Поделиться
У нас в гостях был композитор, дирижёр, профессор Курского государственного университета, руководитель Русского Камерного оркестра города Курска Сергей Проскурин.
Разговор шел о классической музыке, о популяризации музыки и исполнении классики джазовыми и рок-музыкантами. Сергей Георгиевич рассказал о том, как в этом году летом в Курске прошел Международный фестиваль классической музыки «Мариинские Ассамблеи», и о запущенном совместно с "Радио ВЕРА" фестивале "Музыка без границ".
Ведущая: Алла Митрофанова
А. Митрофанова
— Добрый вечер, дорогие слушатели, в студии радио «Вера» программа «Светлый вечер». Я — Алла Митрофанова, и мы приветствуем уже не в первый раз в нашей студии Сергея Проскурина, дирижера и художественного руководителя Русского Камерного Оркестра, который в Курске живет и там прославляет своим исполнением этот город. Добрый вечер!
С. Проскурин
— Добрый вечер!
Наше досье:
Сергей Проскурин, родился в 1957 году в Старом Осколе, окончил Саратовскую Государственную Консерваторию им. Собинова, проходил стажировку в Московской Консерватории, а также в разных городах мира, среди который Нью-Йорк и Лондон, работал со многими оркестрами мира, записал более 20 компакт-дисков. Композитор, дирижер, руководитель Русского Камерного Оркестра в Курске, профессор Курского Государственного Университета, основатель и заведующий кафедры инструментального исполнительства.
А. Митрофанова
— У вас очень много событий произошло с того момента, как вы были в нашей студии. Может быть, и не все слушатели в курсе, кто-то пропустил эфир и не знает. Дело в том, что Курск многие считают сегодня фактически столицей классической музыки в России, то есть такой русской Веной, да? Позволительно ли так сказать, я не знаю, вы улыбаетесь, судя по всему, одобряете.
С. Проскурин
— Вы знаете, как-то неловко мне на самом деле. Курск, в общем, при всем том, что полумиллионный город, но у нас даже нет высшего учебного заведения, которое бы воспитывало…
А. Митрофанова
— Консерватории…
С. Проскурин
— Консерватории даже нет. Поэтому и хотелось бы, чтобы это было на самом деле так, но мы стараемся, то, что в наших силах, сделать наш город действительно культурным в области классической музыки и наша концертная жизнь достаточно активна.
А. Митрофанова
— По поводу активной жизни. Недавно, в июне, если я не ошибаюсь, у вас проходила ассамблея классической музыки и у нас в эфире вы перед этим событием о нем несколько слов сказали. А сейчас уже это событие позади. Причем, оно не в первый раз. Вы говорили, что такие ассамблеи проходят у вас уже 10 лет. Что это такое и как все прошло в этот раз?
С. Проскурин
— Когда я в первый раз попал в Марьино, первая мысль, которая пришла в голову, - что обязательно в таком необыкновенном по красоте дворце должен был быть театр и оркестр.
А. Митрофанова
— Марьино, здесь нужно пояснить, что это за место такое.
С. Проскурин
— Марьино — это усадьба князей Барятинских. Сейчас это правительственный санаторий делами Президента РФ. Там лечатся, отдыхают люди, приезжают, у кого есть на это возможности. Это необыкновенно красивое место.
А. Митрофанова
— Под Курском?
С. Проскурин
— Да, под Курском. 100 километров от Курска. И у меня было свободное время, я работал в Ленинской библиотеке, нашел архив и в архиве нашел партитуру, написанную рукой князя Барятинского. То есть, музыка для большого симфонического оркестра. Для меня это была большая находка. Я отредактировал эту партитуру. Партитура была написана рукой князя Барятинского, чернилами. И в 2005 году мы сделали мировую премьеру этой музыки. Пригласили родственников князей Барятинских, внучатого племянника, Шереметьевых, Голицыных, кому было это интересно. И мы собрали достаточно большую публику и сделали старт такого интересного дела по возрождению дворянских усадеб, где действительно дворянские усадьбы и личности, которые строили эти усадьбы, обустраивали их, сделали колоссальный рывок в культурной жизни России. Потому что у Шереметьевых, у Голицыных звучала музыка иногда раньше, чем она звучала в Большом Театре.
А. Митрофанова
— Здорово!
С. Проскурин
— И оперы, и некоторые произведения, и выступали солисты. К примеру, выступал такой солист Виельгорский у нас в нашей усадьбе князя Барятинского. Выступали выдающиеся скрипачи.
А. Митрофанова
— А в этот раз кто выступал?
С. Проскурин
— Это я говорю о том, когда это было 150-200 лет назад. А сейчас мы приглашаем солистов достаточно популярных. Из Оперы «Ковент-Гардена», из Берлинской Оперы, певцов из Королевской Оперы Стокгольма, солистов. В последний раз на нашем концерте был выдающийся скрипач Семми Стальхаммер, это первый концертмейстер Королевской Оперы Стокгольма. Также у нас выступали и солисты Большого Театра очень часто, солисты Русской Оперы. Мы стараемся эти мероприятия провести в тех традициях, как они проводились 200 лет назад.
А. Митрофанова
— Потрясающе! Вы все время упоминаете Стокгольм. У вас с ним сохранились связи. Вы в этом городе учились и служили, как я понимаю?
С. Проскурин
— Да, я работал, жил в Норвегии сначала, потом получил работу в Стокгольме, потом работал в Копенгагене, преподавал в Королевской Академии.
А. Митрофанова
— У вас часто спрашивают: «Вы уехали из Дании, как же так? Из благополучных скандинавских стран переехали в российскую глубинку…Что вы потеряли?» А мне хотелось бы спросить: что вы обрели здесь в российской глубинке? Почему-то вы же здесь остаетесь…
С. Проскурин
— Первое: мы создали оркестр, которому уже скоро 15 лет. Оркестр в год дает около 50 концертов. 20 из них — это благотворительные концерты. Мы бесплатно играем старикам, детям, пенсионерам.
А. Митрофанова
— Вы ездите по домам престарелых, по детским домам?
С. Проскурин
— Да. И параллельно мы открыли кафедру исполнительскую, где мы сейчас обучаем студентов профессиональному мастерству. Кафедра называется «Кафедра инструментального исполнительства». То есть, маленькая консерватория при Курском Государственном Университете. То есть, два таких больших дела мы делаем: одно исполнительское, другое педагогическое.
А. Митрофанова
— Сергей Георгиевич, то, что вы сейчас рассказываете, свидетельствует о том, что у вас огромный фронт работы и есть благодарные слушатели. Мне кажется, это такой феномен нашего времени, но я могу ошибаться. Если я не права, вы меня поправьте. Мы как-то снова обратились к классической музыке. Мне кажется, было время в 90-е годы, когда она отошла настолько на задний план, перестала быть фоном нашей жизни. Она в общем-то и сейчас не всегда этим фоном является. Но я, например, в Оперу хожу и… Новая сцена Большого театра, когда там играют Моцарта, показывают замечательную оперу, одну из опер Моцарта, там полный зал народу, и балконы, все занято. Приходишь в Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко, там играют Вагнера. Вагнер — это не самая простая музыка. Буквально на днях я смотрела «Тангейзера», потрясающе! Действительно полный зал народу! Это при том, что сейчас сезон отпусков и многие разъехались. У меня ощущение, что есть какой-то всплеск интереса к классической музыке в наше время.
С. Проскурин
— Вы знаете, я разговаривал с одним умным человеком, он — шведский политик. Он мне сказал такую интересную вещь... Я не уверен, правда, насколько прав он. Он говорит: «Когда затихает экономическое развитие в обществе, начинает развиваться культура и музыкальная жизнь становится активной».
А. Митрофанова
— Интересное наблюдение такое. Парадоксально.
С. Проскурин
— Когда у человека есть возможность зарабатывать деньги, делать бизнес, не всегда в таком обществе музыка актуальна. Факт. Когда происходит распределение этой энергии, то большое внимание уделяется музыке, живописи, культуре. И, может быть, это и правда. Надо проанализировать. Но мне кажется, что классическая музыка, которую я пытаюсь популяризировать, ведь проверялась годами, столетиями. И, вы знаете, есть песня «Ландыши». Очень душевная песня, ее пели после войны, но люди уже забыли через несколько дней эту песню. А Иоганна Себастьяна Баха сколько уже лет, и все вспоминают его. Потому что мне кажется, что если есть что-то настоящее, действительно очень глубокое по содержанию, оно не может исчезнуть, уйти. И мы будем всегда возвращаться, готовы мы к этому или нет. Сейчас мне кажется, что обществу необходима глубокая, серьезная музыка. Классическая музыка проверена столетиями. И пример вы привели, что это актуально сейчас.
А. Митрофанова
— Я бы в защиту «Ландышей» сейчас выступила. Мне кажется, что эта песня не утратила своей актуальности. Ее знают и это очень хорошо. Но что касается классической музыки, все таки это такой феномен. Согласились, да, на том, что есть этот момент? А дальше надо разбираться: а что она такого нам дает? Далеко не такая простая в восприятии, как та же песня «Ландыши». Замечательный пример, но, конечно, «Ландыши» — это гораздо более простая музыка, мелодия. А когда речь идет о мелодиях сложных, о хоровом исполнении или оркестровом, нужно же воспитывать в себе умение в этой музыке разбираться?
С. Проскурин
— Я думаю, что это такой же язык. Как человек изучает французский язык, он несет свою прелесть. Музыкальный язык тоже нужно учить. И если человек к этому не готов… Редко человек обладает какой-то очень глубокой интуицией… вникает, подключается к какой-то энергии музыки, к этому совершенно необыкновенному божественному состоянию вечности и к совершенству, потому что музыку нельзя взять в руки. Все таки это язык, к которому нужно готовиться, изучать. И чем больше человек готовится, чем больше он познает какие-то каноны, язык музыки, тем это становится интересней. Потому что это очень важно.
А. Митрофанова
— Странно говорить о музыке и слушать ее при этом. Поэтому я предлагаю сейчас обратиться к вашей музыкальной коллекции. Что мы будем слушать?
С. Проскурин
— Я бы хотел предложить «Концерт для трубы с оркестром ре-мажор», написанный отцом Моцарта Леопольдом Моцартом.
А. Митрофанова
— Очень хорошо. Слушаем.
(Звучит «Концерт для трубы с оркестром ре-мажор» Леопольда Моцарта.)
А. Митрофанова
— Напоминаю, дорогие слушатели, в гостях программе «Светлый вечер» на «Радио Вера» Сергей Проскурин, главный дирижер и художественный руководитель Русского камерного оркестра в городе Курске. И наш почетный гость сегодня здесь, в этой студии. И мы только что слушали… Ваше исполнение ведь было на трубе?
С. Проскурин
— Да
А. Митрофанова
— Замечательно!
С. Проскурин
— Спасибо
А. Митрофанова
— Спасибо огромное за ту радость, которую вы дарите через вашу музыку, исполнение. В связи с Моцартом… Был Леопольд Моцарт, отец Вольфганга Амадея… Конечно, сразу вспоминается… я уж прошу прощения за то, что я тоже дитя своей культуры… Я вспоминаю сразу фильм «Амадей» Милоша Формана, где образ Моцарта такой, наверное, не бесспорный, но очень яркий. Там же… если слушатели не помнят, я должна несколько слов сказать… конфликт Моцарта и Сальери, который еще у Пушкина в «Маленькой трагедии» изложен, лег в основу этого фильма, но развит несколько иначе. Там Сальери никак не может примириться с тем, что Господь даровал такой гений, такой талант человеку, который его, с точки зрения Сальери, недостоин. То есть, Моцарт там показан таким, фактически, идиотом, который все время хохочет, причем, настолько заразительно, что него бы смотрели очень косо, но при этом сами окружающие начинают тоже смеяться. Вот как такой человек мог писать такую музыку, совершенно непонятно. У вас есть объяснение, как такая музыка вообще рождалась?
С. Проскурин
— Вопрос очень интересный, сложный. Мне кажется, что в какой-то степени Пушкин был, наверное, несправедлив…
А. Митрофанова
— Однозначно…
С. Проскурин
— Конечно, нужна была интрига. И, может быть, это было актуально в то время, такая интрига существовала вообще. Сальери всегда помогал молодым музыкантам. Он их поддерживал финансово.
А. Митрофанова
— И вообще он был хорошим композитором. В защиту Сальери.
С. Проскурин
— Да, великолепным композитором. И я не исключаю, что он помогал Моцарту даже некоторые произведения дописывать. Я не исключаю такую возможность. И очень много из рожденной Сальери музыки Моцарт использовал. Моцарт использовал темы Сальери. Поэтому, здесь, конечно, несправедливость какая-то присутствует. Но мы не будем сейчас… Это очень серьезный разговор. Я изучал, общался с музыковедами, которые глубоко копали информацию и рассуждали… О Моцарте хотелось бы сказать, что это действительно что-то необычное. И Моцарт воспринимается каждым из нас в степени его образованности, понимания и подготовленности.
А. Митрофанова
— Но он при этом всем доступен, чем и прекрасен.
С. Проскурин
— Да. Он прекрасен тем… Во всяком случае, даже ранние произведения, первая симфония Моцарта, которая была написана в совершенно детском возрасте… все равно пугающая глубина понимания бытия. И непонятно, как вообще ребенок мог так воспринимать мир и изображать его в нотах, в каких-то музыкальных произведениях… Действительно, это явление. И, может быть, мне иногда кажется, лучше оставить эту проблему, не изучать, как и что. Надо отнестись к этому как к данному факту и получить наслаждение от того, что такое явление было и есть. И Моцарт — это что-то действительно непостижимое для человека, для профессионального музыканта и, наверное, не только.
А. Митрофанова
— Я не профессиональный музыкант, у меня есть своя версия. Я не претендую, естественно, ни на какую объективность. Мне кажется, он с этой музыкой родился, потом всю жизнь ее вспоминал просто. Вспоминал и записывал. И она на него как бы лилась таким дождем. Она уже существовала в его голове. Она родилась вместе с этим миром. Она просто через него вышла на свет.
С. Проскурин
— Знаете, мне кажется, что эта музыка всегда была, она жила, просто Моцарт ее записал. Писал он ее Божественной рукой. Бог двигал его перо. Мне кажется, что сочинить такое невозможно. Это выше, чем (нрзб.).
А. Митрофанова
— Я согласна с вами. Вы знаете, в связи с этим возникает какая проблема: у нас есть Моцарт, Вивальди, Верди — композиторы, которые не столь сложны в смысле… Наверно, иначе надо сказать… Более, скажем, доступные для широкой аудитории, для меня, например, чем, скажем, Стравинский или тот же Вагнер. Хотя Вагнер… У меня свежие впечатления от «Тангейзера». Это, конечно, великолепная музыка, великолепные хоровые партии. Но это надо слышать. Когда начинают исполнять классическую музыку, допустим, «Четыре сезона» Вивальди — очень часто исполняемая музыка, она становится заезженной. И то же самое качается Моцарта, арий из «Травиаты» Верди, «Застольная песня» какая-нибудь — она же у всех на слуху. Она может даже в мобильном телефоне у человека звучать в режиме ожидания звонка. Что с этим делать? Это… как сказать… Профанация, не профанация, но как потом эту музыку с оркестром исполнять? Как вы выходите из этой ситуации?
С. Проскурин
— У меня был случай один. Я начинал дирижировать «Сороковую симфонию» Моцарта. Я поднимаю руку и только хочу показывать вступление оркестру, как кто-то забыл выключить телефон, и эта симфония начала звучать в этой же тональности. Это было очень интересно. (Смеется.) Видимо, люди тоже не ожидали этого. Ведь есть категория музыкантов, которые пропагандируют классическую музыку любыми средствами. Хорошо это или плохо, время покажет. Они играют в джаз-роке, исполняют джазовые какие-то композиции, того же Баха играют, Моцарта. Я, конечно, не до конца это понимаю. И когда я слышу музыку Баха в исполнении каких-то джазовых исполнителей африканского происхождения или еще кого-то, мне это не очень нравится. Потому что я все таки люблю слушать музыку и играть ее так, как она предполагалась композитору, предписывалась своими какими-то знаками в партитуре. Может быть, кого-то это возбуждает, у кого-то вдохновение. Может, кто-то больше узнает о классической музыке, ради Бога. Если это поможет пропаганде этого чуда света…
А. Митрофанова
— Классическая музыка как чудо света, да?
С. Проскурин
— Да.
А. Митрофанова
— Хорошо!
С. Проскурин
— Я буду только рад. Хотя я необыкновенно счастлив в оригинале слушать музыку и исполнять.
А. Митрофанова
— А вам не сложно после такого количества вариаций на тему Вивальди исполнять потом Вивальди? Ту музыку, которую уже все знают, она буквально отовсюду льется. Во всех переходах исполняется Вивальди, в телефонах Вивальди, везде Вивальди. И вы потом его снова исполняете.
С. Проскурин
— Сейчас мастерство исполнителя достигло такой виртуозности, что если 50 лет назад «Концерт ми-бемоль мажор» Гайдна могли исполнять единицы, просто физически, технологически, технически не все могли сыграть ми-бемоль второй октавы в силу каких-то природных свойств…
А. Митрофанова
— А сейчас все могут?
С. Проскурин
— Сейчас все играют! То же самое, как 100 метров 100 лет назад пробегали за 15 секунд, за 14, а сейчас бегают 100 метров быстрее, чем за 10 секунд. То есть, мы движемся, мы растем. Но на самом деле качество-то лучше не стало в музыке.
А. Митрофанова
— Это парадокс такой!
С. Проскурин
— Да. И если я слышу действительно настоящее исполнение даже этих «Времен года» действительно глубоких музыкантов, которые владеют звуком, технологией, технически оснащены, но они еще и духовны по своей сути, музыка приобретает совершенно другой смысл. Потому что она не такая легкомысленная, как нас приучили слушать, как своего рода хит, только барочной эпохи. Если играет эту музыку действительно очень духовный человек, очень образованный и очень серьезно относящийся к музыке, эту музыку сразу можно отличить. К сожалению, мы редко слышим такую музыку. И на приучили к не всегда хорошему и лучшему исполнению. И у нас такое впечатление, что это такая вот музыка… На самом деле, я вам хочу сказать, что я могу показать некоторые образцы этой музыки, которая заставляет размышлять.
А. Митрофанова
— Вот я хочу понять, как это работает. Вы рассказываете, а я думаю: как духовный мир человека может повлиять на его исполнение тех же самых произведений, которые до него исполнял кто-то еще?
С. Проскурин
— Я одно время много работал в Тайване и Гонконге. Как раз в то время восточные музыканты стали двигаться в сторону классической музыки и захватывать концертные площадки в Европе и в Соединенных Штатах Америки.
А. Митрофанова
— Ванесса Мэй — это явление того времени, наверное?
С. Проскурин
— Нет, этого не было. Я встречал музыкантов, которые владели инструментами просто виртуозно, а ничего не происходило. Быстро играли, очень хорошо у них получалось, а музыки не было. Это нечто другое. Потому что даже… Это необъяснимая вещь, но я понимал, что технология и исполнительская их техника виртуозны, а ничего не происходило.
А. Митрофанова
— Волшебства не происходило, да?
С. Проскурин
— Да, это все было внешне. А сейчас появляются на востоке музыканты, которые уже начинают осмысленно делать, начинают осознавать тот пласт, значение той европейской культуры, которую они играют . Поэтому не всегда быстрое и даже какое-то, можно сказать, хорошее исполнение духовно и глубоко по содержанию. Здесь работают совершенно другие законы. Можно отличить всегда человека верующего, понимающего какие-то глубины, и человека, просто владеющего инструментом. Это сразу слышно.
А. Митрофанова
— Как это сказывается, в чем это сказывается? Вы говорите, я пытаюсь это представить, но мне сложно.
С. Проскурин
— Мне тоже трудно на эту тему говорить. Я не особо к этому готов. Но я скажу: есть один мой хороший друг, исполнитель, композитор и профессор Московской Консерватории Михаил Степанович Петухов. Мы часто с ним играем. И мы играем с ним Баха, концерты для фортепиано с оркестром. Эти концерты не очень длинные, длятся 10-15 минут. Но проживая, проигрывая концерт с Петуховым Михаилом Степановичем, у меня такое ощущение, что я проживаю вечность. За эти 10 минут я возвращаюсь после последних аккордов, такое ощущение, что я прожил огромную жизнь на протяжении этих 10 минут. Потому что он действительно очень глубокий человек. Он православный человек. Михаил Степанович пишет великолепную музыку. Когда общаешься с таким уровнем музыкантов, то действительно раскрывается, раздвигается время, и ты переживаешь совершенно другое состояние. И можно встретить талантливых студентов, даже талантливых профессиональных музыкантов, которых, может быть, недостаточно волнуют какие-то глубокие проблемы. Это сразу слышно. И ты понимаешь, что хорошо играет человек, но ничего не происходит. Должно что-то быть более того, чтобы только звучали ноты и был сыгран текст.
А. Митрофанова
— Хочется немедленно лезть в интернет и искать записи исполнения Петухова.
С. Проскурин
— Да.
А. Митрофанова
— А давайте мы сейчас послушаем какую-нибудь композицию в вашем исполнении…
С. Проскурин
— Давайте послушаем Аренского «Вариации на русскую тему Петра Ильича Чайковского». Действительно, очень необыкновенная по красоте, эта музыка на самом деле с таким необыкновенным русским характером, с русскими исполнительскими и композиторскими традициями.
А. Митрофанова
— Прекрасно.
(Звучат «Вариации на русскую тему Петра Ильича Чайковского» А.Аренского.)
А. Митрофанова
— Это было прекрасное исполнение Русского Камерного оркестра под руководством Сергея Проскурина — нашего сегодняшнего гостя в этой студии. Напоминаю, в эфире программа «Светлый вечер» на «Радио Вера». И мы прервемся буквально на одну минуту.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый вечер, дорогие слушатели! На «Радио «Вера» сегодня в программе «Светлый вечер» Сергей Проскурин, художественный руководитель и главный дирижер Русского камерного оркестра в городе Курске. Я — Алла Митрофанова. Мы продолжаем разговор о классической музыке и собственно об оркестре. Я думаю, еще скажем несколько слов о Ваших программах, очень интересных — детской программе, о том, что Вы ездили сейчас с гастролями в Севастополь, и так далее. Но мне бы сейчас хотелось чуть-чуть еще вернуться к разговору о классической музыке. Вы можете наблюдать, у Вас ведь есть друзья, которые музыку пишут. Вы видите, понимаете, как это происходит. Опять же, если возвращаться к пушкинским таким, как это сказать, вбитым в нашу голову канонам — «Гений и злодейство — две вещи несовместные», такая фраза, которую часто вспоминают, которая при этом так же легко опровергаема, потому что мы знаем злых гениев в истории человечества... Но, вместе с тем, что касается именно музыкальной сферы, каким должен быть человек, который пишет классическую музыку? Важно ли это вообще в принципе, какими личностными чертами он обладает, или это не важно?
С. Проскурин
— Интересный вопрос. Никогда не задумывался на эту тему. Ну, я встречал музыкантов, которые обладали действительно очень глубокими пониманиями, и в жизни, не просто философы; и люди, которые были очень образованные, и они рождали какие-то такие интересные произведения. Но, тем не менее, изучая эту проблему, я встречал и то, что бывает — редко, очень редко, — что человек даже, может быть, не задумывается над тем, что он создает. Но, как правило, это редко. В основном, если говорить о рождении каких-то действительно произведений, то здесь все равно работает какая-то такая... совсем другие законы. И они не могут быть созданы человеком-»уродцем». Здесь какая-то логика совершенно другая. Хотя мы же знаем, что и бывает такое. Мне кажется, что та музыка, которая действительно вечна и не умирает, которая создана, не могла быть создана людьми плохими. Но поступки — это же человек так устроен, человеку свойственно ошибаться, расти, познавать мир. Но если мы возьмем музыку действительно больших композиторов, это же большое переживание, это большие какие-то противоречия, это большое понимание мира, пропущенное через себя. Это очень сложный путь. Не думаю, что кто-то из настоящих композиторов и вообще без людей даже прожил жизнь без проблем, и эти проблемы не делали его лучше. Поэтому, я думаю, здесь какой-то замысел существует — между прожитыми годами, пройденными какими-то проблемами и действительно хорошей музыкой. Здесь все-все очень взаимосвязано.
А. Митрофанова
— Вот смотрите: говорят, что классическая музыка — это музыка от Бога, музыка, которая транслируется с Неба, сливается с Небес. Есть при этом огромное количество других музыкальных направлений сегодня. Ну, скажем, тот же джаз. Вот про джаз почему-то так не говорят. А почему? Что такого вот?..
С. Проскурин
— Вы знаете, у меня было одно время — когда я работал в Кишиневе, у меня был оркестр, биг-бэнд. Я руководил оркестром, я его создавал...
А. Митрофанова
— Джазовый?
С. Проскурин
— Да. И многие музыканты, и выдающиеся люди сейчас, многие работают в Соединенных Штатах Америки. Я соприкасался с этим жанром, это интересно очень. Мне кажется, что, понимаете, джаз в том своем начале, когда он (нрзб.), это была танцевальная, развлекательная музыка. Потом уже великие исполнители, великие композиторы делали из джаза какую-то такую очень серьезную музыку, очень интересную, это талантливые люди. И я бы сейчас уже не дифференцировал джаз и классическую музыку. И я думаю, что это началось уже до войны — до Второй мировой войны, в 40-е годы. Если мы возьмем произведения Дюка Эллингтона или возьмем произведения импрессионистов — ну, допустим, Дебюсси, то они очень близки. Если мы возьмем «Девушку с волосами цвета льна» или возьмем «Разочарованную леди» Дюка Эллингтона, мы не отличим стили. То есть настолько пересекается все вместе, настолько это как бы рождено в одно и то же время. Или мы возьмем поздние произведения Стравинского — их можно отнести и к джазовым произведениям, их можно отнести и к классическим произведениям. Мне кажется, что само время, сам вот этот шаг в музыке, сами гармонии — они настолько пересекаются, что вот сейчас я даже не могу дифференцировать, джазовая музыка это или классическая. Нам хочется, конечно, многим хотелось бы остаться. На самом деле, все движется так в одну сторону, что современная музыка — она и есть современная музыка.
А. Митрофанова
— Вы знаете, слава Богу, мне кажется. Вообще, когда нет каких-то четких границ, что вот это — правильно, а это — неправильно, это так не бывает в жизни. Не бывает черного и белого.
С. Проскурин
— Одно, что отличает джазовых исполнителей от исполнителей классических уже (мы сейчас не говорим о композиторской школе), — то, что, на мой взгляд, звукоизвлечение говорит уже, джазовый это исполнитель или человек, который исполняет классическую музыку; сам подход профессиональный к артикуляции звука, к фразировки. Это нужно отличать. Но я не думаю, что это было бы корректно, если бы джаз играли классические музыканты в традициях классической музыки. И наоборот: если джазовый исполнитель будет играть Баха, это сразу слышно. Я не могу критиковать, не хотел бы вообще этим заниматься, потому что все искусства... всем есть место в этом мире. Но мне кажется, что есть просто хорошая музыка и плохая.
А. Митрофанова
— Талантливая и неталантливая, да, наверное?
С. Проскурин
— Наверное, да.
А. Митрофанова
— Да. Давайте немного поговорим о Вашем оркестре. Вы недавно были в Севастополе и выступали там в Мемориале 35-й батареи. Ну, расскажите, пожалуйста, об этом событии: что там происходило, что такое Мемориал 35-й батареи, исходя из того, что мы не знаем об этом, допустим, ничего.
С. Проскурин
— Вы знаете, я познакомился с совершенно необыкновенным человеком. Это действительно очень интересный человек, и вот даже точную характеристику сейчас давать ему нельзя, потому что должно пройти время. Это Чалый Алексей Михайлович — это человек, который, в общем-то, открыл для нас очень многое. Это очень тонкий человек, уникальный. Он ученый, действительно выдающийся ученый, он бизнесмен. И после знакомства мы пришли к выводу... Я хотел организовать фестиваль «Великие композиторы и выдающиеся исполнители Севастополя», но мы пришли к выводу, что в ближайшее время будет День Памяти 35-й батареи, и он пригласил наш оркестр выступить на этом празднике — Дне Памяти. Я изучил проблему, узнал вообще об этой 35-й батарее, прочитал, посмотрел фильм...
А. Митрофанова
— Расскажите.
С. Проскурин
— Настолько трогательная история! Ситуация — это 1942 год, приходит приказ Главнокомандующего о том, что руководители и Генералитет должны покинуть батарею, которая защищала Севастополь. И утром колоссальное количество солдат остается без руководства. А это война. И они не поняли, что им нужно эвакуироваться. Потому что здесь, на самом деле, надо глубоко изучить эту проблему: то ли это предательство, то ли это безответственность, то ли это невозможность вовремя эвакуировать солдат. Но то, что руководители сбежали, и без руководителей несколько дней сражались солдаты. Они были... Представляете, что такое, в какую ситуацию они попали?
А. Митрофанова
— Да, это, фактически, обезглавленный организм.
С. Проскурин
— Обезглавленный организм, да. И было колоссальное количество плененных — несколько десятков тысяч. Сколько жертв понесли! И немецкие войска разгромили эту батарею полностью, уничтожили колоссальное количество героев наших. И Алексей Михайлович восстановил эту батарею и сделал там музей. Без слез невозможно там находиться, потому что такое количество людей, которые там погибли, эта вся история... Это уникальный музей просто... И мы с оркестром — там без слез не обошлось. То есть, практически, мы вышли оттуда потрясенными, посетив этот музей. Нам предоставилась честь играть. Была очень интересная конструкция театрализированная...
А. Митрофанова
— Театрализованная.
С. Проскурин
— Театрализованная, да, конструкция, где были переодеты актеры, народные артисты принимали участие, была старая техника того времени. Все это было на воздухе, все это в музее на побережье моря, где эта 35-я батарея находилась. И мы играли. В первом отделении мы играли классическую музыку, между произведениями читали стихи. Выходили те люди, которые защищали Севастополь, кто остался в живых, наши ветераны. А второе отделение — мы играли песни, посвященные... ну, музыку, популярную именно вот во времена войны. Это танго, это песни «Огонек», «Катюша». И я был потрясен, что более двух тысяч зрителей, которые пели вместе с нами, я был потрясен, как музыка объединяет людей, насколько это стало актуальным, вот это выступление наше, насколько мы затронули какие-то струны человеческие, где стоя все второе отделение люди пели, нас не отпускали после концерта. Мы со многими подружились. Это было незабываемое чувство — что мы с нашим оркестром приняли участие... ну, совершенно... даже слово «акция» не подходит, смешно. Это в каком-то вообще таком каком-то...
А. Митрофанова
— Дань Памяти.
С. Проскурин
— ...в дани Памяти, да. День Памяти — вот то, что там происходило. И я считаю, что это один из необыкновенных дней моей жизни, который важен очень для меня и для музыкантов оркестра, что мы приняли участие и были приглашены на такое событие вообще для русских людей.
А. Митрофанова
— Давайте еще сейчас что-нибудь послушаем в исполнении Вашего оркестра. Какую композицию Вы нам приготовили?
С. Проскурин
— Вы знаете, хотелось бы, чтобы мы сегодня послушали «Аполлон Мусагет» — это балет Стравинского, но эта музыка может звучать как концертное произведение, совершенно не просто как балет, но и как концертное произведение. И я думаю, что интересно будет послушать.
(Звучит отрывок из балета Стравинского «Аполлон Мусагет».)
А. Митрофанова
— Напоминаю, в программе «Светлый вечер» сегодня на «Радио «Вера» Сергей Проскурин, художественный руководитель и главный дирижер Русского камерного оркестра. В городе Курске этот оркестр находится и гастролирует по всему миру, привозя в самые разные города и страны такую потрясающую музыку. Сергей Георгиевич, есть такое понятие, как аутентичная музыка, аутентичное исполнение, Вы этим занимаетесь. Расскажите, пожалуйста — сейчас это модная формулировка, трендовая такая. Все сейчас стремятся к аутентичному звучанию и так далее. Что это такое?
С. Проскурин
— Ну, Вы знаете, в 90-е годы, когда у нас в стране, в России, было настолько сложное время, когда люди должны были выжить, просто выжить, я в это время получил работу в Стокгольме. Чувствовал я себя, конечно, даже неловко, с одной стороны, зная, что мои друзья...
А. Митрофанова
— Другой бы на Вашем месте сказал: «Вау!» и, не думая ни о чем, укатил! (Смеется.)
С. Проскурин
— (Смеется.) И там я познакомился с музыкантами и с оркестрами, которые играют на аутентичных инструментах. Как раз вот 90-е годы. Для меня это было открытие — когда люди берут, занимают инструменты в музеях или приобретают старинные инструменты и играют музыку на тех инструментах, когда была написана эта музыка той эпохи. Если это Бетховен, XVIII век, или XVII век — барочная музыка, то приобретают инструменты струнные, духовые и играют музыку... Ну, в музеях.
А. Митрофанова
— А это действительно другое звучание?
С. Проскурин
— Да, это другое звучание. Ну, пример приведу. Оно несовершенно, звучание. Но зато ты переносишься в то время, когда это все звучало. Иногда это даже, может быть, не совсем эстетично, в нашем понимании, потому что мы уже привыкли к совершенно другим звукам, более совершенным. И я представляю, как мучились исполнители, когда у них не было возможности… когда в этих инструментах не заложены были природой даже эти звуки, которые надо было извлекать, и умудрялись они там поджиматься, что-то делать, совершенствоваться. И я тоже увлекся. Я, даже уже будучи профессором, поехал в Лондон, в школу, где обучают аутентичному мастерству, и познакомился с профессорами, и обучался этому делу. Как Вы знаете, Британия — это одна из школ, где не особо распространены методики обучения, записываемые в учебниках. То есть, например, немцы, немецкая школа исполнительская — она сразу фиксирует, то есть придумали что-то записали. А в Британии передается из уст в уста. Даже один из знаменитых трубачей, мой приятель Виллис Волан сказал, что «мы не сделали двух ошибок: первой — мы никогда не воевали с русскими напрямую, и, второй — мы не написали ни одного учебника для трубы».
А. Митрофанова
— А Вы бы согласились с тем, что этот путь более... ну, не то, что даже правильный — более насыщенный, что ли, требует от человека большего искусства, мастерства? Что он дает?
С. Проскурин
— Ну, во всяком случае, Вы знаете, это дает то, что эта исполнительская школа — она дает нам возможность соприкоснуться с тем временем, откуда эта музыка идет, и узнать, как, действительно, это исполнялось. Потому что она же передается не через книгу, а от человека от человеку. Это очень интересно. И меня это увлекло, я тоже начал заниматься, приобретал инструменты, создал свой маленький музей аутентичных музыкальных инструментов. И у меня есть много записей, достаточно много — около десяти концертов я записал музыки на этих инструментах той эпохи, когда эта музыка создавалась теми композиторами. Это действительно очень интересно.
А. Митрофанова
— То есть Вы учились у кого-то из тех, кто учился у другого музыканта, который учился, и так далее, и так далее?..
С. Проскурин
— Да, триста лет этой школе.
А. Митрофанова
— Да...
С. Проскурин
— Понимаете, передавалось из уст в уста. Вот это есть аутентичная методика...
А. Митрофанова
— Серьезно.
С. Проскурин
— ...исполнительская.
А. Митрофанова
— Это вот... Понимаете, до появления письменности у некоторых народов из уст в уста передавался эпос. И какая память феноменальная должна была быть у людей, чтобы они могли это все в голове держать! А потом появилась письменность, и, конечно, ну, наверное, это все несколько изменилось, да? (Смеется.) Но вот эта способность человека запоминать огромные тексты стала не так востребована. Я не знаю, как это в музыке работает, но, судя по тому, что Вы говорите, это какие-то особые люди и особая традиция, особая культура — хрупкая, ее беречь надо.
С. Проскурин
— Да, Вы знаете, сложность этого дела в том, что я попытался все-таки играть и старался это делать на старинных инструментах — инструментах, которым двести лет, но все равно с той эстетикой звучания, которую мы уже привыкли делать. То есть я искал компромисс между... Ну, представляете, если мы сейчас снимем струны со скрипки и натянем жильные струны, как это было сделано двести лет назад, это совершенно другой звук. Вы будете смеяться.
А. Митрофанова
— На скрипке Страдивари были струны из жил?
С. Проскурин
— Конечно. Вы будете смеяться от этого звука. Вы будете... Ну, это будет для Вас совершенно необычно...
А. Митрофанова
— Непривычно, да?
С. Проскурин
— Непривычно, да. Но на самом деле это было так. Поэтому я находил компромисс между старинными штрихами, старой мелизматикой, старинным звуком, старыми какими-то традициями, которые, на мой взгляд, мне показались интересны для меня, и, тем не менее, приближал звучание, чтобы эстетика музыки была как бы общепринята вот в наше время, в современное. Ну, в общем-то, и получился, может быть, какой-то необычный стиль в музыке, свой. И оркестр, то же самое, я приучал к такому же... к такой стилистике.
А. Митрофанова
— Класс!
С. Проскурин
— Поэтому это достаточно интересно и увлекательно.
А. Митрофанова
— А вот для деток у Вас есть программы. Вы им тоже пытаетесь такие вещи доносить? Нет, по-другому? Расскажите.
С. Проскурин
— Нет, нет. Здесь другое. Здесь... Вы знаете, ведь музыка — это же настолько интересно и увлекательно, и вначале мы видим талантливых детей, которые показывают совершенно необыкновенные результаты. Я встречал детей — в семь-восемь лет играли сложнейшие концерты, которые, там... Музыки тридцать минут выучить в семь лет и осознанно играть какое-то сложнейшее произведение... Потом смотришь — двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет — и человека этого не видно. И у меня была задача как-то помочь музыкантам провинциальным, у которых нет ни инструментов, у которых нет некоей возможности с настоящими какими-то серьезными педагогами встретиться. Потому что, Вы же знаете, все лучшее в Москве, все лучшее... Москва забирает всех.
А. Митрофанова
— Ну, да, есть такая проблема.
С. Проскурин
— К сожалению, да. И финансово это привлекательно, и... Ну, Москва есть Москва. И провинциалы остаются как-то обделены — и финансово, и не только. И мы отбираем детей талантливых, кто в состоянии сыграть с оркестром. Мы помогаем им подготовить какую-то программу с оркестром, делам оркестровки специально для них, упраздняем или, наоборот, усложняем задачу. И дети каждый год — мы около двадцати детей... мы помогаем этим деткам сыграть с профессиональным оркестром. Это совершенно другое дело, нежели просто играть в музыкальной школе. Это ответственно, на этот концерт приходит очень много людей, детей, друзей, родственников. И мы видим результаты, что многие дети — это действительно им помогает. К сожалению, они потом уезжают в Москву, и никто не остается.
А. Митрофанова
— (Смеется.) Да, и продолжают этот...
С. Проскурин
— То есть мы работаем на Москву. Мы не работаем на себя.
А. Митрофанова
— Вот слушайте, здорово очень то, что Вы делаете с детьми, потому что вот я не знаю, куда деваются вундеркинды, когда они вырастают, но, может быть, в какой-то момент, в переходный возраст, действительно, им не хватает веры в то, что то, что они делают, это кому-то нужно. Поэтому, наверное, это стимул мощный — сыграть с потрясающим оркестром, и еще и в концерте. А вот можно я Вас еще про одну программу расспрошу? У Вас есть проект «Музыка без границ» совместно с «Радио «Вера». Я еще сама не в курсе, а Вы уже в курсе. Вы расскажите, что это такое?
С. Проскурин
— Мы после знакомства моего с совершенно необыкновенным человеком, очень светлым человеком (это Владимир Романович Легойда)...
А. Митрофанова
— Частый гость этой студии, регулярный!
С. Проскурин
— (Смеется.) Да, частый гость этой студии. И мы, общаясь с ним неоднократно, пришли к выводу, что надо сделать совместный какой-то проект. Ну, и проект этот мы назвали «Музыка без границ», чтобы те какие-то духовные ценности, наши территориальные ценности, которые связаны с православием, каким-то нашим миром — ну, чем мы отличаемся от других стран, государств, — сделать проект, который был бы духовен по своей сути и доступен, это вот такой фестиваль. И так же параллельно мы хотим серию дисков записать в рамках этого проекта, где не будет границ между культурами, между национальностями, странами. Этот проект... И вот первый диск, я надеюсь, будет записан и выйдет уже в конце августа, и мы будем играть очень интересную музыку, где будет звучать наш оркестр в рамках проекта «Музыка без границ», а также фестиваль, который мы будем проводить, наверное, ежегодно. Сейчас начнем с Курска, затем у меня есть уже некоторые договоренности в Швеции, Ирландии, Норвегии и Дании, что этот фестиваль мы двинем и в ту сторону. Поэтому для нас это интересный проект — «Музыка без границ»...
А. Митрофанова
— Для нас тоже. Да-да, держите, пожалуйста, в курсе, рассказывайте о том, что там будет происходить. Ну, и, конечно, приносите музыку. Мы будем ее с удовольствием ставить в эфире. И коль скоро это такой совместный проект и диски будут выходить, я надеюсь, что наши слушатели смогут их тоже найти, и в автомобиле и дома наслаждаться этой потрясающей... Вашим потрясающим исполнением. Спасибо большое за разговор! Я напоминаю, что у нас в гостях на «Радио «Вера» в программе «Светлый вечер» был Сергей Проскурин, главный дирижер и художественный руководитель Русского камерного оркестра, который живет в городе Курске, гастролирует по всему миру и бывает... — вот сейчас, надеемся, будет чаще бывать и в эфире «Радио «Вера». Напоследок давайте послушаем что-нибудь из Вашей музыки.
С. Проскурин
— Ну, хотелось бы, чтобы наши радиослушатели услышали вариации Аренского на темы Петра Ильича Чайковского.
А. Митрофанова
— Очень хорошо.
(Звучат «Вариации на темы Петра Ильича Чайковского» Аренского.)
Михаил Булгаков и его мать
Поделиться
Фото: Paige Cody / Unsplash
«Мама, светлая королева, где же ты?» — эти слова появляются в самом начале романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Белая гвардия». Писатель никогда не скрывал, что в образы и характеры Турбиных, главных героев этого произведения, вложил черты своих родных и близких. Светлой королевой он называл свою мать — Варвару Михайловну Покровскую. А посвящённые ей слова — памятником сыновнего уважения и любви.
Булгаков как-то обмолвился, что начал творить под материнским влиянием. Варвара Михайловна была образованной женщиной и до замужества служила учительницей в Орловской женской гимназии. В 1890 году она обвенчалась с доцентом киевской Духовной Академии Афанасием Ивановичем Булгаковым. А через год на свет появился первенец — сын Михаил. Мальчика назвали так в честь деда по матери, священника. Каждый вечер, укладывая маленького Мишу спать, Варвара Михайловна рассказывала ему сказки. Она придумывала их сама. Скоро у Миши появились младшие братья и сёстры — в семье Булгаковых было семеро погодок. Дети собирались вокруг матери и с восхищением слушали её интересные и поучительные истории. Вдохновлённый ими, Михаил уже в семь лет написал свой первый рассказ, который назывался «Похождения Светлана». К сожалению, он не сохранился до наших дней. Но младшая сестра Булгакова, Елена Афанасьевна, вспоминала, что матушке он очень понравился.
У Варвары Михайловны был лёгкий и весёлый нрав. Она воспитывала детей в непринуждённой, радостной атмосфере. В доме звучал смех, раздавались звуки фортепиано. Михаил души не чаял в своей улыбчивой и ласковой маменьке. Варвара Михайловна научила мальчика читать. И открыла ему удивительный мир литературы. У Булгаковых была большая библиотека. Миша мог пропадать там часами. Случалось так, что он находил на полках книги, о которых не знала и сама его мама. Однажды Михаил в очередной раз «застрял» в библиотеке. Варвара Михайловна пошла звать его к обеду. С большим трудом ей удалось оторвать сына от книги. Оказалось, он зачитался адаптированным переводом романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Женщина этой книги не читала. Взяв её у мальчика, она стала переворачивать страницы, и так увлеклась, что теперь уже Мише пришлось возвращать матушку к реальности. Читать книги самому было невероятно увлекательно. Но ещё больше Миша любил, когда мама читала ему вслух. Однажды мать и сын провели несколько незабываемых дней за чтением «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Впоследствии Гоголь стал любимым писателем Михаила Афанасьевича.
В доме Булгаковых царил христианский дух. Варвара Михайловна, дочь священника, и её муж, преподаватель Духовной академии, старались прививать детям веру и благочестие. Частыми гостями в доме было киевское духовенство. Ещё одна сестра писателя, Наталья, вспоминала, что домашний быт матушка устраивала, согласуясь с молитвой преподобного Ефрема Сирина — изгоняя всякий дух праздности и уныния. У Варвары Михайловны все были при деле. На этой почве Михаил даже сочинил про маменьку шуточное стихотворение: «Утро. Мама в спальне дремлет. \ Солнце красное взойдет, \ Мама встанет и тотчас же \ Всем работу раздаёт». Эти стихи стали «крылатыми» в семье. А больше всех смеялась над ними сама Варвара Михайловна.
Повзрослев и уехав из родительского дома, Булгаков с нежностью думал о матери, скучал по ней, вспоминал, как дома дремал днём на мамином диване и как она приносила ему чай с французскими булками. Уже будучи известным литератором, он писал ей из Москвы: «Дорогая мама, как Вы поживаете, как Ваше здоровье? Пишите, пожалуйста, как только выберете свободную минуту. Всякая весть от вас приятна». После кончины Варвары Михайловны в 1922 году Михаил Афанасьевич писал одному из своих друзей, что часто видит мать во сне. «Я вижу абажур, клавиши фортепиано и её...»
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Геворк и Гоар Вартанян
Поделиться
Фото: PxHere
Жених и невеста сияли счастьем. Они держались за руки и смотрели только друг на друга. Никто из гостей на свадьбе не подозревал, что они давно уже женаты. Геворк и Гоар Вартанян были советскими разведчиками-нелегалами. Их служба за рубежом проходила в условиях абсолютной секретности. В Германии они для всех были немцами. В Испании — испанцами. И заключали брак по законам той страны, в которой находились. Да, это была конспиративная формальность, прикрытие. В их документах стояли чужие имена. Но одно было настоящим — их любовь. «Я счастливая женщина — несколько раз надевала свадебные наряды, а шла под руку с одним и тем же мужчиной. Может быть, поэтому и семья у нас такая крепкая», — шутила Гоар Левоновна. Обвенчавшись совсем ещё молодыми людьми, легендарные разведчики прожили в счастливом браке 65 лет.
Их семейная история началась в Тегеране. Армянские семьи Гоар и Геворка попали туда разными путями. Отец молодого человека работал в Иране на разведку СССР — по его стопам и пошёл сын. Родители девушки переехали в Тегеран из советского Ленинакана в поисках лучшей жизни. Впервые молодые люди встретились, когда Геворку было 15 лет, а Гоар — 13. «Черноглазая, с косичками, улыбчивая и очень красивая. Она покорила моё сердце с первого взгляда», — вспоминал Геворк Андреевич.
Знакомство будущих супругов произошло в разгар Второй Мировой войны. Фашистская Германия пыталась склонить Иран на сторону нацистов. В Тегеран постоянно прибывали тайные агенты Рейха. Глядя на то, как участвует в их разоблачении отец, Геворк не захотел сидеть на месте. В результате уже в 16 лет он был принят в ряды разведчиков. И вскоре собрал группу подростков-антифашистов, которая получила название «Лёгкая кавалерия». Молодые ребята без труда входили в доверие к подозреваемым в заговоре или шпионаже и получали нужную информацию. В 1943-м году к «Лёгкой кавалерии» присоединилась Гоар. К тому времени Геворк понял, что всей душой её полюбил.
В конце ноября в Тегеран на переговоры антигитлеровской коалиции приехали главы СССР, США и Великобритании — Сталин, Рузвельт и Черчилль. Накануне разведка выяснила, что фашисты хотят устранить лидеров «большой тройки». Исполнители этого плана уже прибыли в Иран. «Лёгкая кавалерия» взялась за дело. Гоар Левоновна вспоминала: «В поисках диверсантов мы носились по пыльным улицам днем и ночью. Пересиливая страх, мы шли по их следам. И нашли...». Покушение века было предотвращено.
Через год после окончания войны Геворк, наконец, сделал Гоар предложение. Молодые люди обвенчались. Событие отмечали на крыше дома невесты — перетащили туда персидские ковры, столы. Так прошла их первая, настоящая свадьба.
Супруги посвятили себя службе в разведке. А это означало, что они, по сути, не принадлежали себе. «Мы жили в роскошных домах и отелях, на шикарных виллах. Но у нас не было ничего. Ничего, кроме любви друг к другу», — вспоминал годы работы Геворк Вартанян. Разведчики успели побывать более чем в ста странах. В СССР вернулись в 1986 году. Но только в 2000-м с их деятельности был частично снят гриф секретности.
Более пятидесяти лет Геворк и Гоар прошли плечом к плечу на трудной и опасной службе. «Мы с женой понимали друг друга не то, что с полуслова, а с полувзгляда. Всегда были вместе, и это придавало мне сил», — говорил Геворк Андреевич. Когда в возрасте 87 лет врачи обнаружили у него рак, супругам пришлось бороться со смертельной болезнью. Гоар Левоновна была рядом с мужем, поддерживая и приободряя его до последнего часа. У супругов-разведчиков было несколько государственных наград, но главной своей наградой они считали возможность прожить долгую и счастливую жизнь вместе.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Послание к Евреям святого апостола Павла
Поделиться
«Апостол Павел». Рембрандт (1606–1669)
Евр., 333 зач. (от полу́), XII, 28 - XIII, 8.
Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Человек, как известно, привыкает ко всему. С одной стороны, это наше спасительное свойство, с другой, привыкая к благу, мы перестаём его замечать и ценить. Так происходит и с евангельской истиной: как бы мы не пытались избежать привыкания, оно неизбежно наступит, как и привыкание к церковной жизни с её богослужениями, молитвами и постами, а вслед за привычкой придут усталость с разочарованием. Можно было бы бичевать себя и думать, что в этом есть нечто греховное, но поступать так не стоит, ведь у нас есть апостольские послания, которые, среди прочего, имеют в себе фрагменты, посвящённые борьбе с привыканием к христианскому благовестию, а это означает, что и древние христиане были такими же, как и мы, но апостолы не ставили им это в вину. Один из таких фрагментов содержится в 12-й и 13-й главах Послания святого апостола Павла к Евреям. Этот отрывок звучит сегодня во время литургии в православных храмах, давайте послушаем его.
Глава 12.
28 Итак мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом,
29 потому что Бог наш есть огнь поядающий.
Глава 13.
1 Братолюбие между вами да пребывает.
2 Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам.
3 Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле.
4 Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог.
5 Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя,
6 так что мы смело говорим: Господь мне помощник, и не убоюсь: что сделает мне человек?
7 Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их.
8 Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же.
К сожалению, наш привычный русский синодальный перевод Нового Завета не всегда удачен, и в только что прозвучавшем отрывке Послания к Евреям мы имеем дело как раз с таким переводом, смысл которого понять непросто. Поэтому нам стоит обратить внимание на другие русские переводы этого отрывка апостольского послания, особый же интерес представляют его начальные строки: «Вот почему мы, которым дано владеть непоколебимым Царством, должны быть благодарны Богу и в благодарности поклоняться Ему так, как Ему приятно, с благоговением и страхом» (Евр. 12:28). Этими словами апостол напомнил своим адресатам известную истину: Бог даровал нам Своё Царство, Он дал нам возможность вечной блаженной жизни, дал радость общения с Ним лицом к лицу, Он освободил нас от порабощения греху и смерти. Однако древние христиане, подобно нам, в круговерти повседневных житейских забот забывали о великих евангельских обетованиях, по этой причине далее апостол написал о том, каким образом можно поклоняться Богу в любом месте и в любое время, как жить, не изменяя Евангелию. Апостольские рекомендации очень просты, их легко понять и запомнить.
Во-первых, необходимо помнить об основной заповеди Божией — заповеди о любви к Богу и людям, первейшим следствием исполнения этой заповеди должны стать любовь к ближним и забота о нуждающихся. Во-вторых, апостол напомнил о соблюдении супружеской верности как об ещё одном базовом нравственном законе. В-третьих, Послание к Евреям предостерегает против сребролюбия, которое способно стать для человека идолом, заслоняющим Спасителя. Вместе с этим Послание напоминает о том, что Бог не оставит верных Ему людей, и это не какая-то утопическая фантазия, это то, что подтверждено как Священным Писанием, так и опытом предшествующих поколений христиан, начиная с самих апостолов Христовых. В-четвёртых, апостол написал о том, что необходимо всегда помнить о наставниках в вере, нужно смотреть на их жизненный путь, на их блаженную кончину и подражать их вере. Собственно, именно этот апостольский завет мы и исполняем всякий раз, когда посещаем наши храмы в дни памяти святых.
Финалом же апостольских рекомендаций стало бесспорное утверждение: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8). Из этого факта следует, что Спаситель пребывает с нами так, как Он обещал, что никакое Его слово не останется неисполненным, в том числе и слово о блаженстве верующих в Него (см. Ин. 20:29), и это — повод для ничем непоколебимой радости!
