Поделиться
У нас в гостях были активист Басманного района, координатор движения «SOS Кукуй» Алексей Егоркин и искусствовед, научный сотрудник музея архитектуры имени А. В. Щусева Владимир Поляков.
Мы говорили с нашими гостями о том, какие исторические памятники Немецкой слободы в Москве находятся под угрозой уничтожения, и как можно их спасти. Разговор шел о таких объектах культурного наследия, как "Дом Анны Монс"— единственный сохранившийся жилой дом Немецкой слободы, флигель усадьбы графини Головкиной, а также здание бывшей химической лаборатории, построенное по проекту архитектора Льва Кекушева.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин:
— Друзья, здравствуйте. «Светлый вечер» на «Светлом радио». Меня зовут Алексей Пичугин. Я рад вас приветствовать и с удовольствием представляю наших гостей. Сегодня у нас в программе в нашей студии вместе с нами и вместе с вами эту часть «Светлого вечера» проведут активист Басманного района Москвы, координатор движения «Sos Кукуй» Алексей Егоркин. Здравствуйте, добрый вечер.
А. Егоркин:
— Здравствуйте.
А. Пичугин:
— Искусствовед, научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева Владимир Поляков. Добрый вечер.
В. Поляков:
— Добрый вечер.
А. Пичугин:
— Алексей, вы у нас уже не в первый раз, далеко не в первый раз. Мы вас теперь представляем как координатора движения «Sos Кукуй». Мне, как тоже жителю Басманного района искони, в общем понятно, что скрывается за таким достаточно странным названием «Sos Кукуй». Ну, «Sos» вроде спасение, что такое «Кукуй», не очень понятно. Давайте нашим слушателям поясним, почему так нетривиально названо ваше движение?
А. Егоркин:
— Ну, «Кукуй» — просторечное название Немецкой слободы, названо так по ручью Кукуй, который был природной границей Немецкой слободы. Ручей протекал по территории нынешнего, ориентировочно, по территории нынешнего Плетешковского переулка и впадал в реку Чечёру, где-то на границе с нынешней улицей Доброслободской и дальше, соответственно все это текло в Яузу и вот это вот естественная граница рек и была, повторюсь, границей Немецкой слободы, Новой Немецкой слободы. Почему «Sos Кукуй», такое название родилось в марте этого года в момент, когда начались сносы в Немецкой слободе. Такого беспредельного разрушения исторической застройки Москва не помнит, наверное, с семидесятых годов двадцатого века.
А. Пичугин:
— В одном районе единовременно, потому что мы помним Лужковские сносы, сносы девяностых годов и первой половины двухтысячных. Но они были точечными, как сейчас у нас точечная застройка, так и тогда были точечные сносы. Снесли Доходный дом, снесли усадьбу. Но при этом — ужасно, этому нет оправданий — но это происходило здесь, там, еще где-то. А в случае Немецкой слободы... Извините, что я тут немножко, потому что это касается меня тоже не в последнюю очередь.
В. Поляков:
— Большей частью в Лужковские времена эти сносы были в центре, мы всегда были на отшибе, мы всегда были на отшибе. Восток, в этом смысле нам везло. Эти границы, которые очертил Алексей между Яузой и Чечёрой, это просто был такой анклав на отшибе, не доходили сюда, и желающих инвестировать не было, сейчас пришло время.
А. Пичугин:
— Снесли в советские годы порядочно, но когда все девяностые и двухтысячные ты ходил, я бы даже так сказал, что где-то примерно в конце девяностых здесь прекратились сносы. На Бауманской улице снесли в девяносто седьмом году один из первых домов, который Федор Осипович Шехтель построил в Москве, прямо, кстати, напротив, неподалеку от дома Анны Монс.
В. Поляков:
— Там теперь другой такой же, красивый.
А. Пичугин:
— Там похожий красивый, но невозможно повторить. Все время это такой вечный спор, у нас сносят и нам говорят, что мы вам построим такой же точно.
В. Поляков:
— Это не спор, это спор, придуманный средствами массовой информации или какими-то людьми, спора нет, потому что это жутко, это страшные новоделы, которые никакого отношения не имеют к подлинным памятникам, но в обществе уже сформировался такой вкус, что зачем вам старый разрушающийся памятник.
А. Пичуги:
— С гнилыми, да-да-да.
А. Егоркин:
— С гнилыми балками и все, когда можно построить красивый, современный, с чистыми стенами, другое дело, что через десять лет этот памятник становится еще страшнее.
А. Пичугин:
— У нас есть классический пример. Это даже не дом на Бауманской, который на месте первого дома Шехтеля. Не дом, который на месте бывшего кабака «Разгуляй», который дал название всей площади, местности и вообще ввел в русский язык это понятие, там тоже новодел стоит. А дом, который стоит углом Спартаковской и Новорязанской улиц. В одном Москвореченском сообществе не так давно мы спорили, была опубликована архивная фотография ряда домов, где эти дома стоят, в том числе и дом, который был на этом месте.
А. Егоркин:
— Где Аркада вот эта?
А. Пичугин
— Да, да. И мы тогда спорили, местные жители, краеведы даже, люди, которые, ну не краеведы, но для которых это тоже не пустой звук — защита архитектурного облика, исторической среды. Они говорят: ну, вот, смотрите, как здорово, весь ряд домов сохранился. Я говорю: позвольте, я прекрасно помню, на углу Новорязанской улицы какое-то время был пустырь, потом начали строить на месте снесенного этого дома. И со мной начали спорить, что нет, никто не сносил, это тот же самый дом.
В. Поляков:
— Даже более европейский, чем был на самом деле.
А. Пичугин:
— Да.
В. Поляков:
— Это вот очень всех трогает. Я слышал это от ... не моей профессии, но филологов, гуманитариев, которые говорят, действительно ведь неплохо, что вы хотите, чтобы на этом месте была построена многоэтажка? Нет. Построено небольшое такое же абсолютно. И у меня ощущение, что это после девяностых годов, когда все ездили в Турцию и видели вот эти...
А. Пичугин:
— Подделки.
В. Поляков:
— Подделки, которые хлынули здесь в жилые дома, они перешли сюда, и у людей потерялся просто, ну, слушайте, а нет подлинников, на которые можно...
А. Егоркин:
— Ориентироваться.
В. Поляков:
— Ориентироваться и глаз как бы...
А. Пичугин:
— У Бориса Борисовича Гребенщикова «Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса».
В. Поляков:
— Мне понравилось даже больше другое, Алексей сказал фразу такую: среднеазиатские реставраторы.
А. Егоркин:
— Мы были свидетелями на самом деле вот этой реставрации как раз в Фанагорийских казармах, когда в июле-месяце мы пошли туда с общественной инспекцией, прорвали оборону в лице охранников, которые проводят там сейчас так называемую реставрацию, снос и застройку в рамках реализации проекта технологической долины на Яузе. Мы, наверное, расскажем про эту историю всю.
А. Пичугин:
— Да, у нас такая долгая вводная часть.
А. Егоркин:
— Да. Так вот, в Фанагорийских казармах мы были свидетелями, как действительно представители рабочих из Средней Азии работали кувалдами и крушили мраморную лестницу парадную в Фанагорийских казармах.
В. Поляков:
— Потому что построим из турецкого мрамора лучше. И все.
А. Егоркин:
— Конечно.
А. Пичугин:
— Это не претензии и не вопрос к среднеазиатским рабочим.
А. Егоркин:
— Нет, безусловно.
А. Пичугин
— Им сказали делать, они делают.
В. Поляков:
— Так же они сделали и усадьбу Разумовского, министерство спорта. Красиво. И туристов водят сейчас.
А. Пичугин:
— Да. Водят сейчас?
В. Поляков:
— Водят. Сквозь решетку.
А. Егоркин:
— Там же музей спорта.
В. Поляков:
— В музей спорта надо как бы заранее, а это сквозь решетку я слышал несколько раз, рассказывает и что же...
А. Пичугин:
— Итак, подходим к основной части. Выяснили почему называется «Sos Кукуй», и опять же, и Чечёра, и Кукуй протекают, как протекали, только в трубе уже.
А. Егоркин:
— Они никуда не делись, действительно.
А. Пичугин:
— Посмотреть уже не можем, только их берега, вот эта береговая линия.
В. Поляков:
— Она осталась, несмотря на...
А. Пичугин:
— Как часть ландшафта.
В. Поляков:
— Конечно. Это естественная западная граница.
А. Пичугин:
— Кстати важно, что мы с вами встречаемся практически в немецкой слободе, здесь же рядом границы.
В. Поляков:
— Нет, нет, Токмаков переулок был...
А. Пичугин:
— Практически рядом.
В. Поляков:
— Токмаков переулок был одним из обходных путей для въезда в слободу.
А. Пичугин:
— Да.
В. Поляков:
— Это тоже очень важный момент
А. Пичугин:
— Да-да-да.
В. Поляков:
— Она отделена была еще изначально. Вот Алексей сказал вторая слобода. И первая при Иване грозном, и вторая при Алексее Михайловиче, это был такой уникальный анклав.
А. Пичугин:
— Город в городе
В. Поляков:
— Тут еще важно подчеркнуть в отличие от других районов, несмотря на все эти сносы, о которых вы говорите, сохранилась инфраструктура, которая позволяет себе представить, слушайте невероятно, принцип древнерусской Москвы.
А. Пичугин
— Кусок Бригадирского переулка, например, он когда-то назывался Голландским, потому что там была голландская реформаторская церковь.
В. Поляков и А. Егоркин:
— Нет, нет, это Денисовский.
А. Пичугин:
— Да, Денисовский, извините.
В. Поляков:
— А кусок Бригадирского, о котором вы сказали, до сих пор, не смотря на эти ужасные, там клуб какой-то открыли, и вот этот угол с Демидовским, это когда смотришь старые фотографии, это поразительный кусочек, ну где это же, знаете, в каких старых фильмах.
А. Пичугин:
— Клубу тридцать лет, кстати, на секундочку, это ж тоже часть истории нашего района.
В. Поляков:
— Вот этот клуб, которого, там раньше не было?
А. Пичугин:
— Я вам после эфира могу сказать, чтобы не было рекламы, это действительно тоже...
А. Егоркин:
— История.
А. Пичугин:
— Ребята которые делают, это тоже там часть того сообщества районного.
В. Поляков:
— Промолчу.
А. Егоркин:
— Кстати они нам помогали как раз летом, когда был пик противостояния такого по поводу сносов, и ребята в этом клубе нам деятельно помогали.
В. Поляков:
— Это здорово, хотя сейчас происходит то, что мы с Алексеем несколько раз сталкиваемся, скорость какая-то немыслимая. За день сносится, я успеваю увидеть площадку, говорю Алексею, вечером этой площадки нет, она уже обнесена стенами и закрыта, уже войти нельзя.
А. Егоркин:
— И все вычищено.
В. Поляков:
— И все вычищено.
А. Пичугин:
— Это в Бригадирском переулке?
В. Поляков:
— Да это в Бригадирском.
А. Егоркин:
— Буквально несколько дней назад был снесен, там небольшое строение какое-то было, никто не обращал внимание.
В. Поляков:
— Не занимался этим.
А. Егоркин:
— Но рабочие сказали, что там находили кирпичи с маркировкой, то есть это явно в основе какое-то старое строение.
В. Поляков:
— Это уже восстановить ничего...
А. Пичугин:
— Уже мы не узнаем.
В. Поляков:
— Понимаете, вот это поразительно, вдруг как бы это долгое время существовало на отшибе и вдруг, наконец, поняли, ну некуда больше расти, вот остался, это ж центр, ну, что пять минут от Садового кольца, по нынешним-то...
А. Пичугин:
— Я не могу не напомнить, мы на Радио «Вера» и я не могу не напомнить, что у нас одна из первых историй, один из первых кейсов, который здесь были, это снос училища принца Ольденбургского с церковью Александра Невского, мой прапрадед был ктитором церкви Александра Невского при училище принца Ольденбургского. У меня даже икона из этого храма дома хранится. Я всегда всех водил показывал, какая семейная гордость была. И когда я увидел сообщение архнадзора сначала, потом я пошел, на моих глазах просто, вот я стою, мы с Рустамом Рахматуллиным и Константином Михайловым стоим возле стены, и на нас экскаватор рушит фасад этого дома, который мне так близок по семейной истории. Давайте, мы с вами сегодня встречаемся, чтобы поговорить в первую очередь о судьбе двух памятников, за которые у нас сейчас болит сердце, на самом деле оно болит, конечно, за всю Немецкую слободу, и по возможности по оставшемуся времени мы еще поговорим о проблемных адресах. Вот сейчас обнажились две важные проблемы. Судьба одного здания, которое ценно для всей России, о котором все знают, которое много лет было скрыто от людских глаз. Это так называемый дом Анны Монс, или все-таки как его исторически более правильно называть, палаты Ван-дер-Гульстов, здание, которое с восемьдесят пятого года отсутствовало в городе, оно было закрыто корпусом уродливым, бетонным корпусом завода космического приборостроения. И вот этот корпус был снесен, буквально несколько месяцев назад начался снос, сейчас он закончился, и палаты вернулись в город. И как только они вернулись в город, москвичи увидели, что вернулись они в совершенно обезображенном состоянии. Во-первых, рядом идет стройка и каждую секунду палатам что-то угрожает, а во-вторых, просто состояние, в котором их закрывали от города тридцать пять лет назад и состояние, в котором они вернулись — это два разных здания.
В. Поляков:
— Просто идет ведь не стройка, идет разрушение, разрушение рядом стоящего отвратительного гадкого памятника, который грозит...
А. Пичугин:
— Не памятника, заводского корпуса.
В. Поляков:
— Постройки, которая никогда не использовалась, она просто устарела и это разрушение грозит самому памятнику. Я вам хотел, когда вы говорили, сказать: где-то в девяностые годы, в конце, наверное, мои знакомые публиковали путеводитель — тогда модно было, на каком-то языке — по Москве и попросили посмотреть, он уже готов был в печать, и я там, слушайте, обнаружил с радостью, что дом Анны Монс находится на... ну, имеются ввиду палаты Щербакова.
А. Пичугин:
— Это вот так было?
В. Поляков:
— Конечно, никто даже не представляют, все знают, что такое палаты Анны Монс, но их никто никогда не видел.
А. Пичугин:
— Ну, надо же что-то показать, там палаты, тут палаты.
В. Поляков:
— Нет, ну вот они, палаты, а чего же.
А. Егоркин:
— Просто показали палаты Щербакова вместо дома Анны Монс?
В. Поляков:
— Да, нет, просто было там написано вот дом Анны Монс, воспроизведены палаты, адрес палаты Щербакова. Ну, быстро, девяностые годы, быстро делали.
А. Егоркин:
— Ну понятно.
В. Поляков:
— А я не знаю, существует на Красноказарменной кабак?
А. Пичугин:
— Ресторан?
В. Поляков:
— Ресторан Анны Монс.
А. Пичугин:
— Вывеска висит, а что там внутри.
В. Поляков:
— Неважно, ну вот и там она жила.
А. Егоркин:
— Кстати, очень такой исторический факт по поводу этого ресторана и кондитерской Анны Монс на Красноказарменной улице. Многие люди, особенно молодое поколение, воспринимают дом Анны Монс именно как тот ресторан.
А. Пичугин:
-Да, там.
А. Егоркин:
— Потому что все читали Пелевина, а там как раз в...
А. Пичугин и В. Поляков:
— В «Дженерейшн Пи».
А. Егоркин:
— Да, описывается эта история о владельце этого ресторана фактически. И сейчас, когда открылся истинный дом Ван-дер-Гульстов — дом Анны Монс, многие пишут, я смотрю в соцсетях, да-да-да, там такие прекрасные эклеры раньше продавались. То есть у людей полная каша в голове.
В. Поляков:
— Слушайте, это все (...) поколение, а те, кто... но их же мало уже осталось.
А. Пичугин:
— Я напомню что в гостях у «Светлого радио» сегодня Владимир Поляков, искусствовед, научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева, Алексей Егоркин, активист Басманного района, координатор движения «Sos Кукуй», движения, которое пытается спасти то, что осталось от Немецкой слободы, в общем, в центре Москвы от тотального разрушения в наши дни. Давайте об истории дома Анны Монс кто расскажет?
В. Поляков:
— Я бы хотел, ну история сейчас же это можно все прочитать, у нас есть Википедия, это основное...
А. Пичугин:
— В Википедии ничего про него не написано.
В. Поляков:
— Да нет, есть все переписано.
А. Пичугин:
— Тремя фразами.
В. Поляков:
— Все, а зато, что там написано это истина, а то, что ты будешь говорить.
А. Пичугин:
— Да, правда. Это уже наслоения. Знаете, как у Юрия Нагибина, последняя самая его книга «Всполошный звон» была посвящена Москве. Это такое итоговое произведение о любви к родному городу, он, тоже никогда не видев дома Анны Монс, пошел его искать, а так как это последняя книга, а Нагибина не стало в девяносто четвертом, то и поиски эти происходили, наверное, там на рубеже восьмидесятых и девяностых, когда корпус уже стоял, и он не смог его найти, но нашел дворничиху, которую он спросил про дом. Она говорит: Монс? Нет у нас таких монсов, и не было никогда.
А. Егоркин:
— Не живут.
А. Пичугин:
— Это к вопросу об эклерах.
В. Поляков:
— Ну увы, это к сожалению и история исследования этих палат, она ж минимальная. Найдены они были, открыты до войны, а только после войны началось какое-то более-менее исследование, архивное. Эта команда была совершенно небольшая, известный архитектор Рувим Подольский, у него небольшая группа, которая с ним работала, они работали в архивах, были найдены свидетельства. Тогда впервые решили это соотнести, большей частью были высказаны гипотезы, которые со временем превратились в (...) , они везде публикуются. Дело все в том, что палаты по времени это действительно самый ранний памятник второй Немецкой слободы, основанной Алексеем Михайловичем.
А. Пичугин:
— Это 60-70 годы 17 века.
В. Поляков:
— Видимо. Да, 17 века. Слобода была в 1652 году, естественно документов об именно этих палатах как таковых не сохранилось, но...
А. Егоркин:
— Первое упоминание 1706 год.
В. Поляков:
— Вот это из Википедии. Давным-давно уже были найдены документы о том, что Захарий Яковлевич Ван-дер-Гульст — как это у нас любили, он был с русским именем — получил этот дом в 1682 году, ему передали его из земского приказа.
А. Пичугин:
— Дом соответственно уже к этому моменту стоял, существовал.
В. Поляков:
— Естественно. И на заднем фасаде, южном, то есть мы из переулка видим северный.
А. Пичугин
— На противоположном.
В. Поляков:
— Противоположный, в который не войти, там сохранились, в пятидесятые годы было это вскрыто, там сохранились остатки наличников кирпичных в виде кокошников, типичные для эпохи Алексея Михайловича.
А. Егоркин:
— Следы их до сих пор ведь видны.
В. Поляков:
— Следы видны, да.
А. Пичугин:
— А те наличники, которые, если вы посмотрите, дорогие слушатели, в интернете или где-то, еще лучше пока есть возможность, мы надеемся, что...
В. Поляков:
— Уже нет, они заклеили все, нельзя обойти.
А. Пичугин:
— Обойти нельзя, но если вы приедете в Старокирочный переулок пока есть такая возможность, вы увидите.
В. Поляков:
— Сбоку где-то.
А. Пичугин:
— Ну, нет со стороны Старокирочного это восстановленные наличники как раз.
В. Поляков:
— Это восстановленные наличники, но что значит восстановленные. Они, были следы белокамен... То есть палаты расположены параллельно переулку, это одноэтажное здание с мощным подвалом, верхний мезонин пристроен уже в девятнадцатом веке. Он деревянный, его выносим за скобки. На нас смотрит северный фасад, в противоположную сторону южный. На северном фасаде были вскрыты слева, в левой части остатки трех наличников, причем окна все были растесаны, это ж коммуналки были.
А. Пичугин:
— Да-да-да.
В. Поляков:
— И комнаты были растесаны, окна были растесаны для соответствия комнатам. А в реальности, судя по архитектурным проектам реставрации, окна были сгруппированы по два, по три. И наличники так и идут. Вот остатки белокаменных наличников найдены на северной части, это типично для нарышкинского барокко, для конца 17 века. Петровское время молодой Петр как раз...
А. Пичугин:
— Все равно это слобода.
В. Поляков:
— То есть памятник уникален еще тем, что он дает представление и о петровском времени, но и о первоначальном времени постройки слободы, может быть, это одно из самых ранних строений слободы. Почему связали с Анной Монс, все-таки важно это сказать. Известно — я извиняюсь про Пелевина, но был еще Алексей Толстой такой, его тоже не помнят уже — там четко же все это было и гораздо интересней, так, как он это делал, это ж гений, так вот вживую, он же документами пользовался, но так оживить это, дух этот передать. Известно, что Петр построил для Анны Монс палаты у кирхи лютеранской, дом в восемь окон. У кирхи, то есть там, где сейчас находятся палаты. Вот почему естественно было связать открытые палаты с домом Анны Монс.
А. Пичугин:
— Да. А тут по идее, кстати, говоря, если уж мы тут переходим к изучению топографии, вот эти палаты Ван-дер-Гульстов и владения Монсов вроде бы находились по соседству. Но только кирха была чуть дальше, а сразу за теми палатами, о которых мы говорим, так называемом, домом Анны Монс, стоял Троицкий католический.
В. Поляков:
— Нет, Петропавловский.
А. Пичугин:
— Извините, Петропавловский, да-да-да.
В. Поляков:
— Все были Петро-Павловские — и голландская, и лютеранская церковь, и католическая. Лютеранская была деревянная вначале, несколько раз перестраивалась, но в девяностые годы лютеранская была в камне сделана, она занимала место, пяти- или шестиэтажный дом стоит на Второй Бауманской улице.
А. Егоркин:
— В условно готическом стиле которая?
В. Поляков:
— Не-не-не, вот такая.
А. Егоркин:
— Даже не хрущевка, а пятиэтажка.
В. Поляков:
— Пятиэтажка прямо напротив главного входа в Лефортовский дворец. По старым планам это видно. Там находилась, то есть довольно далеко от палат. Это получается с восточной стороны.
А. Пичугин:
— Скорее всего, владения Монсов были именно там.
В. Поляков:
— Ну, рядом... тут уже понимаете неважно, Ван-дер-Гульсты, есть такая теория, чтобы удобнее соединить, значит, что это дом принадлежал Ван-дер-Гульстам, потом перешел.
А. Пичугин:
— Или там еще я слышал городские легенды, они такие, что, дескать, Петр тайно встречался со своей фавориткой Анной Монс, конечно же, не у них дома, а в палатах Ван-дер-Гульстов.
А. Егоркин:
— Я ремарку небольшую сделаю по топографии. Потому что на самом деле мы говорим об этом месте, для понимания, здесь расстояния измеряются буквально метрами и десятками метров.
А. Пичугин:
— Это правда.
А. Егоркин:
— Здесь все в шаговой доступности, то есть Лефортовский дворец отстоит...
В. Поляков:
— Конечно.
А. Егоркин:
— От нынешнего дома Анны Монс двести метров, может быть меньше даже. Здесь очень плотно.
В. Поляков:
— Не знаю, хватит ли времени, предполагалось еще поговорить про Кекушевский дом, это постройка, которая рядом, на Второй Бауманской улице, и вот сохранились старые фотографии времен, когда Кекушев возводил химическую эту лабораторию. И там виден кусочек, знаете, что поразительно, Немецкая слобода славилась иноземными церквами...
А. Пичугин:
— Инославными.
В. Поляков:
— Инославными, в первую очередь, конечно, протестантские, католикам очень долго не давали разрешения, естественно всегда боялись этого и не зря, поскольку понятно, что цели иезуитские были вполне определенные. И католическая церковь была позже всех в девяностые годы в камне, тоже Петропавловская. И вот самое поразительное, существует такой чертеж, он плохо известен, он как раз в Лефортовском дворце — военно-исторический архив — там хранится этот чертеж, сделанный братом Баженова, Дмитрием Ивановичем Баженовым, в 1796 году, чертеж Немецкой слободы с росписью домов, кому что принадлежало — раз, и схематическим изображением как они выглядят. Там четко видно остатки этой церкви. Визуальных материалов нет.
А. Пичугин:
— Католической.
В. Поляков:
— И католической, и протестантской, и голландской, которую вы вспомнили. Визуально их нет, они после войны 1812 года пришли в упадок. И считается, что это протестантская, которая напротив Лефортовского дворца, она после войны двенадцатого года не возобновлялась, но вот на этой фотографии конца 19 века, где кекушевская эта постройка на месте нынешнего этого жуткого дома жилого, стоит здание квадратное, по-моему, даже с куполом, судя по фотографии. Ну, явно как в Москве всегда, оно на фундаменте той церкви.
А. Пичугин:
— Да, но у нас на фундаменте и голландско-реформаторская церковь, нынешний дом, возможно даже с какими-то включениями.
В. Поляков:
— Подвал точно.
А. Пичугин:
— Подвал точно, да. Так видите, у нас как получается. У нас получается, что мы сейчас боремся за спасение единственного сохранившегося до нас дома Немецкой слободы. Но если поскрести часть домов, владений, особенно в глубине, я один раз был в подвалах дома в Плетешковском переулке, который явно на несколько столетий предварял.
А. Егоркин:
— Палаты, в смысле своды.
А. Пичугин:
— Да-да-да, там своды замечательные своды, лестницы, там был магазин «Свет», а у магазина «Свет» выдача была в этом подвале. Многие, наверное, бывали. Если поскрести в этих зданиях, конечно наверняка можно найти следы...
В. Поляков:
— Когда мы говорим, что это единственная жилая постройка, это небольшое преувеличение, единственная в том смысле, что она наземная.
А. Егоркин:
— Сохранилась.
В. Поляков:
— Что она полностью визуально видна, а конечно на уровне ошметков каких- то есть и в Бригадирском, и в Денисовском, и в Новокирочном напротив училища одноэтажное здание. Знаете, мы упустили одну такую важную вещь. Мы говорим о Немецкой слободе, мы говорим об иноземных, «палаты Ван-дер-Кульстов», но ведь палаты имеют абсолютно древнерусский облик, вот что поразительно. Зная по воспоминаниям, что Немецкая слобода была деревянная, каменная — европейского типа дома, а реальные визуальные свидетельства подтверждают нам, что вовсе нет. Тогда возникла, кстати, когда проходили реставрационные работы пятидесятых годов, одна из сотрудниц группы Подольского предположила, почему здание сохранилось и было передано Ван-дер-Гульсту. Видимо там был какой-то административный центр Немецкой слободы, она более или менее автономна была. Она предположила Съезжие палаты. Гипотеза. Никаких документов нет. Сейчас вы везде найдете, что скорей же всего было... Вопрос же в том, что исследования не проводились, понимаете.
А. Пичугин:
— Да-да-да.
В. Поляков:
— Простите, Алексей, еще одна вещь. Если лютеранская церковь, вот мы выяснили, находилась чуть-чуть дальше, вот там метров двадцать, то справа, если смотреть с переулка с западной части, на плане очень четко видно, что палаты, о которых мы говорим, Ван-дер-Гульст, Анны Монс, напрямую примыкают к алтарю католической церкви.
А. Пичугин:
— Да.
В. Поляков:
— И благодаря тому, что это место было закрыто, сейчас это все чистенько, там наверняка же фундаменты остались, никто же не копал.
А. Пичугин:
Даже возможно, часть стен.
В. Поляков:
Неважно. Фундаменты, по которым все, можно восстановить планировку храма. То есть, говоря о палатах, мы все время, они какой-то центр, к которому цепляется вся инфраструктура района. И конечно, представить где бы это — про Америку молчу, ну да, у них там дальше двухсот лет ничего нет, чтобы из этого сделать можно было, какой центр — я уж не говорю про Лефортово, про Версаль на Яузе. Из одного этого микрокосмоса палаты вокруг можно сделать гораздо интереснее чем то, о чем Алексей будет говорить, как это называется Силиконовая долина.
А. Егоркин:
— Силиконовая долина.
А. Пичугин:
— Давайте, я напомню, что у нас в гостях сегодня Алексей Егоркин, активист Басманного района, координатор движения «Sos Кукуй», Владимир Поляков, искусствовед, научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева, я Алексей Пичугин. Мы через минуту к нашему разговору вернемся.
А. Пичугин:
— Возвращаемся в студию «Светлого радио». Напомню, что сегодня мы говорим о спасении исторического района Москвы Немецкой слободы и говорим с Владимиром Поляковым, искусствоведом, научным сотрудником музея архитектуры имени Щусева и Алексеем Егоркиным, активистом Басманного района, координатором движения «Sos Кукуй», движения, которое пытается спасти то, что осталось от Немецкой слободы. У нас еще несколько объектов, о которых мы хотели поговорить сегодня, но вот надо, резюмируя про дом Анны Монс, все-таки рассказать об угрозах. Мы говорили о его историческом значении, но что ему сейчас грозит, Алексей?
А. Егоркин:
— Я расскажу, что происходит сейчас. Дело в том, что начиная с июля месяца, начался снос соседнего здания с вышеупомянутыми палатами — здания завода, которое простояло, повторюсь, тридцать пять лет бесхозным. И этот снос начался в интересах реализации проекта развития МГТУ имени Баумана, технологической долины на Яузе. К сожалению, снос заводского корпуса происходил незаконно и до сих пор этот снос и проходит незаконно. Почему незаконно, я это утверждаю? Перед тем, как должны были проходить демонтажные работы, их должна была предварять экспертиза, государственная историко-культурная экспертиза на демонтаж строения, которое примыкает и к объекту культурного наследия «дом Анны Монс», и к соседнему объекту культурного наследия усадьбы 19 века, которая находится в Старокирочном переулке, ориентировочный адрес Старокирочный, дом 5. Там целая застройка 19 века.
А. Пичугин:
— Там квартал.
А. Егоркин:
— Целый квартал, да.
В. Поляков:
— Прям напротив палат.
А. Егоркин:
— Соответственно, 19 век, это то, что наземная часть. И как выше говорилось в основе этих зданий лежат строения 18 века. Это уже доказано. Без этой экспертизы начались землеройные работы. Археолог, который должен был быть на объекте, не посещал объект. Были вскрыты культурные слои, а это объединенная охранная зона, на минуточку, и территория памятника, где режим охраны настолько строгий, что в принципе невозможно что-либо там производить без соответствующих экспертиз, повторюсь. Культурный слой был вскрыт при мне, то есть я сам видел рядом с домом Анны Монс кирпичные кладки, уже не относящиеся к дому Анны Монс, видел следы коммуникаций, колодцы, причем, далеко не бетонные, это кирпичные колодцы и, соответственно, все это происходило без согласования. В дальнейшем все-таки экспертиза была проведена. Если мы говорим о начале сноса — это 1 июля, экспертиза проходила с 25 июля по 11 августа. То есть экспертиза идет после того, как начались сносы, что само по себе незаконно. И до сих пор эта экспертиза не принята, хотя сносы вот этого заводского корпуса практически закончены. Осталось три оси заводского корпуса, которые вплотную примыкают к палатам, то есть фактически сейчас рабочие, я вот больше чем уверен, они просто не представляют, как можно их демонтировать, не повредив здание. Поэтому то, что мы сейчас проходим в Старокирочном переулке или по Второй Бауманской вокруг этого дома, мы видим, что вроде бы там ведется расчистка территории, все нормально. А вот этот кусок заводского корпуса так и нависает над домом Анны Монс, и с ним надо что-то делать. А что делать никто не знает.
А. Пичугин:
— Мне кажется, они еще не сносят потому, что это же все часть единой конструкции с действующим корпусом и как его еще тоже не повредить.
А. Егоркин:
— Не повредить соседний корпус, который прям стена к стене подходит. Соответственно, что мы сейчас сделали? Буквально вчера мы написали обращение в Прокуратуру по поводу подлога с экспертизой, которую пытается осуществить Департамент культурного наследия, с тем, чтобы попробовать в очередной раз вернуть ситуацию со сносами с реализацией вот этого проекта пресловутого технологической долины на Яузе хотя бы в правовое русло.
В. Поляков:
— Про него расскажите, в чем смысл, почему все это затевается, вот эти подлоги, почему Департамент, почему архитектор главный.
А. Егоркин:
— Кузнецов.
В. Поляков:
— Почему все... Такое ощущение, что мы обращаемся к простым людям, которые больше должны понимать, чем люди, которые профессионально обязаны сохранить этот уникальный памятник.
А. Егоркин:
— Все началось еще задолго до марта месяца, когда начались сносы. Проект несколько лет проходил обсуждение и т.п.
В. Поляков:
— Новое Сколково такое.
А. Егоркин:
— Новое Сколково, да, проект развития этой территории подразумевает расширении площадей института в Центральной части города Москвы на порядок практически, то есть двести тысяч квадратных метров дополнительной застройки в интересах МГТУ будет осуществлено на территории от Технического переулка и до Семеновской набережной, то есть это будет огромная площадь застройки.
А. Пичугин:
— И уже то здесь, то там, практически до Семеновской набережной открываются стройплощадки.
А. Егоркин:
— Да. Практически одновременно все это происходит. Срок реализации проекта три года максимум. То есть в 23-24 году они должны сдать этот проект.
В. Поляков:
— И начнутся научные выбросы, подъем.
А. Егоркин:
— По их мнению.
В. Поляков:
— Ну, да, чем больше мы захватим территорию, тем глобальней будет научная отдача.
А. Егоркин:
— Мы, конечно, ёрничаем сейчас, вы понимаете.
В. Поляков:
— А как не ёрничать, половина набережной, вся набережная Яузы, вот от Лефортовского моста до Семеновского занята зданиями МГТУ.
А. Пичугин:
— И надо сказать, что мы с большим уважением относимся к самому Бауманскому университету. Просто не очень понятно, почему? За домом Анны Монс, например, стоит, мы говорили про историческую застройку 18 века, там фабричная застройка заброшенная.
А. Егоркин:
— Почему ее не приспособить?
В. Поляков:
— Завод точных материалов, на территории которого находится палата Анны Монс, который до сих пор режимный, он не работает, и что там происходит?
А. Егоркин:
— Там пустуют огромные площади.
В. Поляков:
— Не пустуют, они сдают в аренду. Танцевальные залы, столовая, коворкинги. Туда проходят все, кому не лень по документам.
А. Егоркин:
— Дальше по набережной Яузы если посмотреть, Владимир мне буквально пару дней назад сказал КБ Туполева пустует.
В. Поляков:
— Не то, что пустует. Стадион по Елизаветинскому переулку, стадион «Сокол». Здание, которое идет вдоль, оно уже с выбитыми окнами. Огромный комплекс.
А. Егоркин:
— То есть в районе есть огромное количество площадей пустующих, которые можно приспособить под научные и образовательные.
В. Поляков:
— Это раз, вы говорите, я ёрничаю, поэтому я последний раз поёрничаю. Если вопрос в площадях они уже есть. А если вопрос в другом, что надо освоить выделенные деньги и построить никому не нужные здания, которые простоят как это, тридцать пять лет и потом непонятно будет, что с ними делать.
А. Пичугин:
— Дом Анны Монс стоит триста пятьдесят лет и, кстати говоря, в чем наши опасения. Изначально мне казалось, признаю свою ошибку, что в общем и целом максимум что грозит дому Анны Монс — это ужасно, хуже только снос — это полное забвение в очередной раз, потому что на месте снесенного корпуса будет возведен, пока по крайней мере по существующему проекту, такой же точно, но почему-то новый, да?
В. Поляков:
— Неземной красоты.
А. Пичугин:
— Я, теперь посмотрев на то, в каком состоянии дом Анны Монс, что из него куски стен просто вываливаются из-за этих бесконечных вибраций...
В. Поляков:
— Конечно.
А. Пичугин:
— Из-за разрушений, я беру свои слова обратно, я понимаю, что мы рискуем ни сегодня — завтра попросту этого памятника лишиться.
В. Поляков:
— Я боюсь того, что начнутся сейчас разговоры, что вы не волнуйтесь, мы внесем корректировки, вот это вновь построенное прекрасное здание, так же как было в восьмидесятые годы, оставим кусочек для того, чтобы вы могли видеть.
А. Егоркин:
— Проход и визуальная составляющая.
В. Поляков:
— Ни в коем случае на это нельзя соглашаться, потому что нужен только...
А. Егоркин:
— Открытое пространство вокруг.
В. Поляков:
— Только. Потому что только сзади дома, сзади этих палат стоит старое фабричное здание, оно мешает воспринимать в подлинном... Что его сносить, наверное, трудно?
А. Пичугин:
— Оно не так мешает, как эта застройка.
В. Поляков:
— Нет, оно мешает, оно все равно мешает по большому счету. Ну, слушайте, Анна Монс известно, занималась садоводством, ну это принято, немецко-голландское.
А. Пичугин:
— Ну, мы ж не будем сносить заводской корпус девятнадцатого века.
В. Поляков:
— Ну, нет.
А. Егоркин:
— Мы там разобьем розарий.
В. Поляков:
— Вы знаете, может быть. Честно говоря, к промышленной архитектуре тоже сейчас большой интерес и все. Но тут же на весах, что ценнее. Конечно бы, не говоря о том, что эти здания, существующие ныне, МГТУ-шные, они же полностью исказили старую перспективу. Яузы не видим.
А. Егоркин:
— Знаете, я по поводу вообще всего этого проекта. Мы говорим МГТУ, МГТУ, на самом деле нигде в проектах не фигурирует МГТУ.
А. Пичугин:
— А что это?
А. Егоркин:
— В интересах кого это вообще все происходит? Вот в чем вопрос.
А. Пичугин:
— Неизвестно.
А. Егоркин:
— Неизвестно, есть какая-то адресно-инвестиционная программа, которая предписывает реализацию некоего проекта по указанным выше адресам, и заказчиком этого проекта является одно из подразделений Департамента строительства города Москвы, развития спорта и что-то там чего-то. То есть заказчик основной — это развитие спорта, а не МГТУ вовсе. Не получится ли так, главное опасение, что МГТУ используют. Потому что все мы понимаем, что научная школа это великое достижение нашей страны, как бы переть, извините за вульгаризм, против науки никому не позволено.
В. Поляков:
— Начинается с науки, вы сначала кадры найдите.
А. Егоркин:
— Нет, я о другом, я говорю о том, что пытаются использовать сейчас МГТУ как некую операцию прикрытия, а в дальнейшем это все будет реализован некий коммерческий проект, потому что такое огромное строительство.
А. Пичугин:
— Под жилье.
А. Егоркин:
— Под жилье, под торговые центры, под бизнес центры.
В. Поляков:
— То, что вот сейчас Artplay, площадки, так называемые.
А. Егоркин:
— Artplay. Другое дело, где Artplay находится и отстоит, всегда промзона там была. Здесь же все-таки жилая застройка переплетается и с учебными корпусами, и промзона здесь. То есть здесь реализовывать какой-то тупой проект хай-тека бесбашенного просто нельзя.
А. Пичугин:
— Давайте скажем, что дом Анны Монс, еще важно добавить, в частных руках, но владельцы дома Анны Монс люди адекватные и они как раз хотят сделать, я так понимаю, из дома Анны Монс какое-то коммерческо-общественное пространство. Ну, будь это художественная галерея. Один пример.
А. Егоркин:
— Да ради Бога.
А. Пичугин:
— Но они как раз за то, чтобы вернуть это городу.
А. Егоркин:
— Да, мы просто встречались с представителем собственника дома Анны Монс, и он подтвердил. Наше желание какое, жителей? Мы хотим оставить это пространство открытым, чтобы у жителей и у граждан России был прямой доступ к памятнику, как то предписывается 44-й статьей Конституции и соответственно разбить там сквер, сделать там музей, допустим, Немецкой слободы, Петра I, юбилей которого в следующем году мы празднуем все. И представители собственника дома Анны Монс нынешние за эту идею. В принципе со стороны собственника нет никаких противоречий нашей вот этой идеи.
В. Поляков:
— Может даже нужно связаться... Но у нас, к сожалении, что касается музейной структуры, чем заполнять этот новый музей?
А. Егоркин:
— А у нас есть «Басмания» — музей Немецкой слободы, который находится без крыши над головой. И если бы вот, допустим, его там разместить. Тем более экспонаты есть. Экспонаты музея Немецкой слободы находятся сейчас в районе чуть ли не на квартирах. Потому что ранее у них была крыша над головой в Лефортовском переулке, еще при жизни Стриженова это было.
А. Пичугин:
— Это очень давно.
В. Поляков:
— Там две комнаты были.
А. Егоркин:
— После этого соответственно экспонаты разошлись по рукам, часть экспонатов, я знаю, находится в 354-й школе Карбышевской и вот, повторюсь, на квартирах.
В. Поляков:
— Потом это пространство могло быть использовано для выставок из музейных организаций Питера, ну как Царицынский музей.
А. Егоркин:
— И это может быть и должен быть коммерческий проект.
В. Поляков:
— Если резюмировать, что Алексей сказал, получается ценность палат, нет смысла доказывать. А опасения вызывает непонятность происходящего. И быстрота, с которой это происходит.
А. Пичугин:
— Я напомню, что в гостях у «Светлого радио» Алексей Егоркин, активист Басманного района, координатор движения «Sos Кукуй», движения по спасению Немецкой слободы, Владимир Поляков, искусствовед, научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева. Еще два важных объекта, о которых — у нас осталось меньше пятнадцати минут — надо успеть сказать про Кекушевский корпус химфакультета и про усадьбу Головкиной.
А. Егоркин:
— Да, я просто немножечко вернусь в начало, скажу, что с марта месяца снесено уже одиннадцать зданий исторической застройки в Немецкой слободе и до конца года будет снесено еще девять зданий. Среди которых предположительно один из флигелей усадьбы Головкиной вышеупомянутый и то, о чем вообще нигде не говорится, на территории Слободского дворца внутри охранной зоны на территории памятника находился и находится сейчас, слава Богу, молельный дом, ориентировочно 19 век, и он тоже попадает под снос. Об этом вообще никто не говорил.
В. Поляков:
— Потому что доступа нет.
А. Егоркин:
— Туда нет доступа, и поэтому никто не знает, что там вообще.
А. Пичугин:
— А где это, еще раз?
А. Егоркин:
— Это Слободской дворец внутри территории.
А. Пичугин:
— А прям Слободской дворец.
В. Поляков:
— Училище само.
А. Пичугин:
— Да, и там внутренний двор
В. Поляков:
— Внутренний двор.
А. Пичугин:
— И это тоже идет под снос скорей всего.
А. Егоркин:
— Да, скорей всего.
В. Поляков:
— Ведь здание, которое выходит на Яузу, советское пятидесятых годов, оно же закрыло внутренний, мы же не видим.
А. Пичугин:
— Домовый храм.
В. Поляков:
— Тот фасад дворца, которым он смотрел на Яузу. И надо сказать, что и Слободской дворец и Лефортовский, они же на бровке, и они спускаются, каждый из них имел сад, пруды, парк, который спускался к Яузе и потом переходил плавно в нынешний Лефортовский парк, Голицынский. Яуза оказывалась как бы внутренней речкой в этом огромном ансамбле. Это все сейчас исчезло.
А. Пичугин:
— А флигель и усадьба Головкиной, о которых мы говорим — это усадьба, которая переходила из рук в руки в разные годы, она принадлежала графине Головкиной, она принадлежала Голицыным когда-то, эта усадьба когда-то принадлежала — ну кому она собственно только не принадлежала в разное время. Воронцовым принадлежала.
В. Поляков:
— Нет, Воронцовым соседняя. Головкина, урожденная Шувалова, и потом перешла к Шуваловым и потом в 19 веке как всегда купцам. Почему осталось имя Головкиной, потому что именно с ее временем концом 19 века связана история с Пушкиным. Ведь на одном из этих флигелей висела табличка, считалось, что там родился Александр Сергеевич Пушкин.
А. Пичугин:
— Два флигеля, один из которых 19 века, после пожарный, один из которых явно до пожарный. И вот до пожарный как раз тот флигель, который идет под снос. Если мы стоим лицом к нему, то правый, если наоборот, то левый.. Тот флигель, который непосредственно примыкает к Фанагорийским казармам. На старых фотографиях в какой-то очередной период реставрации этого флигеля в восьмидесятые годы прям на фотографиях видны переложенные своды, то есть это видимо то, что после пожара восстанавливали, и здание само в камне было построено еще в 18 веке.
В. Поляков:
— На старых планах оба флигеля всегда существовали, потому, я думаю, и в левом тоже есть основания предполагать, что он восходит к 18 веку.
А. Пичугин:
— По крайней мере, тот, за который мы больше всего переживаем, потому что он уже определен под снос в декабре этого года. Я не знаю, какое чудо должно произойти, вот мы с вами здесь об этом говорим. Дорогие слушатели, вы надеюсь тоже сейчас узнаете из нашей программы про ситуацию в Немецкой слободе, ну не знаю, ну как, ну вот что-то давайте вместе.
А. Егоркин:
— Надо писать.
В. Поляков:
— Притом, что именно правый флигель — это внутренний двор, это со двора.
А. Пичугин:
— Вот я показываю просто Владимиру фотографию, можете на Free Cam тоже ее посмотреть, дорогие радиослушатели, вы тоже можете посмотреть. Тут видите, вот есть переложенные своды.
А. Егоркин:
— Это со двора?
А. Пичугин:
— Это со двора, да.
В. Поляков:
— По нынешней-то обстановке правый флигель приведен в какой-то божеский вид и там какие-то решетки.
А. Пичугин и АЕ
— Комендатура.
В. Поляков:
— А левый флигель выкрашен идиотской этой бирюзовой краской и производит впечатление сарайной постройки.
А. Пичугин:
— Хотя...
В. Поляков:
— Хотя именно на нем и была эта табличка, и надо сказать, что она потом переехала на домик, который рядом с метро Бауманская, где сейчас школа.
А. Егоркин:
— Школа пушкинская.
В. Поляков:
— Голова Белашовой.
А. Егоркин:
— Бюст.
В. Поляков:
— Долго считалось... Потом Романюк нашел документ. Проблема была в том, что домоправитель Головкиной, друг Сергея Львовича Пушкина, и в документах в книге Елоховской церкви было указано, что родился в семье во дворе Скворцова, вот этого домоправителя. На тот момент он был домоправителем Головкиной, и все посчитали, что он жил во флигеле, который сдавал семье Пушкина. А вот где-то в восьмидесятые годы Романюк нашел документы, что у Скворцова было еще одно владение на углу Малой Почтовой и Госпитальной.
А. Пичугин:
— Сейчас вот почему-то Малая Почтовая приоритетный адрес.
В. Поляков:
— Да. Вот вы очень точно сказали — приоритетный, хотя в Википедии пишут, что только так. Именно приоритетный, и то, и то — гипотезы. Понимаете. А если у него было несколько владений, которые он сдавал, а жил...
А. Пичугин:
— А еще было чуть-чуть дальше Лефортовского переулка, да, собственно.
В. Поляков:
— Сдавал, а жил там. Более того, когда мы Пушкина-то самого читаем, он знакомым всем рассказывал, что он на Молчановке родился.. Вы понимаете, поэтому так вот смело... Это уникальный памятник. И кстати, именно левый флигель, благодаря тому, что там висела табличка, остался его визуальный материал. И когда эти старые фотографии мы смотрим, он же — совершенно прекрасное двухэтажное здание. Сейчас нижний ярус заложены окна.
А. Пичугин:
— Заложен.
В. Поляков:
— Там великолепные окна, с замковыми камнями украшены. Внешне он выглядел, ну, Александровский, Николаевский дворец.
А. Пичугин:
— Старые фотографии?
А. Егоркин:
— Это можно все восстановить в любом случае.
В. Поляков:
— Да, элементарно. Да вы сейчас подойдете там элементарно видно сквозь штукатурку.
А. Егоркин:
— Проем.
В. Поляков:
— А верхний этаж наличники сохранились, а полочки были над окнами и полочки, знаете, чередовались одна с другой. Но это ничего не стоит вообще реставрировать, это дело каких-то двух месяцев.
А. Егоркин:
— Другое дело, что статус у этого здания есть, охранный статус, это объект культурного наследия федерального значения.
В. Поляков:
— Благодаря тому, что здесь когда-то висела табличка.
А. Егоркин:
— А вот у правого флигеля нет.
А. Пичугин:
— Хотя он более старый.
А. Егоркин:
— Да.
В. Поляков:
— Даже неважно это, ансамбль. Это невозможно, представляете ворота, вы левую часть снесли, а правую оставили — глупость.
А. Егоркин:
— Абсолютно.
В. Поляков:
— И это уникальный памятник классического архитектурного...
А. Пичугин:
— Неужели он приговорен все-таки?
А. Егоркин:
— Ну, есть официальные ответы, что все это девять зданий под снос до конца этого года определены и один из адресов указан вот этот флигель.
В. Поляков:
— А за... так получилось, что флигели остались, а главный дом, который в глубине...
А. Егоркин:
— Не сохранился.
В. Поляков:
— Он еще в 19 веке был разрушен, и купцы его там строили, сдавали. А сейчас там какой-то военный...
А. Пичугин:
— Там плац.
В. Поляков:
— Нет, еще стоит...
А. Пичугин:
— А, советское здание стоит.
В. Поляков:
— Советское здание стоит, его нельзя?..
А. Егоркин:
— В стиле конструктивизма. Оно тоже идет под снос.
А. Пичугин:
— Даже не конструктивизма.
В. Поляков:
— И на его месте построится точно такое же.
А. Егоркин:
— Ну, фактически.
А. Пичугин:
— И вот в последние минуты, сколько там пять-семь минут осталось, про Кекушевский корпус химического факультета.
А. Егоркин:
— По Второй Бауманской улице не один Кекушев, там три здания.
А. Пичугин:
— Кекушева, да, одно сильно перестроенное.
А. Егоркин:
— Лев Кекушев был сотрудником ИМТУ и соответственно в интересах ИМТУ он и построил один из корпусов химической лаборатории, который в дальнейшем перепрофилировался во Второй Московский химико-технологический институт, а потом после революции был отдан Красной Армии и там образовалось химическая академия, которая просуществовала до 2006 года.
В. Поляков:
— И вот когда ее вывели, оно стало бесхозным.
А. Егоркин:
— Оно стало бесхозным. И когда в прошлом году я услышал, первое, о чем я услышал, что корпус передается МГТУ имени Баумана, я был крайне рад, потому что я понимал, что восстанавливается история. Это их лаборатория и в интересах МВТУ там будет, по-моему, так же профиль меняться не будет, там что-то с химией будет связано. Так вот был крайне рад. Потом когда я увидел весь этот проект, который — и мы об этом не сказали еще не слова — фактически проект не утвержден. У нас есть документальные подтверждения о том, что вся стройка, которая уже ведется, несогласованна потому что проекта нет. В 21 веке в Москве в центре города, столицы нашей страны ведется стройка по проекту, которого нет.
В. Поляков:
— Он в проекте. Проект в проекте.
А. Егоркин:
— Проект в проекте, да. То есть вот такая получается у нас история. На сегодняшний день этот корпус — единственный из трех зданий Кекушева по Второй Бауманской со статусом объекта культурного наследия регионального значения. Его ректор Александров, путаясь в терминах, говорил то мы его реконструируем, то мы его реставрируем. На минуточку, это два разных понятия, потому что памятники можно только реставрировать. В конечном итоге определились с терминологией, будут реставрировать, но на тех визуализациях, которые мы видим, то приспособление, которое они хотят там осуществить, это дичайшая реконструкция будет.
А. Пичугин:
— С марта уже сколько месяцев прошло, а у корпуса только крыша исчезла.
А. Егоркин:
— Да. В июле месяце со здания исчезла крыша, на все наши запросы в ДКН они говорят, что процесс под контролем, ведется подготовительная работы в рамках реставрации. То есть мы сейчас наблюдаем реставрацию, когда сносится крыша, на дворе дожди, через две-три недели пойдет снег с дождем, снег, морозы.
В. Поляков:
— При том, что кекушевские постройки, особенности его подчерка архитектурного, его вклад в московскую, во-первых, Кекушев, все Шехтеля, конечно помнят.
А. Пичугин:
— Кекушева тоже помнят, конечно же.
В. Поляков:
— Меньше, к сожалению, меньше. Хотя Кекушев один из первых...
А. Пичугин:
— Секторов московского модерна.
В. Поляков:
— Модерна, да. Но самое главное другое. Кекушевские постройки всегда отличались невероятной добротностью, это особенность его архитектурного бюро, поэтому так много было заказчиков. Ну и потом он преподавал там, естественно, что к нему обратились. Надо сказать, что в самом здании, я это не видел, видел только на фотографии, в самом здании часть корпусов, во-первых, он флигель надстроил им, и часть корпусов по его проекту переоборудовано в самом здании, там сохранились фотографии.
А. Пичугин:
— Слободского дворца, да?
В. Поляков:
— Слободского дворца. Сохранились сверху великолепные деревянные кронштейны на потолках, в стилистике модерна. Вот это здание, о котором вы говорите, которое химлаборатория, дворцовая постройка, она простояла не знаю, сто лет еще, великолепно на возвышении, учтено, что она расположена напротив дворца, поэтому там минимум таких, хотя элементы модерна, такого начинающего, она ведь по времени это...
А. Егоркин:
— Конец 19 века.
В. Поляков:
— В 1898, это первые памятники модерна стали появляться в Москве. И там есть лестница двумаршевая, если посмотреть ее украшения, они в виде таких грубоватых брусков металлических вот такие уже первые, хотя облик сам — абсолютно классические здания.
А. Пичугин:
— И резюмируя, уже время нашей программы подходит к концу. Резюмируя то, о чем мы сегодня говорили, чего больше всего боятся защитники Немецкой слободы? Это утраты дома Анны Монс — палаты Ван-дер-Гульстов, это действительно то, что может произойти, если даже не полностью, то большей его части, потому что стены уже начали осыпаться. Это то, что дом, наконец-то, опять, если даже и сохранится, может быть опять скрыт на долгие годы от человеческих глаз. Утраты флигеля на Бауманской улице, бывшей усадьбы Головкиных. Кто-то может посмотреть фотографию или пройти мимо и сказать, что флигель невзрачный, он вполне себе «взрачный», только его нужно расчистить как положено, и откроется удивительный памятник до пожарной Москвы. Если уж говорить о каких-то компромиссах, вся территория уже отдана Бауманскому университету под застройку, под технологическую долину, ну отодвиньте чуть-чуть проект от этого флигеля, пусть он сохранится, ведь это же часть нашей истории, часть Немецкой слободы. Мы в этом году (в 1721 году) отмечаем трехсотлетие провозглашения Российской империи, эта империя формировалась в сознании Петра I здесь, в Немецкой слободе. Часть этих зданий есть, но мы можем их потерять. Мы отмечаем трехсотлетие Российской империи тем, что ломаем остатки ее фундамента. Мы отмечаем, празднуем, вспоминаем юбилейный год Александра Невского тем, что сносим храм, посвященный Александру Невскому. Ну, вот как это все можно увязать в голове, я не понимаю.
А. Егоркин:
— Я, к сожалению, тоже не понимаю, тем более, повторюсь, в преддверии трехсотпятидесятилетия Петра I, в которое подписан Указ президентом Владимиром Владимировичем Путиным о праздновании юбилея Петра I и место празднования выбрано — Санкт-Петербург и Ленинградская область. Только. А вот про Немецкую слободу, про Москву...
В. Поляков:
— С которой Петербург и начинался.
А. Егоркин:
— Да, почему-то вообще ни слова. Такое ощущение, что мы...
А. Пичугин:
— Версальский сад — первый регулярный парк.
В. Поляков:
— Вы знаете, на самом деле даже речь не о палатах Анны Монс...
А. Егоркин:
— А вообще об атмосфере.
В. Поляков:
— А речь о непонятности того, что происходит, ни мы, ни общественность не знает реально, что будет происходить, что останется и почему это все.
А. Егоркин:
— Почему вымарывается история государства Российского, огромная ее часть.
В. Поляков:
— Может быть, приведенные в порядок флигели Головкинские больше дадут этим мифическим будущим научным деятелям для их взглядов, для их формирования.
А. Егоркин:
— Кстати, инженерная школа — это же не только технологии, это же широкий кругозор.
В. Поляков:
— Яркий пример — Кекушев. Он же почему приехал в Москву? Он в Питере не мог...Он не Академию художеств заканчивал, он заканчивал институт гражданских инженеров.
А. Пичугин:
— Он фактически инженер.
В. Поляков:
— Конечно, инженер, и именно поэтому постройки такие добротные.
А. Пичугин:
— Спасибо вам большое за то, что пришли к нам сегодня. Спасибо. Я благодарю Алексея Егоркина, активиста Басманного района и координатора движения «Sos Кукуй», движения, которое пытается спасти Немецкую слободу, Владимира Полякова, искусствоведа, научного сотрудника музея архитектуры имени Щусева. Давайте еще раз напомним, что Кукуй, если кто-то нас не с начала слушает, такое забавное покажется кому-то название — это ручей, который впадал в речку Чечёру, которая в свою очередь впадала в Яузу, и это все было здесь возле Немецкой слободы.
В. Поляков:
— И это практически синоним Немецкой слободы. Говорили: сослать за Кукуй, то есть в Немецкую слободу.
А. Пичугин:
— Или же Анна Монс — Кукуйская царица. Спасибо, прощаемся.
В. Поляков:
— Спасибо.
А. Егоркин:
— Спасибо. До свидания.
Послание к Евреям святого апостола Павла
ПоделитьсяЕвр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Поделиться
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Поделиться
Фото: Alexandr Bormotin / Unsplash
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия
