«Память всех святых, в земле Российской просиявших. Память святых прп. Кирилла Белозерского, прав. Алексия Московского, блгв. вел. кн. Анны Кашинской и преп. Александры Дивеевской» - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Память всех святых, в земле Российской просиявших. Память святых прп. Кирилла Белозерского, прав. Алексия Московского, блгв. вел. кн. Анны Кашинской и преп. Александры Дивеевской»

* Поделиться
Максим Первозванский
прот. Максим Первозванский

Мы беседовали с клириком московского храма Сорока Севастийских Мучеников в Спасской слободе, главным редактором молодежного портала Naslednick.online протоиереем Максимом Первозванским.

Разговор шел о ближайшем воскресенье, в которое празднуется память всех святых, в земле Российской просиявших, а также о памяти святых преподобного Кирилла Белозерского, праведного Алексия Московского, благоверной великой княгини Анны Кашинской и преподобной Александры Дивеевской — ​​​​​​​о том, какой поучительный пример они оставили для нас. Отец Максим объяснил, в чем смысл воскресного Евангельского чтения о призвании Иисусом Христом первых апостолов, и как оно раскрывает суть праздника этого дня.


М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», в которой мы каждую неделю говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. С его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в воскресенье Всех святых, в земле Российской просиявших, и на наступающей седмице. Отец Максим, вот праздник Всех святых, в земле Российской просиявших. Мы неделю назад праздновали память всех святых вообще. Понятно, что святость не имеет территориальной привязки, поскольку речь идёт всё-таки о Царстве Небесном, и мы все взыскуем того небесного града — Небесного Иерусалима. Почему же мы отдельно выделяем именно русских святых, в чём тут особенность?

Прот. Максим Первозванский

— Здравствуйте. Здесь я хотел бы сразу начать с одного уточнения. Дело в том, что действительно этот праздник существовал несколько десятилетий именно с таким названием — Всех святых, в земле Российской просиявших. Но в последние годы, по понятным причинам, он изменил своё название, и теперь он называется: Всех святых Церкви Русской. Дело в том, что слово «российская» нас отсылает, конечно, к Российскому государству, что понятным образом заужает каноническую территорию Русской Православной Церкви. И в последние годы он и в календарях, и в официальных всех изданиях именуется именно как праздник Всех святых Церкви Русской, хотя в Минеях и в других богослужебных книгах, которые издавались ещё несколько десятилетий назад или хотя бы даже десятилетие назад, он продолжает вот так вот именно называться: в земле Российской просиявших. Связано это с тем, что... Тут вообще есть несколько таких сложных моментов, потому что, например, с Грузинской Православной Церковью — в определённый момент она по сути дела стала частью Русской Православной Церкви, поэтому грузинские святые могли даже входить в состав этих самых «Всех святых Церкви Русской». А вообще-то, это, конечно, связано с тем, что, как мы знаем, Вселенское Православие состоит из Поместных Церквей, одной из которых является Русская Православная Церковь. Её каноническая территория простирается и на другие государства. И тут речь идёт именно об этих святых: не о российских, с точки зрения государства, а русских, с точки зрения Церкви — не по национальности, не по государственному признаку, а по принадлежности к Русской Православной Церкви.

М. Борисова

— Святитель Иоанн Шанхайский (Максимович) писал об этом так: «Самым существенным свойством русских людей стала вера в Царство Божие, искание его, искание правды. Грешная Москва, столица грешной России, в своей исторической жизни падала до дна, но поднималась, потому что не умирало сознание правды». Вот в этом есть ключ к пониманию того, о чём мы пытаемся сегодня говорить?

Прот. Максим Первозванский

— Может быть. Это, конечно, очень правильные и красивые слова, другой вопрос, что я не стал бы это свойство как-то усваивать именно Русской Православной Церкви, именно русским святым, именно русским людям. Я сразу хочу оговориться, что под русскими людьми я имею в виду не национальность «русский», а «мама турок, папа грек, а я русский человек», то есть именно принадлежность к русскому Православию.

М. Борисова

— Да, конечно, насколько мы знаем, в Российской империи не было даже в паспортах такой графы, как «национальность», было «вероисповедание».

Прот. Максим Первозванский

— Да, тут есть определённая сложность, потому что, не знаю, к счастью или к сожалению, без этих эпитетов, но вот эта грань между народом или политической нацией, или национальностью у нас проведена не так часто. И попытка это всё как-то разграничить — давайте вспомним времена Ельцина с его обращением «дорогие россияне» — вот эта увязка государства, народа, нации, религии — это всё у нас не до конца и не чётко определено, к сожалению или к счастью (подчёркиваю, что я специально без эпитетов, хотя они пытаются сквозь меня как-то прорваться). Хотя на самом деле, конечно, это разные понятия. И здесь есть определённая опасность сползания в такой церковный национализм. Православию, к сожалению (вот здесь точно можно сказать, что к сожалению), свойственно, как опасность, как некое искушение, такая вот национализация. Это касается совершенно не только русских, мы прекрасно видим это и на примере греческого такого православного национального сознания, и на примере болгарского, и на примере грузинского, и естественно, на примере русского, когда именно свой народ пытаются увидеть и представить как уникальный, исключительный. Хотя, в общем, на самом деле это так, если не исключать всех остальных. Мы можем сказать: русский народ — народ-Богоносец. Безусловно, в этом не будет ничего неправильного. Другой вопрос, что я не стал бы при этом исключать, что есть и другие народы-Богоносцы. Безусловно, православные ромеи — это народ-Богоносец, и сербы, и болгары, и грузины — безусловно, мы здесь все, объединённые Вселенским Православием, можем так о себе сказать.

М. Борисова

— Обычно когда мы стараемся как-то больше для себя прояснить суть праздника, мы обращаемся к тем евангельским чтениям, которые ждут нас завтра за Литургией. И вот в отрывке из 4-й главы Евангелия от Матфея, который завтра будет читаться в храме, там, собственно, история призвания первых апостолов: сначала Петра с Андреем, потом Иакова Зеведеева и Иоанна. И там всё время идёт рефрен: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним». Вот нет ли ключа к пониманию святости вообще в этих словах? То есть когда у нас в реальной такой нашей повседневной, будничной жизни встаёт вопрос: поступить по евангельской норме или в соответствии с житейским здравым смыслом, — мы зачастую выбираем житейский здравый смысл.

Прот. Максим Первозванский

— Позвольте я сразу немножко придерусь к вашим словам. Вы прочитали слова Евангелия о следовании за Христом, а потом в комментарии сказали совсем другие слова. Вы сказали «евангельская норма или здравый смысл». Здесь принципиально важное отличие между нормами и следованием за Христом. Следование за Христом, как это ни удивительно, может нарушать все евангельские нормы. Я понимаю, как страшно это, может быть, звучит в некоторых конкретных случаях, но это действительно так. И признак святости — это не соблюдение евангельских норм. Евангельские нормы мы призваны соблюдать все, и это некий ориентир, в общем, который нам всем указан. А вот следование за Христом — это конкретный призыв. И мы знаем множество житий святых, некоторые из них даже в какие-то исторические периоды фактически исчезали из Четий-Миней, уходили куда-то на второй план, потому что было страшно в конкретный исторический период буквально читать эти жития. Поскольку у людей, читающих жития, есть естественное желание, что вот раз святой, значит, мы должны ему подражать, мы должны быть на него похожи, мы должны пытаться повторить его подвиг. А подвиг некоторых святых настолько нарушает все евангельские нормы, прости, Господи, что это часто является соблазном даже для христиан, не то что для нехристиан. И поэтому здесь принципиально важно, что святой — это тот человек, который действительно услышал призыв Самого Господа и за Ним последовал. И призыв этот, конечно, отличается. И у разных людей, возможно даже в каких-то нюансах или в каких-то акцентах (хотя я тут сейчас на очень зыбкую почву встаю), у разных народов какие-то есть свои особенности — у русской святости, безусловно, они есть. Но вот это действительно принципиально важно. Потому что как только мы сводим Евангелие к нормам, мы по сути дела создаём или воспроизводим новое фарисейство. Ведь кто такие фарисеи? Фарисеи — это те, кто хотели исполнить до конца и во всём ветхозаветные нормы. Услышав призыв к святости от Господа, услышав слова «проклят всяк, кто не исполняет всегда и всего, что написано в Книге Закона», фарисеи поставили перед собой целью этот закон исполнить. И в этом честь им и хвала. Но, сведя Бога к нормам, они наступили на вот эти самые грабли, что в Евангелии фарисеи Господом постоянно упоминаются в совершенно негативном смысле, с жуткими словам: «порождения ехиднины» и так далее. Поэтому нам важно чётко понимать, что призыв Господа может быть разный: к каждому человеку он обращён всегда индивидуально. Поэтому вот такое небольшое замечание хотел сделать.

М. Борисова

— Но сама история этого праздника довольно поучительная. Потому что если в середине XVI века, благодаря трудам святителя Макария, который 12 лет положил вместе с учениками своими на собирание и приведение в какое-то такое систематическое состояние житий как раз русских подвижников, и ему мы обязаны «Великими Четьи-Минеями», он, став уже Предстоятелем Русской Церкви, провёл несколько Соборов в Москве, в результате которых торжественно было прославлено 30 новых общецерковных и 9 местночтимых святых; и вот как раз был установлен день общей памяти новых чудотворцев русских. Но уже к концу XVI века праздник этот постепенно забывается. В итоге на протяжении всего Синодального периода этот праздник не праздновался и был восстановлен только на Поместном Соборе 1917-18 годов вместе с Патриаршеством. И потом опять по понятным причинам не праздновался вплоть до победы в Великой Отечественной войне. Вот такая очень историческая судьба церковного праздника нам о чём-то говорит?

Прот. Максим Первозванский

— Я думаю, что у каждого конкретного как возрождения или возникновения, так и такого почти забвения есть своя конкретная причина. Конечно, можно как-то и обобщать эти причины, но вы назвали митрополита Макария. Безусловно, это удивительный период в истории русского Православия — период становления, период после падения Константинополя, осознания себя действительно Поместной Церковью, а не просто частью Вселенского Православия. Здесь, как я уже сказал, очень важно удержать баланс: не скатиться в осознание собственной национальной исключительности, а с другой стороны, не потерять... осознание себя взрослым, что называется. Этот процесс похож на процесс взросления ребёнка, превращение его сначала в подростка, а потом уже и во взрослого человека. И вот именно это и происходило — для того, чтобы осознать, что мы не просто некие епархии в составе Вселенского Православия, а мы Поместная Церковь, Русская Православная Церковь. Вот, с одной стороны, и собрание этих знаменитых «Великих Четьи-Миней», то есть собрание русской святости, не как особого явления, а просто как... Ведь этот момент почитания своих святых получил своё развитие в дальнейшем. Я сейчас немножко предваряю, может быть, ваши следующие передачи, но вслед за праздником Всех святых Церкви Русской много-много воскресных дней подряд будут праздноваться святые Рязанской земли, Тамбовской, Сибирской, Минской, Пермской, какой угодно. То есть обратите внимание, открыв календарь, что фактически всё лето — я не помню сейчас точно, но, по-моему, до начала Успенского поста разные воскресные дни посвящены празднованиям вот таких местных Соборов святых.
Есть такое понятие «Собор святых» — прославившихся по какому-то поводу. Это не обязательно даже место, например Собор новомучеников и исповедников — это не по поводу места, это по поводу определённых событий: гонений, например. Есть и другие примеры, но наиболее распространённые Соборы — именно по месту. Например, Собор Рязанских святых, когда стало понятно, что Рязанщина — это особая земля, которая породила целый сонм святых и так далее. То же самое происходило, соответственно, в XVI веке, да ещё и раньше. Понятно, что этот процесс, условно говоря, начался с митрополита Ионы, а может быть, и ещё раньше. Но своего такого завершения он получил учреждением московского Патриаршества. Что касается Синодального периода... мы понимаем, что государство в этот момент, вообще весь Синодальный период, не особо подчёркивало какую-то особую роль Церкви как особого организма. И Церковь воспринималась как ведомство православного вероисповедания. Будучи по сути православной, государством она воспринималась во вполне протестантском духе: как некая, с одной стороны, вера частных людей, а с другой стороны, вера правителей. Вот когда это объединялось... понятно, что у нас это не достигло такой степени, как это достигло в поствестфальской Европе, когда действительно чья власть, того и вера. Но эти процессы у нас тоже происходили, и с возрождением самосознания Церкви как особого организма, не сводимого ни к народу, ни к государству, естественно возродился этот праздник.

М. Борисова

— Напоминаем нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот всё-таки национальные особенности, конечно, не определяют, но присутствуют. В это же воскресенье мы празднуем память одного из очень русских святых — память преподобного Кирилла Белоезерского. И в связи с этим как раз очень хочется вспомнить то, о чём писали в конце XIX-го, начале XX века люди, исследовавшие историю русского Православия, как о феномене Северной Фиваиды. Говорилось о том, что монашество, зародившееся в Египте в пустыне рядом с Фивами, дало целый сонм великолепных образцов мощи святых, духовного подвига. И на Севере в XIV-XVI веках произошло то же самое, с поправкой, как писал Иван Концевич: «Таким же образом отличается святость отцов египетской пустыни, стихийно-буйная и могучая, как лава, извергающаяся из вулкана. Эта святость, подобно яркости южной природы, отличается от нашей святости — тихой и величавой, кристально-светлой, как светел и ясен лучезарный и тихий вечер русской весны. Но как тут, так и там, тоже умное делание и тоже безмолвие». Вот говоря о преподобном Кирилле Белоезерском, — всё-таки любимый ученик Сергия Радонежского. Его монастырь, который в результате своих подвигов он основал, после того, как лавра пришла в несколько такое духовное не то чтобы запустение, но, скажем, в более остывшее состояние, как раз Кирилло-Белоезерский монастырь принял на себя вот это горение преподобного Сергия. То есть именно из этого монастыря стали выходить новые подвижники. В чём вот эта вот удивительная особенность Северной Фиваиды? Ведь даже на американца, баптиста по рождению и воспитанию, Серафима (Роуза) именно пример наших северных подвижников-монахов произвёл такое впечатление, что он принял Православие и сам постарался у себя в Америке воспроизвести опыт их жизни.

Прот. Максим Первозванский

— Действительно Кирилл Белозерский был, пожалуй, величайшим из учеников преподобного Сергия. И у любого человека, верующего во Христа, этот удивительный пример Северной Фиваиды не обязательно приводит его к обращению к Православию, если он не православный, но производит потрясающее впечатление, потому что это действительно настоящий христианский дух. Знаете, когда в нашей Церкви праздновали 1000-летие крещения Руси, — напомню, это 1988 год — было издано довольно много таких юбилейных альбомов памятных, с фотографиями, с описаниями. И вот один из этих альбомов был как раз посвящён лавре преподобного Сергия Радонежского. Напомню вам, что это ещё советское время. И там трудами митрополита Питирима, архимандрита Иннокентия (Просвирнина) была составлена карта Северной Фиваиды. Если вам удастся посмотреть этот альбом, это сейчас, конечно, достаточно раритетное издание, но он издавался большими тиражами, ещё советскими, то есть его ещё можно найти. Хотя это церковное издание, но его можно найти, поскольку оно издавалось по такому важному юбилейному поводу, общегосударственному на самом деле. И я помню своё впечатление, когда мне попал в руки этот альбом и я посмотрел эту карту — а это не цветная, а просто карта-схема, чем-то на туристическую кроку похожая. Когда ты видишь эту просто бесконечную россыпь точек с указаниями монастырей, скитов, ты понимаешь это направление той самой монашеской колонизации Русского Севера. Ты осознаёшь, что эти люди двигались не страхом, не корыстью, не стремлением к какой-либо карьере.
То есть по сути дела как это происходило? Точно так же, как сам преподобный Кирилл Белоезерский ушёл из уже обустроенной лавры, ушёл из обустроенной Москвы в пустынное место, точно так же эти шаги повторялись снова и снова. Как только монастырь обустраивался, как только вокруг него возникал какой-то крестьянский или городской, полугородской посад, то есть люди, где-то появлялся князь, боярин, то есть всё это обмирщалось, буквально следующее поколение монахов вновь выходило из этого места, как уже не из пустыни, а из обжитого места, и уходило всё дальше и дальше на север и на восток. И вот этот процесс, как искание Бога в безмолвии, в тишине, конечно, потрясает. Я сейчас об этом рассказываю и вспоминаю свои ощущения чуть ли не 35-летней давности, и они вновь оживают в моём сердце. И это удивительная вещь, просто реально удивительная. И это близко нам, потому что, конечно, мы читаем, знаем, чтим древние патерики, отцов-пустынников, но это очень далеко — это всё-таки полторы тысячи лет назад, это совершенно другая страна, другой климат, всё другое.

Я, например, помню, как я с удивлением узнал, что кто-то из древних отцов был эфиопом, другой был коптом, другой был ещё кем-то, хотя, читая их жития, первоначально я представлял их с нашей внешностью. Точно так же, как сейчас изображают, допустим, Матерь Божию или святых в Китае с китайским внешним видом, где-то в Африке — с африканским. А эти святые наши совсем, они близкие, нам их проще понять, поэтому проще оценить и восторгнуться их подвигом.

М. Борисова

— Читая житие преподобного Кирилла Белоезерского, я каждый раз спотыкаюсь на его молодых годах в Симоновом монастыре. Почему так часто бывает, что молодой человек, горящий желанием духовных подвигов, тянущийся к аскезе, с ходу, как только оказывается в монастыре, вынужден годами, а иногда десятилетиями выполнять послушания, диаметрально противоположные его внутренним стремлениям? Вот Кирилл хотел поститься и молиться, вместо этого попал практически в пекарню. И вынужден был там достаточно долго выполнять послушание, пока вроде бы его давнишнее желание было исполнено: поставили его на послушание переписывать книги. Он попереписывал книги и сбежал обратно в эту хлебню. Вот что происходит с человеком, когда он начинает свой путь? И мы, которым монашеские подвиги очень далеки, мы для себя что-то из этой школы почерпнуть можем?

Прот. Максим Первозванский

— Безусловно, можем. И второй очень важный момент — это, конечно, не то, что должно быть воспроизведено нами в миру. И даже не в каждом монастыре это возможно воспроизвести. Но общий принцип, конечно, мы должны понимать, и он так или иначе воспроизводится и в нашей духовной жизни, может быть, уже помимо нас самих. Знаете, есть такое замечательное монашеское присловье: если ты видишь юношу, идущего пешком на небо, дёрни его за ногу. Мой духовной наставник, наместник Новоспасского монастыря архиепископ Алексей (Фролов), говаривал мне, тогда молодому человеку, который воспринимал это всё так ершисто: «Я вообще не верю в благочестие людей младше сорока лет». Я не понимал, что он имеет в виду: как это так, что же не бывает молодых благочестивых людей? Конечно, бывает — вот они стоят, молятся, вот они пришли в монастырь, принимают постриг. Как же так? А дело в том, что для того, чтобы всё-таки стяжать что-то монаху в первую очередь необходимо смириться. И если для мирского человека, для нас с вами, это настоящее смирение, простое, настоящее смирение, достигается через обстоятельства внешней жизни: семья, жена, муж, дети, работа, начальник, безденежье и ещё какие-то обстоятельства, какие-то болезни родных, близких, суета — это всё приводит к тому, что мы не можем думать о себе высоко (я имею в виду в среднем по больнице), мы понимаем свою немощь, мы как-то оцениваем себя относительно трезво; то для монаха, пришедшего в монастырь для того, чтобы послужить Богу, уславшего призыв Его «будьте святы, потому что Я свят», оставившего всё, избежать гордыни, избежать искушений, связанных с этой юношеской, часто очень неумеренной ревностью, которая на самом деле непонятно, чем питается. Понятно, что там очень много замечательного, светлого, доброго, иначе бы ничего не получилось. То есть не дай Бог мне обесценить этот молодой порыв — это просто замечательно. К сожалению, он есть далеко не у всех. Но поскольку это молодой человек, в нём ещё не произошло вот это разделение внутреннее, очищение, когда он не умеет мух от котлет отделять в своих собственных порывах, он не понимает, где он по Богу ревнует, а где он просто тешит свою гордыню или тщеславие. Это так просто не разделяется, на это требуются годы внешних обстоятельств и внутренней борьбы.
Поэтому если мы посмотрим на жития святых, именно монашествовавших, то мы увидим, что по 20-30 лет... давайте посмотрим житие Серафима Саровского, чем он занимался в молодости, куда ему пришлось... Вспомним заветы Оптиной пустыни, когда людей, приходивших в монастырь, искавших духовной жизни, отправляли кизяк собирать на 10-15 лет. Причём чем более высокодуховен был и тонко организован с духовной точки зрения был человек, тем дольше он собирал кизяк. Я не монах тоже, но просто при монастыре уже больше 20 лет так или иначе тружусь и вижу, как это, по крайней мере в идеале, должно происходить. Приходит молодой человек в монастырь — и он повар, он хорошо умеет готовить. Ему говорят: «Так, ты идёшь на конюшню». Приходит конюх, у него прекрасно с лошадями получается, ему говорят: «А ты идёшь в поварню, в трапезную, на кухню». То есть в монастыре часто послушания даются даже не по устроению самого человека, а вопреки этому устроению, чтобы он... как, знаете, есть ещё такая хорошая поговорка: чтобы он носил круглое и катал квадратное.
Об этом чудесно написал митрополит Антоний Сурожский. У него не было монастыря в его жизни, он говорит, что в его жизни была армия. И для него армия послужила вот этим самым периодом монашеского искуса, когда они выполняли иногда абсолютно не логичные, бессмысленные приказы командиров среднего и нижнего звена, и самое главное, зная, что это неправильно, что этот приказ будет отменён, что это всё ерунда и не имеет отношения к пользе дела. Но они это выполняли, тем самым учились отсекать собственную волю, потому что главное для монаха — это умение отсечения собственной воли, дабы услышать волю Божию. Если в твоей душе говорит твой голос и твоя воля, ты не услышишь Бога. Бог будет стучать, говорить, настаивать, а ты всё равно будешь слышать только себя. Поэтому такой магистральный, что называется, монашеский путь — это путь послушания и отсечения своей воли вопреки собственным желаниям и устроениям. Так что здесь ничего удивительного нет.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающей воскресенья и предстоящей седмицы. Вот удивительно сошлось в нашем церковном календаре: в один день и праздник всем русским святым, и праздник преподобному Кириллу Белоезерскому, и совершенно другой пример святости — память праведного Алексея Московского, Алексея Мечёва. С таким понятием как старец у нас обычно ассоциируется представление такое о монахе-подвижнике, о котором после многих лет аскетических подвигов узнаёт много народа, к нему тянутся паломники, люди идут к нему за советом, за молитвами. Но есть в Русской Церкви примеры совершенно обратные. Таким был отец Иоанн Кронштадтский и, может быть, ещё больше как раз отец Алексий Мечёв. Это приходские священники, не монахи. Но если у отца Иоанна Кронштадтского не было детей и он мог всего себя посвятить служению проповеди, то отец Алексий был самым типичным батюшкой приходским,всю жизнь прослужил в храме святого Николая в Клённиках на Маросейке. И в общем-то, если так разобраться, ничего героического вроде бы в его жизни не было. Когда я читала его жизнеописание, очень интересная параллель как-то сама у меня возникла. Отец Алексий ввёл у себя в церкви ежедневное богослужение и восемь лет служил в почти пустом храме. А мне довелось в советские времена в 80-е годы попасть в одну деревенскую церковь в Ивановской области, куда прислали молодого священника вот буквально незадолго до того, как мы туда приехали. И он рассказывал, как он приехал туда в начале Великого поста,была зима. Староста открыла ему нетопленный храм, в котором кроме него и старосты не было никого. И он говорит: «Я отслужил Литургию, вышел в пустой, холодный храм, сел на солею и заплакал». Вот я думаю, что ощущения отца Алексия могли быть где-то похожие в начале его служения. Но в результате мы получили удивительный пример святости в приходской церкви. Как его оценить?

Прот. Максим Первозванский

— Мы в первой части передачи говорили о призыве, который обращён Господом к каждому человеку. Естественно, он обращён и к каждому священнику. Поэтому когда мы читаем жития святых, мы, конечно, с одной стороны, воспринимаем их как некий пример для подражания или руководство к действию, к повторению, к воспроизведению. С другой стороны, нам должно быть ясно, что это не то, что можно взять и воспроизвести. Тайна Божьего призыва и ответа человека на этот призыв — это всегда тайна. Мы никогда, даже если бы смогли самого этого человека подробно расспросить, всё равно до конца не узнаем, потому что и сам человек до конца не знает, как эта тайна совершается. И я, например, знаю много совершенно достойных священников, которые говорят: «А что я буду служить в пустом храме? Я могу и дома помолиться». И кто из них прав, а кто не прав? Должен ли священник служить ежедневно восемь лет в пустом храме, как это делал отец Алексей Мечёв? Я не знаю. Ему Господь, видимо, это сказал, открыл, ему это было очевидно — что он должен именно по этому пути идти, что Господь дал ему определённый путь, дал силы, дал дары на этом пути, и он по этому пути пошёл. Вот когда человек действительно слышит Божий призыв, когда Бог начинает действовать через человека... а пути есть очень разные.
Мы в предыдущей части нашей программы говорили, например, о монашеском пути: как через послушание услышать этот Божий призыв и стать буквально прозрачным для Божьей благодати, чтобы ты был тем витражом, через который Божий свет изливается на этот мир и переливается всеми возможными цветами и красками. То же самое происходит и не в монашеском пути. И есть самые разные пути, и кто-то вообще через тяжкие грехопадения, кто-то через такую многолетнюю уединённую по сути дела молитву. Любой священник вам скажет, что когда ты служишь Божественную литургию, ты после неё выходишь другим человеком. Иногда, к сожалению, это очень ненадолго, это может быть на полчаса — до тех пор, пока ты из храма не вышел и не побежал куда-нибудь, но это реальное действие Божьей благодати, которое Господь и на любого молящегося в храме, тем более на священника, совершающего Божественную литургию, производит. Если он служил эти годы, искренне молясь, наверняка там было искушений много. Я не знаю, плакал он или не плакал, когда людей в храме у него не было. Я знаю одного священника, который сейчас... Большинство священников, я в том числе, очень расстроились в связи с тем, что церкви были закрыты на карантин. Понятно, что все вообще расстроились. Но мне сложно было служить в пустом храме, то есть когда ты, певчие и максимум один алтарник, и нет прихожан. И поэтому мне так важна была камера, которая стояла в храме и через которую мы вели трансляцию.

А я знаю священника, мы с ним как-то поговорили, уже после открытия храмов, он говорит: «Ты знаешь, а я оказался просто как в скиту. Я наконец отвлёкся от того, что люди сзади, от того, что такое у нас большое богослужение. Вот я, вот Бог. Я за всех молюсь. По сути оказался, как в скиту на Афоне», — даже такой пример привёл. Поэтому я не знаю, как отец Алексей Мечёв воспринимал это своё уединённое состояние в храме — отчаяние ли его посещало или, наоборот, он ощущал себя, несмотря на то, что он семейный человек с детьми, но ощущал себя монахом где-нибудь в Северной Фиваиде. Этого нам, конечно, не дано знать, это нам не открыто. Но то, что он шёл тем путём, который дал ему Бог, несомненно. И свидетельством тому является как раз то, что благодать Божия впоследствии изливалась через него преизобильно, как церковные люди говорят, когда он действительно мог стать тем источником благодати и милости Божией, к которой люди притекали, несмотря на все искушения внешней жизни и тогдашние гонения на Церковь.

М. Борисова

— Удивительно ведь ещё и другое. Очень часто в последнее время обсуждается, в особенности в церковных СМИ, тема молитвы в большом городе: возможно, невозможно, как возможно, в каком виде возможно. Но ведь собственно пример отца Алексия как раз и говорит о том, что возможно всё, потому что, насколько я понимаю, по отзывам Оптинских старцев он на каком-то этапе стяжал постоянную молитву.

Прот. Максим Первозванский

— Именно ему принадлежат слова: «Мы должны научиться молиться даже на балу». Это действительно так — то, о чём вы говорите.

М. Борисова

— То есть если идти каким-то этим путём, то всё возможно.

Прот. Максим Первозванский

— Другой вопрос, что, конечно, наша молитва, особенно для новоначального, а вообще-то для любого человека на самом деле, очень сильно зависит от обстоятельств, в которых он находится, в том числе даже от положения тела. Вот если я сейчас сяду в кресло, положу ноги на стол и попытаюсь молиться, то мне это будет, лично мне по крайней мере, гораздо сложнее, чем если я надену подрясник, зажгу лампаду, положу богослужебную книгу на аналой, желательно на церковнославянском языке, а не в русской транслитерации, разожгу кадило и так далее. То есть понятно, что внешние обстоятельства: будет меня при этом кто-то отвлекать или не будет, будет ли у меня звонить телефон или я действительно окажусь в уединении — вот для обычного человека, для меня например, это очень важно. Мне сложно молиться в ситуации, когда у меня много разных отвлекающих внешних обстоятельств и всевозможных помыслов. Меня на молитву подвигает либо действительно такая правильно обустроенная вокруг меня обстановка внешняя и внутренняя, либо какие-то серьёзные события в моей жизни, когда, знаете, говорят, что кто не тонул в море, тот и не молился. Когда что-то серьёзное в твоей жизни происходит, то ты по необходимости молишься, потому что понимаешь своё бессилие и невозможность самому что-то в этой ситуации поправить или изменить. Но, как завещал нам отец Алексей Мечёв, учиться мы должны молиться в любых обстоятельствах, в том числе сидя в кресле, положив ногу на ногу, на стол. Другой вопрос, что не стоит нам так сидеть.

М. Борисова

— Вот удивительно: мы иногда говорим о каких-то династиях актёров, учёных, а тут пример удивительной династии святых. Ведь с древних времён это редко встречается. Это вот в первые века встречались такие династии, когда и родители, и дети в результате оказывались святыми. А в нашей новейшей истории это бывает очень редко, а прославлены в лике святых и отец — Алексей Мечёв, и сын — Сергий Мечёв, в один год — в 2000 году на юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви. Вот как объяснить этот феномен? Это ведь тоже достаточно большая редкость.

Прот. Максим Первозванский

— Вообще, интересно, что отец Сергий Мечёв был совсем не похож на своего отца. И это отмечали и прихожане Маросейки, что это всё-таки был совсем другой человек. А по поводу преемства святости: вообще, пусть и непрославленных, но эти священнические династии воспроизводились снова и снова, я уверен, что среди них было множество святых. Дело в том, что большинство святых в нашей Церкви не прославлено — надо это понимать. Несмотря на то, что чтение только имён всех святых, в Церкви Русской просиявших, занимает часа три, поэтому далеко не в каждой церкви оно совершается, а по чину на Всенощном бдении на литии полагается помянуть, где, помните, молитва «спаси, Боже, люди Твоя», и дальше, соответственно перед освящением хлебов, вина и елея, поминаются святые дня. И вот как раз наши Минеи содержат поминовения всех русских святых. А это поминовение иногда занимает больше трёх часов — просто вот священник стоит и перечисляет: «Молитвами...» — того, того, того... Всё равно, несмотря на этот гигантский сонм святых, непрославленных святых гораздо больше. И надо понимать, что вообще так уж сложилось (я не хочу сейчас это подробно комментировать), но большинство святых, которых прославила Православная Церковь, это либо монахи, то есть преподобные, либо это какие-то князья, либо это святители, то есть епископы, тоже монахи, либо это мученики. Вот отец Сергий был прославлен как мученик. И святых, которые просто жили семейной жизнью, священники или просто святые, не обязательно священники, которые прославляются в лике праведников — вот как праведные Богоотцы Иоаким и Анна, — вот таких какое-то страшное меньшинство. Но я убеждён, что на самом деле по факту их, конечно, не меньшинство. Мы восторгаемся подвигом преподобных отцов, монашествующих, поскольку их подвиг явен, они явно отрекаются от мира, они явно готовы следовать за Христом, они действительно воссияют на церковном небосклоне. Но я уверен, что множество непрославленных здесь земной Церковью святых, они в том числе принадлежат и священническим династиям, которые, безусловно, имелись в прошлом и продолжают существовать сейчас.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, что сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Помимо таких отцов, предстоящая неделя даёт нам возможность поговорить и о женской святости в Русской Церкви. 25 июня мы будем праздновать обретение мощей Анны Кашинской, а 26 июня — преподобной Александры Дивеевской. Два совершенно разных женских типа. Святая благоверная княгиня Анна перенесла в жизни столько испытаний, сколько вообще трудно даже через запятую перечислить. В год её свадьбы с князем Михаилом Тверским умер её отец, через два года дотла сгорел княжеский терем со всем имуществом, потом заболел муж, в младенчестве умерла дочь. В 1318 году муж уехал в Орду, и там его замучили. Там же, в Орде, погибли оба её сына и внук. То есть от одного перечисления волосы уже на голове начинают тихо шевелиться. После гибели мужа княгиня приняла постриг с именем Ефросинии, а потом, постригшись в Кашинском Успенском монастыре, постриглась в схиму с именем Анна, и уже после жизни в монастыре мирно отошла ко Господу. Что удивительно в этой святой? Конечно, её жизненный путь. Но удивительна и сама история её прославления. Её прославили в 1650 году, когда было установлено её церковное почитание. Какое-то время её память праздновали, но очень недолго, потому что когда начался раскол старообрядчества, так случилось, что особенно ревностные сторонники старого обряда восприняли её как некое своё знамя. И случился беспрецедентный случай  в истории Русской Церкви: Патриарх Иоаким в 1677 году аннулировал канонизацию. То есть тоже невероятная вещь: как это — святого объявили несвятым? И только в 1908 году было восстановлено общецерковное почитание. Вот что за странная судьба этой святой?

Прот. Максим Первозванский

— Удивительно, я не знал, что мы именно так будем сейчас об этом говорить. Помните, в самом начале нашей передачи я говорил о том, что святость — это следование Божьему призыву? Поэтому сложно в житиях некоторых святых увидеть те самые, например, евангельские нормы. Это не касается, конечно, преподобной Анны Кашинской, но в тот же период, например, такая очень почитаемая на Руси в дораскольнические времена мученица Домнина также была изъята по сути дела из синодиков, Четий-Миней и просто из Миней потому, что она покончила жизнь самоубийством — она не была деканонизирована. И именно её житие старообрядцы, которые, как мы знаем, часто в гарях заканчивали свою жизнь, считая, что лучше им сжечь себя, чем стать никонианами — вот они именно её пример приводили себе как бы в такое оправдание и назидание, и подражали ей. И тоже мы говорили, что далеко не все святые оказываются прославленными земной Церковью. Я не могу ничего сказать конкретно про деканонизацию преподобной Анны Кашинской, но понимая, что так или иначе в первую очередь жития святых и их почитание, кроме непосредственно мистического обращения к ним, носили, особенно в прошлом, характер такого педагогического, назидательного научения тому, как надо жить, как правильно проживать, как правильно проходить свой земной путь. Поэтому так или иначе в разные периоды истории те или иные святые оказывались более или менее известными: о них начинали больше говорить, о них начинали проповедовать, их жития распространять, или, наоборот, они отходили в тень, или даже, как в этом случае, совсем снимались с повестки дня. И я сейчас не хочу высказывать какую-то оценку, но просто это нужно иметь в виду, что это действительно так. У вас стоят на полке книги, которые вы собирали, например, для себя. И вы считаете, что каждая из этих книг для вас весьма важна и назидательна. Потом ваш ребёнок подрастает и говорит: «Папа (или мама), а вот эта книжка, а вот эта книжка?» И я, например, помню, как некоторые книжки из библиотеки моих родителей куда-то исчезли. Точно так же, как и я сейчас какие-то книжки убрал повыше, потому что понимаю, что сейчас неполезно для моих детей, если та или иная книга, или фильм, или ещё что-то попадёт им в руки. То есть мы, будучи родителями, педагогами, определённым образом формируем, что называется, учебную программу. Насколько это корректно по отношению к святым? Это точно не моего ума дело, пусть это решает Синодальная богослужебная комиссия по канонизации святых. И Патриарх принимает это решение — нам остаётся только смириться с этим решением.

М. Борисова

— 26 июня — память преподобной Александры Дивеевской. Это совсем другой пример жизненного подвига. Основательница Дивеевской монашеской общины, схимонахиня Александра — в миру Агафья Мельгунова. Она, сама будучи дворянкой, очень рано вышла замуж за одного из соседей-помещиков. Всё замечательно, прекрасно, всё, как положено в XVIII веке. Но когда муж умер, и она осталась владелицей обширных поместий и семисот душ крестьян с маленькой дочерью на руках, вот посередине этого куртуазного XVIII века эта вполне благополучная женщина решает посвятить себя Богу. В общем, она ровесница Екатерины II, можно такую кальку провести — ей тогда ещё 30 лет не было. И она принимает постриг во Флоровском монастыре в Киеве, потом отпускает крестьян на волю, продаёт всё своё имение, все деньги тратит на строительство церквей. И под конец, основавшись в деревне Осиновка, неподалёку от Саровской пустыни и села Дивеево, с несколькими послушницами образует первую общину, которая впоследствии стала Казанской, и духовное окормление которой принял на себя тогда ещё очень молодой Серафим Саровский. Мы же очень часто обсуждаем пример богатых и знаменитых в Церкви. И пример такого пути сегодня для нас актуален?

Прот. Максим Первозванский

— Вы знаете, когда в жизни человека совершается какое-то серьёзное событие, изменяющее все его планы на жизнь, какой-то перелом — в данном случае смерть мужа и полная смена ожиданий от жизни. Мало кому удаётся жить так, как он планировал до этого. К сожалению, некоторые люди встают на путь какой-нибудь кровавой барыни Салтычихи — по отношению к своим крестьянам. Мы тоже знаем этот пример, хоть и чуть позже, но из той же самой помещичьей действительности. И знаем вот этот пример удивительный. Поэтому тут ведь как? Мы привыкли осуждать богатых людей, апеллируя словами Евангелия «трудно богатому войти в Царствие Небесное». Да, трудно действительно, но не невозможно. Более того, очень часто человек для того, чтобы отдать всё и последовать за Христом, должен иметь, что ему отдать. И здесь мы видим этот замечательный пример того, как... безусловно, у неё были разные варианты поведения. Потеряв мужа, она не потеряла возможность жизни: она могла выйти замуж ещё раз, она могла не выходить замуж, ей было на что жить, ей было зачем жить. Но она избрала другой путь, потому что Господь постучался в её сердце. Это, как мы уже тоже сегодня говорили, у нас получается, что в каждой части мы по сути дела снова и снова возвращаемся к Евангелию этого воскресного дня — к призыву Божию, обращённого к каждому из нас.
Главное, услышать этот призыв, то есть если Господь зовёт тебя оставить всё и следовать за Ним — вот тебя лично, а не просто в Евангелии ты прочитал эти слова. Как Антоний Великий воспринял эти слова: мы знаем из жития преподобного Антония Великого, первого монаха, что он, стоя в воскресенье на Божественной литургии, услышал слова, обращённые Господом прямо к нему: «Оставь всё и следуй за Мной». И он это сделал прямо тут же, далеко никуда не уходя: прямо выйдя из храма, ушёл в пустыню. Мы все слышим эти слова, но обращены ли они лично вот ко мне, или к вам, или к этому человеку, стоящему рядом с нами в храме? Мы не знаем — это действительно тайна. Вот основательница Саровской пустыни восприняла эти слова, как обращённые лично к ней. У неё, видимо, не было вариантов. У неё был вариант не послушаться Бога, но это вообще самое страшное. Поэтому самая страшная ошибка, которую мы можем в жизни совершить, — это не послушаться Бога, когда мы понимаем, что это Господь нам говорит сделать то-то и то-то. А мы делаем вид, что этого не слышим, мы всегда найдём для себя оправдание: вдруг мне показалось, и вообще всё это ерунда, давайте я подумаю до завтра. Если мы на этот путь встаём — это, пожалуй, самая страшная и непоправимая ошибка, которую мы в своей жизни можем вообще совершить. Но к счастью, есть люди, которую эту ошибку не совершают, не совершают и следуют за Христом. И вот тогда мы видим этих удивительных святых и подвижников.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Прот. Максим Первозванский

— Храни вас Господь!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем