Поделиться
У нас в гостях был настоятель московского храма Спаса Преображения Патриаршего подворья в Переделкино священник Иоанн Нефёдов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, а также об опыте общения и совместного служения с Патриархом Алексием II и с нынешним предстоятелем Церкви — Патриархом Кириллом.
Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева
«Светлый вечер» — «Путь к священству»
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я, Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Иоанн Нефедов, настоятель патриаршего подворья в городе Переделкино, заведующий отделом богослужебных книг издательства Московского патриархата. Добрый вечер.
Священник Иоанн Нефедов:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Иоанн, напомню и нашим слушателям напомню, что в этих беседах по вторникам мы говорим со священником о его пути к вере и в вере и о том, что привело к священству. И об этом тоже сегодня с вами хотелось бы поговорить, хотя я уже предвижу, зная вашу биографию, ответ из серии, когда приходит в студию священник, который сам из священнической семьи: да что у меня? У меня все понятно, родился, папа священник, я потом тоже стал священником, в общем можно закончить программу на этом. Но это с одной стороны, а с другой стороны, меня поразили в свое время слова одного из наших гостей, который тоже священник и сам из священнической семьи. Его мысль — что, может, ребенку, подростку, который рождается в церковной семье и который прошел через подростковый возраст и не ушел из церкви, а в итоге в церкви остался, даже стал священником, может, это даже больше подвиг внутренний, чем, допустим, биография, когда человек из не церковной семьи в какой-то момент, может быть, в институте приходит к вере, открывает для себя мир православия и на волне радости и этого огня поступает в семинарию и потом становится священником. То есть такой путь какого-то мерного возрастания и пребывания всю жизнь в церковной семье, и все равно решение идти этим путем, быть священником, это, может быть, требует больших усилий, больше веры, больше работы над собой или больше борьбы с какими-то искушениями и так далее. Что вы об этом думаете?
Священник Иоанн Нефедов:
— У меня, наверное, не было такого подвига, который вы так красочно обозначили. Просто папа наш и мама очень — папа любил, скончался он пять лет назад, а мама жива — очень любят богослужения. Мы с детства в богослужении находимся. Эта любовь передавалась, и ты к этому стремился всегда с детства. Поэтому такого борения и одоления своих метаний не было. Нам было в этом смысле хорошо в Евангельском смысле: «Хорошо нам здесь быть». Мы всегда стремились, все всегда пели, читали, алтарничали, это фундамент заложило живой, как мне кажется, в то, чтобы идти дальше этим путем именно по любви к этому. И мне вообще кажется, что очень трудно быть священником, не любя богослужение, не любя храмовое собрание, причем, во всех его появлениях, в синтезе искусств, конечно, служение Богу, прежде всего. Поэтому мы, будучи вскормлены от молока матери в любви к богослужению, к богослужебным текстам, к песнопениям, ко всему тому, как это должно быть, с донесением дореволюционной традиции. По маминой линии род священнический очень обильный. Они очень много сохранили в дневниках, рассказывали, передавали, как сами служили, и это видели их дети, внуки. Это все передалось и определило какой-то такой вектор, мне так кажется, органичный. Конечно, сейчас уже везде звучащая мысль, что у каждого человека, в том числе и в священнической семье выросшего, наступает момент, когда Бог его отцов должен стать его личным Богом. Это да, в той или иной степени происходило.
Кира Лаврентьева:
— А в каком возрасте у вас это происходило?
Священник Иоанн Нефедов:
— В таком подростково, начало юношеского.
Константин Мацан:
— А как это было? Помните этот момент, ну, или не момент, какую-то смену состояния, когда вера унаследованная становится личной, когда открываешь себе Бога не потому, что тебе о нем много рассказывали, а потому что здесь и сейчас эта встреча произошла.
Священник Иоанн Нефедов:
— Так ярко не помню. Яркого в моей жизни вообще не много, как я считаю. А если в целом это начинается, когда родители деликатно подталкивают, подсказывают тебе в сложных ситуациях, будь то какой-то экзамен или еще что-то серьезное. Особенно если ты не готов или проболел, какие-то экстремальные сочетания ситуаций, они подсказывают деликатно, что ты Богу помолись, проси. И с этого опыта Богоявления в твоей жизни начинается исповедание личное. Я помню один экзамен в музыкальной школе, еще что-то такое, когда тебе кажется, что ты на грани, сейчас что-то случится страшное, позорное, и ты реально молишься от сердца чуть ли не со слезами. Эта помощь и управление ситуацией, которую ты созерцаешь потом, причем не то, чтобы без твоего участия. И то, что ты видишь, что ты смог сделать, и как это сочетается удивительно и благоисходно, в этом начинает проклевываться опыт личный, и он дает отросточек, веточки своей вере. Опять же это без ярких каких-то проявлений было. В этом случае я не особенно самобытен.
Кира Лаврентьева:
— Вы сказали про любовь к богослужению, я вспомнила слова одного священнослужителя, который предположил, что если ты не любишь литургию, то в Царстве Небесном тебе будет скучно. Это интересный момент. Никто не знает, что там будет, но многие святые отцы предполагают, что там будет непрестанная божественная литургия. Вы помните момент, когда вам стало интересно быть на службе, и вы стали деятельно душевно там присутствовать? Все-таки ребенку очень сложно выдерживать Божественную литургию. Как сказал нам один гость: у меня с детства только одна претензия — к длине службы. Я говорит с ней так до сих пор и не смирился. Ему двадцать четыре года, он регент. Но он говорит: все равно мне кажется служба очень длинной. Представляете до сих пор. Как это было у вас?
Священник Иоанн Нефедов:
— По детству я помню, и сейчас стараюсь со своими детьми, это вовлечение человека в церковнослужение.
Кира Лаврентьева:
— То есть в алтарь мальчиков взять, девочек на клирос.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да. Опять же терпеть их в определенной степени ради глобальной цели. Это тоже не всякий готов делать, но это можно как-то попытаться устроить. Чтобы он, тут зажги, принеси, подай, налей кипяточек, разбери записочки, еще что-то, и включенным в деятельность находишься.
Кира Лаврентьева:
— И привыкаешь.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, тебе не кажется очень длинно. Хотя бывает, когда кончится, когда кончится, бывало, конечно. Но все-таки привыкаешь. И самое важное, как мне кажется, об этом почему-то совсем не говорится, и наоборот советуют никого не напрягать, приносить к причастию детей. Но важно, чтобы ребенок впитывал, чтобы он имел опыт пребывания в этой, как один богослов говорил, атмосфере Царствия Небесного, чтобы он это впитывал неизреченными каналами. Это потом ложится каким-то неизреченным фундаментом в его церковное бытие. Для этого нужно потерпеть, конечно. Огарком куда-то капает, вроде как балуется, тут пропал, заснул, что-то рисует, не то что-то сделал или на клиросе что-то шебуршиться начинает, книжку уронили. А тем не менее, даже если за это наказали или пожурили, то, что человек был долго, условно говоря, долго для него внутри богослужения, это огромное значение имеет. А сейчас ни родители, бывает, не хотят неудобство от этого испытывать, особенно со стороны окружающих, мешать им молиться, как выражаются, ни окружающие не готовы ничего терпеть, особенно если они молятся. В лавре, помните, монахи начали жаловаться игумену, что он водрузился у них в монастыре, и толпы народа к нему идут и мешают им молиться. А он их спросил, а вы раньше больше молились, до того, как он здесь оказался? Они сказали, нет, не больше. И он похвалил их за честность. Помню этот эпизод замечательный. Мешать молиться — такая идея, она конечно, очень с большим минусом, потому что никто не готов ничего терпеть, по большому счету. Терпели как-то все, и папа старался и мама. Материнство это вообще в этом смысле подвиг огромный, потому что для тебя особенно службы не получается, все такое рваное, все время кого-то вылавливать, выпасать, утешать. Но какое-то время проходит и это огромное значение имеет.
Кира Лаврентьева:
— Там своя благодать и для матери.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, само собой, правильно заметили.
Константин Мацан:
— Мать. Из опыта говорит.
Священник Иоанн Нефедов:
— А когда, вы говорите — осмысленно, это конечно, голос ломается, более-менее уже устанавливается, и алтарничание более такое священнодейственное, и ты начинаешь участвовать содержательно. Чтение и пение на клиросе это тоже основа, для меня лично.
Кира Лаврентьева:
— Да.
Священник Иоанн Нефедов:
— Более того, дальше больше, любовь, видимо, наследственная, никакой заслуги здесь нет, срабатывает к самому церковнославянскому языку, к строю, ходу. Ты начинаешь интересоваться, как устроено, какие книжки, как и что в них располагается, оформление, верстка, буквицы, орнаментика. Сама теплота книги. Я еще застал, они дореволюционные были все на клиросе, сохраненные. Потом потихонечку начало что-то появляться, и то это было в соседстве. И когда ты читаешь построчно, что называется, ты богослужение проходишь на клиросе чтецом, буквально без всяких лакун, и это тебя оживотворяет и наполняет, как сейчас модно говорить, этим контентом.
Кира Лаврентьева:
— Церковным.
Священник Иоанн Нефедов:
— Дурацкое, конечно, слово. Содержательностью такой. Вот это для меня самое главное. И до сих пор это питает. И я вижу, что это совершенно бездонное нечто. Это удивительно совершенно. И чем больше ты подтягиваешь сюда инструментария, который сейчас доступен, много лекций и материалов всяких, тем более это удивительно, и более питает, и служба в радость, в великую любовь, а не в ярмо.
Константин Мацан:
— Священник Иоанн Нефедов, настоятель патриаршего подворья в Переделкино сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А я бы вот о чем хотел спросить. Я невольно оказался свидетелем такого эпизода в одном из храмов, это не тот храм, в который я регулярно хожу, когда подросток, может быть, еще не подросток, но ребенок среднешкольного возраста на службе, в стихарике, читает, выносит свечку, все красиво, чинно. Несколько друзей, видимо, они уже все вместе в алтаре. А потом я наблюдал их на площадке детской, где они после литургии играли друг с другом. С одной стороны, друг друга по-дружески мутузили и разговаривали тем языком, которым многие подростки разговаривают, теми словами, которые в эфире нельзя произносить. Меня это не может не смутить, только что он был на богослужении, и сейчас использует ненормативную лексику. С другой стороны, здесь я ни на йоту не осуждаю, в том смысле, что я понимаю, что мы живем в том обществе, в котором живем, дети церковных семей такая же часть этого общества. Я вас хочу спросить о том, как вы это оцениваете по-пастырски, как к этому относиться? Это неизбежность, с этим нужно работать, это какая-то особенность времени, что сочетаются не сочетаемые, казалось бы, вещи. Вы наверняка, я уверен, что священник, который с детьми работает, намного больше меня таких историй знает и то, что видно мне, это лишь вершина айсберга. Поэтому я спрашиваю не об ужасах и плохих сторонах, которых, повторю, священник может намного больше рассказать, сам. Что с этим делать? Как вы встречаете эту проблему, если она есть?
Священник Иоанн Нефедов:
— Я ее встречаю в свете подросткового возраста, там все бурлит, человек сам себя не понимает до конца, у них всплески гейзера какого-то, и все это очень своеобразно, поэтому на этом отрезке добиваться в плане очевидного результата просто нереально и не умно даже, я бы так сказал. Тут терпения нужно набраться, ждать, пока человек придет в себя и, как в советское время говорили, «устаканится». Интересное выражение. Но ждать не пассивно, конечно, а пытаться с ними работать, объясняя, что такое матерная брань, почему это плохо, ориентируя их на положительный образ, но при этом, принимая, что ты не всесилен и слово в таком возрасте мало чего может сделать. Оно сеется, оно свидетельствуется, а дальше ты должен ждать, когда там все перебурлит, перебродит и даст какой-то плод. Где-то можно дисциплиной, объясняю, что так надо, дресс-код. Нельзя в алтарь прийти, облачиться в стихарь на какую-то майку и в красные кроссовки и драные джинсы, и в таком виде ходить. Когда выходит алтарник, и, кажется, что он после душа вышел и надел стихарь как халат, голая шея оттуда торчит, выглядит это, какой-то кич полный просто получается. Многие вообще не чувствуют этого, не понимают, тут можно сказать — дресс-код, правило такое или ты хочешь и ходишь...
Константин Мацан:
— Рубашка, брюки.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, рубашка в брюки, строгие туфли. Или ты не ходишь, молись в храме, в чем проблема? Это тоже понятно в дисциплинарном смысле. А все внутреннее, это только любовью, разговорами, увещеваниями, посильно работой, времени-то не хватает на все, работой с человеком заинтересованно, уважительно, всячески его взращивая, пестуя. Но опять же, терпя, потому что сразу ничего не получится. А что касается контраста все равно, исключая крайности совсем бунтарские, нужно, чтобы человек был в том числе и в алтаре. Если он совсем уж не выкамаривает из себя что-то такое невыразимое. Это огромное тоже таинственное значение имеет. Я в этом базируюсь на словах отца Иоанна (Крестьянкина), которые мне папа с мамой рассказывали и дедушка мой по маме. Он говорил, что если человек хотя бы раз пол в храме помыл, его и за это Бог со дна достанет, что называется, и возвратит к Себе. А если человек все-таки прислуживает и старается всячески, как он может, хотя не понимает, что это должно быть цельно по жизни. У нас и взрослые многие не понимают, что должно быть цельно, к целомудрию мы должны стремиться и возвратиться. То это тем более является таким большим залогом по любви, что Бог сохранит и вменит ему в некое оправдание, когда его будет совсем, может быть, швырять по жизни, чтобы его вернуть к Себе, к Своей любви и уже привести в единство жизни в алтаре и жизни уже не на детской площадке...
Константин Мацан:
— А на взрослой площадке.
Священник Иоанн Нефедов:
— На площадке жизни.
Константин Мацан:
— На стройплощадке.
Священник Иоанн Нефедов:
— Мне кажется, это должно быть и надо, но все должно быть растворено терпением, без терпения с детьми ничего не получится.
Кира Лаврентьева:
— Отец Иоанн, немножко вернемся к вашему пути к священству. В 22 года вы были уже иподьяконом святейшего патриарха Алексея. Что это был за период для вас? Это был некий этап или такой период повышения квалификации? Или было все-таки личное общение со святейшим, которое вас обогатило в каком-то смысле?
Священник Иоанн Нефедов:
— И то и другое, я думаю. В моем... не поколении, а как это называется, призыве что ли, иподьаконской команды почти все были набраны поневоле и потом я узнал....
Константин Мацан:
— Что значит поневоле?
Священник Иоанн Нефедов:
— Они не хотели быть иподьяконами. Есть такое расхожее мнение, что иподьяконы это такие блатные люди, которые устроились, или их папочка устроил, они все мажорные, блатные, тем более у патриарха и поэтому спали и видели и им это удалось.
Кира Лаврентьева:
— Давайте поясним для наших радиослушателей, как вообще в иподьякона попадают и что это за способ служения.
Священник Иоанн Нефедов:
— Попадают так, как благословляет действующий патриарх, на тот момент действующий патриарх.
Кира Лаврентьева:
— Из послушников?
Священник Иоанн Нефедов:
— Из учащихся чаще всего. Это чаще всего традиционно происходит во время учебы.
Кира Лаврентьева:
— В семинарии?
Священник Иоанн Нефедов:
— Да. Такое получается послушание.
Константин Мацан:
— Иподьякон это помощник, то есть это не степень священства.
Кира Лаврентьева:
— И не дьякон.
Священник Иоанн Нефедов:
— Называется по реальной степени «церковнослужители», это не священнослужители, а церковнослужители. Эта степень имеет хиротесию, но в подавляющем большинстве случаев у нас этого нет. То есть иподьяконы нареченные, названные.
Константин Мацан:
— Это помощники, допустим, епископа. Они помогают ему на богослужении и в обычной жизни. В основном на богослужении.
Священник Иоанн Нефедов:
— Нет, это интересный момент такой, что богослужение лишь некая, по крайней мере, по патриаршему иподьаконству как я помню, это одна пятая.
Кира Лаврентьева:
— Верхушка айсберга.
Константин Мацан:
— А остальные четыре пятых?
Священник Иоанн Нефедов:
— А остальные — такая довольно тяжелая работа подготовительная. После богослужения выезды, вещи, подарки, облачения, что к чему, почему, ничего не перепутать, огромное количество всякой подготовительной работы, устройство всего по своим местам. Еще всякой дополнительные поручения бывают, которые не видны. А парадная часть — церковнослужительская — очень красивая, но не является измерением иподьаконства. И у нас так было, это довольно экстремально, хотя очень красиво, окружено честью и возвышенностью, но одна из частей только, к которой идут долгие труды приготовления, бессонные ночи, особенно у самых ответственных, старших. При этом это не степень, это некая нареченность, благословляется человеку по его испытании носить подрясник, стихарь с орарем, но не более того. К престолу он прикасаться не может, ничего такого, что...
Константин Мацан:
— В общем, не священнослужитель.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, мало кого в эту степень посвящают. Есть люди, я тоже побыл несколько месяцев настоящим иподьяконом прямо перед хиротонией в дьяконы, но в основном это не так. А набираются по какому-то выбору предварительному, по какому-то отсеву, может быть рекомендации, для меня это до конца не открыто, я не знаю, как это происходило. А потом тебя вызывают, и ты проходишь некий искус в деле, потом решается, быть тебе, не быть.
Кира Лаврентьева:
— То есть это серьезный все-таки вопрос?
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, очень серьезный, особенно у патриарха очень все серьезно.
Кира Лаврентьева:
— И тогда решилось, что все-таки быть вам дьяконом, отец Иоанн?
Священник Иоанн Нефедов:
— Иподьяконом.
Кира Лаврентьева:
— После иподьаконства решилось, что вам быть все-таки дьяконом.
Священник Иоанн Нефедов:
— Нет, что быть дьяконом и священником — это подразумевается самой семинарией. Если человек поступает в духовные школы, он, наверное, хочет служить Церкви в священном сане. Ну, хочет как? Смиренно, с сознанием своего недостоинства, но это некий вектор уже. Что про иподьаконство можно сказать, возвращаясь к поневоле. Все поступают, меня вообще расперло просто учиться в эти годы. Видно, какой-то склад, бывает человек с детства радость родителям, а бывает, что он в школе до конца не поймет, что, зачем, ему до конца ничего не интересно, учится хорошист и все. У меня примерно так было, я любил определенные предметы, учился центровзвешенно, так скажем. А когда я поступал в семинарию, меня пробило учиться. И тут меня призывают, мол, давай, и потом я узнаю, что, оказывается, самые удачные пути служения иподьаконского у тех, кто взят поневоле. А те, кто специально стремился пролезть, обычно это заканчивается неуспехом или кляксой или просто человек не попадает. Это интересная закономерность. И конечно, это большая школа. Общение было с патриархом Алексеем. Он очень к человеку располагался, если он видел, что человек искренне служит и ответственно относится к делу, всегда уделял внимание. Я Богу благодарен за эти годы, потому что это бесценно. Хотя это было очень трудно совмещать, но бесценно.
Константин Мацан:
— Вернемся к нашем разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Иоанн Нефедов, настоятель патриаршего подворья в Переделкино, заведующий отделом богослужебных книг издательства Московского патриархата. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на «Светлом радио» продолжается, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Иоанн Нефедов, настоятель храма Спаса Преображения патриаршего подворья в Переделкино города Москвы. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Иоанн, о иподьяконстве мы с вами вкратце поговорили. А какие бы вы выделили вообще периоды, важные для вас на пути к священству, сейчас, оборачиваясь назад? Что было поворотным моментом, когда вы решили, что все, священство это мое? Одно дело смиренно хотеть, а другое дело уже сесть в эту лодку.
Священник Иоанн Нефедов:
— Вы знаете, опять ничего яркого не могу вспомнить. Оно просто поступательно укреплялось, приобретало вес и плавно перетекло в поступление в семинарию. А все, что Божьей милостью и промыслом удалось вобрать накопить из смежных областей, просто все вливается органично. Еще раз повторю, что, на мой взгляд, наверное, это мой взгляд, все по-разному бывает в жизни, и говорят по-разному, но, наверное, если ты в семинарию поступаешь более-менее осознанно...
Кира Лаврентьева:
— Понимаешь, зачем поступаешь.
Священник Иоанн Нефедов:
— ... ты уже голосуешь.
Константин Мацан:
— Вы были иподьяконом не только у почившего патриарха Алексея II, но и у нынешнего патриарха Кирилла.
Священник Иоанн Нефедов:
— Угу.
Константин Мацан:
— Это тоже интересная тема, я надеюсь, что сможете что-то об этом сказать. Ведь у большинства наших слушателей представление о патриархе по его присутствию в СМИ, его проповеди публикуются, богослужения транслируются, в новостях рассказывается. У человека, который в информационном пространстве существует, есть какой-то образ предстоятеля. Вы много лет общаетесь с ним близко. Ну общаетесь как? Как с предстоятелем, но находитесь рядом и видите предстоятеля в служении, в работе, может быть, совсем с другой точки, с другого ракурса. О чем мы, которые смотрим со стороны, даже не подозреваем. Какой предстоятель в личном общении для вас, какой ваш опыт?
Священник Иоанн Нефедов:
— Во-первых, наш патриарх Кирилл тоже очень любит богослужения. Это мне было очень драгоценно и дорого. Он очень любит молитву, он нам всем постоянно повторял и еще мы это постоянно слышали, когда он напутствует на литургии вновь рукоположенного священника, что богослужение должно быть на первом месте, все остальные твои дела и послушания это потом. Если ты будешь так жить, тебе Бог все воздаст, устроит, благословит все твои начинания, и все будет успешно. Если же ты будешь без конца юлить, этот...
Кира Лаврентьева:
— Баланс.
Священник Иоанн Нефедов:
— Даже не баланс, а иерархию перекосячивать, то все посыплется. И он своим примером жизни это постоянно нам являл. Он совершенно удивительно читал молитвы, вслух, ясно, четко, по фразировке и произношению было видно, что он их глубоко чувствует, понимает, и через себя и от себя адресует, и это тоже огромное впечатление для молодого человека, который около находится. Это все воспитывало. По-человечески у него совершенно замечательный юмор, бывает тоже такой момент.
Константин Мацан:
— Та-ак.
Священник Иоанн Нефедов:
— Бывало накоротке какая-то ситуация, он разряжал ироничной репликой, и все становилось на свои места. А при этом он требовательный, очень концептуальный, конкретный, это тоже очень привлекало и воспитывало. Дальше я ничего сказать не могу, потому что на богослужении совпадение довольно краткосрочно. Постоянно около него я никогда не был, это были другие люди, и тут я больше ничего засвидетельствовать не могу. А то, что я видел, это вот эти самые главные вещи. Да, и он нас всех с самого начала, еще с местоблюстительства всячески увещевал, мол, братья, вы должны обязательно готовиться и причащаться святых Христовых Таин, как бы вам ни было трудно и хлопотно. Литургия наше общее дело, наша общая молитва, собрание вокруг трапезы Христовой, надо обязательно причащаться и даже подвизаться в том, чтобы это не откладывать, не оставлять на самотек и на факультатив. Тем более что вы церковнослужители и идете к священному сану. И сейчас вспомнил, простите, Константин, по связи, он часто и нам и алтарникам, всем, казалось бы, низшим церковнослужителям повторял, что на литургии, вообще на богослужении нет никаких пустых второстепенных действий. Даже когда ты подаешь кадило, положив в него ладан, ты уже священнодействуешь, ты в общей ткани, в общем живом течении богослужения, и ты не можешь к этому относиться, как ты сунул что-то, он пойдет священнодействовать, а я пойду в телефоне посижу. Ты должен быть в службе от начала до конца, лишь иногда переключаясь на необходимые тебе действия, и опять возвращаясь в общую канву молитвы. Это тоже было ярко сказано и постоянно повторялось и закладывало очень важное отношение к службе. При святейшем Алексее II это тоже всегда все было, но он, может, своей деликатностью, или другой по устроению. Я боюсь, чтобы здесь не получилось каких-то сравнений, мне кажется, вообще некорректно людей сравнивать ни в коем случае никогда. Просто не звучало на первом плане, да, мы готовились, мы причащались, но это было больше отдано на наш выбор. А патриарх Кирилл не принуждал, не говорил, что так и никак иначе, но более предметно...
Константин Мацан:
— Наставлял.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, наставлял и к этому подвигал, объясняя и вдохновляя. Это тоже очень запомнилось.
Константин Мацан:
— Я как раз об этом хотел спросить, вы об этом начали говорить. А молиться-то удается иподьякону, который должен много чего сделать, и ответственность такая, не так подашь, не туда встанешь, нарушишь что-то, уже потом какие-то взыскания будут. А пребывать во внутреннем сосредоточении молитвенном удается?
Священник Иоанн Нефедов:
— Сначала, конечно нет, только до и после.
Константин Мацан:
— Этому учиться приходиться, молиться в суете?
Священник Иоанн Нефедов:
— Да. Как только входит в привычку, и даже хотелось бы это отметить, некое мастерство, потому что любое дело требует мастерства и достижения органичного состояния, когда оно... Про Маресьева помните, летать хотел и настоял, в конце он там есть описание в книге, когда он достиг со своими протезами того состояния, когда ты как бы сливаешься с самолетом. Это в любом деле, в том числе и в иподьяконстве. Если ты в себя впитываешь и удерживаешь, то это состояние достигается, это становится совершенно органичным, и тебе не нужно каждый раз в голове с усилием удерживать, ты уже ориентируешься более спокойно, и тогда, да, можно достичь. Если ты хочешь, если ты этого ищешь, если у Бога просишь, то, выполняя массу сложных действий и отслеживая массу непредвиденностей, можно молиться. И я думаю, что это тоже большая школа, я потом это понял, она очень пригождается в священстве, а в настоятельстве тем более, потому что эта многозаботливость, как шквал всякого разного. Это очень помогает сохранять внутреннее сосредоточение.
Кира Лаврентьева:
— Отец Иоанн, вы помните первые годы своего священства, какими они были? Можно это сравнить с синдромом молодого специалиста? Горение...
Священник Иоанн Нефедов:
— Конечно, да.
Кира Лаврентьева:
— Везде хочется успеть, всем хочется что-то посоветовать.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, да, совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Ты все понимаешь, все знаешь.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да. Это тоже такое благое неофитство. Мне очень близка мысль, которая и на Радио ВЕРА многочисленно звучало, что зря неофитство огульно ругают и пренебрежительно его вспоминают. Что, мол, теперь-то я уже такой видавший виды, а это все вспоминаю, как на каждом углу крестился.
Кира Лаврентьева:
— Медовый месяц такой.
Священник Иоанн Нефедов:
— А на самом деле в нем огромный пламень и удивительная совершенно благодать. То настоящее, подлинное, что в неофитстве есть, и даже в любом служении или в профессии — это здорово, конечно. И да, всех выслушать, всем помочь, служить и всячески быть таким священником, который везде святыми отцами описан, что ты изучал, какие идеалы тебе показывали, и ты стремишься таким быть и наслаждаешься Божественной евхаристией, как сказано в молитве замечательно: «наслаждаться Божественной евхаристией». И все это было, и это удивительные годы. И все маститые священники, кого ты спрашивал о совете или просто сами подходившие после хиротонии поздравлять, все говорили о том, что дай Бог тебе подольше сохранить трепетность, благоговение и радость непосредственности, которая должна быть вне времени, вне историчности, чтобы не было замыливания. Для этого требуется тебе труд, говорили они, надо всячески взгревать это в себе и Богу молиться, потому что это дар Божий, но при этом нужны бдительность и усердие. Ты запоминай, говорили они, что это такое, чтобы тебе этим огоньком потом согреваться и от него постоянно зажигать, бывает, что какой-то потухший свой светильник, или угасающий. Это да, это удивительные годы.
Кира Лаврентьева:
— А когда проходит этот период светлый, радостный, и нужно уже какие-то усилия воли предпринимать, как вы себя чувствовали, как вам удавалось с того светлого периода перейти в некую взрослую жизнь, пойти своими ногами?
Священник Иоанн Нефедов:
— Кира, опять вас разочарую.
Кира Лаврентьева:
— Все было спокойно, я поняла.
Священник Иоанн Нефедов:
— Нет водораздела, потихонечку-потихонечку.
Кира Лаврентьева:
— Надрыва я не сыщу сегодня в вашей биографии священнической.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, да. Оно перетекает постепенно.
Кира Лаврентьева:
— Как-то спокойно, без трагедий.
Священник Иоанн Нефедов:
— Без трагедий, да.
Кира Лаврентьева:
— У нас были гости, для которых это было тяжело, некое угасание живого источника, что-то такое, когда ты летаешь, и крылья пропадают.
Священник Иоанн Нефедов:
— Зарекаться нельзя, не гарантирую, я тоже не застрахован, но, оглядываясь назад, милостью Божией такого не было. Но это видимо еще зависит от склада, от устроения человека, без его заслуг, а просто как у него в темпераменте, в характере. У меня ничего особенного, поэтому все спокойно.
Константин Мацан:
— Вы служите в Переделкино, и наверняка, поскольку там недалеко живет старец Илий (Ноздрин), с ним какое-то общение у вас есть. Расскажите об этом, какой батюшка Илий вблизи для вас?
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня вас о разных духовных людях выспрашиваем.
Священник Иоанн Нефедов:
— Что касается отца Илия, то я, к сожалению, не застал его в полнодействии. Меня назначили настоятелем в Переделкино, когда я лежал на больничной койке с ковидом. Мне начали присылать скриншоты и поздравлять. Я думал, что я сейчас от неожиданности прожгу эту постель и упаду на пол. Я попал в самую пандемическую, не эпоху, в кусок пандемии. И тогда отца Илия тоже всячески берегли, и там были разные карантинные ограничения, в том числе и на богослужения. И он нечасто бывал и сейчас пока нечасто бывает, поэтому поделиться опытом полнокровным, к сожалению, не могу. А то, что я с ним соприкасался несколько раз на службах, то меня больше всего в нем удивляет неизреченная тихость и смирение, которое не из учебника. Ровность, тихость, благость, любвеобильность, собранность, но смирение больше всего. Он всегда поприветствует с радостью, с почтением, которое даже немножечко неудобно воспринимать, потому что, кажется, должно быть наоборот. Вот эта простота, о которой часто говорится, но ее очень трудно на словах передать, считывается у него, с ним рядом побудешь, послужишь, посмотришь, все считывается без всяких слов, и все это полезно. В частности, например, отец Илий, давайте, пожалуйста, будете служить, встаньте во главе, как предстоятель. — Нет-нет-нет, служи, я с бочку́. Во-первых, это не поза, не кокетство, не какая-то акция. Просто такая простота, которую даже на словах не выразишь, «нет-нет», — мирно, тихо. Удивительно. Что касается народного почитания, того, что все к нему стекаются и радуются, сколько он всего людям сказал, помог, предрек, немаловажное пророческое изречение воли Божией о человеке.
Константин Мацан:
— Прозорливость.
Священник Иоанн Нефедов:
— Это без комментариев, итак всем известно. А самое главное — священство его и духовничество с какой-то удивительной простотой и братскостью такой, хотя кто он и кто я.
Кира Лаврентьева:
— Священник Иоанн Нефедов, настоятель храма Спаса Преображения патриаршего подворья в Переделкино города Москвы проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер». Отец Иоанн, вот видите, сколько прекрасных духовных людей на вас повлияли, начиная с вашего папы и мамы, с ваших родителей. Как сейчас вы вспоминаете о своих родителях? Что бы вы выделили самого светлого и самого лучшего, что они вам дали?
Священник Иоанн Нефедов:
— Кира, я думаю, что все. Не сочтите это какой-то позой или рисовкой. Вот все.
Кира Лаврентьева:
— Ну хорошо, давайте так. Вот я мать троих детей, я к вам пришла и говорю: отец Иоанн, расскажите, пожалуйста, как мне детей воспитывать? Как нам с мужем с детьми общаться, чтобы они вот так же о нас вспоминали?
Константин Мацан:
— Чтобы они потом так же через тридцать лет ответили, что всем, чего я в жизни достиг, я обязан своим маме и папе.
Кира Лаврентьева:
— Можно не так, но хотя бы с любовью.
Священник Иоанн Нефедов:
— Я думаю, что здесь инструментальность не сработает. Сколько раз я слышал это от внешних и внутри семьи. У нас шесть детей, у папы с мамой в семье, где я вырос, и все очень разные. Это аксиома, много детей и все разные, на многодетных семьях это особо видно. Я когда слушаю разные разговоры, обсуждения, некие советы, лекции по воспитанию, всегда с некой осторожностью на это реагирую. Мне кажется, что это инструментально очень ограничено. Одному дается и другому дается, и у них одни и те же папа и мама, а при этом один вот такой вырастает, а другой такой, один в детстве такой, а другой такой. Потом раз и переключились, у одного все ровно, у другого какие-то всплески бывали. Я очень боюсь инструментальности, мне кажется, это великая тайна, и чтобы не разочароваться, нужно не очаровываться. А что касается меня, я просто лично исповедаю: за все, что ни перебираешь, все имело значение, все легло куда-то в почву, все потом всплывает, даже какое-то проходящее, в нужный момент, и ложится кусочком в этот пазл, и все животворящее, и оттуда ничего не выделишь. Я все больше последние десятилетия вспоминал слова апостола, он в другом контексте это говорит, но мне они осмыслялись именно в приложении к родителям. И я даже много раз это сумел, слава Богу, и папе при жизни сказать на празднованиях в его честь, на днях ангела, застольях или просто, и маме тоже. «Что ты имеешь, чего бы ты не получил?» Чем дальше живешь, если жить внимательно, то ты видишь, что все, что у тебя есть и что ты из себя можешь представлять, это все вложено любовью и жертвой твоих родителей. Конечно, Божьей благодатью, через них действующей, все от Бога, но если говорить о людях, все вложено ими. И это, конечно, пример. Пример разговора, имения себя, поведения на службе, с людьми, дома, между собой, по отношению к детям, великодушие, прощение, деликатность, до-олготерпеливость, мудрость. Почему я все время, мне это близко, говорю о терпении? Не желание сейчас и здесь результатов, соответственно, отсутствие мелочной раздражительности, что мол, ты делаешь не так, как я хочу.
Кира Лаврентьева:
— Да, да, вот это.
Священник Иоанн Нефедов:
— Признание твоей самобытности, причем с младенчества. Ты новый человек, базовое струящееся богословие. Многие люди говорят: богословие для специалистов, мы обычные люди. А на самом деле, естественное, органичное богословие должно быть в жизни, ребенок рождается, и родители к нему относятся, как к...
Константин Мацан:
— К личности.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, к личности, к другому, отдельному, новому, неповторимому, ни с кем несравнимому человеку, которому не будет конца. И они с трепетом относятся, всю жизнь. Это сначала не замечается, не понимается.
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе.
Священник Иоанн Нефедов:
— А потом понимаешь, что на этом зиждется долготерпеливость. потому что человек относится к тебе как к тайне, удивительной судьбе, которая перед его глазами проходит. Он ей может послужить, но не более того, и он еще перед Богом ответит, как он чутко послужил, не испортил ли чего-нибудь своим поведением или неосторожным словом или психованием каким-нибудь. И он тебя сопроводил и выпустил и все, и радуется на твои успехи, на твое бытие. Вот это мне кажется самое главное.
Константин Мацан:
— А сколько у вас детей?
Священник Иоанн Нефедов:
— Восемь.
Константин Мацан:
— Восемь.
Кира Лаврентьева:
— Восемь?
Константин Мацан:
— Восемь личностей.
Кира Лаврентьева:
— Восемь детей?!
Священник Иоанн Нефедов:
— Да. Восемь личностей, да. Бессмертных душ.
Константин Мацан:
— Когда готовился к программе, прочитал, что семь, но, видимо, информация уже была устаревшая.
Священник Иоанн Нефедов:
— Да, да, не успели объявить.
Кира Лаврентьева:
— Быстро, быстро меняется все.
Константин Мацан:
— А какой возраст?
Священник Иоанн Нефедов:
— Старшей дочери семнадцать лет, а младшему, как по-мирски говорят, в честь папы назвали, конечно, в честь святителя Геннадия, но в честь папы Геннадия назвали. Ему полгодика минуло, к годику идет.
Константин Мацан:
— Чем мотивированы родители, которые рожают восемь детей. Многодетность — это выбор, это так сложилось, иначе не может церковный человек, потому что почему-то? Или все-таки мы хотим быть многодетными, потому что... Как вы эту фразу закончите?
Священник Иоанн Нефедов:
— Потому что это выбор. Ни в коем случае это не может быть трафаретом. Или как правильно, трендом, сейчас говорят, да? Ни в коем случае. Церковный человек должен быть,.. это ни в коем случае. Я так понимаю, сколько я видел и слушал за эти годы, что огромное количество людей на этом обожглось. Потому что просто так надо.
Константин Мацан:
— Раз православный значит, многодетный. Это неправильно.
Священник Иоанн Нефедов:
— Не то, что неправильно. Но это не должно быть нормой внешней по отношению к тебе. Это выбор. Я почему про папу с мамой сейчас вспоминал? Это именно должно быть питаемо влагой от корней. Я могу только за себя свидетельствовать. Мы просто любим друг друга, нам хорошо быть, мы веруем Господу нашему Иисусу Христу, и мы стараемся, чтобы это было благостно, правильно, хорошо. И мы любим, даже не детей, а что человек появляется. Я считаю, что это самое несравненное, даже не самое — единственное, несравненное, самое высокое, что может быть в жизни, говоря по-человечески, это дать новую жизнь. Это сотворчество, мне мама с папой об этом много раз говорили, это удивительный дар Божий человеку быть сотворцами Ему. Зачатие не физиологический процесс только, не технический, это удивительное творческое Божие «Да будет». А мы знакомы были, он уже покойный, с замечательным врачом гинекологом специалистом по бесплодию. У нее наблюдались, просто по обычному течению дел, и она нам много всяких случаев рассказывала, когда приходит пара молодая, здоровая, красивая, все идеально, а детей нет. Лет пятнадцать, например, или семь лет. Нет и все. Она им советовала, идите в церковь, что-то непонятно, по медицине у вас должны быть дети, а у вас их нет. Нет и все. Творческое Божие слово, Он скажет: «Будет», — и оно будет. А ты в этом соучастник, сотворец. А если не скажет, то не будет. И эта удивительная радость, что ты можешь дать новую жизнь нового человека в сотворчестве с Господом Вседержителем, Которому не будет конца, который останется с тобой и со всеми родами, как поется в песнопениях. Все по сравнению с этим мирское — достижения, успехи, регалии и все, что мы полагаем в земной жизни достигать, хотя это само по себе неплохо, ни в коем случае — конечно, по сравнению с жизнедательностью является пылью, практически. Все это отойдет, все это станет неважным, но при этом, мне кажется, это всегда подвиг, риск и какая-то тайна веры. Я не про себя, а вообще. Мне вспоминается, мне мама тоже так говорила неоднократно, это тайна, сравнимая с эпизодом на море: «Господи, повели мне идти к Тебе по воде. — Иди». И ты должен, или веруешь, что я могу это сделать? — Верую. Ты сначала сделаешь шаг, а потом Бог тебя удостоверит, что ты верно выбрал, а не наоборот, без гарантий. Многодетство это жизнь без гарантий, жизнь по заповеди без гарантий. «Господи, я верую, благослови», — якорь поднял и пошел и ступил. Как это происходит, невозможно сказать. Вот как-то все устраивается. Как-то все управляется. Это трудно, это не идиллия вовсе, постоянный гам, шум, непрестанные труды, бессонные ночи и все остальное, это все время входит в конфликт с твоим самоволием, желанием. Я хочу читать книгу интересную, а мне нужно ребенка качать, у которого зуб режется, и он орет всю ночь. Завтра какое-то важное событие, а ты должен, потому что а как еще? Это все очень нелегко, это не картинка фасадная — батюшка, матушка, много детей, церковная семья, давайте мы все полюбуемся и спросим, как это надо делать. Ни в коем случае. Это какая-то тайна, причем, мне кажется, у каждого свой путь, у каждого свой калибр, своя мера. Но нас лично к этому подвигает какая-то любовь и радость. Когда-то я встретил в каком-то интервью или в какой-то статье психолога, причем, не обязательно православного, если я помню, он говорил, что ребенка нельзя завести, его можно только встретить. Мне очень понравилось, запало в сердце.
Константин Мацан:
— Интересно.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Иоанн Нефедов:
— Это нас с Мариной питает, вдохновляет, держит. И без всякой программы это. Жизнь течет, вот так сложилось. Ни заслуги, ничего здесь особенного, я считаю, нет. Говорю без рисовки, просто нет. Как один мой батюшка, тоже многодетный знакомый говорил: я никому не агитирую, не советую, не вдохновляю, промоакции не провожу. Каждый должен в свою меру перед Богом решиться и строить свою жизнь, сколько, как. Согласитесь, слава Богу, ты дал жизнь, это удивительная тайна и радость. Но ведь не в этом конец, надо же еще взрастить. Я сейчас здесь сижу и совершенно не знаю, что я скажу лет через десять.
Константин Мацан:
— А мы вас позовем.
Кира Лаврентьева:
— И спросим.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное. Священник Иоанн Нефедов, настоятель патриаршего подворья в Переделкино, заведующий отделом богослужебных книг издательства Московского патриархата, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Очень теплая и душевная беседа. Спасибо огромное. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Иоанн Нефедов:
— До свиданья. Спасибо вам.
Все выпуски программы Светлый вечер
