«Сохранить пасхальную радость». Протоиерей Павел Великанов

Гостем программы «Светлый вечер» стал протоиерей Павел Великанов — настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертанове в Москве. В беседе с Мариной Борисовой он размышляет о пасхальном времени, о пути от Воскресения ко дню Пятидесятницы.

Отец Павел подчёркивает, что вера — не эмоция и не только добрые дела, а открытость Богу, рождающаяся в смирении. Пасха — не вспышка настроения, а внутреннее свидетельство, питаемое Евангелием, открывающее сердце Богу. Человек не пустит Бога, пока не освободит место в душе.

Одним из ярких образов разговора стала «беременность духом»: страдание, ставшее благословением, рождает новую жизнь. Как женщина, несмотря на боль и трудности, вынашивает ребёнка и отдаёт последнее ради его рождения, так и человек, принимающий тяжесть, становится способным к новой, настоящей жизни.

Выпуск — о вере как диалоге с Богом, где боль и радость рождают новое. О смелости нести крест и принять Божью волю.

---

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, дорогие друзья!

В студии — Марина Борисова.

И сегодня, со мной и с вами, этот час «Светлого вечера» проведёт наш гость — настоятель московского храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове, протоиерей Павел Великанов.

О. Павел

— Добрый вечер!

М. Борисова

— Христос Воскресе, батюшка!

О. Павел

— Воистину Воскресе!

М. Борисова

— Вот, как раз, хочется поговорить — как же нам удержать Пасхальную радость... ну, хотя бы, до Троицы? Я уж не говорю о том, чтобы в течение всего года... хотелось бы... но это... так... программа максимум. А тут — хотя бы, минимум, хотя бы... вот... в пространстве Цветной Триоди.

С Постной Триодью — всё очень славно получается. Мы плавно входим в логику постных недель, сменяющих одна другую, и получаемся, как бы, в центре, такого, простроенного, логически верного сюжета, который нас неизбежно ведёт к финалу. То есть, мы, как бы, в этой логике существуем на протяжение... вот... действия Постной Триоди. Я имею в виду — с подготовительными неделями.

И, дальше, когда мы встречаем Праздник, мы переходим в логику другой Триоди — Цветной, и мы в ней никак не разберёмся. То есть... насколько я по опыту знаю, по себе и по своим знакомым, обычно, хватает... такого... осознанного настроя праздничного — на Фомину неделю и... ну... на Жён-мироносиц. А дальше... дальше — как-то, вот... расплывается... нету ощущения, что ты движешься по какой-то стройной траектории — просто, попадаешь уже, в такую, мозаику... а не хотелось бы! Потому, что удержаться в этой мозаике в логике пасхального настроения совершенно невозможно.

Как бы это нам... вот... исхитриться?

О. Павел

— Ну, мне, конечно, хочется сразу с Вами поспорить...

М. Борисова

— О, давайте!

О. Павел

— А насколько надо пытаться жить... вот... в логике какого-то... прогрессизма, так скажем? Почему мы недооцениваем важность в нашей жизни определённого ритма, определённого дыхания? И, вот, весь богослужебный ритм Церкви — он подчинён очень разным, как раз таки... разным видам переживания.

В своё время, отец Максим Козлов меня удивил очень сильно, когда... не помню... то ли сказал... то ли где-то прочитал такую мысль, что Церковь прекрасна не только своими позитивными моментами — радостью о Воскресшем Христе Спасителе, радостью о том, что Бог есть но она не менее глубока и своей драматической стороной. И, вот, то, что мы проходим каждый год не просто от одной Пасхи к другой Пасхе, а мы проходим и через поприще Великого поста, через предстояние перед Распятием Страстной Седмицы... и, вот, это всё даёт... я бы сказал, расширение горизонта человеческого сердца. Мы не сваливаемся в... такую... пропасть христианства розовых единорожков, у который всё только на позитиве, и всё только улыбочки и ушки на головке... понимаете... а мы видим всю сложность, всю многомерность, всю... в общем-то, даже — непостижимость бытия. С одной стороны. А, с другой стороны, понимаем, что и в боли, и в страдании, в скорби, всё равно, действует один и тот же Бог, Который, просто, превращает это не в какой-то приговор человеку, или человечеству в целом, а превращает всё это ещё в одну ступеньку, преодолевая которую мы поднимаемся от радости к радости.

Поэтому, я бы не стал вообще ставить такую задачу — вот, максимально долго сохранить в себе ощущение Пасхальной радости. Во-первых, потому, что это ощущение, вообще, бывает очень разным. Оно никогда не бывает механистическим. Нельзя сказать, что, вот, человек, отпостившись Святую Четыредесятницу, Страстную седмицу, отмолившись, набив себе мозоли на коленках, отъисповедовавшись так, что, просто, уже... там...

М. Борисова

— Стерильный...

О. Павел

— ... стерильное пространство... как в морге, вот, именно... абсолютно точно — как в морге, да... и, вот, ему, гарантированно, сейчас придёт Пасхальная радость... Да, не происходит так! Понимаете?

Именно, потому, что... ну, вот... даже в отношениях с людьми... с близкими людьми... мы часто видим, можем наблюдать, что нету линейной зависимости от того, насколько мы где-то что-то, там, тщательно подготовили — и, в итоге, какой результат мы получили.

Конечно, зависимость — есть. И, если мы сознательно ничего не делаем, не готовимся, и думаем, что, вот, сейчас мы улыбнёмся нашему ребёнку — и сразу праздник наступит, то, скорее всего, он — не наступит. Но думать, что: «Я столько сюда вложил... я так всё организовал... я столько людей позвал... я — и то, и сё, и пятое, и десятое... и праздник точно будет!» — ну... это очень наивно.

Потому, что... вот... человеческое сообщество — оно же живёт какими-то... какими-то очень странными, и, часто, не... не выпуклыми, не нарочитыми движениями. Я, вот, недавно... буквально, сегодня... вот, вчера — встретил у себя в записях чью-то мысль... по-моему, это — Довлатова. Что... всё самое главное происходит не среди выдающихся, а среди сереньких людей.

То есть, вот... есть какая-то глубина... какая-то общность, на этой глубине, людей, ничем, в общем-то, не выдающихся, которая, когда суммируется — она приводит к тектоническим сдвигам. Не потому, что кто-то где-то родился абсолютно гениальный, и сказал: «Ну, давайте, все пойдём!» — и все пошли. Нет. Если бы там не было, вот, этой, условно, серой массы, у которой уже что-то вызрело... да никто бы ни за кем не пошёл бы! В этом смысле, он, скорее, является производным от этой серой массы, а вовсе не наоборот.

Так, вот, и здесь — то же самое. Мы никогда не можем разложить, как некий математический алгоритм, или какую-то формулу, вот, эти тонкие сплетения наших каких-то... я не знаю... даже какое слово подобрать, не знаю... движений душ... вот — движений человеческих душ. Которые происходят в Церкви, которые происходят в семье, которые происходят в обществе. И, вот, то, что Церковь — она создаёт некую канву, некое направление, в котором, вот, эта общность начинает как-то по-особому вибрировать... как-то дрожать по-особому, оно, конечно, откликается на всех людях. Но выставить прямую зависимость, что... вот... человек отпостился, и его точно, гарантированно накроет Пасхальная радость — конечно же, нельзя.

Во-первых, потому, что Бог — не мальчик на побегушках, и Его нельзя просто «дёрнуть за верёвочку — и дверь откроется», у Него — Своё видение в отношении каждого конкретного человека. Быть может, кому-то надо и... почти... чуть не отдать концы во время поста и, в итоге, ничего не получить. Для того, чтобы он, в общем-то, задумался и понял, что «где-то что-то... я, в общем-то, не туда иду...» А кому-то — наоборот. Он считает, что и не постился, а — накрыть его такой Пасхальной радостью, что он... там... бросит всё и в монастырь уйдёт. То есть, мы никогда этого не можем просчитать.

И, поэтому, конечно, пытаться, со своей стороны, ставить такую, вот, задачу максимального удержания Пасхальной радости — ну... как-то... мне кажется не совсем верным.

То есть... вот, так же, как и бессмысленно удерживать состояние... там... какой-то влюблённости... состояние какого-то... ну, не знаю... симпатии к другому человеку... потому, что это же всё — живое об живое. И всё меняется, всё течёт.

А тут — тем более, опасно пытаться это постоянно в себе удерживать, потому, что... ну... вы же понимаете, что любая приятность в нас — она быстро рождает какую-то зависимость. К хорошему привыкаешь быстро! И, конечно, к хорошему настроению привыкаешь ещё быстрее. И тогда получается у нас, такое... знаете... в психологии есть такое понятие «двойного наказания». Когда человек совершает какой-то неправильный поступок и себя за это винит, и к этому ещё добавляется огромное чувство вины. В итоге, получается, что из проблемы, которая выеденного яйца не стоит — у него целая... прям... драма, трагедия, и всё... в общем-то... можно дальше, как бы, и не жить.

Вот, здесь... не хотелось бы, чтобы радость о Христе Воскресшем была каким-то... материалом для потребления. Пусть она будет где-то... боковым зрением... мы не будем на ней сфокусированы, не будем её представлять, как некую... некое условие, или... там... ожидание даже — нашего общения с Богом.

М. Борисова

— Но... всё-таки, Церковь выделяет пространство от Светлого Христова Воскресения до Троицы в некую... такую... логически выстроенную... дорогу, что ли... ну, если у нас была дорога Великого поста, — то есть, мы шли по ступеням, если вспомнить Иоанна Лествичника, — и эти ступени должны нас были привести к определённой цели. И, если бы... было нормально, что ли, для нашего дальнейшего существования в Церкви, просто после Праздника постепенно перейти к Октоиху — то есть, войти в пространство церковного календаря, — то никто бы, наверное, и не удивился. Но, почему-то, у нас существует Цветная Триодь — то есть, выстроенный путь к Троице.

Дело даже не в сохранении радостной приподнятости и эйфории, а дело в том, что это — тоже движение, по идее. Если бы иначе, то — зачем бы она была нужна? Но логику этого движения мы перестаём улавливать. Если нам понятно, более или менее, почему после Светлого Христова Воскресения идёт Фомино Воскресение... если нам, более или менее, понятно, почему мы на третье Воскресение вспоминаем жён-мироносиц... то дальше — нам нужно, чтобы кто-то объяснил, почему в пространстве этой Цветной Триоди, на этом пути у нас есть остановки — о расслабленном, о самарянке, о слепом... и только потом — Вознесение и память отцов Первого Вселенского Собора.

Вот... в чём логика движения?

О. Павел

— Я не вполне уверен, что эта логика — она существует... вот... именно так, как Вы её представляете. Точно так же, как и логика недель Великого поста — мне больше кажется, что это, скорее, не про этапы, как Вы сказали, подъёма по лестнице, которой ступени невозможно никоим образом поменять друг с другом...

Потому, что я, во-первых, задумался над вопросом, почему неделя Иоанна Лествичника — перед неделей Марии Египетской, а не наоборот... и я не могу ответить на этот вопрос, потому, что... ну, я не знаю. На самом деле — не знаю.

Может быть... конечно, надо здесь, скорее, спрашивать отцов-литургистов, которые могут посмотреть в диахронии — как это всё формировалось, образовывалось... а всё остальное — это будет попытка натянуть моё воображение на ту реальность церковной жизни, которая есть.

И здесь, мне кажется, скорее, речь не о каком-то линейном движении, а о том, что... вот, одно и то же событие — очень важное, очень яркое, очень значимое Воскресение Христово — люди в Церкви пытаются описать, как бы, с разных сторон... с разных, как бы, ракурсов. Поэтому, здесь появляется самарянка... поэтому — и исцеление расслабленного... поэтому, и жены-мироносицы... то есть, всё то, что, тем или иным образом, связано и как-то перекликается с идеей Воскресения.

Там... с самарянкой — понятно, что это тема с водой живой, с тем, что пьющий эту воду не умрёт никогда, и не будет иметь жажды никогда. С исцелением расслабленного — тоже понятно, что мы все находимся в состоянии расслабления грехом, и, вот, именно Воскресение Христа — оно эту тотальную болезненность искореняет в корне в самом.

Вот. Поэтому, мне кажется, здесь, скорее, попытка Церкви посмотреть на Воскресение Христа Спасителя... ну... как-то многомерно, сложно, не следуя формальной логике.

Ведь, можно было бы, например, каждое Воскресенье посвятить тому или иному явлению Воскресшего Спасителя — как это и происходит в виде евангельских чтений на каждом Воскресном Богослужении. Насколько я помню, 11 этих чтений — вот, можно было бы их, соответственно, распределить до Вознесения. Но Церковь пошла другим путём. Потому, что, наверное, здесь... может быть, не столько какая-то жёсткая логика, а какое-то... чутьё. Мне кажется, вот, глубокое религиозное чувство — оно помогает научиться смотреть на такие сложные и, в общем-то, пронзительные в своей непонятности, вещи, явления жизни, не пытаясь — взломать.

Понимаете... это — вечный соблазн. Мы хотим всё взломать — нашим умом.

М. Борисова

— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертаново, проводит сегодня с нами этот светлый вечер.

А, если подумать, почему мы, начиная со Светлого Христова Воскресения, читаем Евангелие от Иоанна?

Вообще, Евангелие от Иоанна — это, такая, особая тема для разговора... но... хотя бы, отчасти её коснуться... Потому, что оно от синоптических Евангелий отличается, и оно, вообще, в принципе, как-то совершенно иначе выстраивает... вот, Вы говорите посмотреть под другим углом... вот, мне кажется, Евангелие от Иоанна — это, как раз, про то. Посмотреть под другим углом.

О. Павел

— Я совершенно с Вами согласен. Более того, мы, в Послании апостола Иоанна, находим ответ на Ваш вопрос. Когда он пишет о том, что «видели очи наши... осязали руки наши... о Слове, явившемся в человеческой плоти...», и, вот, этот восторг... причём, этот восторг, мы видим, проявляется только на определённом расстоянии — ведь, Евангелие от Иоанна — это самый поздний из всех текстов. И, вот, чуть-чуть отстранившись от вовлечённости в те события, которые были связаны с земной жизнью Христа Спасителя, апостолы начинают потихонечку осознавать, что: «Слушайте... так, это — вот, что было?...» — и, вот, этим восторгом, мне кажется, пропитано всё Евангелие от Иоанна.

Поэтому, оно и начинается — не как синоптические Евангелия, поэтому, в нём и есть истории, которые, вообще, не оказались... или — другие истории, которые, как бы, переосмыслены несколько... под другим углом зрения. И там, в каком-то смысле, гораздо больше... такой... богословской, философской рефлексии, чем у синоптиков. Потому, что синоптики нам много чего рассказывают, но не придерживаются определённой логики изложения, определённой... такой... повествовательности, и, как бы, нарратив, в целом, у них, более или менее, близок.

А Иоанн — он, как бы, поднимается над этим всем. Он, уже из высоты своего богословского видения, осознаёт многие вещи глубже, и, поэтому, ему не страшно потерять некую нить повествования, и он может себе позволить вольности, и где-то даже расширять контекст самих событий — для того, чтобы восполнить тот недостаток, который, по причине близости к Евангельским событиям, синоптики неизбежно... который был обусловлен этой близостью и этой ограниченностью.

И, поэтому, Церковь, конечно, она совершает... ну, я бы сказал так: что Евангелие от Иоанна, по сравнению с другими Евангелиями — это, своего рода, некий квантовый скачок в понимании того, что произошло. И — в какое другое время, как не на Пасху, не в Пасхальный период, когда вокруг всё поёт и ликовствует, читать именно это Евангелие, которое способно поддержать, вот, это вдохновение, эту радость — светлую радость о Христовом Воскресении?

М. Борисова

— А что тогда должны поддержать Деяния святых апостолов?

