«Путь к священству». Священник Сергий Шумских

У нас в гостях был клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Сергий Шумских.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, что поспособствовало принятию им решения пойти по стопам отца и дедушки — и стать священником.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья! В студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Я Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня священник Сергий Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе. Добрый вечер!

Священник С. Шумских

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Рады вас видеть у нас в студии. Я напомню нашим радиослушателям и вам, что в этих беседах мы разговариваем со священником о его пути к вере, в вере и о том, какая цепь событий привела к священству. Ну несколько зная вашу биографию, подозреваю, что разговор у нас будет очень содержательный и интересный, и нам кажется, что вот этот тпуть человека, мужчины к священству — это путь, сопряженный с поиском, с вопросами, с открытием для себя каких-то важных моментов про человека, про Бога, про семью, про веру, про традицию. И вот поиск ответов на эти вопросы может оказаться таким релевантным для любого нашего радиослушателя, который себе вопросы о религии и о Боге задает. Вот об этом сегодня хотелось бы поговорить.

К. Лаврентьева

— Отец Сергий, вот удивительный вы у нас сегодня гость. Если я не ошибаюсь, все ваши дяди — а их одиннадцать... Одиннадцать? Девять? Сколько их?

Священник С. Шумских

— Дядей — девять.

К. Лаврентьева

— ...девять... стали священнослужителями. Папа — священнослужитель, дедушка — священнослужитель. Брат — священнослужитель.

К. Мацан

— Поэтому логичный вопрос: почему вы стали священником? (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Оба дедушки. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Нет, кстати, даже не этот вопрос, нет. Да, конечно, мы его зададим. Но ведь ваши дяди и папы, и дедушки становились священнослужителями в те самые времена, которые нельзя назвать расцветом для Церкви. Почему их выбор был такой? Это ведь наверняка ваша семейная такая прямо уже история, передающаяся из поколения в поколение. Вы могли бы нам об этом рассказать?

Священник С. Шумских

— Ну, на самом деле прямо такой истории я не знаю, как дедушки сделали такой осознанный выбор, потому что и один, и другой дедушки — они первые в своем роду выбрали такой путь, путь служения Богу, людям. Дедушка Димитрий — я его не застал, к сожалению. Он был убит в 1981 году, когда моему папе было всего 14 лет. И мама его одна воспитала. Шестеро детей из шести — все выбрали вот путь священства. Три сестры...

К. Лаврентьева

— Вопрос — почему? Сразу возникает вопрос: в такое сложное для Церкви время почему они стали священнослужителями все шесть? И как это было вообще? Кто им дал рукоположиться?

Священник С. Шумских

— Ну, кто дал рукоположиться — это, наверное, вопрос...

К. Лаврентьева

— ...к ним.

Священник С. Шумских

— ...к правящему архиерею, кто дал... (Смеется.)

К. Лаврентьева

— (Смеется.) Да.

Священник С. Шумских

— Но, как мне кажется, в первую очередь, конечно, это пример родителей. Вот это и у меня в жизни, и у них, я думаю — когда они видели родителей, когда они видели, как они живут, что они делают, как они молятся, как они относятся к людям, и именно вот это видение, мне кажется, позволило им сделать такой вот осознанный и, не побоюсь этого слова, правильный выбор в жизни. Так же было и у меня — видя пример тех же дедушек, бабушек, ну и, в первую очередь, конечно, своих родителей, я прямо со школьной скамьи всегда хотел быть священником. У нас в даже в школе есть такое портфолио, где мы каждый год заполняли, кем мы хотим быть, и там у меня вот с первого класса прямо: «священником», «священником». Где-то еще через черточку было «учителем физкультуры»...

К. Мацан

— Ну близкая область, что уж говорить... (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Да, теперь мы в храме тоже немножко спортом занимаемся, поэтому совмещаем. Но, мне кажется, четкий пример — именно пример родителей. Потому что да, все это было в советское время, когда Церковь была гонима. Дедушку убили из-за этого, вот он раз не доехал домой. Второй дедушка — всю свою жизнь он всегда ходил в подряснике. И, понятно, это в советское время очень презиралось. Всегда у него было такое длинное пальто — это уже, конечно, больше из рассказов мамы. А дедушку я всегда помню — вот он почил на днях... Вот годовщина была год назад — вот 82 года ему было, он схиму принял, иеросхимонах Николай. И он всегда был таким прямо вот молитвенником-молитвенником. Всегда он в подряснике был, будь то рыбалка (он очень рыбалку любил), будь то какие-то выходы в магазины — всегда. Я его никогда не видел без подрясника, только вот в последние дни, когда он уже так лежал на кроватке, уже он в такой как бы пижамке был. И вот дедушка действительно — он был таким молитвенником. Мы засыпали всегда — там, ну, гости, еще что-то — довольно поздно, уже, там, после двенадцати зачастую... И, ложась спать, мы всегда видели, как у дедушки в комнате теплится лампадка и он всегда стоит, молится. Просыпались с утра в школу — он уже молится. И он был таким, действительно, молитвенником. Он был очень малоразговорчивым. Никогда от него лишнего слова какого-то не вытянешь. Всегда он делом... Дело, мамина молитва, и всегда нам показывал такой пример именно молитвенника, потому что священник в первую очередь — это молитвенник. Потому что говорить мы многое можем, делать тоже, а вот молиться, мне кажется, это вот основное для священника. Потому что не всегда, точнее, мы можем и делом помочь, не всегда и словом можем помочь, а молитва — она всегда вот помогает.

К. Мацан

— А вот любопытная деталь, казалось бы, бытовая — что дедушка, вы сказали, не ходил вообще без подрясника, не выходил никуда без подрясника, причем, даже в те годы, когда это явно было, могло быть расценено как, ну, некий вызов. То есть, это была явно некоторая такая манифестация веры, исповедание веры вот в этих условиях. И вот эта, казалось бы, деталь такая бытовая — она же очень красноречива и вообще говорит о соотношении в жизни священника, скажем так, мирского и церковного. А вот вы для себя в сегодняшнем дне, в сегодняшних условиях как на это смотрите? Вот вы ходите по улице без подрясника или, там, в жизни? Что-то изменилось вообще в обществе с этой точки зрения, как вам кажется? Сегодня это уже как — это такая же манифестация, или это уже нормально — вот все, человек — вот, значит, священник или монах?

Священник С. Шумских

— Ну, я скажу про себя — я в подряснике не хожу постоянно. Вот. Это я, наверное, уже взял привычку с папы. Как бы что касается богослужения, что касается, там, каких-то вот официальных мероприятий — там в подряснике.

К. Мацан

— Это конечно, понятно.

Священник С. Шумских

— А так — в первую очередь, из практических целей. Потому что в подряснике в метро — это ты все вот так, на запах, все это надо как-то постоянно подвязывать, не подвязывать, подбирать. Вот это все неудобно, это все пачкается, и все-таки приятно, когда у священника подрясник чистый, наглаженный, там, без запахов...

К. Лаврентьева

— ...метро... (Смеется.)

Священник С. Шумских

— ...лишних... (Смеется.) Ну даже пот, еще что-то. Потому что подрясник — это, ну, такое одеяние, в котором ты постоянно должен везде ходить, если ты везде в подряснике. Вот. И я по себе — я вот хожу в подряснике только вот в храм, на службу...

К. Лаврентьева

— Когда помогаете...

К. Мацан

— При исполнении, что называется?

Священник С. Шумских

— Да, да. Ну вот, как мне кажется, как офицеры и военные тоже — где нужно, они в форме, где не нужно — они по гражданке.

К. Лаврентьева

— У нас был священник, который окончил Сретенскую духовную семинарию, и он говорил, что часто в семинарии им говорили преподаватели: «Дорогие студенты, уважаемые студенты, даже если вы наденете на себя цирковой костюм, у вас по лицу будет видно, что вы будущие священники». Мне так это запомнилось! Вот, отец Сергий, когда вы без подрясника, у вас видно по лицу, что вы священнослужитель?

Священник С. Шумских

— Ну я о себе не могу такого, конечно, сказать... (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Ну к вам подходят люди с какими-то вопросами? Может быть, были какие-то ситуации, когда все-таки как-то какой-то интерес проявляли такой околоцерковный к вам?

Священник С. Шумских

— Это, конечно, есть, это видно...

К. Лаврентьева

— Вот! Значит, написано! (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Да. И даже вот в Сергиевом Посаде, когда мы учились, там огромное множество семинаристов, и ты издалека видишь — я не знаю, как это определяется, — кто из них семинарист. И даже будучи старше, ты не знаешь там младших всех, кто учится. Просто еще... Я как-то вот у папы тоже спрашивал по поводу подрясника, и он говорит: «Кому нужно, кто видит, что это священник, он подойдет. А для многих это может послужить соблазном — там, например, пойти какие-то там обычные деловые дела делать, еще что-то. «А-а, вот священник, вот он не молится, а ходит, там, по рынкам, а вот, там, продукты себе какие-то выбирает», и прочее, и прочее. А тому, кто... кому нужен священник, он увидит в этом человеке священника, и обратится, и...

К. Мацан

— Мне один митрополит рассказывал, в свое время учащийся и закончивший (ну, еще в далекие советские годы) одну из украинских семинарий, историю про то, как владыка ректор вызывает двух молодых семинаристов и говорит: «Слушайте, ребята, я понимаю, все — молодые люди, ну хочется ночью сбежать из семинарии, ну хорошо. Ну пошли гулять, ну хорошо. Но я вас прошу: когда вы веселые ночью идете по городу, ну не пойте вы в терцию! Ну слышно, что идут семинаристы! Стыдно!»

К. Лаврентьева

— (Смеется.) Так и есть.

К. Мацан

— Ну для вас все-таки... вот мы начали с этой темы о том, какое количество ваших старших родственников выбрали священнический путь, и вы рассказывали про то, что с детства хотели быть священником и что, как я понимаю, ни разу это не менялось — вот эта устремленность. А что для вас вот с детства было главным в священстве, как вы себе это воображали, представляли на основе того, что вы видели у папы, у дядей? И какой оказалась в этом смысле реальность внутренняя? Совпали ожидания с тем, что вы ждали: «Вот я стану священником — и вот я буду так себя чувствовать, вот так жить, вот так ощущать мир»? Все реализовалось, или что-то новое открылось, чего невозможно было понять, пока по-настоящему не рукоположился, то есть, не совершилось таинство над вами?

Священник С. Шумских

— Ну, мне кажется, в принципе, когда ты чего-то не попробовал, ты не можешь во всей полноте понять радость этого события, радость этого, там, рукоположения, еще что-то. Ты только можешь предполагать, видеть. Конечно, чего-то я не знал — может быть, каких-то там «подводных камней». Но это касательно больше, может быть, каких-то плохих священств, еще что-то, вот каких-то... Ну вот то, что есть разные священники — да, есть у кого-то какие-то грехи, у кого-то страсти. Я видел просто перед собой своих родителей, которые были всегда для меня очень хорошими, положительными людьми — замечательными, отличными, прекрасными. Что меня подкупало? Подкупала радость. Радость, сияние лица, которое всегда от них исходило. И, несмотря на все трудности, они никогда не унывали, не огорчались и всегда радовались. Вот это, мне кажется, в первую очередь меня подкупало — именно вот такая радость и любовь, которую они давали, дарили людям и получали, естественно, ее взамен. И вот это мне очень сейчас тоже нравится и радует. И, мне кажется, это вот подпитывает любого священника — когда ты получаешь от Бога любовь. Потому что Господь у нас есть именно источник любви, и эту любовь ты можешь как-то немножко кому-то дарить.

К. Мацан

— Священник Сергий Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот вы важные слова произнести, как мне кажется, о радости, которую излучают ваши родители. И вообще мы часто говорим, что вера — это радость. Говорим часто — и уже воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Ну конечно, вера — радость. «Всегда радуйтесь», — говорит апостол Павел. А вот как бы вы могли описать, а что это за радость? Что ей противопоставлено? Вот если вы говорите, что «я всегда видел своих родителей как радостных людей», а тогда с чем вы это сравниваете? Тогда что такое поведение людей нерадостных? Это что — это постоянная тревожность, это постоянные претензии к миру? Вот как, на контрасте с чем вот можно понять, что это радость? Потому что ведь под этим словом можно очень много чего понимать. И человек, который постоянно улыбается или говорит «как прекрасен этот мир, посмотри, птички поют», — тоже, в принципе, такая какая-то наивная поверхностная радость, но вряд лил это то, о чем вы говорите, когда говорите вот о радости, исходящей от верующего человека.

Священник С. Шумских

— Ну, на самом деле, уже даже, может быть, из какого-то опыта исповеди ты видишь то, что люди немножко неправильно относятся к Богу — вот Бог им все должен, «Господь вот мне не дал, вот я обращалась, вот я в унынии»... И сейчас у нас такие термины, как «уныние», «депрессия» — они там сплошь и рядом. И люди не умеют жить, они, как мне кажется, зачастую, к сожалению, проживают эту жизнь, не умея радоваться. Радость — это, в первую очередь, как мне кажется, это благодарение. Благодарение Богу за все то, что Он нам дал, дает каждую минуту, каждую секунду, за радость общения, за радость познания Бога, за радость служения, за радость встречи с близкими, с родными — именно в таком смысле радость, как мне кажется, можно ее сопоставить со словом «благодарение». Именно вот радость благодарения — благодарения, в первую очередь, Богу. А уныние, что противостоит радости, — уныние, печаль, скорбь, тоска, грусть, очень много наименований этих состояний, — это когда, мне кажется, мы не умеем любить, не умеем благодарить Бога и не умеем видеть во всем промысел Божий. У меня вот мама всегда, что бы ни случилось плохое — там, куда-то не поступил, что-то не сдал, и она всегда обнимет и говорит: «Да на все воля Божья!» И это так было непередаваемо, что вот просто все рукой снималось, вся, там, тревога какая-то, какие-то переживания, какие-то расстройства, и это очень дорогого стоило.

К. Лаврентьева

— Я всегда в таких случаях спрашиваю наших гостей, когда они из очень счастливого детства вышли...

К. Мацан

— «Как вам не стыдно?» — спрашивает Кира в этот момент. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— «Как вам не стыдно?» — да, это первый вопрос... (Смеется.) А второй вопрос, отец Сергий: а как вас, в общем, наставляли? Вы ведь, наверняка, подростковый возраст проходили, кризисы возрастные... Не проходили?! Вообще нет?!

Священник С. Шумских

— Нет, на самом деле, слава Богу...

К. Лаврентьева

— Ну, то есть, и с ребятами пойти, там, куда-нибудь ночью не хотелось?..

Священник С. Шумских

— Нет.

К. Мацан

— В терцию попеть?

К. Лаврентьева

— В терцию попеть, да? Ведь — послушайте, уважаемые радиослушатели! — у отца Сергия девять сестер! Девять сестер и один брат, всего их одиннадцать. И получается, что все одиннадцать детей жили в радости и у них не было подростковых искушений? Я хочу познакомиться...

К. Мацан

— И жили братья в цветнике.

К. Лаврентьева

— ...правда, я хочу познакомиться с вашими родителями. Просто потрясающе.

Священник С. Шумских

— Ну это только у нас одиннадцать детей, а вот у бабушки у нашей Ефросиньи, Царство Небесное, она вот... У нее тридцать шесть внуков на момент смерти было и двадцать четыре правнука. Так что как-то друзьями я, может быть, сильно не обзавелся, а родственников у нас было много...

К. Лаврентьева

— (Смеется.) Ну при таких родственниках и друзей не надо!

Священник С. Шумских

— Мы, в основном, в своем жили вот в Старом Осколе, это Белгородская область, там.

К. Мацан

— А вы иногда собираетесь все вместе?

Священник С. Шумских

— Конечно! Ну, понятное дело, что...

К. Мацан

— Приходится арендовать стадион? (Смеется.)

Священник С. Шумских

— (Смеется.) Нет, есть базы отдыха в Старом Осколе, даже, там, на берегу водохранилища. Вот у нас свадьбы, там, например, у нас там четыреста человек на свадьбе было.

К. Мацан

— Потрясающе.

К. Лаврентьева

— Как вот прокормить эти четыреста человек?

Священник С. Шумских

— И поэтому, конечно в первую очередь заслуга родителей — то, что вот у меня, слава Богу, не было никаких вот таких вот подростковых искушений каких-то, загулов, гуляний, метаний, смятений. И не только родителям, конечно, благодарение, но и тем старшим братьям моим двоюродным, которые так же после обучения в школе пошли в семинарию, и они уже потихоньку так протоптали дорожку, что мне как-то уже вот на лыжах было по этим лыжням проходить очень-очень спокойно, уверенно, и была поддержка именно вот, мне кажется. Даже вот при поступлении в семинарию там у меня уже училось четыре, что ли, двоюродных брата. И вот с одним мы поступали. И они как-то всячески наставляли, помогали...

К. Лаврентьева

— Помогали. Отец Сергий, ну вы простите, пожалуйста, что я до вас так вот прямо «докапываюсь» сегодня с вашим детством... (Смеется.) Но не просто так я спрашиваю. Почему? Потому что как у нас в голове-то все устроено, у людей постсоветского правительства? Что священнослужитель — такой вот ну далекий человек, и вся его жизнь, вот там вот, за стенами его дома, она такая прикровенная, закрытая, и, в общем, туда так просто не проникнешь. И тут у нас такая возможность вас обо всем расспросить... Отец Сергий, ну как это вот получалось так, что вас было одиннадцать человек в доме, а разбросанные вещи, а непомытая посуда, а какие-то вот такие бытовые вопросы? Что делали ваши родители? Как они вас наставляли? Дайте вот практическое руководство — как это удалось вашим родителям?

Священник С. Шумских

— Ну это вопрос к родителям... (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Ну я уверена, что вы знаете какие-то методики. (Смеется.)

Священник С. Шумских

— А что касается бытовых вещей... Не, у нас было расписание, распорядок дня, был график дежурств, кто за что отвечает. Один, там, например, убирает на кухне, другой убирает...

К. Лаврентьева

— Хорошо. А если кто-то не хочет убирать на кухне сегодня, что делали другие? Били его? (Смеется.) И тогда мир да гладь, да Божья благодать?

Священник С. Шумских

— Нет, другие не били — ставились оценки. Мама у нас ставила оценки — пятерки, там, четверки, тройки, двойки...

К. Лаврентьева

— Так... Отлично...

Священник С. Шумских

— И в конце у нас была договоренность: например, там, десять пятерок — тебе покупают велосипед.

К. Лаврентьева

— Класс.

Священник С. Шумских

— Двойка пятерку убирает, вот. И поэтому все, естественно, хотели заслужить какой-то подарок, чтобы это как-то случилось, и поэтому все старались. Конечно, у кого-то, может быть, это лучше получалось, у кого-то хуже, у кого-то в какой-то день было... лень его одолевала и у него не получалось что-то сделать, но он мог это доделать на следующий день... Какие-то поблажки все-таки были.

Нет, понятно, в семье были всякие, там, и драки, и ругань — это, мне кажется... это вообще, в принципе невозможно избежать, там, чтобы брат с сестрой там как-то не ругались, не обзывались. (Смеется.) Ну, в моем представлении это невозможно. Тем более, когда всех много, у каждого свое мнение. Но очень много и плюсов большой семьи — то, что, в первую очередь, нет эгоизма, то, что ко всем отношение одинаковое. И... Конечно, много плюсов, и один из плюсов — то, что ты в любой жизненной ситуации можешь поспать. Тебе шум — не шум, ты уже привык ко всему... (Смеется.) И ты ложишься, если тебе нужно спать, ты привык с детства, что шум не помеха. И сейчас, когда говорят: «Вот, там кто-то шумит, разговаривает — ребеночек не спит», я думаю: «Странное дело!» (Смеется.) У нас такого не было!

К. Мацан

— Я хотел бы вернуться еще раз к теме, которую вы обозначили, — о радости. Вот вы сказали, что даже опыт исповеди показывает, что...

К. Лаврентьева

— ...люди разучились радоваться.

К. Мацан

— ...что мы не умеем жить и радоваться. А вот как вам кажется, если мы не умеем, этому можно научиться? Вообще, это можно в себе изменить? Как вы думаете, что показывает ваш опыт общения с людьми? Спрашиваю, потому что очень часто звучит мнение, что ну вот есть люди, настроенные видеть в мире сложности, вот с таким ощущением, что «мир мне должен» — может быть, ощущением, идущим из детства, не важно, откуда, но вот оно есть, и это такая фундаментальная черта личности, которая не меняется, это вот если есть, оно есть. А есть люди, которым как-то, по милости Божьей, характер послан такой благодарный, менее, может быть, заморачивающийся. Или можно это объяснить как угодно психологическими вещами — у кого-то было счастливое детство, кто-то вот привык, что все в жизни хорошо и слава Богу за все, и надо благодарить, у кого-то было детство несчастливое, поэтому человек вырос таким, «с шипами» к миру. Вот как вам кажется, это вообще подлежит изменению? Или вот уж как есть, так есть?

Священник С. Шумских

— Мне кажется, подлежит изменению. В первую очередь человек должен понять... Вот очень много даже вот на исповеди приходит людей кающихся и обиженных на родителей, в первую очередь, что вот, они их, там, били, они лупили, они им не дали то, то, то. И я им говорю: «Ну если вы хотите жить с этим, вы можете с этим всю жизнь жить и вот этот обоз вот этих обид за собой везти, тащить, везти — не знаю, что угодно делать. А можете все это оставить, сказать: «Господи, помоги мне простить родителей! Родители, спасибо вам за то, что вы подарили мне жизнь! Вы мне подарили жизнь! Без вас бы я бы вообще не была». Дали, не дали... Я, конечно, привожу в пример, говорю: «Вы когда-то сами будете родителем, и когда вот у вас будет ребеночек, в которого вы вкладываете всю свою душу, все свое время, тепло, любовь, финансы, все, что угодно, и он потом вырастает и говорит: «Мама, папа, вы меня воспитывали вообще неправильно, вы вообще ничего в этой жизни не понимаете, идите-ка куда-нибудь туда, вы мне не нужны», я говорю: «Вот вы поставьте себя на место родителей». Можно с этим жить — с этими обидами, с этими какими-то непринятиями, непринятиями воспитательных каких-то там процессов. Но можно все это попытаться забыть, попытаться оставить и попросить у Бога помощи, чтобы Он побыстрее помог с этим как-то смириться — смириться, это принять, это забыть. И я уверен, что молитва и такое желание, стремление — оно даст очень даже хорошие плоды. А если мы будем всю жизнь жить: «Нам все должны, все виноваты, что вот я такой, вот это мне не дали, не в ту школу меня отправили, вот туда не отправили», можно так жить, но этот человек сам выбирает, что он вообще от жизни хочет — он хочет жить или вот существовать, на всех ругаясь, обижаясь, и все ему виноватые... Там, Путин виноват, Патриарх виноват... (Смеется.)

К. Мацан

— (Смеется.) Ну, Путин первым всегда виноват.

Священник С. Шумских

— Да-да-да. Все виноваты. Все виноваты. А вот встань на место Владимира Владимировича, встань на место Патриарха — да никто из нас день там не сможет прожить, какое это напряжение, какая это ответственность. Но зато все мы можем вот осуждать и рассуждать, и всех винить.

К. Лаврентьева

— То есть, вы считаете, что радость и благодарность можно выбрать добровольно? Ну вот действительно можно взять, из человека, который привык стенать на лишения судьбы, взять и сделать из него человека благодарного, лишенного вообще всяческого такого уныния...

Священник С. Шумских

— Конечно! Как это говорят — у любой медали есть другая сторона, да? Мы можем вот смотреть, вот взять эту монетку, там, смотреть на нее с одной стороны. Вот. А взять — и с другой, и пойти от обратного: «А у меня есть руки, а у меня есть голова, а вот кто-то там без рук — без ног. А у меня есть, там, дом, а кто-то живет на улице. А у меня есть, там, мирное небо над головой, а у кого-то война». И пойти от обратного. И, конечно, к этому можно прийти — то, что нам Господь столько всего дает, столько в нас талантов, и наша задача — эти таланты развивать, а не закапывать. Притча, да, о талантах вот — она в нашей жизни очень актуальна, мне кажется, в жизни каждого человека. И вот можно в себе искать что-то и как-то расти, расти, расти, расти и учиться — и радости учиться, и любви, и молитве. А можно вот...

К. Лаврентьева

— ...ворчать.

Священник С. Шумских

— Ворчать, да!

К. Мацан

— Как у Чехова: «Если вас ведут на расстрел, радуйтесь, что не в геенну огненную». Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе. В студии моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас. У нас в гостях священник Сергий Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе. У микрофона мой коллега — дорогой Константин Мацан, я — Кира Лаврентьева, мы продолжаем наш разговор. Всю первую часть программы мы говорили о радости, о том, что отец Сергий...

К. Мацан

— ...теперь поговорим о серьезном! (Смеется.)

К. Лаврентьева

— (Смеется.) Да, да-да! О том, что отец Сергий — из семьи, где одиннадцать детей. Также все его девять дядей — священники. Уважаемые радиослушатели, если вы только сейчас присоединились к нашей программе, эта информация, возможно, «зацепит» вас и пригласит к нам присоединиться.

Отец Сергий, когда вы стали священнослужителем, вот эта картинка ожидания и реальности... Ну помимо того — Костя уже задавал подобный вопрос — помимо того, что вы видели, что другие священнослужители могут быть с какими-то слабостями, это понятно — это другие священнослужители. Но когда непосредственно вы прошли, значит, рукоположение, все вот эти вот периоды — дьяконство, рукоположение, первые месяцы священства, — с чем вы столкнулись? Может быть, это было то, чего вы никак не ожидали? Или вы вообще все прекрасно понимали, как все будет, вот что вы представляли, так все на самом деле и есть? То есть, опыт ваших многочисленных родственников, священнослужителей — он оказался исчерпывающим для вас? Дал ли он вам те знания, которые ну вот полностью вас наполнили, и ничего вас удивить уже не может?

Священник С. Шумских

— «Век живи — век учись», — гласит народная мудрость.

К. Лаврентьева

— Отлично! Отлично! Значит, что-то есть. Что-то все-таки вас удивило!

Священник С. Шумских

— Да не, мне кажется, вся жизнь — она будет удивлять нас, какие-то привносить... какие-то коррективы, какие-то знания. Чему-то кардинально я не удивился и ничего такого сверхъестественного не узнал, наверное.

К. Лаврентьева

— Вы остались тем же человеком? Вот вы остались тем же человеком, которым были до рукоположения? Могли бы вы так о себе сказать — что «я вот тот же самый Сергей, который был всегда»? Или вы уже воспринимаете себя несколько иначе?

Священник С. Шумских

— Сложный вопрос на самом деле, как мне кажется...

К. Лаврентьева

— Мы тут по таким специализируемся. (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Понятно, у Бога все равны, для Него я — Сергей, для мамы я — Сергей, вот. Но для кого-то я стал как священник воспринят, отцом Сергием. Вот. Понятно, у меня появились какие-то обязанности, в первую очередь, перед Богом и перед людьми. Обязанности появились, но ощущаю, мне кажется, я себя тем же Сергеем, которым я был.

К. Лаврентьева

— Почему спрашиваю? На следующий день после свадьбы ты просыпаешься — все, ты женатый человек. (Смеется.) Или, ты, там, замужняя женщина, девушка. Было ли такое, подобное что-то, на следующий день после рукоположения?

Священник С. Шумских

— Нет...

К. Лаврентьева

— Что вчера была одна жизнь, а сегодня уже другая совершенно началась?

Священник С. Шумских

— Конечно, радость, радость служения у престола — она непередаваема. Когда ты первый раз притрагиваешься к престолу, когда архиерей читает молитву, еще перед этим дал напутственные слова, эмоции просто зашкаливают, и ты понимаешь, что ты ничего этого не достоин, И очень трепетное отношение, очень благодарное, благодатное — оно тебя переполняет. Вот. Конечно, можно поделить период на «до» и «после», но ощущать, мне кажется, я себя все равно ощущаю, как тот Сережа, вот, со своими с какими-то, может быть, и косячками какими-то, страстями и грехами и прочим. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Ну да, без этого никак. Отец Сергий, а есть то, чего вы категорически не приемлете в священстве и чего действительно боитесь и не хотите, в общем, приобрести?

Священник С. Шумских

— Ну, я...

К. Лаврентьева

— ...через двадцать лет? Чего вот вы не хотите никак приобретать через двадцать лет?

Священник С. Шумских

— Э-э... В день моего рукоположения один дьякон, говоря тосты, рассказал такую историю, что один архиерей, рукополагая дьякона, у них случился такой диалог. Дьякон говорит: «Владыка, я боюсь служить». И владыка отвечает: «Бойся того времени, когда ты перестанешь бояться». И вот на самом деле есть такая боязнь у меня — ну, не боязнь, но я бы не хотел...

К. Лаврентьева

— ...опасение...

Священник С. Шумских

— ...опасение, да, чтобы я когда-то потерял вот этот страх Божий, вот это вот благоговение, вот это вот трепетное отношение — именно, в первую очередь, к богослужению, к предстоянию у престола. Чтобы это не было какой-то формальностью, не было какой-то работой, работой какой-то ежедневной, рутиной. Чтобы это было все, как в последний раз. Вот как-то папа мне тоже сказал: «Служи литургию так, как будто она твоя последняя». И действительно, когда ты отдаешься полностью на службу, время останавливается, все останавливается, ничего не имеет смысла, а есть смысл только в литургии. Вот. И я хотел бы, конечно, чтобы такое вот трепетное отношение к этому таинству, к этим богослужениям — оно всегда оставалось со мной.

К. Мацан

— Вы сказали, что у вас появились какие-то обязанности перед Богом и перед людьми. А вот что это за обязанности перед Богом? Ну, помимо, скажем так, необходимости или обязанности служить литургию и вот быть священником в таком смысле институциональном — быть на приходе с прихожанами? Есть ли какие-то... появляются ли у человека какие-то обязанности особенные перед Богом, когда он становится священником?

Священник С. Шумских

— В первую очередь, как мне кажется, это ответственность за тех пасомых, которых Господь тебе на протяжении твоей жизни как-то вручает. Вот это те прихожане, которые видят в тебе пастыря, видят в тебе священника, видят в тебе икону Бога, вот, и ты должен быть для них, в первую очередь, примером, и за них любой священник несет ответственность, в первую очередь, перед Богом. Как бы — кого Господь нам вручил, вот, за них мы несем ответственность, и Господь нас за них на Страшном Суде будет спрашивать.

К. Мацан

— А вот образ отца, образ ваших родственников-священников чему главному научил? Вот вы сказали уже о радости — такие человеческие качества, а вот священнические качества — это про что?

Священник С. Шумских

— Ну, так, мне кажется, одно из таких более ярких качеств — это служение без остатка себя людям, когда ты все свое свободное время тратишь людям. А на самом деле, вот я сколько помню, в детстве мы папу видели крайне редко. В те дни, когда были какие-то праздничные службы, он служил сначала священником в селе, вот, недалеко от города, и он был одним священником, и в субботу вечером он мог уже за полночь прийти домой — он исповедовал, вот, с утра мы его тоже не видели — он обычно ездил причащать кого-то, соборовать. И такая жизнь у него была посвящена служению людям. Мы, конечно, все это понимали, все это принимали и понимали, что кому-то сейчас это нужнее и важнее, возможно, чем нам. Нет, конечно, нам папа тоже достаточно времени уделял, но большее количество времени он все-таки уделял людям. Уделял людям, общению, помощи, совершению каких-то треб.

К. Мацан

— А как мама на это реагировала? Вот я понимаю, что вы говорите, что «мы понимали, что папа — священник, это нужно людям», но я думаю, что есть разница между детскими ощущениями и ощущениями супруги, которая, получается, на себя берет в равной степени тяготы священства мужа, в каком-то смысле. И вполне ожидаемо от человека ждать каких-то и порицаний, и усталости, и, может быть, неготовности, непонимания, почему такая ноша сваливается. Не было такого — у мамы, у мамы?

Священник С. Шумских

— Ну, насколько я знаю, насколько я видел это, чувствовал, мама у меня — она пошла в дедушку характером, таким очень смиренным, тихим, кротким, и я ни разу не слышал в адрес папы, там, хоть какого-то малейшего: «Почему ты не с нами?»

К. Лаврентьева

— Поразительно!

К. Мацан

— Потрясающе.

К. Лаврентьева

— Поразительно.

Священник С. Шумских

— Вот. И мама — она ни разу вот не оставляла ни с кем даже детей. Вот одиннадцать детей — она говорит: «Я просто не могла, там, грудных ребеночков... Даже со своей мамой я не могла его оставить. Потому что это мой ребенок». И вот всю жизнь мама всегда была с нами. Понятно, там, когда мы вырастали, мы уже дома оставались, а они с маленьким уезжали. Но вот маленького ребенка, там, она никогда, ни разу в жизни она ни с кем не оставляла. Мама у меня — она очень такая православная, там, у нее много всяких разных хороших традиций, привычек. Там, например, нельзя сережки носить, нельзя краситься, нельзя штаны надевать. И она у меня очень смиренная, и... Поэтому ни разу вообще в адрес папы я не слышал ни малейшего упрека, укора. И мама, конечно, у нас такая тоже молитвенница, как дедушка. И псалтирь каждый день читает, и молится за всех нас. И вот тут проявляется сила молитвы, которую мы вот на себе в изобилии можем наблюдать. Потому что Господь нам столько всего дает, сколько мы вообще не заслуживаем. Это все молитвы наших дорогих родителей и родственников, как мне кажется.

К. Мацан

— Я знаете, о чем подумал, когда к программе готовился? Я посмотрел ваш Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) и поймал себя на мысли, как изменился за последнее время или меняется образ жены священника. Вот как-то со словом «матушка» ассоциируется такая женщина в платке, такая немножечко стоящая в углу, в тени, смиренная, может быть даже, не в самом высоком смысле слова (я именно про такие... про ассоциации расхожие говорю), а такая — смиренная в смысле, ну, какой-то забитости. Насколько этому сегодня уже не отвечает действительность? Когда смотришь ваш Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) и видишь вашу замечательную супругу — яркую красавицу, дети, эти фотографии, которые передают то, как насыщенно и радостно вы живете... И, слава Богу, ваша семья здесь не исключение. В принципе, сегодня молодая матушка, жена священника — это очень яркая, современная, в самом лучшем смысле этого слова современная женщина, без каких-либо скидок. И даже в голову не приходит как-то в какую-то отдельную группу их выделять — там, впечатления от их внешнего вида. А вот как вы это чувствуете? Вот у вас есть образ мамы, жены священника, есть ваша супруга, которая — уже другое поколение и другой контекст. Как вы это переживаете?

Священник С. Шумских

— Ну, мне кажется, то, что внешность — это ничто по сравнению с внутренностью. Потому что для супруги священника самое главное — чтобы, как мне кажется, человек в первую очередь понимал и принимал выбор мужа, что вот он решил стать священником, что он впоследствии стал священником, и что это очень тяжелая ноша для наших дорогих супруг, потому что действительно священник дома бывает редко, график у него ненормированный, все праздничные дни он в храме, и все это, конечно, ложится на хрупкие плечи наших дорогих жен, наших дорогих матушек. Поэтому очень сложно сделать правильный выбор при выборе супруги священнику. Это априори очень сложное решение. И помню, когда я брал благословение у папы на вступление в брак, он таких два аспекта обозначил. Первый — это он говорит то, что «я знаю, что ты соблюдаешь пятую заповедь — „чти отца твоего и матерь твою, благо тебе будет“, и верю, что Господь тебе подаст эти блага». Вот. И, второе, он сказал, что «если это твой выбор, а мы тебя учили православной вере, дали тебе все, что могли, дать, то это и наш выбор». Вот. И действительно, как-то пока Господь нас милует, пока немножко принимает все мои ненормированные рабочие дни, все мои поездки какие-то — паломнические, не паломнические, все мои выходки. Вот. И слава Богу.

К. Мацан

— Вы упомянули, что папу видели редко. Папа — священник, но нередко, но он очень много времени проводил в своем служении, служении людям, и я не раз слышал похожие истории, похожие реплики детей священников. Если вы об этом говорите с каким-то благостным сердцем, то иногда это таит в себе и обиду. Вот я знаю историю, как одному знакомому священнику сын уже в старшем школьном возрасте сказал, что «у нас очень хорошая семья, но я тебя почти не видел в детстве, я поэтому не хочу быть священником. Хотя я, может быть, для себя бы этот путь и рассматривал, но вот то, как я вспоминаю детство, при том, что семья была прекрасная, вот именно это меня останавливает — что я потом буду своих детей не видеть». А вот вы этого не боитесь, как молодой священник, у которого еще вся жизнь впереди?

К. Лаврентьева

— ...двое детей.

К. Мацан

— Двое детей.

Священник С. Шумских

— Ну я не боюсь. (Смеется.) Да мне кажется, когда человек воспитан в понимании к родителям, в любви, в уважении, он все поймет, все примет. Папа много времени посвящал людям, но мы часто ему в этом помогали — куда-то поехать с ним, где-то помочь... То стройку в храме он там... Это несколько лет... Затеяли — там, купола меняли, и полы меняли, там, и ночами все это делали. Ну у меня нет никаких обид вообще. В принципе, я надеюсь, что у моих детей тоже не будет. Вот. Буду стараться с ними побольше времени проводить. Ну не знаю — у меня как-то вот только благодарность родителям, потому что я понимаю, что папа — он всегда рядом, и всегда, когда я хочу к нему обратиться, я смогу. А у людей у многих нет такой возможности — там, каждую минуту к священнику обратиться, там. И я понимаю, что в этот, в данный момент кому-то он больше пользы принесет, если он побудет, там, с каким-то другим человеком, пообщается, наставит его, поисповедует, причастит, чем вот со мной.

К. Мацан

— Судя по тому, что вы рассказываете, ваш папа обладал такой очень важной уникальной способностью проводить время со своими детьми, может быть, не так много, но очень качественно. И в памяти, в итоге, остается, что папа был рядом. Потому что в те моменты, когда он был рядом, он был рядом на сто процентов.

Священник С. Шумских

— Да, мы играли в футбол, читали жития святых, пили чай, ходили в бани, в бассейны, куда угодно, отдыхали на море тоже. Нет, папа всегда был рядом — нет такого, что вот он куда-то уехал, там, его месяцами нету. Нет. Просто обычно ложишься — папы нет, просыпаешься — папы нет. Ну, не обычно, но бывало такое, вот, часто бывало... Но днем...

К. Мацан

— В середине дня папа появляется. (Смеется.)

Священник С. Шумских

— (Смеется.) Но в основные моменты, конечно, в жизни везде папа всегда был рядом.

К. Мацан

— Священник Сергий Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

К. Лаврентьева

— Вы бы хотели, чтобы ваши дети пошли по пути церковного служения?

Священник С. Шумских

— Ответ положительный. И видя, как папа радовался и ликовал на хиротонии, когда он водил меня вокруг престола и когда совершилось это таинство священства, вот видя радость в глазах, хотелось бы когда-то и мне эту радость испытать. Потому что когда твой сын выбирает твой же путь, мне кажется, это дорогого стоит.

К. Лаврентьева

— А если ваш сын скажет вам, что он хочет стать учителем физкультуры, сможете это воспринять спокойно?

Священник С. Шумских

— Конечно, конечно! Нет, это его выбор. Насильно ни меня никто не заставлял, никак не подталкивал, не провоцировал, не ставил ультиматумы — это было мое такое решение, и я надеюсь и уверен, что, с Божьей помощью, я не буду никаким образом своих детей наставлять как-то, что «вот только в семинарию, вот тебе нужно быть священником». Нет, это должен быть осознанный выбор. Потому что даже при поступлении в семинарию были такие юноши, которые, придя, говорили: «Вот нам духовник сказал», «Вот меня папа сюда засунул», но такие к концу обучения... надолго, в общем, они не оставались.

К. Лаврентьева

— Может быть, это и хорошо?

Священник С. Шумских

— Да. Потому что это... Все-таки священство — это ты должен сам к этому прийти, сам это решить, чтобы потом не сказать: «А меня родители заставили, я в этом не виноват! Папа, это ты во всем виноват!»

К. Лаврентьева

— Когда вы писали в школьных анкетах, что вы хотели или хотите стать священником, как на это реагировали ваши одноклассники и учителя?

Священник С. Шумских

— Я учился в православной гимназии...

К. Лаврентьева

— А-а, понятно! (Смеется.)

Священник С. Шумских

— ...где папа являлся духовником этой гимназии... Поэтому...

К. Лаврентьева

— Ясно! (Смеется.) В общем, все схвачено со всех сторон!

Священник С. Шумских

— Поэтому там вся школа была наших родственников, детей священников...

К. Мацан

— Все удивились бы, если бы отец Сергий другое написал бы в анкете! (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Да-да! (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Ну да...

К. Лаврентьева

— Не забалуешь! (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Вот. Не, на самом деле, да, вот не было, как мы изначально говорили, таких вот кризисных периодов, потому что везде меня окружали православные люди, верующие. В армии, конечно, были у людей вопросы, там. Они называли, там, тебя «патриархом», «святым»... Вот они все, что знали о Церкви, у них все это вот на тебе там — поп, священник, патриарх, там — все в одном лице.

К. Лаврентьева

— Вам было это тяжело?

Священник С. Шумских

— Нет, в армии было легко. Уходя в армию, мне один священник сказал: «В армии надо все принимать с юмором». Ну я вот старался так все принимать с юмором и даже дал себе такое обещание — ну, понятное дело, не курить, я даже ни разу не пробовал в жизни это, и решил не материться. Ну я как бы не матерился, но просто там разговорный язык — это...

К. Лаврентьева

— (Смеется.)

К. Мацан

— Там очень... как будто включают такую «военную кнопку» сразу, и это как... входит в комплекте вот прохождения службы.

К. Лаврентьева

— У меня старший ребенок не ест мяса, вообще не приемлет, но очень любит мороженое. И говорит: «Я Великим постом откажусь от мяса». (Смеется.) Вот так отец Сергий решил отказаться от сквернословия. И курения. (Смеется.)

Священник С. Шумских

— Да .И ребята уже в конце — уже все, я ухожу, я дембель. И они, такие, звонят, типа: «Сереж, ты забыл кое-что сделать!» Я, такой: «Что?» — «Ну, ты... мы тебя просили». Они попросили меня, чтобы я хоть в конце выругался, хоть в последний день, чтобы их как-то облегчить. «Не-не-не, я ничего не забыл, я пошел!» (Смеется.)

К. Лаврентьева

— (Смеется.) Чудеса, конечно.

Священник С. Шумских

— И, на самом деле, в армии было здорово, мне понравилось, и кто-то тоже может относиться к ней как-то нехорошо... Сейчас вот брат у меня вернулся...

К. Мацан

— А где вы служили, в каких войсках?

Священник С. Шумских

— Я служил в ракетных войсках и артиллерии. Вот в артиллерии сначала, тут, в Коломне, в сержантской учебе, а затем в Челябинской области, в Чебаркуле. Мы там стреляли из таких «Ураганов», вот...

К. Лаврентьева

— Ну, в общем, школу такую определенную вы прошли?

Священник С. Шумских

— Ну да. Ну, я после курса семинарии пошел в армию, и, в принципе, мне еще поэтому, может быть, легче было — потому что там тоже подшиваешься, тоже распорядок. Но сложностей каких-то мне особо там не составило.

К. Лаврентьева

— Отец Сергий, у нас сегодня такой потрясающе легкий с вами разговор! Вы знаете, вообще никакого напряжения. Действительно веришь тому, что вы говорите. Действительно, вот, знаете, «с силой сказанное слово» вы произносите, правда, да? Это истина, она чувствуется, душа всегда чувствует правду. Так и есть, все так и есть — и в семье вашей, и в душе вашей, и слава Богу. Отец Сергий, ну были ли у вас какие-то трудные периоды, вот когда трудно, когда радость покидает, когда ты не знаешь, как благодарить и чего просить? Посещали они вас, или пока Бог уберег?

Священник С. Шумских

— Пока Бог уберег.

К. Лаврентьева

— Вот и слава Богу, пусть и дальше так будет.

Священник С. Шумских

— На самом деле, даже вот много, часто спрашивают: «Есть ли у вас духовник, есть ли у вас, там, вот батюшка, к которому вы обращаетесь за советом?» Я говорю: «Да пока не было таких ситуаций, которые требовали вот какого-то такого прямо вот постороннего вмешательства». Есть папа, которому я всегда могу позвонить, что-то спросить...

К. Лаврентьева

— ...как супервизор в психологии.

Священник С. Шумских

— Да. И он всегда, как никто лучше зная меня, что-то подскажет, как-то наставит. Но, к счастью, таких моментов не было каких-то, вот чтобы я как-то усомнился в чем-то, как-то уныл прямо сильно или... Понятно, ежеминутно они есть, конечно. Что-то там... расстроился, куда-то не успел, что-то не сделал...

К. Лаврентьева

— Ну это да...

Священник С. Шумских

— Вот. А так, глобально, слава Богу, как-то Господь миловал. Наоборот, Он столько радости дает. Даже вот поступление в семинарию... Я помню еще моменты из детства, когда ты приезжаешь с папой... Папа постоянно приезжал в Троице-Сергиеву лавру, и для тебя это что-то вообще невообразимое, за пределами вообще твоих мечтаний, за гранью вообще где-то. И когда ты поступаешь в лавру к преподобному, это неописуемое чувство. Затем когда ты поешь в хоре, в братском хоре, где папа тоже пел, это все большим авансом тебе дается, и ты думаешь: «Господи, ну за... Нет: где же, в чем же подвох? Когда же уже вот что-то будет плохое?» (Смеется.) Но пока, слава Богу, ничего плохого так вот не произошло.

К. Лаврентьева

— Дай Бог.

К. Мацан

— Я бы знаете о чем хотел спросить? Такая тема, как Церковь и мир... Я замечаю, что даже вот по передаче на радио «Вера», или это по проповедям иногда слышно священников, условно выделяется так вот два типа отношения к жизни, к миру изнутри Церкви. Один — это то, что мы в Церкви находимся, и, в принципе, это наше пространство, и то, что за пределами Церкви, нас, в принципе, особенно не касается. То есть, даже вот к нам в программу приходит священник, и видно, что он разговаривает так, как если бы по ту сторону микрофона были его прихожане. И не потому, что он не знает, что нас слушают, в том числе, и светские люди, нецерковные, а просто потому, что он привык так мыслить. Это не плохо, это просто вот факт его восприятия мира. Он в Церкви, ему хорошо, для него то, о чем следует говорить, то, о чем следует думать, это проблемы церковные людей, которые уже в ограде. А те, которые не в ограде, ну, у них своя жизнь, и мы к ней особого отношения не то, что не имеем, но когда они придут к нам в ограду, заинтересуются Церковью, мы будем с ними разговаривать. Это не плохо, повторюсь, я не пересказываю это как какой-то негативный момент. Это просто вот такая психология, если угодно, в широком смысле слова.

И другая, другой вариант отношений — то, что «нет, мы должны обращаться ко всему миру изнутри Церкви, мы не должны быть замкнуты, мы не можем вот в этом смысле считать, что мы в своей общности, а вокруг нас какая-то другая общность». «Реки воды живой должны в мир течь». И это и другое мышление, и другое говорение. Вот я замечаю, что среди священников, которые пришли к вере и в Церковь как бы из светского прошлого (вот были неверующими инженерами, потом произошел религиозный опыт, и человек пришел в Церковь), они, скорее, склонны вот ко второму варианту понимания. А те, кто с юности в Церкви, в семье, они вот, скорее, к первому тяготеют. Вот вы как себя чувствуете в этом контексте?

Священник С. Шумских

— Ну, мне кажется, обособлять себя — это как-то очень эгоистично. Мы живем в мире, где действуют законы, там, даже, конституционные, гражданские, вот, нам от них никуда не деться. Вот вера — для всех, Бог — для всех, солнце светит для всех, и как-то ограждать себя — «вот мы Церковь, мы тут вот кучка тех, кто спасется», — ну, мне кажется, это тоже не совсем правильно. Потому что и слово Евангельское мы должны для всех нести, и должны со всеми вступать в диалог, будь то конфессии какие-то, религии, светские, атеисты... Мне кажется, мы должны быть всем и для всех.

К. Мацан

— Чтобы приобрести хотя бы некоторых, по словам апостола Павла?

Священник С. Шумских

— Да. (Смеется.) Так что тут, мне кажется, ну нельзя как-то и вот мир отделять: «Вот все, меня это не касается, коронавирус — это не мое. Вот я тут... У нас Церковь, все вот... Проблемы других меня не касаются». Нет, мне кажется, правильнее все-таки идти по царском золотому пути, считаясь со всеми и внешними факторами, и внутренними, и церковными, и светскими, и как-то вот находить такой баланс равновесия между этими двумя структурами, организациями... мирами.

К. Лаврентьева

— Мирами, угу.

К. Мацан

— Тут, скорее, даже нет... Вот я, задавая вопрос, не имел в виду такой, знаете. надменности — типа, «мы спасаемся, а они там погибают». Я вспоминаю историю, как наша коллега Аня Леонтьева рассказывала...

К. Лаврентьева

— Да-да-да.

К. Мацан

— Она приехала в монастырь какой-то, спрашивает у матушки: «Ну как ваши дела?» И матушка такая грустная: «Ну мы погибаем...» И Аня ее спрашивает: «Почему так пессимистично?», на что матушка отвечает: «А вы что, думаете, что вы спасаетесь?» Вот. Я, скорее, знаете, про какое-то такое ощущение, ну, такой самоизоляции в Церкви спрашивал — что «вот мы есть, и нам, в общем-то, в этом мире комфортно и хорошо, и границы нашего мира совпадают с границами Церкви». И вторая психология — что нет, границы мира шире границы Церкви, и мы все-таки ощущаем себя в мире и в этот мир из Церкви выходим. Но вот то, о чем вы сказали, спасибо вам, да.

Священник С. Шумских

— Ну я вот второго, мне кажется, придерживаюсь. Потому что кто мы такие, чтобы судить — вот человек, например, он, там, атеист, а вот перед смертью он принял веру, там, пострадал, может быть даже, мученически. Мы же не знаем, как кто закончит, как что это... И так ограничивать — те сюда, эти по левую сторону, эти — по правую — нет. Конечно, мы для всех открыты, всех любим. Каждый человек — это образ и подобие Божие, будь он, там, темнокожий, будь он мусульманин. Каждый человек — он человек.

К. Мацан

— А у вас есть друзья из нецерковной среды?

Священник С. Шумских

— Кто-то мне недавно задавал этот вопрос...

К. Лаврентьева

— Мне кажется, нет.

Священник С. Шумских

— ...и, на самом деле... Ну есть армейские друзья, которые, ну, околоцерковные. Я не знаю, честно говоря, как они к Церкви относятся — скорее, больше, положительно, но, может быть даже, некрещеные. А так — как-то все вот... православная гимназия, семинария, все как-то в лоне Церкви, в ограде Церкви все мои общения проходили. Ну есть, наверное, друзья друзей, которые как-то ищут себя. Но больше я склоняюсь, наверное, к тому, что нету таких друзей.

К. Лаврентьева

— Удивительно то, что вы с детства в Церкви, все у вас связано непосредственно с ней — ваша учеба, ваша жизнь, ваши хобби, ваше свободное время, цели, мысли, устремления, и вы настолько вот этот свет пронесли и несете его, и семья ваша его несет. Это на самом деле такой уникальный случай, учитывая, что сейчас вообще мода такая — обсуждать, как кто травмировался в постсоветской Церкви 90-х годов, как кто заработал какие-то там, ну, понятно, неврозы. Бывают всякие ситуации, бывают разные случаи, и разные люди встречают нас на пороге Церкви, да? Это все ясно. Но удивительно то, что вас это вообще не коснулось. Такое ощущение, что вы такая незапятнанная лилия, и я очень рада...

Священник С. Шумских

— Ну это все заслуга родителей.

К. Лаврентьева

— ...что вы к нам пришли сегодня. И спасибо вам, вашим родителям замечательным, отец Сергий, и спасибо вашей семье и вам за то, что вы так вот честно, просто, такая вот хорошая простота... вот просто, честно, красиво и так как-то ладно все нам это поведали, рассказали. Спасибо вам огромное. Мы от всей души с Костей вас благодарим.

Священник С. Шумских

— Да это вам спасибо, что позвали, что слушаете.

К. Лаврентьева

— У нас в гостях был священник Сергий Шумских, клирик храма Священномученика Антипа Пергамского на Колымажном дворе. У микрофона был Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы благодарим вас за этот разговор, благодарим за то, что с нами были наши дорогие радиослушатели, прощаемся с вами. Всего вам доброго и до свидания!

К. Мацан

— До свидания!

Священник С. Шумских

— До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Преобразования в современной системе образования». Максим Костенко
• «Донорство крови и костного мозга». Алена Фирсова, Наталья Быстрова, священник Дмитрий Гуров
• «Смыслы Таинства Крещения». Священник Григорий Геронимус