
У нас в студии был руководитель волонтерских проектов фонда Андрея Первозванного, музыкант, певец Павел Федосов.
Мы говорили о вере и творчестве и о том, как музыка привела нашего гостя в социальные проекты.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева
— Добрый светлый вечер! Сегодня с вами Анна Леонтьева. В этом часе мы говорим о людях и их талантах, призваниях, творчестве, вдохновении. Рада представить вам нашего сегодняшнего гостя. У нас в гостях Павел Федосов, руководитель волонтерских проектов фонда Андрея Первозванного, автор-исполнитель песен. Добрый вечер.
Павел Федосов
— Привет.
Анна Леонтьева
— Паш, ну, кроме того, что ты автор-исполнитель песен, руководитель волонтёрских проектов, у тебя ещё четверо детей, и ты вместе с нашим общим другом, с Сашей Гезаловым, иногда без него, ездишь по детским домам, тюрьмам, таким довольно отдалённым объектам, и вообще такое ощущение, что у тебя не 24 часа в сутках, а где-то 34 примерно. Как ты всё успеваешь?
Павел Федосов
— Ну, ты знаешь, я сейчас, на самом деле, пытаюсь не быть таким жадным, что ли, до событий, поездок. Я всё-таки стремлюсь к тому, чтобы в неделе было больше вечеров, когда я дома, чем когда я не дома. Поэтому я так фильтрую сейчас довольно активно все предложения и возможности. Поэтому...
Наверное, на вопрос, как ты всё успеваешь, ответ: я не пытаюсь успеть всё, что предлагается, да, я как бы выбираю.
Анна Леонтьева
— Давай начнём с фонда Андрея Первозванного. Вот ты можешь сказать, чем занимается фонд, чтобы мы понимали?
Павел Федосов
— Да, фонд существует с 92-го года, то есть это такая очень... с большой историей, с большим опытом организация. И, по сути дела, сейчас... Если так спросить, что такое фонд сейчас, это, с одной стороны, проекты, связанные с наследием. Например, если вы сейчас придёте на Красную площадь и увидите, что на надвратных башнях, там, Спасская башня, Никольская башня, мы увидим иконы. А если еще лет 10 назад мы бы туда пришли, там вместо икон были белые прямоугольники. И вот как раз один из проектов фонда, который назывался «Иконы Кремля», заключался в восстановлении вот этих икон. То есть вот такого рода проекты. Потом проекты, связанные с семьей. Есть большая программа, называется «Святость материнства». Она нацелена на помощь женщинам, оказавшимся в кризисной ситуации, будущим мамам. В целом семейное просвещение. Есть программы, связанные с Русской Православной Церковью. В частности, вот фонд провозил некоторое время назад поезд Богородицы. Наверное, ты помнишь, когда в огромной очереди стояли... Ну и социальные программы, в том числе... Собственно, все программы социальные, но социальные в том смысле, что связанные с людьми в трудной жизненной ситуации. Вот, в частности, я ими занимаюсь. И об одной из них, насколько я понимаю, мы с тобой сегодня будем в основном разговаривать.
Анна Леонтьева
— Да, мы поговорим с тобой о таком, так сказать, заведении, учреждении, о котором, собственно, я ничего не знаю. Да, это называется ПНИ, психоневрологический интернат, где люди находятся постоянно с какими-то ментальными заболеваниями, и волонтёры, под твоим руководством, приезжают в эти, собственно, учреждения, и вот давай об этом поговорим. И вообще, что это за мир? И что можно для них сделать, для этих людей?
Павел Федосов
— Смотри, мне кажется, что, во-первых, спасибо тебе, Радио ВЕРА за возможность про это говорить, потому что, наверное, сейчас это одна из таких наиболее для меня важных тем в моей жизни. Так получается, что значительное количество людей, которые как бы не похожи на нормальных, там у них разные ментальные особенности, и кто-то из них, конечно, может быть опасен для общества, но значительная часть не опасна, но они очень сильно отличаются. И вот эти люди, которых сейчас в нашей стране, тех, кто живут в ПНИ, примерно 160 тысяч человек, они как бы изолированы от нашей с тобой жизни, от метро, от такси, от кафе, от концертов, от радио и так далее. По сути дела, это выглядит примерно следующим образом. Вот в нашем любимом городе Москва ты идёшь по улице, вокруг жилые дома, ездят машины, люди сидят в кафе, ходят в магазины, и вдруг ты видишь забор, а в этом заборе контрольно-пропускной пункт. Допустим, у тебя есть возможность сюда войти, и, войдя туда, ты обнаруживаешь там несколько корпусов, и поговорив, скажем, с кем-то из персонала, ты понимаешь, что в этих корпусах живет, к примеру, 800 человек. Вот. Целый город. В нашем городе, да, есть закрытые территории, на которых живут сотни людей.
А это Москва, но, как правило, психоневрологические интернаты находятся не в городах, на некотором отдалении. Естественно, их очень много в регионах, там в каждом регионе они есть, насколько я понимаю. Вот, всего у нас их более 500 в стране. Обычно ПНИ, ну, ПНИ, психоневрологический интернат, обычно это учреждение, где живут взрослые люди с инвалидностью в ментальной сфере. Но есть и ПНИ, где живут дети. Если говорить о диагнозах, тут я не врач, но из того, что я знаю, это, например, умственная отсталость, аутизм, шизофрения, синдром Дауна. Есть в психоневрологических интернатах отделения, где люди мобильные, они двигаются, они ходят на работу, они учатся на какую-то работу внутри интерната. Там есть мастерские, есть отделение для маломобильных, то есть это люди, которые проводят в общем основную часть жизни на небольшом пятачке там кровать или кресло и так далее вот. Можно сказать так, что люди, которые живут в психоневрологических интернатах, их условно можно поделить на три больших категории. Во-первых, это люди, которые пришли туда из детских коррекционных интернатов. Многие из них это отказники, то есть в семье рождается особенный ребенок. Семья часто бывает не очень социализирована, вот, по разным причинам, в том числе алкоголизм. Семья отказывается от ребёнка, и дальше ребёнок начинает свой путь в учреждениях. Он до 18 лет живёт в детском интернате, в 18 лет переходит во взрослый интернат. И дальше вполне, ну, как бы очень высокая вероятность того, что во взрослом интернате он, собственно, свою жизнь проживёт и окончит. Это первая треть. Вторая треть — это люди, которые жили обычную жизнь, но во взрослом возрасте они столкнулись с теми или иными сложностями, связанными с ментальной сферой, и оказались там. Там, проявилась шизофрения или посталкоголизм и так далее. И третья большая категория — это люди, которые в пожилом возрасте столкнулись с проблемами в ментальной сфере, и их родственники, скажем, не могут осуществить для них достойный уход. Там, ну, словом говоря, бабушка с деменцией, которых страшно оставить одних в квартире, вот они попадают туда. Вот примерно таким образом. И ты спросила про волонтёров. Собственно, основная идея тут очень простая. Вот эту отрезанность от обычной жизни, от общества немножко сделать как бы помягче. Немножко привнести, как мы говорим, нормальной жизни в ненормальное место. Вовлечь людей, которые живут на этих закрытых территориях в общение, в разговор, в диалог, дать возможность им почувствовать, что они не просто получатели социальных услуг, но что каждый из них имеет ценность, что за каждым из них стоит некий уникальный жизненный мир, что по отношению к каждому из них должно и может быть оказано внимание, интерес. Проблема ПНИ... Я не слишком много говорю?
Анна Леонтьева
— Нет, очень интересно.
Павел Федосов
— Проблема ПНИ заключается в том, что... Одна из проблем ПНИ заключается в том, что, условно говоря, в ПНИ может жить несколько сотен человек, но сотрудников, которые там находятся, даже если они святые люди, которые могут работать 24 часа, так сказать, руководствуясь наивысшими гуманистическими ценностями, все равно их мало.
И поэтому каждому из тех, кто там находится, ну просто физически не может быть оказано достойное каждого человека внимание, любовь и поддержка. И в этом смысле волонтеры, которых мы приводим туда реально или через офлайн или онлайн, потому что значительная часть это онлайн-встречи, они вот этот дефицит внимания и поддержки, которого достоин каждый человек, вне зависимости, сидит он, не знаю, на Патриарших прудах в кофейне или в Вологодской области в ПНИ, достоин. Вот.
Анна Леонтьева
— Очень хорошо ты сказал.
А что могут сделать волонтёры? Что они могут предложить? Вот люди, во-первых, они все, наверное, очень разные люди, да, и они объединены, потому что они не могут существовать в социуме. Но они же... Вот что, как к ним подойти, как с ними разговаривать?
Павел Федосов
— Смотри, да, во-первых, мне кажется, всё-таки важно за это зацепиться, за твою фразу, не могут существовать в социуме. Действительно, многие не могут существовать в социуме, но многие, если бы социум был готов принять, адаптировать и так далее, они могли бы существовать в социуме. Более того, сами сотрудники говорят, что, допустим, ребёнок попадает в детский дом-интернат коррекционный, и в силу того, что он находится в этой системе, то действительно постепенно возможность социальной адаптации снижается, снижается и снижается. Но если бы этот же ребёнок с тем же изначальным стартовым состоянием попал бы в любящую семью, была бы совершенно другая история. А теперь, что касается волонтёров, я думаю, что форма взаимодействия может быть совершенно разная. Идеальная схема, когда есть подопечный в психоневрологическом интернате, у которого есть какой-то конкретный жизненный интерес. Ну, не знаю, вот у нас был один человек, он занимается живописью, находясь в психоневрологическом интернате.
Сейчас они, правда, часто называются не ПНИ, а Дома социального обеспечения, Центр социального обеспечения. И вот волонтёр с этим человеком встречается, они вместе обсуждают какие-то... Волонтёр тоже рисующий, связанный с живописью. Под руководством волонтёра этот человек создаёт серию работ, и в финале этого взаимодействия, ну, в промежуточном финале организуется выставка этого человека в Петербурге.
Анна Леонтьева
— То есть не внутри, да?
Павел Федосов
— Не внутри, да, в Петербурге. Часть этих работ продаётся. То есть вот так волонтёр выполняет такую социализирующую функцию для конкретного человека. Ещё более идеальный вариант, но он очень редкий, это когда волонтёр помогает человеку, находящемуся в психоневрологическом интернате, выйти оттуда. Потому что есть категория людей, их очень мало в психоневрологических интернатах, которые могут претендовать на восстановление дееспособности. Это такой юридический термин, но по сути он означает, что человек может выйти, может создавать семью, может устраиваться на работу, может иметь собственность и так далее. И вот волонтеры могут быть на этом пути помощниками. Дальше уже менее идеальные, но очень важные варианты, когда волонтеры занимаются тем, что повышают качество жизни человека в интернате за счет того, что он получает какие-то яркие положительные эмоции, личное внимание, интерес. В каких формах это может быть осуществляться? Это может быть совместное занятие творчеством, совместное музицирование.
Анна Леонтьева
— Напомню, что с нами Павел Федосов, автор и исполнитель песен, руководитель волонтёрских проектов фонда Андрея Первозванного. Паша, а вот скажи, вот что и когда и зачем привело тебя вообще к этой волонтёрской деятельности, к помощи людям в психоневрологическом интернате?
Анна Леонтьева
— Ты знаешь, у меня началось всё не с психоневрологических интернатов, я к этому пришёл через музыкальную свою историю. Я помню, что я сидел просто у компьютера, не помню, лет 15 назад, и прочёл такой призыв, что, ребята, у нас будет новогодний концерт в отделении гематологии в Боткинской больнице. Вот у нас, не помню, заболел музыкант, условно говоря, не мог бы кто-нибудь прийти, поучаствовать, помочь. Я пришел в это отделение, где люди со сложными заболеваниями крови, и что-то я там пел какие-то песни, и как-то получилось, в общем, всё хорошо. Вот. Мне понравился этот опыт, и я стал дальше его искать, такого рода опыта.
Анна Леонтьева
— А что тебе понравилось? Вот скажи. Это какая-то отдача такая от людей?
Павел Федосов
— Ты знаешь, наверное, самое главное, что мне тогда понравилось, это ощущение того, что ты можешь что-то сделать. То есть ты приходишь в ситуацию, которая наполнена такой какой-то, знаешь, тяжестью эмоциональной. И ты можешь на вот эти 30 минут очень зримо, физически зримо, эту тяжесть, помочь, сделать что-то, что мы вместе как бы выйдем из этой тяжести с людьми, за счет этих песен, общения, улыбок. Это почти физическое ощущение. Вот оно было темно, стало светло на 30 минут. Не за счет даже меня, а вот какое-то совпадение происходит звука, встречи, взгляда, улыбки, как будто кусочек нормальной жизни, да, в ненормальной ситуации. Мы, помню, я как-то был в детской больнице, там дети с тяжёлыми заболеваниями, их мамы, а я тогда работал в университете российском православном, привёл туда волонтёров—ребят. И вот они общаются, ребята с детьми, что-то там музыка играет, мамы сидят, как-то между собой болтают, и возникает вдруг ощущение, что это всё какая-то дача. Понимаешь, не больница, а какая-то летняя дачная такая человеческая ситуация. И как будто эти стены больничные, они исчезли вот на эти 30 минут.
Анна Леонтьева
— Ты говоришь, а мне прям до слёз это всё представляется.
Павел Федосов
— Вот этот вот момент, момент вот этой какой-то просто жизни, вот он, наверное, самый ценный. И это значит, что мы сильнее обстоятельств можем быть, ну хотя бы вот на эти 30 минут.
Анна Леонтьева
— Ты знаешь, что ты говоришь, и у меня так это всё отзывается, потому что, наверное, потому что я вот через себя это знаю, я пропустила через себя эту ситуацию, когда в жизни было так темно, что ну просто вот понимаешь, как бы ненормально темно, темно было дома, темно было у детей на душе, да? То есть я выходила вот из этого, этой ситуации, и я много раз рассказывала радиослушателям, шла на Радио ВЕРА. И вот, как ты говоришь, это был кусочек светлой, нормальной жизни. И что-то такое прибавляется в душе, как бы какие-то силы прибавляются. Я не знаю точно, как это объясняется с психологической точки зрения. Но это как бы прибавляет тебе сил, света и таким образом немножко вытесняет эту тьму, которая никуда, конечно, не девается, потому что, ну, трагедия есть трагедия, но вот тебя становится больше, больше и больше, и ты как бы начинаешь выкарабкиваться.
Слушай, а вот ты начал говорить о том, что, я тебя перебила, о том, что бывают случаи, когда волонтёры даже могут вывести человека на уровень нормальной жизни, ну, относительно нормальной. В общем, наша жизнь, она вся относительно нормальная. Я, кстати, знаешь, когда попала волею судеб в такую больницу, как Кащенко, ну, у меня дочь туда попала. Совершенно не нужно было туда попадать. Но, к счастью, говорят, что сейчас в Кащенко получше. Тогда, когда это было, в 16-м, по-моему, году, там было очень темно. Все были в одной палате, все виды вот этих повреждений ментальных, они все были вместе. Вот там девочки депрессивные, какие-нибудь там бабушки с совсем шизофренией. В общем, была очень как-то тяжелая такая атмосфера, и я, чтобы забрать дочь, пришла наутро, думая, что это так просто.
Я пришла и увидела, что уже вот такой том на неё написан за ночь. И врач начала со мной разговаривать. Ну и такие вопросы задавала, странные, например: «А какие обряды вы, как православные, осуществляли дома?»
В общем, понимаешь, через 15 минут этого разговора, к чему я это говорю, я поняла, что, в общем, меня можно уложить спокойно рядом, потому что совершенно нормальных людей, наверное, не бывает, а выявить это совсем несложно, просто позадавать правильные вопросы человеку. Ну вот, продолжу свой вопрос к тебе, что вот бывали такие случаи, когда человек выходит и начинает... Вот расскажи какие-нибудь хорошие истории.
Павел Федосов
— Да, хороший вопрос. И, честно говоря, прям идеальных историй я не знаю. Вот чтобы жил человек, потом он...
Анна Леонтьева
— Ну, по крайней мере, честно, да.
Павел Федосов
— Да, я не знаю. Есть хорошая вещь, связанная, которая называется «сопровождаемое проживание». Это вот такое... Это не совсем идеально, что человек жил в ПНИ, потом вышел и стал суперуспешным. Это все-таки не жизнь в ПНИ, но это жизнь, когда тебе помогают, когда рядом с тобой есть такие внимательные, помогающие люди. Вот такого рода проекты есть. Вот, там, понимаешь, в чём проблема? Там... Вот я разговариваю... Просто мы со многими ребятами, которые в интернатах живём, уже просто дружим, общаемся.
И вот иногда спрашиваешь, а ты вообще... Ну, допустим, ты разговариваешь с человеком, и он умеет в плане техники гораздо больше, чем я умею. Он чинит какие-нибудь там... Не знаю, компьютеры, по-моему, даже чинит. И вот с ним разговариваешь, спрашиваешь, какие у тебя планы. Говорят, что, ну, вообще-то, хорошо было бы жить самостоятельно, голова на плечах есть, когда-нибудь и так далее. То есть ощущение, что большое количество препятствий, которые связаны с выходом, они еще и внутри человека, который там находится. Он не очень представляет. Он привык, потому что он с раннего детства там живет. И это такая целая махина. Целая махина, которую сложно сдвинуть. Которую сложно сдвинуть. Еще, конечно, проблема, есть ли снаружи люди, которые готовы будут человека поддерживать, родственники. Вот. Часто бывает, что они есть, но они не готовы там взаимодействовать, не готовы заниматься. Поэтому тут много, честно говоря, сложностей с этим. Самые успешные в этом смысле проекты — это проекты с сопровождаемым проживанием, где люди действительно выходят. Ну, в частности, вот мы дружим с известный дом в Раздолье, в Ленинградской области, фонд «Перспектива». Там живут люди, которые выехали из ПНИ и живут в доме вместе с волонтерами, вместе с сотрудниками фонда. Вот это действительно работает. Это, мне кажется, здорово.
Анна Леонтьева
— Да, действительно здорово. А есть какие-то вообще, вот как ты думаешь, есть какие-то возможности работать, не знаю, психологически с родственниками человека из ПНИ, чтобы они, ну, поняли, что это, в принципе, доброе дело, если человек живёт среди социума.
Павел Федосов
— Не знаю, я не знаю. Ну, это всё равно, что это может оказаться, что мы призываем кого-то к подвигу. Понимаешь? Потому что многие здесь... Мы не знаем всё, что произойдёт с человеком после выхода. Возможно, ему понадобится каждый день. Но кто-то, по моему ощущению, хотя я ни разу не психиатр, мне кажется, что многие ребята действительно могли бы жить не в этих стенах.
Анна Леонтьева
— Ну, то есть, пока это такая тупиковая ситуация, если кто-то не поможет извне и не вызовется, как ты говоришь, на подвиг, что вполне возможно будет подвиг.
Павел Федосов
— Ну, не тупиковая, но из сотен единицы. Вот так. То есть, типа, у нас 300 человек в интернате, из них двое, трое, четверо на пороге восстановления дееспособности.
Анна Леонтьева
— Расскажи, какими делами можно заниматься, какими делами ты занимаешься, твои коллеги с такими людьми. Вот всё, что ты умеешь, ты можешь принести туда. Ну вот, не знаю, я умею... Я очень много лет преподавала журналистику среди детей. Вот я могу... Наверное, это не та сфера, которую я могу привнести.
Павел Федосов
— Нет, нет, вполне та. Вполне та, сейчас как раз фонд Андрея Первозванного проводит конкурс «Человеку нужен человек». Как раз конкурс среди журналистов, которым мы предложили что-то сделать для людей в ПНИ и об этом рассказать в своих газетах. И вот в одном из регионов журналисты как раз предложили людям в ПНИ позаниматься журналистикой, сделать какой-то свой небольшой информационный ресурс про жизнь в интернате, по-моему, не только в интернате. В рамках нашего проекта мы тоже сделали с нашими друзьями из одного из интернатов газету об их жизни. Так что это как раз неплохо. Это может иметь как раз социализирующий такой смысл, уметь описывать свою жизнь. Ещё у нас есть подопечный, который вместе с волонтёром пишет книгу о своей семье. То есть вот это вот описание, формулирование, это на самом деле важная очень практика. По сути дела, мне кажется, что почти любое такое созидательное занятие может здесь работать на повышение качества жизни, на социализацию. Начиная с базовых навыков, скажем, каких-то азов финансовой грамотности или азов взаимодействия людей между собой, преодоления конфликтов, потому что часто тема бывает, заканчивая творческой деятельностью самой разной. Ну вот с художниками общаются люди, живущие в ПНИ. Многие занимаются музыкой, им важно там для кого-то петь и быть услышанным. У нас есть опыт, когда мы делали онлайн спектакли вместе с нашими подопечными. И просто общение, то есть просто обсуждение каких-то житейских тем с волонтёрами, или там поход через онлайн к волонтёру в гости, посмотреть, как он живёт, вот и так далее.
Анна Леонтьева
— Вот меня очень поразил. Я читала Вконтакте, сейчас открою эту страничку, меня поразил один из волонтёров, одна из волонтёров, как сказать, женщина рассказывает, что она в карантин, по-моему, она онлайн начала делать встречи и думала, что это не нужно. И когда она начала это делать, она поняла, что эти люди... Это у нас временный карантин был, да, эти люди всегда живут в закрытом пространстве, и, собственно, они могут выходить только вот как это. Помнишь, «Клуб кинопутешественников» был, когда мы никуда не могли путешествовать, да, и мы, так сказать, путешествовали в телевизоре. И вот сейчас я даже прочитаю. Сейчас. Да, кстати, вот сайт Вконтакте называется «Особые встречи. Волонтёрский проект».
Павел Федосов
— Да. Если кто-то из наших слушателей захочет присоединиться в качестве волонтёра, то нужно найти эту группу Вконтакте, там есть анкеты, которые нужно будет заполнить. И дальше мы уже свяжемся с вами и обсудим, в зависимости от ваших интересов, занятий, как вы можете поучаствовать в проекте, что вы можете предложить нашим подопечным. Возможно, это будет что-то связанное с вашей профессией, с вашим интересом, с местом, где вы живете и так далее.
Анна Леонтьева
— Мы вернёмся к этой теме ровно через минуту. С вами Павел Федосов, руководитель волонтёрских проектов фонда Андрея Первозванного, автор и исполнитель песен, у микрофона Анна Леонтьева. Не переключайтесь.
Анна Леонтьева
— Сегодня в «Светлом вечере» наш гость Павел Федосов, руководитель волонтёрских проектов фонда Андрея Первозванного, автор и исполнитель песен. С вами Анна Леонтьева. Вернёмся к первой части программы. Я обещала прочитать рассказ одного из волонтёров, Екатерины Анисимовой. Екатерина живёт в городе Турине, в Италии. И вот, что она рассказала: «Я россиянка, живу в Италии, в Турине, уже 17 лет с семьёй, мужем, сыном, тремя котами и садом, который вполне тоже мой питомец. Преподаватель, переводчик, увлекаюсь фотографией, арт-терапией, люблю ходить в горы.
В особой встрече меня привела куратор Татьяна Волкова. Как правило, в таких делах очень значим и мотивирует пример человека, которого ты уважаешь и взгляды которого тебе близки. Я поняла, что мне удобен и нравится такой формат, и мне есть чем поделиться. Мы вместе, в кавычках, побывали в опере, на Туринском железнодорожном вокзале, а на джазовом фестивале во французском Шамони повезло включиться в прямом эфире прямо во время концерта на озере. Думаю, оригинальность происходящего понравилась как мне, так и слушателям. Ещё было спонтанное включение, когда я с коллегами снимала интервью с художником в парке и во время паузы подключилась из кафе. Помню, как показала дерево оливы в своём саду, и примеры того, как разные художники по-разному изображали их в своём творчестве». И я всё это читаю просто, чтобы представить себе, что вот такие простые вещи, они на самом деле многим людям абсолютно недоступны и очень нужны. То есть девушка онлайн из Турина провела их там по концертам, показала оливковое дерево.
«Среди слушателей у нас есть, можно сказать, любимчик, Виктор Павлович, художник. Его работы мы смотрим на страничке учреждения Вконтакте. „Особые встречи“, пожалуй, это самый приятный и благодарный вид волонтерства, с которым я имела дело. Рассказываешь о том, что тебе нравится, и что ты знаешь людям, которые внимательно и заинтересованно слушают». Ну и так далее. На самом деле, очень сложно себе представить, но теперь мы примерно представляем, что можно сделать даже онлайн для этих людей и какое-то вдохновение получить. Я была когда-то очень давно в швейцарском доме престарелых. Дело в том, что в Швейцарии такая проблема, люди очень долго живут и переживают свой ум.
Вот, и этот дом престарелых, это шикарное совершенно заведение. Ну, там старички, к ним приходят тоже волонтёры, и с ними занимаются. Ну, кто-то там кубики складывает.
Одна бабулечка, там ей было хорошо за сто, она такая, знаешь, проволочка с разноцветными колечками, вот она целыми днями перекладывала с места на место вот эти колечки на проволочке. И тут пришёл тапёр поиграть, да, и какие-то вот их юности песни начал играть. Включились все, включая бабушку с колечками, которая вообще не подавала никаких признаков жизни.
Я так понимаю, что музыка — это такая тоже универсальная история для людей, для того, чтобы включиться, как бы выйти из вот этой болезни в личность. Ведь мы понимаем, что болезнь, она хоть у этих людей, это всё равно образ Божий, это личности. И болезнь, я могу ерунду говорить, ты мне скажи, если это так, но болезнь представляет собой какую-то очень большую часть, которая вот занимает эту личность. Да, но какая-то часть остается. Вот расскажи, есть у тебя такой опыт?
Павел Федосов
— Да, мне кажется, так, да. С музыкой действительно очень много связано историй. Ну, например, недавно совсем, несколько дней назад фактически, мы были в одном из наших домов социального обслуживания в Сосновой роще, это Вологодская область, и там есть парень, его зовут Федя, у него очень трагическая судьба, значит, он плохо говорит, хромает, но вот он на жестовом языке поет песни, то есть включается песня, он на жестовом языке. Ему важно этим поделиться. Он говорит: «Я выучил новую песню, я покажу, посмотрите». То есть это момент, где он может как-то быть связан. То есть это момент творчества. Творчество, через которое он как бы может быть признан, узнан, что-то донести до мира. Потом действительно было много случаев в моей жизни, когда я приходил в психиатрическую больницу, и там, помню, лежала бабушка, что-то кричала, кричала, кричала, и тут она услышала песню и перестала кричать, стала подпевать и потом стала рассказывать про свою жизнь, про то, что она пела, когда-то пела в хоре, то есть как будто это её перевело в другой регистр. Или в хосписе люди, там дедушка почти без сознания был баянистом, и он очнулся и начал подыгрывать на невидимом баяне. Вот, и мы с ним этот концерт фактически играли вместе. Или еще в одной психиатрической больнице человек, лежавший на кровати, вдруг встал с нее, такой какой-то перекошенный, забинтованный, попросил у меня гитару и спел свою песню, очень хорошую. Вот, и рассказал потом, что он был членом Союза литераторов где-то в Средней Азии. То есть, действительно, музыка даёт пространство для того, чтобы, действительно, может быть, личность освободилась на какое-то время хотя бы обстоятельства, там, может быть, диагнозы, какое-то чудо происходит здесь, да. Но не только музыка, не только музыка, и танец, и игра, и иногда просто разговор, и много всего другого.
Анна Леонтьева
— Скажи, вот когда ты находишься в этих учреждениях, ну, может быть, это не очень корректный вопрос, но я всё-таки задам, ты нормально себя чувствуешь, ты не чувствуешь, что вот всё на грани такой, так сказать, от нормальности до ненормальности тонкая перегородочка?
Павел Федосов
— Ну, мне очень непонятно, что значит «здесь нормально». Можно сказать, что... Вот и мы сейчас... Знаешь, я, может быть, не про себя скажу, а мне очень понравилось. Я сейчас был в туре с группой музыкальной, свой «Аэротеатр», и я предложил ребятам-музыкантам по пути заехать в интернат, в один из интернатов. Для них это был первый опыт. И вот очень хорошо сказал нам наш один из музыкантов. Он сказал, что есть ощущение, что всё очень-очень хрупко, и боишься сделать какой-то не тот шаг. Потому что есть ощущение абсолютной такой беззащитности от этих людей. Вот. Вот. Вот этот момент обезоруженности, что ли, которая трогает. Но я уже, знаешь, мне кажется, вообще, может быть, главный смысл этого нашего проекта «Особые встречи» заключается в том, что через разные занятия, там, творческие, обучающие, развлекательные, складываются личные отношения волонтеров и подопечных, долгие. И, собственно, они и играют главную роль, потому что вот это наличие этой дружбы действительно меняет, как я верю, меняет качество жизни, даже если ты живёшь в ПНИ. И поэтому я приезжаю в интернат, и у меня там есть люди, с которыми мы, ну, я могу сказать, приятельствуем. То есть у нас есть общие шутки, общие какие-то воспоминания. Мы там, не знаю, ВКонтакте переписываемся. Вот. И поэтому я уже, направляясь туда, я не думаю, что я еду в ПНИ там. А я понимаю, что я еду вот к Диме, Феде, Ване, вот, к Тане.
Анна Леонтьева
— Это очень важно, то, что ты говоришь. Ты знаешь, у меня был такой эпизод в такой позднеподростковом, наверное, возрасте, лет 16. У меня мама работала редактором журнала, и она... К ней ещё тогда писали письма, прямо на бумаге, приходили письма. И она мне, я помню, дала несколько писем от девочки, у которой, она из далёкого какого-то региона. Девочка жила с бабушкой, потому что папа на её глазах убил маму и сел в тюрьму. Ну, ты понимаешь, что я тогда не задумывалась об этом, но эта девочка, конечно, уже никогда не станет прежней, и мама попросила писать ей письма. И мы вступили с ней в переписку. Ты знаешь, она так жадно держалась за эту переписку. Она меня спрашивала, что у меня в школе, какие у меня друзья, потому что у неё друзей не было. Но я думаю, что она была такая травмированная, я даже её не видела никогда.
Вот что ты делала сегодня, как вы играли, понимаешь? То есть она как будто бы держалась за меня, как за какую-то ниточку с реальностью. Потому что я думаю, что её реальность, она была чудовищная. Вот. И я даже помню, знаешь, она хвасталась мне какими-то вещами. То есть она, наверное, их придумывала. Ну, мне так казалось, что она их придумывает, что она какому-то мальчику очень понравилась, и он хочет на ней жениться. То есть она поняла, что у меня всё очень хорошо, и ей тоже хотелось какое-то продемонстрировать, понимаешь, ну, в хорошем смысле, да, какое-то вот своё благополучие.
Это вот я помню всю жизнь, помню эту переписку очень долгую, и вот это очень мне откликается, то, что ты говоришь, вот этот мостик между людьми, которые как бы между такой относительно нормальной реальностью и вот этим закрытым каким-то... Человек закрыт не только в стенах, он, может быть, в себе закрыт, как ты уже тоже сказал.
Павел Федосов
— Да, если ты приезжаешь в интернат, то к тебе сразу идёт много людей, чтобы тебе пожать руку. Не потому что ты такой классный. Не поэтому. Но ты для них очень важен. Ты как посланник. И это показывает, что запрос этот есть на то, чтобы чувствовать себя частью какого-то человеческого мира, что так необходимо всем людям.
Анна Леонтьева
— Напомню, что сегодня с нами и с вами Павел Федосов, руководитель волонтёрских проектов фонда Андрея Первозванного, автор и исполнитель песен. Паша, а вот как, ты говоришь, онлайн-спектакли? Меня что-то это зацепило. А как делают онлайн-спектакли вот в таких учреждениях? Как это всё происходит?
Анна Леонтьева
— Да, это делают волонтёры и подопечные. Всё это происходит сейчас в Zoom, но сейчас есть и другие разные эти самые штуки для онлайн-общения. Ну, представь, что вот этот экран, зум, там разные квадратики, в одном кто-то один, и вот они могут распределять между собой роли. Это готовится, и потом могут приглашаться зрители.
Понимаешь? То есть вот у нас в одном квадратике человек в интернате говорит свою реплику, по-моему, «Маленький принц» сделали спектакль. В другом квадратике волонтёры. И вот разыгрывается такая... Такая своя драматургия какая-то, да, свой сюжет. И важно, как и всё остальное, что подготовка к онлайн-спектаклям становится поводом для общения, для взаимодействия, для творческого развития, для самовыражения, для получения, что очень важно, людьми, с которыми мы взаимодействуем, признания. Вот, что ты здорово это делаешь, ты ценен, я тебя вижу. Вот. Мне кто-то недавно... Не кто-то, я помню кто, сказал прекрасную фразу про... вообще про другое совершенно, но здесь можно её вспомнить, что проблема выгорания, это очень часто проблема отсутствия признания. И люди, которые живут в интернатах, они тоже в этом признании нуждаются.
Анна Леонтьева
— Ну, то есть у них на самом деле нет... Вот те, кто не работает в мастерских, у них нет занятия в течение дня?
Павел Федосов
— Да, часто так бывает. Часто так бывает, что люди смотрят телевизор часами, пьют чай и так далее, есть просто в буквальном смысле проблема организации занятости тоже. А если это ещё бабушки, вот. Вот там это ещё более насущная такая история.
Анна Леонтьева
— Ну, то есть я так представляю, что даже здоровый человек, если он будет целый день сидеть в закрытых стенах, смотреть телевизор, в общем, не уцелеет у него разум.
Павел Федосов
— Да, да, да. Согласен.
Анна Леонтьева
— Расскажи, как, ну, например, вот я решила, что я хочу тоже поучаствовать в этой деятельности. Какие подводные камни, что ли? К чему я должна быть готова? Потому что, ну, всё понятно, это очень хорошее дело и Божие дело. Но к чему я должна быть готова, так сказать, морально, психологически, вступая в эту реку?
Павел Федосов
— Мне кажется, тут есть большая разница между офлайн и онлайн форматами, да? Потому что всё-таки онлайн формат, он достаточно, я бы сказал, это ситуация с довольно низкими рисками, что ли, да? Да, это всё-таки лайт. Там есть свои, ну, например, есть такое правило, что нужно говорить просто. Если мы говорим про общение со взрослыми людьми с ментальными особенностями, нужно говорить просто, но не нужно говорить как с детьми. Потому что если ты говоришь сложно, тебя не поймут, а если ты говоришь как с детьми, это обидно, потому что люди это считывают. Вот. Не нужно задавать вопросов, связанных с зонами, где возможна травма, там, скажем, про родственников, про семью, про прошлое и так далее. Не стоит задавать таких вопросов. Но, в принципе, у нас выстроен так проект, что на любой встрече присутствует куратор, он является ее ведущим.
То есть он помогает волонтёру подготовиться в случае возникновения некоторых трудностей, каких-либо трудностей. Куратор с ним общается, поэтому, в принципе, мы делаем всё для того, чтобы волонтёр оказался в ситуации, ну, как бы, человечески комфортной очень. То есть куратор его берёт за руку и проводит по этому пути. А если мы говорим об офлайн-ситуации, то там уже могут возникнуть вещи, требующие больше подготовки. Ну, например, приезжает в психоневрологический интернат молодая красивая девушка, волонтер. И к ней сразу подходят мужики, которые хотят ее обнять без всяких, так сказать, умыслов, но и без предупреждения. Вот, и мне там, как руководителю, важно девушке это объяснить, что если ты не хочешь, чтобы тебя обнимали, ты в полном праве, так сказать, сказать, что дорогой друг, нет, не надо меня обнимать, мне это не нравится. Или тебя могут попросить подарить какую-нибудь вещь. Классный у тебя шарфик, подари мне его, пожалуйста. Или у тебя могут...
Анна Леонтьева
— Как в детском доме.
Павел Федосов
— Да, или у тебя могут попросить номер телефона.
И тут тоже волонтёр должен понимать, что если он не готов к тому, что ему могут позвонить в любое время дня и ночи, то не нужно давать свой телефон. Такого рода вещи. И эти вещи стоит заранее проговорить с волонтёрами перед тем, как вместе с ним отправляться в то или иное учреждение.
Анна Леонтьева
— Тогда скажи, а какие... Хочу сформулировать как-то корректно, что мне за это будет. Какое вдохновение будет у человека, который занялся этим делом? Вот коряво сформулировала вопрос, но всё равно вот скажу. Для чего? Ведь, знаешь, от избытка сердца, да, глаголят уста, сказано, и человек занимается помощью другим людям, когда у него избыток какой-то. Или поспорь со мной.
Павел Федосов
— Слушай, с одной стороны, да, но, честно говоря, где-то видео людей вот прям избыточно наполнено. Может быть, ты видела.
Анна Леонтьева
— Видела.
Павел Федосов
— Может быть, ты видела, да. Но мне кажется, что всё-таки обычно люди, которые приходят, это...
Ну, люди, которые иногда, да, иногда они наполнены, иногда они не наполнены. Иногда им хочется что-то сделать, иногда им ничего не хочется делать. Просто лечь, так сказать, лежать. Иногда, наоборот, хочется делиться всем своей радостью. Ну, и жизнь, да. И во многом эта жизнь происходит в общении, в каком-то контакте. Мне кажется, что это общение... Ты знаешь, самые классные мои встречи, такие волонтёрские, не только в ПНИ, они отчасти напоминают мне... Вот у меня в детстве было, может быть, у тебя тоже так было.
У меня бабушка с дедушкой. Было определенное количество дней в году, когда вся семья большая садилась за стол. Там 9 Мая, Новый год, 8 Марта. Михайлов день в нашей семье еще очень отмечался отдельно. И вот этот момент, когда большой стол, сидит семья, бабушки, дедушки, друзья, какие-то там друзья бабушки с дедушкой, вот. И вот все собираются, все сидят, разговаривают, потом начинают петь. И вот это качество, да, вот этой встречи, иногда что-то, какая-то рифма к этому возникает у меня на этих встречах с людьми в трудной жизненной ситуации. Если она возникает, я понимаю, что все получилось. То есть это не я пришел помочь, там, спасать, дарить тепло. А вот мы вместе сидим здесь, в этом кругу, там, в холле, поем или не поем, или говорим, или просто рисуем, да, или там, читаем. И вот возникает вот это неуловимое чувство такое тепла вот этой встречи близких людей. И она очень много мне дает.
Оно окрыляет, вдохновляет, радует, наполняет какой-то свободой. Потому что это уже не социальные роли, не волонтёр и подопечные. Да, это просто люди, равные люди, которые встретились в этой ситуации, чтобы быть вместе, радоваться этому, разговаривать, творить, что-то изучать, петь и так далее. Вот энергия этой встречи, мне кажется, она... Тепло этой встречи — это вот главное сокровище, которое мы пытаемся, так сказать, раскопать в нашей волонтерской деятельности.
Анна Леонтьева
— Слушай, замечательно ты сказал. Вот прямо стало понятно, что на самом-то деле, когда что-то такое вот делаешь хорошее, вдохновение, оно же оттуда, сверху.
Павел Федосов
— С одной стороны, сверху, а с другой стороны, от других людей. Мне кажется, вообще сейчас ещё такое время, что вот это вот тепло и свобода встречи, свободного общения, разговора, обмена чувствами, мыслями, это вещь такая очень нужная и спасительная во многом.
Анна Леонтьева
— Расскажи, вот когда ты приходишь в психоневрологический интернат, вот тебя представляют, да, как вот это происходит?
Мне хочется себя представить.
Павел Федосов
— Слушай, когда я прихожу сейчас, обычно эти люди меня, ну, как бы в те места, куда я прихожу обычно меня уже знают, да, и я знаю. Мы садимся, значит, мы можем общаться, петь. Ребята меня приглашают в гости в свои комнаты, показывают, как они живут. Для них это очень важно, кстати, поделиться. Поделиться чем-то своим. Вот там медали я за спортивное соревнование получил. Вот я нарисовал, вот моя кровать. Там же ещё проблема, в психоневрологических интернатах, в том, что у человека очень маленькое своё пространство. У тебя может быть кровать, и всё, и тумбочка. Если кровать стоит у стены, вот стена над кроватью, а у кого-то она стоит не у стены, а между другими кроватями. Если кровать там, тумбочка, собственно, вот твоё пространство. Вот твой мир. Поэтому, в принципе, вот наш сегодняшний с тобой разговор в таких теплых красках довольно происходит, но в целом, конечно, жизнь в ПНИ, это же тяжелая жизнь. Это жизнь, когда у тебя нет приватного фактически пространства, жизнь, когда ты все время на людях, все время в коллективе, когда ты не можешь выйти свободно за забор. Это тяжелая человеческая ситуация, в общем-то. Это люди в трудной жизненной ситуации.
Анна Леонтьева
— Это крайне тяжелая, да. Это какой-то другой, другой мир.
Павел Федосов
— Да, да. Это еще если ты мобилен. А если ты не мобилен, если ты лежишь всю жизнь на своей койке или там на кресле. Это еще тяжелее, еще хуже. Поэтому задача, когда я попадаю в психоневрологический интернат, по максимуму пообщаться со всеми, кто готов, кто хочет зайти туда, где есть маломобильные, может быть им что-то спеть, подержать за руку.
Анна Леонтьева
— Такие простые вещи, да? Подержать за руку.
Павел Федосов
— Да, да, да. Улыбнуться, обняться. Спрашивать, много-много спрашивать. Как дела? Что у тебя было? Куда ты... Если я ездил на экскурсию, что ты там видел? Вот. Они сейчас все ещё, знаешь... Многие ходят с колонками, ребята, в ПНИ, молодёжь. Вот. И у них там своя музыка какая-то. Вот. Как правило, попсовая. Очень много попсовой музыки в интернатах, поэтому задача максимум: максимально пообщаться со всеми, кому это вообще не важно.
Анна Леонтьева
— Скажи, пожалуйста, вот такая вещь, когда ты приходишь домой, ты рассказываешь своим детям вот об этой своей работе?
Павел Федосов
— Да, да, я рассказываю, и часто что-то дарят в интернатах, там, какие-нибудь штуки интересные там, и все это показываем, и все это обсуждаем. Ну и поскольку я в фонде Андрея Первозванного работаю, в общем, уже больше половины жизни, то такого рода историй накопилось уже много довольно, и я ими пытаюсь делиться, да.
Анна Леонтьева
— Истории о чем?
Павел Федосов
— О каких-то встречах, о людях, там, когда я раньше занимался, скажем, волонтёрством немножко другим, трудническими поездками на Соловки, вот об этом было много рассказов. Ну, о разных, скажем так, волонтёрских, не только волонтёрских приключениях.
Анна Леонтьева
— Но детям интересно это слушать? Ты рассказываешь о своей работе, да? Детям же интересно, наверное, где ты работаешь?
Павел Федосов
— Мне кажется, дело не в работе, а в том, что волонтёрство, в принципе, это возможность соприкоснуться с тем, с чем бы ты иначе не соприкоснулся. Вот, не знаю, вот я там, не знаю, в тюрьмах играл концерты, да? Вот, вряд ли бы я туда попал. Вот, может быть, конечно, еще попаду.
Анна Леонтьева
— Это, наверное, тема вообще для отдельной беседы, да? Тюрьмы, это вообще.
Павел Федосов
— Ну, то есть ты попадаешь как бы на другие планеты какие-то социальные, да? И про это можешь рассказать потом своим детям.
Анна Леонтьева
— Потрясающе. Знаешь, очень хорошо ты рассказал про волонтёрство. Я понимаю, что это всё непросто, это всё... к этому надо готовиться. Но всё-таки ты рассказал про вдохновение. Спасибо тебе.
Павел Федосов
— С одной стороны, надо готовиться, с другой стороны, мы же не готовимся, чтобы к другу в гости пойти. Поэтому тут... Надо готовиться, но, мне кажется, без фанатизма.
Анна Леонтьева
— Но бояться не надо. Спасибо огромное. Напомню, что с нами с вами был Павел Федосов, руководитель волонтёрских проектов фонда Андрея Первозванного, автор-исполнитель песен. Эх, надо было песенки ещё твои послушать. Слушайте, пожалуйста, Павла. С вами была Анна Леонтьева. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Вера и дело». Сергей Дерябин
- «Книги Нового Завета о Церкви». Анастасия Медведева
- «Наставления прп. Иоанна Лествичника». Священник Григорий Геронимус
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Вера и дело». Сергей Дерябин

Гостем рубрики «Вера и дело» был генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и московской школы управления «Сколково» Сергей Дерябин.
Мы говорили о христианском взгляде на лидерство, о значении нравственных ценностей в работе и взаимодействии с людьми, а также о том, как для нашего гостя духовное образование стало важным дополнением накопленных ранее знаний и опыта.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио «ВЕРА», у микрофона Мария Сушенцова. Сегодня мы продолжаем цикл программ, посвященных вере и делу. В рамках этого цикла мы встречаемся с экономистами, чиновниками, предпринимателями и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. С радостью представляю сегодняшнего нашего гостя — это Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». Добрый вечер, Сергей.
С. Дерябин
— Здравствуйте.
М. Сушенцова
— Сергей для нас очень необычный гость. Если я сейчас ошибусь в перечислении чего-то, он меня поправит. Дело в том, что у Сергея есть восемь образований, это человек с богатым практическим опытом, работавший в самых разных компаниях, относящихся к самым разным сферам жизни нашего общества. Это важно для понимания того, что, как правило, такая пестрая и насыщенная биография, как мне кажется, связана с живым поиском. Она говорит о том, что человек ищет смысл очень упорно, пробует разное. В связи с этим хочется вам первый вопрос задать: не могли бы вы поделиться ключевыми этапами вашего пути? Ясно, что так просто переключение с одних сфер на другие не происходит, это связано с каким-то стержнем очень таким сильным. Я знаю, что первые пятнадцать лет своей деятельности вы посвятили военному сектору, сфере военного управления, и затем у вас произошел довольно-таки резкий разворот в сторону бизнеса. Не могли бы вы с нами поделиться вот этим первым вашим очень серьёзным разворотом жизненным?
С. Дерябин
— С юных лет, насколько я себя помню, у меня откуда-то была вот эта тяга к самопознанию, к саморазвитию, к самосовершенствованию. Я ещё был юношей, когда, помню, вырезал из газет какие-то маленькие психологические тесты, пытался на них отвечать и понять вообще, кто же я такой. Читал различные книги, которые на тот момент мне казались психологическими. При этом, поскольку я всё-таки из династии офицеров, и путь мой лежал в армию, я закончил Московское высшее общевойсковое командное училище, кремлёвские курсанты, и пятнадцать лет служил Родине. И вот закончил военный университет уже потом, факультете психологии, и работал научным сотрудником одного из научных центров Генерального штаба, где мы занимались как раз психологией военных действий, отбором на воинскую службу. В тот период, в силу различных причин, мне удалось взять большую широту в своих познаниях, потому что постоянно я учился где-то параллельно, не в одном месте. И в том числе, когда я учился в военном университете, вечером я шёл на факультет психологии МГУ, социальная кафедра, то есть с Маяковской пешком спускался по Тверской, и вот на Моховую, и там изучал азы психологии, добавлял то, чего мне не хватало в военном университете. И вот так сложилось, такое время было, что в армии тяжело было, по четыре месяца нам не платили зарплату, офицеры не имели права работать, и я, понимая, что надо что-то в этой ситуации делать, принял решение увольняться из армии. Это был очень серьёзный шаг, и не только для меня, но и для моих родителей, которые всю жизнь отдали армии, и для отца-офицера такое решение было очень-очень драматичным. Но тем не менее он меня понял, принял это решение, и я ушёл в бизнес.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, что поделились. Действительно, времена были для всех непростые, эти крутые повороты судьбы знакомы многим, и мне в частности, мои родители тоже вынуждены были резко свернуть с научной карьеры, чтобы прокормить троих детей, поэтому всё это очень хорошо помнится, ярко и из детства, в моём случае, в вашем случае уже во взрослом возрасте. Из вашего рассказа видно, что вас всегда, ещё с детства, интересовал вопрос не просто о законах мироздания, а как устроен человек, вот этот интерес к психологии, то есть к устроению души человеческой. Вообще, что движет на самом деле человеком, как он устроен? Это такая сложная, самая сложная, в общем-то, вещь для познания, наверное, в этом мире. И я знаю, что этот путь на каком-то этапе привёл вас к обретению веры в Бога. Вот расскажите, пожалуйста, насколько возможно поделиться таким опытом, как вы пришли к вере, потому что у нас и радио называется «Вера», и программа наша посвящена вере и делу, именно вот как эта обретённая вера влияет на человека и меняет всю жизнь.
С. Дерябин
— Я здесь вспоминаю интересную фразу одного из наших преподавателей Московской духовной академии, который у нас преподавал Священное Писание и Ветхий Завет. И вот он сказал, что «к вере можно прийти даже через рекламный плакат». Я почему-то так зацепился за эту фразу. И при этом мой путь, конечно, можно назвать необычным. Дело в том, что я занимаюсь фридайвингом, я инструктор Федерации подводного спорта и Федерации фридайвинга России. А поскольку весь фридайвинг основан на задержке дыхания, все наши результаты, (а это единственный вид спорта, в котором результат достигается не за счёт напряжения, а за счёт расслабления) там есть много техник, которые связаны с дыханием. И вот я, погружаясь всё глубже и глубже в эту тему, вдруг неожиданно обнаружил, что в православных практиках исихазма есть такая вот Иисусова молитва, и отцы-подвижники читали эту молитву, используя определённый ритм дыхания: вдох-задержка-выдох и так далее. Это особая практика, которая приводила их в особое состояние в разговоре с Богом. Я начал туда копать, обнаружил труды Сергея Сергеевича Хоружего, который занимался исихазмом очень-очень серьёзно, начал смотреть его выступления, и меня настолько заинтересовала эта тема, настолько заинтересовала эта практика, что я уже стал расширяться, и первым из святых отцов я начал читать труды архимандрита Софрония (Сахарова), в том числе про Иисусову молитву, нашел его молитву, когда он читает её около часа, запомнил даже вплоть до интонации, ну и начал так практиковать. И в какой-то момент я просто читал эту молитву, для меня это была такая «тренировка», вдруг абсолютно ясно, вот предельно ясно я понял, что Бог есть. Я не знаю, наверное, это было через моё обращение к Нему, но вот это ясное осознание, оно внезапно пришло и оказалось очень глубоким, несомненным. При этом я не могу сказать, что у меня была какая-то встреча с Богом, я не шёл к этому через скорби, испытания и так далее. Это просто стало мне ясно. Такой вот, может быть, не очень обычный путь.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, что таким сокровенным с нами поделились. Это действительно, с одной стороны, кажется, что необычно, а с другой стороны, в этой студии порой тоже приходилось слышать от наших гостей рассказ о том, как они пришли к вере, и часто это действительно абсолютно нерациональный путь познания или акт мгновенного понимания, что вот это — истина, то есть даже не вера, а знание такое. Но достигается оно не как в науке, каким-то путём интеллектуальных усилий, а совершенно другим путём, неведомым. Я поясню для слушателей: Сергей упомянул, что «когда мы учились в Московской духовной академии» — как я понимаю, восьмое крайнее образование было связано как раз с учёбой по специальности «Богословие» в Московской духовной академии. И в этой связи хотелось спросить, как изменился ваш взгляд на себя, на ваше дело, связанное с менторством, с преподаванием после окончания этой учёбы?
С. Дерябин
— Это было дополнительно к высшему образованию, специализация «Теология православия». Я, конечно же, ни в коей мере не дерзну считать себя богословом, поскольку я сначала закончил краткосрочные трёхмесячные курсы в Московской духовной академии, понял, что там такая глубина, в которую надо идти дальше. И я пошёл на долгосрочную программу, двухгодичную, и когда её закончил, то понял, в соответствии с лучшими традициями, что я ничего не знаю. То есть чем больше ты расширяешь круг своего познания, тем с внешней стороны этого круга большая площадь, которую ты осознаёшь, как незнание. И это радикально повлияло на меня. Я испытал даже некоторое чувство стыда, что в моей библиотеке книги по поводу «лучшей версии себя» или «выхода из зоны комфорта» появились раньше, чем появилась Библия. Я пошёл в магазин Московской духовной академии, купил очень хорошее издание Библии, очень для меня сокровенная, важная такая книга, и начал читать. И я понял, что там — бесконечная, безграничная глубина, куда мне хочется всё дальше и дальше идти. При этом, конечно, мои взгляды на то, что я делаю в миру, на бизнес, на отношения с людьми, они начали очень сильно трансформироваться. Я впервые задумался: а что значит любить другого человека? Вот две ключевые заповеди: «полюби Бога», и «полюби ближнего своего»: что значит полюбить ближнего своего, как это — полюбить? Потому что в современном мире психологи учат нас немножко другому, что ты должен полюбить себя, иначе ты никогда не полюбишь другого, это очень важное понимание. Но я понял для себя то, что ты должен в себе-то полюбить вот этого человека первозданного, созданного Богом, по Его образу и подобию. И путь-то, который ты должен пройти, это должен быть вот этот путь к самому себе, подлинному, настоящему, первозданному, не к лучшим версиям каким-то, а вот к аутентичному, созданному Богом «я». То есть образ-то нам дан, конечно, но к подобию Божьему надо прийти. И вот это был ключевой вывод. Соответственно, я просто начал пытаться в своих действиях, в размышлениях помещать заповеди, десять заповедей и девять заповедей блаженства внутрь, и пытаться взаимодействовать с миром через это. Не знаю, насколько получается, но какие-то маленькие-маленькие шажочки к изменениям есть.
М. Сушенцова
— Я напомню, дорогие слушатели, что сегодня у нас замечательный, интереснейший гость — Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». Сергей, после такого глубокого погружения, куда мы с вами сейчас пошли: ваше знакомство с Библией, со Священным Писанием, позвольте задать вам вопрос, который может показаться провокационным, но я не могу его не задать именно вам, как человеку, у которого много психологических образований, у которого теперь уже есть теологическое образование, и вам, как практику: а как, на ваш взгляд, тогда стыкуются вообще психология и христианская религия? Вот именно через ваш опыт, потому что вы и там глубоко погружены, и тут глубоко погружены. Всё-таки есть какой-то конструктивный стык двух этих областей, или они во многом перекрывают друг друга в том смысле, о котором вы сейчас приводили пример, что психологи своим лейтмотивом делают такой посыл: «исцели себя», «сделай самого себя», «полюби самого себя», то есть от «я» идёт стартовая точка, а потом весь мир, сначала «я», а потом весь мир, так может показаться, я сейчас очень поверхностно, наверное, рассуждаю, а христианство нас призывает отвергнуться себя, если вспомнить известную строчку из Евангелия, хотя много и других, конечно, можно вспомнить, но я сейчас специально обостряю этот конфликт. Вот на ваш взгляд, этот конфликт на сущностном уровне, он есть, или всё-таки психология и христианство могут продуктивно взаимодействовать на пользу человеческой души?
С. Дерябин
— Я, как человек, прочитавший, оглавление трёх книжек по психологии (шучу), не вижу здесь каких-то серьёзных значимых противоречий, я вижу взаимопроникновение и взаимодополнение и христианской, православной веры, и психологии. Недавно вот закончил в Московской школе христианской психологии отдельный курс у Бориса Сергеевича Братуся и для себя прояснил многие вещи. Нет противоречия, вот если мы возьмём точку зрения Луки (Войно-Ясенецкого) — разделение человека на дух, душу и тело, то в теле, в моём понимании, есть ещё одна такая вещь, это нижние этажи — плоть такая, есть над телом психика — это такой вот нижний подвал души, поэтому плоть — это нижний подвал тела, психика — это нижний подвал души, а над душой уже у нас, в верхних эшелонах души живёт личность, тоже сложное понятие психологии, отдельно целые проблемы есть, проблемы личности и психологии, а уже над этим стоит дух. И вот область христианской психологии, если о ней говорить, или психологии вообще, это уровень тела и это уровень души. Вот задача даже стоит сейчас — вернуть душу в психологию, потому что в последние годы, с моей точки зрения, очень большой акцент стал на психику, а что такое психика? Это наши обычные реакции.
М. Сушенцова
— Инстинктивные такие?
С. Дерябин
— В том числе. Это наши черты характера, наш темперамент, психофизиология, нервная система, наши способности и так далее. Но над этим есть настройка, личностная настройка, настройка душевная, и мы таких людей, на самом деле, чувствуем. Я вот помню, пример приводили нам во время занятий, когда Василий Шукшин поступал во ВГИК, по-моему, и Герасимов у него спрашивает: «А вы „Войну и мир“ читали?» А он говорит: «Вы знаете, не читал, больно большая книжка. Я больше пишу». И это был настолько искренний ответ вот такого чистого душевно человека, который можно встретить в русской деревне где-то, абсолютно чистый, искренний, открытый ответ, и этот ответ настолько поразил приёмную комиссию, что вот он далее учился и с Андреем Тарковским, со многими-многими другими талантливыми нашими кинематографистами. Поэтому я здесь не вижу противоречия: психология занимается телом, занимается душой, а религия, вера, священнослужители наши, они должны заниматься духовными страстями, грехами нашими и возрастанием к Богу. Психология может только максимум разобраться с земными проблемами человека, но с проблемами вечными — это не область психологическая, это область эсхатологическая, это удел и сфера Церкви.
М. Сушенцова
— А вот скажите, раз вы и с Братусем взаимодействовали, христианская психология, она какими «этажами» нашей личности занимается? Вы рассказали сейчас об обычной психологии, куда ее фокус смещен, а вот если говорить о христианской психологии, что это за область такая, может быть, кратко?
С. Дерябин
— Это область, которая позволяет человеку показать, что есть нечто большее, чем твое мирское существование, и важно то, что люди, которые занимаются христианской психологией, они психологи, но при этом верующие люди, они исходят из христианской антропологии, из христианского православного мировоззрения, вот из этой позиции они работают с человеком, и они его стараются — мы его стараемся, — привести вот к этому пониманию, и не то, что привести — зародить сомнения, скромнее скажем. И сама парадигма работы — это такой треугольник, работа на троих: есть психолог, есть, условно зовем, клиент, и в центре, даже не в центре, а над ними — стоит Бог, поэтому вся эта работа и коммуникация, она идет в присутствии Бога, вот это важно.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Я знаю, что вы разработали собственную концепцию лидерства как поступка, ведете соответствующие курсы, рассказываете, выступаете с этой темой. Не могли бы вы нас немного в это погрузить, поскольку вы и ментор в тех учебных заведениях, где воспитывают лидеров, наставляют лидеров на их путь, вот что это такое — лидерство?
С. Дерябин
— Ну, лидерство вообще — это способность вести людей за собой, не используя методы принуждения. Это простое, короткое, но очень емкое определение, потому что, если у тебя есть последователи, значит ты уже лидер, тем более, если ты не пистолет им к виску приставляешь, а можешь их словом, харизмой, вдохновением, видением своим, идеей как-то повести, это уже прекрасно. При этом, как связаны лидерство и поступок? На мой взгляд, непосредственно, потому что лидер вообще рождается и становится личностью в поступке, то есть это такой ценностный выбор, в основе которого лежит что-то большее, чем собственная выгода или удовольствие. При этом поступок — это такой акт свободного осознанного действия личности, ответ человека на стечение обстоятельств, такой ценностный конфликт, внешний или внутренний вызов, который невозможно не принять, и личность, она проявляется в поступке, а для поступка нужен этот выбор, и это не психика, и это не душа, это где-то порой даже дух, в поступке проявляется высота духа человека, либо его низость. И в психологии есть вот эта точка зрения, спор такой заведомый Аристотеля и Сартра: сущность предшествует существованию, или существование предшествует сущности. Если Аристотель говорил, что, вот, мы сейчас человека узнаем, определим его сущность и поймём, как он действует, то Сартр говорил, что всё ровно наоборот, мы не можем предсказать, как человек поведёт себя в какой-то критической ситуации или в ситуации сложного морального выбора. Сначала мы совершаем поступок, а потом мы становимся своим поступком, мы становимся своим выбором. Ну, или Кьеркегор говорил, что «мы выбираем из самого себя». Поэтому концепция лидерства как поступок — это пирамида такая. Это даже не углы, там треугольник, а именно пирамида. Одна грань — это осознанность, такая когнитивная составляющая. Вторая грань — это действие, волевая составляющая. И третья грань — это ответственность, такая личная причинная ответственность, эмоциональная составляющая, можно сказать. А в основе этой пирамиды лежит такое понятие как совесть. Совесть, как внутреннее усилие личности, направленное на поиск и осознание истины в системе нравственных ценностей. Поэтому вот осознанность плюс действие плюс ответственность — это равно поступок. И, по моему убеждению, лидера вне поступка не существует. Есть ещё такой распространённый пример: все мы используем пирамиду Маслоу, но традиционная пирамида Маслоу, в которой у нас есть физиологические потребности, потребности безопасности, потом выше — принадлежность, уважение, признание, эстетические потребности. И вот мы якобы поднимаемся на вершину горы вот этой, там, где самоактуализация. На самом деле пирамида Маслоу — это такая легкомысленная вещь, потому что в конце своей жизни он пересмотрел свои взгляды. Это оторванный от реальности такой идеальный путь, то есть от безопасности и плотских потребностей: крепко поспать, сытно покушать, сбиться в стаю, и вот мы якобы идём к самоактуализации. На самом деле всё наоборот. Мир перевёрнут, и пирамида перевёрнута, и лидер всегда стоит на этом острие перевёрнутой пирамиды, и вся жизнь давит на него и часто ломает. Мы стоим не на вершине горы, а на одном мгновении, которое, собственно говоря, длится вечность. Это и есть поступок. Поэтому важно не сломаться, выстоять, остаться человеком, человеком с большой буквы. Ну и весь жизненный путь лидера — это такие постоянно длящиеся акты созидания, и каждый раз это выход личности в вертикаль, вертикаль духа к небу. Вот такая концепция поступка.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Я напомню, что у нас в гостях сегодня Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашённый преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». У микрофона я, Мария Сушенцова, и мы продолжаем цикл бесед о вере и деле. Через маленький перерыв продолжим, не переключайтесь.
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио «ВЕРА» продолжается. Сегодня у нас в гостях Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». У микрофона Мария Сушенцова. Мы продолжаем беседы в рамках цикла «Вера и дело», посвященных христианским смыслам экономики. Для тех, кто только что подключился к нам, я напомню, что в первой части беседы мы остановились на рассказе Сергея о том, как он понимает лидерство, о его концепции лидерства как поступка. Вы знаете, Сергей, слушала вас внимательно, и у меня возникла такая вот аналогия, параллель с тем, что в Евангелии говорится о человеке, о том, к чему человек призван — он призван полагать душу за своих ближних. А концепция креста, несение креста — это и есть как будто бы нахождение на острие той пирамиды, о которой вы говорили, которая давит на лидера, но он всё равно выдерживает это давление, прислушивается к своей совести, и он принимает этот вызов, я бы вот так сформулировала. То есть это человек, который созидательно отвечает на вызовы жизни, а жизнь всё время даёт какие-то вызовы, то есть она не оставляет в покое, не гладит по головке, не предлагает что-то готовое из серии «сытно поесть», как вы сказали, или «крепко поспать». Наверное, в этом принятии вызова и заключается суть ответственности, вот не убегать от этого груза, а принимать его и нести достойно. И, знаете, вопрос какой сейчас хотела бы задать: вот я смотрела и слушала ваши выступления, и заметила, что, когда вы консультируете команды разных компаний, вы говорите много о такой проблеме, что вот часто, даже если людей образовывают, им какие-то умные вещи рассказывают, они на самом деле не готовы меняться, то есть они не делают это частью своих жизненных убеждений, не включают это в свою собственную жизнь и продолжают действовать так, как они до этого действовали. И эта проблема, она в принципе для нас, для людей актуальна — такого сна при жизни. Вот я где-то видела такую формулировку: «прижизненный сон», вроде ты что-то делаешь, но в основном спишь и ешь. То есть как-то всё это без вдохновения, без большого смысла, такая вот апатия, обломовщина, не знаю, как это точнее сформулировать. Мне кажется, каждому из нас знакомо, погружение в это состояние случается со многими людьми так или иначе в разные моменты жизни. И как вам кажется, что может помочь человеку из этого сна выйти? Здесь снова как будто бы есть вопросы к психологии, чем она может помочь человеку, или может помочь, наоборот, христианский призыв, или и то, и другое вместе. Вопрос даже такой: корни этой проблемы, откуда они растут, как вам кажется, вот из вашего практического опыта, из вашей насмотренности? Вот в чём корни и как преодолеть такое состояние?
С. Дерябин
— Это действительно очень серьёзная проблема, которая стоит и в бизнесе, и в психологии. Её можно обозначить, как «знать — не значит делать». Мы многие вещи познаём, но при этом никак не изменяемся и это фундаментальная проблема, потому что человек тяготеет к своему статусу-кво, к привычным вещам. Это всегда такой выбор между неизвестностью и неизменностью, потому что, если мы выбираем неизвестность, мы выбираем риск, мы получаем такое вот ощущение тревоги. При этом в любых изменениях это выбор будущего. А если мы выбираем неизменность, тогда мы получаем вот этот привычный наш статус-кво, наши рельсы, но это выбор прошлого, это статичность, стагнация, и мы неизбежно впоследствии столкнёмся с переживанием чувства вины из-за неиспользованной возможности. Но меняться трудно. И вы упомянули «жизнь во сне», такая метафора была у Джеймса Бьюдженталя, даже картинка такая, которую он комментировал в своё время, это экзистенциальный психотерапевт американский. Выходят мама с папой и маленьким сыном из кинотеатра, мальчик дёргает маму за руку и спрашивает: «Мама, а мы живые или на плёнке?» Значит, вот так мальчик понял фильм, что мы живые или на плёнке? И на самом деле это очень глубокий вопрос, Георгий Гурджиев говорил о том же, что нам нужно проснуться и вообще не попасть в этот «сон» при жизни и более того — смерть при жизни, умереть в этой своей неизменности, потому что важнейшая характеристика живого в принципе такова, что живое в каждый момент времени может быть иным, то есть это способность к изменениям. Перейти к этому нужно прежде всего через какой-то внутренний инсайт, через понимание того, в какой роли я нахожусь сейчас, в каком состоянии я нахожусь, где я, кто я и куда мне дальше идти? Это серьёзные вопросы выбора. Более того, они сталкиваются с более значимыми вопросами: а ради чего вообще я здесь, делаю ли я то, что я должен делать? Такой вопрос я часто задаю: вот ради чего вы каждый день утром встаёте с постели? Наверное, не ради того, чтобы прийти на работу с утра, выполнять какие-то задачи, получать свою зарплату, потом приходить обратно, решать какие-то свои бытовые вопросы и ложиться спать. Наверное, должно быть что-то более высокое в этом понимании предназначения. И человек, по большому счёту, рождается дважды в мирской жизни. Первый раз, когда у него день рождения, его первый день жизни, а второй, когда он понимает, ради чего он сюда пришёл. И есть такая вот интересная метафора, что человек по жизни несёт некий секретный пакет, вот он его получил и несёт. И задача-то у него очень важная: с одной стороны, надо донести этот пакет до конца жизни, а с другой стороны, понять, что в этом пакете, и никто не может тебе помочь в этом, ни родные, ни друзья, ни коллеги. Ты должен дать на этот вопрос самостоятельный ответ. И в этом смысле единственное, чего здесь можно ещё только просить у Бога, это чтобы Он не дал он тебе преждевременной смерти. А что такое преждевременная смерть? Это как раз смерть до понимания своего предназначения, до того момента, как тебе получится исполниться в этой жизни в соответствии вот с этим твоим предназначением. Вот что для меня такое изменения, почему они важны.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Знаете, вспомнилась известная фраза в заглавии одноимённой книги у Эриха Фромма «Быть, а не иметь», книга называется «Иметь или быть?» Но вот как почувствовать, что ты действительно живёшь, поняв своё предназначение, а не просто через обладание какими-то предметами, через потребительство, когда себя идентифицируешь, как существо, влачащее некое вредное существование? Я знаю, Сергей, что вы также недавно сделали свой авторский курс по духовному развитию и аскетике лидера. Как я понимаю, ваш лейтмотив, ваша идея, которой вы живёте сейчас и горите, — это попытаться привнести духовность в бизнес, как бы пафосно это ни прозвучало, но, по сути, мне кажется, это именно то, к чему вы сейчас стремитесь. И вот не могли бы вы об этом курсе рассказать, это действительно попадает непосредственно в тематику нашей программы, потому что она посвящена тому, могут ли стыковаться, быть взаимосвязаны этика и экономика. Мне кажется, что вы как раз такую амбициозную задачу перед собой ставите. Вот расскажите, пожалуйста, как вы это понимаете — духовность в бизнесе.
С. Дерябин
— Ну, не то чтобы духовность, это внебизнесовое понятие, даже надпсихологическое, надбизнесовое. Что касается духовного развития аскетики лидера, то это идея, которая у меня возникла в результате того, что я увидел у многих своих друзей, одногруппников, выпускников многих программ бизнес-школы «Сколково», других программ, что у людей очень серьезный запрос на саморазвитие, на самосовершенствование, на поиск себя. Но дело в том, что многие идут таким стандартным, легким, обычным путем: вот идут в восточные практики, едут на Бали, на ретриты, занимаются випассаной, то есть сидят, молчат по десять дней и не понимают, про что они молчат. Я сейчас понимаю, что я могу навлечь гнев со стороны многих-многих слушателей, которые являются приверженцами этих подходов. Я вовсе их не критикую, и они полезны. Более того, скажу так, что любой метод, изобретенный человечеством, он полезен, надо лишь знать его предназначение и его ограничения. И вот мой тезис состоит в том, что метод вообще хранится, вырабатывается и транслируется из поколения в поколение только в рамках определенной духовной традиции. Вот духовная практика, она неразрывно связана с этой традицией, является ее такой необходимой жизненной средой, и вне традиции она невозможна. И вот духовная практика вне традиции просто невозможна, а мы этого не понимаем. Мы думаем, что мы сейчас начнем заниматься випассаной, и мы станем великим йогином, мы придем к просветлению, к какой-то внутренней тишине, к бесстрастию и так далее, и так далее. С православной точки зрения все ровно наоборот. Когда послушник пришел к старцу и сказал: «Знаете, батюшка, я достиг большого успеха: вот попросил Бога, и Он меня избавил от страстей». Старец говорит: «Беги и проси, чтоб вернули обратно». Это как раз то, что, в чем принципиальное различие подходов бесстрастия в дзен-буддизме, в индийских различных практиках и в православии. Ты должен оставаться живым, у тебя должно быть большое сердце, и это сердце должно быть живое, вмещающее туда весь мир, по большому счету, прежде всего твоих ближних, и вмещающее, конечно же, Бога. Поэтому нельзя от этого избавиться. И то, как я вижу, например, этот вот путь, что не столько важно избавиться от страстей, это нужно делать, но каким путем ты идешь, какой метод ты используешь? А этот метод прежде всего — работа добродетелей, и это дела милосердия, которые ты делаешь, вот они являются ключевыми. С Богом в сердце ты делаешь то, что ты должен делать согласно заповедям евангельским. Вот это важное понимание, а не то, чтобы уйти куда-то в бесстрастие, не это является целью нашей жизни, это чужая для нас традиция.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, Сергей, за этот экскурс религиоведческий, я бы сказала.
М. Сушенцова
— Я напомню, что у нас в гостях Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». И с вами я, Мария Сушенцова. Я попытаюсь сейчас эту глубокую мысль немного резюмировать, поправьте меня, если что. То есть, получается, что в отличие от всяких восточных вероучений, которые сосредоточены на бесстрастии, вот на этом молчании непонятно о чём, то есть такое выхолащивание жизни из человека, по сути, происходит, попытка убить страсти напрямую, прямым выстрелом. Православная же традиция предлагает, скорее, не искоренить страсти и превратить их в некий ноль, а поставить в правильное соподчинённое иерархичное положение по отношению к высшим духовным ценностям, скажем так, то есть преобразить их. Вот вы говорите, не погружаться в какое-то божественное «ничто», когда человек уже ни к чему не способен, ни к добру, ни к злу, то есть просто такой круглый ноль, пустота, а делать что-то хорошее, делать добрые дела. Свои естественные порывы, даже, может быть, эмоциональные какие-то, вот эти «этажи» психики не отвергать, но направлять в то русло, которое благословлено Богом. Если я правильно уловила ваш посыл.
С. Дерябин
— Конечно. То, что борьба идёт со страстями, духовная брань в исихастской традиции, в подвижнической традиции, это несомненно, этого никто не отрицает. Даже великие подвижники признавали то, что до конца жизни они пребывали в этой духовной брани. При этом это не должно быть фокусом, в моём уж точно понимании. А один из способов, как раз вот о котором я говорю, — это всё-таки дела добродетелей. Святитель Николай Сербский говорил, что молитва без добрых дел мертва. И при этом Богу нужна и живая молитва, и любящее сердце, для других открытое, полное заботы и милосердия. И важны вот эти добрые дела, которые мы можем делать по мере своих сил и наших обстоятельств. И я вот люблю эту фразу: «Можешь помочь человеку — помоги. Не можешь помочь — помолись. Не умеешь молиться — подумай о человеке хорошо, и это уже будет помощь, потому что светлые мысли — это тоже оружие». Это вот мысли Николая Сербского. И хорошо бы, если предприниматель православный будет исходить из этого понимания. Вот такая парадигма мышления.
М. Сушенцова
— Да, вы как раз немного предвосхитили мой вопрос, я хотела спросить более конкретно. Вот по вашему опыту, поскольку вы много консультируете людей из бизнеса, предпринимателей, что наша традиция православная может им предложить в качестве общего направления, чтобы нацелить их мысли в правильное русло, и люди всё-таки не где-то там в чужих традициях искали ответы на свои насущные вопросы, какую-то помощь себе, а прибегали к родной, исконной традиции нашей.
С. Дерябин
— Здесь мы можем пройти только через личный путь к Богу, к пониманию того, что Он есть, вот как я это понял, либо к переживанию того, что Он есть. Это же, знаете, такой взаимный путь: ты с одной стороны идёшь к Богу, но с другой стороны, если твоё сердце открыто, то и Бог идёт к тебе, Он тебе открывается. Поэтому нужно держать сердце своё открытым, как вот мы открыты познанию, когда мы стремимся расширять его, так мы должны быть открыты и вот этой встрече с Богом. Происходит это, конечно же, через традицию, как я сказал, через лоно Церкви, потому что только в церкви мы можем получить Таинства. Нигде ты их больше не получишь, ты не можешь получить Причастие, исповедаться нигде, кроме как в лоне Церкви. А твоё покаяние, твоё смирение, понимание места и роли Бога, оно как раз рождается в этом, потому что, пока у тебя не будет сокрушённого сердца, пока у тебя не будет покаяния в этом сердце, ты никуда не двинешься. Это важно понимать, и самостоятельный путь, он невозможен здесь. Вот тебе нужно приходить в Церковь Христову, и только так спасёшься.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Я поясню, к чему относится моё вопрошание. Мы часто можем слышать, и на радиостанции нашей звучало неоднократно такое вот понятие, как «православный бизнесмен». То есть, получается, что это понятие не совсем точное, потому что православие — это не какая-то социальная роль, православным может быть только человек, который обратился к Богу и идёт этим путём. А его уже изменение внутреннее, его внутреннее преображение, оно неизбежно будет влиять на все те сферы жизни, в которые он вовлечён, в том числе и на бизнес. Почему я поясняю: потому что вот этот ваш курс, о котором мы упоминали, авторский курс по духовному развитию аскетики лидера, мне просто интересно, как вы это преподносите бизнесменам. Вы же не говорите им: «Знаете, дорогие, вам для развития личностного надо идти в храм, там вам расскажут, как жить». Вероятно, вы какие-то прокидываете мостики, тропиночки, вы всё-таки не как проповедник на амвоне говорите об этом. Мне просто интересно, как вы эту мысль до них доносите?
С. Дерябин
— Смотрите, я иду от человека. На каждом этапе жизненного пути человек решает свои задачи, начиная с ребёнка, и так далее, у него происходит сначала утверждение себя в подростковом возрасте. Потом ты возрастаешь, идёшь учиться, тебе нужно утвердиться в профессии, чтобы тебя признали, ты начал работать, почувствовал себя самостоятельно. Следующий этап жизни, порядка 35 лет, это время рассвета, когда ты зарабатываешь основной капитал, когда ты обеспечиваешь благополучие семьи и будущее семьи, и это всё очень правильные, очень хорошие этапы. Это психологические этапы развития человека. При этом во второй половине жизни, годам к 40–45 не все, но некоторые, хотелось бы думать, что многие, — задаются вопросом о стратегии второй половины жизни. Это не кризис середины жизни, это не про бес в ребро, а это про то, какие смыслы я ещё хочу реализовать, в чём я хочу исполниться. И я говорю с людьми о том, что есть вот эти этапы, что нужно актуализировать свои смыслы во второй половине жизни, что существуют вот эти «проклятые вопросы бытия» по Фёдору Михайловичу Достоевскому, что можно попробовать с этим разобраться, и говорю о том, что есть горизонтальное развитие, в котором я сам пребывал долгие годы. Понимаете, я набирал вот эти образования, думая, что я куда-то там расту, как-то я там меняюсь, а оказалось, никуда я не меняюсь и не расту, я шёл в горизонтальной плоскости. А когда я пришёл к Богу, пошёл в Московскую духовную академию, я понял, что существует вертикальная плоскость развития, вертикальное измерение — к высоте духа и к глубине бытия, и вот туда надо идти, но это понимание пришло с возрастом, то есть это какой-то вот такой период, который нельзя просто схлопнуть и дать человеку в 35 лет это понимание, что надо идти вот туда, это так не работает, человек должен к этому сам подойти, он должен понять, что есть иное понимание совершенства и иной путь, поэтому вот такие аскетические духовные практики, они могут быть очень полезны, я их провожу, они несложные, и люди, пытаясь их практиковать, делают порой интересный такой шаг вперёд в своём развитии.
М. Сушенцова
— А вы могли бы привести какой-то пример, практический кейс из этих духовных практик, или рассказать какую-то историю человека, без конкретики и названия имён, который прошёл этим путём, что-то у него изменилось? То есть немножко нас в практику окунуть.
С. Дерябин
— Эти изменения, они не одномоментны, так, то можно было их бизнес-кейс описать, что вот двадцать лет назад мы делали так-то, работали так-то, приняли такие-то решения, и вот сейчас у нас есть такой успешный опыт, давайте его сейчас концептуализируем и будем всем рассказывать в бизнес-школах. Здесь так не работает. Во-первых, я только в начале пути. Более того, я сам только в начале пути, даже не на первой ступени этой лестницы, или лествицы такого мирского развития, совершенствования, я где-то под плинтусом этой первой ступени нахожусь. Я уж в меру своего разумения могу поделиться, чем сам пытаюсь спасаться в этом плане, а там уж люди пусть рассудят. Ну, вот одна из базовых таких практик — это лишнее и необходимое. Понимаете, вот есть понятие возможное: что может быть, а чего может не быть. А есть понятие необходимое — это то, чего не может не быть. И в практике такой аскетической мирской можно попробовать для начала определиться: а какие у тебя вообще лишние вещи, они тебе нужны? А лишние переживания, лишние заботы, лишние деньги, ненужные тебе, или ты их для чего-то тратишь, надо понимать, ради чего. Даже есть понятие «лишние люди», все ли они нужны в твоей жизни, они помогают тебе в твоём возрастании, или они тебя тянут куда-то в другое измерение? Подумать вообще в терминах наследия: а что ты, по большому счёту, оставишь после себя, вот не наследство, а наследие? И это очень важная практика. Есть более простые вещи, которые я пытаюсь использовать: вот проведи день без жалоб, проведи день без осуждения, прямо целенаправленно. Потом, отпишись от лишних групп в соцсетях, от лишних каналов информации, которые ты обычно используешь, почитай какую-нибудь душеполезную книгу обязательно перед сном, вот у меня Паисий Святогорец лежит, я его читаю, очень люблю этого святого. Помолись за человека, который тебе не нравится, есть масса людей, с которыми приходится как-то так остро взаимодействовать в бизнесе, в конфликты иногда попадаешь, ну вот помолись за человека, ну и хорошо. Подойди к любимому человеку, просто обними и скажи, что ты его любишь, ведь семья — это малая церковь. У меня есть пример одного очень серьезного бизнесмена, он работает в госкорпорации, и когда я с ним работал, он мне вот такую проблему рассказал, говорит: «Сергей, я настолько устаю, и к концу дня я настолько раздражен, что во мне всё кипит, я нахожусь в заведенном состоянии. И когда я прихожу домой, я ввел правило, что в течение часа ко мне никто не имеет права подойти. Я ухожу в свой кабинет, там успокаиваюсь, обретаю равновесие свое, и только потом они имеют право ко мне прийти, мои домашние». Я говорю: «Слушай, интересная практика». Он отвечает: «Да, но в последнее время я столкнулся уже с очень серьезной проблемой: мои родные, мои дети и жена, меня не встречают с работы. Если раньше я приходил, они бежали ко мне, кричали: „Папа, папа, папа!“, бросались, и жена обнимала меня и целовала, то сейчас ко мне никто не подходит, и я понимаю, что я их просто теряю, они от меня отдаляются, мои родные люди, и понимаю, что так дальше нельзя». Я ему дал одну долгосрочную такую рекомендацию и несколько быстрых лайфхаков, как сейчас принято говорить. Говорю: «Ну ты осознал, если ты будешь так продолжать, что произойдет?» Да, он понял, что ему будет плохо. Я говорю: «Ну тогда вот ты сейчас возвращаешься из командировки (он в командировке был, когда со мной разговаривал), покупаешь жене огромный букет цветов, приходишь, громко кричишь, что папа приехал, даришь жене букет цветов и говоришь, что ты отменяешь это правило, и что ты будешь очень рад, до слез рад, что твои дети и жена будут тебя встречать, когда ты возвращаешься домой». Он говорит: «Понял, Сергей». И он прислушался моим словам, а сейчас они родили четвертого. (смеется)
М. Сушенцова
— Какая замечательная история. Мне кажется, лучшей истории и невозможно было выбрать для финала нашей программы. Сегодня у нас в гостях был Сергей Дерябин, генеральный директор компании «Гуманитарные технологии управления», приглашенный преподаватель Высшей школы государственного управления и Московской школы управления «Сколково». У микрофона была Мария Сушенцова, и мы рассуждали сегодня о христианских смыслах экономики, о том, насколько правомерно понятие «православный бизнесмен», о том, что такое лидерство, и о всех тех моментах жизненных, где сталкиваются напрямую экономика, этика, христианская вера. Спасибо вам большое, Сергей, за этот разговор, многое хочется сложить в сердце и унести с собой. Надеюсь, и слушатели наши открыли сегодня для себя много нового. Будем ждать вас снова в гости.
С. Дерябин
— Спасибо вам за эту встречу, всего доброго.
М. Сушенцова
— До свидания, до встречи через неделю.
Все выпуски программы Вера и дело
«Премия»

Фото: Jsme MILA / Pexels
Когда Татьяна получила денежную премию за победу в поэтическом конкурсе, она обрадовалась и немного растерялась: сумма небольшая, куда её потратить? Хотелось, чтоб запомнилось! Может быть, купить себе нарядный платок? Или новую сумочку?
Поток размышлений прервала дочка Катя. Она вернулась из больницы, где вместе с однокурсниками трудится сиделкой в качестве волонтёра, помогает восстанавливаться после операций одиноким старикам и старушкам. За ужином Катя с душевной болью поведала, какое ветхое, много раз заштопанное бельё у её подопечных бабушек... «Вот на что пойдёт моя премия!» — решила Татьяна, а наутро отправилась в стационар.
На удивление её спокойно пропустили в отделение к лежачим больным, в ту самую палату, о которой рассказывала дочь. Татьяна отдала свои нехитрые подарочки и заметила, что у каждой старушки на тумбочке иконка. Чаще всего — маленькая, бумажная.
А следующим утром на стене палаты, на самом видном месте, над столом, уже висела икона Спасителя. Её тоже купила Татьяна — на оставшиеся от премии деньги. Только проходить к больным она уже не стала. Попросила медсестру передать главному врачу отделения с пожеланием повесить именно на этом месте...
Медсестра поинтересовалась внезапно: «А зачем вы это делаете?» Татьяна ответила неожиданно для себя самой: «Во славу Божию!»
А потом шла домой и думала, что, пожалуй, это единственно верный ответ. И на душе было легко.
Текст Натальи Разувакиной читает Алёна Сергеева.
Все выпуски программы Утро в прозе