«Разговор с подростками о духовном». Священник Константин Мальцев - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Разговор с подростками о духовном». Священник Константин Мальцев

* Поделиться

Наш гость — настоятель храма новомученников и исповедников российских в станице Ленинградской Краснодарского края священник Константин Мальцев.

Мы говорили о том, каким может быть разговор с современными подростками на духовные темы, и как можно помочь тем, кто испытывает кризис веры.

Ведущие: Алексей Пичугин, Марина Борисова


Алексей Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на «Светлом радио». В этой студии приветствуем вас мы, я, Алексей Пичугин.

Марина Борисова:

— И Марина Борисова.

Алексей Пичугин:

— Мы с удовольствием представляем нашего гостя. Ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с нами и вместе с вами проведет священник Константин Мальцев, настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградской Краснодарского края. Добрый вечер.

Священник Константин Мальцев:

— Добрый вечер, мои дорогие.

Марина Борисова:

— Отец Константин, насколько нам известно, вы много работаете с детьми и с подростками, причем, в самых разных форматах, и очно, и заочно, и в тик-токе, и во всех интернет форматах. Мне кажется, что сейчас эта тема одна из самых острых и неизведанных в полной мере. Как искать общий язык с современными подростками на духовные темы никто еще четко не сформулировал. Пожалуй, каждый, кто с этим сталкивается на практике, может только поделиться своим собственным опытом, и каждый конкретный опыт в этом смысле драгоценен. Очень интересно, как вы оцениваете современных подростков. Почему для них духовные вопросы в какой-то момент уходят на задний план?

Священник Константин Мальцев:

— На задний план они уходят, потому что они не хотят менять себя, они хотят жить сейчас, здесь и желательно повеселей. Но хотим или не хотим, вопрос этот возникает у них: что дальше, особенно после того, если сегодня-завтра меня не станет. Они его ищут, они его гуглят, этот вопрос постоянно имеет место быть. Единственная методика работы с ними — пограничная, потому что хотим или не хотим, подросток все равно как школьник, игровая форма. Нельзя эту тонкую грань потерять, когда ты с ним общаешься и когда ты с ним заигрываешь, это очень опасно. Можно какой-то шуточный ролик записать, но есть другая сторона медали, у тебя есть священноначалие, которое не понимает этого формата. Он говорит: ты священник, ты ортодокс, все, вправо-влево — расстрел. Условно, шучу в большей степени.

Алексей Пичугин:

— Хотя, наверное, есть какой-то лаг, как некоторые говорят, и опять же все зависит от священноначалия. Где-то мы видим условно пограничные ролики священники записывают, и они очень точно хорошо бьют в молодую аудиторию. И наоборот их епархиальное руководство приветствует это.

Священник Константин Мальцев:

— Я счастлив, у кого приветствуется. У меня немножко другая ситуация. У меня четко по святым отцам, больше рекомендательно лекционный формат. Хотя с детьми, особенно в возрасте от 13 до 14 — это просто уснуть и давайте мы закончим быстрей все это.

Алексей Пичугин:

— Конечно, мы это сами хорошо помним по своей школе. Что, в 13-14 лет слушать урок учителя? Я хорошо помню, кстати, примерно в этом возрасте у меня был учитель истории, замечательный человек. Можно какие-то нюансы того, как он преподавал предмет с точки зрения подачи материала, знаний и фактологии исторической. Но то, как он с нами общался, конечно, мы млели. Он изображал электрогитару, прыгал по партам. Естественно был любимым учителем, потому что это не было скучной лекцией. История, может быть, весьма вторичная, не самые известные факты умудрялся преподносить так, что мы сидели, раскрыв рты. Это задолго до формата по телевизору, задолго до всех скетчей, задолго до всех открытых микрофонов, это было у нас в школе. Понятно, что для 14-летнего подростка это возможный вариант.

Марина Борисова:

— Смотря о чем в такой форме говорить. Есть какие-то действительно сакральные темы, которые не стоит уплощать, даже если ты говоришь об этом с детьми, а может быть особенно, когда ты говоришь именно с детьми. Я, может быть, не очень понимаю психологию современных детей и подростков, но я очень хорошо помню, что обжигающей темой в подростковые годы, когда я росла, была тема «зачем?». Было такое сугубо советское время, заутюженное, идеологичное, с какими-то уже никому ничего не говорящими лозунгами, и постоянно преследовал в старших классах школы вопрос, зачем все. Говорят надо сдать экзамены хорошо выпускные, надо хорошо сдать вступительные экзамены и поступить в институт. Все время ты слушаешь, что тебе говорят взрослые и думаешь: а за-чем? Зачем это все, потому что ничего ты впереди не видишь. Начинаются поиски, кто в хиппи уходил, кто уходил в какие-то эзотерические практики, кто начинал читать какие-то философские труды, где-то находил. Просто потому что вопрос зачем интересовал именно в этом подростковом возрасте. А современных подростков, я не знаю, интересует этот вопрос или нет и в какой форме?

Священник Константин Мальцев:

— Кого-то интересует, кого-то нет, каждый человек индивидуален. Плюс форма общения семьи, их интеллектуальный, духовный уровень, все разнится. Я живой пример приведу, буквально на днях я посещал техколледж наш, студентов, это первокурсники были, еще чуть-чуть учащиеся в техколледже, и у нас ни много — ни мало, тема была «Религия в жизни человека». Она огромна, там все можно взять, как исторически, как и личностно какие-то моменты. Я первый раз виделся с этой группой, периодически приглашают, несколько СУЗов, конкретно с этими ребятами, а это в основном парни, четыре девочки сидело. А с парнями другая специфика общения, чем с девочками. У девочек эмоциональный момент, другой подход нужен. И все ж такие: что он нам скажет, что нас согнали сюда? И под конец результат был удивительный, подходили те парни, которые сейчас на данный момент, хотя первый курс, багдюганы, дебоширы. То есть от которых никто не ожидал. Почему подходили? Потому что, один на ухо мне сказал: я не такой, это моя защитная реакция, чтобы меня боялись, чтобы уважали, на самом деле я хотел бы с вами потом тет-а-тет пообщаться. Иногда внешнее проявление агрессии, на самом деле это просто стена.

