«Николай Михайлович Карамзин в усадьбе Остафьево». Исторический час с Дмитрием Володихиным - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Николай Михайлович Карамзин в усадьбе Остафьево». Исторический час с Дмитрием Володихиным

* Поделиться

Гостем программы была ведущий сотрудник музея-усадьбы Остафьево, хозяйка литературной гостиной в Остафьево Светлана Копылова.

Мы говорили об истории усадьбы в Остафьево, и о том времени, которое Николай Михайлович Карамзин провел там в работе над своим известным трудом — «История государства Российского». Светлана ответила, как Николай Михайлович оказался в усадьбе князей Вяземских, и что особенно привлекало его в этом месте. По словам нашей гостьи, музей-усадьба «Остафьево» — прекрасное место, где можно узнать о жизни этого знаменитого русского литератора и историка и увидеть памятник, установленный в его память еще в начале 20 века.

Ведущий: Дмитрий Володихин


Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы обсуждаем тему, которая соединяет великую личность и великое место: Николай Михайлович Карамзин в усадьбе Остафьево. И обычно мы в тех случаях, когда обсуждаем некую крупную историческую фигуру, просим у гостя дать своего рода визитную карточку. Но сейчас получается так, что Карамзин вступит, как хорошо налаженный музыкальный инструмент в руках у хорошо играющего музыканта, не на первом такте в нашу мелодию, а на первом месте будет у нас Остафьево, то есть великое место. Поэтому я сейчас представлю вам нашу гостью и попрошу у нее дать эту самую визитную карточку исторического места, замечательного поместья Остафьева. А сначала хочу сообщить вам, что у нас в студии Светлана Копылова, ведущий сотрудник музея-усадьбы «Остафьево» и хозяйка литературной гостиной этого богоспасаемого места. Здравствуйте.

С. Копылова

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот несколько слов об Остафьеве, потому что место это необычное. И любой человек непредубежденный, который побывает в гостях в Остафьеве, скажет впоследствии, что, наверное, некий осколок старой, еще императорской России, во всяком случае России, которая давным-давно ушла, утонула, здесь дает о себе знать, он здесь разлит в атмосфере и чувствуется очень сильно.

С. Копылова

— Прежде всего усадьба Остафьево известна многим тем, что в ней побывал Александр Сергеевич Пушкин. Известна тем, что владельцами ее были князья Вяземские — с конца XVIII века до самой революции князья Вяземские владели этой усадьбой. Но, наверное, мало кому известно, что здесь, в усадьбе Остафьево, жил и работал историк, как Пушкин его называл, наш последний летописец и первый историк, Николай Михайлович Карамзин. Работал он в Остафьеве двенадцать лет, эти годы он посвятил главному труду своей жизни — «Истории государства Российского».

Д. Володихин

— Ну пока мы с вами еще походим по остафьевским землям и травам, потрогаем остафьевские деревья и остафьевские постройки. Насколько я понимаю, тот главный прекраснейший дом, который сейчас принимает гостей в Остафьево, это ведь особняк XVIII века, это ведь архитектор Старов, и это место, где в разное время собирались литературные компании высочайшей пробы.

С. Копылова

— Да, на самом деле тот особняк, который сохранился до нашего времени, построенный в 1804 году примерно завершено было его строительство, построили князья Вяземские. Но известно, что этот особняк построен на фундаменте, оставшемся от другой постройки, и там стоял дом, принадлежавший купцу Матвееву. Купец Матвеев был владельцем усадьбы до Вяземских, и именно купец Матвеев построил там суконную фабрику, он возвел плотину, благодаря ему образовался обширный пруд и та самая липовая аллея, которую Пушкин назвал «Русский Парнас», она тоже была заложена и выращена Кузьмой Матвеевичем Матвеевым.

Д. Володихин

— Матвеев — это XVIII век, если память мне не изменяет. А Остафьево известно с незапамятных времен, чуть ли не со времен середины XIV века кого там только не было — и Апраксины были, и Долгоруковы были — разные владельцы, один знаменитее другого. Любопытно вот что: вот «Русский Парнас» — это ведь разговор не о постройках усадьбы. Усадьба была великолепна, она и сейчас в очень хорошем состоянии после целого ряда реставраций. Но прежде всего разговор о людях, которые там побывали. Мы о Вяземских, может быть, чуть-чуть позже поговорим, но помимо Вяземских, то есть хозяев усадьбы — в XVIII, на протяжении большей части XIX века они усадьбой владели — ведь там перебывал, можно сказать, весь «золотой век» России. В литературе, я имею в виду.

С. Копылова

— В усадьбе Остафьево уже при первом владельце из рода Вяземских, при Андрее Ивановиче, которого называли «собиратель именитостей умственных», побывали известнейшие литераторы конца XVIII века — это и Нелединский-Мелецкий, и Дмитриев, и дядя Александра Сергеевича Пушкина, Василий Львович Пушкин...

Д. Володихин

— Батюшков, Батюшков там бывал, жил.

С. Копылова

— Батюшков, конечно же, бывал. А в дальнейшем стал принимать в усадьбе — уже литераторов своего времени — сын Андрея Ивановича Вяземского, Петр Андреевич.

Д. Володихин

— Ну он и сам довольно известный литератор, несколькими стихотворениями вошел в нашу историю, во всяком случае в историю литературы навсегда, был довольно крупным общественным деятелем. И, в общем, на небосклоне русской литературы он, конечно, занимает вовсе не одно из высших мест, но место достаточно заметное. То есть литератор звал литераторов не как звезд, а как друзей.

С. Копылова

— Да, Вяземского еще называют «звездой разрозненной плеяды».

Д. Володихин

— Что это значит?

С. Копылова

— Так его назвал Баратынский, и есть стихотворение Баратынского, посвященное именно Петру Андреевичу Вяземскому. А Вяземский был одним из тех, который собирал вокруг себя и концентрировал вокруг себя поэтов и писателей, близких ему по духу.

Д. Володихин

— Вот одного вы назвали — это Александр Сергеевич Пушкин. А еще?

С. Копылова

— Это был Баратынский, это был Адам Мицкевич, Денис Давыдов. А об одной из таких встреч в Остафьево, на святки 1830 года, Петр Андреевич писал в письме своему другу: «У нас был уголок Москвы... Был Денис Давыдов, Трубецкой, Пушкин, Муханов, Четвертинские; к вечеру съехались соседки, запиликала... скрипка и пошел бал балом». Обычно после балов князь Вяземский уединялся со своими друзьями — поэтами, писателями — читал им свои написанные только что произведения, а они также декламировали в овальном зале свои стихи.

Д. Володихин

— Там ведь и Николай Васильевич Гоголь бывал. Ну во всяком случае он не из тех, может быть, кто бывал там постоянно, но он посетил Остафьево, отдал должное Русскому Парнасу.

С. Копылова

— Да, Николай Васильевич Гоголь бывал в Остафьеве. Он бывал в тот период, когда жизнь его проходила между Италией и Россией — это был уже 1840 год, когда он впервые приехал по приглашению князя Петра Андреевича Вяземского. И Николай Васильевич Гоголь, и Александр Сергеевич Пушкин, известный историк Погодин приезжали в Остафьево не только в гости к князю Петру Андреевичу Вяземскому, но прежде всего в Остафьево они приезжали как в место, где жил и работал Николай Михайлович.

Д. Володихин

— И все же, мы вот перебрали многих из остафьевского круга, но как минимум еще одна звезда первой величины, звезда большая, чем даже сам благосклонный к литературе владелец, князь Петр Андреевич Вяземский, это Александр Сергеевич Грибоедов. Ведь он же тоже бывал в Остафьево, насколько я понимаю.

С. Копылова

— Да, долгое время исследователи спорили, бывал ли Грибоедов, нет ли, но не так давно было установлено точно, что Грибоедов все же бывал в Остафьеве. Мало того, что Грибоедов участвовал и в балах, и в театральных представлениях. В то время популярно было ставить на сценах любительских театров в усадьбах пьесу Фонвизина «Недоросль». И как раз Грибоедов, известно, что был занят в женской роли — он играл Еремеевну, няню Митрофанушки.

Д. Володихин

— А его-то «Горе от ума» никто там не догадался поставить, не происходило такого?

С. Копылова

— «Горе от ума» — о том, что там думали или же хотели поставить, нам неизвестно, может, это и было в планах хозяев. Но вот что пьесу, которую Грибоедов написал совместно с Петром Андреевичем Вяземским, это нам, конечно же, известно.

Д. Володихин

— А что за пьеса?

С. Копылова

— А это пьеса «Обман за обманом или Брат и сестра». Это музыкальная пьеса, которая и сейчас ставится в некоторых театрах. И как раз эта пьеса, ее премьера состоялась в усадьбе Остафьево. Известно, что для исполнения главной роли была приглашена актриса московского театра Львова-Синецкая, а в остальных ролях могли быть заняты и гости усадьбы, и сами хозяева. Супруга Петра Андреевича любила такие постановки организовывать, и сама блистала в ролях.

Д. Володихин

— Ну что ж, чудесное место. Те кто там еще не побывал, поезжайте, почувствуйте, что под вашими ногами земля, по которой ходил Пушкин, кора деревьев, к которым прикасался Карамзин, и — ну нельзя сказать воздух, которым дышал Грибоедов, но во всяком случае дома, на которые смотрел Грибоедов. Собственно, правильным, наверное, будет, если сейчас в эфире прозвучит вещь, которая прославила Александра Сергеевича Грибоедова не меньше, чем его «Горе от ума» — я имею в виду «Вальс» Грибоедова. Отлично, по-моему, соответствует духу места сего.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, надеюсь, вас этот замечательный вальс настроил на добрые мысли. И мне после него приятно сообщить вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем жизнь и творчество Николая Михайловича Карамзина в усадьбе Остафьево. И у нас в студии замечательный гость Светлана Копылова, ведущий сотрудник музея-усадьбы «Остафьево», хозяйка тамошней литературной гостиной. Ну что ж, мы начинаем постепенно подступаться к теме Карамзина, и начнем, собственно, с семейных связей. Каким образом Николай Михайлович там оказался, какое отношение он имеет к древнему семейству Вяземских?