О. Павел

— Деяния святых апостолов — это, такая... такое, знаете... заземление. Я бы так сказал. Вот, если Иоанн нас поднимает куда-то в поднебесье, то Деяния — они очень крепко ставят на землю.

Потому, что мы видим все те истории, все те чудеса, которые происходят после Воскресения Христова, творимые руками апостолов, и как это всё перемешивается с земной действительностью. Вплоть, до каких-то жутких историй... да... с Ананией и Сапфирой... жутких гонений, которым подвергаются апостолы... неприятия... и это всё выстраивает, мне кажется, совершенно правильное заземление — чтобы мы совсем не улетели в богословских размышлениях евангелиста Иоанна, а, в то же самое время, были готовы к тому, что здесь, на земле, нас ждёт вовсе не радушный приём у сильных мира сего, а нас ждут гонения, страдания, нас ждёт отторжение, отвержение, презрение... но, только пройдя через это всё, мы и, на самом деле, становимся полноценными христианами.

Представляете, вот... недавно... вчера... я, как-то, задумался над такой мыслью. Есть такой Гастон Башляр — мне очень нравится этот французский феноменолог, который активно переводится на русский язык сейчас... и, вот, в «Грёзах о воде», в книге, которая посвящена психоанализу воды, как стихии, он... так, мимоходом... озвучивает мысль о том, что... он говорит о живой и мёртвой воде... и говорит, что живая вода — она должна в себе иметь определённую тяжесть. В том смысле, что условие живости воды — животворящести воды — вот, этой способности оживлять — это то, что именно эта вода способна вбирать в себя тяжесть. Просто, мёртвая вода — она, как бы... она не впитывает в себя ничего.

И сразу, конечно, возникают аллюзии с погружением Христа в воды Иордана, в которых предыдущие поколения смывали, символически, свой грех, свои преступления...

А, дальше... я, как-то, начал думать... и мне пришла, мне кажется, интересная мысль о том, что... вот, что такое «тяжёлая» вода? Вода — отягощённая. И только поэтому она — живая.

Если эту метафору немножко расширить, то можно было бы сказать, что... только беременное — бытийствует. Только то, что отягощено — оно живёт.

И, вот, тут, сразу, происходит резкий контраст между современной психологизацией и установкой на комфорт, и — крестоношением, готовностью принять на себя страдание и крест.

М. Борисова

— Вот, хочется здесь сделать маленькую паузу — потому, что это очень важно, и хочется об этом поговорить поподробнее...

Но, перед этим, я напомню нашим радиослушателям, что протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертанове, проводит сегодня с нами этот светлый вечер, в студии — Марина Борисова, и мы вернёмся к вам, буквально, через минуту.

Оставайтесь с нами!

М. Борисова

— Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается.

В студии — Марина Борисова и сегодняшний наш гость — протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертанове, и мы говорим об очень важных вещах, о которых в ажиотаже праздничного эйфорического настроения забываем задумываться на Светлой Седмице, отчего нам часто бывает как-то... досадно, что остальные дни до Троицы протекают не так осмысленно, как дни Великого поста.

О. Павел

— Да. И, вот... эта мысль об отягощённости, как абсолютном условии жизни... вы знаете, меня, прям, пронзила.

Вот, мы говорим, что... вот... женщина — «праздная»... или «непраздная»... что такое — «непраздная женщина»? Да, это женщина, которой — плохо, потому, что в ней живёт новая жизнь — уже активная. Причём, она настолько агрессивная, что женщина будет находиться на грани между жизнью и смертью, а ребёнок из неё — всё высосет.

В своё время, меня потрясли откровения одной женщины, фельдшера, которая была заключённой в каком-то из фашистских концлагерей, и она рассказывала о том, как рожали женщины детей. И, вот, я был в шоке от того, что... она писала, что, среди всех родившихся младенцев, не было ни одного истощённого... там... полуживого... все были — замечательные.

То есть, это о чём говорит? Что матери находились на грани... но Господь Бог устроил нашу природу так... человеческую природу так, что женщина отдаст последнее своему ребёнку, чтоб ему... у него не было никакого недостатка.

И, вот, если это переносить на более широкий контекст, получается, что человек только тогда и начинает жить, когда ему становится... ну, в общем-то, не очень-то комфортно. Когда в его жизни появляется что-то такое, обо что он спотыкается. Обо что он... вот, он хотел бы это сбросить... как бы: «Если сброшу, наконец-таки, полечу!» — сбрасывает... и начинает расплываться. Потому, что его уже ничто не держит. И, как раз таки, то, что, как он думал для себя, является главной проблемой его жизни, оказывалось не проблемой, а благословением — только благодаря этому, ты... как-то... был... хочется сказать такое слово — конституирован... ты как-то был выстроен... тебе было, куда выстраиваться. Как только эту проблему убрали, ты весь сразу — растёкся.

Вот. И, в этом смысле, мне кажется... как раз таки, вот, «Деяния» — они дают очень правильный ориентир... они очень сильно отрезвляют. Что мы — не по водам сейчас будем ходить вместе с апостолом Петром, и — не переноситься по воздусе с апостолом Фомой из дальних краёв на место погребения Пречистой Девы, а мы будем ходить по грешной земле грешными ногами, общаться с грешными людьми, которые будут смотреть на нас, как на идиотов, как на каких-то... болящих, психически неполноценных людей, которые будут препятствовать нам — из самых лучших побуждений... и с этим мы встретимся. И только об это мы будем постоянно проверять своё качество веры — насколько мы, всё-таки, христиане, насколько в нас, вот, этот ток Божественного Духа — он имеется.

М. Борисова

— Я, вот, Вас слушаю, и думаю: насколько мы часто склонны предполагать, что мы живём в какой-то уже другой вселенной!

То есть... ну, вот... да, бывают, там, какие-то сложности, какие-то периоды... но всё, что написано в Деяниях святых апостолов — это не про нас.

На самом деле, всё, как раз, наоборот. Никакой другой вселенной нету, и, вообще, если абстрагироваться от... таких... достаточно пёстрых обстоятельств того или иного исторического периода, ничего не меняется в принципе.

Проблемы, которые приходится решать человеку на протяжение его жизни — они, вот, как 2000 лет назад... как 5000 лет назад... как изначально от Адама — они, по-моему, не меняются совсем. А, что самое печальное, что и сами люди — тоже.

Вот, меня больше всего смущает то, что мы попадаем в ту самую «категорию риска», которая всю жизнь пытается пыжиться, тужиться, и даже иногда ей кажется, что дело сдвинулось с мёртвой точки... однако же, по трезвом размышлении, и глядя на себя в зеркало, ты этих сдвигов не замечаешь, зачастую.

И... как бы нам, всё-таки, к концу, к финалу не прийти с тем же отсутствием багажа, с которым мы вступили на эту дорогу?

О. Павел

— Вы знаете... я вспоминаю замечательный роман шотландского писателя Арчибальда Кронина «Замок Броуди», где главный герой... казалось бы, всё действие происходит в конце XIX века, в христианской, глубоко традиционной семье... и, в то же самое время, мы видим... Кронин, в этом смысле, очень точно показал... процесс духовной деградации человека, по причине развития его самости и... вот, такой, вот... я бы сказал, типично невротической гордыни. Что человек настолько становится «большим» — в смысле, заполняющим собою всё вокруг себя, что Богу там — не просто места нет... Ему даже подойти близко невозможно. Потому, что этот человек отказывается от любой помощи, от любого сострадания, от любого какого-то участия — просто даже человеческого — в тех очевидных проблемах, в которых живёт его семья.

И, вот, мне кажется, образ Броуди здесь показан очень хорошо, как пример неистребимости греха в человеке. Вот... человек постоянно оказывается... ежедневно... ежеминутно, я бы даже сказал... перед выбором — чья воля да будет? Да? Моя или Твоя? И, вот, чем больше человек выбирает «моя воля да будет»... «я считаю так»... «я вижу так»... «я правильным считаю то-то и то-то»... тем, соответственно, меньше места Богу входить в жизнь этого человека и начинать действовать. То есть, это... такое... знаете... декларативное христианство при фактическом безбожии. И, вот, этого, мне кажется, в первую очередь, конечно, надо избегать.

Вот, знаете... иногда задают люди вопрос, в точности повторяя вопрос, сказанный адресатами апостольской проповеди: «А что нам теперь делать?» И — вот ответ, который мы слышим, один и тот же: «Вот вам дело: веруйте в Господа Иисуса Христа!» — и здесь наш современник обычно впадает в ступор: как вера может быть делом?

Ну, дело... дело — что это такое? Это — денег пожертвовать кому-то... пойти, там, немощному человеку помочь... поддержать... попоститься, там... ещё что-нибудь... Он говорит: «Не-не-не... это всё — важно, но это не дело веры. Потому, что дело веры — это, вот, глубинная переустановка самого отношения человека к бытию. Это, в каком-то смысле, позволение Богу быть. И для этого надо иметь очень много мужества... ну... и какого-то, хотя бы начинающегося, смирения — просто разрешить, вот, Богу...

Мы же, когда открываем дверь в дом для кого-то другого, мы же рискуем? Вот, это — моё, условно говоря, интимное пространство, я здесь никого не ждал, и я, вот, живу так, как мне комфортно, удобно... и мне неприятно, если в этом появляется вдруг какой-то «другой»! Даже, если это — самый замечательный, очаровательный, любвеобильный... и принёс мне кучу разных подарков... мне, всё равно, неприятно! Потому, что это — вторжение. То есть, этим — уменьшается пространство моей самобытности.

Так, вот, в своём пределе, человек должен максимально высвободить место для Бога. Потому, что главное, ведь, препятствие заключается не в том, что Бог не хочет войти, а в том, что Бог не хочет войти таким, каким мы хотим Его видеть.

Мы, своими представлениями, своими ожиданиями, своими запросами, формируем некий ложный образ Бога, который, как бы, катим перед собой. И, когда он сталкивается с реальным Богом, тут два варианта: либо Бог уйдёт с дороги, либо этот образ рассыплется. И то, и другое — нам больно, нам болезненно, неприятно. И, в этом смысле, путь человека веры — он заключается в ненавязывании Богу своего представления о том, каким Он должен быть и как Он должен с нами поступать. А это — вот, как раз таки, та самая открытость, та самая неопределённость, та самая неуправляемость, которых... ну... любой человек, по определению, бежит, ему страшно, он хочет за всё ухватиться, он хочет найти во всём какие-то кнопочки управления... или, там... крючочки, за которые можно дёрнуть, если вдруг что-то пойдёт не так...

Ему говорят: «Не... не-не... всё это — брось! Выбросьте это всё! Откройтесь, закройте глаза и шагните в пустоту — вот, это вера».

М. Борисова

— То есть, получается, что мы живём, как апостолы от Воскресения Христова до Троицы. То есть, мы живём в мире, где ещё мы не доросли до Схождения Святого Духа. То есть, нам необходимо знать, что... вот... Господь — где-то здесь... Он... ну, вот, сейчас мы сидим в закрытом помещении, но Он сейчас через стенку войдёт, всё объяснит...

О. Павел

— То есть, проблема — в Нём?

М. Борисова

— Да!

О. Павел

— Вот, да... конечно... конечно... это — очень удобная, такая... психологи бы сказали, инфантильная установка, что вся проблема, конечно же, в Боге! Это у Него есть... ну... какая-то недоработка... вот, что-то Он, там... коснит... медлит... Он не хочет... что-то... как-то... не удалось на Него подействовать... чем-то, там, пробить...

А, на самом-то деле, проблема не в Нём, а в нас. Как раз таки, в том, что мы не готовы отказаться от самих себя, поскольку... ну, нам, знаете... и сладостно, и горько, но очень приятно, в любом случае... вот... всё понятно... всё — своё... всё близкое, всё родное... всё, вросшее в сердце. И все эти слова Христа об отвержении себя, о том, что «кто не возненавидит душу свою ради Меня и Евангелия, Меня недостоин» — это же именно об этом! О том, что... ну, вот, это — оборотная сторона человеческой автономии.

Не так давно я был на конференции в «Сириусе», и, вот, замечательный учёный-генетик Е.Прохорчук рассказывал, что проблема... мы как-то обсуждали с ним в одной из передач «Деревня Великановка», могло ли быть так, что у человека не было бы онкологии. И, вот, он там рассказал, что... он говорит: «Я потом очень долго думал над этим вопросом, и пришёл к неожиданной мысли, что раковые клетки образуются в результате мутаций, которые необходимы для того, чтобы человек был более гибок, более приспосабливаем к изменяющимся обстоятельствам и условиям жизни. То есть, это — плата за приспосабливаемость человека к жизни. И единственное пространство, в котором у человека не могло бы быть, вот, этих новообразований — это райские условия».

То есть, до того момента, пока человек не был изгнан из Рая, пока вся природа не обратилась против него, как против врага, стала антагонистом, в Раю — никаких опухолей не было! Потому, что не было нужды человеческой природе искать пути... какую-то дырочку, вот... чтобы встроиться в этот, ставший агрессивным по отношению к нему, мир.

Вот. И тут, я думаю, абсолютно... очень какая-то похожая история. Вот, оборотной стороной нашей самости, нашего самовластия и самостояния, является, как раз таки, способность заполнить собой всё. Мы можем либо открыться — для того, чтобы Бог заполнил нас и сделал сынами Божьими по благодати: «Вы бози есте и сынове Вышняго вси...» — ещё псалмопевец Давид говорит, либо — ровно то же самое — создать свою автономию — то есть, независимую полностью, противостоящую Богу, обществу, другим людям... вот, как раз, как хорошо показал Кронин в примере Броуди.

М. Борисова

— Протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Богородицы на Городне в Южном Чертаново, проводит сегодня с нами этот светлый вечер, и мы говорим о таких, самых главных, наверное, вещах нашей жизни, без понимания которых мы вряд ли сможем не только пасхальную радость сохранить, но и, вообще, сдвинуться с точки замерзания.

Ну... получается, что мы, вообще-то, всё время, повторяем... такое... очень понятное, знакомое и очень часто встречающееся в святоотеческой литературе, не говоря уж о Писании, такое слово, как «смирение», но мы совершенно не в состоянии самим себе дать отчёт, почему оно — ключевое, и почему не получается открыть эту дверку в каморке папы Карло, пока мы... не головой, а, вот, всем существом своим не поймём, как нам это нужно! Не, в принципе, нужно, а, вот — лично мне нужно. И без этого — никак ты не стяжаешь никакой благодати. И, если стяжаешь, по милости Божией, то не удержишь...

О. Павел

— Если бы Господь Бог был отчуждён, по отношению к нам, то, конечно, мы находились бы с вами в неизбывном тупике. Но, поскольку, Он есть, Он — живой, Он — действующий, Он — активно входящий в жизнь каждого человека, без разницы, какой он веры, нации... там... мировоззрения, политических взглядов и так далее, то Он — прекрасно с этой задачей справляется.

Он нас ставит в условия, при которых, вот, этот кризис самоопределения — экзистенциальный кризис — у человека снова и снова повторяется. Один раз — пропустил, с другой стороны зайдёт... другой раз человек пропустит — с третьей стороны зайдёт... и так — до последнего вздоха. Мы, ведь, знаем сколько историй, когда человек в прямом смысле на смертном одре — вдруг, до него доходило: «Боже мой... да что же за жизнь я прожил? Да, была ли это — моя жизнь? Да, на самом ли деле — это была та самая жизнь, о которой я мог мечтать в детстве... или, просто — жизнь, в которой я раскрылся?» И, с точки зрения Православной Церкви, до того момента, пока человек не определится, пока в нём как-то не вызреет некая внутренняя... внутренний плод — либо принятия, либо отторжения, — до этого момента, он будет висеть на Древе Жизни, он будет жить. И, только, когда это определение произойдёт, эта веточка обламывается, спелый плод падает в руки Божии, и, дальше уже — дальнейшая судьба.

Вот. Поэтому... надо, всё-таки, не забывать про то, что, кроме нашего желания, нашего усилия, нашего усердия по развитию той или иной добродетели, есть ещё и Господь Бог, Который гораздо лучше, чем мы, нас самих знает, Который прекрасно понимает, где наши... так скажем... уязвимые места, где наша бронь, и каким образом с этим всем взаимодействовать.

И, в каком-то смысле, вот, праздник Пасхи — это же праздник... само слово «праздник» — это «упразднитеся, и разумейте, яко Аз есмь Бог». Вот, в это время — от чего упраздниться?

Мы думаем: «Вот, нам надо упраздниться от всех наших житейских помышлений, и... там... не стирать... со стола не убирать... пол не подметать... и так далее...» — ну, глупости это же, конечно! Потому, что, в первую очередь, нам надо самих же себя чуть-чуть... вот... фокус нашего интереса, нашего внимания к самим себе — его чуть-чуть сдвинуть, и туда не заглядывать. И, вот, краем глаза, если вы видите, что: «Ну, слушай... да, какая разница, хорошо тебе или плохо... Христос Воскрес! Ну, какое значение имеют все твои скорби, все твои проблемы... там... какие-то беды-несчастья... это всё проходило и пройдёт. А то, что Христос Воскрес — вот, это круто! Вот, это — центр всего! Вот, давай, лучше, вот — туда смотри! Туда смотри — потому, что это — непреходяще, это — событие вселенского масштаба, а не, вот, этого твоего, локального». И тогда уже, где-то, краешком глаза, человек начинает замечать: «Слушай... да и тут, вроде, не всё так страшно... да? Когда есть, ради Кого жить...»

Да... и, вот, мысль-то, которую я хотел, в связи с Броуди... её довести до конца. Там был очень интересный эпизод, когда его старшая дочка, забеременевшая в результате... она и сама не поняла, как это всё произошло — влюблённость и всё прочее... была изгнана отцом из дома уже на поздней стадии беременности, в жуткую погоду, в жуткий ураган. Вот... и... она пробиралась там через лес... через всякие сложности... и, если бы она не была беременной, она бы сдалась! Понимаете? То есть, просто, вот, ради себя самого... тут должен быть человек либо какой-то предельной эгоцентричности — такой, нарцисс махровый, который готов всё вокруг себя уничтожить... как сам Броуди — вокруг себя всё готов уничтожить... либо человек, понимающий, что — да, какая разница... хорошо тебе... плохо... руку ты, там, проткнула о какую-то ветку... вся мокрая, продрогшая... у неё открывается — второе, третье... пятое... десятое дыхание — потому, что она любит ребёнка, который у неё внутри, и, ради этого ребёнка, она, в итоге, выживает. Правда, ребёнок потом погибает. И это тоже очень интересный момент. Что... если бы, условно говоря, она знала, что у неё ребёнок погибнет, она б даже и не пыталась предпринять такие сверхусилия для того, чтобы выжить. Она, просто, сдалась бы, точно! Потому, что... а какой смысл ей жить? Но у неё — есть цель. У неё есть, вот, эта самая... я б сказал — беременность Духом, которая человека возвышает и даёт ему такие силы, что... нет ничего невозможного для него!

И, вот, в этом смысле, Пасхальное Торжество — это есть, как раз таки, то же самое... та же самая беременность новой жизнью. Вот, когда человек ощущает в себе, что в нём уже есть, вот, это предвкушение Воскресения! Уже есть, вот, это дыхание новой жизни, в которой — всё по-другому, в которой — нету греха, в которой нету смерти, в которой нету, вот, этого... знаете... запаха тлена, которым пропитано всё наше бытие. И человека — охватывает восторг! От того, что он... это — не просто какая-то гипотетическая возможность, просчитанная в каком-то умном философском трактате... это всё — вот, здесь и сейчас! Оно — вот, в Церкви! Оно дышит в Церкви! Оно, просто, прям, пульсирует — вот, эта Жизнь — в Церкви, в этот период! И если он этим увлекается, то — конечно! — его отношение к самому себе становится уже... не потребительским.

Он смотрит на себя, как на что-то... ну, так... боковым зрением... ну, да, и покушать тоже надо... и поспать тоже надо... но не ради этого мы живём! Не ради того, чтоб набить брюхо и расслабиться в неге! И это, тоже, какое-то своё место имеет... но не это — содержание нашей жизни. У нас есть совершенно другой горизонт, другая возможность, о которой мы ровно, точно так же, ничего не знаем, как не знает мать о том, каков будет ребёнок, которого она родит.

М. Борисова

— Но мать, ждущая ребёнка — она с ним общается. Ну, иногда, буквально даже... ну... как-то... если наблюдать...

О. Павел

— ... и нам под дых дают ногой регулярно!

М. Борисова

— Вот! Просто... мы-то пытаемся общаться... ну, как — общаться? Мы... зачастую, проблема наша в том, что мы не слышим. А если слышим, то не верим, что услышали... ответа не слышим.

О. Павел

— И да, и нет. С одной стороны, да — потому, что, если бы мы были в состоянии слышать, Господь не обличал бы фарисеев и других, очень благочестивых, людей, что «слухом услышите и не уразумеете... глазами увидите и не узрите...» Действительно, мы можем сказать Богу «нет».

А, другое дело — это то, что это тоже определённая, предельная некая, позиция. Чаще всего, мы находимся где-то между позициями полного принятия и полного отторжения. Мы где-то — вот... колеблемся... где-то — в одну сторону ближе... где-то — в другую сторону ближе... вот, здесь — всё упование, вся надежда на мудрость и безграничный педагогический талант нашего Бога и Спасителя! Потому, что Он наши глупости, и наши уловки, нашу тупость, нашу вредность, нашу коварность и хитрость — прекрасно знает. Точно так же, как знает опытный педагог, что можно ждать от его учеников самого худшего и вредоносного класса.

И, знаете, я вспоминаю тоже... такой фильм был замечательный — «Общество мёртвых поэтов»...

М. Борисова

— Не смотрела.

О. Павел

— Очень интересный такой фильм... как раз, про то, как один молодой учитель пришёл к совершенно демотивированным подросткам... не помню, там... школа... гимназия была какая-то... и, вот, он предложил им создать такое «Общество мёртвых поэтов»: писать стихи, читать, декламировать их... То есть, у них вдруг появилась какая-то совершенно, казалось бы... странная и далёкая от их реальных интересов цель, которая, вдруг, мало по малу, всех так увлекла, что, в итоге, этот класс оказался... там... чуть ли, не самым лучшим по всем остальным параметрам — и по успеваемости, и по, вообще, вовлечённости, по дисциплине, в том числе... То есть, он не стал действовать методом... там... кнута и пряника... он просто подвесил перед ними достаточно далеко и достаточно высоко некую цель и задачу, устремляясь к которой... всё остальное — оно само собой стало выстраиваться.

Вот, христианство — оно делает... ну... фактически, то же самое. Оно даёт нам... открывает перед нами такой горизонт, который не может не манить, который не может... ну, как бы... не побуждать его поставить перед собой, как самое главное, самое важное, самое ценное и любимое. И, вот, устремляясь туда... тогда всё остальное встаёт на свои места. Не сразу, не быстро, конечно же... но, вот, процесс какого-то... вываривания в правильном направлении — он идёт.

М. Борисова

— Когда я говорила о том, что мы не слышим ответ... ответы бывают в такой форме, что нам иногда не приходит в голову, что это — ответ.

Я помню историю одного священника. Он служил на сельском приходе в таком... совершенно... полуразвалившемся уже храме. И, вот, у него была цель подвешенная: он должен был его отремонтировать.

И, вот, он 7 лет его ремонтировал, отремонтировал наконец-то. А он мечтал — в монастырь. И, вот — его благословили. И, вот, всё сложилось так, как он мечтал, и всё, к чему он шёл и стремился. И не просто мечтал, а столько трудов положил...

И... он ехал на велосипеде, упал и получил сложнейший оскольчатый перелом голени.

Так, он говорил, что он потом, пока... это было на лесной дороге, там... что делать? Всё уже случилось... велосипед сломался... он тоже сломался... он говорит, что: «Я полтора часа стоял на одной ноге и молился. Потому, что понял, что не надо мне в монастырь, а надо мне служить на этом приходе. Но почему я 7 лет этого не понимал?» — вот, я о чём говорю. Что мы эти ответы «пропускаем» — потому, что мы просто не отдаём себе отчёта, что это — ответ.

О. Павел

— Ну, почему он — пропустил? Он дозрел до правильного ответа, и... как бы... «распаковал» его в тот момент, когда был к этому готов. И... если бы он, условно говоря, сломал бы ногу в первый год своих трудов, может быть, он ничего бы и не понял... к чему это всё надо?

Поэтому... я, как-то бы, не стал здесь... знаете... драматизировать — в том смысле, что... это тоже, своего рода, некая... знаете, бывает, такая, психологическая проекция: мы видим в Боге... такого... ну, простите... несколько не вполне честное существо, которое получает удовольствие от того, что: «Вот, я тебе „раз“, „два“, „три“ — сказал, зная, что там будет ещё „четыре“, „пять“ и „шесть“... а это я тебе не скажу-у... а, вот, если ты не догадаешься сам — значит, ты дурак! И мне от этого приятно!»

Но Бог — Он же не такой. Он прекрасно знает, что — да, мы дураки. Мы — грешники. Мы — бестолковые. Мы не способны разгадать все те сложные шарады, которыми наполнена вся наша жизнь. Но Господь же это знает! Соответственно, Он — по Сеньке даёт и шапку. Если Он даёт нам какую-то шараду, Он понимает, что мы сможем её разгадать — Он даст нам подсказки... где-то нам пинка даст... где-то что-то, там, нарисует... и, в этом смысле... я считаю, что, всё-таки, жизнь верующего человека — это процесс не хождения в темноте по пространству с бесконечными ловушками, опасными углами, и так далее, а это, всё-таки, процесс постоянного диалога, в котором нам подсказывают снова и снова.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу!

Сегодня этот час «Светлого вечера» с нами провёл протоиерей Павел Великанов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы на Городне в Южном Чертанове.

С вами была Марина Борисова.

До свидания! С Праздником!

О. Павел

— Христос Воскресе!

М. Борисова

— Воистину Воскресе!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Осмысление перехода из земной жизни в русской литературе». Протоиерей Павел Карташёв
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Отношение к смерти в Новом Завете». Священник Александр Сатомский

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов