«Религиозность Петра I». Исторический час с Дмитрием Володихиным - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Религиозность Петра I». Исторический час с Дмитрием Володихиным

* Поделиться

У нас в гостях был историк, публицист, директор образовательных и просветительских программ Фонда исторической перспективы Александр Музафаров.

Разговор шел о том, как формировалось религиозное мировоззрение императора Петра I, и какие перемены произошли в Русской православной Церкви по его инициативам.

Ведущий: Дмитрий Володихин


Д. Володихин

– Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы вновь сегодня возвращаемся к теме царя Петра I. Напоминаю вам, что в этом году отмечается юбилей – 350 лет со дня его рождения. И мы постараемся побольше передач посвятить этой фигуре, тем более что она вызывает неутихающие споры в нашей культуре – среди историков, журналистов, литературоведов, общественных деятелей и, в общем, эта фигура вызывает интерес образованной публики традиционно на протяжении нескольких столетий. Сегодня мы поговорим о религиозности Петра. И для того, чтобы поговорить с чувством, с толком, с расстановкой, мы пригласили к нам в студию дорогого гостя, директора образовательных и просветительских программ Фонда исторической перспективы, старшего преподавателя Московского государственного института культуры – фух, сбрасываю пот со лба, кажется, все я перечислил, – замечательного историка Александра Азизовича Музафарова. Здравствуйте.

А. Музафаров

– Здравствуйте.

Д. Володихин

– Итак, прежде всего, я полагаю, надо обратиться не к фигуре самого Петра, а к тому религиозному контексту, который сложился к началу его биографии в Европе, в России. Напоминаю, что Петр Алексеевич родился в 1672 году, это был последний сын царя Алексея Михайловича, и его религиозное мировидение формировалось в финальные десятилетия XVII столетия. А время это – так называемая эпоха Просвещения, в общем, с точки зрения религии довольно своеобразная. Ну вот, мяч на вашей стороне, Александр Азизович, – что тогда происходило, и чем это время славилось с точки зрения религиозной, конфессиональной?

А. Музафаров

– Надо начать, наверное, даже с чуть более ранней эпохи. Я хочу напомнить, что вот первая половина XVII века, ну вплоть, наверное, до 60-х годов XVII века –это эпоха такого, наверное, последнего в европейской истории острого периода религиозного напряжения, это эпоха как бы такого рвения к вере европейцев. Если в XVI веке появляются протестантизм, раскол западного христианства, и он как-то вызывает определенное противодействие, полемику, но все-таки еще сохраняется какое-то отношение, когда польский король говорит своим подданным: я король над вашими телами, но не над вашими душами, и там каждый пусть в какой вере хочет, в такой и остается, то в XVII веке ситуация меняется. Люди начинают осознавать, что это все серьезно, и религиозные вопросы выходят на первый план. Это была эпоха, когда государствами управляли священники. Я напомню, что во Франции это эпоха кардинала Ришелье, потом кардинала Мазарини. Значит, в Англии это эпоха религиозной войны, которая была важная часть вот этой парламентской войны. Напомню, что там в основе лежат войны короля с парламентом – это религиозный конфликт, король был филокатолик, а потом откровенный католик, а ему противостояли радикальные протестанты.

Д. Володихин

– Ну а у нас это, напомню, эпоха патриарха Никона.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно. Потому что у нас то же самое. У нас это острое ощущение, что в Смуту Бог помиловал русский народ за то, что он покаялся, единственный народ, который хранит в вере, так сказать, православную веру. Возникает вопрос: что такое православная вера? На Западной Руси в этот момент начинается ожесточенная полемика между православными и католиками.

Д. Володихин

– И протестантами, между прочим.

А. Музафаров

– И протестантами да. В Москве выходит такой бестселлер, как «Книга о вере истинной православной», и это приводит в итоге к никонианскому вопросу, приводит к расколу в Русской Церкви. Причем ожесточение религиозное тут было очень большое с обеих сторон. То есть поднимись бы такие вопросы эти раньше, они бы скорее всего были бы урегулированы банальным собором, который бы их рассмотрел и разрешил и, скорее всего, примирил. Но тут с двух сторон была...

Д. Володихин

– Ну, собственно, Стоглавый собор в значительной степени когда-то мирным путем гораздо большие по объему вопросы примирил и урегулировал.

А. Музафаров

– Да. А здесь это доходит до острейшей полемики, которая перекидывается за пределы полемики, когда, с одной стороны, действует силовой ресурс власти, с другой стороны...

Д. Володихин

– А с другой стороны действует силовой ресурс бунта.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно. Плюс, что пишет протопоп Аввакум государю, не просто там: государь, помилуй меня. Нет, он пишет: государь, дай мне Юрия Долгорукого и воинских людей, а я уж никонианцев сотру в порошок. То есть вожди раскола были готовы точно так же преследовать никониан, просто, что называется, силы в руки Бог не дал. И вот эта эпоха приводит к смутам, к кровопролитию. В Европе, например, Тридцатилетняя война между католиками и протестантами – с 1618 по 1648, а затухающий конфликт – это еще дольше.

Д. Володихин

– А у нас Соловецкий мятеж.

А. Музафаров

– У нас Соловецкий мятеж и бунт Стеньки Разина.

Д. Володихин

– И в какой-то степени еще в стрелецких восстаниях...