С. Копылова

— Николай Михайлович Карамзин всем, чего он добился в своей жизни, достиг, обязан своему таланту, обязан своей целеустремленности. Выходец из небогатого семейства, из небогатого рода Карамзиных, он родился в Симбирской губернии...

Д. Володихин

— Провинциальные дворяне довольно, действительно.

С. Копылова

— Да. И вот в 1804 году он поселяется в Остафьеве — усадьбе, которая принадлежала князю Андрею Ивановичу Вяземскому. Вяземские происходили из рода Рюриковичей. Николай Михайлович Карамзин был с хозяином усадьбы знаком задолго до появления в Остафьеве, примерно в конце XVIII века он с ним познакомился, был дружен, общался с ним, встречался в его московском доме. А в дальнейшем он познакомился со старшей дочерью Андрея Ивановича, незаконнорожденной Екатериной Андреевной Колывановой. Николай Михайлович Карамзин за два года до встречи с Екатериной Андреевной похоронил свою первую супругу, и у него осталась от первой супруги дочь Софья. Николай Михайлович Карамзин сближается с Екатериной Андреевной, делает ей предложение и женится в 1804 году. Свадьба была в Остафьеве.

Д. Володихин

— Ну вот прежде, чем мы продолжим о семейной уже судьбе, вновь вернее, по второму разу о семейной судьбе Николая Михайловича говорить и о том, насколько органично он вписался в прекрасный литературный мир Остафьева, я бы хотел о Вяземских пару слов сказать. Позволите мне, Светлана? Собственно, действительно Вяземские князья Рюриковичи, и они очень этим гордились и даже пытались как-то свысока поглядывать на правящую династию: ну что такое Романовы — люди изначально не царской крови, а вот мы, Рюриковичи... Ну здесь есть определенное лукавство: Вяземские из огромного разветвленного смоленского княжеского дома Рюриковичей в XV–XVI веках были малозаметны, а вот в опричные Ивана Грозного они всплыли на поверхность. Поскольку несколько видных представителей этого рода поднялись с опричниной и как служильцы Ивана IV на самый верх государственной власти в России. Впоследствии они давали России воевод, наместников, дипломатов. И, в общем, один раз, правда, дали фигуру крайне неприятную — служильца при Лжедмитрии II, Тушинском воре — ну было, было, тоже ведь не вычеркнешь из семейной истории. Вяземские в XVIII–XIX веке — люди, которые в большей степени не воеводы, не военные, а скорее деятели по статской части. Многие из них носили генеральские звания, но в основном заканчивали свою жизнь и судьбу, скажем, в сенаторах, в действительных тайных советниках и так далее. Случались, правда, исключения. Знаете, что во время Первой мировой войны был убит адмирал Сергей Сергеевич Вяземский, принадлежащий этому роду — убит был во время борьбы с немецкой батареей на Балтике, убит был за Отечество. Ну мы вернемся ко временам более древним, ко временам, которые близки Николаю Михайловичу. И тут стоит вот что сказать: род Вяземских очень разветвленный, сложный, все линии проследить — это специалист-генеалог разве что сможет. Для нас в данном случае интересно то, что какие-то ветви уходили в тень, другие поднимались, и когда эти уходили в тень, поднимались вновь те, которые раньше были на втором плане. Вот род сначала Ивана Андреевича Вяземского, потом Андрея Ивановича и его сына, Петра Андреевича Вяземских, он в значительной степени поднялся благодаря связи с князьями Долгоруковыми и с баронами Шафировыми. Ведь если я правильно помню, матушка Петра...

С. Копылова

— Андрея Ивановича.

Д. Володихин

— Матушка Андрея Ивановича, да, была из рода одной линии Долгоруковых, другой от баронессы Шафировой. А Шафиров — это великий деятель петровской эпохи, и он оставил очень значительное наследство и, соответственно, огромные связи. Поэтому род в такой степени начал подниматься по связям, а не только потому, что они Рюриковичи. Крови у них это, скажем так, высоты крови это не убавляет, но надо понимать, что семейство Вяземских, оно было необычайно богатым в Москве и в Санкт-Петербурге знакомствами, не только в литературе, но и в высших кругах — при дворе, в разного рода учреждениях. И Вяземские с определенной, присущей им ленцой выбирали: ну что ж, ну хорошо, пожалуй, генерал-губернаторство, буду губернатором Нижегородским — это папа Андрей Иванович. А я при составлении Конституции... Не надо, нет? Ну хорошо, я подожду, может быть, вы мне дадите какой-то министерский чин. Министр юстиции? Очень интересно, но утомительно. Пожалуй, я оставлю этот пост. И для них с их богатством занятие каких-то государственных должностей не было необходимостью, было скорее возможностью как-то себя реализовать, показать то, что они что-то могут, помимо того, что богаты и литературно одарены. Ну тут интересный момент. Конечно, Карамзин, который породнился с Вяземскими, на фоне процветания этой ветви и их рода выглядел очень незначительным человеком в начале своей деятельности. Для него это было счастье, то что он оказался, скажем так, под покровительством Вяземских. Хотя впоследствии он, конечно, вырастет в гораздо более значительную фигуру. Ну вот я говорю, отобрав, можно сказать, у вас слово, а это совершенно неправильно. Стоит, пожалуй, обратиться к семейной жизни Карамзиных. Ведь насколько я помню, для Николая Михайловича его супруги в усадьбе был определен особый флигель.

С. Копылова

— Хотелось бы добавить к сказанному вами, что да, на самом деле Николай Михайлович Карамзин первое время в молодости ничем особенным не блистал, в отличие от князей Вяземских. Известно из содержания его писем к друзьям, что у него было слабое здоровье, и еще до женитьбы на Екатерине Андреевне он помышлял о том, чтобы поселиться в деревне, жить на природе и довольствоваться...

Д. Володихин

— В духе Руссо, как многие тогда хотели.

С. Копылова

— Да, в духе Руссо. И вот то, что он писал в своих сентиментальных повестях — и в «Бедной Лизе», и в других произведениях — вот эта деревенская жизнь на лоне природы, она его манила и привлекала. И к тому же, живя в деревне, он получал заряд здоровья. Известно, что до того, как он поселился в Остафьеве, примерно за год, он пишет письмо из усадьбы своего друга, где он проводил лето и очень был доволен своей жизнью. Поэтому поселившись в Остафьеве, Николай Михайлович получил вот то самое, к чему он и стремился и в строках своего стихотворения он, наверное, передает:

А мы, любя дышать свободно,

Себе построим тихий кров

За мрачной сению лесов,

Куда бы злые и невежды

Вовек дороги не нашли

И где б, без страха и надежды,

Мы в мире жить с собой могли,

В первую очередь Николай Михайлович был единомышленником князя Андрея Ивановича Вяземского.

Д. Володихин

— Вот прямо процитировали это стихотворения Карамзина ребята из группы «Машина времени» на излете советской эпохи. Просто, наверное, не все поняли откуда взяли они, но тем не менее. Обращаясь к жизни Николая Михайловича в Остафьеве скажите, вот что такое «Карамзинские дубы»? Так, ради интереса. Когда ко мне в руки попала карта Остафьева, там отдельной циферкой отмечена достопримечательность: «памятник Карамзину». А другая достопримечательность: «Карамзинские дубы» — что это такое?

С. Копылова

— Дело в том, что буквально год назад были проведены исследования и установлен точный возраст этих дубов: им 142 года, и посажены они были в память о Николае Михайловиче Карамзине. Посадили их его дочь и дочь Петра Андреевича Вяземского. Известно, что желуди, которые были посажены, по преданию были привезены из Петербурга. Собраны они из-под петербургского дуба, а тот в свою очередь назывался и был посажен от желудей «Вашингтонского дуба». То есть такое существует предание, что послы Америки привезли матушке императрице Екатерине II в подарок корзину с желудями, собранными с дуба, который рос над могилой Вашингтона.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот услышав такую родословную дуба, хочется проследить дальше до самого сотворения мира, когда Господь создал самый первый дуб. Ну а сейчас, вот под эту прекрасную шелестящую тему тех дубовых листьев, которые сейчас начинают опадать — как известно, дуб в зелени стоит очень долго, до начала снегопада, а то иногда и под снегом стоит с листвой. Так вот под эту тему мне легко напомнить, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы ненадолго прекращаем наш разговор, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный знаток усадьбы «Остафьево» и ведущий сотрудник этого замечательного заведения, Светлана Копылова, хозяйка тамошней литературной гостиной. Мы, собственно, подходим к творчеству Карамзина — от его семейных связей, от его предпочтений, где жить лучше на природе — к тому, что он действительно создал. Мы в самом начале сказали, что то произведение, которое в наибольшей степени прославило Карамзина (ну не знаю, кто-то думает, что «Бедная Лиза», но это уж на вкус любителей изящной словесности в духе сентиментализма), для историков и подавляющего большинства населения современной России и образованного класса, конечно, «История государства Российского», созданная Карамзиным — это то, что прославило его имя в наибольшей степени. И вот вы говорите, что «История государства Российского» создавалась именно там, именно в Остафьево.

С. Копылова

— Да. «История государства Российского» начала создаваться с 1804 года, осенью. Карамзин приехал в Остафьево и начал писать первый том «Истории». Но мысль и идея написания этого произведения родились у Карамзина задолго до появления в Остафьево, еще во время его путешествия за границу. А затем появились его первые исторические повести — это и «Наталья, боярская дочь», и «Покорение Новгорода» и другие.

Д. Володихин

— Вот это все писалось в Остафьево или до Остафьева?

С. Копылова

— Это исторические повести писались до Остафьева. И в 1803 году император Александр I заинтересовался историческими работами Николая Михайловича Карамзина. В это время новый император, молодой император Александр набирал команду. В это время и родственник Николая Михайловича Карамзина получает пост министра юстиции.

Д. Володихин

— А родственник — это...

С. Копылова

— Да, Иван Иванович Дмитриев, родственник, получает пост.

Д. Володихин

— Дмитриев. Кстати, знаменитый стихотворец вместе с тем.

С. Копылова

— Да и баснописец, его еще называли «русский Лафонтен». Иван Иванович Дмитриев в молодости мало чем уступал Карамзину в таланте, в стихосложении, но он свою жизнь посвятил государственной деятельности.

Д. Володихин

— Его любили тогда, многие писали о нем восторженные отзывы.

С. Копылова

— Да, конечно же. Иван Иванович Дмитриев писал замечательные стихи, на которые народ слагал песни. Его стихотворение «Стонет сизый голубочек» было положено на музыку и звучало не только в исполнении крестьянок, но и светских дам, под аккомпанемент фортепиано.

Д. Володихин

— Ну Дмитриев становится государственным деятелем и, очевидно, он как-то подтягивает к державным делам и Карамзина.

С. Копылова

— Да, он подтягивает Карамзина. Но Карамзин непреклонен. В 1803 году он твердо решил для себя писать «Историю государства Российского» и твердо уже в то время решил посвятить свою жизнь написанию вот этого труда.

Д. Володихин

— То есть ему предлагали стать каким-то высокопоставленным чиновником, а он предпочел историческое творчество — это имеется в виду?

С. Копылова

— Да. И император поддержал Николая Михайловича Карамзина. Нам известно, что уже с 1803 года Карамзин получает жалованье при дворе Александра I, и его называют придворным историографом. Ну некоторые шутили, называли его историогра́фом.

Д. Володихин

— Ну что ж, сначала шутили, потом, когда вышли первые тома «Истории государства Российского», стало понятно, что это очень серьезно. Ну вот Николай Михайлович берется за создание «Истории государства Российского». Он сидит в тихом месте, в Остафьево, здесь стены и земля наполнены русской историей, очевидно как-то вот это место и те истории, которые связаны с его существованием, вдохновляют Николая Михайловича. Хорошо ли ему работается в Остафьево?

С. Копылова

— Да. Ради написания «История государства Российского» Николай Михайлович Карамзин оставляет всю свою прежнюю деятельность — работу писателя, стихосложение...

Д. Володихин

— Успешного журналиста, заметим, притом журналиста, который получает большие деньги от своих проектов. Это чуть ли не первый был человек в России, который столь великолепно справлялся с делом создания хорошего средства массовой информации.

С. Копылова

— Верно. Николай Михайлович Карамзин был основателем двух журналов. Это были новые журналы, совершенно отличные от того, что издавалось прежде Карамзина — это «Московский журнал» и «Вестник Европы». В них он печатал и переведенные на русский язык произведения зарубежных писателей и, конечно же, наиболее интересных и востребованных писателей своего времени.

Д. Володихин

— Ну вот он отказывается от этой работы, которая приносила ему и деньги, и славу, и фактически запирается в келье своего флигеля в Остафьеве. Что происходит в дальнейшем? Ведь это работа огромная, многолетняя. Очевидно, лучшие годы жизни Карамзина прошли вот за письменным столом в Остафьеве?

С. Копылова

— Верно. Николай Михайлович Карамзин пишет в письме к своим друзьям, что он спит и видит Нестора с Никоном в этот период. Дело в том, что интерес к истории в Карамзине был всегда, с детских лет он интересовался историей. Он прочитал до того, как начал заниматься и писать, русскую историю, он ознакомился и изучил, исследовал историю Европы, историю Древнего мира. Русскую историю в своей молодости он изучал по трудам Шлецера. В его молодости книги по истории писали кто угодно, только не русские историки. В основном это были иностранцы, и некоторые из них даже никогда не бывали в России.

Д. Володихин

— Ну Щербатов серьезное исключение из этого правила, все же кое-кто из предшественников Карамзина был силен и был русским при этом. Вопрос достаточно существенный: Карамзин как человек, который засел за «Историю государства Российского», какие именно хотел начала и основы этого великого труда положить в фундамент своего творчества?

С. Копылова

— Да, конечно же, труды Щербатова Михаила Михайловича и Татищева Василия Никитича он взял за основу. Известно, что эти историки исследовали много летописных источников.

Д. Володихин

— Кстати, Никон, наряду с Нестором, был (ну напомним нашим радиослушателям) также крупным летописцем XII века.

С. Копылова

— Верно. Взял за основу труды Татищева и Щербатова и приумножил источники, из которых он брал информацию. Источники ему доставляли из архивов, государственных архивов, привозили прямо в Остафьево в больших сундуках. Он раскладывал их и знакомился с содержанием не только списков, летописей, но и ему доставлялись указы наших царей — и указы Ивана Грозного, и других русских царей. Привозили на иностранных языках древние рукописные книги из-за границы. Николай Михайлович Карамзин, известно ведь, он начинал как переводчик в литературе свою деятельность, знал несколько иностранных языков, в том числе и древние иностранные языки.

Д. Володихин

— Ну ведь наши западные братья-славяне поляки, они ведь в своих трудах рукописных и печатных давали довольно много сведений по истории древней России. Карамзин, конечно же, этим пользовался, потому что знал языки очень хорошо. Надо сказать, что вот когда вы прикасаетесь к современному изданию «Истории государства Российского», вы, как правило, не видите сорок процентов труда Карамзина, их сейчас не переиздают. Эти сорок процентов — это тома с примечаниями. При его жизни они были изданы особо, и там ссылки на источники, комментарии, тщательный историковедческий труд — его не видно. Не видно, как работал Карамзин в качестве ученого, видна лишь его блистательная литературная манера в томах «Истории государства Российского». Но соприкоснувшись с той базой, на которую опирался Николай Михайлович, увидев, насколько глубоко он анализировал источники, ну даже самый оголтелый современный его критик, очевидно, откажется от своих слов, что Карамзин многого не знал. Он знал больше, чем иной современный доктор исторических наук, имел достаточный запас языков, достаточное трудолюбие, достаточную образованность для того, чтобы грамотно источники критиковать. Вот единственно, что хотел сказать, списки летописей (для наших радиослушателей сразу поясню) — имеется в виду копии. Это старинное слово «список» — это копия с какого-то документа или с какого-то литературного памятника. Ну а что касается его работы остафьевской, ведь он прекратил ее в 1815 году. В связи с чем?

С. Копылова

— Вы сказали, что первые тома начали выходить, но до того, как появился первый том «Истории государства Российского» с 1804 года, когда Карамзин только приехал в Остафьево, прошло долгих почти двенадцать лет. Николаю Михайловичу приходилось иногда прерывать свой труд — это была и война 1812 года, когда он с семьей выехал в Ярославль и находился там, в Ярославле. Затем продолжил работу над «Историей». Карамзин себе планировал ежегодно писать по одному тому «Истории».

Д. Володихин

— Ну человек предполагает, а Господь располагает.

С. Копылова

— Да. Карамзин писал том истории и, как только приступил к этой работе, нашел в себе кроме литературного дара, кроме поэтического, еще и талант историка, ученого, как вы сказали. И его труд — это художественное произведение, но каждый...

Д. Володихин

— Но по нынешним временам, можно сказать честно, положа руку на сердце, что у него форма произведения литературная, а суть все же научная.

С. Копылова

— Каждый том истории состоял из двух частей, по объему они примерно одинаковые: один том — это художественное повествование, второй том, такой же по объему — это труд ученого, историка — ссылки, сноски, комментарии.

Д. Володихин

— Вот именно о них-то я только что и рассказывал, те самые сорок процентов примерно или некоторые считают, что даже пятьдесят процентов труда Карамзина именно эти дополнительные тома. Дорогие радиослушатели, мы вернемся к сюжету о том, почему работа Николая Михайловича, столь трудная и в то же время столь плодотворная, в Остафьево должна была прекратиться. Но сейчас мне хотелось бы, чтобы помимо наших голосов прозвучала бы и музыка. Я думаю, будет правильным, если в эфире прозвучит увертюра к опере Модеста Петровича Мусоргского «Борис Годунов». Поскольку ну в конце концов кому-то там нравится царь, кому-то самозванец, а мне-то, как профессиональному историку, летописец. Наверное, и Карамзину бы он понравился. Послушаем.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, Карамзин, описавший среди прочего и историю царя Бориса Федоровича, Пушкин, написавший драматическое повествование «Борис Годунов» и Мусоргский, написавший впоследствии оперу «Борис Годунов» — какое великолепное созвездие, какое наслаждение говорить об этом. Напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях Светлана Копылова, ведущий сотрудник музея-усадьбы «Остафьево». Мы говорим о тех годах, которые провел Николай Михайлович Карамзин в Остафьеве в счастливую пору своей работы над «Историей государства Российского». Ну вот насколько я помню, в 1815 году это его пребывание в Остафьеве прерывается, но работа еще не закончена. Готовы восемь томов, притом они, конечно же, появились постепенно гораздо раньше. Вы очень хорошо и правильно сказали: двенадцать лет от начала работы до появления первого тома. Но первый том появился еще только пока в рукописи, еще два года работает типография для того, чтобы появились первые тома, сразу же восемь, как результат титанического труда и титанического же терпения Карамзина. В уже печатном виде появятся они в 1818 году. А вот представьте себе современного литератора: выдержал бы он такую паузу или нет? Или все-таки начал бы стучаться к издателю, звонить и говорить: вот как только первый том выйдет, сейчас же давайте публике, пускай она знакомится с этим, пускай это прославит мое имя, я хочу немедленной известности. С Карамзиным было иначе.

С. Копылова

— Николай Михайлович поступил очень мудро. Когда были готовы в рукописном варианте его первые восемь томов, он едет с ними в Петербург. И читает их у всех знакомых, какие у него жили в Петербурге, в салонах в литературных знакомит с некоторыми фрагментами своих томов. То есть он такую, можно сказать на нашем современном языке, проводит рекламную акцию.

Д. Володихин

— Пиар-компанию.

С. Копылова

— Да, пиар-компанию.

Д. Володихин

— Вот это вот: Карамзин и пиар-компания — чувствую, меня сейчас надо наказать, хорошенько посечь розгами мой язык. Простите меня, дорогие радиослушатели, вырвалось. Продолжайте, пожалуйста.

С. Копылова

— Ну замечу, что Николай Михайлович Карамзин всегда шел впереди своих современников. И не зря Александр Сергеевич Пушкин о нем сказал эти слова, о нем он написал:

О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух,

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг.

Потому что о Карамзине свидетельствовали, что он в обществе начинал говорить свои парадоксы. Николай Михайлович Карамзин проводит вот эту пиар-компанию. И замечу, что прежде, чем стали печать его труды, он ведь просиживал долгие часы, чуть ли не месяцы, в приемных государя. Когда Карамзин был назначен придворным историографом, государь Александр I его уведомил, что после того, как Карамзин напишет «Историю», он тут же ее опубликует. Но когда все дело было завершено, сделано, приходилось Николаю Михайловичу долго дожидаться аудиенции у Александра I.

Д. Володихин

— Ну эпоха наполеоновских войн на закате своем — это еще и эпоха страшного разорения России: не только много людей погибло в этих войнах, но и казна опустела. Естественно, когда-то прежде государю Александру Павловичу казалось простым делом опубликовать несколько книжек. Сейчас ситуация иная, каждая копейка стоит, как прежде рубль.

С. Копылова

— Верно. Но все же государь нашел возможность опубликовать восемь томов «Истории», в количестве трех тысяч книг она вышла. И публиковали ее, издавали ее одновременно три государственных издания — это были типография медицинская, военная и синодальная. И как только три тысячи томов вышли — вот Александр Сергеевич Пушкин как раз об этом писал, что все, даже светские женщины бросились читать историю своего Отечества, дотоле им неизвестную, она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом.

Д. Володихин

— И, кстати сказать, три тысячи экземпляров — по тем временам это фантастически много, а исчезла с прилавков за несколько недель. Тогда и тысяча экземпляров это был успех. Надо сказать, что Карамзин в очень незначительной степени взял, что называется, сердца своей публики не только литературным даром, но и особенным патриотическим чувством. Да, он писал о том, что единодержавием Россия спасалась, он был православный человек, крепкий монархист. И если в юности он позволял себе разнообразные либеральные идеи, то в десятых — двадцатых годах это человек консервативно-христианских убеждений. Но не в этом дело. Как раз по поводу убеждений его современники могли с ним спорить, могли не принимать, однако приняли они другое: он нашел русских героев в контексте истинных исторических событий. Чем увлекалась публика до него? Она читала Плутарха, она читала Светония, она читала Тацита, она читала о том, как хорош Перикл, как хорош, допустим, Катон, как интересен Александр Македонский, Ганнибал, она следила за тем, как развивались события крестовых походов и любила средневековые романы и поэмы о великих героях, которые сражались за Гроб Господень. А русская история это что? Ну вот Петр I, да, что-то там интересное начал, с тех пор Россия влилась в сонм просвещенных держав, с тех пор началась ее история. Карамзин говорит: нет, что вы, до Петра у нас была великая история. Посмотрите, вот наши герои, вот они — ничем не хуже, чем Карл Великий, Александр Македонский или кто-нибудь там из крестоносцев. И его герои, они вошли в русскую историю со страниц «Истории государства Российского» не только потому, что что когда-то совершали великие деяния, а потому что Николай Михайлович ввел их в пантеон тех людей, которыми интересуется образованная публика. Вот Дмитрий Донской, вот Владимир Святой, вот великие люди, которые вытаскивали страну в эпоху Смуты — вглядитесь в них: их высокое чувство, их великий разум, их мужество, их просвещенность ничем не хуже, чем все то же самое в Европе и ничем не хуже, чем то же самое в античных Афинах. Вот за это Карамзина любили необыкновенно. Наши предки, пра-прадедушка каких-нибудь князей, которые жили в Петербурге и были генералами Российской армии или министрами, оказывается прописан в «Истории государства Российского» — великий герой и так далее. Карамзина, конечно, очень любили за это, и было за что. Но вот, Светлана, вопрос следующий. Карамзин впоследствии ведь в Остафьево не вернулся. Он написал еще четыре тома, последний был 12-й, он вышел после его смерти несколько не доведенным до конца. И эти тома, они уже Остафьева не касались. Почему он не вернулся? Вот вопрос.

С. Копылова

— А дело в том, что когда Николай Михайлович Карамзин уехал в Петербург, для того чтобы публиковать свои тома, он надеялся вернуться в Остафьево. Семья его первое время жила в Остафьеве, а он был в Петербурге, находился. Но как только вышло первое издание, к Николаю Михайловичу обратилось еще пять издателей, которые стали публиковать его труд. То есть издатели поняли, что на «Истории государства Российского» можно хорошо заработать. Присутствие Карамзина нужно было постоянно в Петербурге. Поэтому он забирает семью из Остафьева и, к сожалению, больше не возвращается.

Д. Володихин

— Ну что ж, зато он сможет создать тома, которые были ну ничуть не хуже остафьевских. И особенно в одном из поздних томов раскрывается драматическая судьба Ивана Грозного. Вокруг этого портрета Ивана Грозного, карамзинского портрета, сломано столько копий, еще будет сломано множество, на мой взгляд. Потому что Карамзин показал Ивана IV фигурой необычайно яркой, находящейся постоянно в ситуации брызжущих, кипящих эмоций, человека одновременно мужественного, интеллектуально развитого, но вместе с тем несдержанного и не имеющего нравственных опор, которые позволяют ему не сорваться вот с этого своего великого пути и не впасть вот в мрачное, кровожадное настроение ума, которое породило опричнину и государственный террор. И вместе с тем Карамзин ведь не бросил Ивана IV в этом состоянии, а он его возвел на высоту кающегося христианина, который под конец жизни осознает свои грехи и начинает нравственное исправление. Это великий портрет. И сейчас огромное количество тряпичкиных пытается как-то подколоть Николая Михайловича: он не знал, он не понимал, он не патриот... Николай Михайлович знал, понимал и такой патриот, каких сейчас еще поискать надо. И это работа уже не остафьевская, это уже более поздняя работа. Но другое дело, то что, конечно, в Петербурге его дергали, ему не давали спокойно трудиться. В Остафьеве он плодотворнее трудился, у него где-то полтора-два года уходил на том, а в Петербурге все пошло медленнее, разика примерно в два. Но тем не менее двенадцать томов — плод работы Николая Михайловича — это великий ему памятник на все времена, пока стоит наше государство, пока стоит Россия. Светлана, вот в Остафьеве сейчас сохраняются ли какие-то карамзинские традиции, собираются ли туда историки, писатели, для того чтобы почтить память этого человека и провести какие-то, я уже не знаю, литературные дискуссии? Вот тот литературный нерв «золотого века» русской литературы, он по-прежнему в Остафьеве чувствуется или все это уже ушло, это в чистом виде музей?

С. Копылова

— Дело в том, что «Историю государства Российского» Карамзина в советское время, можно сказать, почти не печатали. Советские идеологи считали Карамзина крепостником, монархистом, и за все время, с 1917 по девяностые годы «История государства» была опубликована в отдельных, один или два отдельных тома всего. И только с девяностых годов начинает издаваться «История государства Российского».

Д. Володихин

— При этом массово.

С. Копылова

— Массово. Потому что в 2016 году 250-летие со дня рождении Карамзина Россия отмечала. Многие издательства, конечно же, к этому юбилею готовились. Понятно, что Россия перешла немножко на другие рельсы, демократические, и «История» стала издаваться большим тиражом.

Д. Володихин

— Главное, что она постепенно вернулась на христианские рельсы.

С. Копылова

— Да.

Д. Володихин

— Карамзинская «История государства Российского» издается и переиздается. Положа руку на сердце, скажу, что это великолепно. Но все же современное Остафьево, именно что Остафьево, там какие-то карамзинские традиции до сих пор живы? Собираются как-то люди на какие-то чтения карамзинские, что-то есть, что говорит о его памяти?

С. Копылова

— Да, конечно же. Единственная небольшая экспозиция до девяностых годов была в его родном городе Симбирске и памятник там же установлен. Больше в России не существовало ни единого музея, где бы рассказать могли о Карамзине, о его жизни, деятельности. Таким музеем стало Остафьево. На данный момент Остафьево — единственное место в России, где можно узнать о жизни Николая Михайловича, где развернуты экспозиции, где установлен памятник ему еще в начале XX века. Можно сказать Остафьево — музей Николая Михайловича Карамзина. А с 2011 года в нашем музее в сентябре месяце проводится праздник, посвященный Николаю Михайловичу.

Д. Володихин

— Ну вот уже что-то живое: собираются люди, не просто памятник, не просто экспозиция, а люди, которые понимают толк в литературе и истории, чтят Карамзина и продолжают его труд. Очень хорошо. Время нашей передачи походит к концу. Я не буду давать никакого резюме, дорогие радиослушатели, пожалуйста, просто вбейте в поисковик Яндекса или Гугла, кто что предпочитает: «памятник Карамзину в Остафьеве» — вы увидите, что этот памятник великолепен. Там нет самого Карамзина, там книга «История государства Российского», которая стоит на древних рукописях и над нею свиток некоего средневекового российского столбца, документа — и все. Карамзин — это русская история. Русская история — это Карамзин. Одно сливается с другим нерасторжимо. Что мы в данном случае можем сказать? Добавить портрет? Его портрет — это портрет России. А теперь я от вашего имени поблагодарю Светлану Копылову за ее просветительскую роль сегодня в эфире радио «Вера». Мне остается добавить лишь: спасибо за внимание, до свидания.

С. Копылова

— До свидания, дорогие друзья.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем