очередь у нас, русскоязычных СМИ — православной тематики, в СМИ не сокращаются никак. И есть уже совершенно понятные устоявшиеся истории, и даже на моем веку, 16 лет я занимаюсь этим внутри Церкви, если вначале нам приходилось инициативно добиваться, чтобы тот или иной праздник освещали в СМИ (конечно, на тот момент уже это не касалось Пасхи и Рождества, но все остальное), то сегодня, условно говоря, за неделю до Дня Крещения Руси в этом году мне уже звонили коллеги из разных СМИ, включая тех, кто занимается организацией их работы, что: «Ну, вы же помните, что у нас 28 июля на носу, что у нас в этом году будет? Нам нужно медиаплан там делать и прочее». Поэтому все-таки, если говорить о традиционных СМИ (может быть, где-то там закрыли редакции или не стали привлекать отдельных профессионалов на это, может быть, это и так, а где-то, кстати, напротив), то сейчас тематика присутствует и нет вопросов к тому, что это должно обязательно быть. Причем понятно, что тема номер один сейчас и в медиа, в том числе, по этим же причинам — это специальная военная операция, и в связи с ней звучит тема военных священников, военных подразделений, которые взяли себе имена святых, о том, что у нас люди разных религий вместе защищают Родину, это же тоже естественным образом присутствует. Поэтому мне кажется, что на сегодняшний день вот таким образом обстоят дела.

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и сегодня, как всегда по пятницам, с нами Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

В. Легойда

— А можно я еще к нашему прошлому разговору вернусь? Я просто хочу отреагировать на то, что было сказано, что есть вопрос профессионализма, ляпов и прочее. Вот эта действительно проблема не уходит, и вот то, что тема развивается, присутствует и становится обязательной, автоматически не означает высокого профессионализма. Тут я согласен, как раз таки я не хотел бы, чтобы это звучало так, что я считаю, что этой проблемы нет. Более того, это как в средствах массовой информации, так и в том, что принято называть средствами массовой коммуникации, кинематографе. Я вот сейчас смотрю один сериал, в котором события конца XIX века показаны. Неплохой сериал, не хочу делать рекламу или чтобы это звучало упреком, потому что то, о чем я скажу, как раз из серии проколов профессиональных. И вот там показывают какой-то эпизод, и потом камера от главного героя уходит на окно, а на окне стоит несколько красивых икон (а это где-то там примерно 1894 год), среди которых икона преподобного Серафима Саровского, до канонизации которого ещё почти 10 лет. Ну понятно, что консультант либо отсутствует, либо зря получает продуктовую карточку, и понятно, что люди сказали: «О, красивая икона древняя, давай поставим? Давай». Это, конечно, не добавляет очков тем, кто этим занимается.

М. Борисова

— Этот фестиваль «Вера и Слово» в состоянии каким-то образом повлиять на расстановку сил?

В. Легойда

— Ну, смотря каких. Я могу сказать, что вот то, что у нас было безусловно интересно, практически полезно и влияло определённым образом, это то, что у на предыдущих фестивалях уже не единожды у нас был предпремьерный показ художественных фильмов на тематику, затрагивающую религиозные темы, и «Страсти по Матвею» показывали, и «Непослушник» показывали на фестивалях предыдущих. И я думаю, что для команд, которые это снимали, это было очень ценно, потому что там такая концентрированная целевая аудитория. Ну, представьте, сидит там 500 человек, по меньшей мере половина священников, и режиссёры очень ценили вот эти встречи, потому что они получали какую-то обратную связь. Кстати сказать, для меня вот было неожиданным, потому что я думал, что какая-то будет реакция более такая критическая, может быть, потому что мы этим занимаемся тоже фильмами и взаимодействием с творцами, моя задача как раз чтобы не было каких-то ляпов и чего-то посерьёзнее, возможно, я чрезмерно иногда дую на воду, но думаю, что, конечно, как-то всё это влияло.

М. Борисова

— Ну, будем надеяться, что взаимоотношения светских и религиозных СМИ будут всё лучше и лучше, и лучше, и в результате наступит полная гармония и счастье.

В. Легойда

— Как раз перед апокалипсисом, в аккурат перед концом света, да.

М. Борисова

— Это уж как получится. Ну, что я могу вам сказать, не только у вас бывают дни рождения. В этом году у нас ведь юбилей удивительной женщины, которая не думала и не гадала, но вдруг стала вот мировой знаменитостью, определяющей настроение умов не одного поколения. 60 лет исполнилось в этом году Джоан Роулинг. И в связи с этим очень забавный опрос провели книжный сервис «Литрес» и сеть «Читай-город»: они опросили свою аудиторию на предмет: хотели бы люди иметь магические способности? И 96% россиян хотели бы их иметь, как выяснилось.

В. Легойда

— У них там прямо плебисцит, что ли? Сколько они опросили там людей?

М. Борисова

— Я не знаю, цитирую по сообщению ТАСС, естественно, это выжимка. Но мне показалось забавным то, что люди, которые читают книжки, поскольку среди них опросы производили, получились очень интересные результаты. Значит, с помощью волшебства россияне хотели бы: улучшить жизнь — 18%, путешествовать во времени — 17% и упростить повседневные задачи — целых 15%. А на первом месте из магических навыков для опрошенных — умение телепортироваться, дальше по популярности — способность говорить на всех языках и исцелять людей. Вот такие ожидания от магии и волшебства, к которым, как выяснилось, читающая публика относится с большим уважением. И все это на фоне того, что в марте в Госдуме был внесен из законопроекта запрете в России эзотерических услуг, включая астрологию и магию. Вот такой интересный у нас период начался: народ требует волшебства, а законодатели говорят, что сейчас все запретят.

В. Легойда

— Ну, я не думаю, что законодатели входят в те 4%, которые не хотели бы обладать. Я думаю, что это, знаете, как сейчас модно говорить, это другое. Но в данном случае это действительно другое, потому что, по крайней мере из того, что вы прочли, совершенно понятно, что с предельной серьезностью воспринимать результаты этого опроса и говорить, что вот как же так, люди совершенно не понимают опасности магизма и прочее, наверное, не стоит, потому что, когда человек говорит, что я хотел бы обладать сверхспособностями, чтобы исцелять людей, скорее это проявление сочувствия, сострадания какого-то. Вот хорошо было бы, и волшебные сказке, в конце концов, мы не запрещаем, никто их не отменял. Да и в вере люди нередко просят чуда, надеются на него, особенно если это связано с исцелением. Поэтому мне кажется, что приведенные цифры, не знаю, как там получилось 96%, если там везде по 15, по 17 тех, кто конкретные отдельные способности хотели бы. Вот я был на одном интервью, где одни и те же вопросы всем задают, и вот там: «Если бы вы снялись в художественном фильме, какую роль вы хотели бы сыграть?» То есть понятно, что там, наверное, 96% тех, кто это интервью дает, какую-то роль называют, и на основании этого делать вывод, что 96% жителей России хотят быть актерами, наверное, не приходится, то есть, постановка вопроса такова, что, в общем, тут легко какие-то выводы можно сделать, которые не характеризуют отношение человека, если мы об этом говорим, если сказать, что — «как же так, почему вы так относитесь к магии, это же, в общем, нехорошо». Я думаю, если поставить немножко вопрос по-другому, то, конечно, 96% там не будет, хотя в целом я считаю, что проблема, конечно, есть, и то, что законодатели пытаются сделать, есть и реакция на эту проблему. Другое дело, что мы, как раз поддерживая эту инициативу, не раз говорили, и я тоже говорил, что, конечно, здесь мало одних запретов, но все равно просвещение, в том числе образование в области религии — это лучшая прививка от вот такого дурного бытового магизма, точнее, стремления к нему и траты денег на все это.

М. Борисова

— Ваши дети выросли на «Гарри Поттере», или же они как-то счастливо избежали этого?

В. Легойда

— Ну, они точно не выросли на «Гарри Поттере», я не замечал, чтобы они как-то особо к нему относились, но они, конечно, видели. Я, кстати, даже не знаю, читали ли они книжки про Гарри Поттера, при том, что они как-то что-то все-таки читают. Вот продолжается у нас, я вам говорил уже в прошлый раз, что объявил челлендж — 20 страниц в день, и вот мучаю их каждый день, пока я уверенно лидирую, потому что у меня не было пропусков, и если были, то на следующий день наверстывал, и пока я их дергаю, но они так с переменным успехом пытаются. Но фильмы они смотрели, конечно. И я не отношусь к числу тех людей, которые видят в этом исчадие ада. И вообще, знаете, я тут на днях думал про то, что удивительно, у нас есть не то чтобы даже люди, а вот у некоторых людей совершенно замечательных почему-то есть такая привычка: вот им непременно нужно бороться с чем-то и искоренять, и они тратят силы, время, причём не всегда, но как правило, многие, кто себя так ведёт, у них ввиду этого, возможно, не остаётся сил на то, чтобы кого-то похвалить, чтобы сказать: а вот это замечательно. То есть они обязательно будут бороться со злом, а точнее, что им таковым кажется, и вот они будут писать, что «Гарри Поттера» надо вот непременно запретить«. Это как вот (не всем это понравится, понимаю), но это как вот захоронить Ленина, и всё станет хорошо. Вот запретить «Гарри Поттера», и дети вырастут благочестивыми христианами. Я утрирую, но намеренно. И христианство же в том, чтобы себя менять и над собой работать, и, мне кажется, и в том, чтобы поддерживать других, у которых что-то получается. То есть можно много говорить и бороться, и выискивать какие-то страшные вещи в «Гарри Поттере», а можно рассказать о каких-то замечательных книгах, которые действительно сеют разумное доброе вечное, ну если уж тебе это не нравится, но вот и на то, и на то сил, как правило, не хватает.

М. Борисова

— Мы, наконец-то, нашли замечательную тему, которая волнует огромное количество людей. Вот вы, как культуролог, можете мне объяснить, в чём секрет успеха этого книжно-визуального проекта под названием «Гарри Поттер»? Я, например, пыталась найти для себя лично какое-то объяснение этому феномену, поскольку он международный, он всемирный, он долгоиграющий. В нашем мире, где мы постоянно слышим про клиповое сознание, про то, что человек не в состоянии долго удерживаться вниманием на каком-то предмете, а тут десятилетиями несколько поколений всего мира не отрывается от этого персонажа. Где та болевая точка, на которую невольно нажала Джоан Роулинг?

В. Легойда

— Вот удивительным образом сегодня у меня была встреча с несколькими коллегами, мы обсуждали там ряд кинопроектов с продюсерами, которые давно и серьезно занимаются кино, и мы вот ровно вашими словами на эту тему говорили. И говорили так, даже немножко дискутируя, потому что я вспомнил, что когда-то, по-моему, наш замечательный писатель Сергей Лукьяненко мне сказал, что невозможно объяснить, почему выстрелил «Гарри Поттер», поскольку таких книг много. Детских книг подобного рода много, а вот выстрелила одна. Причём мы же знаем, что, по-моему, то ли 10, то ли 12 раз издательства её отвергли, пока вот одно не взяло и какую-то робкую попытку не сделало, небольшой тираж, ну а дальше уж... Но один из моих собеседников сказал, что он не согласен с этим, что всё-таки таких книг точно не много, и что там есть как раз таки вроде бы на типично британском материале было найдено такое, что понятно везде и всем, и привлекательно. Не готов здесь какую-то сторону занять, но я думаю, что в искусстве совершенно точно ты никогда до конца не понимаешь, что выстрелит, что нет. Наверное, есть какое-то совсем коммерческое кино, ещё что-то, где люди просто делают расчёты и получают ожидаемое. Но вот как раз один из моих собеседников, он имел отношение к съёмкам фильма «Географ глобус пропил», и он сказал, что они не рассчитывали ни на что, ни на прокат, что они что-то соберут, это малобюджетное кино. То есть они просто снимали кино, которое хотели, им нравилось всё, но они понимали, что для фестиваля оно недостаточно фестивальное, для массового проката тоже не совсем. И когда они получили там кучу-кучу призов, а потом ещё и в прокате состоялись, они сами до конца не понимали, чего такое произошло. Единственное интересное наблюдение, как раз вполне рационально объяснимое, они сказали, что при всём совершенно большом успехе у нас их не взял ни один зарубежный фестиваль. Почему? Потому что тогда как раз было уже понятно, что для зарубежного фестиваля, который берёт российское кино, это должно быть обязательно кино, которое говорит, что как всё плохо. И есть ещё один фильм, не будем называть его, чтобы невольно не рекламировать, который был взят на зарубежный фестиваль, вот он очень похож на «Географ глобус пропил», только там в конце действительно, знаете, моё было ощущение, хочется пойти и повеситься после. А здесь фильм «Географ глобус пропел» там, наоборот, надежда и «что-то тёплое на сердце», как сказал мой собеседник, один из продюсеров. И вот это вот не берут наши заклятые друзья на Западе, поэтому там проката у них в фестивале смысла не было. А вот какой-нибудь фильм чернушный, видите, там у них всё так.

М. Борисова

— Но «Гарри Поттер», он же совершенно ни к чему из ваших рассуждений не имеет никакого отношения, он и не чернушный, и не национальный...

В. Легойда

— Нет, я же говорил про российские фильмы, начнём с того, что «Гарри Поттер» не российский, поэтому ему не надо быть чернушным. Нет, здесь абсолютно идеологическая установка, причём, понимаете, это не то что нам надо было где-то выступить с пропагандой, мы сидели, пили кофе с друзьями, и вот они рассказали, что это реальные факты. Понимаете, это не то, что там какая-то пропаганда работает, понятно, почему не взяли. Нет, а с «Гарри Поттером» я говорю, что здесь понятно, что ни автор, ни кто-то другой на это не рассчитывал. Не знаю, здесь надо смотреть, анализировать, трудно сказать, есть и ещё более загадочные вещи в мире искусства. Вот мы тоже во время этого разговора вспоминали книгу «Госпожа Бовари» — ну, казалось бы, чего там такого? Огромная популярность была. Но когда это талантливое произведение, и ты всё равно до конца не понимаешь, почему это в широкие массы вышло, но всё-таки оно талантливо, интересно, ярко и красиво. В «Гарри Поттере» один образ дементоров чего стоит. А вот когда кто-то из наших философов в статье о Пушкине (я там, по крайней мере, читал), говорит: «Я вот не понимаю, ну не понимаю, как в России после Пушкина и Лермонтова мог стать популярным, читаемым, обсуждаемым Надсон? После таких вершин в поэзии, как можно так пасть?» Вот это вот намного более загадочные вещи, уж не хочу «пинать» Надсона, но, конечно, что там говорить? Вот это ещё более удивительно.

М. Борисова

— Может, вам и Бальмо́нт не нравится?

В. Легойда

— Нет, здесь: «Старика не трожь», киноцитата тоже. (смеются)

М. Борисова

— Но, несмотря на всю загадочность успеха и неуспеха тех или иных произведений, есть для меня лично совершенно необъяснимая вещь, это суперпопулярность на протяжении нескольких десятилетий вообще жанра фэнтези. Вы вот, как культуролог, можете мне объяснить, что такое фэнтези?

В. Легойда

— Я же культуролог, а не литературовед.

М. Борисова

— Это мне напомнило, когда мне стало нехорошо перед отъездом из командировки в Японии, и встал вопрос, что делать, либо меня всё-таки транспортировать в Москву, либо вызывать скорую помощь японскую. Мне объяснили: «Ты понимаешь, приедет японская скорая помощь, там все узкие специалисты. Вот есть специалист по правому глаза, есть специалист по левому глазу...» Я сказала: «Давайте полетим в Москву».

В. Легойда

— Да-да. А мне напомнил вопрос, эпизод из фильма «Полосатый рейс». Помните, когда там спрашивают: «А вы можете укротить мышь?» Он говорит: «Мышь не могу. Мне, говорит, подавай крупного хищника, льва, тигра, а мышь не могу». Так и я, мне что-нибудь про теорию культуры, а про популярный жанр фэнтези — нет, это я вам не скажу, тем более, что мне лично мне совершенно неинтересен этот жанр. Но я думаю, что как раз таки вот эти 96%, про которые вы сказали, если уж как-то соединить это, они во многом объясняют популярность жанра, вот если человек хочет, «вот хорошо было бы». Собственно, ведь эти грёзы, «нас возвышающий обман», как Пушкин его назвал, искусства, он нам тем, может быть, и ценен, что мы там проживаем какие-то истории, которые в жизни ты не всегда можешь прожить или чаще всего не можешь прожить.

М. Борисова

— Ну, тогда надо читать социалистический реализм.

В. Легойда

— Нет, почему? Как раз социалистический реализм там намного более всё проживаемое.

М. Борисова

— Там как раз истории, которые прожить было невозможно, поскольку они были неосуществимы в реальном жизни.

В. Легойда

— Смотря что иметь в виду, какие произведения. А тут-то уж, когда там летают, порхают, через стенки проходят, конечно, интересно.

М. Борисова

— Ну вот когда летают, порхают и через стенки проходят с христианским подтекстом, это хорошо или плохо с вашей точки зрения? Я имею в виду те же «Хроники Нарнии»

В. Легойда

— Это вы как-то замахиваетесь на Льюиса нашего с Толкином. Ну, кстати, я никогда не был увлечён ни одним, ни другим, мне как раз и у Льюиса более всего интересны совсем не эти произведения, поэтому как-то мне сложно рассуждать о предмете, который для тебя непритягателен, ну есть и есть. И Толкин, боясь разочаровать многих, но всё-таки скажу, что никогда мне не казался таким уж... Как один автор «Фомы» как-то сказал: «Для меня это почти Священное Писание», я удивился очень.

М. Борисова

— Ну, просто оценить явление. Вам не кажется иногда, что это в какой-то степени может быть опасно?

В. Легойда

— Опасно что?

М. Борисова

— Вот именно христианский подтекст такого рода историй, потому что, ну, согласитесь, есть всё-таки некая профанация, когда жертва Христова...

В. Легойда

— Вы про «Хроники Нарнии»?

М. Борисова

— Да.

В. Легойда

— Знаете, меня всегда успокаивало то, что пока людям не сказали, что Аслан символизирует Христа, они об этом и не задумывались, не догадывались и прочее. Можно сказать, что в русской традиции этого действительно нет. У нас есть волшебные сказки, там другие образы и параллели. Но, во-первых, нельзя сказать, что они лишены христианского подтекста, а во-вторых, мы же не говорим, что давайте мы их запретим, потому что там есть опасность неверного представления какого-то.

М. Борисова

— Вы какой-то очень экстремистски настроенный, сразу «запретим», «не запретим», речь-то не об этом.

В. Легойда

— Ну, а о чём? Опасность есть во всём. А разве нет опасности в чтении Священного Писания? Вы знаете, как говорят: с библейскими цитатами можно подтвердить любую точку зрения, в том числе легко прямо противоположные. Поэтому опасность есть, но она есть вообще всегда в этом смысле. Не будем вспоминать, у кого на пряжках было написано «С нами Бог».

М. Борисова

— Если резюмировать: абсолютно неважно, на каком материале растут дети, что им нравится, что они читают?

В. Легойда

— Нет, важно, конечно, но просто на каком бы они ни росли, всегда есть опасность. А главное, что ты никогда не сможешь подстелить соломку, уж такую вот, безусловную. Всё равно будут падать, будут набивать шишки и, наверное, без этого и не надо обходиться. Главное, чтобы насмерть не разбились, вот эту опасность нужно попытаться как-то исключить, так мне кажется.

М. Борисова

— Но если вот всё, о чём мы пытались говорить сегодня, исключить или вынести за скобки, то вы, как отец, что подкладывали своим детям, чтобы они непременно хотя бы заглянули в какую-то книжку?

В. Легойда

— Они в принципе росли и растут ещё в окружении большой библиотеки, по нынешним временам уж точно большой, и книга постоянно в их жизни присутствует. Хотя должен сказать, что, конечно, не потому, что мы были сильно лучше, но потому, что у нас не было никаких гаджетов, а телевизор работал в нашем детстве несколько часов в день, то ты, конечно, невольно ходил по этим полкам, и ты точно знал, что есть. А тут, когда мне недавно ребёнок сказал: «Вот эти серенькие книжечки у тебя там стоят», пытаясь вспомнить, как называется серия «ЖЗЛ», я понял, что не рассматривают. Я тоже, кстати, задаю им разные квесты, говорю: «Найдите в библиотеке такую книгу, такую», там надо попрыгать, побегать, позаглядывать, у нас ещё двигаются полки, у меня второй ряд такой подвижный. Но из того, что запомнилось, я надеюсь, и им тоже, это блаженное, благословенное пандемическое время, когда мы «Капитанскую дочку» прочитали вслух, и стихи читали какие-то, у нас были вечера, когда мы договаривались, что каждый прочтет стихотворение, которым хотел бы сейчас поделиться, вот такое у нас было. Ну, а сейчас уже больше какие-то книги, которые их как-то ориентируют, в том числе и в профессиональном плане.

М. Борисова

— Вы знаете, какое моё любимое было в детстве стихотворение?

В. Легойда

— Не буду гадать.

М. Борисова

— Из «Алисы в стране чудес»:

Было супно. Кругтелся, вентясь по земле,

Склипких козей царапистый рой.

Тихо мисиков стайка грустила во мгле.

Зеленавки хрущали порой.

— Мне кажется, это что-то похожее на «Гарри Поттера». Спасибо огромное за эту беседу. Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» профессор МГИМО, член Общественной палаты, был сегодня с нами в студии программы «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова. До свидания, до новых встреч.

В. Легойда

— Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев
• «Путь иконописца». Александр Чашкин
• «27-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов