Поделиться
У нас в гостях была главный редактор Московского журнала, кандидат исторических наук Анна Грушина.
Мы говорили о жизни москвоведа и мемуариста Надежды Якушевой и о её трудах, посвященных московским церквям и монастырям.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
Алексей Пичугин:
— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на «Светлом радио». Сегодня четверг, значит, в эфире наша музейная программа, совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз. Вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея.
Ксения Толоконникова:
— Добрый вечер, дорогие друзья.
Алексей Пичугин:
— Я Алексей Пичугин. И мы представляем постоянную участницу наших программ, мы рады, что снова с нами здесь, в этой студии Анна Филипповна Грушина, главный редактор «Московского журнала и кандидат исторических наук.
Анна Грушина:
— Добрый вечер.
Алексей Пичугин:
— Добрый вечер.
Ксения Толоконникова:
— Сегодня мы встретились, чтобы поговорить о замечательном человеке. В основном у нас с Анной Филипповной женские портреты, как правило.
Алексей Пичугин:
— Ну, не всегда.
Анна Грушина:
— Не всегда-а-а. Архимандрита Бориса делали, мы и Добровольского Александра делали.
Алексей Пичугин:
— Отца Сергия Мечева делали.
Ксения Толоконникова:
— Губонина. Ну, все, я беру свои слова назад. Но особенно мне нравится говорить с Анной Филипповной, надеюсь, что и Алексею тоже, а вам, дорогие друзья, интересно нас слушать, о женщинах, замечательных женщинах. Недавно у нас был разговор о Елизавете Сергеевне Мечевой. Еще прежде о ее сестре старшей, Ирине Сергеевне Мечевой, мы говорили и о Надежде Павлович тоже в цикле наших бесед. А вот сегодня о Надежде Ивановне Якушевой, тоже замечательном благородном, тихом, нельзя сказать, что ярком, это ведь такой свет потаенный, человеке, москвоведе замечательном.
Алексей Пичугин:
— Да.
Ксения Толоконникова:
— Ну и что уж там говорить, составительнице труда, большого, до сих пор не опубликованного в самостоятельном качестве, посвященного храмам и монастырям Москвы.
Алексей Пичугин:
— Сразу вопрос, просто с ходу, который, наверное, возник бы у наших слушателей из тех людей, которые интересуются историей Москвы. Труд Надежды Ивановны Якушевой неизданный, насколько я понимаю, до сих пор называется «Сорок сороков». И примерно в те же годы появляется книга, четырехтомник, количество томов варьировалось в зависимости от издания в Париже, в Москве, Паламарчука «Сорок сороков». Насколько эти люди были знакомы друг с другом, не украл ли кто-то у кого-то концепцию и идею книги и материалы?
Анна Грушина:
— Надежда Ивановна Якушева была знакома с Петром Паламарчуком, она стояла у истоков возрождения общества Старая Москва, которое возродил Владимир Брониславович Муравьев. Мы о нем делали программу?
Ксения Толоконникова:
— Да, тоже говорили.
Алексей Пичугин:
— О мужчинах делали программу, пожалуйста, вот еще.
Анна Грушина:
— То есть у нас равновесие, Ксения Андреевна.
Алексей Пичугин:
— А то и с перевесом, между прочим.
Анна Грушина:
— А то и с перевесом, да, да.
Ксения Толоконникова:
— Я посчитаю.
Анна Грушина:
— Владимир Брониславович Муравьев по праву считается человеком, который возродил общество Старая Москва.
Ксения Толоконникова:
— На рубеже 80-90-х годов.
Анна Грушина:
— Да, это когда начались социальные преобразования в стране, это, совершенно правильно, начало 90-х. Он возродил это общество Старая Москва, и в его команде, в команде тех людей, которые ему в этом очень и очень помогали, была Ирина Андреевна Гузеева, главный библиограф исторической библиотеки в Москве, и Надежда Ивановна Якушева. Надежда Ивановна Якушева уже до этого очень плодотворно работала во Всесоюзном обществе охраны памятников истории и культуры. Вы люди молодые, вы можете не помнить подробно этот период так, как помню его я, потому что как раз в это время мы возрождали Московский журнал, все происходило одновременно. ВООПИиК это была очень значимая организация в Москве. Там работали люди, которые по-настоящему любили и знали город. Там было такое количество настоящих москвоведов, историков, именно региональных историков. Кстати, говорила я это в прежних программах или нет, я их очень уважаю, людей, которые занимаются местной историей. И не важно, в Москве, в Воронеже, в каком-нибудь захудалом-захудалом селе. Ну, как захудалом? Я имею в виду по количеству жителей, а вовсе не потому, что оно где-то находится далеко. Если люди занимаются местной историей, это делается очень честно, это делается бесплатно. В наше время это очень важный показатель, делается это по душе или делается это для заработка. Люди, которые занимаются региональной историей, не выполняют большие заказы, которые получает большая история. У нас есть негласное деление в историческом сообществе: большая история и история региональная. Большая история часто работает на заказ, надо быть честными. Другое дело, как она его выполняет, этот заказ. А региональная история это всегда более честно, более правдиво. И эти люди все трудились в ВООПИиК. ВООПИиК проводил огромное количество всяких, такие слова употребляю сейчас в речи, мероприятий, акций, как их по-другому назвать? Разбирали завалы разрушенных храмов, пытались отстаивать какие-то здания, которые почему-то, вдруг выяснялось, подлежат сносу, а это здание достойно того, чтобы быть памятником архитектуры. Этим всем, в том числе, занималась Надежда Ивановна Якушева, ее направление это были церкви и монастыри.
Алексей Пичугин:
— Притом, что для того времени, если мы говорим о возникновении ВООПИиКа, когда это была, действительно, очень важная организация, мы не принижаем ее значение сейчас, но тогда они были пионерами.
Анна Грушина:
— Сейчас ее почти не слышно.
Алексей Пичугин:
— Ее почти не слышно, но она есть, и даже у нас были руководители современного ВООПИиКа и отделов региональных ВООПИиКа. Проблема в том, что нынешняя Москва от Москвы 70-80-х отличается разительно.
Анна Грушина:
— Конечно.
Алексей Пичугин:
— Тогда люди, которые занимались сохранением Москвы, которые занимались историей Москвы, как минимум в полтора раза было, на что посмотреть и одно с другим связать, полотно было гораздо более ровным.
Анна Грушина:
— И еще скажу я, друзья, вам такой момент. Тогда, как мы говорили в какой-то из передач, что в начале 90-х епархии относились к приходам с большим вниманием, с большей чуткостью, их интересовала жизнь на местах неформально совершенно. И приходов-то было не так много. Но, тем не менее. То же самое происходило и с властью. Если кто-то вспомнит, один из пунктов, на котором въехал во власть Московскую Борис Николаевич Ельцин, и его огромные, сейчас бы мы это назвали марафонами, везде у нас марафоны, а он буквально марафоны проводил. В том числе в доме политпросвещения на Трубной, где он общался с москвичами, где очень ярко выступал в ВООПИиК, высказывая, что надо сохранить. То есть тогда люди многие во власть шли на этой теме, сохранение культурного наследия. Культурного, исторического.
Ксения Толоконникова:
— И возвращение.
Анна Грушина:
— Возвращение, возвращение имен. Тогда огромный был интерес. Если мы вспомним, что журнал «Москва» начал печатать Николая Михайловича Карамзина «Историю государства Российского» и получил миллионный тираж. Вы можете представить, как велик был интерес к истории своей страны. Что уж говорить про город, был велик интерес у читателей, у людей. Потом это все приглушилось, заглушилось, появился интернет, появилось много людей, которые ведут программы на телевидении. Но это все больше шоу. А вот как работала Надежда Ивановна Якушева и ее коллеги, это было совершенно другое время. Так вот, к тому времени, отвечаю на ваш вопрос, Алексей, семьсотстраничный труд Надежды Ивановны был уже готов. Она вместе с мужем... она урожденная Никитина, Якушева она по мужу, она вышла замуж в 1934 году.
Алексей Пичугин:
— Была ли она родственницей Стефана Никитина?
Анна Грушина:
— Нет.
Алексей Пичугин:
— Просто однофамильцы?
Анна Грушина:
— Этого я не знаю, она из рода Куприяновых купцов.
Ксения Толоконникова:
— По матери.
Анна Грушина:
— По матери, да. По мужу она Якушева, и муж разделял это ее увлечение. И они все сводное время проводили в том, что она ходила с фотоаппаратом. Ее многие снимки далеки от совершенства. Мы в начале 90-х их печатали в Московском журнале. С точки зрения фотографии художественной, наверное, далеки от совершенства. И по качеству очень разные. Но это настолько пристальное внимание было к деталям.
Ксения Толоконникова:
— Это документ.
Анна Грушина:
— Да, это документ. По ее снимкам, когда стали возвращать храмы, даже восстанавливали что-то, используя в своей работе ее снимки, потому что это был документ. Этот труд Надежды Ивановны был к тому времени уже готов.
Ксения Толоконникова:
— Который она практически, как я понимаю, с 30-х годов начала вести.
Анна Грушина:
— Очень давно. Они уезжали с мужем в Китай в 50-х, у него была командировка буквально на год. С 30-х, не с 30-х, она выросла в церковной среде, в церковной семье, этот интерес ее был абсолютно не поддельным. И она ходила и все это фотографировала, описывала, в основном Москву, иногда Подмосковье. Так родился этот ее огромный труд. И когда они с Петром Паламарчуком работали в комиссии Старая Москва, она отдала ему и разрешила использовать название «Сорок сороков». Очень трудно говорить, кто бы как поступил на каком месте, но я недавно говорила с очень видными историками Москвы, когда готовилась к этому эфиру. Говорила с Владимиром Фотиевичем Козловым, который знал ее лично, очень много с ней работал, он тоже поддержал мнение мое: было бы честно взять ее в соавторы, не объявить какую-то благодарность, а взять в соавторы. Никто не отменяет значение труда Петра Паламарчука. Он довел до конца очень многое. Потом, когда уже были более жесткие времена, мы же знаем, что он был сыном генерала, куда он мог попасть, не могла попасть Надежда Ивановна, конечно, он сделал очень-очень много. Но вообще это труд, простите, напополам. Пусть меня простят родственники Петра, это труд напополам.
Алексей Пичугин:
— Но теперь уж нет ни Петра Паламарчука, ни Надежды Ивановны Якушевой.
Анна Грушина:
— Да, нет ни Петра, нет ни Надежды Ивановны. Я вам скажу, как человек, который 30 лет выпускает исторический журнал, ссылок на исследователя храмов Москвы Александровского очень много.
Алексей Пичугин:
— Да, Паламарчук почти в каждом материале про каждый храм на него сослался.
Анна Грушина:
— Да, но на Паламарчука ссылаются крайне редко. Это я вам говорю как человек, которого публикуются статьи. То есть все всегда не случайно. Более того, я не знала, что у Надежды Ивановны это был такой громадный труд, и вначале 90-х мы опубликовали интервью с Петром Паламарчуком по поводу его книги «Сорок сороков». Опять же готовясь к этому эфиру, я это интервью перечитала. Он мог в интервью сказать: спасибо Надежде Ивановне. Он ее даже не упомянул. Это такая история, которую, еще раз говорю, простят меня родственники, которым, наверное, это неприятно слышать. Но мнение большинства историков именно такое, что труд наполовину Надежды Ивановны.
Алексей Пичугин:
— Друзья, напомню, что в гостях у «Светлого радио» сегодня Анна Грушина, кандидат исторических наук и главный редактор Московского журнала.
Ксения Толоконникова:
— Мы еще вернемся к трудам Надежды Ивановны, потому что это не только «Сорок сороков», она как и мемуарист замечательный себя проявила. Но мне кажется, надо сказать и о ее жизни. Родилась она, насколько я понимаю, не в Москве.
Анна Грушина:
— Да, родилась она в Брянской области почему-то, тоже не понятно.
Ксения Толоконникова:
— В Клинцах.
Анна Грушина:
— Да.
Ксения Толоконникова:
— В Клинцах то ли ее отец был железнодорожным служащим, то ли что-то такое. Мне кажется, это было какое-то перемещение ее родителей туда по работе, потому что ее мама происходила из подмосковной семьи, из Богородска, из нынешнего Ногинска.
Анна Грушина:
— Из Богородских купцов.
Ксения Толоконникова:
— И в последствие, как я понимаю, с Богородском Надежду Ивановну связывали очень нежные семейные отношения, некоторые экспонаты она подарила Богородскому краеведческому, Ногинскому краеведческому музею, выступала у них на каких-то конференциях, встречах. Но родилась в Клинцах. А когда переехала семья в Москву?
Анна Грушина:
— В 1916 году семья переехала в Москву, и они до конца всегда жили только в Москве. На Рабочей улице, адреса были разные, даже, по-моему, на Остоженке, в разных местах они жили в Москве. Очень много времени она в детстве своем проводила на заводе у своего дедушки. Но, как мы говорили, семья была очень и очень церковной, соблюдались все посты, на Пасху принимали нищих, и не от того, что с барского плеча нате вам куличик и яичко пасхальное, а просто так было заведено, так жили, соблюдали очень строго посты. Как она сама вспоминала, что пост соблюдался в их семье не по-Чеховски. По-Чеховски, как она писала в своих мемуарах, когда осетрину жарят на подсолнечном масле, а пост соблюдался по-настоящему, когда рыбу ели постом только два раза, на Вербное и Благовещение.
Алексей Пичугин:
— Будем откровенны, это достаточно редкая форма соблюдения поста для того времени. Это уже после перестройки основы стали возвращаться. Аверченко, мы помним...
Ксения Толоконникова:
— Даже, например, Дурылин, замечательные у него мемуары «В своем углу», описывая Москву великопостную — по-моему, это у него, не у Шмелева, не в «Лете Господнем» — говорит о щах со снетками, как о непременном атрибуте Великого поста в Москве. А снетки это маленькие рыбки, то есть это щи на рыбном бульоне. Москвичи ели рыбу за исключением первой седмицы, когда все в большинстве своем говели, может быть, Крестопоклонной недели, ну и Страстной.
Анна Грушина:
— Четвертая неделя поста и потом Страстная.
Алексей Пичугин:
— Дурылина вспомнили, я совершенно случайно обнаружил, вот уж казалось бы, Дурылинский сквер, я даже не знал, что в Москве есть сквер Дурылина, он вроде так впрямую не назван, но в сквере на Бауманской, возле метро Бауманская, такие хоженые-перехоженые места мной.
Ксения Толоконникова:
— Родные его места.
Алексей Пичугин:
— Родные его места, родные мои места, и вроде знаешь там каждый уголок, и тут вдруг я обнаруживаю, что небольшой скверик, стоит стенд, посвященный Дурылину. А он стоит напротив дома, где стоял дом отца Дурылина, где Дурылин родился. И «В своем углу» с чего все начинается? С этого дома, с описания.
Ксения Толоконникова:
— Как славно, как симпатично.
Анна Грушина:
— У Сергея Николаевича довольно много поклонников в Москве. Я недавно, будучи в командировке, совсем недавно, на прошлой неделе, встретила писателя, как считается, он очень известный, я потом посмотрела в интернете, который даже имени этого не слышал. А люди многие, читатели, поклонники, театральная общественность Дурылина знают, Дурылина любят. Так вот Надежда Ивановна вспоминала, что в их доме пост соблюдался очень строго. И во многих домах, которые общались с ними. Семья была настолько церковной, она пишет в своих воспоминаниях, что когда началась Первая мировая война и призвали на фронт ее дядюшек.
Ксения Толоконникова:
— Она 1908 года рождения.
Анна Грушина:
— Она родилась 16 августа 1908 года. Когда ее дядюшки ушли на фронт, то обратили внимание, дед был ктитором в храме, очень много на храм тратил денег. Вообще в прежние времена, ктитор, как мы сейчас говорим, староста, они часто просто содержали храмы, Его задача была и деньги собирать. Тихвинский храм Богородский в Ногинске это его заслуга, что все там... Даже проект был реконструкции или строительства их родственника, он находил людей.
Ксения Толоконникова:
— Я так понимаю, он на этом и разорился?
Анна Грушина:
— Он на этом и разорился, совершенно верно. И когда обратили внимание, что идет Первая мировая война, ее дедушка и бабушка не молятся о спасении конкретно своих детей. И когда ему кто-то отважился впрямую задать этот вопрос, он сказал: это было бы не правильно. Если я прошу Бога оставить моих детей живыми, то, значит, погибнет кто-то другой вместо них, я не имею права так просить. Это не от того, что он не хотел, чтобы они вернулись, избави Бог. Но настолько была у них крепкая, даже суровая какая-то вера, у предков ее, и она это впитала. Когда она приходила в редакцию, в начале 90-х годов, как раз вышло интервью с Петром Паламарчуком, и на пороге редакции появился ее сын Сергей. Он очень переживал, что мама осталась в тени этого труда, в тени той известности, которая обрушилась на Петра Паламарчука, он очень переживал, и он попросил, чтобы сделали о ней статью. И мы опубликовали тогда ее статью «Пасха моего детства», а перед этим дали подробный рассказ о том, что она подготовила такой огромный труд, и он лежит и ждет своего издателя. Я не думаю, что сейчас его нужно издавать, я не думаю, потому что все, что в него вошло, есть у Паламарчука. Ради какой справедливости?
Алексей Пичугин:
— Уже и книга Паламарчука дополнена, уже и пятый том издали, кто-то доделывал.
Анна Грушина:
— Да, да, но вообще справедливости ради хочется, чтобы о ней больше знали.
Ксения Толоконникова:
— Ну, и потом, я так понимаю, у нее и другие есть вещи, не опубликованные или опубликованные опять же попечением ее сына каким-то гомеопатическим совершенно тиражом в 200, что ли, экземпляров.
Анна Грушина:
— У нее есть богатые, как вы говорили, мемуары, очень богатое наследие. Я могу более того, сейчас простите, отвлекусь, конкретизировать. Свою картотеку храмов она подарила государственному историческому музею. Она создала на пишущей машинке двухтомный машинописный справочник «Сорок сороков», книгу монастырей свыше шестисот страниц, серию справочников из истории ста московских церквей около пятисот страниц. Вы можете себе представить объем проделанной ею работы? Более того, я хочу сказать, я сама была очевидицей, это я видела и слышала, когда в начале 90-х экскурсоводы водили по Москве экскурсии, они имели на руках эти машинописные ее странички. Это копировалось, выходило в самиздате, но почему-то, понятно теперь, почему, не получило своего оформления в твердом переплете, большое, богатое.
Ксения Толоконникова:
— Я бы очень хотела увидеть этот труд.
Алексей Пичугин:
— Давайте сейчас прервемся буквально на минуту. Я напомню, что в гостях у «Светлого радио» сегодня Анна Грушина, главный редактор Московского журнала, кандидат исторических наук. Программа наша совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз. Вера и люди». Ксения Толоконникова и я, Алексей Пичугин. Через минуту мы снова здесь.
Алексей Пичугин:
— Возвращаемся в студию «Светлого радио». Друзья, напомню, что в гостях у нас сегодня Анна Грушина, кандидат исторических наук, главный редактор Московского журнала. Программа наша совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз. Вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея, и я, Алексей Пичугин. Мы вспоминаем Надежду Ивановну Якушеву сегодня. Мы какие-то биографические данные, хоть полпрограммы прошло, не обсудили еще. Давайте, может быть, подробней поговорим о том, в каких условиях она росла, как это увлечение к ней пришло историей, Москвой, как это все развивалось.
Анна Грушина:
— Хотела начать с того, что сказать, когда ты жил в такой церковной среде, как мы с вами говорили до этого, то, конечно же... Но мы прекрасно знаем, что среда церковная не всегда рождала таких самородков, как Надежда Ивановна, как всякая другая среда. Люди были очень разными. Но Надежда Ивановна всегда имела интерес к церкви, к архитектуре церквей, к истории церквей, к описанию церквей. После революции началась национализация всего имущества ее рода, ее семьи, когда был нэп, семья Надежды Ивановны попытались взять в аренду один из своих бывших домов, ее родственники, нэп закончился, дом конфисковали в пользу государства. Надежда Ивановна окончила курсы стенографии, потому что надо был зарабатывать на жизнь, на кусок хлеба, как мы сейчас говорим.
Ксения Толоконникова:
— Ее отец к этому времени уже умер, он, по-моему, умер в конце 20-х годов.
Анна Грушина:
— Да, уже не было его в живых. И Надежда Ивановна окончила курсы стенографии. И вообще о ней можно сказать, все, чем она занималась, она доводила до какого-то совершенства. Она настолько хорошо занималась стенографией, что потом, еще окончив краткие курсы, она стала, как сейчас бы сказали, парламентской стенографисткой. То есть она стенографировала очень серьезные мероприятия, на которых парламентские стенографистки подпись ставили, что это не подлежит разглашению. Я помню, до эфира, вы мне, Ксения, как-то задали вопрос, почему ее жизнь осталась в тени? Наверное, потому что она сама о себе только писала в мемуарах, но никому ничего никогда не рассказывала. Возможно, сказалась то, что она имела доступ к каким-то таким серьезным вещам.
Ксения Толоконникова:
— Но ведь как раз есть и даже опубликованы «Мемуары стенографистки», так они называются, но, к сожалению, мне пока раздобыть этой книжки не удалось, потому что она выходила, повторюсь, тиражом двести экземпляров.
Анна Грушина:
— Я согласна с вами, что очень многое из наследия Надежды Ивановны сегодня нужно опубликовать. Пока был жив ее Сергей, сын, его уже нет в живых, он очень об этом хлопотал. Он очень переживал, я знаю, что он ходил и на комиссию Старая Москва, он пытался устраивать большое собрание, посвященное ей, проходило после ее кончины в Главархиве.
Алексей Пичугин:
— Надо сказать, что, по-моему, не сказали, она прожила очень долгую жизнь, 94 года, в 2002 году ее не стало. То есть она Паламарчука того же пережила на 4 или 5 лет.
Анна Грушина:
— И еще, видимо, одна из причин не то что забвения, а того, что о ней мало знают, мало говорят, вероятно, кроется в самой ее натуре. Помимо первого предположения, которое я сделала, и я считаю его серьезным. Потому что когда встречаешься с людьми, имевшими доступ к какому-то, сейчас, наверное, никаких секретов в этом нет, но тогда-то были, то ты видишь в них некую сдержанность. Но еще второе, это ее, не скажу смирение, но какая-то величайшая ее интеллигентность в хорошем смысле слова. Она не выпячивалась, она никогда не выходила на первый план.
Ксения Толоконникова:
— Даже те немногие фотографии, которые есть в интернете, общедоступны, даже на них видна какая-то внутренняя тишина. Ее лицо не назовешь красивым, но в нем столько благородства и такое... очень хорошее лицо.
Анна Грушина:
— Благородство, наверное, главное, что в ее лице ты видишь сразу, просто вне всякого. Я встречалась с Надеждой Ивановной, когда у нас шла публикация ее воспоминаний «Пасха моего детства», я с ней встречалась, она приходила в редакцию. Хотя потом в основном всегда приходил Сергей, сын ее. И это благородство ты видел сразу. Дверь распахивается, входит человек, и ты понимаешь, что это человечище, это так много, что это вошла эпоха. Как это можно было вот это так нести? Это было ей доступно.
Ксения Толоконникова:
— А у меня дамский такой вопрос. Как-то я ее себе представляю, как она одевалась в эти годы, когда вы с нею общались?
Анна Грушина:
— Строго. Мне нравились камеи, которые она носила. Я не думаю, что что-то осталось у нее от семьи, вероятно, она потом где-то это приобретала.
Ксения Толоконникова:
— Может, что-то и оставалось.
Анна Грушина:
— Ну возможно, какие-то женские штучки у них и остались. Национализация всего шла, и потом собирали деньги, по-моему, тогда какая-то эпидемия жуткая была, чуть ли не чумы или чего-то, ее дед отнес все абсолютно золотые монеты, которые в доме были. Потому что потом, когда наступил тяжелейший голод, и можно было в торгсине на одну золотую монету выменять какие-то продукты, у них не было ничего. И они жили как все, получая двести грамм маргарина на месяц по карточке и немногое количество круп.
Ксения Толоконникова:
— Я вспоминаю, по-моему, это тоже в «Пасхе моего детства», это было опубликовано в Московском журнале, как раз в это самое голодное время семья старается хоть как-то подготовиться к Пасхе, мать добывает где-то творог, и делают, ну, не пасху, конечно.
Анна Грушина:
— Других компонентов не было.
Ксения Толоконникова:
— Потому что для творожной пасхи нужно и другие ингредиенты, которые тоже очень сложно достать. Но вот, сладкий творог, и дают детям, они же еще были дети, вылизать эту миску из-под сладкого творога, уже выложенного в форму. А, естественно, это Страстная Седмица. И она пишет, что, конечно, никакой радости мы от этой еды на Страстной Седмице не получили.
Анна Грушина:
— Опять же, вопрос о церковности, Ксения.
Ксения Толоконникова:
— Да. Как строго соблюдался пост.
Алексей Пичугин:
— Сколько же им лет-то было?
Ксения Толоконникова:
— Это 19-й, положим, год.
Алексей Пичугин:
— 19-й год, это, значит, лет десять.
Анна Грушина:
— Одиннадцать, десять.
Алексей Пичугин:
— Но это сложно говорить о какой-то осознанной религиозности, это, скорее, они видят строгость, которая в доме присутствует и в этой строгости себя ощущают.
Анна Грушина:
— Не знаю, Алексей, если эта строгость была нормой. Я выросла в многодетной семье, и если строгость была нормой, то это впитывается, это твоя суть, это впитывается с атмосферой дома, это достаточно папе на тебя посмотреть. У меня был добрейший папа, но если он иногда, очень редко у него просто менялось лицо, ты понимал, ты совершил какой-то вообще ужасный проступок и достаточно было просто на него посмотреть. Не соглашусь, Алексей, не соглашусь.
Алексей Пичугин:
— Может быть.
Анна Грушина:
— Это впитывалось вместе с атмосферой дома.
Алексей Пичугин:
— Может быть.
Анна Грушина:
— Это однозначно было. Я помню, как Пасха, каким образом, где это было можно в послевоенное время, ты маленький, я помню голод, и вдруг ты, проснувшись утром, нащупываешь маленький-маленький кулечек, а в нем конфеты подушечки и еще что-то. Ну, послушайте, такой Пасхи, например, в моей жизни просто больше не было, когда это такая радость. И думаешь, как это произошло, когда же тебе это... ты думал, что это Господь тебе принес, а потом уже выяснялось, стал старше, что это папа с мамой где-то добывали. Это с семьей приходит. Ты потом этот мир разрушаешь, если разрушаешь. А в том возрасте, нет, Алексей, нет.
Алексей Пичугин:
— Вполне может быть. Тут я даже спорить не буду.
Ксения Толоконникова:
— Камеи.
Анна Грушина:
— Да, да. Она всегда была одета, мы бы сейчас сказали, достаточно строго, не было голых рук открытых. И обязательно брошь, и часто это была камея. Я обратила внимание, мне это очень нравилось. Она и одевалась... Мне кажется, мы делали с вами программу об Анне Васильевне Романовой, и если Анна Васильевна по молодости могла еще какие-то буфы, рукава-буфы, то у Якушевой этого не было, но стиль строгий, английский, как мы говорим, стиль. Я ее видела такой, возможно, кто-то видел другой, когда я ее встречала, она была такой. Она очень плодотворно работала. Когда, мы уже упоминали, была годичная командировка, чуть больше года, мужа направили на работу в Китай.
Ксения Толоконникова:
— Он был инженером.
Анна Грушина:
— Я так поняла, что она так с ним и познакомилась, потому что вся семья Никитиных, все потомственные инженеры, у них врач был из ее дядюшек только один.
Ксения Толоконникова:
— Он очень рано умер.
Анна Грушина:
— Очень рано умер. Была такая чудесная история с ним. Когда мама носила его во чреве... Вы знаете эту историю, да?
Ксения Толоконникова:
— Наши слушатели, я думаю, будут рады ее услышать.
Анна Грушина:
— Мама носила во чреве этого ребенка, и однажды она увидела сон. Она увидела человека святого, который был с окладистой квадратной бородой, и он ей сказал: младенец, которого ты носишь, будет врачом. Когда она проснулась, они стали даже искать по храмам икону, чтобы этого святого опознать. Таким образом они опознали этого святого, это был врач Авксентий. И когда родился ребенок, его назвали этим именем, и он еще малышом — это возвращаясь к тому, осознанно или неосознанно дети не испытывали радости, когда очищали стены этой чашки с остатками творога — он уже в детстве знал, что он будет врачом, и он стал врачом. Он был педиатром, детским врачом, а во время холеры, той самой, чума или холера была в начале 18-19 года, куда дедушка отдал все монеты золотые на борьбу с этой холерой, он пошел в холерное отделение, посчитал своим долгом врача.
Ксения Толоконникова:
— То ли сыпной тиф был, то ли дифтерия, но смысл действительно в том, что он пожертвовал своей жизнью, спасая пациентов.
Анна Грушина:
— Но это была эпидемия, он заразился, Да, возможно, Ксения. Возможно, я немного здесь заблудилась. Какая-то из таких страшных болезней, которые тогда не могли лечить. Он заразился и умер молодым совершенно.
Ксения Толоконникова:
— Да, совсем был молодой человек, да это действительно так.
Анна Грушина:
— Вот такая была семья. Это, наверное, наложило какой-то на нее отпечаток. И вот проработав в Китае, она потом написала воспоминания.
Ксения Толоконникова:
— «Китай глазами советской гражданки». А эти воспоминания были опубликованы или нет?
Анна Грушина:
— Я не скажу точно.
Ксения Толоконникова:
— Ведь это ж так интересно.
Анна Грушина:
— Да. В самиздате были.
Ксения Толоконникова:
— Судя по языку опубликованных ее воспоминаний, это очень интересно прочитать и литературно, потому что очень хороший русский язык.
Анна Грушина:
— У нее вообще была хорошая речь, она хорошо говорила. На Старой Москве она была в комиссии, в которую входил и Паламарчук, и Богоявленский, комиссия была по описанию церквей, монастырей, и когда она делала на Старой Москве свои сообщения о работе комиссии, это было слушать очень приятно, хорошая речь, очень хорошая речь. Не просто логически правильно выстроена, но грамотная, правильные ударения, это был всегда урок, как надо. Всегда спокойный-спокойный ровный тон, она не повышала голос, это очень красиво было. И ее слушали. Она не педалировала, не акцентировала никакие моменты, но слушать ее было просто музыка. Я рада, что мне удалось, не одна только Якушева, Козаржевский Андрей Чеславович, мы, по-моему, тоже о нем говорили.
Ксения Толоконникова:
— Говорили, да.
Алексей Пичугин:
— В программах не говорили. У нас была программа про Андрея Чеславовича с отцом Александром Абрамовым.
Ксения Толоконникова:
— А-а. Я подумала, что с Анной Филипповной у нас была передача, потому что нас с Анной Филипповной Андрей Чеславович познакомил.
Анна Грушина:
— Да.
Алексей Пичугин:
— Нет, мы часто его вспоминаем в ходе программ.
Ксения Толоконникова:
— Мы познакомились на вечере его памяти.
Анна Грушина:
— В Лиховом переулке, я помню.
Алексей Пичугин:
— Я помню, как Ксения после этого вечера, я на этот вечер не попал, рассказывала, что произошло знакомство, мы теперь будем общаться, и мы действительно общаемся уже несколько лет.
Ксения Толоконникова:
— Много лет.
Алексей Пичугин:
— Напомним, что в гостях у «Светлого радио» сегодня Анна Грушина, главный редактор Московского журнала. Мне очень интересны какие-то места притяжения в изучении Москвы. Помимо храмов, что осталось от Надежды Ивановны? Какие-то, может быть, пускай не опубликованные, записи, что ее в первую очередь интересовало. А если мы говорим о храмах, то какие? Как она изучала Москву?
Анна Грушина:
— Как я уже говорила, она просто с фотоаппаратом, часто в сопровождении мужа, они ходили по разрушенным, закрытым церквям.
Алексей Пичугин:
— Да, да, да. Но она же это как-то еще и описывала?
Анна Грушина:
— Она это описывала, это был справочный материал, чем он был очень-очень ценен. Если Петр Паламарчук писатель, он это насытил, как бы сейчас мы сказали, эмоциями, чисто писательскими моментами.
Ксения Толоконникова:
— Какими-то не проверенными сведениями.
Анна Грушина:
— У нее были справочники. Они были маленького формата, их потом в самиздате... Были справочники по каждому храму маленького формата, это был справочный материал, с которым экскурсоводы как раз и разгуливали по городу. Это были цифры, факты, кто построил — все, что она могла о каком-то храме узнать, она все включала в эти свои справки, которые потом можно было дополнять, развивать, что и сделал Петр Паламарчук.
Ксения Толоконникова:
— Это были именно справки о храмах, как о зданиях?
Анна Грушина:
— Машинописные странички вот такие, очень компактно. Лист А4 сложим мы раз-два, вот это машинописные странички, которые вот так складывались, очень компактные, можно положить в сумочку, в кармашек, это по каждому храму. А еще ее наследие это, конечно, описание ста московских семей. Если это издать, на мой взгляд, это не менее ценно, чем «Лето Господне». Не менее ценно, эти «Сто московских семей».
Алексей Пичугин:
— А это более того, более поздний взгляд.
Анна Грушина:
— Мало того, что более поздний взгляд, Надежда Ивановна была мастером детали. Как она с детства вспоминает, сегодня приводила Ксения этот пример с кастрюлей, я понимаю, когда ты долго ничего вкусного не ел и плюс Страстная неделя, это запомнилось, но она запоминала вообще детали. Она рассказывает, как у них за окном в доме было, как кормушки для птиц, а у них была такая полка, в которую выкладывалась еда.
Ксения Толоконникова:
— Ящик такой.
Анна Грушина:
— И любой человек, нищий, который нуждался в том, чтобы покушать, знали это люди, нищие знали, подходили, брали оттуда еду. Можно было постучать в окошко, стоял жбан с квасом, им наливали квас и снова окошко закрывали. А еды можно было брат там в неограниченном количестве. Она многие приводит детали, которые очень ценны для нас с вами для восстановления времени, его аромата, дыхания времени, оно же в деталях проявляется. И вот она мастер этих деталей. Я считаю, в первую очередь надо переиздавать даже не справочники ее по церквям, а ее записки китайские...
Ксения Толоконникова:
— Не переиздавать, а издавать. Я так понимаю, что это не публиковалось никогда?
Анна Грушина:
— В самиздате было, больше никогда и нигде я не находила. Я пыталась искать в интернете, отдельными изданиями я не видела.
Алексей Пичугин:
— Странно, почему. Почему сын тогда, который так добивался публикаций матери, не добился издания.
Ксения Толоконникова:
— Не удалось.
Анна Грушина:
— Не удалось, не все могут пробивными быть.
Ксения Толоконникова:
— А потом какое-то время наступило уже диковатое, надо понимать, что он человек тоже был пожилой, и не все возможности были ему понятны.
Алексей Пичугин:
— Наверное, да.
Ксения Толоконникова:
— Это не удалось, и, конечно, это нужно делать.
Анна Грушина:
— Потом, еще то, что было уже изданы «Сорок сороков», это затмило ее. Это затмило имя ее и отодвинуло куда-то очень далеко. Для того времени «Сорок сороков» были крайне важны, крайне значимы. По ним, я еще раз повторюсь, и восстанавливали.
Алексей Пичугин:
— Я помню, как я мечтал об этом четырехтомнике.
Анна Грушина:
— Да. Они были очень значимы. И когда вышли книги Петра Паламарчука, то она осталась где-то там. Ну, что там какие-то женские воспоминания? Может быть, в самиздате гуляло, но больше я не видела.
Ксения Толоконникова:
— Где находятся ее рукописи? Где находится ее архив?
Анна Грушина:
— Я сейчас уточню название работы после пребывания в Китае. Она называлась «Китай и китайцы, увиденные глазами советской гражданки в 1955-1956 годах». Личные материалы хранятся в фондах, архивах, краеведческих музеях Ногинска, бывшего Богородска, и в Клинцах, даже, где она родилась, там есть ее личные материалы. Много находится в Центральном московском архиве-музее личных собраний. Всего более 250 единиц хранения документов. И 1340 единиц хранения фотодокументов. Что-то находится в Историческом музее.
Алексей Пичугин:
— Да, она же сама отдавала туда в архив.
Анна Грушина:
— Да, она туда отдавала.
Ксения Толоконникова:
— Картотеку.
Анна Грушина:
— Да, картотека находится в Историческом музее. Часть ее архива находится в Центральном государственном архиве Москвы, ЦГА Москвы, который на Калужской. То есть сейчас, как говорят издатели, очень возрождается интерес к москвоведческой литературе.
Алексей Пичугин:
— Да, это правда.
Ксения Толоконникова:
— И к московской повседневности.
Алексей Пичугин:
— Судя по телеграм каналам, судя по публикациям общедоступным, интерес к москвоведению велик. И, конечно, поэтому еще я спрашиваю.
Анна Грушина:
— Я думаю, если услышат нас издатели, «Кучково поле» издает очень много москвоведческой литературы. Да, кто только не издает сейчас, если они нас услышит и если кто-то возьмется за эту работу, а это труд, надо собрать, надо перевести, надо комментарии сделать. Но если кто-то возьмется, цены этой книге не будет. И, может быть, даже не одной.
Ксения Толоконникова:
— Как хочется увидеть труды Надежды Ивановны изданными. Как хочется, чтобы сохранялась и память о ней тоже, потому что нам важна память о таких людях. Есть люди яркие, блестящие, вся жизнь которых своего рода спектакль. И память о них сохраняется сама собой. Ну, как их не запомнишь таких? Но ведь важно помнить о других людях тоже. Спектакль спектаклем, но бывает жизнь как очень достойный, смиренный путь, это тоже надо помнить.
Анна Грушина:
— Да, да. Более того, мне кажется, если говорить о возвращении имени, то возвращение таких имен в москвоведении, как Якушева, это не просто дань справедливости, это нас обогатит.
Ксения Толоконникова:
— Вот, вот.
Анна Грушина:
— Это нас сделает более богатыми, мы просто должны это сделать. Я сожалею, если бы я была моложе, и у меня не было журнала и еще массы разных-разных обязанностей, а они у меня есть, я бы взялась за этот труд. А сейчас, надо искать кого-то, может быть, даже не ждать, когда сами издатели, почему-то мне сейчас в голову пришла эта мысль, что надо искать. И я даже знаю, наверное, куда обратиться.
Ксения Толоконникова:
— Вот видите. Значит, наша передача, наш разговор не прошел даром.
Анна Грушина:
— Будем надеяться.
Алексей Пичугин:
— Спасибо большое. Анна Филипповна Грушина, кандидат исторических наук, главный редактор Московского журнала, была в гостях у нашей совместной программы Радио ВЕРА и музея и исследовательского центра «Советский Союз. Вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея.
Ксения Толоконникова:
— Всего доброго, дорогие друзья. Мы вспоминали сегодня о Надежде Ивановне Якушевой. Спасибо вам большое, дорогая Анна Филипповна.
Алексей Пичугин:
— Спасибо.
Анна Грушина:
— Спасибо вам, уважаемые коллеги. Спасибо вам, до свиданья, дорогие наши слушатели.
Алексей Пичугин:
— podspudom@yandex.ru — адрес музея. info@radiovera.ru — адрес нашей редакции. Пишите, мы рады вашим письмам и периодически делаем по ним наши программы. До свиданья.
Все выпуски программы Светлый вечер
