Поделиться
Крашеное яйцо, творожная пасха и кулич уже давно стали символами пасхального стола. После длительного Великого поста христиане разговляются ими по его окончании, вернувшись домой с праздничного пасхального богослужения. Крашеное яйцо – возможно, самое древнее церковно-обрядовое кушанье. Согласно преданию, первое пасхальное яйцо было особым даром. Мария Магдалина преподнесла его римскому императору Тиберию, как символ новой жизни, и объявила о Воскресении Христа словами «Христос воскресе!». То яйцо было обычным, белым. Но когда император сказал с усмешкой, что не верит в Воскресение, как и в то, что куриное яйцо может быть красным, оно в его руках изменило свой цвет. Из этого предания и родился обычай дарить друг другу яйца на праздник Пасхи, «христосоваться» ими.
На Руси после введения христианства равноапостольным князем Владимиром пасхальное яйцо стало важной частью христианских обычаев. Яйца, по обычаю, варили и красили на Страстной Неделе, в Великий Четверг. В Пасхальное Воскресенье разговлялись в первую очередь именно ими, а уж потом – творожной пасхой и куличом. А по окончании Пасхальной Недели, на Радоницу приносили крашеные яйца на кладбища – своим покойным родственникам как знак будущего воскресения из мертвых.
История пасхального кулича тоже уходит корнями в глубокую древность. Одни историки считают, что слово пришло из греческого языка: «кулиз» - это хлеб круглой или овальной формы. Другие видят в нем древнеславянское слово «колача», то есть «дитя солнца»: славяне пекли обрядовый заквашенный хлеб весной, в преддверии сева. Кулич стал символом не только Воскресения Спасителя, но и Его незримого присутствия за пасхальным столом. В Древней Руси одно место хозяева оставляли свободным – и ставили кулич на стол перед ним, напоминая о невидимом присутствии Христа.
Творожная пасха – особое блюдо из творога, которое готовят один раз в году – к пасхальному столу. Такой обычай долгое время был распространен не столь широко – лишь в северных и центральных районах России. На юге и на Украине пасхой называли только кулич. Считается, что творожная пасха символизирует Гроб Господень и, кроме того, замещает собой ветхозаветного агнца – ягнёнка, которого приносили в жертву к празднику еврейского «песаха», ветхозаветной Пасхи. Для приготовления пасхи нужен творог высшего качества –свежий, сухой и однородный. В него добавляются сливочное масло, сливки или сметана, иногда - изюм. Часто в пасху добавляют яйца, пряности, миндаль, цукаты, украшают разными сладостями.
Издавна в России крашеные яйца, кулич, пасху полагается освящать в церкви по окончании ночного пасхального богослужения. В Светлое Христово Воскресенье они занимают самое почетное место на праздничном пасхальном столе.
Мария Козлова
Поделиться
В 2017 году москвичка Мария Козлова выпустила первую поэтическую книжку под названием «Стихи брату». Я неспешно читал-перечитывал изящно изданный сборник, украшенный изображениями разнообразных дверей (яркий, кстати, образ, направляющий читателя к полюсам смыслов, как надписи «вход» и «выход»), читал-читал и вспомнил строки поэта старшего поколения — Геннадия Русакова, — по возрасту годящегося и Марии и мне — в отцы:
«Хорошо, так и будет, пора... / Время слышит и верности просит. / И высокое слово „сестра“ / на своём языке произносит».
...Ну, конечно же, слово «брат» — в названии книги Марии Козловой — особого, духовного свойства, — как «сомышленник» или «совопросник».
Все мы здесь с одинаковым отчеством
В одинаковых кедах стоим
За твоё и моё одиночество,
И отечества тающий дым.
За одну фотокарточку детскую
И любовь к чёрно-белым цветам.
Вот оно — доказательство дерзкое
Принадлежности к здешним местам.
Вот оно — доказательство странное
Теоремы о сумме углов —
Не какая-то даль безымянная
Или тихая песня без слов,
А конкретная область подвздошная,
Еле слышный в крови шепоток —
Настоящее наше и прошлое,
Подводящее жизни итог.
Это, милый, не стон умирающий —
Так творение славит Творца.
Господа, до свиданья! Товарищи,
Нам положено петь до конца.
Мария Козлова, «Все мы здесь с одинаковым отчеством...». Из книги 2017 года «Стихи брату»
Это стихотворение имеет посвящение, обозначенное инициалами «И.Б.».
...Мне хочется думать, что за ними — поэт и преподаватель Литературного института имени Горького — Игорь Иванович Болычев, который в 2010-х взял на себя водительство легендарной литературной студией «Кипарисовый ларец», основанной в начале 1980-х годов. Если говорить коротко, речь тут идёт о благодарном служении слову, ответственности за него и цеховой принадлежности к традициям русской лирики прошлого века, обозначенным, например, именами Александра Блока — с одной стороны, и Георгия Иванова — с другой.
Перед тем, как я прочитаю ещё одно стихотворение Марии, написанное после выхода книги «Стихи брату», приведу как раз слова старшего коллеги Козловой по Литинституту и студии «Кипарисовый ларец» — названного выше Игоря Болычева:
«Стихи Марии Козловой пронизаны высоким звуком. И это главное доказательство её дарования. Давно в России не звучал такой ясный, чистый голос. Вот он зазвучал, и стало очевидно, что слухи о невозможности настоящей лирической поэзии оказались сильно преувеличенными». Конец цитаты и — стихи Марии, Маши, Маруси Козловой:
Тихий дворик столичный,
Где забор и скамья.
В тишине идилличной
Чик-чирик воробья.
То ли мы повзрослели,
То ли жили легко...
Тополя шелестели
Высоко-высоко.
Это что-то из детства —
Не воскресшее вновь —
Про родство, и соседство,
И до гроба любовь.
Что-то вроде этюда —
Натюрморт под дождём.
Кто же мы, и откуда,
И куда мы идём.
Мария Козлова, из поэтической подборки «Два слова», журнал «Новый мир», март 2023 года.
Все выпуски программы Рифмы жизни
Иеромонах Василий Росляков
Поделиться
...Это произошло в монастыре Оптина пустынь, пасхальным утром 1993 года, когда иеромонах Василий — в миру Игорь Росляков — шел исповедовать причащающихся в скиту, особом уединении для отшельников.
Услышав, что вдруг затихли оптинские колокола, отец Василий решил узнать, что случилось и повернул к звоннице. Не ведая, что звонари Трофим и Ферапонт только что приняли мученическую кончину, он увидел торопливо идущего на него человека, который нанес 32-летнему иеромонаху смертельную ножевую рану.
Вскоре узналось, что убийца пометил лезвие клинка сатанинскими знаками.
Так началась вечная жизнь трех убиенных русских монахов, о которых написаны книги (труду Нины Павловой «Пасха Красная» посвящена одна из программ цикла «Закладка» на радио Вера); новым мученикам наших времён складывают акафисты и молитвы, составлены их жития, собираются материалы для возможной канонизации.
Один из трёх оптинских насельников был священником (имя он обрёл в честь Василия Блаженного). Именно о нём мои сегодняшние «Рифмы». В дни тридцатилетия оптинской трагедии, весной 2023 года, об отце Василии вспоминал хорошо знавший убиенных монахов, иконописец, игумен Филипп (Перцев): «...Конечно, им были присущи многие черты людей того времени, но было много и совершенно удивительного. Никто из братии не знал при жизни отца Василия, что он пишет стихи, церковные стихиры к праздникам. Открытие его дневника после кончины показало всю глубину богомыслия этого человека. Для него даже тем других не существовало, только глубинный плач о Боге и о своём несовершенстве. В его проповедях это уже ярко звучало, но во всей полноте выявилось только после кончины...»
Давайте бережно прочитаем стихотворное сочинение отца Василия на первую строчку 138 псалма царя и пророка Давида — «Господи, искусил мя еси и познал мя еси...» («Господи! Ты испытал меня и знаешь...»).
Недавно мне стало известно, что эти стихи положены и на музыку.
Ты испытал меня, Боже, и знаешь
Ведаешь всё, недоступное мне.
Часто, наверно, сомненье прощаешь,
Видно которое только Тебе.
Пусть я шатаюсь по свету тревожно,
Пусть укрываюсь в домашнем углу,
Ты обнимаешь меня, словно воздух,
Руку в скорбях предлагая Свою.
Знаю — когда мной слагаются песни,
Нет ещё слова на чистом листе.
Ты его видишь прозреньем чудесным,
В сердце влагая настойчиво мне.
Сколько я рылся на кладбищах книжных,
Сколько я дум передумал в себе,
Всё ж, не сумев вдохновенья постигнуть,
В Церковь пошёл помолиться Тебе.
Дивен мне разум небесного свода,
Дивно свеченье далёкой звезды.
Видел я край совершенства земного —
Слово же Божье обширней земли.
Где от души мне своей затаиться?
Где не настигнут раздумья меня?
Я по Вселенной промчался, как птица, —
Места такого не знает она.
Если скажу: «Может, тьма меня скроет,
Будет мне ночь неприступной стеной», —
Сердце тотчас заскулит и завоет,
Ночь освещая тоскою грудной.
Дивно я создан Божественным Словом:
Будто бы соткан из ткани земли
С замысловатым телесным узором,
С тайным до времени светом внутри.
Боже, меня испытай. И поведай,
Что притаилось за словом моим.
С книгой тогда я оставлю беседы,
Духом начну обучаться Святым.
Иеромонах Василий (Росляков), на строку 138 псалма. Конец 1980 годов
...Отец Василий, моли Бога о нас!
Все выпуски программы Рифмы жизни
Иван Клюшников
Поделиться
Позабытый ныне поэт Иван Петрович Клюшников появился на свет, когда Александр Сергеевич Пушкин был всего лишь десятилетним мальчиком, а ушёл из жизни в самом конце XIX столетия. К этому времени в живых не осталось ни одного человека, кто ещё помнил раннюю поэтическую славу этого выпускника Московского университета, остроумца и острослова, знатока мировой истории и европейской философии.
В ранние годы в молодом Клюшникове не чаял души его ровесник, будущий критик Виссарион Белинский, интеллектуальные таланты Ивана высоко ценили лучшие представители мыслящего студенчества — будущие «западники» и «славянофилы» — чьи имена ныне вошли в учебные пособия и словари. Он был, как бы сейчас сказали, репетитором у молодого «недоросля» Ивана Тургенева.
И вдруг с этим обещающим литератором случилось то, что ныне назвали бы тяжёлой депрессией, а вослед ей — и глубокое перерождение, — начало которого он описал в стихотворном плаче «Собирателям моих элегий».
Дважды воскликнув в этих стихах «я не поэт!», — Иван Клюшников подытожил свои душевные переживания так:
...Моя печаль — семейная могила.
Чужим нет дела до неё.
Пусть я один оплачу всё, что было
И что теперь уж не моё.
Вам дик мой плач! — То голос тяжкой муки,
То отголосок светлых дней.
Зачем же вам разрозненные звуки
Души растерзанной моей?
Оставьте их! от скорби, от роптанья
Я исцелюсь скорей в тиши
И заглушу нестройный вопль страданья
Святой гармонией души.
Иван Клюшников, из стихотворения «Собирателям моих элегий», 1839 год
Поэт, действительно, удалился «в тишь»: оборвав все свои культурные связи (но и сохранив ко многим из сотоварищей сердечное чувство), — он удалился в родовое имение под Харьковым, где прожил, затворившись, почти полвека. Со временем его даже стали упоминать в литературных статьях, как человека, давно ушедшего из земной жизни. Но Иван Петрович Клюшников был не только жив.
...На склоне лет он вернулся к стихосложению. К престарелому поэту пришёл свежий поэтический дар, а в русской поэзии народился новый религиозный лирик — с выстраданным духовным зрением и покаянной нотой.
В его стихах зазвучала спасительная тема молитвы.
...Нет! не мечтать, а терпеливо
И честно дело жизни совершить.
Вопрос не в том, чтоб быть счастливым,
Но чтоб достойным счастья быть:
Из сердца выбить наважденья,
Наукой ум освободить,
Святое в жизни обновленье
Святою битвою купить;
Ко счастью путь один — молитва
И слово вечное Христа,
И здесь одна святая битва —
С собой под знаменем креста.
Иван Клюшников, из оды-сказки «Новый год поэта», 1878-1880 годы
Я рад, друзья, что мы сегодня вспомнили этого забытого русского поэта, который в конце долгого земного пути чудесно обогатил свой душевный талант — духовным прозрением. И — выразил это на пространстве поэзии: молитвенно и благодарно.
Все выпуски программы Рифмы жизни