А. Музафаров

– Это проявляется. То есть это эпоха напряжения. И вот к концу XVII века европейцы как бы начинают от этого отходить.

Д. Володихин

– Утомились.

А. Музафаров

– Утомились. И говорят, что ладно, пусть он протестант, пусть он католик, лишь бы человек был хороший и резать другого не спешил.

Д. Володихин

– Или чтобы селедку продавал по умеренной цене.

А. Музафаров

– Да. И в какой-то степени это охлаждение охватывает и Россию. Когда тоже возникает подобное отношение, что вот после эпохи Никона, после этого ожесточения возникает: ну, слава Богу, ну мы православные, ну вот мы верим, ну хорошо. Но людей сжигать не надо, и, наверное, как-то надо это мирно решать. И возникает своего рода после этого рвения такой период охлаждения к вере.

Д. Володихин

– Ну если я правильно вас понял, это, наверное, 80–90-е годы, когда Федор Алексеевич, который все еще был горяч в вере, ушел в могилу. После него царевна Софья, для которой это в жизни не главное. Молодой Петр, для которого это тоже в жизни не главное. Царь Иоанн, его старший брат, который вообще достаточно больной человек, чтобы в чем-то быть усердным.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно. И мы видим, что при дворе Софьи у нас уже появляются католики. Мы видим, что, так сказать, некоторые из ее приближенных ходят во французском платье.

Д. Володихин

– А кто-то в венгерском.

А. Музафаров

– Да, кто-то в венгерском. То есть вот этот вот образ страны-крепости, хранительницы православия, он начинает немного размываться. И это очень интересный момент. Потому что, с одной стороны, в этом явлении была какая положительная сторона, что, во-первых, она уменьшила в какой-то степени градус кровопролития. А главное, она позволила общаться друг с другом людям, исповедующим разные изводы христианства. Они уже не хватались при виде друг друга за шпагу или за саблю. А ну хорошо, вот свою веру здесь, пожалуй, проповедовать не надо, но вот исповедовать – исповедуй. Это было уже, так сказать...

Д. Володихин

– Ну а притом что наиболее рьяных, скажем, радикальных проповедников протестантов все-таки наказывали. И у нас было дело Квирина Кульмана и Нордермана, которое закончилось именно сожжением.

А. Музафаров

– Но в то же время, скажем, в иноземной в Немецкой слободе разрешили построить кирху.

Д. Володихин

– Там мало что кирху, но были три церкви – по-моему, две лютеранские и одна кальвинистская или две кальвинистские и одна лютеранская. А вот католическую не разрешали построить до петровской эпохи, считалось все-таки католичество гораздо более опасным для православия. Ну потому, что у него была хорошая организация, собственно, благодаря наличию папского престола и боевой авангард – иезуиты. А протестантов не опасались, в общем, над ними даже как-то посмеивались.

А. Музафаров

– Ну и католиков у нас было несколько поменьше среди служилых иноземцев, чем протестантов. То есть мы видим, что юность Петра приходится как раз на эту эпоху остывания религиозного жара, религиозного рвения.

Д. Володихин

– То есть, условно говоря, его старший брат умер, и ему 10 лет. Кто его учит вере и как?

А. Музафаров

– А вот вопрос очень сложный, потому что проще всего ответить: никто и никак. Потому что мы знаем, что с образованием у юного Петра было очень плохо. После смерти его старшего брата им никто всерьез не занимался. Дьяк Никита Моисеевич Зотов обучил Петра основам русской грамоты – это была его задача, подготовить к дальнейшему обучению. А дальше учителей Петру не наняли. В том числе и законоучителя, то есть человека, который должен был бы наставлять его в православной вере. Да, Петр ходил в храм, так сказать, присутствовал на всех богослужениях, и как царь, и как христианин, и, скажем, обрядовую сторону веры он знал. А вот наставлять его в богословии, наставлять его в понимании православной веры было, по большому счету, некому.

Д. Володихин

– Ну царь Федор Алексеевич, его старший брат, пытался что-то сделать для образования младшего брата. Хоть у них разные были матери, но отец один, и Федор Алексеевич пытался заботиться, но он быстро ушел в могилу. А дальше, что? Царевна Софья, регентша – ему чужая. Брат Иван вообще не вполне здоров. Царица вдовствующая, Наталья Кирилловна Нарышкина, видимо, не из тех людей, которые полезут в богословские вопросы. И поэтому получается парадоксальная вещь: Петр всю жизнь впоследствии добирал образование, в том числе и религиозное, сам. Дорогие радиослушатели, ну вот для того, чтобы вы почувствовали такой легкий, игривый стиль эпохи, изящный, прихотливый, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит музыка Георга Фридриха Генделя для королевского фейерверка.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио (ну по музыке вы это уже сами поняли), Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы разговариваем о религиозности Петра, государя нашего, Петра Алексеевича, и обсуждаем этот вопрос с Александр Азизовичем Музафаровым, замечательным историком, историческим публицистом, старшим преподавателем Московского государственного института культуры. И наступает вопрос. Вот, собственно, 1682 год, по вашим словам, десятилетнего Петра особенно не учат ни вере – ну понятно, что он знает молитвы, знает, как петь в церкви, но в какие-то сложные вопросы он не допускается, его особенно не учат. Ну вот 1689 году ему уже 17 лет. Царевну Софью убирают с доски большой политики, и дальше Петр делается царем. И вот для нас, наверное, для всех важно, что православный государь пустился в какие-то странные акции с «всешутейшими и всепьянейшими соборами», какие-то оргии ряженых – вот что это такое? Это выпадение из веры, или это юное озорство, или это упоение обычаями Немецкой слободы? Понятию православия это не соответствует ведь никак.

