В этом выпуске своими удивительными историями и впечатлениями, связанными с опытом прохождения поста, поделились ведущие радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова и Кира Лаврентьева, а также наш гость — клирик храма Сорока Севастийских мучеников — протоиерей Максим Первозванский.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Здравствуйте, дорогие друзья. Прежде чем я представлю участников наших сегодняшних «Светлых историй», я хочу поблагодарить наших зрителей. Вы даже не представляете себе, сколько теплых слов благодарности мы — редакция радио «Вера», ведущие радио «Вера», гости радио «Вера» — получили от людей, которые слушают и смотрят «Светлые истории», и для которых вот понедельник, когда «Светлые истории» выходят в эфир на радио «Вера», стал каким-то особенным днем. Они стали ждать этого свежего воздуха спокойствия, позитива — не бравады, не пошлости, не шапкозакидательства, а реально живых светлых человеческих историй, от которых становится теплее, спокойнее и увереннее. Хотя бы на время. Сегодня это ой, как важно. Спасибо вам за то, что вы нас слушаете, спасибо за то, что пишете. И мы вот с моей женой, Аллой Митрофановой, снова и снова повторяем каждому, кто нам звонит, кому мы звоним, кто к нам приходит: давайте держаться вместе. Просто вместе. Потому что мир меняется, ситуация меняется, обстоятельства меняются, не всегда, далеко не всегда в лучшую сторону. Но пока мы вместе, мы справимся. Это «Светлые истории» на радио «Вера» — замечательный новый проект радиостанции, где ведущие радиостанции и гости радиостанции встречаются для того, чтобы рассказать истории на заданную тему. И прежде, чем я озвучу тему, разрешите представить вам участника сегодняшнего разговора. Во-первых, наш дорогой... Можно я скажу, что друг? Не только наш с Аллой, с моей женой, но и Добби вас часто добрым словом вспоминает, отец Максим, передает привет. До сих пор в интернете гуляет фотография, где Добби знакомится с замечательным священником, клириком храма Сорока Севастийских мучеников, протоиереем Максимом Первозванским. Добрый вечер, отец Максим.
Протоиерей Максим
— Добрый вечер.
А. Ананьев
— Рад вас видеть.
Протоиерей Максим
— Я тоже, взаимно.
К. Лаврентьева
— Для тех, кто не знает, Добби — это собачка Аллы и Саши. Ну, может, кто не знает.
А. Ананьев
— Позвольте, во-первых, Добби — человек. И потом только для всех остальных...
К. Лаврентьева
— Хорошо. Аминь.
Протоиерей Максим
— Во-первых, Добби — свободный эльф.
А. Митрофанова
— Вот, он свободный эльф.
А. Ананьев
— Свободный эльф — да.
А. Митрофанова
— Потому что он регулярно получает от хозяина носки. А когда не получает, то берет их сам.
А. Ананьев
— Носки и котлеты. Во-вторых, я не знаю, чего больше в этой девушке — чувства юмора, природной красоты или обаяния — прекрасная ведущая программ «Путь к священству» и еще многих и многих проектов радио «Вера», ведущая Кира Лаврентьева.
К. Лаврентьева
— Спасибо, Сашенька. Здравствуйте, дорогие радиослушатели.
А. Ананьев
— И я с огромным удовольствием представляю моего верного соратника, любимую жену и ведущую радио «Вера» — Аллу Митрофанову.
А. Митрофанова
— Добрый вечер светлый.
А. Ананьев
— Сегодня, как полагается на первой неделе поста, у нас было... Сколько мы вам тем возможных прислали, отец Максим?
Протоиерей Максим
— Десять.
А. Ананьев
— По-моему, десять, да.
Протоиерей Максим
— Ровно десять.
А. Ананьев
— Десять. И из этих десяти там, абсолютно даже не сомневались, что вы выберете эту тему. Отец Максим выбрал тему — Великий пост. Истории, запомнившиеся, именно которые случились Великим постом, связанные с Великим постом или нет. И, судя по тому, что вы выбрали эту тему, дорогой отец Максим, вам и начинать. Наверняка, сколько вот у вас Великих постов было?
Протоиерей Максим
— В первый раз я постился в 90-м году, соответственно, ну вот сейчас 32-й.
А. Ананьев
— 32-й. И наверняка были какие-то ярчайшие истории, которые обязательно захочется пересказать нашим слушателям своим друзьям.
Протоиерей Максим
— Ну ярчайших нет. Вообще я всегда и всюду, Саш, вы уже, я думаю, неплохо меня знаете, потому что я о себе, бывает, рассказываю как на радио или в личных разговорах, у меня нет в жизни ярких историй. То есть у меня жизнь, она сама по себе яркая, и я не считаю ее какой-то скучной или неинтересной, но чего-то такого, прямо из ряда вон выходящего, в ней нет. И с постом у меня тоже прямо вот ярких историй нет. Запоминающиеся для меня лично...
К. Лаврентьева
— Отец Максим, вы всегда так говорите, но каждая ваша история и каждый ваш рассказ это что что-то совершенно потрясающее. У меня нет ярких историй... И дальше следует какой-то очень интересный рассказ.
Протоиерей Максим
— Ну, наверное, у меня просто жизнь такая, которая мне кажется обычной. Я могу вспомнить свой первый пост — это как раз пост 90-го года, когда я впервые, вот буквально незадолго до поста, окунулся не просто в церковную жизнь как посещение храма, а встретил людей, которые этой жизнью жили. И не только непосредственно на богослужении. Более того, как раз в совместных богослужениях мы с ними никак не участвовали. Это были люди, которые составили на тот момент костяк и начало общества «Радонеж» — это замечательный Евгений Андреевич Авдеенко, Александр Григорьевич Коропов, ныне здравствующий Евгений Константинович Никифоров, это покойный архимандрит Амвросий (Юрасов), и многие-многие другие живущие или, к сожалению, в значительной своей части уже усопшие люди. И ныне здравствующий Володя Чурсин, который был моим страшим коллегой по работе в таком оборонном ящике, связанной с ядерной физикой денсиметрией и так далее, где я тогда успешно работал, он пригласил меня в баню. Я начал ходить в баню. Это были Селезневские бани, там вот я всех этих чудесных людей встретил и узнал, что вообще-то люди живые, в храм ходящие, называющие себя православными, молящиеся, еще и пост соблюдают. Я с ужасом узнал и услышал, как они собираются соблюдать пост.
А. Ананьев
— До чего же причудливы дороги, ведущие к храму. У вас она проходила буквально через баню.
А. Митрофанова
— Через баню.
Протоиерей Максим
— Да. Больше того, под это было потрясающее такое, знаете, исторически-культурное обоснование. Поскольку одним из таких вот запевал и заводил всей этой тогда молодой и шумной компании был Евгений Андреевич Авдеенко, а он такой большой специалист по античности, он как раз говорил, что в античности образование юношей велось, собственно, в банях. То есть я прямо тогда понимал, что я попал туда, куда надо, то есть я попал туда, где я могу получить нормальное образование. То есть баня в античности это не было место, где моются, понимаете.
А. Митрофанова
— Это было место общественных собраний, важнейших разговоров, философских дискуссий.
К. Лаврентьева
— И решений.
А. Митрофанова
— И решений политических задач каких-то, это правда.
Протоиерей Максим
— Вот я попал в такую ситуацию, да, то есть я попал и сразу понял, что я не просто мыться в баню хожу.
К. Лаврентьева
— Вы на месте.
Протоиерей Максим
— Любителем бани я был с детства, а тут еще и попал в такую историю. После бани мы обязательно ходили или к кому-нибудь в гости, или куда-нибудь покушать. В общем, все это продолжалось до позднего вечера, и не очень сильно нравилось моей жене.
А. Митрофанова
— Еще бы.
Протоиерей Максим
— Хотя все это, в общем, было очень в пределах и очень по-православному, при этом по-православному так неофитски. Отец Амвросий (Юрасов), он всегда отличался такой конкретной строгостью на самом деле и такой вот четкостью. Я ни разу не исповедался у него, не стал его духовным чадом, хотя меня туда всячески тянули, но вот сама атмосфера, само общение, так вот я узнал, например, что некоторое мои вот новые друзья, они собираются Великим постом поститься на пяти просфорах в день. Один из молодых людей, ровесник мой, сказал, что он едет к отцу Амвросию, будет жить у него на чердаке, ходить на службы, и питаться вот этими там просфорами и водой все сорок дней до Пасхи. То есть я прямо вот попал в такую историю, когда я понял, что пост — это прямо вот совсем серьезно. Но уже тогда, сказал он теперь с таким этим самым, так сказать, с налетом мудрости, я был мудрым человеком и понял, что мне это не годится и надо попробовать поститься без мяса. То есть вот мой первый пост, он был с намерением обойтись без мяса. Но, пропостившись первую неделю, а у меня не было никакого опыта поста, то есть я никогда себя ни в чем вот с точки зрения еды не ограничивал до этого никак вообще. И тут вот неделю без мяса. При этом я жил в семье, которая, собственно, поститься и не собиралась: ни мои родители, с которыми мы тогда жили, ни моя супруга, не были настроены на пост. И поэтому, значит, что значит «без мяса» в советской семье, конца 90-х годов? Это значит гарнир, ну еще там творог, я помню, я ел. И помню свои ощущения... А я начал еще в храм ходить так активно прямо, на Преждеосвященную пошел. И я вернулся после Преждеосвященной, съел творога в первую среду и понял, что это неправильно, что я не могу есть творог Великим постом. Несмотря на то что я решил, что я буду его есть, несмотря на то что я взял благословение у замечательного московского священника, протоиерея Аркадия Станько, который тогда был настоятелем храма Петра и Павла. И вот не помню сейчас, с какого дня, с четверга ли или с воскресенья, я решил, что я буду поститься как положено. И с удивлением для себя вот этот первый же мой пост, кроме первой недели, самой строгой, которая у меня была нестрогая, он такой пошел вот, собственно, на гарнирах. Потому что это сейчас у нас фестивали постной кухни, там много всяких постных блюд...
А. Митрофанова
— Но не в 90-м году, наверное.
Протоиерей Максим
— А родители продолжали готовить, как они готовили — трескали мясо там или еще что-то, и мне доставалась пустая картошка или там какие-нибудь пустые макароны. И, по-моему, вот где-то с середины поста моя жена посмотрела на меня и говорит: давай я тебе что ли лука потушу. Специально вот. И вот что-то к картошке тогда добавилось. Вот такой был первый пост. Ну зато он действительно сыграл настолько удивительную для меня духовную роль. Не телесную, а именно духовную: на Пасху я не мог выйти из храма после этого — то есть я ходил утром и вечером, слушал, не зная совершенно песнопений, «радостью друг друга обымем...», «воскресения день...» — то есть это было такое полное погружение, и у меня такого больше никогда не было.
А. Митрофанова
— Вот. А говорят, что главное не есть людей, а все остальное второстепенно. Оказывается, не второстепенно.
Протоиерей Максим
— Нет, не второстепенно совершенно. И я первый, кто говорит, что главное не есть людей. Но вот то, что нет поста без пощения, без вот воздержания такого телесного, пищевого, это я сто процентов знаю.
А. Ананьев
— Напомнило мне, вот этот вот эпизод: «Я буду поститься...» — помните, была игра с Владисом Пельшем? «Я угадаю эту мелодию с четырех нот». «А я буду поститься в Великий пост тремя просфорами в день и водой».
А. Ананьев
— «Светлые истории» на радио «Вера», посвященные Великому посту. Только что своими переживаниями о своем первом Великом посте поделился протоиерей Максим Первозванский. Здесь также Алла Митрофанова и ведущая радио «Вера» Кира Лаврентьева. Каждая твоя история, Кира, она вот настолько непосредственная, светлая и легкая, насколько она может быть у ребенка. Ты удивительным образом сохранила детский взгляд на происходящее. И я с нетерпением жду твоих каких-то воспоминаний о твоих опытах проживания Великого поста.
К. Лаврентьева
— Да, слава Богу, и «отвага — наш девиз», и об этом будет моя следующая история. Ну на самом деле меня не постили родители, если можно так выразиться, не постили совсем. А единственное, что были ограничения в развлечениях, просмотре каких-то сериалов, передач...
А. Митрофанова
— Ну то есть постили все-таки.
К. Лаврентьева
— Ну мне говорили: ты что, Великий пост, одумайся! Какие походы сейчас там с подружками, еще куда-нибудь. Но так — нет, вообще никогда, то есть я даже не знала, что такое гастрономический пост, в плане еды. Может быть, в моем случае это было даже очень, кстати, не плохо. Потому что, когда я поступила на первый курс и стала жить самостоятельно, естественно, в первый год я и понятия не имела, что такое пост. То есть я знала, что он идет, но смотрю, значит, другие мои одногруппники, а я училась в православном вузе сначала, они, значит, почему-то в «Макдональдс» не идут. Ну я думаю: не идут, так не идут. И тут я поняла, что я одна осталась, кто ходит в «Макдональдс» в Великий пост. Ну это ладно, значит, первый год так прошел. А лет в восемнадцать, на 2 курсе я все-таки решила заняться этим серьезно, этим вопросом. И как-то это очень было осознанно. Не потому, что мама сказала, не потому что батюшка сказал, а потому что вот пришло время поста, и я как будто дозрела. Как будто я в тот момент была готова к осмысленному прохождению этого периода перед Пасхой. И приехала я в Лавру. Все серьезно, то есть если браться, то хардкор, по полной программе. Приехала я в Лавру, поселилась в гостинице, первую неделю поста я жила, значит, в Лавре. Ну что положено просить человеку, который все детство святых отцов читал, а в аскезе ни бум-бум, вообще ничего, вообще ничего не стоит, ноль просто без палочки, что он просит? Он просит смирения, понимаете. То есть ты осуждаешь, там ходишь на какие-то праздники, на какие-то сборища, и, в общем-то...
А. Ананьев
— Принимаешь участие в хороводах.
К. Лаврентьева
— Принимаешь участие в хороводах, носишь кокошник.
А. Митрофанова
— Наверное, и попадаешь под хороводы.
К. Лаврентьева
— Ну, в общем, ты далек от какой-то маломальской даже праведности. Ну а надо же просить смирения, пост ведь. Ну а что еще просить? Как-то все остальное, оно не стоит никакого, в общем-то, внимания даже. Прихожу я в Успенский собор, идет канон Андрея Критского, понедельник, очень много народу. И когда начинается...
А. Ананьев
— Ой, сколько там народу Великим постом!
К. Лаврентьева
— Там очень много народу. Это прекрасный семинарский вот этот хор...
Протоиерей Максим
— И это не китайцы.
К. Лаврентьева
— И это не китайцы, это наши паломники, это совершенно чудесно. Вот эта вот, представляете, темнота, иконы, росписи прекрасные. Ну то есть вообще непередаваемо, все кто были, все знают. И я, значит, начинаю делать поклоны на молитве Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего...», и я, значит, говорю: «Господи, дай мне смирения». Кстати, очень назидательная история. И я начинаю делать земной поклон, и мне просто со всей дури человек, который впереди стоял, мне ботинком дал по голове. Я думаю: ну это явно совпадение. Ну я очень обиженная, оскорбленная — как это, прервали мою молитву, да тем более такую высокоумную.
А. Митрофанова
— Ботинком в лоб.
К. Лаврентьева
— Перешла вправо. Справа — мужчины, слева — женщины, но там вообще все было вперемешку. И я иду в правую часть. Никогда ни до, ни после (Лавра — это любимое мое место), никогда ни до, ни после такого не было. Я только подхожу — все темно, никто никого не видит, я очень тихонько, как мышка, подхожу, поворачивается женщина, как будто она меня там ждала, как будто она специально стоит, чтобы меня туда не пустить. Поворачивается, говорит: «Здесь только мужчины!» Я вообще поняла, что все...
А. Ананьев
— Сказала она мужским голосом.
К. Лаврентьева
— Я смирилась. И ушла из Успенского собора, пошла, значит, к батюшке Сергию туда, в Троицкий. Сажусь в стадии. Я очень загоревала, думаю: да что же это? Я на богомолье приехала, я, в общем, взялась за себя, за свою душу, и тут такое: за пять минут уже там и ботинком, и наорали. И, в общем, никакая молитва уже не идет у меня. И сижу я, значит, в стадии этой и, представляете, я с горя, значит, уснула. Ну, видимо, еще и без мяса, и сил нет, и строгая аскеза с непривычки. И я уснула. И опять же ни до, ни после такого не было. Я только уснула, и меня, значит, служащий храма просто начал, ну как бы как бродяжку, просто. Говорит: «Ты что?! Здесь не спят!» Я говорю: так...
А. Митрофанова
— Просила у Бога смирения...
К. Лаврентьева
— Все, смирения мне не надо. Я начну сначала. Все, все. Как только я решила, что я больше... Знаете, и я в этом увидела определенную, знаете, Господь же говорит с каждым на его языке. Вот в тот момент Он со мной даже с юмором так немножко поступил.
Протоиерей Максим
— Не помню, кто из святых отцов сказал, что если ты просишь у Бога смирения, ты просишь человека, который бы тебя обидел.
— Смирил. Ну то есть понимаете, отец Максим, тут было настолько очевидно, что после молитвы это в течение 15 минут вот это все, одно за одним. И это было даже немножко смехотворно. То есть это было, знаете, как в фильме, как будто это постановка какая-то. И я поняла, что не надо делать из себя какое-то чучело. Нет, серьезно, в моем случае это было именно делать из себя чучело. Не надо навешивать на себя какие-то непонятные ярлыки, если ты вообще еще ну трехлетний, двухлетний как бы в плане вообще духовной жизни, не надо требовать от себя, я не знаю, каких-то «ивансусанинских» подвигов. И в тот момент, в общем, я сказала: так, все, хватит. И все остальные три дня я очень прекрасно прожила в Лавре и проходила на службы, на каноны, и все у меня было очень даже замечательно. И до сих пор я живу воспоминаниями об этой поездке, о первой неделе вот этого своего первого в жизни поста.
А. Митрофанова
— Но ботинком больше никто не бил?
К. Лаврентьева
— Нет, нет, удивительно, сколько я туда ни езжу, ну действительно не было такого, чтобы меня кто-то откуда-то прогонял, кто-то где-то... Ну ладно, ботинком можно ударить, если много народа, там действительно мне часто попадало, по грехам: по делам вашим да будет вам. А вот так чтобы кто-то кого-то гонял, ну вот если честно, ни разу не было, ни до, ни после. Сколько уже прошло с тех пор, 13–14 лет, и ни до, ни после. А в тот момент 15 минут подряд мне вот это. И это, конечно, было так, научительно, назидательно.
А. Ананьев
— У меня была похожая история. Но не такая яркая и убедительная, как ботинком в лоб прекрасной девушке. Но однажды я тоже, проникнувшись желанием обрести смирение, у меня было какое-то такое понимание, что смирение очень важно...
К. Лаврентьева
— Да, это высший пилотаж такой.
А. Ананьев
— И если вдруг что-то тебя раздражает там или бесит, нервирует...
К. Лаврентьева
— Ты не смиренный.
А. Ананьев
— Ты не смиренный, тебе надо с этим работать. И стоило мне об этом подумать, вот, наверное, в точности как у тебя, как я оказываюсь на великопостной службе, и рядом со мной — вы знаете, я его даже не видел, мне было страшно и неприятно оборачиваться. Рядом со мной какой-то неприятный, судя по голосу, мужчина — очень экзальтированный, очень искренний и очень хороший. «Неприятный», конечно же, в кавычках, потому что у меня было его такое восприятие. Было ощущение, что он пел, положив мне голову на плечо, так вот прямо в ухо. И так нескладно, и так мимо нот. Вот так насколько, такое впечатление, что он поставил перед собой цель...
К. Лаврентьева
— Да, это испытание.
А. Ананьев
— Петь мимо нот и именно мне в ухо. А я же вот еще в другой ситуации я бы встал и ушел — ну что себя бесить?
К. Лаврентьева
— Ну а тут ты смиряться решил.
А. Ананьев
— Или бы сказал: мужчина, прекратите эту вакханалию! Ну тут я подумал: слушайте, ну это же вот испытание, значит, надо взять себя в руки. Саша, ты...
А. Митрофанова
— Так...
А. Ананьев
— Как мне было плохо! А я потом с одним священником тоже, жаловался ему — я мучился, я потом болел, наверное, дня два, мучился потом. А к священнику прихожу потом к одному, говорю: слушайте, ну вот что-то... Он говорит: да дурь какая! Уйди, или скажи, чтобы перестал ныть. Зачем тебе это? Не надо.
Протоиерей Максим
— Вообще, да, смирение такая сложная добродетель, что даже икона Матери Божия есть с таким названием — «Призри на смирение», которая, например, у нас в храме есть, тоже чудесная совершенно икона, она воспринимается людьми совсем не так, как должно. Обычно люди, приходящие к иконе «Призри на смирение» — то есть «посмотри на смирение», да, посмотри, увидь, воспринимают это так: Матерь Божия, посмотри, какой я хороший, посмотри, как я смиряюсь. Хотя на самом деле смысл этого совсем другой.
К. Лаврентьева
— А на самом деле владыка Антоний даже про смирение писал очень интересно. Он говорил о том, что смиренный человек — это не вот человек с понурой головой и очень таким нечастным взглядом, печальным, исполненным печали и который говорит всем «простите», «благословите». Это в основном очень сильный человек, очень сильный, веселый скорее всего, легкий, и вот без этого вот всего напускного. Это крайне важно. Но почему-то на первых этапов наших шагов в храм думаем, что смирение — это что-то такое вот.
Протоиерей Максим
— Ну от внешнего к внутреннему стараемся.
К. Лаврентьева
— Ну понятно. Ну в нашем же случае это только фарисейство, что...
Протоиерей Максим
— Ну так, да, но получается иногда, правда, смешно.
К. Лаврентьева
— «Господи, спасибо, что этот человек такой плохой, а я вот такой смиренный. Спасибо, Господи, что я такой смиренный, не то что этот человек».
Протоиерей Максим
— Да.
А. Митрофанова
— Уже не раз мы, по-моему, говорили здесь, в студии радио «Вера», что у слова «смирение», в общем, этимология слова...
К. Лаврентьева
— Да, знать свою меру.
А. Митрофанова
— Она подсказывает его истинное значение.
К. Лаврентьева
— Абсолютно.
А. Митрофанова
— То есть, во-первых, это мир внутри, а потом действительно, раньше же писалось не смирение, а «смерение» — то есть понимание собственной меры, собственных возможностей на данный момент. И не ставить себе...
А. Ананьев
— Какая-то лазейка в законе, Алла Сергеевна.
К. Лаврентьева
— А так классно, мне даже кажется, это как-то про границы, смирение. Нет?
А. Митрофанова
— Это и про границы.
К. Лаврентьева
— Про границы чужие, про границы свои — это очень круто.
А. Митрофанова
— И про чтобы не стать фарисеем: «Спасибо, Господи, что я не такой, как вот эти вот все, помехи справа и слева». И про то, чтобы не взбираться на Эверест, пока у тебя не отросли крылья. И про то, чтобы кому-то не пришлось, пока ты возносишься на небо...
К. Лаврентьева
— Смиряться по-настоящему.
А. Митрофанова
— Тебя за ботинок хватать и спускать на землю. Вот тут... Да, отец Максим, простите.
Протоиерей Максим
— Нет, отлично, как раз мы друг друга не смиренно так перебиваем.
А. Митрофанова
— Отлично, да.
Протоиерей Максим
— У меня просто есть своя формула смирения, уже много лет как выработанная, и я ее в разных ситуациях обкатываю и понимаю, что как здорово, что я ее придумал.
К. Лаврентьева
— Она работает, да.
Протоиерей Максим
— Какой вот я замечательный, особенный и все такое, что придумал такую чудесную формулу. У нее три составляющих. Первая — я такой же, как все, во мне нет ничего особенного, таких как я много. То есть не считать себя тем самым каким-то избранным, особенным. Второе — не все мои желания сбудутся. Некоторые сбудутся, но, чтобы они сбылись, придется серьезно поработать и необходима воля Божия. А так не все мои желания сбудутся. И третье — мне никто ничего не должен. Если мне кто-то что-то делает, это здорово, замечательно, спасибо ему огромное. А так он не должен. Вот эти три компонента, они, мне кажется, позволяют хоть в каких-то границах и рамках пребывать.
А. Митрофанова
— Гениально.
А. Ананьев
— Блестяще, отец Максим, спасибо вам. Пока наши слушатели записывают...
А. Митрофанова
— Формулу.
А. Ананьев
— Вот эту вот трехсоставность смирения от протоиерея Максима Первозванского, мы уходим на короткую паузу. А через пару минут полезной информации на светлом радио вернемся к нашим «Светлым историям».
А. Ананьев
— Живые, человеческие, теплые, светлые истории, связанные с Великим постом, вспоминаем мы сегодня в студии радио «Вера». Это «Светлые истории», здесь прекрасная Кира Лаврентьева, моя жена, ведущая Алла Митрофанова, протоиерей Максим Первозванский, я Александр Ананьев. И, Алечка, вот уж коль уж ты заявила, что... ну не заявила, ты действительно так считаешь, что смирение суть знание своей меры и соответствие тем своим как бы внутренним возможностям, инструментам, которыми ты обладаешь, это на самом деле лазейка в законе. Потому что если бы я соответствовал тем своим возможностям и инструментам, которыми я обладаю, мне тогда Господь велит кидаться кактусами во всех проходящих. Потому что вот моя мера на самом деле. Так раздражаться на людей, как раздражаюсь я, по-моему, никто во всем свете не умеет. Ужасно.
К. Лаврентьева
— Вот оно истинное смирение, посмотрите. Прекрасно.
А. Ананьев
— Нет, я очень хорошо себя помню, Кирочка, Великим постом. Мы с Аллой поехали в Троице-Сергиеву Лавру, как я там...
К. Лаврентьева
— Раздражался.
А. Ананьев
— Ругался.
К. Лаврентьева
— Ну понятно, я это понимаю.
А. Митрофанова
— Это была Крестопоклонная неделя, и Троицкий собор на ранней литургии в шесть утра...
А. Ананьев
— Да, я там как в 8.45 на Таганско-Краснопресненской ветке метро, так стоял, зажатый бабушками. Бабушки там толкались, а я просто старался просто молчать хотя бы, ну просто молчать.
К. Лаврентьева
— Там о молитве речь уже не идет.
А. Ананьев
— Да, то есть в этом смысле очень тяжело.
А. Митрофанова
— Допандемийные времена, да. Тут надо напомнить, что такое было, да.
А. Ананьев
— Ну из толчеи Троице-Сергиевой Лавры в тишину тайги, наверное, Алла Сергеевна, перенесемся. Я знаю, о чем будет твоя история, и она действительно прекрасна. Алла Митрофанова, ведущая радио «Вера», ее светлая история, связанная с Великим постом.
А. Митрофанова
— Ну ты так интригующе про тайгу сказал. Да, действительно есть у меня история, связанная с тайгой. Карельской, правда. Карельская тайга — это отдельный совершенно, мне кажется, феномен в нашей жизни. Храмы Русского Севера и вообще христианство Русского Севера — явление до конца не изученное, невероятное по своей глубине и, мне кажется, еще способное нас очень сильно напитать и вдохновить. А в ближайшие годы, ну и вообще на протяжении, я думаю, всей истории, пока мир стоит. Дело было так. В Карелии у меня замечательные друзья, часто о них рассказываю на радио «Вера». Мы, правда, очень давно с ними не виделись, если так получится, что они меня сейчас слышат, передаю им низкий поклон. Священник Олег Червяков, его супруга Наталья — люди, уехавшие в свое время сознательно из большого города Петрозаводска в пустынные места на острова Водлозера. В те края, где раньше стояли деревни, но в 50-е годы XX века, когда крестьян советская власть стала расселять, естественно, деревни эти, они опустели. И там, где сейчас часовни сохранились, и их, благодаря замечательным волонтерам движения «Общее дело», удается каким-то образом законсервировать...
Протоиерей Максим
— С отцом Алексеем Яковлевым.
А. Митрофанова
— Да, в том числе. Ну вот отец Олег с Наташей, они тоже очень много усилий предприняли в этом направлении.
А. Ананьев
— А они сейчас там живут, работают на островах?
А. Митрофанова
— Живут на этих островах по-прежнему.
А. Ананьев
— Так, а у меня зависть просыпается сейчас.
Протоиерей Максим
— Что они заранее подготовились.
А. Ананьев
— Да, ну подождите, ну еще не поздно, в Карелию-то можно выбраться.
Протоиерей Максим
— Нет, на самом деле жить в условиях, к которым ты не привык... Я знаю просто очень много людей, которые уехали из городов...
А. Ананьев
— А то я к этим условиям привык.
Протоиерей Максим
— Нет, люди, которые уехали из городов... Я просто опять-таки немножко старше получаюсь — так сказано опять несмиренно, — всех вас. И многие мои ровесники в 90-е годы, буквально чуть ли не каждый третий православный из неофитов куда-то уезжал. У меня двое родственников уезжало, и я просто представляю себе, что такое, когда городской житель оказывается в условиях даже комфортных, не северных карельских островов, а какой-нибудь там средней или даже ближе к южной России, просто в деревне — это тяжелейшая вообще история, которую далеко не все выдерживали. И очень много людей сломалось, и много семей распалось. Именно потому, что намерения и романтические представления о том, как это будет — это одно, а реальная практика туалета на хоздворе с крюком, вбитом в стену и обледенелой ямой на протяжении одного, второго, третьего, пятого, десятого, пятнадцатого года жизни — это совсем другое.
А. Митрофанова
— Словом, да, разделяю полностью то, что сказал отец Максим.
Протоиерей Максим
— Ну просто я к тому, чтобы не испытывали романтических каких-то... Люди, о которых вы рассказываете — это на самом деле настоящие подвижники, это не романтическая история, это настоящий подвиг.
А. Митрофанова
— Романтики, надо сказать к ним туда приезжали регулярно. Вот в этом порыве жить от земли приезжали... И уезжали обратно.
Протоиерей Максим
— Да, я был тоже в Карелии неоднократно. Это чудесное место, когда светит солнышко, когда созрела морошка, вот когда несмотря на это в середине лета температура воды 11 градусов в озере...
А. Митрофанова
— Комары.
Протоиерей Максим
— Комары и мошка бесконечная, от которых не помогают никакие противомоскитные сетки, ну и так далее.
А. Митрофанова
— Словом, много нюансов, скажем так. Однако друзья мои действительно подвижники. И помню, приехала я к ним Великим постом, в марте, на второй неделе. И взяла как раз отпуск на работе, поехала. И там чтобы к ним добраться, это нужно из Петрозаводска в объезд озер добраться до города Пудожа — это ночь на автобусе. Автобус — такая «буханочка», которая трясется и бензином пахнет.
Протоиерей Максим
— Пазик.
А. Митрофанова
— Да. Оттуда до Медвежьегорска, потом оттуда до Шани, от Шани уже не помню... В общем, короче говоря, последний отрезок пути — это когда отец Олег из деревни Куганаволок тебя на «Буране» забирает («Буран» — это такие мотоциклы на лыжах) и везет через озеро по льду, собственно, в деревню Варишпельда, где они живут. И проделав весь вот этот путь, ясный пень, я чувствую себя героем.
Протоиерей Максим
— Ну как можно не воспринимать это романтично? Вот мы только что сказали, что это не романтично...
К. Лаврентьева
— Очень романтично.
Протоиерей Максим
— Это очень романтично.
А. Митрофанова
— Так вот, проделав этот путь...
А. Ананьев
— Зная мою «любовь», в больших жирных кавычках, вернее «любовь» Аллы Сергеевны к холоду — а для нее холодно все, что ниже плюс пяти градусов и если нет рядом Средиземного моря, оливкового масла и загорелых греков.
К. Лаврентьева
— Последнее особенно.
А. Ананьев
— Не романтично, вообще ни разу не романтично. Она когда выходит на улицу, а там минус семь, она похожа на Терешкову, которая выходит в открытый космос без скафандра.
К. Лаврентьева
— Ну Алла при этом помнит каждое название, каждую речку, каждую кочку, каждый населенный пункт. А я бы в жизни тридцати процентов не запомнила бы.
А. Ананьев
— Она просто злопамятная.
К. Лаврентьева
— Сейчас жители Карелии, которые нас слушают и смотрят — мы передаем им большой привет, они порадовались, конечно, я уверена.
А. Митрофанова
— Низкий поклон всем жителям Карелии, этого удивительного действительно края. Возвращаясь к своему рассказу. Приехав в Варишпельду, чувствую себя, естественно, настоящим таким альпинистом, который только что совершил подвиг. Однако друзья мои говорят: Алечка, мы запланировали поездку на Монастырское озеро — мы бы хотели отслужить литургию в том месте, где стоял монастырь преподобного Диодора Юрьегорского. Преподобный Диодор Юрьегорский — это один из тех удивительных подвижников нашего Севера, который своей монашеской традицией, аскезой, практикой восходит к преподобному Сергию Радонежскому. У преподобного Сергия было много учеников, которые разошлись по разным уголкам русской земли и на Русский Север тоже пришли.
Протоиерей Максим
— Это та самая Северная Фиваида, да.
А. Митрофанова
— Да, вот действительно, это та самая Северная Фиваида. Преподобный Диодор Юрьегорский, от монастыря которого, естественно, в годы советской власти уже ничего не осталось. Однако озеро, названное Монастырским, есть, место, где стоял монастырь известно. И друзья мои видят свою задачу в том, чтобы ездить по таким местам и служить там литургию. Потому что Ангел монастыря, Ангел храма, он по-прежнему там, где стоял храм, там в идеале, конечно, должна вестись служба, и они делают все от себя возможное, зависящее и даже невозможное для того, чтобы эти богослужения продолжать. А дальше вот такая история. Значит, Варишпельда и Монастырское озеро на расстоянии друг от друга, по-моему, в 125 километров. Проехать туда можно только вот на этом самом «Буране», то есть мотоцикле на лыжах. Таких мотоциклов у моих друзей два. Вдвоем отец Олег и Наталья садятся на свой, прицепом туда, такими, знаете, санями деревянными, устланными еловыми ветками, сажают или кладут академика, который прибыл из Петрозаводска специально совершить с ними это путешествие-паломничество. При этом он себя позиционирует как атеиста...
Протоиерей Максим
— Представляю себе Доктора Айболита такого, который там на орлах тоже каких-то, на китах...
А. Митрофанова
— Да, совершенно верно. Но он этнограф, поэтому ему интересно возрождение вот этой духовной жизни в Карелии. С этнографической точки зрения. При этом он, ну как сказать, человек довольно крупного телосложения, то есть везти его в этом прицепе — это прямо...
Протоиерей Максим
— Чтобы не замерз.
А. Митрофанова
— Ну да, с этим все отлично. А меня сажают на второй «Буран». Причем этот «Буран», сама я управлять им, естественно, не могу, но мне и не надо, от меня и не требуется, потому что есть еще один паломник, который едет в этом путешествии. Это дяденька, с которым мы познакомились накануне, вот за два дня, когда я приехала в эту самую Варишпельду, и который у меня вызвал жесточайшее, сильнейшее раздражение по всем фронтам, абсолютно по всем фронтам. Он необразованный, он темный, он дикий, он обросший, он какой-то такой весь простой. А я такая вся, понимаете, выпускница МГИМО...
А. Ананьев
— Как ты за меня замуж вышла?
А. Митрофанова
— С тремя иностранными языками, вся такая, понимаете, значит, всего там начиталась. И какой-то вот этот вот похожий на какого-то домового дядька, весь обросший. И, оказывается, мне нужно с ним ехать на этом «Буране», сидя позади него...
Протоиерей Максим
— Еще и обнимать его за талию.
А. Митрофанова
— И вот это для меня было... Вот, понимаете, отец Максим, мы сели и поехали. Очень быстро я поняла, что с этого «Бурана» скачусь на первой же кочке, а тайга, она вся в кочка, кто не знает, карельская. Там повсюду вот эти вот кочки болот — «клюквы красные льдинки на кочках болот». Только сейчас там клюквы не видно, потому что все в снегу, но кочки-то пропорционально сохраняются. И вот мы едем, и я такая: ни за что не буду за него держаться! Ни за что! Не возьмусь! Буду держаться за сиденье, буду держаться за воздух, за что угодно, только не за него. И мы проехали, значит, какой-то неимоверно долгий отрезок пути, отменно длинный-длинный. Давшийся мне тем, что у меня болит каждая мышца моего тела, потому что мне очень трудно, у меня нет опыта езды на мотоцикле в тот момент.
Протоиерей Максим
— А там надо обнимать впереди сидящего. Почему парни деревенские так любят катать девчонок...
К. Лаврентьева
— Да, да.
А. Митрофанова
— Конечно.
Протоиерей Максим
— Потому что она же тебя так обнимает, потому что по-другому она не может.
А. Митрофанова
— Естественно.
Протоиерей Максим
— А ты думаешь, что она тебя любит.
А. Митрофанова
— А я нет, ни за что. И вот у нас остановка. Я думаю: наконец-то мы доехали, наконец-то! Я еле-еле, потому что меня болят ноги, у меня болит спина, у меня болит талия, у меня болят руки, у меня болит голова от этого напряжения.
Протоиерей Максим
— И не постесняюсь сказать, что у вас даже копчик болел.
А. Митрофанова
— Ясный пень, конечно.
К. Лаврентьева
— Нет, это ужас, так ехать.
А. Митрофанова
— И я такая радостная соскакиваю, говорю: наконец-то мы приехали? На что отец Олег, понимая просто внутренне как бы, считывая все, что происходит во мне и между мной и этим самым дяденькой, он говорит: мы проехали первые 25 километров. Мы в часовне Параскевы Пятницы, и сейчас мы здесь совершим молебен и поедем дальше. То есть мы проехали одну пятую этого пути. И дальше, в часовне Параскевы Пятницы, отец Олег совершает молебен, и в тропаре ей слышу слова — дословно сейчас не помню, но смысл их в том, чтобы что она обрела в своем немощном женском теле настоящую мужскую стойкость. И я такая: упс... Параскева Пятница. А вот, наверное, это очень важно мне сейчас услышать. Можно я тебя об этом попрошу? Пожалуйста, помоги мне. Я своими человеческими силами не справлюсь, потому что вводных очень много: гордыня, которую я сейчас не обломаю внутри себя — это надолго, вдолгую игра. Но вот помоги хоть как-то, я не знаю, как. И дальше мы, совершив этот молебен, садимся снова на «Бураны», и внезапно я интуитивно нащупываю такое положение, в котором можно балансировать на мотоцикле и не держаться за того, кто сидит впереди.
К. Лаврентьева
— Я все надеялась, что будет счастливый конец.
А. Ананьев
— «И тут она воспарила над «Бураном».
А. Митрофанова
— Понимаете. И я поняла, что милостивый Господь по молитвам Параскевы Пятницы, видя все вот эти изломы внутри меня и вот эту гордыню, размером со слона, которая из меня прет во все стороны, и понимая, что я сейчас с этим не справлюсь, испытывая вот просто к каждому, к каждому чебурашке, типа меня, испытывая какую-то бесконечную милость, просто погладил меня по головке и сказал: ну пока так. И подсказал мне положение, в котором действительно можно сидеть, не напрягая все мышцы тела — это очень удачный баланс, и можно при этом ехать спокойно. И лавировать даже на всех этих бесконечных поворотах, кочках, извилинах дороги и так далее. И, милостью Божией, мы действительно проехали все 125 километров, мы доехали в ночи до Монастырского озера. В ночи мы проехали через пургу, через буран, через, я не знаю, какие неимоверные препятствия, когда не видно ни зги...
К. Лаврентьева
— 125 километров.
А. Митрофанова
— И отец Олег едет впереди, и я понимаю, что дорогу он освещает фонариком и молитвой. Никакого компаса, ничего, фонариком и молитвой. И мы оказываемся в избушке лесника, на Монастырское озере, который нас ждет несколькими часами раньше, но вот эта метель, она нам мешает пробраться. И испек нам горячего хлеба, и испек нам каких-то оладьев. И мы съели этих оладьев. Мы сначала отслужили там, значит, всенощную, значит, съели этих оладьев. У меня дико заболел живот, оттого что они на масле. Ну то есть все по полной программе. У меня такая там резь, такое там все внутри, и я лежу и думаю только о том, что завтра литургия, и сейчас двенадцать, уже за полночь, и сейчас уже ни воды попить, ни чая, ничего, лучше вот этого ничего не делать, и если можешь потерпеть — потерпи. Мы просыпаемся утром, служим еще утреню, исповедуемся все, читаем правило. И в районе двенадцати часов дня мы выходим на литургию. Выходим на литургию — это, значит, мы выходим под открытое небо, на то место, где стоял храм, и отец Олег, глядя на березки, говорит: вот, а это наш иконостас. И я понимаю, ведь действительно, мне еще раньше его супруга Наталья говорила, что высокий русский иконостас...
Протоиерей Максим
— Что он ненормальный.
А. Митрофанова
— Высокий русский иконостас — это не только про многоярусные, высокого уровня художественного мастерства иконы, это в первую очередь лестница в небо, и березы в этом контексте лестница в небо. Отец Олег сооружает временный алтарь и начинает служить на антиминсе. Служит он долго, в составе хора, собственно, только его супруга Наталья, поет она по крюкам, как местные бабушки ее научили, сохранившие эту традицию еще из дореволюционных времен, она их застала и у них это переняла. И поет она медленно, и служит отец Олег тоже медленно. И литургия наша длится. А это, надо сказать, воскресенье Григория Паламы, то есть это второе воскресенье Великого поста. Преподобный Диодор Юрьегорский исихаст, как и преподобный Сергий Радонежский, то есть все в этом смысле неслучайно. А я еще когда в университете училась, нам Владимир Романович Легойда на 1 курсе рассказывал про исихастов, мне все казалось, что как же интересно было бы посмотреть, что это такое. Господь наши желания выполняет. Кончилась эта литургия, наверное, часа через три с половиной, в тот момент я просто упала в сугроб — от невозможности больше стоять, от голода, от всего. И как только я упала в сугроб, началось причастие. Дальше, просто чтобы завершить поскорее историю, могу сказать, обратная дорога была на следующий день легкой настолько, как будто нас несли на крыльях. И никакой метели, ослепительное мартовское вот это карельское солнце, и радость, которая потом еще... Ну я ее вспоминаю до сих пор. Вот такая история.
А. Ананьев
— «Светлые истории» на радио «Вера». Здесь Кира Лаврентьева, протоиерей Максим Первозванский, я Александр Ананьев и Алла Митрофанова. Спасибо тебе огромное за эту историю, у нас у всех здесь мурашки размером с тараканов просто.
К. Лаврентьева
— Ты великая женщина. Куда там мой ботинок в Успенском соборе. Это же вообще просто.
А. Митрофанова
— Нет, если ты слушала внимательно, ты как раз должна понять про меня все по-настоящему, понимаешь.
К. Лаврентьева
— Это такая сила воли, такая сила характера...
А. Митрофанова
— Ой, Господи, помилуй, да ничего там нет.
К. Лаврентьева
— Это правда есть, здорово.
Протоиерей Максим
— Не, я могу смело сказать про Аллу, что ну она просто влипла, во что не знала, дальше надо было выживать.
А. Митрофанова
— Вот именно, совершенно верно, отец Максим. Но вообще сама по себе история, конечно, такая, да.
К. Лаврентьева
— А мне кажется, это опыт совершенно невероятный, потрясающий.
Протоиерей Максим
— Вот ее надо куда-то записать. Потому что сейчас как говорят: гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей. Это я уже не про вас.
А. Митрофанова
— Да, я уже не такая.
Протоиерей Максим
— Это про отца Олега с матушкой. Но вообще это вот, мне кажется, история достойная патерика. Как это, помните, как в том фильме 90-х годов: как люди жили, как чувствовали! То есть вот такого, это штучная вообще история, правда.
А. Митрофанова
— Это совершенно точно, так и есть.
А. Ананьев
— Великолепная.
А. Митрофанова
— И я сейчас уже бы этого не выдержала, мне кажется. Вот это тоже важно понимать.
А. Ананьев
— Ты бы выдержала.
Протоиерей Максим
— Вообще никто такого выдержать не может. Вы, с одной стороны, не прибедняйтесь, а с другой стороны, и не возноситесь. Потому что если Господь нас в какую-то историю впутывает, Он всегда дает нам силы, возможности...
К. Лаврентьева
— Ровно на это.
Протоиерей Максим
— Эту историю пережить, как вот вы только что рассказали.
А. Митрофанова
— Да, согласна.
Протоиерей Максим
— Про то положение, которое вы нашли на «Буране» и так далее. То есть Господь дает. Если мы своей волей решаем, что мы сейчас в какую-нибудь историю впутаемся, достойно ее пронесем, у нас есть силы — как раз все, ничего не получится, Господь нас посрамит.
К. Лаврентьева
— Но я, если честно, ждала, что, она, знаете, чем закончится? Знаете, да? Что Алла вступит в философский разговор с этим мужчиной...
Протоиерей Максим
— И окажется, что это тоже академик.
К. Лаврентьева
— Которого она осуждала, а он кандидат философских наук. Алла поймет, что ее гордыня посрамлена и, в общем, все тут полный хеппи-энд. Но не все так в жизни бывает.
А. Митрофанова
— А при этом он замечательный человек.
К. Лаврентьева
— Да понятно, наше восприятие субъективно.
А. Митрофанова
— Просто тараканы размером со слонов в моей голове, естественно, да, это отдельная болезнь.
К. Лаврентьева
— Все ей болеем.
А. Ананьев
— Я эту историю, вот я ее сейчас впервые услышал, хотя ты мне ее рассказывала раз десять, наверное, эту историю. Но я ее сегодня впервые услышал. Для меня эта история — удивительное свидетельство того, что у человека есть опыт прямого богообщения. Вот абсолютно прямого. Вот знаешь, как святые там рассказывают, что они увидели свет — вот это для меня это то, чего я не переживал пока, то, чего в моем опыте нет. Но то, что возможно, и то, что реально случилось с тобой. Вот для меня это очень большая поддержка. Ну а для слушателей радио «Вера» я хочу напомнить, что Алла Сергеевна — это очень хрупкая, неприученная к суровым условиям девушка, которая в любой непонятной ситуации говорит: у меня лапки, забирается на диван с книжкой Достоевского и постарается не отсвечивать. То есть она не полярник суровый, и не космонавт, и еще там не кто-нибудь, не сталевар, она не рождена для этого. Тем удивительнее вот эта история. Ну и у нас понемногу заканчивается наш прекрасный удивительный час, «Светлые истории» на радио «Вера». И, наверное, мне тоже нужно было бы рассказать какую-то историю, связанную с Великим постом, но здесь я должен смутиться, потому что, в отличие от присутствующих в студии радио «Вера», дорогого отца Максима, от Киры, от Алечки, у меня это четвертый Великий пост, и мне как раз похвастаться особенно нечем. Ну а чем? Опыта нету, наивности море, гордыни еще больше. Тем не менее есть несколько забавных, важных для меня эпизодов, которые случились Великим постом и, наверное, не могли случиться ни в какое другое время. Одна из них связана с абсолютно рабочей ситуацией. У меня был начальник на одной из работ — тогда я его воспринимал как мерзавца, как негодяя, как номенклатурщика. Молодой парень, моложе меня, который носит, в общем, на обычной работе недорогой костюм партийного вида, требует, чтобы его называли по имени отчеству и, занимая какую-то должность, выдает какие-то абсолютно идиотские приказы. Ну типа того, чтобы мы записывали в журнал время, которое мы потратили на кофе — ну вот что-то такое, то есть абсолютнейший абсурд. И, естественно, мы с ним находились в какой-то жесткой абсолютно конфронтации, конфликтах. При этом он был начальник, я был просто опытный человек, который работал на этом месте, не скажу, что продолжительное время, но довольно успешно. И когда наш конфликт дошел до какого-то абсурда, до какого-то гротеска — я понимал, что сейчас он просто взорвется, этот конфликт, очень некрасиво и закончится очень плохо, мы пошли... Ну так он говорит: все, нам надо поговорить. Я так подумал: господи, я сейчас ему все скажу. Ну вот просто все скажу и просто уйду, потому что так нельзя, это полный бред. И мы зашли в отдельный кабинет, сели...
Протоиерей Максим
— Одели боксерские перчатки.
А. Ананьев
— Практически да. Мы были как два дикобраза, так елками этими, иголками вперед такие, все. И я просто выключил телефон, чтобы звуки, и оставил открытым — это было Великим постом. И наши взгляды одновременно упали на маленькую иконку святителя Николая в обложке моего телефона. И я это почувствовал вот просто сверху донизу так — и его взгляд почувствовал, и свой взгляд почувствовал, и очень хорошо почувствовал взгляд святителя Николая. И мы вместо того, чтобы начать как-то... Мы помолчали, одновременно выдохнули и сказали: слушай, давай просто по-человечески. Ну у тебя свои задачи, у меня свои задачи. Но у нас же может быть все хорошо. И вдруг неожиданно, по щелчку пальцев, то, что должно было превратиться в очень некрасивую историю, превратилось в конструктивный разговор — не друзей, не врагов, даже не коллег, а двух людей, у которых разные взгляды, у которых разные задачи, разный бэкграунд, они просто разные. Но они вдруг сели за один стол и решили, что мир важнее. Я вышел из этого кабинета, наверное, минут там через сорок. Мы довольно долго говорили, ну и как-то пытались разбирать какие-то ситуации. И когда мы подбирались к каким-то очень конфликтным моментам, мы одновременно говорили друг другу, да даже без слов, мы говорили: так, стоп, стоп. Здесь мы делаем шаг назад, и мы сейчас это не обсуждаем, мы отложим это на потом. И продолжали идти уже в другом направлении в нашем разговоре. Минут через 45 я вышел из этого кабинета с ощущением какого-то чуда. Я сразу Алечке позвонил, я говорю: слушай, сейчас вот было чудо, правда. Непонятное, может быть, рядовое какое-то, но для меня очень важное. Это было такое явное свидетельство заботы обо мне, как будто бы кто-то дал мне сил, разума, света, мира, смирения, поумерил мою гордыню, погладил по голове, сказал: так, успокойся, сейчас все будет хорошо. И я очень надеюсь, наверное у этого есть какое-то название, отец Максим, у этого феномена.
Протоиерей Максим
— И этот человек говорил нам пять мнут назад, что у него нет прямого опыта богообщения.
А. Митрофанова
— Прибедняется.
А. Ананьев
— Ну я в сугроб не падал.
Протоиерей Максим
— Зато святитель Николай непосредственно вас мирил — это же чудо.
А. Ананьев
— Это абсолютное чудо. И я это почувствовал просто на физическом, тактильно это почувствовал. Настолько, я говорю, что я сразу жене позвонил. Я знаю, что это бывает. Я знаю, что если у тебя нервы на пределе, это возможно. И я очень вот прямо всем своим существом, всем сердцем и всей душой желаю этого каждому, от кого хоть что-то зависит сегодня, чтобы они нашли в себе... Нет, в себе это найти невозможно, вот просто невозможно. Мы настолько изломанные, настолько злые, настолько ослепшие...
Протоиерей Максим
— Не смиренные.
А. Ананьев
— Не смиренные. Но я прошу Божией помощи просто, чтобы на них это все также вот, накрыло бы мягкой наволочкой, вот это вот необъяснимая какая-то тишина на выдохе, и чтобы они сказали: а что нам спорить? Давай договоримся. Мы же люди. Тебе хочется мира, мне хочется мира. Давай договоримся. А болезненные вопросы отложим на потом, а потом решим. Спасибо вам за то, что вы провели этот час вместе с нами, друзья. Это были «Светлые истории» на радио «Вера». Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, протоирей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников, и я, Александр Ананьев, желаем вам мира. Всего доброго.
А. Митрофанова
— До свидания.
Протоиерей Максим
— Храни нас всех Господь.
Второе послание к Тимофею святого апостола Павла
2 Тим., 290 зач., I, 1-2, 8-18.
Комментирует священник Антоний Борисов.
Нет сомнений в том, что труд учителя благороден. Но в то же время это служение часто сопряжено с тяжестью переживаний и неблагодарностью. В первую очередь, со стороны учеников. Об этом говорится, в частности, в отрывке из первой главы второго послания апостола Павла к Тимофею. Данный отрывок читается сегодня утром во время богослужения. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Павел, волею Божиею Апостол Иисуса Христа, по обетованию жизни во Христе Иисусе,
2 Тимофею, возлюбленному сыну: благодать, милость, мир от Бога Отца и Христа Иисуса, Господа нашего.
8 Итак, не стыдись свидетельства Господа нашего Иисуса Христа, ни меня, узника Его; но страдай с благовестием Христовым силою Бога,
9 спасшего нас и призвавшего званием святым, не по делам нашим, но по Своему изволению и благодати, данной нам во Христе Иисусе прежде вековых времен,
10 открывшейся же ныне явлением Спасителя нашего Иисуса Христа, разрушившего смерть и явившего жизнь и нетление через благовестие,
11 для которого я поставлен проповедником и Апостолом и учителем язычников.
12 По сей причине я и страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день.
13 Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою и любовью во Христе Иисусе.
14 Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас.
15 Ты знаешь, что все Асийские оставили меня; в числе их Фигелл и Ермоген.
16 Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих,
17 но, быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел.
18 Да даст ему Господь обрести милость у Господа в оный день; а сколько он служил мне в Ефесе, ты лучше знаешь.
Отчаяние — не просто тягостное состояние, это страшный грех, способный привести человека к непоправимым последствиям. Об опасности отчаяния неоднократно говорится не только в Священном Писании, но и в произведениях художественной литературы. Достаточно вспомнить, например, Родиона Раскольникова, героя романа Фёдора Достоевского «Преступление и наказание». Доведённый бедностью и гордостью до состояния отчаяния, Раскольников совершает убийство старухи-процентщицы. Отчаяние довело Катерину из пьесы Александра Островского «Гроза» до самоубийства. Фактически убийцей под воздействием греха отчаяния стал Германн, персонаж «Пиковой дамы» Александра Пушкина.
Слово «отчаяние» — славянского происхождения. Оно состоит в языковой родне с глаголом «чаяти», то есть ожидать, надеяться. Таким образом, от-чаяние — это отказ от надежды, ожидания чего-то нового, светлого. В корне отчаяния лежит неверие в Бога, в то, что Господь способен помочь преодолеть различные жизненные трудности. Казалось бы, отчаяться должен был в своё время апостол Павел — автор прозвучавших строк из второго послания к Тимофею.
Тем более, что Второе послание к Тимофею было написано перед казнью Павла. Святой, предполагая, что скоро будет лишён жизни, написал проникновенное письмо своему сподвижнику, где размышляет и о пройденном жизненном пути, и об итогах апостольского служения.
Святой пишет Тимофею, что часть его учеников — христиан провинции Асии — оставила его. Павел не вдаётся в подробности, но есть ощущение, что речь идёт о предательстве. И в отношении самого апостола, и возможно в отношении веры. Но наряду с печальными моментами отмечает Павел и радостные, за которые благодарит Бога. В первую очередь, апостол пишет о преданности Тимофея. Упоминает он и Онисифора — члена Эфесской церкви — который прибыл в Рим и поддержал Павла в дни заключения. Так что апостол не поддавался унынию, признавая, что не только из чёрных полос состоит наша жизнь.
Прозвучавшие строки из второго послания к Тимофею побуждают и нас с вами не опускать рук. Да, действительно, в наше бытие регулярно вторгаются те или иные неприятные обстоятельства. А люди, которых мы считали надёжными, проверенными друзьями, демонстрируют совершенно иные качества. То есть не оправдывают наших надежд и доверия. Но одно дело люди, а другое Бог. И Господь, в отличие от человека, никогда не прогибается под действием обстоятельств, потому что Он их неизмеримо выше. И Господь никогда не предаёт и не оставляет нас. Только если мы сами не отворачиваемся от Него, с пренебрежением относясь к Его поддержке.
Апостол Павел неоднократно убеждался в том, насколько помощь Божия превосходит все обстоятельства этого мира, компенсируя, в том числе, и последствия предательства со стороны друзей и близких. И это обстоятельство утешает и вдохновляет. В том числе и на то, чтобы продолжать жить в соответствии с заповедями Божиими, делясь милостью и радостью с окружающими людьми. При этом понимая, что они возможно ответят на наш дар неблагодарностью. Ничего. Главное, что это служение с благодарностью примет Господь Иисус.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Поддержать болеющих детей, участников акции «Следуй за созвездием мечты»
Три года назад в результате болезни и сложной операции 9-летняя Лиза Журавская потеряла возможность ходить. С тех пор, при поддержке родных, она стремится вернуть себе свободу передвижения. Каждый день ребёнок старательно занимается на специальных тренажёрах, которые смастерил дедушка. Благодаря этому Лиза начала вставать с инвалидного кресла. Она мечтает однажды вернуться в спорт: раньше девочка занималась верховой ездой, баскетболом и акробатикой. Ещё одна её цель — когда-нибудь отправиться в увлекательное путешествие. Всё это придаёт девочке сил и мотивирует продолжать сложные занятия.
Чтобы процесс восстановления был наиболее эффективным, в дополнение к домашним упражнениям Лизе важно проходить реабилитацию в медицинском центре. Один из дорогостоящих курсов занятий со специалистами семье девочки помог оплатить фонд «Настенька». При участии благотворителей за короткие сроки фонд собрал необходимую сумму на помощь Лизе. И она уже побывала на восстановительном лечении.
После двух недель реабилитации девочка сделала несколько самостоятельных шагов, опираясь на трости. Врачи поражаются силе духа Елизаветы, которая упорно движется к своей мечте!
Чтобы и у других тяжелобольных детей была такая возможность, фонд «Настенька» проводит акцию «Следуй за созвездием мечты!». На странице акции размещены истории подопечных. Каждый загадал что-то очень важное — кто-то в будущем хочет стать пожарным или кондитером, а кто-то завести собаку, вместе с ней играть и гулять. Приняв участие в акции, вы поможете болеющим детям стать ближе к мечте. Собранные средства пройдут на оплату лечения, операций, реабилитаций и не только. Узнать об этом больше можно на сайте фонда «Настенька».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Взаимоотношения Древней Руси с другими государствами». Максим Дробышев
У нас в студии был кандидат исторических наук, доцент Государственного академического университета гуманитарных наук Максим Дробышев.
Разговор шел о взаимоотношениях Древней Руси с восточными и западными государствами и какое влияние на Русь оказывали Европа и Византия.
Ведущий: Алексей Пичугин
Все выпуски программы Светлый вечер