«Путь к священству». Священник Дмитрий Барицкий - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Священник Дмитрий Барицкий

* Поделиться

У нас в гостях был кандидат богословия, преподаватель кафедры филологии и библеистики Московской Духовной Академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера» священник Дмитрий Барицкий.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, а также о том, что помогало ему преодолевать кризисы в духовной жизни. Также разговор шел о трудностях и радостях священнического служения.

Ведущая: Кира Лаврентьева


К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели, приветствует вас. У нас в гостях священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами Кира Лаврентьева. И сегодня мы говорим о пути к священству, пути к вере и в вере отца Дмитрия. Здравствуйте, отец Дмитрий.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели.

К. Лаврентьева

— Отец Дмитрий, так как мы с вами коллеги, и вы ведёте совершенно замечательную программу «Евангелие дня», прежде, чем я спрошу о вашей биографии, мне хочется спросить о вашей личной встрече с Евангелием. Ведь в какой-то момент, до того, как вы начали толковать его, до того, как вы начали изучать его в духовной академии, в семинарии, вы столкнулись с ним и взяли его в руки. Вы помните этот день и помните, что больше всего вам запомнилось из евангельских отрывков?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, сейчас припомню, потому что давно это было. Дело в том, что я родом из священнической семьи. И, собственно, видимо, первый библейский текст, который оказался в моих руках, может быть, помните — в 90-х годах это была такая гуманитарная помощь.

К. Лаврентьева

— Все помнят эту Библию. «Гедеон», по-моему...

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, это красная Библия, издательства «Гедеон». Такие комиксы были. И мы с братом, поскольку других комиксов не было, папа откуда-то эту Библию принёс, и я помню, что мы её затёрли буквально до дыр. То есть помню, что это была такая тонкая папирусная бумага, и было много интересных картинок, и мы её рассматривали. Вот это первое воспоминание не только о Евангелии, а о библейском тексте. А если говорить о сознательной встрече, я думаю, что это был университет. Я учился на филологическом факультете, на отделении русского языка и литературы. И по какой-то случайности, которая, как я сейчас понимаю, была далеко не случайна, я увлёкся Достоевским. Просто попался мне интересный научный руководитель, и говорили, что у него очень легко писать, и нужно идти к нему. И я пошёл к нему, а он мне предложил тему по Достоевскому. И помню, я писал по «Преступлению и наказанию», и вот этот эпизод, когда Сонечка Мармеладова читает Раскольникову эпизод о воскрешении Лазаря, тогда действительно, читая комментарии уже на этот эпизод, я поразился этому отрывку и какой-то его глубине. И мне кажется, первый раз именно тогда я как-то осознанно подошёл к евангельскому тексту, именно пропустил через себя. Как-то так.

К. Лаврентьева

— Причём это удивительно, потому что вы же из священнической семьи, вы слышали Евангелие наверняка с самых ранних лет. А встреча с ним произошла в студенческом возрасте.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. Но мне кажется, что это не то что проблема, а какая-то специфика священнических семей.

К. Лаврентьева

— Безусловно, да.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Вы знаете, что в современной приходской жизни мы же часто Евангелие слушаем, но настолько часто мы его слушаем, что оно, бывает, сердце и не трогает, то есть, знаете, как стёршаяся метафора. И действительно, Евангелие для нас, для современного слушателя и прихожанина, оно действительно превращается во что-то стёршееся, поэтому священник и толкует его с амвона. Он постоянно его подновляет, он актуализирует его для своей аудитории. И мы, собственно, этим и занимаемся в нашей рубрике «Евангелие дня». То же самое и для ребёнка, для него эти истории воспринимаются на уровне, наверное, какой-то сказки, мифа, первоначально он их всерьёз не воспринимает.

К. Лаврентьева

— А как вы работали с ребёнком в этом случае, чтобы Евангелие ему на душу легло, хотя бы хоть что-нибудь осталось светлого в душе?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Я думаю, я бы постоянно проводил параллели с современной ситуацией, то есть показывал бы ему, как это связано с повседневной жизнью. Бывает же так, что родители просто прочитают, включат Евангелие в молитвенное правило — вот нужно молитвы выслушать...

К. Лаврентьева

— Да. «Так, слушай, стой — Евангелие читаем».

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. «Молитвы прочитай, а вот сейчас будем Евангелие читать». А потом не идёт никакого пояснения. Или если пояснение есть, но оно очень скупое, то вряд ли кто-то задумается над тем, как ребёнку объяснить эту связь между тем, что он делает каждый день и тем, что написано в тексте.

К. Лаврентьева

— Отец Дмитрий, но это ведь огромная проблема на самом деле — как сделать слова Евангелия живыми, как сделать слова молитвы и ежедневного правила, утреннего и вечернего, для себя живыми? Как медленно Церковь не превратить в монумент и духовную жизнь в какую-то недвижимую субстанцию, которая вообще уже никак не влияет на твою душу? Это ведь огромная опасность.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Конечно, есть такое. Источник понятен — мы просто не пропускаем это через сердце своё.

К. Лаврентьева

— Привыкаем.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. По крайней мере я для себя какое-то такое правило вывел — это не касается только Евангелия, — поскольку я преподаю в академии целый блок филологических дисциплин, мы с ребятами очень часто читаем тексты, небольшие рассказы Чехова, Лескова, Бунина, того же самого Достоевского. И главный принцип, которым я призываю их руководствоваться в своей интерпретации текста: во-первых, прочитать этот текст несколько раз, а во-вторых, обязательно пропустить его через себя, то есть понять его как текст, который адресован мне, про меня.