Алексей Пичугин:

— Часто бывает. Мы все когда-то смотрели и читали «Республику ШКИД».

Священник Константин Мальцев:

— Да. Вы же за цели говорили, цель — зачем? Вот я закончил, вот экзамены сдал, а дальше что? Вроде цель моя заканчивается, впереди-то ничего, следующая встреча с чем, с какой целью? А здесь уже зависит в том числе от родителей, проговорилось, нужно — не нужно. Человеку свойственно ошибаться, даже если ты не туда поступил. Я не хвалюсь, но у меня шесть образований. А почему? Потому что я постоянно ищу, что мне не хватает, зачем мне надо то или иное, как я могу это применить? И подводя итог, закончив очередное образование, я понимаю, минимум я могу из этого вынести, но я цели добился, следующую ставим. И для молодежи, особенно для подростков, все быстренько и весело желательно, а что дальше. Это что дальше их и цепляет, как в духовных вещах... Смотри, я вот в этом ошибался в твоем возрасте. Самое удивительное услышать от священника, что он ошибался, что он такой, как ты примерно мог быть. Я делал в социальных сетях своих такой опросник, чтобы не соврать, округлим, пусть полторы тысячи ребят поучаствовало. Восемьдесят процентов ребят ответили, что священники закрытые, чопорные, лучше с ними вообще не общаться, потому что он тебя будет обвинять, что живешь не правильно. Такая внутренняя защита от священника.

Алексей Пичугин:

— Интересно, откуда взялась эта уверенность? Из опыта общения многолетнего у меня не создалось впечатления, что сразу сходу начинали поучать. Откуда эта уверенность взялась, она действително есть, она не только у молодежи, она и у людей старшего возраста, не надо лезть в мою жизнь. Если что, я к вам сама приду, и не к вам, а к Богу приду, скорее, даже, вы мне что проводник тут, мне проводник не нужен? Откуда этот набор появился?

Священник Константин Мальцев:

— Я думаю, что это генетический чуть-чуть момент, генетический — от советской власти от родителей, бабушки, потом детям. Наши родители еще жили в то время, когда запрещалось ходить в храм, потом дети говорили: меня не научили, не приучили, чего от них ждать. Это с одной стороны, такое поколение, с другой стороны, интернет-то тоже свои дает плоды, которые антиполезны или, правильно сказать, не полезны для души. И там видят другую картинку, то есть в совокупе общество говорит: ты мини бог, все вокруг для тебя, бери от жизни все. А тут, как вы правильно сказали, зачем вы хотите лезть в мою жизнь? Так мы не хотим, насколько вы пустите, насколько вы захотите, столько мы вам уделим внимание. Не из-за того, что мы этого хотим, а из-за того, что мы готовы вам помочь. Удивительный момент, сейчас все помешаны — психологи, психоаналитики и так далее. Такой удивительный формат. Если позволите, чуть-чуть в сторону в ту же самую тему. Для них, для этих людей мы открыты, готовы, потому что сами мы не всегда можем справиться в любом возрасте, хоть подросток, хоть взрослый человек. Мы хотим какой-то поддержки авторитетного мнения со стороны, особенно со стороны психологов. У меня однокурсник не стал священником, но стал, не могу сказать, что православным психологом, потому что он не позиционирует себя православным психологом. Я ему говорю, можно я без разглашения, ты знаешь меня, мы много лет дружим, я посижу в соседней комнате, просто послушаю, о чем вы говорите. Он за прием десять тысяч берет. Когда закончилось, человек ушел, я говорю: ты что за ерунду молол здесь, это что за детский сад, что, людям это помогает? И ключевой момент, что он сказал: моя задача чуть-чуть направить и чуть-чуть дополнить, главное, чтобы они выговорились.

Алексей Пичугин:

— Друзья, напомним, что в гостях у «Светлого радио» сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградской Краснодарского края. Отец Константин за несколько мгновений до нашей отбивки рассказывал про своего товарища психолога и про опыт, что он услышал на приеме у этого человека. Я не знаю вашего товарища, но есть разные примеры разных психологов, психотерапевтов, настолько сейчас развито. Даже, скорее, было развито несколько лет назад, когда у нас появилось много доморощенных психологов, которые сразу сходу ставили тебе диагноз, было много специалистов, было много талантливых действительно людей, было много людей, которые нашли в этом свое призвание и прекрасно реализовались. Не зная человека, не возможно это обсуждать, но мы знаем, что есть люди, которые действительно очень помогают. Есть ситуации, когда священник не может помочь, потому что ситуация лежит вне поля духовных проблем, и его задача тогда направить к специалисту, который в данном случае может помочь. Точно так же, мне кажется, есть со священником проблема, что далеко не всегда человеку нужен духовный совет, часто человеку нужно просто выговориться. Человек приходит, неважно, он пришел на исповедь или просто на какую-то беседу, но ему нужно рассказать свою беду, потому что кому он еще ее расскажет. Во время пандемии много пожилых людей жаловалось, что у них единственная отдушина — это храм. А у этих пожилых людей часто есть дети, которые мало на них внимания обращают. Вы все прекрасно знаете, и к вам приходят эти люди, им просто надо, чтобы их выслушали, им и советы-то не нужны, им нужно, чтобы их послушали. Возможно, и с психологами это часто работает, когда люди не готовы даже и советы слушать, просто нужно что-то рассказать.

