«Последние годы жизни А.С. Пушкина». Алексей Бархатов

У нас в гостях был писатель, публицист Алексей Бархатов.

Разговор шел о Болдинских периодах творчества Александра Сергеевича Пушкина, о его отношении к христианству в последние годы жизни, а также о роковой дуэли с Дантесом.

Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных жизни, творчеству и духовному пути А.С. Пушкина.

Первая беседа с экскурсоводом первой категории Государственного музея Александра Сергеевича Пушкина в Москве Анной Исаевой была посвящена детству и юности поэта;

Вторая беседа с писателем, публицистом Алексеем Бархатовым была посвящена ссылкам А.С. Пушкина.

Ведущая: Алла Митрофанова

---

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаю, вся эта неделя в текущем временном сегменте с 20:00 это разговоры об Александре Сергеевиче Пушкине в связи с тем, что 6 июня день его рождения, мы к нему готовимся. Я, правда, считаю, что день рождения Пушкина можно и хорошо бы отмечать каждый день все годы напролет, и было бы нам тогда счастье. Я Алла Митрофанова. В гостях у нас Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина. Алексей Александрович, приветствую вас. Спасибо. Вчера мы с вами общались, и сегодня вы к нам снова пришли, для меня это огромная-огромная радость и большое удовольствие, поэтому сердечно благодарю. Наша сегодняшняя тема — Болдинские осени. Их три. Самая первая — самая известная и самая плодотворная, 1830-й год. За 88 дней, по подсчетам исследователей написано 58 уникальных произведений. Это как? Вообще, как это возможно? Причем, какого качества произведения, это же не наброски на черновиках, это завершенные полноценные, удивительные по глубине и красоте строки.

Алексей Бархатов

— Я помню, когда-то в детстве, не помню, в каком классе, на физике нам все время демонстрировали шар Паскаля. Когда там мощное давление и брызжет во все стороны из каких-то непостижимых дырочек. Я не помню, что доказывал это шар Паскаля, но ситуация была приблизительно такая. Настолько было много накоплено, с одной стороны впечатлений, много раздумий самых разных, тяжелых, сложных. Это и Кавказ, это и Москва, это и постоянный, жуткий надзор за ним. Когда его освободили из Михайловского, как вы знаете, он сначала был вызван в Москву, в это время проходила коронация Николая. Николай император остановился в Чудовом монастыре, и туда был позван на аудиенцию Пушкин. Он проговорил с ним два часа. В общем, они пришли к такому милому ощущению и с той и с другой стороны.

Алла Митрофанова

— Николай сказал, что он говорил с умнейшим человеком России только что.

Алексей Бархатов

— Да, он сказал это, но он прекрасно понимал, что, конечно, его выгоднее держать рядом. И они действительно держали, аккуратно отслеживали его связи, его друзей, говорили, вот этого не надо, можно их привести. Он стал как бы его цензором, но цензором во многом был все-таки Бенкендорф.

Алла Митрофанова

— Не Николай, не император.

Алексей Бархатов

— Не Николай. Хотя Бенкендорф передавал: да, император вот это прочел... Там есть, например, такие милые вещи: он это прочел, ему очень понравилось это стихотворение, но печатать не надо. Это гениально совершенно: прекрасно, но печатать не надо. Где-то надо убрать инициалы бывших декабристов. Но, во всяком случае, постоянный надзор. Пушкин хотел в армию, ему было сказано, что свободных должностей в армии сейчас, к сожалению, нет, для вас нет.

Алла Митрофанова

— Для вас нет. Здесь ключевое — для вас. Для других бы нашли, конечно.

Алексей Бархатов

— Да, конечно. Он именно хотел на Кавказ. Лёвушку он туда сумел в свое время устроить.

Алла Митрофанова

— Брата младшего.

Алексей Бархатов

— Это заметно давило, и все время шли намеки на то, что ему надо как-то остепениться. А остепениться имелось в виду, в первую очередь, что женитесь, милостивый государь. Вот, женитесь и всё. Это действительно удобно, потому что всегда можно тогда управлять и немножко и через другую появившуюся родню, через жену. У него появятся еще какие-то заботы, и Пушкин об этом не раз писал и говорил. Он даже описывал, шикарные совершенно отрывки, например, как вот сейчас я холостой человек: «Утром встаю когда хочу, принимаю кого хочу, вздумаю гулять — мне седлают мою умную, смирную Женни, еду переулками, смотрю в окна низеньких домиков: здесь сидит семейство за самоваром, там слуга метёт комнаты, далее девочка учится за фортепиано... Приеду домой — я пропускаю немножко — разбираю книги, бумаги, привожу в порядок туалетный столик, одеваюсь небрежно, если еду в гости, со всевозможной старательностью, если обедаю в ресторации, где читаю или новый роман, или журналы; если ж Вальтер Скотт и Купер ничего не написали, а в газетах нет какого-нибудь уголовного процесса, то требую бутылки шампанского во льду, смотрю, как рюмка стынет». И так происходит, он описывает ситуацию. А если жена, заботы, я, говорит, всё прекрасно понимаю. Причем, как только у него появлялось желание, увлекся он Римской-Корсаковой, увлекся однофамилицей Софьей Пушкиной, но это были романы не очень, он... Вот это, действительно, была очень интересная любовь и возможность, когда он приехал в Москву, в театре увидел интересное семейство, двух красавиц, они действительно были первейшими московскими красавицами, сестры Ушаковы. Во-первых, очень культурная семья, там собирались все лучшие композиторы, писатели, весь московский литературный и культурный бомонд, если угодно, такой открытый дом. Обе они прекрасно пели кто из них красивее, трудно судить, они по-разному красивы были, такие своеобразные сестры Ларины.

Алла Митрофанова

— Да, Розочка и Беляночка такие две.

Алексей Бархатов

— Тем более, Татьяна Ларина, сейчас уже как бы словосочетание — Татьяна Ларина — а сначала у Пушкина в черновике ее сестру звали Наташей, а потом он от Наташи отказался. Может быть, это мое вольное предположение, что зато потом Толстой сделал Наташу Ростову.

Алла Митрофанова

— Почему нет, кстати, да.

Алексей Бархатов

— Похожий характер с Татьяной Лариной. А здесь он их заметил, появился в их доме, его представили. Дом был прекрасный, отец после истории с Павлом I был слегка в Тверь убран, он, видимо, какое-то участие в этой ситуации принимал, хотя нормально служил, потом вернулся в Москву. Мать была сродни Арине Родионовне, она знала множество сказок, былин, песен народных, что она по просьбе Пушкина... и он записывал эти вещи. То есть это был такой милый открытый дом. Младшая сестра выходила за Киселёва, друга Пушкина. По сути дела, все рисунки Пушкина, которые мы знаем, львиная доля, просто безумно львиная доля...

Алла Митрофанова

— Из альбомов Ушаковых?

Алексей Бархатов

— Из альбомов Ушаковых, к сожалению, не Екатерины, а Елизаветы. Сохранились все эти рисунки, там много любопытных, там они шутили про Наталью Николаевну Гончарову, там много и карикатурок и строк, и каждый чего-то добавлял, они шутили над Киселевым, которого звали кис-кис. Там много было интересного. Кстати, потом на свадьбе Киселев попросил быть свидетелем именно Пушкина, и он был со стороны жениха другом жениха. Она прекрасно пела, она знала наизусть все романсы, вообще всего Пушкина, всего «Евгения Онегина», написанного, правда, на тот момент. Поскольку «Евгений Онегин» воспринимался приблизительно как сериал сегодня.

Алла Митрофанова

— Да, да. Когда новый сезон?

Алексей Бархатов

— Он шел и обсуждался. Одна милая княгиня встретила Пушкина и говорит: только, пожалуйста, вы убили Ленского, но хоть устройте хорошенько судьбу Татьяны, ну, пожалуйста. Хорошо устрою, — говорит Пушкин. — Как? Может быть, скажете? — Да, говорит, я женю ее на генерал-адъютанте. Что и произошло, она успокоилась. Обсуждали какие-то перипетии этого романа еще не вышедшего. И вот всё складывалось, уже все, казалось бы, складывалось со свадьбой, об этом уже все говорили абсолютно, и друзья Пушкина. Другое дело, там Языков предостерегал, что ведь учти, что для поэта женитьба это конец музы, условно говоря. На что он отвечал: не вечному студенту Языкову меня учить. Над ним все время довлело, он в письмах, везде говорит, что мне уже скоро 30 лет. Тридцать лет над ним как-то физически довлело.

Алла Митрофанова

— Что пора жениться?

Алексей Бархатов

— Да. Одновременно его настраивала на это власть, что тогда, мол, по-другому будут относиться к нему, что тогда он будет благонадежен. К нему по-разному... это тоже его раздражало, его с удовольствием принимали во всех домах, на всех вечерах, на всех балах, но далеко не каждая семья хотела видеть родственником.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». С Екатериной Ушаковой не сложилось. С Натали Гончаровой сложилось, но не с первого раза. Был отказ и, наконец-то, когда мать Натальи Николаевны дает свое благословение на брак, когда Пушкин, наконец-то, вот-вот, вот сейчас он станет мужем этой удивительной красавицы, шарах — и карантин. Мы, через пандемию когда проходили, часто вспоминали феномен Пушкинской первой Болдинской осени, когда он заперт в карантине, когда он не может выехать, когда приходится откладывать свадьбу, когда с невестой можно только переписываться, и каждое письмо обязательно будет проколото шпагой и окурено какими-то соответствующими, я не помню, чем окуривали тогда письма, чтобы дезинфекцию таким образом провести.

Алексей Бархатов

— Да, да.

Алла Митрофанова

— Он хочет жениться и не может выехать никуда из Болдино. И там происходит какой-то очень мощный — шар Паскаля вы вспомнили в самом начале — процесс внутреннего давления, внешнего давления, кипение, бурление, ожидание, предчувствие. И всё это выливается в первую Болдинскую осень. Этот долгий путь Пушкина к тому, чтобы все-таки жениться, судя по всему, тоже оказывает очень мощное влияние. И близость смерти в карантине, холера бушует, это не шутки, люди умирали. И, слава Богу, что выжил Пушкин, в карантине усидев. Что там в этом Болдине? Как Ушакова, Гончарова, холера, не через запятую перечисляемые, но оказывающие определенное на него влияние, выливается в творческий процесс?

Алексей Бархатов

— Нет, ну действительно у него был сложный... Поразительно, он до конца не мог выбрать между Ушаковой и Гончаровой, несмотря на это. Это же уникально, когда он, понятно, что полушутя, пишет своему приятелю: «Не вышла ли там замуж за Мещерского моя Гончарова? А как поживает Ушакова моя же?» Это разные совершенно типы женщин, одна девочка, которая практически не знает и не любит его еще, которая послушна воле матери, а мать торгует выгодно как. У матери трое на выданье дочерей, удалась в плане красоты одна из них. Стало быть, это и есть золотой запас семьи Гончаровых, имение которых уже были сложные, там сложность с отцом, он не очень вменяемый человек был, и наследственности Пушкин боялся слегка этой. А та всё выгадывала: хорошо, а приданное может сам Пушкин внести? А может это, а может то? Очень расчетливая женщина. И, в общем, это было очень тяжело, на самом деле, вместе с женой он в приданное получил двух сестер.

Алла Митрофанова

— Которых содержал.

Алексей Бархатов

— Которых надо было в Петербурге вывозить, содержать, поддерживать.

Алла Митрофанова

— Вывозить их нужно было в свет, на балы, это все платья, все расходы.

Алексей Бархатов

— В Аничков и так далее. Это был серьезный расчет. Но дело в том, что предсказание было Пушкину, что он может — одно из предсказаний, у него несколько было — погибнуть из-за любящей его женщины. Вот Екатерина Ушакова его любила, и это во многом, скорей всего, остановило его. Он же умудрился разрушить ее женитьбу с Долгоруким, просто приехать поговорить с отцом, то есть не дать возможности. Она до смерти Пушкина так и не выходила замуж, оставалась старой девой Екатерина Ушакова. А тут вроде бы предсказание не работало, Натали была красавица, причем красавица такая редкая, не классической красоты. У меня был когда-то журнал «Нива» начала 20-го века, где тогда было в Серебряный век очень модно изучать, раскладывать по полочкам женскую красоту, и вот они рассуждали, чем же она могла взять Пушкина. Смотри, у нее глаза поставлены неверно, она же ведь косая, он сам писал, «Моя косая мадонна».

Алла Митрофанова

— Ну, легкая косинка, придающая очарование.

Алексей Бархатов

— Да, да, но он сам писал «Моя косая Мадонна». И, в конце концов, они считали — прошу прощения, это мнение Серебряного века — сыграл бюст. Это я как шутку привел. Понятно, что она была красавица. Мало того это всё было выгодно. Хотя он до последнего советовался, с Василием Львовичем тоже это обсуждал. И самое главное было, свадьба несколько месяцев торчала на волоске, потому что то так старшая Гончарова скажет, то она потребует еще, то она закладные, то драгоценности надо выкупить, и он их выкупал. То есть постоянно ставились какие-то еще условия. Там любопытная такая фраза, сказанная приятелю: брошу я это всё сейчас и закачусь-ка я в деревню и буду писать, писать и писать. А в какой-то степени его предупреждал и Вяземский и даже Жуковский о том, что ты должен будешь понять, что жизнь супружеская не такая, как здесь он описывал. У него была такая еще любопытная фраза, что «когда любишь ты, ты свободен, когда любят тебя, это, пусть драгоценные, но оковы». Это Пушкинская фраза. Поэтому он так выбирал, выбирал, но так он решил все-таки напоследок хлебнуть творчества, выложиться на сто, двести, триста процентов творчески перед свадьбой. Потому что не понятно, что там будет дальше. Тем более и на самом венчании, вы знаете, были не очень...

Алла Митрофанова

— Знаки? Пушкин был суеверным человеком. Это такой момент, из песни слов не выкинешь.

Алексей Бархатов

— Да. Православие без определенной чинки...

Алла Митрофанова

— Но это скажем так, народное православие. Православие и суеверие — вещь несовместимая. Но в народном сознании, и в Пушкинском сознании почему-то тоже, это всё как-то совмещалось. Кстати, здесь позволю себе ремарку, прошу прощения, знаменитый заяц, который перебегал Пушкину дорогу, благодаря которому он не попал на Сенатскую площадь в момент декабрьского восстания. Спасибо этому зайцу, которому стоит памятник. У меня есть ощущение, Господь же с каждым из нас говорит на том языке, на котором мы сейчас в состоянии его услышать. Услышит Пушкин через зайца, пусть ему дорогу заяц перебежит, чтобы только он туда не ехал. Господь его остановил.

Алексей Бархатов

— Там очень любопытно. Во-первых, он перебежал ему дорогу дважды, во-вторых, он был белый. А перед этим еще зашел батюшка попрощаться с ним, когда он уже садился.

Алла Митрофанова

— А если заходит поп, как тогда говорили, тоже плохая примета, тебе не надо никуда выезжать. Это Господь с ним говорил на языке, который он был бы в состоянии сейчас понять.

Алексей Бархатов

— Логично, ведь, конечно, можно называть это судьбой, и вера тоже по-разному может быть выражена, не обязательно выражается... но в делах. И по себе, я абсолютно уверен, что Рука водит. Я прошу прощения, в советское время это было, я понимал прекрасно, что что-то меня спасает, Кто-то меня спасает, Кто-то меня ведет, потому что результаты были порой счастливо неожиданными.

Алла Митрофанова

— Господь — великий режиссер.

Алексей Бархатов

— Да.

Алла Митрофанова

— Вернемся в Болдинскую осень. Мы сейчас говорили об обстоятельствах, которые предшествовали отъезду Пушкина в Болдино, где он застрял в карантине и благополучно там просидел 88 дней, остался жив и оставил нам удивительные произведения. Вы считаете внутренний накал и желание напоследок выработать максимум.

Алексей Бархатов

— Да, во всяком случае, выплеснуть то, что у тебя уже наработано, то, что уже сидит в душе. Всегда каждый творческий человек знает, что бессмысленно сидеть перед белым листом бумаги. Лист позовет тебя, когда нужно. Когда у тебя уже всё там готово, тогда ты начнешь сумасшедше ваять. Здесь сложились два обстоятельства. С одной стороны, действительно накоплен опыт. Если мы будем просто смотреть, «Повести покойного Ивана Петровича Белкина».

Алла Митрофанова

— Гениально.

Алексей Бархатов

— Вы знаете, как родился гробовщик? Нет?

Алла Митрофанова

— Как?

Алексей Бархатов

— Напротив дома Гончаровых на Мясницкой была лавка гробовщика. Поскольку он подолгу бывал там, он все время наблюдал за работой этого гробовщика. Причем, гробовщик был очень креативный, я бы сказал, по нынешним временам, потому что у него было объявление — попробую на память вспомнить — что продаются гробы новые, бывшие в употреблении и сдаются в аренду. Можете себе представить? Одно это объявление у творческого человека наверняка должно было порождать некие картины, как же это происходит.

Алла Митрофанова

— По бедности, на кладбище доставляют, а потом соответственно...

Алексей Бархатов

— Соответственно, «Выстрел», понятно, мы уже касались этого, это реальная дуэль Пушкина молдавского периода в местечке Малинники.

Алла Митрофанова

— С Зубовым.

Алексей Бархатов

— Теперь это уже едва ли не центр Кишинева, по-моему. Тогда это были виноградники. Потом, что мы здесь берем? «Станционный смотритель», «Выстрел», «Метель».

Алла Митрофанова

— «Барышня-крестьянка».

Алексей Бархатов

— «Барышня-крестьянка, кстати, это напоминание еще об Ольге Калашниковой, с которой у него был роман. Он как бы одновременно подводил итог прежней своей жизни, старался подвести, потому что он понимал, что становится другим человеком.

Алла Митрофанова

— И то, что бродило в его голове, он систематизировал и вылил всё это на бумагу.

Алексей Бархатов

— И сказки, и «Моцарт и Сальери».

Алла Митрофанова

— Да, «Маленькие трагедии» тоже этот период.

Алексей Бархатов

— Конечно, да. И «Пир во время чумы», и элегии, и «Моя родословная» и «Бесы». «Моя родословная» его это тоже в какой-то степени тема тех дней. Там было много наработано. Потом это уже было несколько сложнее. Ну и «Евгений Онегин» продолжался.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». Мы буквально на пару минут прервемся и вернемся к разговору о Болдинской осени и о последних годах жизни Александра Сергеевича Пушкина.

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, этот час с нами проводит Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина в связи с днем рождения Пушкина. У нас такой цикл сейчас на Радио ВЕРА. Сегодня наш разговор посвящен феномену Болдинской осени или Болдинских осеней, скажем так, поскольку их было три. Трижды осенью Пушкин в Болдине оказывался: в 30-м году впервые, потом в 33-м году, в 34-м. В 34-м, мне кажется, он уже не столько с творческой задачей туда ехал, сколько с желанием поправить хозяйственные дела, финансовые вопросы пытался он решать, потому что всю жизнь в долгах человек, тут еще семейство.

Алексей Бархатов

— К сожалению, долги вынужден был оставить, и уже казна заплатила часть долгов, как известно.

Алла Митрофанова

— Да, Николай покрыл.

Алексей Бархатов

— Да. Этого стоило ожидать, потому что не все помещики, даже состоятельные помещики, могли себе позволить традиционный год высшего света. То есть съездить на лето, на месяц, на два в деревню, а в остальное время все-таки быть в одной из двух столиц, в Москве или Петербурге. Цены, независимо от того, собственное это жилье или нет (ипотеки тогда не было), это все равно стоило довольно серьезных средств. Обслуживать это всё, плюс хотя бы минимальный штат обслуги, когда дворянин один, холостой, ему достаточно одного человека.

Алла Митрофанова

— Да, ему не нужна кухарка.

Алексей Бархатов

— Не нужна кухарка, он ездит в ресторан, он всегда у Дюме или где-то в те времена обедает, и это нормально. И, кстати, это очень недорого, Пушкин даже писал, что обед в ресторане стоил что-то рубль семьдесят, по-моему.

Алла Митрофанова

— Я думаю, что тут зависит от набора блюд.

Алексей Бархатов

— Наверное, конечно, да.

Алла Митрофанова

— Но когда появляется семья...

Алексей Бархатов

— А, нет, прошу прощения, семнадцать рублей.

Алла Митрофанова

— Вот в это я больше верю. Рубль семьдесят это, может быть, где-нибудь в трактире. Знаете, где Раскольников, к примеру, будет обедать. А у дворянина семнадцать рублей больше похоже на правду.

Алексей Бархатов

— И другое дело содержать дом. Во-первых, как правило, в таких семьях открытый дом, то есть там могут появляться гости, там и к обеду могут приглашать, то есть уже надо делать полную кухню, надо ее чередовать, делать определенное меню. Это надо иметь свой выезд.

Алла Митрофанова

— Экипаж.

Алексей Бархатов

— Лакей, кучер, соответственно, где-то содержать этот экипаж, надо получать корм для лошадей и много-много всего. Не говоря уже о том, что так, как Пушкин жил до свадьбы, не имея ни одного фрака, например, и брал его у Нащокина, если нужно было, то там конечно, уже надо было и смену определенной одежды иметь. В общем, что говорить. Плюс, к сожалению, он так и не победил свою страсть к картам. Но он это объяснял тем, что, ты не представляешь, говорил, карты — это вдохновение.

Алла Митрофанова

— Адреналин.

Алексей Бархатов

— И это, значит, крайне важно. Малоизвестная деталь, но очень для Пушкина... Когда однажды он проиграл даже рукопись одной из глав «Евгения Онегина» одному игроку. Последнее, что у него оставалось, он послал слугу за дуэльными пистолетами, и поставил на кон дуэльные пистолеты. И дуэльные пистолеты позволили ему отыграть главу «Евгения Онегина» и еще выиграть.

Алла Митрофанова

— Ой, Господи помилуй.

Алексей Бархатов

— Представляете, такое неожиданное явление, когда выручили его — последнее средство — дуэльные пистолеты.

Алла Митрофанова

— У людей такого масштаба и такого дарования свои вызовы, которые мне, например, как простой смертной, совершенно могут казаться неподъемными, чуждыми, а человек живет в этом электрическом токе, он через него проходит. И это самое: «И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, минута — и стихи свободно потекут» — это же его состояние, оно необъяснимое. Оно вообще не то чтобы сверхчеловеческое, но оно Божественное и от человеческой природы требует сверхнапряжения. И ты попробуй в этом поживи, когда напряжение от тебя требуется сверх, а человек-то ты по своей физиологии обычный. Поэтому, бывает, что у великих свои заскоки, вывихи, искривления. Да, вот у Пушкина это выражалось в карточной игре. Что поделать? Было такое.

Алексей Бархатов

— Зато мы обязаны этому «Пиковой дамой».

Алла Митрофанова

— Да, вот именно, вечным уроком нам всем. Не надо совать два пальца в розетку, это вот к чему приводит. Вот, пожалуйста, читайте внимательно «Пиковую даму», желательно с карандашом, и будет вам большая пища для ума. Болдинские осени в этом смысле — это еще и такая форма аскезы тоже. Первую Болдинскую осень, с кем там ему играть в карты. Он вырывает себя, как в Михайловском в свое время, такой момент отбрасывания всего лишнего и наносного. Так и в Болдинской осени такая форма творческой сосредоточенности через светскую аскезу.

Алексей Бархатов

— У него же есть такое милое замечание в его заметках о том, что Петербург это передняя, Москва это девичья, а кабинет наш это деревня, это усадьба. Поэтому нормальный человек, он писал, должен появиться в передней, на минутку заглядывает в девичью, но работает он только в кабинете, то есть в усадьбе. И это действительно было так. Но надо сказать, что все-таки его очень захватила история, он планировал написать вслед за Карамзиным совсем другую, но тем не менее, историю России. Это было бы очень интересная вещь.

Алла Митрофанова

— Это было бы блестяще.

Алексей Бархатов

— Это было бы, безусловно, блестяще, потому что изучать историю, условно говоря, по «Капитанской дочке» невозможно, хотя тут же есть его серьезные работы.

Алла Митрофанова

— «История пугачевского бунта».

Алексей Бархатов

— Да, «История Пугачевского бунта». Нельзя изучать даже по «Борису Годунову», условно говоря, историю. Он собирался написать о Степане Разине, кроме всего прочего, помимо Пугачева. И песни хотел бы, готовил их, но ему сразу сказали, что это печататься никак не будет. В общем жесткий над ним был все время надзор. И надо сказать, все-таки взросление происходит, вы уже сказали об определенной нравоучительности той же «Пиковой дамы», хорошо, а «Сказка о золотом петушке»?

Алла Митрофанова

— О, да. «Царствуй, лежа на боку».

Алексей Бархатов

— А «О рыбаке и рыбке».

Алла Митрофанова

— «Хочу быть владычицей морскою». К чему это всё приводит?

Алексей Бархатов

— И дальше довольно много у него, и в «Полководце» это есть. Но он был бы очень интересным, он и стал, но я имею в виду, он мог быть очень интересным прозаиком. Хотя «Евгений Онегин» он и назвал роман в стихах, но это, конечно, большая поэма, если говорить о чистоте жанра. Но то, что он мог написать очень интересный роман о своем времени и какие-то заметки... У него же очень много незавершенных заметок осталось, к сожалению. Когда я слышу о теории желанной смерти...

Алла Митрофанова

— О, да, популярная история.

Алексей Бархатов

— Это печаль просто. Во-первых, надо просто не понимать Пушкина, не знать его. Да и вообще плохо разбираться в великих творческих людях, потому что они прекрасно понимают... «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» — он прекрасно понимал свое значение и для литературы, и для России, и для семьи своей, для своих детей.

Алла Митрофанова

— И в этом не было гордыни или какой-то нескромности, в этом была колоссальная ответственность.

Алексей Бархатов

— Конечно.

Алла Митрофанова

— Ответственность, что он понимал масштаб своего гения, Богом данный, и что этим гением он Богу должен служить и людям. Это из ответственности именно вырастает, из ответственного отношения к своим талантам, к чему мы все призваны, вообще-то.

Алексей Бархатов

— Некоторые видят почему-то какое-то странное чувство: «Пора мой друг, пора, покоя сердце просит». Но это не вечный покой.

Алла Митрофанова

— Это не про вечный покой, конечно. Это не про то, отпустите меня скорее из этой жизни.

Алексей Бархатов

— Там наоборот: «Но не хочу, о други, умирать, я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», Или: «Мне жизнь не надоела ... еще хранятся наслажденья для любопытства моего». У него наоборот все время проходит в поэзии отрицание того, что кто-то хочет...

Алла Митрофанова

— Потом все-таки семейная жизнь. Исследователи делятся на тех, кто к Наталье Николаевне относятся ужасно отвратительно, и тех, кто ее любит. Например, Анна Андреевна Ахматова ее на дух просто не переносила.

Алексей Бархатов

— Я могу ее понять.

Алла Митрофанова

— Я не пушкинист и не исследователь, при этом землячка Натальи Николаевны Гончаровой, и росла на рассказах в музее в Полотняном Заводе о ее человеческих свойствах, качествах, достоинствах. Мне как-то она с детства была очень близка, я к ней с почтением относилась и отношусь. Речь сейчас не об том. Речь о том, что Пушкин в последние годы своей жизни — муж и отец. Счастливый муж, любящий свою жену, «ангел мой», он обращается к ней. Счастливый отец, для которого блаженство играть с собственными детьми. Про Пушкина-поэта, Пушкина-дуэлянта, Пушкина-раздолбая много что сказано, а ведь он еще и отец.

Алексей Бархатов

— Конечно.

Алла Митрофанова

— И отец удивительный и включенный, который на четвереньках будет изображать коня, потому что дети его на нем скачут.

Алексей Бархатов

— Нет, нет, да, конечно. Понимаете, какая штука, вы правы, есть полярные мнения. Не надо было... Такие исследователи, как Ободовская и Дементьев, которые пытались доказать, что Наталья Николаевна была сама поэтессой. Не надо сюда, здесь уже начинаешь понимать Ахматову. А с другой стороны, представьте просто себе, что 16-летняя девушка, сидевшая почти безвыездно в семейной, не лучшей причем семейной, атмосфере вдруг попадает в блестящий шумный Петербург, в котором общество было устроено на различных интрижках, на различных зацепках, она была к этому не готова, кроме всего прочего. Ведь тогда иметь любовь на стороне было не удивительно, не обязательно быть гусаром для того, чтобы рассказывать про похождения.

Алла Митрофанова

— Я не верю в ее похождения, потому что она же постоянно была беременна. То беременна, то только родила, какие там похождения.

Алексей Бархатов

— Нет. Я и говорю, но ведь была и Идалия Полетика, например. Вот та-то была искушена, существует такая версия, что ее стремления были Пушкиным отвергнуты, и она решила отомстить тогда по-другому. Это всё может быть. Конечно, захватить такую девушку, тем более действительно красавицу, действительно блиставшую на балах, таких желающих своей слюной побрызгать рядом в общем всегда хватало и хватает. И Пушкин, нельзя сказать, что он был такой домосед, он влюблялся, но он поэт. Например, я разгадал в свое время, когда разгадывал дневники Пушкина, там постоянно у него присутствует латинская S. «Вечер был скушен, S. не было». Потом вдруг прибавляется латинская C и S. И тоже, Цевловская пыталась было придумать, что это Карамзина, но Карамзина в это время была в Италии, поэтому это не совсем корректно. Это была Софья Львовна Сологуб, так вот S. Сологуб, когда графиня прибавлялась C и S поэтом. Никто не поминал, что за билет до Кронштадта остался в Пушкинских архивах. Он действительно провожал уезжавшую в Европу Сологуб. Это была абсолютно внешняя, это льстило ей. Нельзя сказать, что Пушкин... Но я еще раз подчеркиваю, что Наталья Николаевна не давала о себе знать, там просто был недостаток светского... она попала в очень серьезную кухню светскую.

Алла Митрофанова

— Да, и не сумела в этом накале интриг...

Алексей Бархатов

— Она и не могла.

Алла Митрофанова

— И не могла, и не было у нее никаких данных для этого.

Алексей Бархатов

— Постарше когда она была, когда она уже была Ланская, вот тогда она умела, и, кстати, она себя очень жестко вела в таких же ситуациях.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель, публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, проводит с нами этот «Светлый вечер». Алексей Александрович, в итоге, раз уж мы о дуэли сейчас заговорили, о тех событиях, которые дуэли предшествовали, действительно популярно мнение сейчас, Пушкин как будто бы сам желал встретить эту пулю от Дантеса. Знаю, что вы этим вопросом специально занимались, у вас даже есть повесть, этому вопросу посвященная, «Плач Диениры» она называется, где глазами Ивана Петровича Липранди вы расследуете дело о дуэли Пушкина. Ведь это очередная интрига против него, это не его сознательный шаг, чтобы нарваться на пистолет, ни в коем случае. Напомню, Пушкин последние годы жизни — очень глубокий и абсолютно сознательный христианин.

Алексей Бархатов

— Да, да.

Алла Митрофанова

— И это несопоставимо с вектором его мыслей, его желаний, его чаяний. Невозможно быть христианином и фактически рваться на пулю, нет.

Алексей Бархатов

— Конечно.

Алла Митрофанова

— Тут ты выбирай, либо ты дар жизни от Господа Бога ценишь, либо ты им разбрасываешься. Пушкин ценили дар жизни и тот талант, который Господом ему дан. Это просто невозможно. Что же там тогда было-то? К чему вы пришли в результате расследования своего?

Алексей Бархатов

— Я пришел к выводу, который многие поддерживали, хотя были споры. Когда я сначала опубликовал большую статью по этому поводу, были споры. В форме художественной и повести, я благодарен за подсказки Валентина Дмитриевича Берестова, такого очень милого прекрасного писателя, поэта, который просто сказал: Леша, чего вы там копия ломаете, напишите просто повесть свою, эту гипотезу, и никто к вам никак претензий не предъявит. Что я и сделал. На самом деле она абсолютно на документальной основе. Во-первых, я проанализировал все имеющиеся дуэли Пушкина, он везде вел себя одинаково, он ни разу не стрелял в противника, наоборот он выжидал выстрел противника.

Алла Митрофанова

— И это колоссальная смелость.

Алексей Бархатов

— Да. Так поступали и бретёры тоже, то есть опытные дуэлянты профессиональные. Но только в тех случаях, когда барьеры стояли далеко, и разрешалось стрелять так, можно было не подходить. Бретёр оставался на дальней позиции, противник подходил к барьеру стрелял, промахивался и бретёр подходил сам и подзывал противника к барьеру, то есть стрелял с минимального расстояния и убивал. Таких примеров было достаточно много. Пушкин этого не делал, он оставлял выстрел за собой, как это он написал, видимо, такая модель им была выработана.

Алла Митрофанова

— Ни разу не пролил крови на дуэли.

Алексей Бархатов

— Ни разу.

Алла Митрофанова

— Никто от руки Пушкина никогда в истории не пострадал.

Алексей Бархатов

— Даже капли. Вот только контузию получил Дантес.

Алла Митрофанова

— Ох уж этот Дантес, будь он неладен.

Алексей Бархатов

— Что здесь происходило? Дуэль с Дантесом назревала, Пушкин к ней готовился. Он человек был опытный, безусловно, и план свой имел. Но первая дуэль должна была состояться на Парголовской дороге, тогда она не состоялась из-за того, что Дантес посватался к Екатерине. Он как бы становился свойственником Пушкина.

Алла Митрофанова

— Екатерина Николаевна Гончарова — это сестра Натальи Николаевны, засидевшаяся в девицах и влюбившаяся в Дантеса.

Алексей Бархатов

— И которая была наверху счастья, что такой красавец, Дантес, выбрал ее.

Алла Митрофанова

— А он ее не любил, и это было очевидно.

Алексей Бархатов

— Нет, конечно. И Пушкин объяснял это трусостью Дантеса. Но однажды был такой эпизод в Кишиневской поре, когда у Пушкина грядела дуэль с французом на русской службе Дегильи, когда тот сначала выбрал шпаги, а потом, узнав, что Пушкин действительно был хорошим фехтовальщиком, решил переиграть. Тогда дуэли не стало, но Пушкин сделал карикатуру дрожащего Дегильи с надписью: мало быть просто трусом, надо быть им откровенно. Он Вере Федоровне Вяземской, жене Вяземского, сказал такую фразу, что скоро вы услышите об ужасной мести, мести единственной в своем роде, она будет неповторимой, она бросит этого человека в грязь.

Алла Митрофанова

— Имеется в виду, что он поставит на место человека, компрометирующего его жену, или пытающегося ее изо всех сил скомпрометировать.

Алексей Бархатов

— И покажет, кто он есть на самом деле, бросит этого человека в грязь. Считать убийство или подставление себя под пулю местью, единственной в своем роде, ну, никак не приходится. Мало того, правила дуэльные, именно жесткие правила, решал Пушкин. Пушкин требовал небольшого расстояния между барьерами, стрелять можно было, не доходя до барьеров, после знака секунданта. Но для теории желанной смерти, так называемой, надо быть уверенным, что противоположная сторона хочет тебя убить. Здесь такой уверенности напрочь не могло быть, потому что Дантес был поставлен в условия, когда не прийти на дуэль он не может, но убивать и даже ранить Пушкина ему не выгодно. Он летит из гвардии, теряет сумасшедшие доходы старший Геккерен, который работая посланником, беспошлинно возил туда-обратно (это известный факт) различные товары, на этом хорошо богател.

Алла Митрофанова

— Контрабандой занимался.

Алексей Бархатов

— Контрабандой, да. Поэтому им убивать Пушкина, ну никак не выгодно. Мало того, старший Геккерен пытается дать понять это Пушкину, он пишет ему записку накануне, которая заканчивается: «А впоследствии, милостивый государь, я смогу научить вас должному обращению с такой персоной, как я» и т.д.

Алла Митрофанова

— Надо на всякий случай пояснить, кто такой этот Геккерен.

Алексей Бархатов

— Голландский посланник.

Алла Митрофанова

— Да, голландский посланник, приемный отец Дантеса. Хотя какие между ними на самом деле были отношения...

Алексей Бархатов

— Там трудно было судить, ходят версии такие.

Алла Митрофанова

— Всякие ходят версии.

Алексей Бархатов

— О каком «впоследствии» может идти речь, если завтра дуэль, и если она с такими жесткими условиями. Так правильно, Геккерен дает понять Пушкину, что Дантес не будет в него стрелять. Что дальше происходит? Гений творит и жизнью тоже, он не только за столом творец, он и в жизни творец. И Пушкин, конечно же, сумел прорежиссировать эту свою дуэль. Приехали они туда, к Комендантской даче, там были сумасшедшие большие сугробы, надо было протоптать вот эту тропинку, по которой сходились к барьеру. Все занимались этим, секунданты, Дантес. Пушкин развалился в сугробе на медвежьей шубе и только покрикивал, поторапливал: ну давайте побыстрей, ну, сколько же можно, ну, уже пора кончать все это. Что работало тоже. Дантес итак не понимал, что собирается делать Пушкин, никакого плана в мыслях не было, тут Пушкин кричит, это можно было понять: ну, давайте я быстренько с ним разделаюсь, чего тут долго мы топчемся-то? И тут происходит. Он встают к барьеру. Пушкин быстрым шагом подходит к барьеру, поднимает и выцеливает Дантеса. Дантес медленно, он старается сохранить максимальное расстояние, но не идти к барьеру тоже нельзя. То есть он все время его ставит каждую минуту в позицию проявления трусости. Дантесу ничего не остается, как тоже идти к барьеру.

Алла Митрофанова

— Дрожа, как осиновый лист.

Алексей Бархатов

— Надо отметить, что Дантес блестящий стрелок. Он когда-то, будучи еще во Франции, учась в Сен-Сире, такое знаменитое французское военное училище, на кубке герцогини Беррийской получил кубок, очень сложное состояние, пять разных голубей разных пород выпускают, их надо сбить всех. То есть стрелок он был отменный. Расстояние мизерное, формула Пушкину означена, как ведет себя дуэлянт, стрелять или в ляжку или в висок, хочешь ранить или хочешь убить. Выстрел Дантеса от трусости, он же не знал, Пушкин сейчас нажмет на курок, всё, кончится моя жизнь, от страха он делает выстрел абы куда. В общем-то, ранение Пушкина было сложно тем, что от кости пуля изменила внутри направление и ушла вверх, он не в бедро, ни вверх, ни вниз не попал. Доказывает еще, что он хотел сделать. Когда Пушкин выстрелил, и когда его сажали в возок, Дантес упал, он спросил: я убил его? — Нет. И что ответил Пушкин? — Ну, это даже к лучшему, как только мы выздоровеем, начнем всё по новой. Значит, месть-то другая была, но она не совершилась.

Алла Митрофанова

— Месть в том отношении, чтобы защитить свою семью, защитить честь своей жены?

Алексей Бархатов

— Конечно.

Алла Митрофанова

— Защитить в том числе и своих детей через защиту матери, и сделать так, чтобы к этому человеку по фамилии Дантес никто больше серьезно никогда не относился. И чтобы раз и навсегда.

Алексей Бархатов

— Оно так и было. Когда распродавали мебель у Дантеса, один офицер пришел и выдернул стул из-под Дантеса, сказал: это ж тоже продается.

Алла Митрофанова

— К сожалению, пора заканчивать наш с вами разговор, к сожалению. Но из того, о чем вы сегодня поведали, вывод, который могу сделать, что все-таки вопросы защиты чести, вопросы защиты достоинства своей семьи, своей супруги, вопросы обеспечения семьи и достойной жизни для семьи, для детей — это вопросы, которые Пушкина волновали, занимали. Это всё его показывает как человека очень и очень ответственного.

Алексей Бархатов

— Конечно.

Алла Митрофанова

— В Болдино он едет, первая Болдинская осень, ответственный за собственный талант, потому что я не знаю, как после женитьбы изменится моя жизнь. Вторая Болдинская осень, 33-й год, это поездка туда с желанием тоже окунуться в свой рабочий кабинет и там потрудиться и упорядочить все те художественные и творческие замыслы, которые скопились в голове к этому моменту.

Алексей Бархатов

— Да, было ему чем заняться и дальше.

Алла Митрофанова

— Конечно. 34-й год, Болдинская осень — это уже желание выправить хозяйственные и финансовые вопросы и дела. Это человек, который жил всегда на максимум, зрелый Пушкин — это человек с полной ответственностью к дару жизни.

Алексей Бархатов

— Безусловно.

Алла Митрофанова

— Это потрясающе, это удивительно. И то, что вы про дуэль сейчас рассказали, это только подтверждает.

Алексей Бархатов

— Гоголевское «Пушкин — это русский человек в его развитии».

Алла Митрофанова

— В его развитии, да. Так и есть. Спасибо вам, Алексей Александрович, за эти разговоры, за ваши исследования, за ваши поиски, за ваши знания о Пушкине. Многоточие поставим, Бог даст, вернемся к разговору. Повторюсь, о Пушкине можно говорить каждый день, не только накануне дня его рождения, но и в течение всего года. Я считаю так.

Алексей Бархатов

— Это правда.

Алла Митрофанова

— Алексей Александрович Бархатов, писатель публицист, исследователь жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина, провел с нами этот «Светлый вечер». Я Алла Митрофанова. Прощаемся с вами. До свиданья.

Алексей Бархатов

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Н.А. Бердяев». Ольга Жукова
• «Священномученик митрополит Серафим (Чичагов)». Священник Анатолий Правдолюбов
• «Священник Павел Флоренский». Аркадий Малер

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов