Поделиться
«Здесь не останется камня на камне», – именно такие слова, согласно Евангелию от Матфея, произнёс Христос о судьбе Иерусалимского храма. Это пророчество осуществилось через тридцать с небольшим лет после Крестной смерти Спасителя. Храм был разрушен римлянами до основания. Сохранилась лишь часть опорной стены, поддерживающей огромную земляную насыпь, на которой стояло здание – иудеи называют этот артефакт «Стеной плача». Уцелело ли что-нибудь из богатого убранства священного здания? Долгое время было принято считать, что ровным счетом ничего. Однако, в середине двадцатого века появилась призрачная надежда найти сокровища Иерусалимского храма.
Среди кумранских рукописей – древних документов, обнаруженных в 1947 году в Палестине, в местечке Кумран близ Мертвого моря,один свиток выделялся особо. Текст был написан не на коже и не на папирусе, а на листе меди. За два тысячелетия металл окислился, стал хрупким и грозил рассыпаться при разворачивании. Несколько лет правительство Иордании, на территории которой проходили исследования, препятствовало научному изучению документа. В сентябре 1953 году немецкий профессор Карл Георг Кун, изучив медный свиток в свернутом виде, предположил, что он содержит инвентарную опись сокровищ – возможно, принадлежавших Иерусалимкому храму и спрятанных во время иудейско-римского противостояния в первом веке. А еще спустя два года документ был направлен в Великобританию, в Манчестерский технологический институт, где под руководством члена Международной кумрановедческой группы Джона Марко Аллегро была проведена подробная дешифровка древнего текста.
Комментарий эксперта:
С помощью специально изобретенной установки медный кумранский свиток был разрезан на двенадцать сегментов – это позволило учёным полностью прочитать текст, и убедиться, что речь в нём действительно идет о неких спрятанных сокровищах! Неизвестный автор называл места, где схоронены богатства, но это ничуть не проясняло, где их искать. Перечисленные в медном свитке названия районов и другие топографические ориентиры оставались загадкой для учёных. Ясным было лишь общее количество таинственных сокровищ – оно равнялось шестидесяти пяти тоннам серебра и двадцати пяти тоннам золота!
Сразу же после дешифровки загадочного манускрипта были высказаны первые предположения о его происхождении. Прозвучала версия, что это всего лишь отображение народной легенды о сокровищах Иерусалимского храма. Однако, многие ученые склонялись к мнению, что речь идёт о реальных драгоценностях, которые священники успели вывезти и спрятать до того, как римляне подавили восстание иудеев и разрушили Иерусалим в семидесятом году.
Но было ли в Иерусалимском храме такое количество золота и серебра, как указано в Медном кумранском свитке? Безусловно! Храм в жизни древних евреев был не только культовым зданием. Иудейская система жертвоприношений предполагала регулярные вклады каждого еврея в храмовую казну. Храм фактически был национальным банком. Само сооружение, согласно описанию в Мишне – собрании устных еврейских законов, отличалось роскошью. Священная часть храма – Святая святых, была полностью покрыта золотом. Золотом и серебром были отделаны все ворота и двери. Над ступенями, ведущими внутрь храма, свисала золотая виноградная лоза, усыпанная кистями в человеческий рост – чтобы ее поднять, требовались усилия трехсот человек. Золотой была абсолютно вся утварь храма. То есть, сокровища, описанные в Медном свитке, вполне могли быть частью храмового богатства!
Однако, в 2001 году во время раскопок в Римском Колизее немецкие ученые нашли мраморную плиту, надпись на которой, переведенная профессором Гальдербергского университета Гезой Альфёльди, умерила надежду искателей сокровищ Иерусалимского храма.
Комментарий эксперта:
Массивная мраморная перекладина с заурядным объявлением о проведении ремонтных работ в Колизее скрывала тайну – на ней сохранились шестьдесят семь отверстий от предыдущей надписи. Строчки были реконструированы, и вот что получилось: «Император Тит Цезарь Веспасиан Август приказал создать новый амфитеатр на доходы от продажи трофеев войны». Упомянутый император заслужил звание полководца во время подавления иудейского восстания в шестьдесят шестом – семидесятом годах. А строительство Колизея началось через пять лет после разрушения и разграбления Иерусалима и обошлось римлянам, по недавним подсчётам учёных, в двести миллионов евро в переводе на современные деньги. Вполне вероятно, что в этом денежном потоке утонули и сокровища, упомянутые в Медном кумранском списке.
История израильского народа отражена в Священном писании, как путь возвращения человечества к Богу. В те времена, когда все земные племена отвернулись от Создателя, уклонились в язычество, лишь иудеи хранили единобожие, как связь со Творцом. Центром поклонения Богу на протяжении многих веков был Иерусалимский храм. Построенный царём Соломоном в десятом веке до Рождества Христова, он разрушался оккупантами и восставал из праха, бывал разграблен, и вновь обретал великолепие. Он оставался духовным центром Иерусалима, сердцем и смыслом древнего города – до того момента, когда Богочеловек Иисус Христос вышел на проповедь, а иудеи не признали в Нём Мессию и предали на Распятие. По слову Спасителя, от величественного храма не осталось камня на камне, и сокровища, накопленные столетиями, развеялись прахом по ветру времён.
Ольга Богаевская. «Сын»
Поделиться
— Андрей Борисович, какая занятная репродукция висит у вас над обеденным столом!
— А, это работа художницы Ольги Богаевской, «Сын» называется. 1965 год. Подлинник картины хранится в художественном музее в Якутске. Давайте-ка, Маргарита Константиновна, я свет включу, чтоб удобнее было рассматривать.
— Спасибо большое! Посмотреть тут есть на что. Сколько динамики в сюжете! Толпа движется по мосту. За плотным человеческим потоком едва видны перила, река и панорама города. А на переднем плане навстречу людям идёт хрупкая женщина с ребёнком на руках. Блузка в полоску, волосы перехвачены белой косынкой.
— Смотришь и безошибочно определяешь, что именно молодая мама — главная героиня картины.
— Конечно, ведь она держит малыша, а полотно называется «Сын».
— Даже если не знать названия! Посмотрите, в толпе есть настоящие красавицы — большеглазая брюнетка, блондинка с ярким платочком на шее. Но мы, зрители, невольно удерживаем внимание на неприметной женщине в полосатой блузке.
— Наверное, благодаря малышу, которого она держит?
— Да, годовалым карапузом в синем беретике невозможно не залюбоваться. К тому же он единственный на картине повёрнут лицом к зрителю.
— Заглядывает в самую душу широко распахнутыми чистыми глазками.
— Но все-таки смысловой центр изображения — мама малыша. Ребёнок — сокровище, которое она обрела. И художница рассказывает нам в деталях, как это обретение изменило её жизнь.
— Про какие именно детали вы говорите?
— А вот обратите внимание на предметы в руках у женщин. Брюнетка держит огромный букет тюльпанов. Блондинка — яркие журналы и модную сумочку. А у юной мамы через локоть перекинута плетёная сумка-авоська, в которой детская книжка, бутылка молока и апельсины.
— Всё это предназначено для ребенка!
— Так тонко Ольга Богаевская раскрыла тему материнской любви. Можно сказать, служения!
— Богаевская, Богаевская... Не она ли иллюстрировала в своё время книжку Рувима Фраермана «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви»?
— Она! Ольга Борисовна блестяще передала сюжет этого проникновенного произведения в зрительных образах. Художница умела показать сложный внутренний мир героев, взаимодействие душ, и потому была востребована как иллюстратор. Её рисунки украсили многие книги в пятидесятых, шестидесятых годах двадцатого века.
— Такая занятость в книгоиздательстве могла пойти в ущерб живописи, как это нередко бывает у художников. Но картина «Сын» доказывает, что с Ольгой Богаевской этого не произошло.
— О, нет! Она в 1940 году окончила Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры, и с тех пор ежегодно участвовала в выставках со своими картинами. Из-под кисти Богаевской выходили выразительные портреты, воздушные натюрморты. Но её любимая тема это, конечно, жанровые полотна со сценками из жизни, правдиво и трогательно рассказывающие о любви.
— Такие, как замечательное произведение «Сын», с которым я познакомилась благодаря вам, Андрей Борисович.
Картину Ольги Богаевской «Сын» можно увидеть в Национальном художественном музее республики Саха Якутия, в городе Якутске.
Все выпуски программы: Краски России
Пётр Петровичев. «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом»
Поделиться— Маргарита Константиновна, спасибо, что вы согласились отправиться со мной в этот небольшой древний храм на окраине Великого Новгорода. Я, признаться, так вдохновился историей этого места, что хотел поскорее здесь оказаться. Слава Богу, добрались! Так вот он какой — храм Спаса на Нередице 12-го века!
— Храм не действующий, как я вижу... Пока только стены восстановлены... и кое-где сохранились росписи. Но как здесь благодатно! И название какое красивое, летописное — «Спас на Нередице»... А что оно означает, Андрей Борисович?
— Место, где построена церковь, было на удалении от Новгорода, «не в ряду», то есть не в черте города. Отсюда и название церкви — На Нередице.
— А как вы о ней узнали?
— Я и раньше о ней слышал. А вот месяц назад я был в Ярославском художественном музее и там обратил внимание на одну любопытную работу — рисунок художника Петра Петровичева, который так и называется «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом».
— Интересно... А можно найти рисунок в интернете?
— Так я же распечатал его и взял с собой. Вот, посмотрите, пожалуйста. Казалось бы, небольшая зарисовка росписей храма, изображения святых, кое-где требующие реставрации... Буквально эскиз в красках.
— Какая искренняя, светлая работа! Синие, золотистые тона храмовых фресок. Они не яркие, приглушённые. Но будто высвечены солнечным светом, льющимся из окна.
— И обратите внимание, как правдиво художник передаёт пространство церкви. Видите, вот здесь в правом верхнем углу рисунка, кое-где фрески утрачены, но для мастера важно сохранить каждую деталь, не обновляя, не реставрируя её в своей работе.
— Но как я вижу, сейчас на стенах храма, в котором мы находимся, этих фресок нет...
— К сожалению. Картину «В церкви Спаса-Нередицы» Петровичев написал в 1911 году. А спустя 30 лет во время Великой Отечественной здесь, под Новгородом, шли ожесточённые бои. В 1941 году храм Спаса на Нередице был практически разрушен немецкой артиллерией. Но благодаря замечательным новгородским реставраторам в конце 50-х годов он начал возрождаться — и сегодня он почти полностью восстановлен.
— Но, как я понимаю, работы продолжаются до сих пор. Посмотрите, леса стоят, инструменты, специальное освещение...
— Да, здесь работают специалисты Новгородского музея-заповедника, частью которого является церковь. Они восстанавливают внутреннее покрытие стен.
— Как вы хорошо осведомлены, Андрей Борисович!
— Да, я подготовился перед поездкой. Мне удалось выяснить, что в хранилищах музея-заповедника находятся тысячи кусочков штукатурки с древними росписями. Их собирали вручную местные жители и реставраторы при разборе руин ещё в сороковых. Неспешно, по крупицам в реставрационной мастерской из этих осколков возрождаются образы святых, которые когда-то смотрели со стен храма.
— Это удаётся, в том числе, благодаря таким художникам, как Пётр Петровичев, который зафиксировал для истории часть стены с бесценными изображениями.
— Слава Богу, некоторые образы уже удалось восстановить. Давайте попробуем найти их на стенах храма. Вот, например, изображение новгородского князя Ярослава Владимировича, который основал церковь в 1198 году. На фреске показано, как он вручает макет храма сидящему на престоле Христу. А вот святой Тимофей, ученик апостола Павла. Посмотрите, какие светлые лики!
— Андрей Борисович, а что это за надписи нацарапаны на стене справа? Неумело, будто кто-то учился писать.
— Это древние граффити 12-13 века. Реставраторы считают, что в этой части храма был скрипторий, то есть место, где дети учились писать прямо на стенах.
— Посмотрите, вот здесь многократно повторяются начертания буквы Б — большие, с засечками, кое-где украшенные узорами.
— Полагаю, дети учились писать слово «Бог». А вот, посмотрите, на стене неумелой детской рукой начертан православный крест. А вот ещё один — побольше, с орнаментом!
— А здесь, глядите-ка, кто-то нарисовал фигурку богатыря с мечом! И вся стена исписана буквами, линиями, рисунками... Маленькое живое свидетельство того, как жили новгородцы семь веков назад.
— Хорошо бы удалось полностью восстановить фрески в этом храме. И, конечно, полноценно возродить богослужения... Давайте обязательно вернёмся сюда снова.
— Да, непременно приедем. И побываем в Ярославском художественном музее, где находится работа художника Петра Петровичева «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом», которая так вдохновила вас!
Картину Петра Петровичева «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом» можно увидеть в Ярославском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Исаак Левитан. «Одуванчики»
Поделиться— Так вот почему вы так стремились в Чебоксары, в Чувашский художественный музей, Андрей Борисович! Здесь экспонируется полотно вашего любимого художника, Исаака Левитана!
— Вы проницательны, Маргарита Константиновна! Я действительно хотел увидеть своими глазами картину «Одуванчики». Посмотрите, сколько в ней очарования!
— И вместе с тем простоты! Цветы стоят в глиняном кувшине. Кроме белых, созревших бутонов, здесь и жёлтые медовые солнышки, и нераскрывшиеся головки.
— В букете нет тщательности, его как будто ребёнок собирал. Зато есть свежесть, которая особенно заметна на тёмном невзрачном фоне.
— «Одуванчики» великолепны! Даже не хочется называть этот шедевр натюрмортом. Термин переводится с французского как «мёртвая природа», а в произведении гениального мастера столько жизни!
— Да, такое вот парадоксальное явление — живой натюрморт. Левитан не так много работал в этом жанре. За всю жизнь он написал не больше трёх десятков картин с цветами. «Одуванчики» — одна из первых.
— Какой это год?
— Счастливое лето 1889-го года. Художник тогда жил в Плёсе на Волге, большую часть своего времени проводил на пленэрах. А возвращаясь по вечерам, собирал полевые букеты и рисовал их до поздней ночи. Через девять лет этот опыт пригодился Левитану для преподавания в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
— Он учил студентов писать натюрморты?
— В основном, конечно, пейзажи. Но после занятий на природе мастер непременно велел собирать цветы для этюдов. Один из учеников Левитана, Борис Липкин, вспоминал позднее, насколько это было потрясающе. Мастерская превращалась в подобие оранжереи. Левитан расставлял букеты в простых горшках и таких же вот глиняных кувшинах, как на картине «Одуванчики». И давал задачу сложную, как само искусство.
— Это какую же?
— Он говорил, что писать нужно так, чтобы от картины пахло не красками, а цветами.
— Сам Левитан умел это делать. Подходя к полотну «Одуванчики», почти физически ощущаешь горьковатый запах травы. А ещё невольно задерживаешь дыхание, чтобы невесомые соцветия не разлетелись самолётиками.
— Да, Исаак Ильич гениально показал хрупкое очарование одуванчиков. Смотришь и понимаешь, что через несколько секунд порыв сквозняка может растрепать незатейливый пучок. И осознаёшь неповторимость мига, который запечатлел художник.
— В этом особый талант Левитана! В каждом его полотне скрыт призыв ценить мгновения.
— И благодарить Творца, который их подарил нам. «Одуванчики» Левитана — свидетельство о том, насколько прекрасен мир, в котором мы живём. Здесь самые скромные полевые цветы достойны стать произведением искусства.
Картину Исаака Левитана «Одуванчики» можно увидеть в Чебоксарах, в Чувашском государственном художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