А. Музафаров

– Да, действительно, после прихода Петра к власти появляется такое явление как «всешутейший и всепьянейший собор». Ну сначала он назывался просто «всепьянейший собор», потом постепенно расширяется. И поначалу это такое молодое озорство царя, который вот со своими приближенными ударяется в такой веселый пьяный разгул. Да, значит, они собираются, они вместе выпивают. И, что важно, что вот уже в этой традиции нет ничего от традиций каких-то вот старомосковских пиров, они государю скучны.

Д. Володихин

– То есть московский царский пир – это пир торжественный, в трапезной, перед государем прямой стол, рядом кривой стол, все посажены на свои места, четко по спискам, которые раздаются до церемонии. А тут что, пьянство?

А. Музафаров

– А тут собирается компания, совершенно в неформальном стиле, молодых, да и не очень молодых людей, которые начинают просто выпивать. Ну поскольку просто пить им скучно, они начинают придумывать себе игру. То есть поначалу это игра, это озорство, которое постепенно становится все более, так сказать, озорным, и постепенно уже как бы проходит ту часть, где из озорства уже получается такое грешное действо. Потому что это оформляется как такой пародийный собор, да, там появляется «князь-папа», там появляется «князь-кесарь», там появляются другие чины, я уж не помню, кто там какой чин имел, но там начинают соборно славить греческих богов. Конечно, с одной стороны...

Д. Володихин

– Бахуса.

А. Музафаров

– Да, Бахуса, в первую очередь.

Д. Володихин

– И Венуса.

А. Музафаров

– Да, с одной стороны, это, конечно, насмешка. И тут, конечно, «князь-папа» – это насмешка отчасти над католиками. То есть и один из корней этого сборища это, конечно, протестантские подобные игрища, антикатолической направленности.

Д. Володихин

– Ну Францу Лефорт приходит на ум.

А. Музафаров

– Да, естественно, Лефорт.

Д. Володихин

– Да, и кабаки Немецкой слободы.

А. Музафаров

– Да, которые в основном протестантские, где подобные обычаи, видимо, вполне себе были живы. Вот они постепенно развиваются, добавление языческих богов – конечно, это дань вот этой эпохе Просвещения, когда возникает интерес к античности, когда возникает вот обращение к этой истории. И это опять тут есть определенная как бы доля игры. Понятно, что ни Петр, никто из его приближенных всерьез в Бахуса, в Венуса, в «Ивашку Хмельницкого» не верил, да, то есть сложно признать, что Петр допускал существование там Бахуса, которому поклоняемся. Но обряд, который там содержался: «сие есть Бахус, которому мы поклоняемся», – когда там голого мужика сажали на бочку, и вот ему подносили чару и там еще что-то перед ним творили, – конечно, он вызывал вопрос: а насколько это уместное поведение просто для православного монарха, для православного человека?

Д. Володихин

– Ну то есть, в принципе, все это идет вразрез с традицией, ну вот скажем так, прямо противоположным ходом.

А. Музафаров

– Да, безусловно. Причем, конечно, можно сказать, что традиция вот этих вот царских застолий, ритуалов, восходящих к Византии, она была достаточно тягостна, даже отец Петра ей тяготился. Но он находил другой выход – он выезжал на охоту, и там со своими сокольниками вот просто проводил время в поле.

Д. Володихин

– Старший брат любил скакать на коне и обожал новых коней.

А. Музафаров

– Да, то есть выходы можно было найти разные, если хотелось уйти от такого там ритуала, но Петр выбирает вот такой. И, конечно, только крепкий организм государя позволил ему, в общем-то, не спиться окончательно и выдержать подобные испытания.

Д. Володихин

– Кстати, скончается он не сказать, что в старости.

А. Музафаров

– Ну, в общем, да, хотя и не сильно старше, чем другие Романовы. К сожалению, работа государя была тяжелой и, так сказать, конечно, лишнее пьянство Петру жизни не прибавляло, но и нельзя сказать, что там он прожил относительно мало.

Д. Володихин

– Но вот, насколько я помню, это все шло вразрез с достаточно консервативными по своему политическому курсу патриархами – патриархом Иоакимом II и патриархом Адрианом. Они смотрели на это с осуждением. И Адриан даже в какой-то момент, будучи уже человеком весьма хворым, ветхим, испытав на себе первые удары паралича, удалился в Николо-Перервинский монастырь под Москвой, не находя в себе сил постоянно одергивать царя.

А. Музафаров

– Да. И здесь был еще один интересный момент. Дело в том, что в свое время патриарх поддержал Петра в борьбе с Софьей, потому что он видел в Софье и ее дворе угрозу западничества, латинства и отступления от основ. И оказалось, что он променял кукушку на ястреба. Потому что при Софьином дворе ну мог Голицын появиться во французском платье, но «всешутейших соборов» все-таки не организовывали – это да. А второй момент – было отношение Петра к патриарху: он его просто не замечал. Это вот, понимаете, это не гнев Ивана Грозного против Филиппа Колычева, да, – вот там сотру в порошок. Это даже не гнев Алексея Михайловича на Никона. Просто ну сказал что-то патриарх – ну хорошо, ладно, пошли еще.