К. Лаврентьева

— Прошу прощения, что перебиваю. Как один и тот же текст в течение жизни пропускать через себя?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Мне кажется, что это нормально и естественно, потому что человек развивается, у него духовный опыт растёт, он по-новому себя ощущает в этом мире. И это естественно, что один и тот же текст как раз-таки и будет воспринимать по-разному на каждом этапе своей жизни. И если это не так, то это проблема — значит, человек находится в ситуации стагнации душевной. И собственно, ведь и евангельский текст постепенно перед нами раскрывается. То есть в силу нашего духовного возраста, нашей подготовки, нашего жизненного опыта, мы видим всё новую глубину в нём. Об этом, кстати, хорошо святитель Иоанн Златоуст говорит. Он очень часто Священное Писание сравнивает с колодцем, с таким источником. И он говорит, что не думай, что если ты подошёл к этому колодцу с черпачком, черпанул, отпил, насытился, то другой человек не может черпнуть глубже, и ведром, и что ты в следующий раз возьмёшь оттуда ровно столько же, сколько взял сейчас. Если ты ведёшь духовную жизнь, пытаешься как-то рефлексировать, анализировать своё душевное состояние, если ты всё-таки участвуешь в церковных Таинствах, то Господь обязательно даст тебе благодать, и ты в следующий раз зачерпнёшь больше, потому что эти источники неиссякаемые.

К. Лаврентьева

— Отец Дмитрий, а где, по-вашему, граница между здоровой рефлексией и нездоровой рефлексией, когда человек уже закапывается в себе и прекращает вообще что-либо адекватно воспринимать? Я имею Слово Божие, какой-то внутренний анализ своей духовной жизни.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Понимаете, в чём проблема? Здесь формальных-то критериев, наверное, не существует, по крайней мере их очень сложно найти. Из формальных, что вот так на ум приходит? То есть в каком случае наше толкование будет верным — да, наверное, к этому вопрос сводится? Я думаю, наше толкование будет верным, если оно не противоречит вероучению Церкви, догматике церковной, если оно не противоречит этике Церкви, то есть нравственному учению Церкви, и если оно ставит своей целью спасение собственной своей души и душ тех, кто нас окружает. Это то, что касается формальных критериев. Если мы говорим о чём-то неуловимом, о подлинном критерии, то наше толкование должно соответствовать духу Литургии, духу Чаши Христовой. Представьте, что люди собрались, то ест в коллективе есть какая-то атмосфера всегда. Приходит новичок в этот коллектив, начинает общаться с людьми, и вы понимаете, что он не вашего круга: что-то не так он делает, что-то он не так говорит, может быть он молчит, но какие-то не такие повадки — он как-то выбивается. И вот то же самое, наверное, мы можем ощущать, когда мы участвуем в Евхаристическом собрании. Мы понимаем, что к нам проникает нечто инородное, и у нас это вызывает некое отторжение. Я, в первую очередь, говорю о собственных помыслах, о каком-то мировосприятии. То есть мы всегда, когда встречаем человека, мы всё равно его соотносим с каким-то нашим представлением о церковном Предании. А где формируется Предание церковное? То, что мы видим в книгах — в Священном Писании, в богослужении, в богослужебных книгах, в творениях святых отцов — это просто отпечаток этого Предания. А суть-то его где? Дух его возникает как раз во время Литургии, в то время, когда мы причащаемся Тела и Крови Христовых.

К. Лаврентьева

— Вот этого человека, который немножко выбивается в коллективе, вы сравниваете с помыслами? С каким-то неправильным толкованием собственным, да?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— С помыслами, да, с теми идеями, которые к нему приходят. С неправильным толкованием, да, с неправильным, скажем, душевным устроением. Мы же сразу понимаем, что человек грешит, скажем так, или тот или иной его поступок или слово в результате приведёт к каким-то нехорошим последствиям. Конечно, находясь в ситуации, мы можем ошибиться, но потом время покажет обязательно. На самом деле, это единственный критерий истинности, на мой взгляд, то есть взгляд на ситуацию как бы из будущего века. А в будущий век мы вступаем, причащаясь. И бывают же в истории Церкви такие ситуации, когда вся Церковь практически уклонялась в ересь — не Церковь, а, скажем так, сообщество верующих, то есть большая часть епископата, — и появлялся какой-нибудь один человек, который говорил: «Нет, вы неправильно веруете, вы не того духа. Нужно так». Все говорили: «Да ну, да что ты говоришь? Это же ересь». Такая ситуация, кстати, с преподобным Максимом Исповедником случилась.

К. Лаврентьева

— Кстати, это очень важная тема.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— И, понимаете, ему отрубают руку, усекают язык, ссылают как еретика. А через какое-то время, через 60-70 лет, его реабилитируют и признают, что он-то был прав.

К. Лаврентьева

— И вывод?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Вывод такой, что мы должны... что истина нам откроется только...

К. Лаврентьева

— По прошествии какого-то времени.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— По прошествии какого-то времени, да.

К. Лаврентьева

— А если приходит какой-то помысел, какой-то вопрос, который как-то даже стыдно озвучивать?— какое-то сомнение или вопрос к каким-то евангельским каким-то моментам — что-то тебе непонятно. В толкованиях ты этого не нашёл, например. И как мы можем отнестись к этому? Как к сомнению, которое надо отсечь, или как к вопросу, который нужно пойти и куда-то задать?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Мне кажется, что здесь все средства хороши. То есть если человек действительно ищет истину, он должен, во-первых, использовать молитву, он должен с Богом говорить: «Господи, ответь мне: как это место понимать? Как я могу использовать понимание этого места в своей духовной жизни?» То есть я хочу понять это ради своего спасения. Не ради только того, чтобы удовлетворить своё любопытство, а для того, чтобы это действительно какой-то плод принесло мне, это исправило мою жизнь. Плюс, конечно, какие-то формальные вещи: спросите у одного священника, у другого, почитайте святых отцов. Я уверен, что Господь через какое-то время даст ответ, но не обязательно в виде рационального какого-то концепта, который он тебе вставит тебе в голову, как такой жёсткий диск, а именно на уровне какого-то сердечного ощущения, что истина в этом направлении. Потому что очень часто нам не нужен логический, рациональный ответ, нам нужно внутри успокоиться, чтобы на сердце был мир, тишина, чтобы мы были уверены, что двигаемся в верном направлении.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами Кира Лаврентьева. И сегодня мы говорим о пути к священству отца Дмитрия. Отец Дмитрий, вы, как филолог, и конечно, многие из наших радиослушателей наверняка не раз слышали и читали цитату, высказывание Фёдора Михайловича Достоевского: «Если бы кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Но мы, верующие люди, конечно, понимаем, что Христос и есть истина. И в этом смысле мне бы хотелось задать вам вопрос: когда вы сердечно, всем своим нутром поняли, что Христос есть истина? Допустим, когда мы говорим о верующих людях из священнических семей, люди, которые не ходят в храм, могут нас упрекать в том, что вот вам вложили определённые постулаты, вы этими постулатами живёте и не хотите ничего проверят умом, интеллектом, всё принимаете на веру. Но, судя по тому, что Евангелие вам открылось в студенческом возрасте, у вас был какой-то период некоторого свободомыслия, могу я предположить. И вот во время этого свободомыслия и после него как складывался ваш путь к Богу, и когда вы действительно приняли Христа сердцем? Прошу прощения за очень личный вопрос, но в нашей беседе без него вообще никак.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Тогда держите личный ответ.

К. Лаврентьева

— С удовольствием!

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, то есть не только, конечно, период свободомыслия, но и свобододействия. (Смеётся.) Потому что свободомыслие, безусловно, связано с этим. Моя детская, подростковая жизнь ничем в принципе не отличалась от жизни моих сверстников, несмотря на то, что отец у меня был священник. Но вы же сами понимаете, что чем сильнее тебя прижимают, тем больше бунт в твоём сердце. Тем более, что родился я в Магадане — это Дальний Восток. Епархия была очень молодая, и когда я был подростком, у меня не было сверстников, которые бы ходили в храм, на которых бы я равнялся, мне с ними было бы комфортно, скажем так, я получал бы какое-то удовлетворение. Все мои сверстники были ребятами абсолютно светскими, неверующими, из простых семей. Поэтому занимался я спортом с ними, ходили мы на дискотеки и так далее — вот было наше времяпрепровождение. Но поскольку отец всё-таки священник, я помогал в алтаре, утренние молитвы читал, вечерние молитвы понемножку старался читать, причащался и исповедовался всё-таки — отец заставлял, — то почему-то в моём сознании всегда была мысль — вот я сейчас анализирую, — что я когда-то почему-то буду, как папа. Я это сейчас понимаю, но где-то на уровне интуиции это уже было и тогда, когда я был обыкновенным ребёнком. И видимо, осознанный какой-то поворот именно к Церкви произошёл в студенческие годы, когда я получил достаточный объём, скажем так, критической информации, когда я начал действительно изучат русскую литературу, русских религиозных философов. Помню, большое впечатление на меня произвёл Алексей Ильич Осипов, его лекции, потом Михаил Михайлович Дунаев — помните, ещё лекции были на кассетах записаны.

К. Лаврентьева

— Очень хорошо помню. Все их слушали по сто раз, да.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Пошёл я в институт, я постоянно слушал, мне очень нравилось. И я понял, что, да, мне нужно идти в семинарию. Причём я помню, что в семинарию я собирался не для того, чтобы священником становиться. Я хотел поступить в семинарию, чтобы продолжить обучение. Мне нравилось, как читают лекции профессора, то есть мне нравились вот эти богословские идеи, они меня вдохновляли, то есть это было здорово, это был такой период как бы весны — большое будущее, и оно почему-то связано с наукой, с преподаванием. Тогда я понял: да, мне нужно ехать в семинарию поступать. В какую семинарию? Однозначно только в московскую семинарию, только к преподобному, других вариантов в принципе не было, потому что, видимо, и отец закончил московскую семинарию, хоть и заочно. Помню, приезжал и говорит — а у меня ещё есть младший брат: «Дети, я просто очень хочу, чтобы вы хотя бы раз туда съездили — в лавру. Богу молюсь, чтобы вы хотя бы раз в жизни съездили в лавру».

К. Лаврентьева

— Каждый верующий человек обязан съездить хоть раз в жизни в лавру, да.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— И смотрите, как интересно Промысл сложился. Отец хотел, чтобы мы хотя бы раз туда съездили, а получилось так, что я являюсь преподаватель академии, я собственно в лавре всё своё время провожу и служу, и сам он сейчас является клириком лавры. И именно, да, в университете, я помню, действительно это было какое-то мистическое чувство, действительно откровение — я полностью переосмыслил свою жизнь, насколько это тогда возможно было. Я понял, что должен по этой дорожке пойти. Наверное, так. Но ещё раз говорю, что это не было связано со священством, это было связано, скорее, с наукой, с преподаванием, с богословием, с религиозной философией, с русской литературой.

К. Лаврентьева

— Мне очень понравилось, как вы рассуждаете о нигилисте Базарове. И действительно очень тонко вы улавливаете нить его страдания и тоски по Христу. И несмотря на то, что Тургенева действительно крайне сложно назвать религиозным писателем — в нашем сознании это больше Достоевский, Гоголь Лесков, — тем не менее вы делаете акцент на том, что как раз в образе Базарова тоска по Христу прослеживается очень серьёзно. И, наверное, я вам сейчас задам неожиданный вопрос: ведь верующие люди, которые, казалось бы, годами причащаются, ходят в храм, исповедаются, и всё у них как-то правильно и хорошо складывается, без сильных потрясений, они же тоже могут переживать серьёзные кризисы. И мы не можем называть Базарова нигилистом, а вот мы — верующие люди. Так или иначе все нигилистические вопросы и темы, которые поднимает этот герой тургеневский, могут, хотя бы чисто теоретически, возникать и в голове верующего человека. И может быть, в каком-то смысле это правильно, потому что кризис обновляет, он переводит тебя на следующую ступень, если он хорошо закончился и хорошо для тебя, продуктивно прошёл. И вот в этом смысле, отец Дмитрий, мне очень хочется задать вам вопрос: а где грань здорового прохождения кризиса, где грань вопросов, которые можно задавать, в которых можно копаться, но при этом не отходить от Христа, держаться за Его ризу, как говорит, по-моему, владыка Антоний или кто-то из святых отцов?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Ой, да, сложный вопрос. Что-то мы сегодня всё о гранях, о критериях.

К. Лаврентьева

— Мне почему-то у вас, как у библеиста, очень хочется спрашивать сегодня именно на эти темы.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Я бы, наверное, вспомнил слова апостола Павла, который говорит, что все мы призваны к свободе. А это значит, что нет никакого общего лекала, общего стандарта духовной жизни. И на самом деле всё будет понятно там — в эсхатологической реальности всё откроется: почему тот или иной священник отошёл от Бога, снял священный сан, например; почему тот или иной пал, а другой, например, человек прошёл через кризис и сохранил веру в Бога. Мы только там всё узнаем — как оно было на самом деле. Поэтому, опять же говорю, какого-то формального критерия я не вижу.

К. Лаврентьева

— Есть ли какие-то основы, на которые нужно ступать, когда лёд становится тонким?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Безусловно, если обращаться к преданию Церкви, к практике Церкви — это святоотеческое Предание, то есть всё-таки ответы мы можем находить в писаниях святых отцов; это совет со священником и духовником; и, безусловно, это личная молитва и желание жить по Евангелию. Вот если это желание является нашим краеугольным камнем, я думаю, что человек неизбежно преодолеет любой кризис. Вот вы Базарова вспомнили того же самого. Ведь у него-то обновление происходит на смертном одре, на мой взгляд.

К. Лаврентьева

— Да, когда он к родителям приезжает.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Он даже отказывается причащаться, но обновление явно происходит, потому что там явные аллюзии на библейский текст. Там говорится, что, когда вот это масло коснулось его груди, то его один глаз открылся — это был ужас. То есть возможно это воспринимать не как ужас от соприкосновения со святыней, как, знаете, бесы боятся ладана, святынь каких-то и бегут от этого — нет, это можно понимать, как ужас ветхого человека перед лицом обновления. Помните, там последняя сцена, когда родители приходят на могилку Базарова, описывает Тургенев замечательно состояние природы. Вот эти цветы, которые свидетельствуют не просто о спокойствии равнодушной природы, но о жизни бесконечной. То есть делается явный намёк, что всё-таки это обновление мучительное произошло, пусть и путём смерти. Ведь мы же не знаем, что человек на грани испытывает. Ведь, возможно, этот переход из жизни в вечность такой мучительный, что он подобен кровавому обновлению. Это святые переходят его мягко, потому что уже здесь, на земле, уже одной ногой там стоят — они одной ногой в духовной реальности, а другой ногой здесь. Но у человека, который всю жизнь пытался найти Бога и не мог Его найти... то есть, возможно, вот эта грань смерти — это последний шанс, который Господь нам даёт перед лицом обновления, чтобы мы вошли туда чистые. И чем сильнее нам нужно очищение, тем сильнее потрясение перед смертью, тем болезненнее этот переход. Но мы надеемся, что этот переход, переход в Вечную Жизнь, это обновление человека. Поэтому... только там всё откроется в конечном счёте. Потому что жизнь, понимаете, и есть... на мой взгляд, какое-то такое основное последствие грехопадения, что жизнь устроена так, что не всякий человек может ухватить вот эту ниточку спасительную и пройти за ней, с ней в руках, за Христом, не падая, с лёгкостью преодолевая кризисы, читая святых отцов, причащаясь, выполняя все те, скажем так, стандартные процедуры, которые нам предлагает Предание.
А ведь многие люди находятся в такой мясорубке страшной, и настолько они далеки от Бога, потому что их били, унижали, плевали на них, топтали, потому что священник на них не обратил внимания в храме и что-то плохое им сказал. Потому что, может быть, у них аллергия на бюрократию — они видят эту бюрократию в каких-то церковных институтах. И мы не можем их упрекать в этом, мы не можем им сказать: «Знаешь, ты неверующий. Вот иди почитай святых отцов, помолись, иди причащайся — и всё должно в твоей жизни стать нормально», — необязательно. Это и есть одно из страшных последствий падения человека — что нас разбросало всех, как, знаете, при Большом взрыве, на разные концы Вселенной, и кто-то ближе к центру, а кто-то дальше от центра. Но и о тех людях Господь тоже как-то промышляет, тоже как-то к Себе ведёт. И возможно, эта черта — грань между жизнью и смертью — это последний шанс, который этим людям даётся. Поэтому формального критерия, «окончательного», как говорил профессор Преображенский, вот такой окончательной бумажки, на 100% бумажки, мне кажется, не существует. Есть просто некий, извините за такой варваризм, мейнстрим, в рамках которого мы движемся, то есть это некая такая стандартная ситуация усреднённая — вот то, что мы видим в наших текстах. Мы призваны ей следовать, чтобы как-то держаться на плаву, но мы не имеем права говорить, что там, вне этого мейнстрима, Бог не промышляет о людях, и Он тоже как-то их как-то не ведёт.

К. Лаврентьева

— Безусловно. Это очень глубоко, огромное вам спасибо. Но, знаете, отец Дмитрий, когда я вас спрашивала, то чуть-чуть другое имела в виду. Как верующему человеку, которому уже многое открыто, который начинает переживать какой-то глубокий личностный кризис — это может быть церковный кризис, кризис среднего возраста — всё, что угодно вообще, в наш век вообще всё возможно. Как ему не обесценить всё, что было там, всё, что было дано и всё, что было открыто, и всю эту любовь, которую он испытывал, Бога к себе и свою к Богу? Как ему в тяжёлом, тёмном состоянии, которое определённо точно испытывает каждый из нас хотя бы раз в жизни, не обесценивать всё, что было там и не говорить: «А, Бог всё равно мне простит. Пойду я там посмотрю, почитаю, там...»? Это же тоже очень опасно — с этими историями играть.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, согласен. Ох... Здесь почему-то приходит на ум это известное выражение из патериков, что когда на монаха нападает бес полуденный — помните, в 90-м псалме говорится про полуденного беса? Что такое «полуденный бес»? Когда в пустыне наступает полдень, жара 50-градусная, ничего невозможно делать, то монаха посещает страшное уныние, ему кажется, что он здесь бесцельно находится. Есть очень хороший практический совет: завернись в свою мантию и спи.

К. Лаврентьева

— Пережидай как бы это состояние.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. Мне кажется, что какие-то моменты в жизни мы просто должны, стиснув зубы, перетерпеть. Вот других вариантов нет.

К. Лаврентьева

— И в эти моменты размышлять о каких-то очень высоких гранях мы не можем, потому что адекватно мы их не воспримем.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. Есть такая интересная рекомендация психологов, что в моменты кризисов не нужно делать резких движений. То есть если у человека какая-то смута поднимается, ни в коем случае нельзя принимать каких-то решений — должно всё устаканиться. Например, семейный кризис какой-то у человека случился. Должно всё улечься, потом Господь Сам выведет человека, покажет, в какую сторону ему идти. Возможно, всё останется так же, как и было, но человек приобретёт и углубит свои отношения. А возможно, это будет выход на какой-то новый виток — и так будет лучше для человека. Но лучше эти моменты перетерпеть, конечно, насколько это возможно, с молитвой к Богу. Если появляется какое-то отторжение к молитве в принципе — такое бывает, что человек просто не может молиться, — то молиться хотя бы своими словами, любыми, но молитвы ни в коем случае не оставлять. Хотя бы, знаете, иметь какой-то помысел и движение воли туда, к Богу, чтобы хотя бы раз в день крикнуть: «Господи, помоги! Выведи меня в нужном направлении». Очень хорошие у святителя Иоанна Златоуста по этому поводу есть слова, он говорит как раз о вот этом терпении каких-то скорбей таким замечательным образом: золотых дел мастер никогда не будет доставать золото из горна, пока не увидит, что оно достаточно очистилось.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. У нас в гостях священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами Кира Лаврентьева. И мы вернёмся через несколько секунд.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Ещё раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами Кира Лаврентьева. И сегодня мы говорим о пути к священству, о пути к вере и в вере отца Дмитрия. Отец Дмитрий, в первой части нашей программы вы обмолвились, что, когда поступали в Московскую духовную семинарию, не собирались стать священником. Вы хотели заниматься наукой, изучать богословие, в общем-то преподавать. А что случилось и как произошёл этот момент перехода от возможного потенциального учёного к пастырю Божию?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Что здесь можно сказать? Понятно, что Господь вёл, когда сейчас оборачиваешься на свою судьбу. Причём, знаете, иногда как вёл: ты сопротивляешься, а тебя взяли, как будто бы за шиворот, и тащат. То есть ты всячески пытаешься цепляться за предметы какие-то, за деревья, за кусты, но тебя всё равно тащат, ты сдираешь руки в кровь, но тебя всё равно тащат и обязательно причиняют тебе добро в итоге. Вот примерно так было и со мной. Мне кажется, что Господь меня именно протащил через всю мою юность, через молодость, через мои увлечения, может быть, исключительно научными вещами, стремление быть таким кабинетным учёным. И обучаясь в семинарии, я тоже это осознал не сразу. Ведь, понимаете, люди попадают в семинарию по разным причинам: кого-то отец отправил учиться, кто-то сам с какими-то иллюзиями пришёл и так далее. И из ребят, которые пришли туда, — я уже как преподаватель сейчас говорю, — мне кажется, честно и твёрдо о своём желании быть священником может сказать 50%. Это не значит, что все остальные не станут, но они находятся в состоянии такого дозревания. То есть это же среда определённая, где человек формируется, это не только образовательный центр, это и воспитательный центр — это важная составляющая учебного процесса. Человек ходит на братские молебны, участвует в богослужениях, общается с ребятами, начинают рукополагаться его старшие товарищи. Он смотрит на это и обязательно начинает примерять на себя. Точно так же, как любой молодой семинарист, на мой взгляд, обязательно примиряет на себя монашеский клобук, если он в лавре, потому что это монашеская среда. А потом постепенно приходит осознание, что это твоё. Как оно приходит — я не знаю. У меня оно лично сформировалось, наверное, курсу к четвёртому, то есть я понял, что хочу служить. Дело в том, что я всегда хотел служить. Я помню, что в молодости ещё и в институте я хотел стать военным, то есть это ещё одна моя такая большая мечта — стать военным. Помню, в 11-м классе пришёл к нам офицер из милиции и говорит, что вот есть школа милиции. И помню, мы всем классом побежали в опорный пункт, в УВД анализы сдавать — все 11 человек. В результате только один прошёл, в итоге поступил, отучился. Потом было это желание — пытался я поступить в Благовещенское военное общевойсковое училище. И вот это желание меня никогда не оставляло — мне хотелось служить. Отец был категорически против, он говорил: «Ну что, куда служить? Другая стезя у тебя, видимо, какая-то». И вот когда я поступил в семинарию, то понял, как-то чувством понял, что вот оно и есть служить — вот так служить. Потому что это та же самая служба, только не с автоматом в руках, а с Крестом, со словом.

К. Лаврентьева

— Та же передовая.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. А как это произошло конкретно? Я очень долго сомневался, я боялся, думал: как я могу стоять у престола Божия? — нужно всё-таки соответствовать. Но я явно не соответствовал. И подошёл ко мне, дай Бог ему здоровья, отец Вассиан, он был тогда инспектором нашим. Я уже женился, я уже полгода провёл в браке. Он подходит ко мне и говорит: «Дима, а что ты прошения на хиротонию не подаёшь?» Я говорю: «Отец Вассиан, да я как-то не знаю, я сомневаюсь». Он говорит: «Ну, мы знаем за тебя — давай подавай прошение! Всё у тебя нормально, тебе нужно рукополагаться». Я говорю: «Да я, может быть, попозже?» Он говорит: «Конечно, можно рукоположиться и в 50-летнем возрасте, без проблем». Но это знаете, как в браке: ты можешь в брак вступить в 20 лет, а можешь в 50 лет. В принципе брак и есть брак, но это разные состояния, разное качество жизни. И благодаря тому, что он меня подтолкнул, я действительно просто за послушание, как говорится, написал прошение. И потом, помню, когда меня рукоположили, я вдруг ощутил себя в своей тарелке. Настолько мне стало как-то уютно, спокойно, пропало желание, в хорошем смысле, куда-то ещё стремиться, чего-то ждать. Я понял, что это моё — я должен стоять у Престола, мне нравится служить, мне нравится атмосфера богослужения, мне нравится говорить людям что-то, то есть я получаю от этого какое-то удовлетворение, которое даёт мне полноту. То есть я почувствовал себя на своём месте — там, где я должен быть. И в принципе сейчас каждый раз, когда я служу Литургию, у меня это чувство как-то возобновляется. И ребята спрашивают всегда: «Отец Дмитрий, счастье в жизни есть?» Я говорю: «Друзья, в жизни всё — тяготы, скорбь и одни проблемы, начиная от работы и заканчивая семьёй. Единственная радость в жизни — это послужить Литургию». И действительно для меня такой центр, светлая точка — это воскресный день, когда мы подходим к Евхаристическому канону, то есть это освящает всю неделю для меня. Это, знаете, как батарейка, от которой ты заряжаешься и которое дарит спокойствие. Это спокойствие волнами такими растекается на всё остальное. Вот как-то так. Поэтому я считаю,что это Промысл Божий был. И постепенно это формировалось, постепенно, аккуратненько, то есть Господь меня не шокировал.

К. Лаврентьева

— Я замечу, что перед программой отец Дмитрий мне сказал, что он совершенно неинтересный рассказчик. Я сижу и просто превратилась в слух, отец Дмитрий, в этом часе. И вот что хочется спросить: с какими трудностями вы столкнулись в священническом служении?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, безусловно, трудности есть. Я не буду говорить про всякие трудности внешнего характера...

К. Лаврентьева

— Организационные вопросы, хозяйственные вопросы.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Наоборот, мне кажется, у священника даже в каком-то смысле меньше трудностей, чем, допустим, у рабочего, который служит на заводе. То есть там действительно люди работают руками. А для меня, знаете, трудность составляет, и до сих пор её как-то остро я ощущаю, — вот наше служение таково, что мы очень часто не видим результатов своего труда.

К. Лаврентьева

— Немедленного результата своего труда.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да. И даже, возможно, никогда и не увидим. Я с радио это сравню: пишешь тексты, говоришь, а аудиторию ты не видишь. А, понимаете, когда ты не видишь аудиторию, блеск в глазах, то это оскопление какое-то получается внутреннее, ты чувствуешь какую-то внутреннюю неудовлетворённость: понравилось людям или не понравилось, вдохновились они или не вдохновились. И вот эта червоточинка точит постоянно. Что касается священства — ты же общаешься с людьми, а ротация очень большая людей, особенно если ты на приходе служишь где-то в Москве. То есть люди приходят, уходят, ты им что-то говоришь, они кивнули головой — потом человек пропал. Что с ним, как он? Или, например, ты с человеком долго общаешься, и он исчезает из твоей жизни. Естественно, что и роста какого-то духовного у этого человека ты сразу и не видишь, и, возможно, никогда не увидишь. И вот мне кажется, просто природа рабочего материала, извините, такова — она очень эфемерна, неуловима, потому что это духовный материал. И мы не можем сказать, что вчера мой подопечный был ростом пять сантиметров, а сейчас его духовность подскочила на один метр или стала весить один килограмм, и я специальным прибором это измерил. Вот если бы так было возможно, я думаю, я получал бы удовлетворение вполне, но этого нет — я не могу это замерить. И люди приходят и уходят, они могут как взять что-то от меня, то есть Господь через меня семечко всеет в его душу, а может быть, не всеет, и я этого не знаю. И иногда это, конечно, томит, то есть нет такой чёткой цели, которой ты добиваешься, нет результата, который ты можешь взвесить в руках. Понятно, что цель всех нас — спастись — это безусловно. Но человек так устроен, он же устроен из души и тела — ему нужно иногда пощупать. И вот этого очень часто не хватает. Но Господь, безусловно, утешает другим способом каким-то. И в этом, мне кажется, одна из основных трудностей священнического служения. Вот я это так себе ощущаю.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами Кира Лаврентьева. Среди моих знакомых, а, в силу моей профессии, у меня их много, есть достаточное количество человек, которые верят в Бога и тянутся к Нему всей душой, и хотят обновиться, и новую жизнь начать, а грехи, которые есть на данном этапе в их жизни, или какие-то обстоятельства жизненные, которые, к сожалению, являются грехом, не могут им позволить вот всё отринуть, во всём покаяться, изменить свою жизнь и войти в лоно Церкви. А кажется, что очень хочется, и Господь зовёт, и душа тоскует без Него. Вы просто сказали о том, что для вас очень сложно не видеть плоды своего пастырского служения именно в отношениях с людьми, в отношениях с прихожанами. Но были ли у вас случаи, когда человек пришёл-таки к Богу, отказавшись от каких-то очень серьёзных вещей в своей прошлой жизни, обновился и всё-таки стал счастлив во Христе?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Что здесь сказать? Безусловно, какие-то единичные такие случаи у меня были, но, видите, в чём дело: в этом плане я большой циник. То есть когда человек ко мне подходит и говорит: «Отец Дмитрий, вот я зашёл в храм, просто рядом проходил, я услышал вашу проповедь (или: поговорил с вами на исповеди), меня это так поразило, что я вернулся через два месяца, я начал исповедоваться, причащаться. И я хочу просто жизнь изменить свою». Я думаю, любой священник вам множество таких случаев расскажет. Но, понимаете, я очень скептически к этому отношусь, честно говоря. Я обыкновенно это списываю на какое-то временное воодушевление человека. Я стараюсь всегда сказать, что это не я сделал, потому что я действительно ничего особенного человеку не сказал.

К. Лаврентьева

— А если это был призыв Божий?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Тогда это сделал не я. Я просто делал своё дело, а Господь именно через меня почему-то к этому человеку обратился. Хотя я говорю те же самые вещи сотням другим, которые приходят, и ничего в их жизни не происходит. И почему я сказал про какой-то такой цинизм: в смысле здоровый цинизм, который как защита действует, потому что потом очень тяжело разочаровываться. То есть ты обрадовался за человека, что вроде он пришёл, а через какое-то время ты видишь, как гаснут его глаза, он сталкивается с какой-то действительностью нашей, его начинает давить какой-то формализм — человек потухает и уходит.

К. Лаврентьева

— Что ему делать, чтобы не погасли глаза и не уйти, в общем-то?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Я не знаю. Вот, правда, не знаю. Понятно, что есть всякие рецепты: молись, причащайся, старайся с Богом разговаривать. Но в такой ситуации всегда человек останется один на один со Христом и с Промыслом Бога о нём — он кризис сам будет преодолевать. Я, конечно, могу его обнять, могу ему что-то подсказать, но если не будет действовать благодать, которую я не контролирую, которая не течёт из меня. Как, знаете, краник такой: я откручиваю — она потекла, закрыл — не течёт. Если не будет действовать благодать, то это закончится ничем: человека мои слова абсолютно не вдохновят, и он этот кризис не пройдёт.

К. Лаврентьева

— А та самая встреча со Христом, о которой мы говорим, — что нужно сделать, чтобы встретиться со Христом?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Мне кажется, нужно обращаться к Нему, по имени молиться, лично обращаться, своими словами. Не обязательно это должны быть церковные молитвы. Церковные молитвы — это, как иконы, мы должны ориентироваться на них.

К. Лаврентьева

— Они обязательно должны быть.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, должны присутствовать, безусловно. То есть мы чувствуем, когда мы молимся, что сердце согревается, действительно мы вникаем в слова, но человек вполне может молиться своими словами — это свободный диалог. И потом, дай Бог, постепенно Господь его приведёт уже к пониманию вот именно церковной традиции. Но если человек хочет найти Христа, мне кажется, нужно признать, во-первых, что Он есть, что в моей жизни что-то не так происходит — я бессилен перед этой жизнью, я не могу её контролировать. И Единственный, Кто мне может, возможно, помочь — это Спаситель. Я интересные такие мысли слышал одного священника или психолога даже, может быть, не помню. Что делать человеку, когда он хочет изменить образ жизни. Тот, кто даёт совет, говорит, что обыкновенно наш образ жизни зависит от тех идеалов, которые мы в своей голове держим. Вот вы представьте, что есть Некто, Кто вас любит, Кто о вас заботится, Он вездесущий, Он всемогущий. Вот просто вам не нужно признавать, что Он реально есть — вы просто хотя бы представьте, что такая сила существует. Вот нарисуйте себе в сознании эту картинку — вот каким вы себе Бога хотите представить, вот как вы Его хотите видеть. Хотите видите Его строгим Судьёй, Который наказывает грешников? Хорошо, если вам так удобно. Хотите Его видеть добрым, милосердным, с чувством юмора? Замечательно! Но просто представьте, что Он есть.

К. Лаврентьева

— Так, представили. А дальше?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Постарайтесь жить так, как будто Он есть, и обращаться к Нему так, как будто Он есть. И тогда обязательно Господь откликнется.

К. Лаврентьева

— Войдёт в твою жизнь. Как старец Паисий говорил: «Сначала делай дела любви, а потом любовь войдёт в твою жизнь».

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Я понимаю, что это немножко такая сомнительная «метода», с точки зрения такого традиционного, может быть, даже пастырского опыта, благочестия. Но я сейчас не к богословам сейчас обращаюсь — наверное, нас слушают не только богословы, нас слушают простые люди.

К. Лаврентьева

— Вот да.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Я поэтому как бы рассуждаю немножко свободно. И допустите мысль, что это есть Христос. Пусть Он будет для вас своим Христом. Всё-таки даже в церкви у всех людей свой Христос. Кто-то думает, что Христос — это строгий Судья, Который должен наказать грешников. Кто-то думает, что Христос милосерд. Кто-то думает, что Христос — это покровитель искусства, и для Него вообще искусство во главе угла стоит. Поэтому можно таким путём пойти, и обратиться к Нему в молитве. И я верю, что Господь обязательно откликнется.

К. Лаврентьева

— Отец Дмитрий, понимаете, мы же тоже не можем рисовать себе образ Христа таким, каким нам удобно. Психологи вообще говорят, что это связано с образом отца: какой был отец, так ты себе и Бога воспринимаешь. Мы должны стремиться всё-таки к тому, чтобы хотя бы немножко, хотя бы частично, в меру нашего сознания, но вместить Его — настоящего.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, совершенно верно, конечно. Поэтому я и сказал, что то, о чём мы говорили выше, это не рекомендация традиции, это, скорее, рекомендация, может быть, от психологии. Просто я пытался её как-то применить к церковной действительности. Собственно, для этого и есть церковная традиция, для этого и существует церковное Предание. Это творения отцов Церкви, это собственно Священное Писание, и это, безусловно, опыт литургической жизни, общины церковной. То есть правильный образ Христа формируется у нас в той степени, в какой мы участвуем в церковных Таинствах: в исповеди, в Причастии и так далее — и в той степени, в какой мы погружаемся в святоотеческую традицию, хотя бы представленную в виде книжности. И в той степени, в какой мы общаемся с теми нашими старшими товарищами, наставниками, которые прошли уже какой-то духовный путь и которые уже имеют какое-то ощущение Христа, общее для церковной общины. То есть постепенно, постепенно, знаете, как икону иконописец прорисовывает: сначала карандашиком, потом ещё какие-то штрихи наносит, потом красками — вот постепенно в нашем сердце и оживает образ Христа, который содержится именно в традиции, в нашем православном мироощущении. Но этот путь нужно проходить, и не факт, что человек получит этот образ сразу, когда он в церковь пришёл. То есть для этого нужно и сердце очистить, подготовить, для этого нужно над собой поработать. И конечно, в данном случае речь не идёт о комфортном Иисусе, удобном, друге таком, которого можно по плечу похлопать, и он тебя похлопает. Нет, конечно.

К. Лаврентьева

— Да. Такое протестантское несколько... да?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, вы совершенно правы. Здесь опять же должен быть союз с традицией, причём с традицией опять же не в лице просто текстов, книг, а в лице вхождения в общину, которая собирается вокруг Чаши Христовой, и там есть определённая атмосфера. И у этой общины формируется некое коллективное сознательное, а возможно и бессознательное, о том, как правильно: как правильно смотреть на жизнь, как правильно оценивать те или иные факты этой жизни. Это, знаете, как семья: в одной семье принято кушать вечером всем вместе за столом, а в другой не принято; в одной принято произносить какие-то слова, в другой не принято, считается дурным тоном. Вот дух семьи. Вот тем же самым духом заражается человек, который входит в церковную общину. Он тоже начинает воспринимать окружающую действительность так, как члены этой общины. А источник этого духа — Чаша Христова. То есть когда мы причащаемся с сердечным сокрушением, со смирением, тогда Господь нам подаёт благодать, и у нас появляется то, что отцы называют «ум Христов» — вот он нас всех объединяет. И мы можем как-то верно, адекватно оценивать окружающую действительность.

К. Лаврентьева

— Понятие «вера» очень связано со словом «доверие». И мало верить в то, что Бог есть, мы должны доверять — это крайне важно для христианина. И одно дело доверять, когда у тебя обстоятельства жизненные складываются более-менее благополучно. Ты доверяешь Богу, у тебя всё хорошо. А другое дело, когда с тобой случается такое, что ты вообще вместить не можешь. И что бы вы сказали человеку, который пришёл, — его просто «бомбануло», можно сказать. Вот просто ему такой крест Господь дал. Во-первых, как этот крест принять? Во-вторых, как, несмотря ни на что, когда тебя просто бомбят разные мысли в голове, сохранить доверие Богу, сохранить верность своему выбору изначальному?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Хороший такой вопрос. Но опять он фундаментальный.

К. Лаврентьева

— У нас сегодня с вами такая программа.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Да, у нас какие-то темы супер-богословские, я бы сказал, такая тяжёлая артиллерия. Мне почему-то, в связи с вашим вопросом, вспоминается такая детская игра, которая называется «Игра в антонимы». Помните? Я говорю «добро» — вы говорите «зло», я говорю «вкусный» — вы говорите «невкусный» или «горький». И я какой-то опыт проводил со студентами, я им говорил про то, что такое вера? Спрашивал у них, какой антоним. Они мне говорят: «Скепсис» — «Ну да, замечательно». — «Атеизм» — «Замечательно». — «Неверие, нигилизм, цинизм, беззаконие», — это всё верно. Но один человек мне такой замечательный антоним выдал: «Желание контролировать». То есть, задумайтесь: антоним «веры», то есть противоположное по значению слово, — «желание контролировать». Желание контролировать ситуацию своими собственными силами, желание контролировать жизнь своими собственными силами. То есть неверующий человек — это не тот, который отрицает существование Бога. Неверующий человек — это который, соглашаясь умом, что Бог есть, что существует Его Промысл, что Его Промысл направляет нашу жизнь, что Господь заботится о нас, что Он даже птичку одевает и цветочек полевой, и что Он всё равно тебя поддержит: даже если ты будешь падать, где-то внизу тебя подхватят — вот перед тем, как ты, извините, шмякнешься. Он в теории это признаёт, но всё равно продолжает продумывать свою жизнь до самых мелочей. И он очень сильно нервничает, если всё не идёт по его плану. Вот мне кажется, источник кризиса в принципе — это состояние. Это и есть состояние неверия — всё проконтролировать, всё полностью взять под свой контроль, гарантировать какую-то безопасность, стабильность себе, своим родным. Необязательно ведь человек — эгоист. Он может действительно искренне заботиться о детях, о жене и пытаться обеспечить жизнь от А до Я. И когда что-то не получается, естественно, у такого человека происходит срыв. Но почему? Потому что он как бы исключает Промысл из своей жизни, он не даёт Богу действовать в жизни — он сам хочет всё сделать своими силами. А Бог, понимаете, не вмешивается — Он уважает человеческую свободу. И Он говорит как бы: «Хорошо, хочешь так? Но что я сделаю, если ты меня Сам в жизнь-то не пускаешь? Ну, пожалуйста, живи так, как ты сам считаешь нужным».

К. Лаврентьева

— А как впустить?

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Вы знаете, видимо, сразу это не получится. То есть человеку на этом пути обретения этого доверия, перед тем, как он научится отпускать ситуацию... То есть отпустить просто ситуацию нужно — уметь отпускать. Он должен набить очень много шишек, пока он поймёт, где ситуацию отпустить, а где ты реально сам должен своими силами что-то сделать. Опять же, формальных критериев не существует — это путь. Человек молится, причащается, читает духовную литературу, советуется с наставниками, пытается жить по Евангелию, делает добро для людей, отдаёт им себя. И молится Богу: «Господи, научи меня видеть, что мне нужно делать, где мне нужно отпускать, а где, наоборот, нужно поднажать». И постепенно, я уверен на 100%, он сам в какие-то минуты будет чувствовать какие-то ситуации, когда уже действует не он, когда действует Господь, когда Промысл осуществляется. Вы вспомните, что произошло с апостолом Петром, когда он пытался ситуацию проконтролировать. Ведь он же думает, что Христос идёт в Иерусалим для того, чтобы стать царём. Он поэтому защищает Его в Гефсиманском саду — он царя земного защищает. И он думает: «Сейчас Ангелы придут и порядок наведут». И потом, когда он оказывается во дворе первосвященника и видит, что Христа оплевали, распяли, он понимает, что никакого царства не будет, и он в малодушии отрекается. То есть он кризис сильнейший переживает. Почему? Желал проконтролировать, всё взять в свои руки, то есть желал взять свою жизнь под контроль, своими силами. Понимаете, в такой ситуации мы остаёмся с жизнью один на один — поддержки свыше нет. Потому что ты сам властелин своей жизни. Раз ты сам хозяин своей жизни, пожалуйста, — что Я тогда буду вмешиваться, устраивать что-то за тебя?

К. Лаврентьева

— То есть надо учиться доверять.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— Надо учиться доверять. Надо учиться угадывать, где Господь, а где я. Отпускать ситуацию...

К. Лаврентьева

— Сегодня мы говорили о вере, о неверии, о кризисах, о Достоевском, о Раскольникове, о Базарове...

Свящ. Дмитрий Барицкий

— О чём мы только ни говорили сегодня...

К. Лаврентьева

— И всё это как-то очень органично вплелось в путь к священству, в путь к вере, в разговор о пути к вере и в вере священника Дмитрия Барицкого. Огромное спасибо вам, отец Дмитрий. Огромное спасибо радиослушателям. В этом часе с нами был священник Дмитрий Барицкий, кандидат богословия, доцент кафедры филологии и библеистики Московской духовной академии, автор и ведущий программы «Евангелие дня» на радио «Вера». С вами была Кира Лаврентьева. Всего вам доброго и до свидания.

Свящ. Дмитрий Барицкий

— До свидания.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем