Поделиться
— Маргарита Константиновна, а давайте, я вас сфотографирую возле этого храма? Вид такой живописный!
— Спасибо, Ванечка. Пейзажи здесь, в Плёсе, и вправду один другого прекрасней. И церквушка хороша. Верней, часовенка — восьмигранник с шатровым куполом в русском стиле. Надо полагать, конец девятнадцатого века.
— Да, вот здесь написано на табличке: «Освящена в честь Николая Чудотворца в 1892 году».
— Постой-ка! Так это же, получается, та самая Никольская часовня, которую связывают с творчеством Сергея Виноградова! Знаешь, дружочек, здесь и вправду стоит сделать несколько кадров. Я присяду на крылечке, а ты меня сфотографируй, пожалуйста!
— Я, конечно, с радостью! А кто такой вообще этот Виноградов?
— Сейчас, конечно, я тебе всё расскажу! Сергей Виноградов — художник конца девятнадцатого — начала двадцатого века. У него немало интересных работ, и одна из них — картина «У часовни». Она была написана примерно в то же время, когда часовню построили. Сейчас я покажу тебе эту картину в телефоне — вот, смотри.
— Очень атмосферная! Люблю такую вот осень. Как видно, октябрь — клён с жёлтыми листьями. Дверь в часовню, окрашенная в сочный красный цвет, распахнута настежь — значит, на улице ещё тепло. Хотя монах, что сидит на крыльце, зябко кутается в рясу. Наверное, ветер уже прохладный.
— А может, просто возраст у него пожилой, кровь не греет. А как тебе кажется, Ваня — похоже, что эту картину Виноградов писал с натуры именно здесь? Вот представь, что я сижу на месте монаха. Отойди чуть подальше и посмотри с того же ракурса, что и художник.
— О, какой интересный эксперимент. Знаете, а ведь и вправду очень похоже! Я, кажется, догадался — вы хотите сравнить фотографии часовни с картиной?
— Да, мне захотелось сопоставить современный вид часовни и её художественный облик в работе Виноградова. Картина «У часовни» выставлена у нас в Третьяковской галерее.
— А я вот не понимаю, зачем вообще тут что-то сопоставлять, анализировать! Какая разница, где картина была написана? Гораздо важнее, что она... Тёплая! Что этот монах на крыльце на вас похож, Маргарита Константиновна!
— Возрастом?
— Да нет, не возрастом. Добротой. Кажется, что он, как и вы, родной человек, что ему можно доверять любые тайны. Сергей Виноградов, видимо, был хорошим психологом, если сумел так достоверно передать особенности души человека.
— Вот ты, Ваня, говорил «зачем нужен анализ!», а сам анализируешь. Пойми, живопись, как и любое другое искусство, питает и чувства, и разум. Можно любоваться нежной красотой русской осени на полотне «У часовни», испытывать теплые чувства к герою картины. А можно по произведению уточнять биографию художника, изучать эпизоды его творческого пути.
— А что у него за биография, кстати? Как он жил?
— Жил светло. Сергей Виноградов вырос в глубинке Костромской губернии. С детства научился замечать и ценить красоту Русского севера и отражать её в рисунках. Отец художника был священником. Он благословил Сергея заниматься любимым делом. И тот полностью посвятил себя живописи. Виноградов говорил: «Хотелось бы иметь две пары рук и два сердца, чтобы успеть запечатлеть всё, что волнует».
— Вот! Я про что и говорю! Сердцем творил!
— Это точно. Писал он с любовью — к природе, к родине, к людям. Современник Сергея Арсеньевича, критик Пётр Пильский, говорил, что всё, к чему бы ни прикоснулся Виноградов, начинает трепетать и светиться. По его холстам разлита ласковая радость. И ты заметил, что от картины «У часовни» становится тепло на душе.
— Вот бы её вживую увидеть!
— Не вижу для этого препятствий. Приходи в Третьяковскую галерею. Вот прямо завтра и приходи!
Тишина. Наталия Лангаммер
Поделиться
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
Поделиться
Фото: PxHere
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Поделиться
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе
