— Просто поразительно! Вы посмотрите на эту картину — как изменилась Кострома с середины девятнадцатого века! Сколько раз бывала в этом музее, и в первый раз заметила такое яркое свидетельство о городском прошлом.
— Это вы мне?
— Конечно. Здравствуйте! Меня Людмила Сергеевна зовут.
— Очень приятно, а я Андрей Борисович. Понимаю вас. Контраст между пейзажем Никанора Чернецова «Вид Ипатьевского монастыря» и современной панорамой этих мест в самом деле впечатляет. На картине нет ни современной застройки, ни мостов.
— А вы можете найти на картине, как на карте, где мы сейчас находимся?
— Попробую. Значит, слева художник изобразил монастырь. Вдали виднеется храм Спаса на Запрудне. На правом берегу — Кремль. Думаю, наше нынешнее местоположение — где-то за его стенами. Но только здания Романовского музея, в котором мы с вами находимся, тогда ещё не было.
— Правда? А когда его построили?
— В 1913 году, к трёхсотлетию правления Романовых. Двухэтажный особняк в стиле древних русских теремов предназначался для хранения экспонатов, связанных с историей царской династии. Он входил в комплекс, представляющий Кострому как колыбель дома Романовых.
— А я слышала, что колыбелью дома Романовых называют Ипатьевский монастырь...
— Да, именно эта обитель была истоком новой царской династии и подарила свой статус городу.
— Это связано с тем, что монастырь основал кто-то из Романовых?
— Нет, основал его влиятельный вельможа Золотой Орды, татарский мурза Чет. Это было ещё в четырнадцатом веке. Чет тяжело болел. Однажды, направляясь в Москву, он остановился на отдых у стрелки рек Волги и Костромы, и увидел во сне Пресвятую Богородицу и священномученика Ипатия. Очнулся в добром здравии. В благодарность за исцеление построил на месте чуда храм, вокруг которого и образовался монастырь.
— А про Чета ещё что-нибудь известно?
— Татарский вельможа принял Крещение с именем Захария. В его роду в пятом поколении родились два брата — Фёдор Иванович Сабур и Иван Иванович Годун. Они стали родоначальниками знаменитых дворянских родов Сабуровых и Годуновых. Представители этих фамилий на протяжении столетий оставались попечителями Ипатьевского монастыря.
— А причём же здесь Романовы?
— В годы Смутного времени семнадцатого века в Ипатьевском монастыре скрывался от преследования поляков-интервентов шестнадцатилетний боярин Михаил Романов. В 1613 году Земский собор в Москве избрал этого юношу из древнего рода на царство. Сюда, в Кострому прибыло Великое посольство, чтобы известить Михаила о воле народа. И вскоре юный Романов взошёл на Престол. С тех пор ни он, ни его потомки не оставляли попечения о Костромской обители. По указу Михаила Фёдоровича Романова монастырь обнесли высокими стенами с двумя воротами и тремя башнями. Видите, как эффектно выглядят они на картине Никанора Чернецова?
— Соглашусь. Смотрела бы и смотрела. Спасибо художнику — он так тщательно выписал каждую деталь на картине.
— Вы верно заметили — Никанор Чернецов и его брат Григорий, тоже художник, были прилежными документалистами. Они постарались оставить свидетельство о России в пейзажных зарисовках почти фотографической точности. Ещё в молодости братья совершили путешествие по Волге, и плодом странствия стали многочисленные этюды. На основе тех набросков Никанор Григорьевич уже в зрелом возрасте, в 1859 году, написал картину, которую мы с вами видим перед собой.
— Интересно получается — стоишь в музее перед картиной, и в то же время переносишься и в пространстве, и во времени. И так светло на душе!
— Есть художественные полотна, в которых мгновения отечественной истории подсвечены любовью художника к Родине. Созерцать их и отрадно, и поучительно. «Вид Ипатьевского монастыря» Никанора Чернецова — как раз из этого ряда.
«Картину Никанора Чернецова „Вид Ипатьевского монастыря“ можно увидеть в Романовском музее Костромского государственного историко-архитектурного и художественного заповедника».
Отраженный эффект. Наталия Лангаммер
Недавно обнаружила в себе такое детское, строптивое восприятие заповедей Божьих. Словно, папа запрещает делать что-то, что приятно и хочется. И я не про объедение тортами.
Так я воспринимала запрет осуждать других. Все объяснения, что нельзя себе присваивать право Бога судить, что мы все равно ошибаемся в своих рассуждениях о других, они важные, но касались только моего ума.
Вот этого «возненавидь грех» в душе не было. Даже когда другие люди сторонились обсуждений с оценками людей, мне казалось, они какие-то неискренние. Ну как можно не иметь свою точку зрения относительно поведения кого-то из знакомых. Тем более, если он совершил вопиющий поступок!
И вот здесь я и отловила свою ошибку. Осуждая, судя других, я мучаю свою душу. Смотрите, какая тут схема.
Осуждая, я приписываю другим свою мотивацию. И чем темнее моя душа, тем чернее выглядят и души окружающих. Если предположить, что для меня норма ложь, то мне будет казаться, что это — норма и для окружающих. Если для меня норма — говорить пакости о людях за спиной, то я буду думать, что и другие обо мне говорят плохо за спиной. Если для меня норма в своем суде быть беспощадной, то и от других я жду такого же отношения к себе.
Как страшно! Человек с темным оком весь мир видит темным! Вот о чем говорил Господь.
И выход, как обычно, один — молитва. И прошение Господа очистить мою душу. Ведь если око мое светло, то и тело светло. И мир светлый, и от меня свет Божий передастся другим.
А вкусность процесса осуждения — это сладкий яд. Но все это понимается только тогда, когда Господь приходит в душу, все в ней чистит и белит. Вот такую ловушку я обнаружила на духовном пути. Станем трезветь и молиться. Без этого никак.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
15 сентября. Об искреннем призывании Бога
В 19-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа одному юноше: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог».
Об искреннем призывании Бога, — епископ Черняховский и Славский Николай.
15 сентября. О Христе Спасителе
В 15-й главе 1-го Послания апостола Павла к коринфянам есть слова: «Христос умер за грехи наши, по Писанию».
О Христе Спасителе, — иеромонах Назарий Рыпин.