Д. Володихин

– Еще выпьем.

А. Музафаров

– Да, то есть еще вот и это игнорирование, оно как раз и показывает уровень отношения к Церкви молодого Петра.

Д. Володихин

– Вот какие это годы и чем это завершилось?

А. Музафаров

– Значит, речь идет о рубеже 80–90-х годов, о начале 90-х годов, вплоть до, наверное, таким рубежом станет Азовский поход. Потому что в Азовский проход Петр отправится еще в сопровождении всей вот этой вот веселой бражной компании. А потом, под стенами Азова, побывав на реальной войне, для Петра это будет как бы реальным таким протрезвением, своего рода ушатом холодной воды, после которого он начнет смотреть на себя и на свою роль царя куда более серьезно. И с тех пор «всешутейший и всепьянейший собор» так и не будет никогда распущен.

Д. Володихин

– Ну, правда, некие фигуры из числа вот представителей «всешутейшего собора», они потом займут значительные должности, но такими живыми знаменами петровского царствования не станут.

А. Музафаров

– Не станут. И да, они еще будут собираться, но это уже будет так, воспоминания о молодости: вот, помнишь, как мы в молодости вот это. И скорее это будет вот отсылка. То есть это озорство государь как бы пережил через себя. Вот прошло, годы молодые прошли, а под Азовом Петр заметно повзрослел.

Д. Володихин

– Середина 90-х.

А. Музафаров

– Да, 1696 год. А потом его ждет новое испытание – это Великое посольство и поездка в Европу.

Д. Володихин

– 1697-й.

А. Музафаров

– Да. И здесь происходит интересная вещь. Конечно, поездка Великого посольства в Европу – это вообще первый визит русского государя в Европу, наверное, с XIV века, если мне так память не изменяет. Вот Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Донского, бежал из Орды через Восточную Европу, вроде как в Кракове был. Но вот с тех пор наши государи на запад не ездили. Был злосчастный Василий Шуйский, которого, уже сведя с престола, привезли в Варшаву как пленника. А только с воинский силой на запад. А Петр впервые поехал в Европу – и это уже было с точки зрения многих православных подданных...

Д. Володихин

– Ну это, мягко говоря, ненужное действие.

А. Музафаров

– Даже не нужное, даже сомнительное действие. Потому что государь поехал к иноземцам, к «латынам», к «лютерам» – то есть чего он там, собственно говоря, не видел? То есть понятно, что, понимаете, тут был еще момент, что государь воспринимается как фигура сакральная. Да, понятно, что там с Европой, это развитые люди, с ними надо как-то сотрудничать, служилые немцы полезные люди и, возможно, там есть что-то полезное, что можно использовать. Но самому государю-то зачем туда ехать?

Д. Володихин

– Ну так что же из религиозного опыта Петр там перенял, что его очаровало?

А. Музафаров

– Что он увидел. Он увидел три вещи, которые, на мой взгляд, его, так сказать, это. Во-первых, он увидел, что вот эту вот Европу, где светское законодательство постепенно вытесняет духовное, где многие вопросы, которые на Руси традиционно регулировала Церковь, уже попадают под воздействие государства. Во-вторых, он увидел в северо-немецких землях жесткую систему подчинения Церкви государству. То есть не симфонию в той или иной форме, которая существовала там в России, а именно когда, так сказать, местные протестантские церковные начальники подчиняются местному протестантскому князю по принципу: князь приказал – они выполнили, то есть и привлекаются государственным делам. Не как самостоятельная духовная сила, а как государственные чиновники. Третий момент, который Петр увидел, это было, так сказать, видение образования тамошнего духовенства, которое он сравнивал с российским, и тоже это сравнение Петру показалось не в пользу русского духовенства. Я напомню, что в тот момент у нас существовало только одно учебное заведение, которое, собственно, занималось богословским образованием – Славяно-греко-латинская академия. Ну еще Киево-Могилянская.

Д. Володихин

– Ну существовали кое-какие другие, но, в общем, названы главные.

А. Музафаров

– Да. И Петр увидел, что, если в Европе пастор – человек образованный, в России – ну хорошо, священник грамотный, так сказать, как минимум грамотный. А вот это тоже ему показалось важным.

Д. Володихин

– То есть, иными словами, Петр в какой-то степени был очарован опытом умеренно-протестантских государств.

А. Музафаров

– Да, плюс, конечно, он увидел много европейской культуры, которая ему очень нравилась и которую он охотно перенимал. Он носил иноземное платье – мы на прошлых передачах говорили, что в этом был впоследствии определенный смысл, да, замаскировать Россию под Европу, в этом была определенная политическая логика Петра. Но Петру было мало только политической маскировки, ему это нравилось. Ему нравилось ходить в иноземном платье, ему нравился образ жизни на иноземный манер, и к которому он собирался приобщить как минимум русскую аристократию.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, мы с вами увидели только что, как глубоко Петр погрузился в религиозную культуру Европы, и мы сейчас сделаем небольшой перерыв, чтобы буквально через минуту вновь вернуться к истории этого вопроса. Напоминаю вам, что это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. До скорой встречи.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, директор образовательных и просветительских программ Фонда исторической перспективы, Александр Азизович Музафаров. Мы обсуждаем религиозность Петра I. Ну вот сейчас надо посмотреть: тот опыт, который получил Петр I в Европе, ведь сказался на судьбе Русской Церкви достаточно негативно. В 1700 году скончался патриарх Адриан, замены ему не нашлось. А под занавес царствования Петра тот и вовсе заменил патриарха духовной коллегией или, иначе говоря, Синодом.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно. Возвращаясь из Европы, Петр начинает целую серию культуртрегерских преобразований в России, иные из которых были очень полезными. Но вот взгляд Петра на Церковь радикально изменился, и поначалу этот взгляд был такой, сугубо рационалистический: что Церковь может дать государству?

Д. Володихин

– И может ли дать что-то вообще.

А. Музафаров

– Да, и дать причем в аспекте именно материальном. То есть начинается чистка монастырей, когда послушников (слава Богу, не монахов) начинают вербовать в солдаты, забривать в солдаты. Начинается подсчет церковных ценностей и отдельное изъятие из них.

Д. Володихин

– Ну снятие колоколов.

А. Музафаров

– Ну снятие колоколов – да, была такая компания. Правда, надо отметить, что это более такой разлегендированный потом ход. Потому что вот я консультировался с одним из замечательных современных звонарей, специалистом по колокольному делу, Константином Мишуровским, и он говорит, что да, сначала начали было снимать колокола, чтобы переливать их в пушки, а потом быстро прекратили по одной причине: колокольня и пушечная медь имеют разный состав...

Д. Володихин

– И знаете, куда эта медь пошла? На медные копеечки.

А. Музафаров

– Да, и из хорошего колокола хорошую пушку не сделать, ее просто будет, будет она себя плохо вести при стрельбе.

Д. Володихин

– Но несколько рублей медью сделать можно.

А. Музафаров

– Да, то есть вот здесь уже начинается такой вот уход от этого. И что еще мы видим? Отказ от избрания патриарха, он привел к чему – что в русском православии не стало равновеликой царю фигуры, сравнимой с царем фигуры. И фактически, с одной стороны, конечно, Петр единодержавен. А с другой стороны, некому одернуть государя, напомнить ему о его нравственном долге. И это, мы говорили на одной из прошлых передач о семейной трагедии Петра, и это в том числе имело значение – некому было сказать: государь, что ты творишь? Помилуй хотя бы сына. То есть некому было возвысить голос такой.

Д. Володихин

– Некому было печаловаться за опальных и показывать то, что безнравственность царя не красит, хотя он и монарх, и самодержец.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно. И учреждение Синода, отмена патриаршества была сделана под очень надуманным предлогом. Было найдено определение, что правящий архиерей должен объезжать свою епархию, и что епархия патриарха теоретически вся Россия, поэтому объехать он ее в принципе не может, при тогдашних средствах коммуникации. А раз так, то значит, он, собственно, и не нужен.

Д. Володихин

– Ну это действительно надуманный предлог.

А. Музафаров

– Абсолютно.

Д. Володихин

– Давайте теперь размыслим. Картина эта может создавать впечатление, что царь Петр вообще лишился веры или то, что она у него была в значительной степени разрушена, или то, что он сделался вольнодумцем, вместе с тем оставив в своей судьбе, в своей голове некую видимость православия, не решаясь отказаться от нее. Но, с другой стороны, мы встречаем в его судьбе и до и после Великого посольства, что очень важно, шаги государя-христианина, государя православного – есть ведь и это.

А. Музафаров

– Безусловно. И вот если об этом говорить, то надо помнить, что во время Великого посольства к Петру подходили разные люди в кафтанах и напудренных париках и говорили, что вот, царь, для того чтобы твоя Московия стала просвещенной страной, надо бы это дикое замшелое православие искоренить, и вот веру-то нашу протестантскую, лютерову, там насадить – вот тогда у тебя будет и благолепие. И надо отметить, что на все попытки проповедовать в России протестантизм Петр отвечал жестким отказом. И причем это была его искренняя такая убежденность, что вера отцов – вера священная, православие – вера истинная, и он оставался и считал себя православным человеком. Да, он считал, что как государь он может порой что-то Церкви говорить, как земной организации, но всегда оставался сыном Церкви, во главе которой стоит Господь. И как бы Петр ни грешил, он оставался православным человеком, который ходил в церковь, в грехах каялся. Ну сердце, так сказать, государя в руце Божией, – не знаем, насколько, так сказать, искренне. Но тем не менее он никогда не ставил такой мысли там об измене православию или о том, чтобы быть вольнодумным.

Д. Володихин

– Насколько я помню, он ведь посещал Соловецкий монастырь несколько раз, в том числе и после Великого посольства, и там имели беседы духовные с монастырским начальством и даже пел на клиросе.

А. Музафаров

– Совершенно верно. И более того, в трудные моменты своей жизни Петр обращался к Богу и порой, так сказать, поступал так же, как поступал любой, многие из его поданных – он давал обеты, исполнял их. В Москве есть замечательный храм, в Высокопетровском монастыре, построенный в честь спасения от козней Софьи. И вообще в Москве есть замечательный храм Иоанну Воину на Якиманке, поставленный в честь Полтавской баталии. Ну, вернее, переставленный и заново построенный на деньги государя.

Д. Володихин

– Я бы напомнил, что еще на тех же Соловках есть Свято-Андреевская церковь –ну из походной часовенки, которая существовала на Большом Заяцком острове со времен подавления Соловецкого мятежа стрельцами, Петр велел сделать церковь. И эта церковь так или иначе отреставрированная, отремонтированная, дожила до наших дней. А в Санкт-Петербурге появилась церковь святого Пантелеимона, связанная с морскими победами Российского государства.

А. Музафаров

– Да, совершенно верно, она до сих пор стоит. И само строительство Петербурга началось, собственно, с закладки первого временного храма Исаакия Далматского. Потом строится величественный Петропавловский собор, а потом строится Александро-Невский монастырь. Это очень интересный момент. Потому что, строя новый город, Петр стремится город на европейский манер – «парадиз» – с каналами, с домами, построенными в итальянском и голландском стиле. Но это русский город, которому нужна святыня, святыня чтимая. И на окраине города Петр создает монастырь – Александро-Невская Лавра.

Д. Володихин

– Ну тогда это было на окраине города.

А. Музафаров

– Да. Ну тогда, на окраине тогдашнего Петербурга, даже можно сказать, в пригороде тогдашнего Петербурга, и туда переносятся мощи святого Александра Невского. Переносятся с величайшим почетом: их несут сначала солдаты, а на Ладоге их перегружают на бот, за весла которого садятся генералы, адмиралы русского флота, а за руль становится сам государь. То есть он почитал Александра Невского как святого покровителя Петербурга и перенес его мощи в новую столицу. И есть еще один эпизод, легенда, связанная с Петром I под Полтавой. Она вот мне кажется очень красивой и символично показывает образ Петра. Вот есть красивая солдатская песня – «Дело было под Полтавой», очень популярная в русской армии. Она описывает, как государь лично повел полк в бой, шведы встретили государя градом пуль, первая пуля пробила шляпу, вторая ударила в седло коня, а третья ударила в грудь царя и отскочила от креста-мощевика, который висел у Петра на груди под европейского образца кафтаном. И у этой легенды действительно есть основания. У Петра действительно был такой крест-мощевик, который он действительно носил и надевал в минуты опасности. Мы помним, государь по своему характеру был человеком пугливым, и в своей жизни он не раз умел преодолевать страх. И, видимо, святыня, которую он носил на груди, должна была укрепить его духовно. И это очень интересный символ: то есть государь в европейского образца кафтане, в мундире, при шпаге, в треуголке, а на груди царя висел такой же крест-мощевик, как на груди его предка, шедшего в бой там под Казанью в 1552 году, или в Смутное время, да, или на груди его отца, осаждавшего Смоленск в 1654. То есть в этом плане Петр был наследником своих предков. И неслучайно, что вот, казалось бы, уже построен «парадиз», уже построен Петропавловский великолепный собор архитектором Доменико Трезини, да, венчается императорской короной его супруга. Где происходит венчание? В Успенском соборе Московского кремля.

Д. Володихин

– И по православному обряду.

А. Музафаров

– По православному обряду. Потому что для Петра это оставалось важным.

Д. Володихин

– И супруге также приходится перейти в православие.

А. Музафаров

– Да, безусловно. То есть она, собственно говоря, все отношения Петра с ней начинаются с ее крещения. Собственно, почему она из Марты Скавронской становится Екатериной Алексеевной. Потому что Петр не мог допустить, чтобы его любимая женщина была чужой веры.

Д. Володихин

– Да, это важно. Дорогие радиослушатели, ну поскольку у нас речь пошла о Полтавской битве, поскольку эта Полтавская битва действительно чрезвычайно важна для петровского царствования, думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит торжественный кант «Мы же вопием, виват», посвященный победе в Полтавской битве.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, старший преподаватель Московского государственного института культуры, Александр Азизович Музафаров. И в центре нашей беседы религиозность царя Петра Алексеевича. Что ж, пора приступать к подведению итогов. Довольно сложный вопрос. И мы на протяжении всего этого часа давали аргументы и в пользу того, что вера Петра I был повреждена и жестоко. Мало того, она изначально напитывалась живыми соками религиозности очень странным и недостаточным, мягко говоря, путем. И в то же время были аргументы в пользу того, что Петр оставался истинно верующим христианином, и его религиозность не была чисто внешней, не была тем, что ну, я уж не знаю, как венгерский кафтанчик – можно снять, повесить на спинку кресла, и переодеться в другую одежду. А что на самом деле, если суммировать все эти факты, вы в Петре I видите, Александр Азизович?

А. Музафаров

– Я вижу в Петре Великом православного человека, который, как свойственно многим из нас, мечется между грехом и добродетелью. Государь осознавал, всю жизнь считал себя православным человеком. Для него это было не просто обряд, форма, это было основа его мироощущения. Другое дело, насколько он понимал православие. Мы говорили, что в детстве его почти не учили ни богословию, ни углубленному пониманию церковной жизни.

Д. Володихин

– Условно говоря, закон Божий был им усвоен только на уровне азов.

А. Музафаров

– Да. И что-то Петр приобрел в жизни благодаря своему духовному опыту, что-то благодаря общению с людьми, которые были действительно верующими. А он воспринимал себя как хранителя православной державы и не допускал никаких отклонений, что эта держава будет православная. Он походил к реформированию Церкви, и реформирование было далеко неоднозначным, но цель-то Петр преследовал благую, как ему казалось, цель.

Д. Володихин

– То есть не разрушить Церковь, а реформировать.

А. Музафаров

– Реформировать, упрочить и сохранить. И, отметим, Петр не покушался на церковное имущество, не конфисковывал церковные владения, да, то есть как бы у него в голову не приходило разорить Церковь, как это сделают во второй половине XVIII века там Екатерина и так далее. Екатерина II имеется в виду. А далее мы можем отметить, что Петру не были чужды некие азы и передачи христианской веры – одна из его дочерей, императрица Елизавета, была совершенно православным человеком. И здесь есть очень интересная, красивая такая традиция, эпизод исторический. Когда в 1812 году Александр I, человек совершенно другой эпохи, эпохи Просвещения, которого воспитывали уже под лозунгом: «религия – опиум для народа», все-таки при нашествии двунадесяти языков вспомнит о Боге, и он спросит: а мне бы Священное Писание. Придворные забегают – в Зимнем дворце Священного Писания не найдут. Но на следующий день все-таки сыщут в Петербурге, скажут: а последний раз Священное Писание в России издавалось при прабабке твоей, Елизавете Петровне. И государь возьмет эту книгу и будет ее читать, и при нем потом начнется процесс и переиздания, и перевода Священного Писания на русский язык. И это как бы такая эстафета, которая через петровское время – Елизавета все-таки наследница, дщерь Петрова, – была передана веку XIX, когда отношение к вере со стороны императорской власти в России радикально изменилось в лучшую сторону.

Д. Володихин

– Ну Елизавета Петровна действительно человек набожный и много сделавший в пользу Церкви, ради Церкви. Мало того, из соображений вероисповедных не использовавшая за 20 лет своего царствования ни разу смертную казнь – то есть боялась преступить заповедь «не убий», что характеризует ее определенным образом с христианской точки зрения очень хорошо. Но вы уверены в том, что эту религиозность ей в детстве передал Петр?

Д. Володихин

– А кто еще? Давайте посмотрим. Ну вариант что Екатерина I – новокрещенная Марта Скавронская? Я думаю, все-таки не уверен, нельзя говорить, что лично государь наставил в вере, но в его семье было возможно, что его дочь выросла православным человеком. И государь как минимум этому не мешал. А я думаю, что отчасти и поспособствовал. Потому что если мы говорим: по плодам их узнаете их, то вот плод Петра – это Елизавета. Конечно, это добрый плод, но были плоды и другие. Образ государя, который манкирует и так пренебрегает общественными традициями, пренебрегает приличиями – приличиями не светскими, а тем, что пристало делать христианину, прилично или не прилично, – этот пример он, конечно, тоже был заразителен. И это были семена, которые прорастут такими плевелами в XVIII веке, когда идеология Просвещения захлестнет Россию.

Д. Володихин

– Да уже, я бы сказал, захлестнет очень быстро, при преемниках Петра ближайших.

А. Музафаров

– Да. И очень сложно сказать, чего здесь было больше – духа времени, ошибок Петра, его личных прегрешений перед верой. Все-таки, мне кажется, очень сложно найти однозначный ответ. Безусловно, сам Петр был православным христианином. Ну, что называется, кто из нас без греха, тот бросит камень, да. Вот я не рискну.

Д. Володихин

– То есть, иными словами, ваша точка зрения состоит в том, что Петр не был вольнодумен, он имел веру в душе, она не была у него подчистую разрушена. Он не перешел куда-то там в протестантизм, оставив для себя только внешние формы православного вероисповедания, не сделался, как говорят, там, масоном и уж тем более не был, как время от времени старообрядцы заявляли, подменен в Европе, он оставался православным. Но вместе с тем, наверное, вот правильная формулировка будет состоять в том, что он был неистов по своему характеру, не умел сдерживать свои порывы, дурные страсти, не давал никому извне сдерживать свои дурные страсти. И был, кроме того, не вполне грамотен в вероисповедных вопросах изначально просто в силу того, что некому было его наставить. Или вот вы уточните, что здесь правильно, верно ли я уловил вашу концепцию или все-таки что-то здесь не так?

А. Музафаров

– Знаете, Петр, я уже подчеркивал, был православным человеком. Даже более того скажу: в какие-то моменты он ощущал себя рукой Провидения, исполнителем Божественной воли.

Д. Володихин

– Вот об этом поподробнее.

А. Музафаров

– Да. Потому что мы видим, что у Петра было остро развитое чувство государственного долга перед Отечеством. Помните его речь на Полтавском поле? Воины, знайте, что вы сражаетесь не за Петра, а за государство, Петру врученное. А о Петре знайте, что ему жизнь не дорога. И Петр много раз водил русские полки в бой...

Д. Володихин

– Участвовал лично в боевых действиях.

А. Музафаров

– Не щадил себя в государственных делах. Вполне мог, так сказать, посылать каких-то других людей, но он предпочитал ездить сам и делать многие вещи, именно потому, что исполнял свой долг. И долг этот был не только государственный, долг религиозный. Он ощущал себя...

Д. Володихин

– Откуда видно, что он ощущал это как религиозный долг?

А. Музафаров

– Давайте посмотрим. Во-первых, мы видим в документах Петра много обращений к Богу. Даже начать с того, что даже город, который он основал, он назвал не в честь себя, а в честь своего святого покровителя – град святого Петра.

Д. Володихин

– Ну а изначально крепость Петропавловская – двум апостолам посвящена.

А. Музафаров

– Да, двум апостолам, совершенно верно, посвященная Петру и Павлу.

Д. Володихин

– Сердце его города, новой столицы.

А. Музафаров

– Далее мы видим вот такой характерный пример. Корабль, который построен был Петром в Воронеже по его проекту, получил название «Гото Предестинация» – «Божие предназначение». И, если посмотреть списки судов, флота, построенного при Петре, мы увидим там многие имена, связанные именно с христианством – там имена Архангелов, имена апостолов...

Д. Володихин

– Иегудиил, Рафаил, Селафиил.

А. Музафаров

– Совершенно верно. И опять-таки в честь своих побед Петр стоил православные храмы, благодаря Бога за них. То есть в этом плане Петр был человеком своей веры, и в нем было гораздо больше традиционного, связанного с традиционной христианской Россией, чем об этом принять судить по его внешней оболочке.

Д. Володихин

– Ну скажем честно: наследие от того государя, который, в общем, Церкви не друг, и не сдерживает своих дурных эмоций, и к каким-то религиозным вопросам либо равнодушен, либо впадет от них в ярость, оно скверно повлияло на его потомков. Была ведь не одна Елизавета Петровна, были и другие государи.

А. Музафаров

– Безусловно. Был и Петр II, который, так сказать, ну государь-отрок, неизвестно, что бы из него выросло, но тоже как бы не проявлял религиозного рвения. Была Анна Иоанновна, при которой сложно было по отношению Церкви...

Д. Володихин

– Громила фактически русское монашество. Это была страшная, черная страница в истории монашества. А Анна Иоанновна, напомним, Петру I приходилась племянницей.

А. Музафаров

– Племянницей, причем за воспитанием которой после смерти брата он следил, заботился и воспитывал. То есть это тоже плод его воспитания в какой-то степени.

Д. Володихин

– Она русская по крови, она росла в традиционно русской православной обстановке. И вместе с тем, сделавшись государыней на 10 лет, она за Церковь взялась с таким злым рвением и таким ядом, что разрушила гораздо больше, чем не то что сделал Петр, а он мог себе представить.

А. Музафаров

– Совершенно верно. И то есть и отметим, что, допустим, когда мы говорим о екатерининской секуляризационной реформе Церкви...

Д. Володихин

– Екатерины II.

А. Музафаров

– Екатерины II, да, безусловно. Здесь надо учитывать еще один момент: Екатерина немка, да, она приехала в Россию. Но ведь никто же ей не сказал: матушка императрица, что ты творишь-то? Напротив, нашлись деятельные исполнители этой программы секуляризации, которая еще поддержали ее.

Д. Володихин

– Ну а началось еще с Петра III, который эту программу ввел в государственный оборот, и который, в общем, не собирался даже венчаться на царство по православному обряду.

А. Музафаров

– Ну там сложно сказать, с Петром III, есть о нем и такие отзывы, есть и другие. К сожалению, мы здесь, я бы не был так однозначен в его оценке. Но то, что у него действительно были планы такие, заняться реформированием Церкви, безусловно так. И нам важно отметить, что, допустим, Петр – он воспитывался все-таки в Голштинии, Екатерина приехала из Германии. Но ведь здесь нашлось много людей, которые с рвением выполняли монаршую волю в этом направлении.

Д. Володихин

– Ну это тоже часть петровской традиции.

А. Музафаров

– А это уже как раз часть петровского наследства, совершенно верно.

Д. Володихин

– И часть, которую ну никак православный христианин не может назвать полезной, доброй, правильной. Это то, что далеко уходит за пределы нормы, как широко эту норму ни трактуй. Ну что же, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу. Мне хочется думать, что мы не столько утвердили какое-то правильное мнение по итогам нашей беседы и, на мой взгляд, в этом вопросе вообще правильное мнение есть нечасто исчезающее, поскольку религиозность, даже очень известной исторической личности, даже монарха, который находится у всех на виду, высчитывать и определить до крайности сложно. Это вообще на грани возможного, с моей точки зрения. Но мы, главным образом Александр Азизович, привели аргументы в пользу того, кем был Петр, что он собой представлял как определенный религиозный тип. И эти аргументы как гирьки на весах – вы можете сами попробовать поперекладывать их, можете добавить туда те гирьки, которые найдете и без нашего участия. Можете посмотреть и на то, кем был сам Петр, и какая традиция утвердилась после него – все это возможно, правильно, интересно. Ну а я думаю, что для нас вдвоем будет достаточно, если просто мы заинтересовали вас этой темой и показали, то что, высчитывая религиозность Петра, не следует идти в кильватере стереотипов – западник, исключительно неверующий, исключительно вольнодумец – не все так просто. Вот на этой фразе – «не все так просто», мы и будем с вами завершать нашу передачу. От вашего имени я поблагодарю Александра Азизовича за его просветительскую работу в наших рядах. И мне остается сказать вам: дорогие радиослушатели, благодарю вас за внимание, до свидания.

А. Музафаров

– До свидания.


Все выпуски программы Исторический час

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем