«Путь к священству». Священник Илья Абросимов

У нас в гостях был настоятель Ильинского храма поселка Новоивановское Одинцовского района священник Илья Абросимов.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, а также о том, что ему помогает в борьбе с унынием и духовной расслабленностью.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
• «Фольклорный ансамбль „Веретенце“». Валерия Петрушина
• «Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)

---

К. Лаврентьева

— Светлый вечер на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие радиослушатели. В студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма в поселке Новоивановское Одинцовского района. Добрый вечер.

Иерей Илья

— Добрый вечер, здравствуйте.

К. Мацан

— Напомню нашим слушателям и вам, отец Илья, что в этих программах мы беседуем со священником о его пути к вере и в вере, и о том, какой жизненный путь привел к тому, что человек стал священником. Не секрет, что священниками не рождаются, а становятся. Хотя для многих, наверное, для кого-то, быть может, кто знакомится с Церковью, вот приходит в храм, видит человека в облачении на амвоне, кажется, что вот это какой-то человек, которому на роду было написано быть священником, он такой особенный, из какого-то особенного теста. А мы в наших программах об этом рассуждаем и пытаемся увидеть историю человека, историю выбора, историю решения: человек в какой-то момент решил этим путем пойти, почему, что это, как это было связано с размышлениями о Боге, с пониманием веры, с какими-то, может быть, мучительными вопросами, которые были, вот на которые вы для себя ответили. В этом смысле, нам кажется, что беседа с вами может как-то откликаться для всех наших слушателей, которые просто, вне зависимости от степени своей церковности, размышляют о Боге, смотрят на Церковь, живут церковной жизнью, и тоже с какими-то вопросами сталкиваются и ответы ищут. Но я бы вот с чего начал. Сегодня какая-то прекрасная связь времен у нас для меня рисуется. Недавно буквально у нас в программе «Светлые истории» был священник Максим Первозванский, который рассказывал про прекрасную историю о том, как он мечтал построить православную школу. И вот все уже было готово, как буквально уже сейчас вот можно начинать, и настоятель монастыря, который за это отвечал, говорит: знаешь, вот нет, сейчас не будем. Вот не будем в этом месте. Отец Максим так расстроился: ну как же так? Все уже, мы так долго к этому шли, вот уже люди есть и помещение, и земля есть, уже даже... Нет. Жутко, значит, расстроился. Рассказывал, как для него это было тяжело — какой-то ропот, вот недоверие, гнев, чуть ли не на Бога. И через две недели его встречают люди и говорят: мы хотим с вами поговорить, в монастыре, вот мы вас искали, знаете, мы давно мечтали сделать православную школу. Вот у нас есть, значит, спонсоры на это дело, вот у нас есть помещение, вот у нас есть земля. Хотели бы вы в этом поучаствовать? И так для отца Максима это была история, как вот неожиданно мечта сбылась, но совсем не так, как он это планировал. Вот Господь по-своему устраивает. И та школа, которую он начал создавать, была школа «Плесково», в которой наш сегодняшний гость учился.

К. Лаврентьева

— Класс!

К. Мацан

— Поэтому вот для меня так это здорово, что у нас был в эфире священник, который рассказывал про школу, из которой вышел священник, который сегодня у нас в студии, уже другого поколения. Это очень здорово. А вот вы себя считаете молодым священником?

Иерей Илья

— Ну мне сейчас 33 года, наверное, все-таки еще молод, я так полагаю. И собственно говоря, у нас вроде как молодежь нынче до 35 лет, да, говорят, что продлят до сорока. Ну я думаю, что я молод, силен, полон энергии, если так можно сказать.

К. Мацан

— А вот молодость для священника — это преимущество или недостаток?

Иерей Илья

— Ну вот смотря в чем и где.

К. Мацан

— А вот расскажите об этом.

Иерей Илья

— Ну что касаемо преимуществ, сразу скажу: пока ты молод, ты амбициозен, всегда так, в принципе, внутри — то есть у тебя есть определенные планы, ты их выстраиваешь, хочешь действовать, у тебя есть программа-минимум в голове, но обычно ты ориентируешься даже не на минимум, а на максимум, что ты хочешь, то есть ты выкладываешься абсолютно и полностью. Есть некая в голове идеальная картинка, которую ты хочешь воплотить в реальность, да, собственно, оттого как ты видишь приход, взаимодействие с другими, какую ты можешь миссию выполнять просветительскую, катехизаторскую, там богослужение, как что с ним делать. В общем, когда, собственно, у тебя энергия бьет ключом. Минус обычно в том, что обычно люди хотят видеть перед собой старца с большой бородой, да, седого.

К. Мацан

— А борода-то не растет так быстро.

Иерей Илья

— Ну у кого как. У меня поначалу не росла. Я, собственно, пришел, у меня были волосы длинные и отсутствие бороды как таковой практически. Но тут тебя хотят видеть сразу же старцем, умудренным годами, опытом, сединами, такого, который живет за алтарем и питается просфорками. И, естественно, их ожидания, они не соответствуют тому, что они видят. И конечно же многие на тебя смотрят так вот, особенно люди в возрасте, как сквозь пальцы: мол, чему нас этот юнец может научить? И вот тут вот у тебя конфликтик получается такой внутренний: ты хочешь действовать, у тебя есть желание, силы и так далее, но в действительности иногда как бы твои мечты, они разбиваются не то что о действительность, а о надежды, чаяния других людей, если можно так сказать. И вот здесь вот самое основное противоречие.

К. Мацан

— А вот вы это слово произнесли: «научить», человек ждет, чему его может священник научить. А вот здесь в чем проблема для вас: в том, что вы еще пока не можете научить ничему? Или в том, что в принципе запрос со стороны мирян на то, чтобы их чему-то учить, он, может быть, не вполне корректный, не этого надо ждать от священника, чтобы он чем-то учил?

Иерей Илья

— Согласен с вами. Но, как сказать, люди очень часто приходят в церковь когда? Когда плохо. Давайте будем честны, да, когда плохо, когда у них есть определенная боль. То есть это как в больницу — туда просто так люди не ходят, поздороваться с врачами и сказать: добрый день, здравствуйте, у меня все хорошо. Нет, когда приходишь к врачу, ты обычно выкладываешь все. Ну если представить себе такую, знаете, идеальную какую-то больницу, куда человек попадает к терапевту, говорит: ну рассказывайте. Мы вас от всего вылечим, только расскажите, от чего. Человек вывалит абсолютно все, что у него есть, от тяжелых болезней до того, когда там на погоду меняется давление. Он все это расскажет обязательно, если ему от всего, собственно, пообещают помочь, вылечить и так далее. И вот с Церковью примерно такая же аналогия: человек приходит, ему плохо, и тут он видит перед собой юнца, так и скажем, зелененького, как говорят. И возникает у него неловкий вопрос в голове: а что мне может вообще посоветовать, подсказать, рассказать? Он еще пороха не нюхал, жизни не видел. И, естественно, вот здесь вот уже приходится, наверное, включать свои какие-то навыки коммуникации с людьми, да, общаться, как минимум уметь слушать другого человека — это крайне важно.

К. Лаврентьева

— Одну минуточку. У вас возраст Христа — 33 года, это уже не юнец, это уже...

Иерей Илья

— А я говорю о самом начале, когда я сюда пришел.

К. Лаврентьева

— О самом начале. Все понятно.

К. Мацан

— А сколько лет вы уже в священном сане или священником?

Иерей Илья

— С 2012-го, 12 лет.

К. Лаврентьева

— 12 лет, немало.

К. Мацан

— То есть во сколько вы рукоположились?

Иерей Илья

— Ой, дайте вспомнить-то, в 21 год.

К. Мацан

— Ничего себе.

К. Лаврентьева

— То есть вы уже, получается, прекрасно знали, что вообще будете священнослужителем, и когда в «Плесково» учились, когда в институте. В Иоанно-Богословском вы, по-моему, один год учились...

Иерей Илья

— Да, один год, потом в семинарии.

К. Лаврентьева

— Потом ушли в семинарию. То есть это же был какой-то планомерный ход событий?

Иерей Илья

— Ну, наверное, да. Мама говорит, что я в детстве говорил, что хочу платье, как у батюшки. Ну вот как бы...

К. Мацан

— А вы из церковной семьи?

Иерей Илья

— Нет. Хотя в роду есть, был один священник, я его, естественно, вживую не видел, не застал.

К. Лаврентьева

— Ничего себе.

Иерей Илья

— Сейчас скажу, это кто — это протоиерей Иоанн, он служил в городе Верный, нынешняя Алма-Ата. Если быть примерно представлять, собственно, какое это время — это начало XX века. Это, чтобы долго не углубляться, мой прадед, он погиб на Великой Отечественной войне, а вот семья его была — Григорий и Мария поповна. Мария поповна не просто так была поповна.

К. Лаврентьева

— Да, понятно.

Иерей Илья

— То есть вот такая далекая связь, она все-таки есть.

К. Лаврентьева

— А у вас эта связь с священством, она как начала выстраиваться?

Иерей Илья

— Вы имеете в виду что?

К. Лаврентьева

— Ну как вы захотели, когда вы захотели, почему вы задумались о священстве?

Иерей Илья

— Мне этот вопрос митрополит задал, когда я поступал в семинарию. Там же проходишь несколько...

К. Лаврентьева

— Этапов.

Иерей Илья

— Да, собеседований, если так можно сказать. И вот на последнем митрополит смотрит на меня и говорит: ну и когда ты решил, что хочешь стать священником? А я прямо, не знаю, не растерялся и сказал, как есть, что не было ни дня, ни месяца там, знаете...

К. Лаврентьева

— Размышлений.

Иерей Илья

— Да. Ну как бы не было такого, что я шел, мне ударило солнце прямо в третий глаз, да, и я вот понял, преобразившись, вознесшись, что вот сейчас наступил момент, когда я прямо очень хочу. Нет, такого момента не было. Какой-то общий курс, наверное, был, даже с детства, могу, так сказать. Ну вот нравились и службы, и семья, она воцерковилась, конечно, не сразу же. Меня крестили в три года, по-моему, у нас вся семья крестилась — там бабушка в возрасте, мама, я — это был 93-й год. Потом оно пошло как по накатанной. Более того, скажу так, что мама и, наверное, бабушка, все-таки больше не о Церкви были, а об экстрасенсорике.

К. Лаврентьева

— Ну поиск такой некий.

К. Мацан

— Ну вы сказали, что службы нравились, то есть какая-то церковная жизнь все-таки была?

Иерей Илья

— Ну конечно, мы ходили в храм, мы жили тогда в Ставрополе, город на юге России, там храм был Успенский.

К. Мацан

— Город Креста. Ставрополь.

Иерей Илья

— Да. И там недалеко от автовокзала был храм Успенский, где служил отец Павел. И с отцом Павлом, ну так получилось, что в самом начале у нас вот появилась некоторая связь в семье. И если так можно выразиться, мой, наверное, путь священства пошел от противного. Если вспомнить строчки такого замечательного певца как Виктора Робертовича Цоя, да, он говорил, что «если есть тьма, должен быть свет». Ну вот мой путь, уж простите меня, начался с чертовщины, если так можно сказать. В этом плане.

К. Мацан

— Боюсь просить вас об этом подробнее рассказать.

Иерей Илья

— Ну тут, понимаете, когда была эпоха экстрасенсов, они все на свете... Мама у меня это в книжке написала, она писала в свое время церковные книги — Елена Богушева, собственно говоря, у нее псевдоним. А у нас получилось так, что она завязалась с одним человеком, который называл себя Серафимом, он был экстрасенсом, у них появилось помещение в Ставрополе. И поток людей был очень большой, они не справлялись, и поэтому у нас потом начали проводить вот эти сеансы — знаете, «коррекции биополя» там, «выставления чакр», всего на свете — прямо на дому. И туда же ввязалась еще одна девушка и, собственно говоря, в этой ситуации она оставалась у нас потом периодически жить — там какие-то был у них семейные проблемы с мужем, который вроде как пил. Ну тяжелые 90-е, иными словами. И вот закончилось это все тем, что где-то на каком-то радио они слушали очередного человека, который, не помню, на каком-то, знаете, эзотерическом радио, который объяснял, что неплохо дома чтобы был какой-то «хранитель». Он долго им рассказывал, давал инструкцию, как его вызывать. И вот они, значит, вызывали его несколько ночей подряд там, по графику, они его вызвали. Закончилось тем, что мы крестились, освятили дом, и весь этот мрак и ужас как бьющиеся тарелки, стучащие стены и так далее, вот он прекратился. И более того, отец Павел вот в Успенском храме, у него было благословение на отчитку. Поэтому в храме одни из самых ярких воспоминаний детства — это вот как раз одержимая девочка лет шестнадцати.

К. Мацан

— Давайте только напомним нашим слушателям, что отчитка — это такой специальный, очень особенный чин или не знаю как...

К. Лаврентьева

— Чин.

К. Мацан

— Чин, вид молитвы, когда к священнику приводят человека в бесновании, или священник к нему приходит, и вот посредством молитвы изгоняется нечистая сила — ну это можно назвать словом «экзорцизм».

К. Лаврентьева

— Ну это скорее исключение, чем правило, и этим лучше не злоупотреблять.

К. Мацан

— Очень особенная история такая, даже для Церкви очень особенная.

Иерей Илья

— Из ярких воспоминаний, я помню, там девочка была лет шестнадцати, Юля. Вот ее к Чаше подводили где-то...

К. Лаврентьева

— Десять человек.

Иерей Илья

— Ну не десять, но четыре мужика таких крепких, лет за 40, она некоторых умудрялась раскидывать. Ну это детские воспоминания.

К. Мацан

— А я видел просто реальную ситуацию, когда прямо такая старушка, бабушка подходит...

К. Лаврентьева

— Слабенькая.

К. Мацан

— К казакам на службе и говорит: милок, помоги к Чаше подойти. Только вас четверо нужно, чтобы было. Он говорит: да ладно, бабушка, я тебя один подержу. Нет, ты не сможешь один. Он ведет ее один, она его откидывает, и четверо давайте.

К. Лаврентьева

— И вы рассказываете, я вспоминаю эпизод из жизни старца Гавриила (Ургебадзе), грузинского небезызвестного архимандрита, когда в двенадцать лет он увидел воочию, в общем, духа злобы, прямо воочию, и такой вывод сделал, что если есть как бы вот этот мир, то, естественно, есть мир ему полностью противоположный.

Иерей Илья

— Ну вот да, примерно такая же история.

К. Мацан

— Кстати, я помню, что известнейшая книга «Несвятые святые» тоже начинается с того, что митрополит Тихон рассказывает о юношеском опыте в общежитии с друзьями какого-то обращения к этим таким вот, чему-то, связанному с гаданием...

К. Лаврентьева

— Спиритизму.

К. Мацан

— Да, «спиритизм» — правильное слово. И это стало таким поводом отшатнуться от этого и искать другой духовности.

Иерей Илья

— Ну вы знаете, и параллельно, что удивительно, я для себя запомнил, что все эти сеансы, которые были дома, да, вот как появилась некоторая тенденция. Допустим, человек приходит, даже так, его привозят, да, чтобы его исцелили всеми возможными способами. И его вроде как исцеляют — ну грубо говоря, привозят на инвалидной коляске, он уходит чуть ли не своими ногами. Но в следующий раз его привозят лежа уже, всё. То есть это было, знаете, легкое улучшение и потом резкий такой спад вниз абсолютно. Ну и в итоге закончилось тем, что мы всей семьей крестились, появился человек, который тоже был связан с этим Серафимом. И вот мама с этим человеком, они долго очень устраняли, пытались закрыть эту всю организацию. У них вышло. И есть книга у нее, так называется — «История одного «апостольства» — небольшая брошюрка, Елена Богушева. Она, собственно, подробно там все описала.

К. Лаврентьева

— Ничего себе.

Иерей Илья

— «Апостольство» в кавычках, конечно.

К. Мацан

— Священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма в Новоивановском — это поселок в Одинцовском районе, сегодня на радио «Вера» в программе «Светлый вечер». А почему школа «Плесково» православная в вашей жизни появилась?

Иерей Илья

— А там я жил очень недалеко от нее.

К. Мацан

— То есть это был выбор чисто ситуативный, не потому что именно в православную школу хотели?

Иерей Илья

— И да, и нет. Естественно, как любой человек, мы когда переехали в Шишкин Лес, это...

К. Мацан

— Так, у меня там дача у друзей рядом.

Иерей Илья

— Там много у кого дачи. Так вот я попал в обычную школу, и как-то качество образования не самое хорошее. Контингент тогда поселка был так себе, признаюсь честно. Ну и параллельно, я был чуть ли не единственный из поселка, что вообще ходил в храм, и мне за это здорово доставалось.

К. Мацан

— Серьезно?

Иерей Илья

— Да, такое было. Ну такое бывает, дети, в принципе, местами очень жестоки. И как вариант пошел поиск того, куда можно, собственно, переехать, перевестись, и оказалось, что буквально там, не знаю, 20 минут езды от нас, еще глубже в область, там конечная остановка есть «Плесково», и там есть школа-пансион.

К. Мацан

— Вы знаете, я почему еще об этом спрашиваю, потому что не секрет, что есть примеры, когда человек, проучившись в православной школе, в общем-то, устает от православия и от Церкви и, если по крайней мере не теряет веру, но вот именно к такой церковной жизни охладевает. А уж тем более не рассчитывает потом идти, допустим, в священники, в семинарию, потому что наелся, переел. Вот почему у вас этого не произошло?

Иерей Илья

— Это очень многое зависит от семьи, с одной стороны, да, какая атмосфера в доме, и от самого человека. Да, конечно, бывает так, что и в православных гимназиях, и школах-пансионах могут перегнуть палку — это правда. И из школы, я знаю, у нас некоторые люди ушли, в частности там один стал солистом блэк-метал группы, абсолютно нехристианской, параллельно это были люди, которые ушли там, скажем, в идеологический нацизм — это середина нулевых, собственно говоря, были такие, то есть кто-то переел. Где-то действительно там перегибали палки с правилами, кого-то это очень сильно раздражало, что там есть и форма, и обязательное богослужение. Конечно, с годами там становилось полегче. Но мне, допустим, было очень трудно в районе 5–6 класса, вот утром по всему великопостному чину отстоять богослужение, то есть 5 класс — четыре с половиной часа службы.

К. Лаврентьева

— Да, это тяжело.

Иерей Илья

— Потом мы шли на завтрак, потом мы шли на занятия, потом был какой-то обед, а потом был канон Андрея Критского. То есть вот для ребенка в день там шесть часов богослужебных — это тяжело. Это я сейчас, с годами, понимаю, что это было действительно очень-очень тяжело. Это было не каждый год такое, но такие года были, это были как воспоминания. Естественно, много кто роптал, много кто был недоволен. А как дальше оно пойдет — ну практически 90 процентов это семья и ближайшее окружение твое. Если тебя начинает, простите меня, тошнить от всего православного, и ты не найдешь никакой ни опоры, ни поддержки, ни общения, то скорее всего ты за пределами школы обнаружишь себе какую-нибудь компанию людей, которые будут поддерживать твое отвращение ко всему православному, ну а дальше — как по накатанной.

К. Мацан

— Ну вы поступили потом в Российский православный университет, а через год перевелись в семинарию.

Иерей Илья

— Да, так точно.

К. Мацан

— То есть, видимо, все-таки захотелось именно быть в учебном заведении, которое именно готовит священников, а не просто дает богословское образование.

Иерей Илья

— Согласен. И еще два нюанса сразу же. Первый — я до 9 класса учился на пансионе, потом появились возможность полупансиона — опять же 20 минут до дома ехать. Это первое. Ну то есть Шишкин Лес — первый вопрос был практический: ездить до «Новослободской» — это было тяжело в течение года, это раз. А второе — существует все-таки некоторая разница между только образовательным процессом и образовательно-воспитательным процессом. Все-таки семинария, давайте будем откровенны, это все-таки прежде всего воспитательный процесс, а потом уже образовательный. То есть ты живешь в каком-то своем определенном мире, да, если ты планируешь действительно вот служить в Московской области, да, а это было в планах, то семинария Коломенская, она становилась такой большой-большой семьей, заканчивая которую, ты прекрасно знал вот этих людей вокруг, ну и, собственно, связи до сих пор дружеские сохраняются. То есть это не большой муравейник, как Сергиев Посад, а все-таки такая, знаете, ну маленькая уютная семья, если можно так сказать. То есть здесь несколько аспектов было.

К. Лаврентьева

— Учеба в семинарии отличалась от учебы в православной школе? По восприятию, по духу.

Иерей Илья

— Да, отличалась. Во-первых, более узкая направленность. Все-таки школа у нас была еще очень хорошая в плане образования, то есть наши двоечники, которых отчисляли из «Плесково», они в обычной школе становились отличниками. Это был показатель.

К. Мацан

— Ну кстати, да. Я помню, когда мы тоже с семьей рассматривали разные варианты, скажем так, образовательной траектории детей и читали отзывы о школе «Плесково», и люди совершенно нецерковные, которые там при этом, может быть, не совершенно нецерковные...

Иерей Илья

— Сочувствующие.

К. Мацан

— Но были люди, которые там учились, и у которых дети там учились, и мотивация была вовсе не потому, что православная школа, а потому что там очень хорошее образование, об этом говорили.

Иерей Илья

— Да, с нас три шкуры спускали в этом плане, конечно, образование. В семинарии — да, конечно, совсем иначе. Тут у тебя и послушание появляется, тут у тебя и более узкая специализация, если можно так выразиться, то есть часть предметов уходит, остается определенный круг, который тебе должен вроде как и помочь, и действительно во многом очень помогает в твоей священнической деятельности. Ну и, конечно же, общение с живыми священниками, преподавателями. Первые, наверное, два года я пытал каждого преподавателя кучей вопросов, которые у меня накопились, внутренние, если так можно сказать, апологетического характера.

К. Лаврентьева

— А что это были за вопросы?

Иерей Илья

— Ой, знаете, так часто бывает, что, допустим, на приходе батюшку очень трудно выцепить. Ну такое бывает, случается. А когда ты там подросток или еще что-нибудь, у тебя там в голове под корочкой много чего откладывается. А тут у тебя живой преподаватель на твое растерзание на полтора часа. Поэтому там, ты, естественно, когда там пройдет материал, есть вопросы? Ну и мы общались, я много кого спрашивал о тех вещах, которые меня беспокоили.

К. Мацан

— А правда, что вас в семинарии звали «спикер»?

К. Лаврентьева

— Только хотела спросить.

Иерей Илья

— Да, так до сих пор и есть «спикер».

К. Мацан

— А почему?

Иерей Илья

— А не знаю, так оно пошло с православного лагеря. Мы ездили восстанавливать в Ворсино храм такой есть, Федоровской иконы Божией Матери, это православный лагерь от Подольского благочиния, ну и как-то увязалось.

К. Мацан

— То есть вы были активным студентом. А вот было ли что-то в церковной жизни, в том, как вы видели священство, вообще в том, как церковная жизнь раскрывается в процессе обучения в семинарии, что-то неожиданное для вас?

Иерей Илья

— Ну лучше, естественно, понимаешь, как что оно устроено, когда ты видишь, когда ты пономаришь — я долгое время пономарил, естественно, при храме был и чтецом, и певцом, и пономарем, и в общем, всем чем угодно — ты это видишь как внешнюю сторону. А вот как оно изнутри, ты уже начнешь лучше понимать именно в процессе живого общения вот со священнослужителями — вот это не самый, наверное, большой плюс, вот в таком искреннем общении.

К. Мацан

— Какие главные искушения священника, которые не видны мирянам, не погруженным?

Иерей Илья

— Ну это смотря у какого священника.

К. Лаврентьева

— Сейчас мы все и узнаем.

Иерей Илья

— Тут в чем дело, что ну, как бы сказать, многие горят о священническом выгорании — к сожалению, это актуальный вопрос, но стоит всегда помнить, что не выгорает только тот, кто никогда не горел.

К. Лаврентьева

— Не горел.

Иерей Илья

— Поэтому самое главное, наверное, священническое вот искушение — это чтобы не появилась привычка. Ну точнее, скажем так, священническое искушение — когда у тебя появляется привычка, когда служение становится работой, служба идет на автомате, и когда у тебя в голове, ты становишься как требоисполнитель. То есть вот эти три вещи.

К. Мацан

— А вот что делать, чтобы это не стало привычкой? Я спрашиваю, потому что вы говорите о священническом выгорании, и действительно мы об этом слышим, но, насколько я могу судить, это не какое-то особенное выгорание.

Иерей Илья

— Это у всех случается.

К. Мацан

— Выгорают все, во всех профессиях, если угодно, если человек горит. И это просто частный случай того, что люди переживают такие этапы в жизни, какой-то усталости. И как бороться с этим, грубо говоря?

Иерей Илья

— Ну знаете, это вы правильно отметили, что это во всех профессиях. А вот дальше уже как маятник качнется, после этого кризисного момента. Мне духовник, отец Владимир Агриков, в свое время посоветовал, что ты, говорит, главное служи, и служи часто литургию. Но вечерние и прочие службы там можешь вот опускать, а литургию служи, и служи вот часто, если даже там у тебя даже два человека придет или один, а ты просто вот служи, молись, Господь даст. Потому что действительно в таинстве хиротонии говорится, удивительные и нужные слова, что Божественная благодать, немощная врачующая и оскудевающая восполняющая. То есть если ты заканчиваешься, если ты к этой благодати обращаешься, обращаешься постоянно, то она действительно восполняется.

К. Лаврентьева

— Отец Владимир Агриков — внук архимандрита Тихона (Агрикова), тоже небезызвестного, который служил в Мытищах и, в общем, очень многим известен книгами своими, трудами богословскими. И отец Владимир тоже совершенно прекрасный. И кстати, ваш друг по семинарии, отец Владимир Мартон, он тоже был у нас в гостях в «Светлом вечере», в «Пути к священству». Он очень отзывался о вас так, очень с большой любовью, и говорил о том, что вы всесторонне развитый человек, до такой степени всесторонний, что даже увлекаетесь мотокроссом.

Иерей Илья

— Нет, не мотокроссом, просто езжу на мотоцикле. Мотокросс — это бывает там, не знаю, ну раз в сезон, два раза в сезон выбраться куда-то, да, но так я больше люблю как любитель.

К. Лаврентьева

— То есть вы даже на мотоцикле путешествуете там на какие-то дальние расстояния.

Иерей Илья

— Ну последнее было — в Дагестан ездил, да. И сейчас перемещаюсь на мотоцикле. Ну вот сегодня с кладбища, и человека надо было привезти, отвезти там — я имею в виду не отпеть, а помолиться. Поэтому я сразу же оттуда на машине сюда приехал. А так, конечно, в Москве удобнее на двух колесах передвигаться.

К. Мацан

— Священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма в поселке Новоивановское Одинцовского района, рядом с Москвой, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, дорогие друзья. У нас в гостях сегодня священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма поселка Новоивановское Одинцовского района. С вами Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор. Мы говорим о пути к священству отца Ильи, о пути к вере, в вере. И, в общем, на самом деле оказался такой непростой путь у отца Ильи. И если вы только что присоединились, обязательно потом послушайте на сайте радио «Вера» нашу программу, она действительно очень интересная и глубокая. Отец Илья, когда вы стали священнослужителем, вот самые первые годы что самое трудное было для вас тогда? И является это ли это трудностью сейчас?

Иерей Илья

— Хороший вопрос. Когда меня назначили на приход, я этого не ожидал. Давайте так. Даже когда приезжали и, собственно, искали, я сам был из Подольского благочиния в то время, да, после того как женился, жена из Одинцовского благочиния. Ну решили, значит, в Одинцово написать прошение, перевестись, там как раз клириков искали. Я написал прошение о переводе, встретился с благочинным, все в порядке. А когда я писал, собирал литературу на курсовую, на Второй Ватиканский собор, мне в библиотеке просто ректор мимоходом бросил: мы тебя завтра переводим на приход. Это уже после хиротонии. Я сказал: ого, и пошел дальше книжки собирать. Говорит: подожди, ты не понял, на тебя завтра указ выходит, ты на приход. Я думаю: ну ладно, ладно. И оказалось, что еще и приход-то не тот. То есть я думал, что оно будет как: что тебя отправят в собор куда-нибудь там, клириком, изначально было так, чтобы ты набрался опыта, потом уже, быть может, куда-нибудь. А тот говорит: нет-нет, там есть, говорит, местечко такое: Немчиновка-1. Я думаю: что? Военный городок, наверное, закрытый. Говорят: ну там, собственно говоря, храм и еще чего. Мне еще благочинный сказал: храм надо строить. Я думаю: что, храм строить? Здрасте. Ну ладно, я поехал посмотреть, что это за место. Я думаю: я его найду, этот храм. Проезжал, думаю: а вот, может быть, там вот какой-то, что-то такое маячит, купол вижу. Думаю: может быть, достраивать имел в виду. Нет, строить. В итоге я приехал в этот поселок — я не знал, где и что и как, я пришел в обычном, гражданском, без подрясника, без всего, просто походить, погулять, посмотреть, что это. И у местных начал спрашивать: а где собственно храм? Мне сказали: знаете, вот там такой дом длинный, «корабль» называется, они говорят, вот там пойдете. Я иду и что-то я ничего не вижу, а вижу, что там какой-то купол возле магазина, думаю: понятно, там храм. Он очень-очень маленький был, то есть 60 квадратов. Ну зашел я, поздоровался, там была женщина, собственно, за ящиком. Я взял свечек, поставил, помолился. И через два дня я, собственно, пришел туда служить и эту женщину встретил. Конечно, она была крайне удивлена этому всему — что это, кто это. То есть для меня это была сложность, во-первых, на новое место сразу настоятелем, тебе сразу надо строить храм. Сейчас, слава Богу, он стоит, деревянный храм.

К. Лаврентьева

— То есть построили?

Иерей Илья

— Да.

К. Лаврентьева

— В 21 год.

Иерей Илья

— Нет, в 2016-м он был возведен, то есть где-то это ну шесть лет.

К. Лаврентьева

— А направили вас туда в 21 год.

Иерей Илья

— Да. Храм строить, у тебя еще семинария, два года закончить.

К. Лаврентьева

— Потрясающе.

Иерей Илья

— Ты там в неизвестном месте. И вот это сразу же на тебя, все хозяйственные работы, знаете, все таким валом хлопнулись. Потом, естественно, документы, обороты, отчеты — для меня это было, конечно, в новинку, нам об этом никто не говорил, то есть это действительно то, что удручало. Ну и мы помним, что Церковь — это богочеловеческий организм, и человеческая составляющая, да, — вот здесь вот, конечно, возникали вопросы. В плане того, как менеджмента и организации, если можно так сказать, взаимоотношения там с начальством — ну вот здесь вот, конечно, мне это не понравилось. Я все-таки был идеалистом и человек очень идейным, наверное, до сих пор им остаюсь. И конечно то, как она обустроена изнутри, мне, конечно, думаешь: да, это то ли или армия, или завод местами. Но я такого, собственно говоря, поначалу не ожидал. А потом сам себе начинаешь задавать вопросы: ну а иначе как что организовать между собой в такой большей махине, да, под названием Церковь, а как по-другому?

К. Лаврентьева

— Там же тоже люди.

Иерей Илья

— Конечно. И у меня просто вот на это, наверное, со временем мне пришло понимание, что а по другому-то никак.

К. Мацан

— Знаете что, вот тут очень важная тема возникает. Я сейчас попробую сформулировать, что я хочу спросить. Мы действительно часто прибегаем к этой аргументации и там себя успокаиваем: ну а как по-другому? Это жизнь, вот она такая, да. И это мотивация отрицательная, и как бы ты что-то в себе зажимаешь, какое-то чувство, какое-то стремление, может быть, какой-то идеализм. Ну ты как бы привыкаешь жить в ситуации немножечко такого разочарования: ну вот так, что делать. Я закончу вопрос. И мне кажется, что это, во-первых, очень часто мучительно, во-вторых, очень непрочно. И тяжело так жить. А где искать вот в этой ситуации какое-то положительное обоснование, чтобы какой-то прочный камень, на котором дом этот воздвигнуть можно было внутри своей души? Если вы понимаете, о чем я спрашиваю.

Иерей Илья

— Да, я понимаю, о чем вы спрашиваете. Здесь надо все-таки котлеты отдельно, мухи отдельно, да. Это есть богочеловеческий организм — Церковь. Естественно, камень, на котором действительно все может быть, стоять — это Христос один. То есть люди — да, у них есть свои слабости, немощи, трудности. Но со временем, когда все-таки появляется... ну как, появляется, снисходителен становишься.

К. Лаврентьева

— Терпеливее, да, как-то.

Иерей Илья

— Не то что терпеливее, снисходительнее.

К. Мацан

— К чему?

Иерей Илья

— К человеческим немощам, к трудностям, что перед тобой тоже другой человек.

К. Лаврентьева

— Да, потому что сам понимаешь, что немощен.

Иерей Илья

— Он же не на заводе собран, правильно, у него нет какой-то базовой конфигурации. Он живой, он непростой. Ты иногда себя-то до конца не узнаешь, что же говорить про другого человека. И как бы вот это очень здорово успокаивает. Это уже не то что мотивация отрицания, это уже несколько, наверное, изменение сознания в принципе и взгляд под другим углом на все то, что происходит. А все что другое, много положительных моментов — это люди, которые тебя окружают, да, это интересные знакомства, это богослужения всегда — то есть это вся вот приходская деятельность. А вот внутренние бумаги, отчеты, там бухгалтерские вопросы, взаимоотношения со священноначалием, оно, знаете, идет как бы фоном, оно как бы есть, ну и есть, и пускай оно будет. Сейчас, кстати, посвободнее, получше. Может, потому что сам привык. Потому что поначалу это для меня было очень трудно и тяжело. Потому что сам по себе характер у меня был бунтарский и со школы, и со всего что угодно. И это мне было принять очень-очень трудно, если честно.

К. Лаврентьева

— Отец Илья, вот в первой части программы вы сказали о том, что для священника самое главное — не привыкать. Не привыкать быть священнослужителем, не привыкать служить литургию, то есть в плохом смысле, как бы не проявлять равнодушие некое такое, теплохладность. А как поддерживать вот это внутреннее, получается, аскетическое делание, необходимое для каждого человека, вообще для каждого христианина, наверное, у каждого своя мера, но она необходима для всех. А как поддерживать вот это делание, вот это трезвение священнику, чтобы не привыкать?

Иерей Илья

— Это вопрос дисциплины. Потому что в молитве, и во всяком делании, наверное, самым важным будет постоянство.

К. Лаврентьева

— Я просто очень со многими общалась на эту тему, и в себе наблюдала, и в жизни своих близких наблюдала одну вещь, что, когда ты очень давно в Церкви, тебе уже, знаете, ну правило молитвенное прочитать — да, это действительно радость, если ты прочитаешь, но это уже такое прямо, вот такой труд. То есть если раньше, первые годы это шло очень легко — утренние и вечерние молитвы, там последование ко Святому Причащению, там еще что-то, Евангелие, может быть еще что-то, еще, что у тебя душа попросит. И тут как-то, знаете, ну вот душа сегодня не попросила, завтра не попросила, и ты тут сокращенно прочитал, тут, и это входит в некую привычку, а в конце концов, дает расслабленность такую некую.

Иерей Илья

— Но прочитал. Это уже...

К. Лаврентьева

— Но тяп-ляп — вот что, отец Илья, меня пугает в этой всей истории. Я же причащаюсь постоянно, значит, получается, что молитвы можно там где-то не дочитать, там прочитать в пол-уха, там вообще думать о своем — и это как бы наша реальность. То есть как бы знаю такую практику, что если тебе не хочется читать молитвенное правило — ну поговори с Господом своими словами. Это хорошо, это, наверное, правильно. Но иногда мы, наша психология же, она такова, что если мы себе позволяем как бы, разрешаем себе тут, разрешаем там, то эти мелочи, они потом накапливаются, и тебе уже начинает конкретно так давить именно своей вот этой тяжестью расслабленности. Понимаете, да, отец Илья, о чем я говорю?

Иерей Илья

— Да.

К. Лаврентьева

— Получается, нам, мирянам даже, трудно сохранить трезвение, а как священнику? Когда он постоянно служит литургию, он постоянно делает одни и те же вещи, постоянно исповедует, регулярно крестит, венчает, общается, отвечает фактически на самом деле на одни и те же вопросы. По сути дела, житейские вопросы, они вечны, они из столетия в столетие и до конца мира они останутся таковыми. Вот вопрос, отец Илья. Нет ли такого, что когда походит к вам 135-й человек и говорит, что батюшка, вот я вчера съел сосиску, а можно мне сегодня причаститься или там я вчера ел молочное, а можно мне завтра там приступить к святому причастию. И вы уже, такой, думаете: Господи, ну когда это закончится? Почему меня все время спрашивают про еду?

Иерей Илья

— Ну не все время. Но спрашивают, такое бывает. Я же говорю, что очень на многие вещи начинаешь смотреть проще.

К. Лаврентьева

— То есть просто снисходительно к человеческим немощам.

Иерей Илья

— Ну конечно. То есть человек приходит, он думает, что он первый с такой проблемой, правда?

К. Лаврентьева

— Да, он, естественно, несет как знамя.

Иерей Илья

— Ну и зачем мне действительно человека за это отчитывать, ругать. Ты думаешь: ну пришел и пришел. Ты на все это смотришь ну действительно в простоте что ли. То есть пастырь прежде всего, мы говорили в самом начале, что священнику важно не привыкнуть, но есть более важная вещь, что Христос называет Себя пастырем каким? Добрым прежде всего, да, то есть: «Аз есмь пастырь добрый».

К. Лаврентьева

— Ну вот где эта грань дисциплины и доброты?

Иерей Илья

— Это архисложный вопрос, признаюсь честно. Потому что, с одной стороны, действительно человек хочет, чтобы ему дали четкие инструкции, прямо четкие, понятные инструкции по поводу того, как ему действовать, без индивидуальных, знаете, каких-то особенностей, если можно сказать. Я, допустим, этот вопрос решил для себя дисциплиной. То есть аскетика и все аскетическое делание это все-таки не мотивация, там буду я делать или не буду делать, это все-таки дисциплина определенная.

К. Лаврентьева

— Да, как спорт некий такой.

Иерей Илья

— Да, абсолютно верно, это прямая аналогия. То есть человек, когда занимается спортом, он делает одни и те же упражнения годами. Вроде бы это должно надоесть там, что ты таскаешь эти тяжести. А с другой стороны, у человека есть какая-то дисциплина, он себе поставил это, знаете, как с графиком, и он четко это выполняет. Что касается молитвенного правила, сокращения его — ну бывает такое, и люди не успевают или иногда они с ног валятся, иногда состояние болезни бывает у человека.

К. Лаврентьева

— Да я, знаете, даже не про молитвенное правило, это уже выцеживать комара в данном случае. Я скорее про общее вот это состояние. Потому что ведь, получатся, сейчас такая некая тенденция: ты можешь себе позволять что-то, неважно, молитвенное это правило, это просто пример, потому что все что угодно позволять и говорить: ну Господь есть любовь, Господь меня простит. Господу это все не нужно, эти все мелочи. А можешь уходить в такой невроз, соблюдая все правила, что тоже это Господу не нужно. И, получается, должна быть какая-то середина. Я для себя определила так, что ты должен как бы соотносить это со своей внутренней совестью. Совесть — лучшее мерило.

Иерей Илья

— Согласен, если только человек совесть не воспитывает сам уже, да.

К. Лаврентьева

— Это тоже вопрос. Она же тоже имеет свойство расслабляться.

Иерей Илья

— Здесь вопросы я бы, наверное, решал бы, с одной стороны, с духовником все-таки посоветовавшись так или иначе. А с другой стороны — ну да, действительно, по внутреннему состоянию чувствуешь, что все, расслабился, оно же будет не только в молитве.

К. Лаврентьева

— Во всем.

Иерей Илья

— Абсолютно. Чувствуешь, что все, вот разваливаешься, вдруг все у тебя валится из рук, и делать ничего не хочется и так далее. То вот тут надо потихоньку себя собирать по запчастям. Или, наоборот, когда чувствуешь, что все, там, допустим, большие проблемы на работе там, дома сложности или какое-нибудь потрясение в жизни, мало ли, в аварию попал, или все что угодно, тогда действительно, бывает ни до чего.

К. Лаврентьева

— Да, конечно.

Иерей Илья

— И это время, когда люди приходят и говорят: батюшка, как быть, я вот там вот, и самому уже и молитвенное правило кажется трудностью и так далее. Ну пускай оно будет тогда в упрощенном варианте, нежели чем не будет уже совсем никаких.

К. Лаврентьева

— Там уже сама жизнь молитва.

Иерей Илья

— Да, так оно и есть. Это от общего состояния человека. То есть нельзя дать человеку там такую рекомендацию, что вот молись так всю жизнь или действуй так. Ну все-таки жизнь человеческая, она ведь непостоянна.

К. Лаврентьева

— Все-таки сильную мысль вы озвучили, что если человек расслабляется в отношениях с Богом, то у него начинается разваливаться и расслабляться, в общем, вся его деятельность.

Иерей Илья

— А это общий индикатор.

К. Лаврентьева

— Удивительно. То есть не наоборот, да, а начинается все с этого.

Иерей Илья

— Я бы сказал, что это системный вопрос, если можно так выразиться, тут в комплексе все и сразу.

К. Мацан

— А вам приходилось сталкиваться с людьми или которые люди к вам обращались в ситуации какого-то духовного кризиса, религиозного кризиса? Ну будь то какое-то совсем охлаждение в вере или когда человек говорит, что вот я, у меня там такие-то трудности, не знаю там, семейные, карьерные, и они настолько меня вот сейчас захватывают, просто какое-то эмоциональное состояние души, не знаю чего, сознания такое вот тревожное, сильное, тяжелое, что я вроде молюсь, но как будто бы куда-то в стенку, в пустоту, и сам себе не верю.

К. Лаврентьева

— В потолок молитва ударяется.

К. Мацан

— Вот молюсь и сам себе не верю. Вот что в таких ситуациях отвечаете? Понятно, что вопрос тоже очень общий, это не индивидуальное. Но что это за проблема с духовной точки зрения?

Иерей Илья

— С духовной точки зрения ну это чисто уныние, состояние уныния. Все-таки, да, давайте прямо говорить, что когда ощущение, что и Бог не слышит, и это такой индикатор что все, вот пришел этот один из смертных грехов, которые человека влачат все ниже. Это кризисные моменты, они вообще необходимы в жизни христианина, любого абсолютно, будь он священник, будь он пономарем, будь обычным христианином, мирянином, то есть без этого не бывает какого-то роста, без кризисов не бывает роста совершенно. Это с одной стороны. С другой же стороны, я не помню, у кого я это прочитал, эту мысль, но она мне действительно запала в сердце, что если Сам Христос пережил опыт богооставленности на кресте, то этот опыт, по-хорошему, и христианин переживает в жизни обязательно. От простого человека до человека святого. Что в этих случаях я рекомендую? Знаете, если в общих чертах, то сохранить самый-самый минимум, что у тебя есть. Если молитва — пускай это будет хоть Серафимово правило, чтобы вот эта цепочка завязана. Если там Евангелие человек никогда в жизни не читал, наоборот, читал часто, а ему теперь противно, ну раз в неделю или раз в месяц там зайди или давай просто посидим, поговорим, как люди, вот что у тебя есть, да, то есть у обычного человеческого общения. И человек, когда приходит в таких ситуациях, он не приходит за советом, что ему делать, он приходит поделиться с тобой. И найти, наверное, помощь или хотя бы того человека, кто послушает. Умение слушать — очень важное умение вот священнослужителя в принципе. Не желание там научить, рассказать, а вначале выслушать. И во многих случаях ты просто ну ничего не сможешь сказать человеку, это правда. И, наверное, здесь действует правило, что с плачущими плачь, так можно сказать. И если человек видит к себе теплое отношение, если он видит, что на него тут не кидаются, что он пришел, поделился, что у него такой духовный кризис, и батюшка ему за это: ах, такое? На тебе покаянных канонов каждый день, вот тебе пожалуйста, Псалтирь, по 40 поклонов...

К. Лаврентьева

— Ну это надорвет душу еще сильнее.

Иерей Илья

— И человек думает: ой, здесь меня не видят, не слушают, меня здесь даже, понимаете, самое главное, что человек ощущает, что его не слышат тогда. Или надавали каких-то проверенных уже рецептов. А ему хотелось просто, чтобы кто-то ему сострадал. Если он видит вот теплоту со стороны священника, что он его послушал, он поговорил, понял его — вот тогда эта зацепочка остается, что все-таки здесь есть любовь (а человек именно любви нередко ищет) — я сюда приду.

К. Мацан

— Священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма в поселке Новоивановское Одинцовского района, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Ну продолжая или, может быть, заканчивая эту тему, действительно, мне кажется важная мысль, что, когда в себе человек уныние идентифицирует, вот уже это немало. То есть понять, что это оно, и это очень тяжелая страсть, описанная святыми отцами как один из смертных грехов. И кстати, тоже любопытный момент: казалось бы, вот мы как-то привыкли думать, что грех — это когда ты другому что-то плохое делаешь. А тут, казалось бы, ну вот я унываю, я в таком состоянии — но почему-то все равно церковное предание говорит об этом как о тяжелейшем грехе, то есть нарушении чего-то. И опять же если так вот по учебнику идти, мы знаем, что есть добродетель, противоположная унынию — трезвение. Что такое трезвение?

К. Лаврентьева

— Дисциплина.

К. Мацан

— Отвечает Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

— Ой, простите. Блиц-опрос.

Иерей Илья

— У нас, вот по моему опыту, трезвение — такое общее состояние, да, которое описывают подвижники как действительно дисциплина и молитва и так далее, мы об этом говорили, о дисциплине. Но по опыту скажу, что одно из самых главных, наверное, вещей для современного человека, ну вот скажешь человеку: вот тебе надо быть, вот проявить трезвение.

К. Мацан

— Я поэтому вас и спрашиваю.

Иерей Илья

— Да, а человек, если он выжат как лимон, куда ему, что еще проявить? На практике показывает, что тот человек, который не знает, куда себя применить, либо который потерял любовь, в общем, он забыл это чувство, в нем это чувство надо возродить. И батюшка ему может в этом плане помочь, но, естественно, и самому человеку стоит поучаствовать в том, чтобы действительно самому помочь другим. То есть вроде, казалось, ты выжат абсолютно, у тебя нет никаких сил. Но как только человек начинает участвовать в жизни другого человека, то есть всячески помогать, то есть проявлять милосердие и любовь настолько, насколько он может, он сам загорается от другого человека.

К. Мацан

— Интересно.

Иерей Илья

— То есть это работает как динамо-машина, если так можно сказать: то есть человек, он ищет любви, чтобы его как бы зарядили со стороны. Ну и по факту получается абсолютно иррациональная вещь: что как только человек начинает дарить любовь кому-то другому, в нем возрождается то самое потухшее...

К. Лаврентьева

— Источник любви.

Иерей Илья

— Да, абсолютно верно. Поэтому, когда человек уже, казалось, все потерял, абсолютнейше, у него нет никаких ни чувств, не знаю, хотя бы съезди волонтером куда-нибудь, ну посмотри, там детский дом, ну если не детский дом, хосписы, кошки, собаки — все что угодно. Ну найди, вариаций тьма, людей, которые ищут твоей помощи, много. Ну сделай что-нибудь из этого. То есть я не буду человеку рекомендовать там усилить пост или молитву. Тебе нужно что-то, что в тебе возродит и веру в людей, и в себя, чтобы ты почувствовал вкус жизни, если так можно сказать, но с вот этой, хорошей стороны.

К. Лаврентьева

— Это очень интересно. А получается, что в отношениях с близкими людьми это работает так же?

Иерей Илья

— Да, когда бывает так, что... Хотя, как вам сказать, ситуации бывают разными и сложными.

К. Лаврентьева

— Конечно.

Иерей Илья

— Но в общем, наверное, да.

К. Лаврентьева

— А «враги человеку домашние его» — как вы объясняете для себя эту фразу? За которую очень цеплялись всегда атеистические власти к Господу, ну и не только атеистические, а также фарисеи, книжники.

Иерей Илья

— Ну а как я могу сейчас пояснить ее? Если я прочитаю в Евангелии в лоб, что враги человеку домашние его, начну строить оборону против всех членов семьи, ну ничем хорошим это не закончится на самом деле. Может быть, действительно в первое время это было для христиан так, потому что распространялось новое учение среди языческого мира, и там действительно было очень трудно. А с другой стороны, соблазны, искушения, они приходят, собственно, от близких, если так можно сказать. Чем ближе тебе человек, тем, как правило, болезненнее ты воспринимаешь его упреки или действия по отношению к тебе. Тем более если люди долго живут, то, естественно, все еще сложнее бывает. Или процесс притирки в новую семью, вот, наверное, это можно назвать, вот все эти болезненные процессы как действительно враги, то есть не с хорошей точки зрения, а по эмоциональному фону, если можно так выразиться. Но в дальнейшем, естественно, это будет очень-очень хороший опыт для человека, и опыт притирки и того, что люди живут вместе, и умение опять же претерпеть, промолчать, смириться и так далее.

К. Мацан

— А я слышал в одной из бесед с духовно опытными людьми такую мысль, что иногда не надо недооценивать в том числе духовное значение каких-то, ну если угодно, даже хобби и занятий, вот напрямую не связанных там с духовной жизнью. Просто отвлечься на что-то, что может оказаться таким духовно полезным, если это в меру. А вот Кира уже начала разговор про мотоспорт, про ваше мото-увлечение, а для вас это когда-нибудь имело такое вот, духовно-терапевтическое значение?

Иерей Илья

— Нет.

К. Мацан

— Хороший ответ.

Иерей Илья

— У меня все пошло как-то унитарно на самом деле. Попробовал два колеса в азиатской стране — два раза упал за день, отдал штраф за покраску, собственно, его, подрал джинсы, без последствий. Приехал, подумал, что было бы неплохо научиться водить — научился. Потом думаю: раз научился, надо куда-то это применять, правда. Поэтому нашел мотоцикл, собственно говоря. Ну единственное, да, потом начинаешь перемещаться в дороге, и пока ты в Москве, в городе, у тебя нет возможности думать о чем угодно, лишь бы ты вот весь в дороге — куча автомобилей, пробки, разные люди, кто в телефоне, кто еще откуда, тут у тебя больше в том, чтобы доехать из точки А в точку Б на самом деле. Но когда уезжаешь на дальние дистанции, то это, знаете, получается, как бы, наверное, медитативное такое состояние. Я был удивлен, что я с Волгограда до Дербента ехал без музыки без всего, в шлеме — то есть просто едешь, там есть такие беруши специальные, чтобы немножко меньше гудело в голове от ветра, и ты разговариваешь с собой. Ну ты едешь там, не знаю, по-моему, 1300 за день я проехал...

К. Мацан

— А вы говорите, нет в этом никакого духовно-терапевтического эффекта.

Иерей Илья

— Нет, изначально его не задумывалось, так надо сказать. Но вот на дальней дистанции и, как называют у нас, «дальники», когда человек едет — да, вот я могу поймать. Для кого-то из людей это, наоборот, состояние изнурения, испытания, сложно, все болит, ломит и так далее. Ну я в себе обнаружил вот эту тишину, ту самую тишину, знаете, которой не хватает человеку.

К. Мацан

— Я вас очень понимаю, батюшка. У меня тоже самое, только я, правда, не на двух колесах, на четырех — это, конечно, попроще, покомфортнее, но все равно вот поездка на длительные дистанции там 600 километров вот едешь в деревню, туда обратно, там 8–10 часов и...

К. Лаврентьева

— Счастье какое-то.

К. Мацан

— И без музыки, в тишине, это такое собеседование с собой, состояние, которое вообще очень дорого.

К. Лаврентьева

— Можно еще остановиться на заправке, кофе взять. Класс.

К. Мацан

— Ну ты взяла и опустила все к простым мещанским радостям.

К. Лаврентьева

— Ну это ведь тоже наши вот эти вот радости.

Иерей Илья

— Нет, если вы спрашивали, изначально была ли у вас такая задумка, брать два колеса как терапевтическое значение — нет.

К. Мацан

— Стало ли?

Иерей Илья

— Да, ну стало ли — если уезжаешь за город или просто едешь по шоссе, ну наверное, да, стало, если так можно сказать.

К. Мацан

— Ну мне вообще кажется, не знаю, согласитесь вы или нет, что в том вот ритме жизни, в котором мы живем, в том состоянии информационного шума, просто помолчать — это уже. Я просто еще почему об этом спрашиваю, потому что даже кто-то из греческих современных авторов, таких очень глубоких богословов, сейчас не помню, кто вообще, который максиму такую высказал, что то, что православие может дать современному миру — это молчание.

Иерей Илья

— Да.

К. Мацан

— Вот причем в таком бытовом смысле слова — просто помолчать чуть-чуть с самим собой, но и в каком-то глубоко духовно-аскетическом, противоядие от вот этого, от той токсичности информации, в котором мы живем, и вот какая-то встреча с самим собой в молчании.

Иерей Илья

— Я с вами абсолютно соглашусь. Потому что шум очень большой информационный, причем последние месяцы он, естественно, усилился и это понятны причины. Ну и до этого как, собственно говоря: утром новости, вечером новости, в середине дня что-нибудь почитать, полистать, посмотреть и так далее. И информации какое-то огромное количество у нас. Кстати, одна из причин, почему человек бывает рассеян на молитве в современном мире — это когда у него слишком много информации поступает. Он не может сосредоточиться, у него там 5 минут почитать одну статью, 5 минут другую статью почитать, 10 минут или полчаса какое-нибудь видео в Ютубе посмотреть, там подкаст послушать по дороге — у тебя куча всего, у тебя мозг перегружен, говорит, я уже не могу на чем-то конкретном сосредоточиться, все у меня распыляется. Поэтому, когда меня спрашивают постом Великим: скажите, пожалуйста, батюшка, что взять? Возьмите, пожалуйста... Вот что мне сделать?

К. Мацан

— Слушайте радио «Вера», отвечайте.

Иерей Илья

— Да, конечно. И второе, что я отвечаю это: пожалуйста включите в свою жизнь такое понятие как информационная аскетика. Просто хочется заградиться от этого шума. Возьмите в руки книжку, перестаньте слушать подкасты. Побудьте действительно в тишине, вот найдите, время поста — это время действительно тишины и время того, как человек может действительно быть наедине с самим собой. И, кстати, этот же момент всегда учитывается и в молитве. Когда человек приходит, вот, в частности, возвращаясь к вашему вопросу: не могу молиться там. Очень часто это бывает из-за того, что человек или боится остаться наедине с самим собой, либо у него действительно (это нужно общаться и говорить) у человека появляется такая, знаете, обида на Господа Бога на весь свет за что-то. А за что — знаете, тут надо в каждом случае, это разное.

К. Лаврентьева

— Я интересную историю тут услышала и вообще много размышляю об этом. Когда человек один дает как бы много сил и радости — ну бывают такие люди, некие доноры другому человеку...

Иерей Илья

— Батарейки.

К. Лаврентьева

— Да, другому человеку. То когда тот, донор, по каким-то причинам прекращает это давать — или уезжает куда-то, или заболевает, или он просто у него нет сил больше давать, то те, кому он давал, первое время начинают так очень требовательно относиться — обижаются, требуют, манипулируют, злятся. И вот, мне кажется, это очень применительно иногда порой к нашим отношениям с Господом. Вот когда Он нам дает благодать — вот так вот просто, по Своей любви, мы это воспринимаем ну как должное, либо потому что мы такие праведники. А когда мы начинаем делать что-то не так, либо просто для нашего же научения нужно немножко вот, знаете, чуть-чуть хотя бы просто перекрыть поток радости (хотя Господь нас всегда жалеет и любит, и покрывает, мы живем в благодати, даже если мы этого не чувствуем, это понятно), мы начинаем от Господа требовать: куда делось? Почему не так, как раньше? Почему я сегодня не так счастлив, как вчера или весь прошлый год? Что случилось, почему меня настиг кризис? И первое время мы еще бунтуем против этого этапа, который начинаем проходить. А он неизменно, наверное, тоже нам полезен.

К. Мацан

— Последний короткий вопрос, очень простой: а у вас были кризисы веры?

Иерей Илья

— Да, конечно, они не могут не быть у человека, в принципе. Я думаю, что у любого верующего будет кризис и не один.

К. Мацан

— То есть не надо бояться?

Иерей Илья

— Нет, абсолютно. И не надо бояться еще, знаете, какого ощущения? Когда человек впервые приходит в храм, в церковь, вот у него все очень радостно: служба замечательно, молитва прямо, знаете, рекой. Он не может как бы насытиться, ему все в новинку, все новость. А со временем говорят: батюшка, знаете, не то, вот раньше было по-другому. Но и это состояние вполне нормальное. То есть вот от такого состояния пограничного потом человек придет еще в одном состояние, я его называю «домом». То есть когда человек приходит вначале ярко, на эмоциях, потом успокаивается, и потом для него Церковь в целом, и не только конкретный храм, но в целом как Церковь, она становится, знаете, как дом родной. Когда человек заходит в новую квартиру, ему тоже все радостно, он проживает...

К. Лаврентьева

— А потом начинает видеть минусы.

Иерей Илья

— А не то что начинает видеть, потом просто привыкает, это становится свое, родное, понимаете. И вот до периода «свое, родное» человек проходит определенные кризисы.

К. Лаврентьева

— То есть вот эти качели некие.

Иерей Илья

— Конечно. «Эта планировка дурацкая, тут вот надо подмазать, подремонтировать, ну кто это электрику клал?» Потом думаешь: ну слушай, вроде все не так ужасно, быть может, то есть не стоит катастрофировать это. Кризисы — это то, без чего невозможен рост, в принципе.

К. Мацан

— Хорошая фраза, я ее запомню: «не стоит катастрофировать». Этот глагол «катастрофировать» мне нравится, очень точно выражает то, чем мы часто занимаемся.

К. Лаврентьева

— Да.

К. Мацан

— Спасибо огромное. Священник Илья Абросимов, настоятель Ильинского храма в поселке Новоивановское Одинцовского района, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.