Священник Константин Мальцев:

— Они знают, что им скажут, да?

Алексей Пичугин:

— Конечно.

Священник Константин Мальцев:

— Ну, бывает такое. Я точно могу сказать и критично, что мне помогло из одного моего образования, социальный педагог-психолог, это стопроцентно всем надо, прочитать книгу «Возрастная психология». Когда мы говорим о своих детях, именно в этой книге в каждом этапе возраста проявляются свои, на фоне гормонов, на фоне еще чего-то, конкретные действия, которые просто схематично, постоянно, закономерно есть. Тогда тебе просто становится воспринимать или даже принимать ту или иную ситуацию. Что такое тревожность? Это элемент определенных страхов, из детства не из детства. Есть два варианта: или их отгонять, это проблема нерешенная, или выписывать их и со временем, есть такая методика, выписал свои страхи и порвал, все, психологически ты закончил с ними. Разные есть методы, но, тем не менее, книга Возрастной психологии, если мы говорим в продолжение о моем знакомом хорошем, то это очень полезно. А то, что вы говорите, что, может быть, не священник нужен, давайте скажем, особенно когда много лет прослужил, ты хочешь — не хочешь тонким становишься психологом. Только наша задача душу к Богу повернуть, чтобы основная цель у человека была не временная, не здесь и сейчас, а перспективная. Тогда человек не использует мантры какие-то, еще чего-то, чтобы успокоиться, а конкретно мы учим многотысячному опыту, как молиться, как уединиться, когда ты ему объясняешь, что не я проводник. Ведь все думают, что проводник это священник, а мы должны объяснить, что не я проводник, Христос проводник, Богочеловек, а я его недостойный служитель. И критично, когда ты человеку говоришь: у меня свои есть грехи, я ошибался, у меня был на этих ошибках опыт, которым я готов с тобой поделиться. Он тебя воспринимает не как мини божка, который в алтарь зашел, руки поднял и ты «свят-свят». Он начинает понимать, почему бы не пообщаться, почему бы не раскрыться. Вот в чем главный момент особенно с подростками, потому что опыта нет ни жизненного, ни со священником. Здесь самое главное показать, что ты человек, а если еще ты понимаешь, о чем нужно сказать, потому что они спрашивают. В начале есть хитрость такая, заготовленные вопросы некоторые приносишь, как хотите это назовите, я такое мудро-хитрость называю: вот некоторые из вас уже предварительно написали вопросы. Все, они расслабляются, если кто-то спросил, что мне не спросить. Или что, слабо?

Алексей Пичугин:

— В вашей практике часты случаи, когда не вы идете к молодым людям, а молодые люди, не знакомые доселе вам, приходят в храм со своими вопросами. Человек дозревал, человек в себе что-то копил или что-то случилось, как мне кажется чаще приходят, когда что-то случается, всякое бывает.

Священник Константин Мальцев:

— В большинстве.

Алексей Пичугин:

— Как мне опять же кажется, люди, которые в двадцать с небольшим лет не задумывались о церкви (что там, длиннополые мужики с бородами ходят, какие-то непонятные вещи говорят), а потом случилась какая-то трагедия, лучшая подруга умерла вдруг, лучший друг погиб вдруг, и у человека впервые в жизни возникает ощущение — он молодой, у него бабушки-дедушки все живы чаще всего, тот состав семьи, который был на момент его собственного ощущения, такой и есть, он никогда смерти не видел — смерть часто бывает водоразделом, после которого у человека начинают возникать вопросы. Может, они потом пропадут, и он забудет этот опыт своего прихода в церковь. Он везде ищет ответ на этот вопрос, почему так произошло, почему Васи больше нет?

Священник Константин Мальцев:

— Я с вами сто процентов соглашусь, что в храм приходят в 90% по беде, но я бы немножко беду даже упразднил бы. Приходят по любви или отсутствии этой любви. Или даже почил знакомый, зачем он пришел, у него есть любовь к девушке, парню, не суть важно, даже не убили его. Допустим, сейчас находится в СВО, она переживает, ее приводит любовь, как-то помочь, хоть живой, хоть не живой, как-то поддержать, что я могу сделать, я помню о нем, а хочу, чтобы еще больше. Давайте на секунду задумаемся и те слушатели, которые будут нас слушать, простите за масло масленое. Любовь это глагол, это действие, если ты не даешь, ты и не получаешь. Когда ты минимум, эти случаи были, совершенно вы правы, когда ты видишь, что они в храме присутствуют, простите за такой пример, в магазине стоит ли подходить, спрашивать, чего-то вам подсказать? Некоторые говорят: я сам все знаю, идите отдыхайте. А некоторые готовы: да, я неопытен. Тут нельзя торопиться в этом моменте. Может быть, человек уединился, он именно в это место пришел, чтобы его никто не трогал, сейчас побыть с Богом. Кто-то видно по выражению лица, ищет, где, с кем поконтактировать. И тогда ты подходишь: могу ли поддержать вас чем-то, подсказать, может быть, давайте просто вместе помолимся. Хотя возникает сразу вопрос: а сколько это стоит? Говоришь: ничего не стоит, просто я готов быть сейчас здесь с вами, как Господь сказал: где двое или трое, там Я посреди них. Они удивляются, глаза открываются: а так может быть, а так бывает? И тогда эта любовь начинает становиться не просто механической, а осознанной. А как правильно, а что делать? И это молодежь. При всем том, что я служу около кладбища, зона тихого отдыха, с одной стороны точно никто шуметь не будет, а с другой стороны далеко дома. Это удивительно, когда стоишь в алтаре, думаешь, люди стремились, строили свои планы, какие-то совершенно талантливейшие были, что осталось, их тысячи здесь лежит. С другой стороны стройка, а надо ли, успеешь ли? И ты понимаешь, что все нужно делать, потому что твои добрые дела должны прославить Богу, а не тебя. И так же с этими молодыми ребятами ты должен их не на себя направить, а на Бога. И тогда они придут опять. Да, есть человеческий фактор, кто-то нравится, симпатичен или наоборот. Есть такие батюшки, которые ортодоксы, заросшие, не всегда чистые, естественно молодежь не подойдет. Они скажут, если мягко выражаясь, это не батюшка, это человек без определенного места жительства, как я буду с ним общаться. То есть определенный уровень, кто с кем будет. А бабушки: это ортодокс, это аскет, это молитвенник, для них он. Для каждого нужен, почему я самого начала сказал, индивидуальный подход.

Алексей Пичугин:

— Но есть проблема некоторая в том, что у нас страна большая и расстояния зачастую между храмами огромное, если мы живем в большом городе, то нам проще. Вот аскет, ортодокс, молитвенник, вот человек, который всегда и везде с молодежью, и самому ему двадцать пять. А есть ситуации, когда вот тебе священник, в радиусе семидесяти километров другого не будет. И уж какой он там, и как он ведет себя с прихожанами, и о чем он думает, и что он говорит, просто выбора нет. Или не ходи вовсе, или будь добр по воскресеньям путешествуй за сто километров, или вот тебе отец Николай. И как ты с ним, может, он тебе безумно близок и дорог и другого не нужно, а может быть, ты не чувствуешь с ним никакой связи.

Марина Борисова:

— Леша, мне кажется, эта проблема немножечко архаична. После пандемии особенно это почувствовалось. Очень многие церковные дела переместились в интернет пространство, из-за того, что люди пообвыкли к видео конференциям и к возможности удаленного общения здесь и сейчас, я думаю, что для молодого поколения это немножечко отодвигается.

Алексей Пичугин:

— Для молодого поколения, мы какую верхнюю планку возьмем?

Марина Борисова:

— По-любому, я имею в виду людей, которые выросли уже в интернет эпоху и которые со всеми интернет новшествами очень быстро осваиваются.

Алексей Пичугин:

— Я вам сходу назову несколько сел в Ивановской области, в той стороне Ивановской области, которая ближе сюда к Москве, где вроде бы интернет есть, правда, мобильный, очень плохой, но люди умудряются что-то посмотреть. Храм есть полуразрушенный, пример конкретного села, туда приезжает священник за шестьдесят километров раз в неделю или в две недели, потому что у этого священника еще несколько храмов. В распутицу и половодье в это село не приехать никак, только на лодке переправиться, река разливается. Хороший священник, я его очень хорошо лично знаю. Но я допускаю, что для ряда людей нужен кто-то другой.

Марина Борисова:

— Безусловно. Но ты берешь локальную проблему.

Алексей Пичугин:

— Нет, почему?

Священник Константин Мальцев:

— Можно я перебью на секунду. А что вы вкладываете в понятие «кто-то другой», если у него физически возможности нет приехать?

Алексей Пичугин:

— Простите?

Священник Константин Мальцев:

— Вы говорите, половодье, не может приехать, тогда нужен кто-то другой. Другой кто?

Алексей Пичугин:

— Нет, не совсем так. Давайте мы перенесем мой ответ на ваш вопрос на вторую часть программы. Буквально через минуту мы в эту студию вернемся. Я напомню, друзья, что в гостях у «Светлого радио» сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградская Краснодарского края.

Алексей Пичугин:

— Возвращаемся в студию «Светлого радио». Друзья, напомним, что здесь в этой студии сегодня для вас работают Марина Борисова и я Алексей Пичугин и наш гость священник Константин Мальцев, настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской станицы Ленинградской Краснодарского края. Перед перерывом я рассказывал историю, мне знакомую по Ивановской области, да это, наверное, не только в Ивановской области можно найти, в относительной близости к Москве таких примеров много. Но вот история, когда большое село, которое весной в половодье отрезано от большой земли, потому что с одной стороны лес, с другой стороны река разливается. Есть священник, у которого несколько храмов, которому за шесть десятков километров надо ездить по этим храмам, у него есть основной, и вот в эти приписные он приезжает. А дальше еще раз свой вопрос повторите, пожалуйста.

Священник Константин Мальцев:

— Почему нужен кто-то другой, если у священника не получается приехать или, в каком формате другой?

Алексей Пичугин:

— Нет, нет. Я к тому, что это очень хороший священник, я его очень хорошо лично знаю, но я допускаю, что, наверное, кто-то посчитает, что он не может ответить на все его вопросы, но нет возможности поехать куда-то еще. Есть этот отец N, если ходишь в храм, ты придешь все равно к нему. А здесь, в большом городе, в Москве мы сейчас находимся с вами, всегда могу пойти к кому угодно.

Священник Константин Мальцев:

— Наверное, мы здесь переведем в русло, что вот этот батюшка, о котором вы рассказываете, условно выражаясь, для них как духовник, потому что никуда не денешься, он один. А батюшек-советчиков, как в любой храм зашел, посоветовался и пошел, много, в их формате подходящее — это интернет. Я думаю, что вообще не вопрос, можно все это систематизировать. Пока нет батюшки, чтобы ни не находились без какой-то духовой пищи, кто более активный, староста, вот этот, этот материал, пока меня нет, просмотрите, потом я приеду, помимо службы мы с вами пообщаемся в этом формате, на ваши вопросы я поотвечаю. Все, бреши, отсутствия уже как минимум нет, есть религиозное образование, есть потом живое общение по факту. Это его задача, он пастырь добрый, который думает наперед, как ему систематизировать, чтобы они не голодали. Если его нет, у них все равно запрос остался, нет куда, что делать. С языка сняли, сегодня век такой, что в интернете можно любую информацию найти. Это одна из причин, что я пошел в интернет, что я вижу огромное количество, сотни тысяч просмотров всех разных материалов, духовный запрос есть, а его мало сугубо активно работающих, трудящихся как интернет-миссионеров священников сегодня известных, может быть, человек пятнадцать плюс-минус. А сколько у нас вообще священников? Что нам мешает час в неделю выделять? Есть один проект-интернет, в котором трудятся священники, который я основал более четырех лет назад, возьмем только социальную сеть Одноклассники. Конечно, можно сразу сказать там постарше аудитория. Только прямые эфиры, возьмем за четыре года, чуть больше, посмотрело сто двенадцать миллионов человек. Это запрос? Запрос. Я уже про другие социальные сети не говорю, по одной статистику привожу. Да, заходят разные, хейтеры, нет Бога и тому подобное. Но и эти люди, которые говорят, нет Бога, сначала это выплескивают, а потом со временем, я же вижу, какие люди, ники заходят, говорят: а если Бог такой, почему? Ты ответил в меру своего образования. Потом говорят: а как прийти к Богу? Эти люди есть, даже которые сначала гадили, прямо тебе эфиры пытались срывать, потом начинают искать. А знаете почему? Две основные фразы: другой батюшка или забанил, не дал ничего ни спросить, ни сказать — первая фраза, а второй момент, да вы оказывается адекватный. Возникает вопрос: в чем проблема, где не адекватные? Если ты встретил какое-то, может, на эмоциях, что-то произошло, батюшка что-то сказал на нервах тебе: мне некогда, я ушел, в следующий раз — это исключительный момент. Я почему это озвучиваю? Мы поспешны вешать на людей ярлыки.

Алексей Пичугин:

— Мы поспешны вешать на людей ярлыки еще, знаете, в какой мере? Клир отделяет себя от мира, я знаю много замечательных владык и священников, современных, слушают ту же музыку, что и их молодые прихожане, очень хорошо с ними общаются, но есть все равно какая-то клановость, и от этой клановости никуда не деться, я многажды слышал даже от них, как они себя отделяют. Не то, чтобы они по-человечески лучше, но они себя мыслят иначе: я священник, это миряне, и между нами все равно, пускай стена палисадника, не кирпичная, не Берлинская, но стена.

Священник Константин Мальцев:

— «Где просто там ангелов со ста, а где мудрено, там ни одного». Это дело лично каждого. Я могу немножко другую сторону озвучить, что некоторые батюшки опасаются идти в интернет по неопытности, иногда другие причины есть, нужно это тоже учитывать. Но я думаю, со временем... уже меняется это отношение, как в священноначалии необходимость интернет миссии, так и в совокупе общества.

Марина Борисова:

— Насколько я понимаю и из личного опыта и из рассказов тех, кто делился своим личным опытом, самое замечательное, если удается попасть внутрь церковной среды активной. Мне еще на заре туманной церковной юности люди церковные говорили, что лучше всего объединяет общее дело. Когда ты чем-то вместе на приходе или около прихода занят, то там все перемешиваются и возрастные группы и социальные, гораздо проще себя укоренить в церковной жизни. Но сейчас мне-то удивительно, что многие церковные семьи жалуются, что дети, выросшие в православных бытовых условиях, которых сначала носили причащать каждое воскресенье, потом они вместе с родителями ходили, ходили в воскресные школы, растили их, казалось бы, наполнено духовным содержанием. А потом наступает подростковый период, и дети уходят из церкви, отрицают собственную веру. Это ниспровержение «кумиров» в кавычках, к несчастью, затрагивает и их взаимоотношения с церковью. Потом возвращаются, но возвращаются не все.

Священник Константин Мальцев:

— Я вам более скажу и критично, у меня самого сейчас такой момент. Дочери девятнадцать лет скоро будет, и как вы рассказывали, все в духе было и сейчас ее прямо прорывает куда-то пойти, куда-то влезть, с кем-то пообщаться. Даже мне пишется, я всегда была примером для подражания всем, я хочу хоть сейчас где-то посидеть, куда-то сходить. У меня, мягко выражаясь, скажу, жесткий сейчас период, нервный период. И если бы я не молился, я бы уже головы поотрывал и ей, и тем, кто рядом с ней. Но я понимаю, что человек должен какие-то ошибки совершить. Моя задача проконтролировать хотя бы чуть-чуть, чтобы эти ошибки не были летальны. Все на блюдечке сейчас вокруг, особенно для молодежи, оградить я не смогу, двадцать четыре часа я не смогу быть рядом. Только уповаешь на милосердие Божие и на те зачатки, которые уже заложены, что в какой-то определенный момент она остановится. Я просто вижу, что ее сейчас прорывает везде. Когда бы четырнадцать это было, еще как-то более логично, там гормоны шкалят. А здесь именно от того, что этого не было. Я возвращаюсь к книге «Возрастная психология», они будут, потому что хочется самоутвердиться. Пока не получится понять, какую-то ошибку совершить, хотя бы минимально — допустим, с мальчиком встречается, он сказал, не хочу больше с тобой, не люблю — то есть какое-то переживание естественное, она не поймет, что все неидеальные. Сейчас все идеализируется. Но идеал-то Бог, а не мальчик в том числе.

Алексей Пичугин:

— Здесь невозможно провести никакой параллели и сравнения: идеал Бог, а не мальчик. Это же настолько несравнимо.

Священник Константин Мальцев:

— Но это идеализируется, это не только у нее Он мне ничего плохого не сказал, он меня защищает, я готова довериться. Человек, еще раз повторяюсь, не идеал, ему свойственно ошибаться. Даже апостол Павел говорит: «Всяк человек ложь», в той или иной ситуации может поступить по-разному. Поэтому и пытаюсь объяснить, есть у него плюсы, это, это, вот это минус. Получается, как в той истории, пока люблю, не вижу недостатков, а разлюбил, не вижу достоинств. Моя задача, чтобы эти розовые очки не лопнули сильно, чтобы не повредили глаз, но лопнут они рано или поздно все равно. Будет какой-то момент нестыковки, потому что у каждого свой характер, у каждого свои цели и задачи. Я явно вижу, что этот мальчик особо не ответственный, меня это не устраивает, если мы говорим по этой ситуации. Меня это не устраивает, я бы вообще хотел, чтобы его не было.

Алексей Пичугин:

— Вы говорите 19 лет, ну, набьет шишку.

Священник Константин Мальцев:

— Набьет, да.

Марина Борисова:

— А как вам кажется, может ли быть причиной этого отхода подростков от церкви то, что они привыкают, как бы сказать, к бытовому православию, их не прорывает ощущение, что тебя позвали, что ты открыл дверь туда, куда и не мечтал. Я рассуждаю, как человек, пришедший в молодом, но взрослом состоянии сознательно в церковь. И мои ровесники в основном такие же. Сейчас много людей, которые во взрослом состоянии обретают веру. Но я имею в виду тех детей, которые росли без отрыва от церкви, не происходит ли с ними этой метаморфозы, что они этого прорыва в себе не почувствовали?

Священник Константин Мальцев:

— Это вы совершенно правильно. У них эта метаморфоза, потому что у них это постоянно и обыденно. А те, о ком говорили ранее, которые приходят по беде, ищут и хотят эту любовь умножить. А здесь все обыденно. Я каждый день, образно говорю, ем кашу гречку с медом, когда-нибудь она мне надоест, я захочу...

Алексей Пичугин:

— Овсянки.

Священник Константин Мальцев:

— Овсянки, да. И вот здесь главное, чтобы эта овсянка не пригорела. Хочешь овсянки, хорошо, но лишь бы не пригорела, потом плохо от нее не было, наша основная задача. Но это будет, надо понимать, что мы никуда от внешней оболочки мира не денемся. Но мы должны ее повернуть так, как интернет, я бы мог целыми днями смотреть фильмы и не всегда хорошего склада, ужастики к примеру. Я нахожу то, что полезно. Потому что у меня уже есть этот фильтр, что мне нужно.

Марина Борисова:

— Вам не кажется, что мы упираемся в конфликт притчи о блудном сыне. Есть два пути. То, о чем мы сейчас с вами говорим, это путь младшего сына со всеми расплеваться, послать куда подальше, и уйти искать себе приключений на голову с тем, чтобы потом, пройдя кучу испытаний и во всем разуверившись, прийти пасть на колени и проситься обратно. Но есть же путь и старшего сына, который никуда не уходил, который оставался, у него свой конфликт. Этот его недоуменный вопрос, а как же я, остается у тех, кто не уходит из храма и кто продолжает, несмотря на все внутренние кризисы, оставаться, не сходя с пути. Хотя далеко не всегда это бывает с энтузиазмом, иногда это на холостых оборотах, но человек знает, что нужно перетерпеть, переждать период охлаждения, чтобы опять что-то внутри согрелось. Как примирить эти два пути, как объяснить молодым людям, что не обязательно пускаться во все тяжкие, что есть еще и другие варианты.

Священник Константин Мальцев:

— Это только общение, это личный пример. Есть такое выражение: дети не слушаются. А почему они не слушаются? Потому что в первую очередь они видят, если они не слышат тебя, и вдобавок не видят примера, о котором ты ему говоришь, с потолка — папа курит, говорит, не кури, это плохо для здоровья, это грех, а он сам курит, у него не соответствие. Зачем я должен слушать, если я по факту не вижу этого примера, к которому ты меня призываешь? В моей ситуации тяжеловато почему? Потому что я служу в одной станице, живу в другой, я дома два раза в неделю, мое отсутствие накладывает свой отпечаток определенный. У меня дети несколько раз, был такой момент, я спрашивал, вы в храме сейчас потому, что вы хотите, потому что вам нужно это внутри? Они честно мне говорили, я благодарен им за такую болезнь, но честность. Сын говорил, мы из-за того, что ты позвал, я здесь, послушание. Послушание это тоже определенный подвиг. Да, может быть, он и не хотел, может быть, он хотел бы в компьютере посидеть, с потолка тоже беру, но темнее менее он здесь и сейчас. Он уже выполняет заповедь Божию о почитании. А это уже какой-то фундамент.

Алексей Пичугин:

— Друзья, мы напомним, что в гостях у «Светлого радио» сегодня священник Константин Мальцев, настоятель храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградской Краснодарского края. Я не совсем бы согласился, особенно с таким сравнением с притчей о блудном сыне, поскольку я уже много раз здесь приводил этот пример, но сейчас уместно его снова привести. Когда маленький ребенок, тут границу этой малости нужно определять индивидуально, ходит в церковь по вере родителей. Родители когда-то пришли, встретили Бога и стали водить ребенка, или когда ребенок родился стали носить его в храм. Это продолжалось долго, может быть, с рождения лет до 12-13, это была вера родителей, они ребенка с собой носили, но это ни коим образом не была вера ребенка. Но когда ребенок любой дорастает до того возраста, когда начинает задавать вопросы, и вопросов становится больше, не всегда на них находятся ответы, которые в этом возрасте хочется слышать, далеко не всегда эти ответы такие, которые что-то объясняют молодому человеку. В таком случае он или остается из-под палки или, когда может самостоятельно принимать решение, уходит. И это, я думаю, нормально. А дальше может произойти или не произойти его личная встреча с Богом. Это уже начинается его собственная история. Если эта встреча произойдет через шишки ли или через какое-то очень радостное событие, такое тоже бывает, может быть, это просто будет какое-то озарение: ах, как здорово было, я помню в 12 лет мы с папой пошли, был красивый весенний день, солнышко светило, Пасха и мы идем в храм. Может быть, через это. Может быть, через какую-то боль, утраты, обиды, слезы, может быть, вообще этого не произойдет, но это будет уже история конкретного человека, это не будет историей его детства, историей его родителей. Я как-то так это вижу.

Священник Константин Мальцев:

— Ну, и это, конечно, может быть, почему нет.

Алексей Пичугин:

— Но это не притча о блудном сыне.

Марина Борисова:

— Мне кажется, кто больше всего чувствует боль, причем от всего, даже там, где ее не предполагается, это как раз подростки, потому что им от всего больно. Если рассуждать так, что к Богу приводят кризисные внутренние переживания, у них это повод вполне.

Алексей Пичугин:

— А это не совсем про подростка. Он перейдет, переживет эти кризисы. Если он придет с этой проблемой в церковь, ну, придет он с этой проблемой в церковь. Если он будет переживать как-то по-своему, значит, так. И большинство людей и подростков в этом мире проблемы по-своему переживают без церкви, и вырастают людьми, и заканчивают институты, и заводят семьи, и становятся прекрасными людьми. Может, потом возвращаются или приходят.

Священник Константин Мальцев:

— Не знаю, видите ли вы, как вообще сажается огород. Просто в городе...

Алексей Пичугин:

— Да, конечно, у нас же все равно лето в деревне.

Священник Константин Мальцев:

— Я такой символичный пример, к чему огород вспоминаю. Если он вспахан будет результативно получить хороший урожай в итоге. А если ты думаешь: когда-нибудь сам, время придет, созреет, всему свое время, и ничего к этому не приложил, то на невспаханной земле мало чего хорошего получится. Понятно, что у нас есть определенный конфликт, ребенок был церковный, условно выражаясь, а потом его прорывает, но она уже вспахана. Когда придет осознание, что это ошибка, это грех, он вернется к этой вспаханной земле и будет пытаться другие плоды сажать. А если там камень, он просто встанет в ступор, зачем мне вообще тогда делать, если у меня уже сейчас сил не хватает, как мне сажать, если там бетон? Когда мы начинаем раньше приводить к вере детей, молодежь, даже по приглашению в СУЗы и школы, мы уже начинаем вспахивать. Только другое дело, что делателей мало, вопрос остается актуальным, как тогда, так и сейчас.

Марина Борисова:

— Вам приходилось, насколько я понимаю, общаться и с неблагополучными детьми и подростками и одновременно с детьми из церковных семей. Кто из них более восприимчив к этой пахоте?

Священник Константин Мальцев:

— Неблагополучные. Критично говорю.

Марина Борисова:

— То есть из детского дома, где вы преподавали.

Алексей Пичугин:

— Им хочется любви потому что.

Священник Константин Мальцев:

— Да, они более открыты, потому что недополучили. А у этих было все, как социальный уровень, так и духовный, им давалось все. А у этих запрос на нехватку. Это объективная оценка. Я один сейчас случай расскажу, для меня он в какой-то мере шоковый. У нас есть такая традиция, мы с молодежью каждый год после Рождества и Пасхи ездим по малоимущим семьям, развозим подарочки, тропарь поем, о празднике рассказываем. Вот лет уже семь назад мы приехали в станичку соседнюю. Поскольку мы взаимодействуем с социальным отделом, нам дают адреса, мы приезжаем, я стучусь. В одном окне стекла нет, доской забито, понятно, что там все мрак. Мы заходим, я даже описывать не буду, что мы там видели, антисанитария — это мягко сказано. Чтобы чуть-чуть понимали, от соленых помидоров шкурки прилипли к потолку и висят уже, видать, давно, остальное, даже не буду шокировать, если по внешнему моменту. Выходит парень, я говорю, где детки, как поздравить, где родители? Мы же с добром пришли, чтобы не пугать, может быть, детей изымать пришли из семьи из-за таких антисанитарных условий. Объяснили, он: пройдите. Мы заходим, и тут пять деток вместе с ним. Я говорю: мы хотим вас поздравить, безвозмездно, вот вам подарочки к празднику, и больше нам ничего не надо, мы сейчас уедем, то есть чтобы не было страха. Подходит девочка, ей в лучшем случае лет пять, плюс-минус. Она подходит, и ты сразу обращаешь внимание, что у нее зоопарк на голове, ты видишь, как этот зоопарк там живет, немножко ступор. Плюс ребенок в дальней комнате под разбитым окном плачет, поскольку со мной две взрослые девушки поехали, я говорю: пойдите, посмотрите, что там с ребенком. А там просто мрак, ребенок, мало того, что под окном, сквозняком, весь описенный, в пролежнях.

Алексей Пичугин:

— А ребенку сколько?

Священник Константин Мальцев:

— Младенец. То есть это будет шестой ребенок, потому что я его не посчитал. Возвращаемся к этой девочке. Мы о празднике рассказали. Дети впитывают, они хотят это услышать, потому что они слышат о том, кто идеально есть любовь. Потом уже в конце даешь ребенку... Сейчас говорю, у меня ком подходит, потому что это всегда такие трепетные моменты. Ты даешь пакет с конфетами. Говорят: а что это такое, нам кофе нельзя, нам родители не разрешают кофе. — Это конфеты. — Но это можно есть? Я ребят всегда брал с собой, чтобы они видели, сравнивали, чтобы наше социальное, что все у нас есть, немножко отрезвляло, какая-то сострадательность появлялась. И ты понимаешь, что эти ребята кому-то скажут, что мы ездили. Это хорошее дело, добрый пример заразительный. Другие приходят ребята, которые хотят потрудиться. Как в Священном Писании написано: «Вера без добрых дел мертва есть», даже заразительна для других становится. А когда ты это в интернете выкладываешь, минимум человек десять-двадцать тысяч посмотрят и говорят: а что мы так не делаем? И они начинают делать. Не себя пиаришь, а именно добродетель, которая о Господе. Эти запросы есть, и отвечаю и еще раз подтверждаю, именно у малоимущих больше, потому что нехватка.

Марина Борисова:

— Но у нас получается так, что все новые форматы, варианты общения с молодым поколением им как раз и не доступны. У них нет ни компьютеров, ни гаджетов, они, как вы описываете, живут в другом измерении. И что тут делать? К ним надо идти только физически.

Священник Константин Мальцев:

— Надо идти, а других вариантов нет. Поэтому у нас сейчас золотое время взаимодействия с государством относительно. Тут несколько плюсов. Во-первых, сегодня, если исторически мы смотрим, государство, власть особо не лезет в церковную жизнь, или вообще не лезет, как это было, допустим, при советской власти или при царской власти, что царь мог подписать и все своим велением. Понятно, он помазанник был, но, тем не менее, сейчас мы очень автономны. Но при всем этом мы имеем возможность взаимодействовать. Тот же социальный отдел, когда бы мне дали какие адреса, вообще это закрытая информация. Есть возможность коммуницировать...

Алексей Пичугин:

— Вам не кажется, что это задача государства тоже, оно таким образом несколько перекладывает на Церковь социальные вещи, которые должно делать государство?

Марина Борисова:

— Государство может денег дать, государство может к какой-то социальной помощи прикрепить, но государство тебя никогда по головке не погладит, не обнимет и не скажет, что с праздником тебя Рождества Христова.

Алексей Пичугин:

— Не, не скажет, безусловно. И церковь должна это делать, конечно же, но и государство тоже должно делать. Оно дает адреса, а где опека в таком случае? Вы рассказываете, пример приводите с младенцем с пролежнями, это тот случай, я уверен на 150%, когда детей надо изымать из таких семей.

Священник Константин Мальцев:

— Я, если хотите, расскажу эту историю, она же не осталась бесследно, потому что в том числе, я в районе состою в комиссии по делам несовершеннолетних. А может быть, мне тоже эти адреса бы не дали, если бы я более плотно не работал.

Алексей Пичугин:

— Может быть.

Священник Константин Мальцев:

— Я узнал у этого парнишки, где родители. Он говорит: там они у крестных на соседней улице. А я, честно говоря, очень детей люблю, и меня в состояние боевой готовности привело, чтобы всех поднять на уши. Как это так, ребенок уже с пролежнями. Я еду на соседнюю улицу... Я, говорят, батюшка добрый, но когда жестокая несправедливость для детей, я отключаю добрый, становлюсь в кавычках «справедливый». Я приезжаю на соседнюю улицу, стучусь в дом, слышу что-то там рубится на задней двери, думаю, в дом сначала постучу. Тут второе дитя выходит с зоопарком на голове. Реально, настолько видно, что только налысо стричь и вытравливать. Я захожу за этот дом и своему парню, который со мной поехал, говорю: если что, ты меня держи, я их сейчас разнесу просто. Двое сидят, один пытается ветку отрубить для топки, потому что зима топиться нечем.

Алексей Пичугин:

— Дрова никто не заготовил.

Священник Константин Мальцев:

— Там о них особо и не думали, я предполагаю, что они их просто пропили, скорей всего. Я просто не знаю, потому что потом решали вопрос, привозили дрова. То есть шоковая терапия в той ситуации, в той ситуации с ними молиться нельзя было. Это уже следствие, они в храм пришли, мы взяли их на поруки, мы их строго обязательно... Я сказал, или мы забираем у вас детей и вы будете первыми по документам, которые я подпишу, что я согласен на лишение родительских прав. Комиссия имеем компетенцию такую со временем выйти на суд и далее. Или вот сейчас вы быстренько по хаткам, завтра я приезжаю, вы протрезвели, они больше выпившие были, чем пьяные без сознания, и мы с вами решаем, общаемся, садимся, куда вы, что вы, где вы. Их конкретная ситуация решилась. Вы озвучили, что государство должно, оно в меру своих сил, я честно скажу, я по ситуации смотрю. Дается какой-то объем, грубо говоря, сто рублей на сто десять семей, вот эти десять семей, не знаешь, как. Я знаю, что иногда со своего кармана что-то достают и додают сами соцработники. Потому что, все, бюджет потратился, много не дают.

Алексей Пичугин:

— Понятно, это святые люди, соцработники, которые из своего кармана дают.

Священник Константин Мальцев:

— Я даже соглашусь с этим. Помимо того, что они делают, их еще на три буквы посылают, и при этом надо нести свой определенный крест и послушание.

Алексей Пичугин:

— Вот так мы сегодня поговори про подростков. Спасибо большое отцу Константину Мальцеву, настоятелю храма Новомучеников и исповедников Церкви Русской в станице Ленинградская Краснодарского края. И так же здесь были мы, я, Алексей Пичугин.

Марина Борисова:

— И Марина Борисова.

Алексей Пичугин:

— Прощаемся. Всего доброго.

Марина Борисова:

— До свиданья.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем