«Молодежное служение Рыбинской епархии». Тихон Чернышев

У нас в гостях был руководитель молодежного отдела Рыбинской епархии и движения «Преображение» Тихон Чернышёв.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере, о том, как возникло молодежное движение по восстановлению храмов, о работе с детьми в летних православных лагерях, а также о том, что сегодня может привлекать молодых людей в церковной жизни.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

О.Игорь:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

«Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА.

Христос Воскресе!

К.Лаврентьева:

— Воистину Воскресе!

О.Игорь:

— У микрофона в студии, как всегда в это время, Кира Лаврентьева...

К.Лаврентьева:

— Добрый вечер!

О.Игорь:

— ... и я, дьякон Игорь Цуканов.

И сегодня у нас в гостях замечательный Тихон Чернышёв — руководитель молодёжного отдела Рыбинской епархии и руководитель движения «Преображение», которое... если я ошибусь, Тихон, Вы меня поправьте... семь лет, да?... уже существует.

Т.Чернышёв:

— С 2016 года.

О.Игорь:

— Да... получается, уже — восемь, наверное, лет...

Т.Чернышёв:

— Около того... примерно.

О.Игорь:

— ... существует.

Началось оно, как раз, с Ярославской митрополии, с Рыбинской епархии, и, я так понимаю, сейчас это уже... можно сказать, много регионов объединены, хотя центром остаётся Рыбинск. И, чем это движение занимается — это восстановлением храмов — заброшенных, находящихся в аварийном состоянии, которых... я сам даже помню... знаю... в Ярославской епархии почему-то довольно много. Но их много везде, конечно. Но, вот, в Ярославской епархии, и даже в самом Ярославле — они, как-то, бросаются в глаза.

Тихон, скажите, пожалуйста, вот... ну, во-первых, добрый вечер, ещё раз...

Т.Чернышёв:

— Добрый вечер!

О.Игорь:

— Рады Вас в нашей студии приветствовать!

Скажите, пожалуйста, что в Вашей жизни случилось раньше — вот, это, вот, молодёжное служение, или же деятельность, связанная с восстановлением храмов? То есть, Вы от чего к чему шли? Что было первым?

Т.Чернышёв:

— Интересный вопрос. Никогда его не задавали мне. Сейчас, если попытаться промотать в памяти то, что было... наверное, всё-таки... да, однозначно — это деятельность с молодёжью. Потому, что начинали мы, изначально... вот, я, как представитель молодёжи... детей, точнее, которые ездили в лагеря когда-то в детстве, давно — это был пример лагеря «Богослово», который основал когда-то давно отец Дмитрий Смирнов...

К.Лаврентьева:

— Да, известная история...

Т.Чернышёв:

— Да-да-да... вот, я был ребёнком, одним из многих, который посещал этот лагерь. И... начал я его посещать поздно, лет с пятнадцати, наверное. Но у меня, вот, с первого момента, как я попал туда — это опыт, который стал для меня очень важным, и, в дальнейшем, повлиял на всю жизнь, можно так сказать.

То есть, для меня это стало дорого. Это был тот момент, когда... мне кажется, все дети это переживают в какой-то момент... когда нужно выбирать между родительским вниманием и вниманием какого-то общества.

Очень часто складывается так, что ребёнок выбирает неправильное какое-то направление. Я не знаю, правильно ли я выбрал или нет, но, в итоге, я оказался в православном лагере, и мне было это очень близко, очень дорого. И, именно, не из-за структуры самой — что это православный лагерь, что все молятся, это было непонятно тогда ещё. Вот... хотя, опять же, мне повезло, наверное, можно так сказать, что я родился в семье священника — мне это было близко всегда. Это было рядом. Но нельзя сказать, что это было понятно с самого детства.

А попав в лагерь «Богослово»... там меня окружали такие люди, которые мне были очень близки и дороги. И понятны. И, вот, уже через них, постепенно, сначала мы начали приходить как-то к осознанию, зачем, вообще, нам нужна вера, почему мы так живём, и к осознанию того, что мы не можем без неё жить абсолютно. То есть... ну... плохо без неё просто. Ты живёшь... можно точно так же жить... но почему-то плохо... что-то, вот, какое-то уныние... непонимание... не знаешь, чем заняться. Потом появляется в жизни лагерь православный, и вдруг становится всё хорошо, и радость на сердце, и хочется снова и снова это продолжать... вот... появляться там.

Поэтому, да, началось, конечно, всё с молодёжной деятельности. Сначала ездил ребёнком, потом стал помощником вожатого... ну, как и все, кому нравится лагерь... потом — вожатым, потом — начальником смены. Это — обычная система, так устроены лагеря... когда, вот... текучка. Люди приходят, вырастают до определённого возраста, и, либо отсеиваются и уходят в другие направления, либо остаются в лагерях и становятся частью этой организации.

А уже потом, в дальнейшем, после того, как были прожиты годы, можно сказать, первые, вот, этого опыта работы и вожатской, и начальнической в лагере, меня пригласили работать в Рыбинскую епархию — знакомые и друзья. Сначала без конкретного какого-то понимания, что мы будем делать.

То есть, мы знали, что мы хотим делать лагерь, наподобие того, что делается у отца Дмитрия Смирнова. Директором был тогда отец Виктор Розанов — сейчас он дьякон, тогда ещё не был дьяконом. Вот... что-то подобное делать на землях Рыбинской епархии.

Непонятно было, что — абсолютно. Приехали. Несколько месяцев жил я в непонимании того. То есть, я чувствовал, что люди очень хотят, что движет людьми какая-то правильная сила, но абсолютно неясно, к чему это приведёт.

Были какие мечты и понимания того, что мы хотим с детьми делать лагеря, выезжать на храмы... то есть, фронт работ брать не просто развлекательный, досуговый, а, именно, выезжать с детьми на заброшенные храмы и как-то, каким-то образом непонятным прикладывать силы свои и силы детей к восстановлению этих храмов. Отсюда всё началось.

Именно, познание, вот, первого какого-то храма заброшенного. Это был храм — село Милково, Первомайский район, Ярославской области, на который мы первый раз вывезли детей. И — начали сначала там простраивать сначала возможность жизни возле этого храма на протяжение двух недель... то есть, какую-то простейшую инфраструктуру. У нас не было ничего тогда. То есть, это — именно, попытка выжить... у нас было около 80 детей, около 15 взрослых... относительно взрослых... старше-младше... и благословение от владыки, благословение от нашего духовенства, разрешение и понимание от родителей, которые отправляют своих детей.

Параллельно — непонимание власти, которая, в какой-то момент, узнала о том, что мы делаем, и закрыла нас. Но потом, через пару дней, слава Богу, открыла снова, но уже... там... с некоторыми дополнительными оговорками и изменениями. Ну, надо было это пережить — мы это пережили. Был первый опыт. Мы не знали, что можно, что нельзя, с точки зрения власти. Но... это был хороший, положительный опыт.

Вот, это был первый храм, первая работа, и с того момента... я тоже не знал, насколько я буду в это погружён — мне просто было интересно. Я знал, что мне хотелось бы продолжить как-то свою жизнь связывать с лагерями детскими православными, как-то в этом принимать участие, но, когда мы были на первом храме, поработали на первом храме, стало понятно — это что-то очень... дорогое, ценное и... ну, такое... важное. То есть, именно... для меня, по крайней мере. Наверное, это может быть для всех и каждого — я уверен, что для многих это что-то значит, но для меня это стало значить чуть больше, чем просто какая-то работа и дело. И, вот, с того момента, наверное — да, я как-то стал меньше думать о том, чтобы простраивать карьеру какую-то и искать именно какую-то выгоду... хотя, понятно, в юности всем хочется, по нестабильности, каких-то денег, чтобы можно было и отдохнуть съездить... тогда меня что-то такое коснулось, что эту мысль увело в сторону. А, наоборот, в сердце зажглась радость от возможности делать какое-то дело, которое, именно, приносит...

О.Игорь:

— Смысл...

Т.Чернышёв:

— ... ну, смысл — само собой... но, вот, я пытаюсь чувство это назвать... наверное, какого-то, такого... ну, частичка счастья, действительно, частичка радости. Когда ты что-то сделал вместе с кем-то, и чувствуешь, вот, эту общность, чувствуешь эту важность... всё-таки... то есть, не свою важность, а, именно, вот, того, что сейчас было. Огромная, гигантская радость! Которая, как раз таки, уничтожает все те, вот, чувства, которые я озвучил вначале — уныние, непонятность и неопределённость. А тут — всё ясно! Совершенно, абсолютно.

Вот, тогда это был, наверное, такой, первый огонёк, который зажёгся... вот... удивительно. Ну, и всё.

А потом — удивительная управленческая работа духовенства Рыбинской епархии. Сделали так, что мы на этом не остановились, мы за это зацепились — то есть, нам дали возможность существовать. Очень сильно поддерживали первые годы — и финансово, и организационно. Потому, что... ну... понятно: собрать сто детей в полях, не имея ничего — очень тяжело.

Епархия наша Рыбинская — небогатая, абсолютно небогатая. Но, при этом, выделялись суммы достаточно большие — я уж не знаю, надо их озвучивать, или нет. Я думаю, что — да, в формате лагерей, эти суммы маленькие, но для Рыбинской епархии — это много. И для работы с детьми — это было тоже много. Вот, не имея ничего, понятно: каждая копейка — это очень важно.

Вот. Начали пробовать, начали работать, стало потихоньку получаться. Не могу сказать, что мы уже сейчас даже вышли на какие-то рельсы — так, чтобы нам всё легко и просто давалось, но тогда был дан старт именно от лица духовенства Рыбинской епархии, с благословения владыки и отцов, который послужил тому, что мы не остановились, поняли, что всё-таки у нас есть за спиной очень мощная защита и мощный двигатель в лице епархии — им это нужно, им это интересно, и они пойдут очень на многое, чтобы это существовало.

То есть, были моменты, когда мы переживали сложные этапы, действительно... там... в организации, в отсутствии кадрового нашего потенциала, какие-то случаи были, когда были очень большие проблемы в партнёрстве с администрациями районов разных... тяжело это давалось. И епархия всегда выступала в роли именно такого... вот...

О.Игорь:

— Двигателя...

Т.Чернышёв:

— ... двигателя, да. То есть, первое лицо, которое... не мы идём и просим: «Пожалуйста, помогите нам», — а епархия говорит: «Это надо». Она говорит нам. Потом говорит: «Собирайте вещи, едем вместе с вами в Администрацию, вместе говорим, владыка Вениамин выезжает вместе с нами», — и он — первый, кто брал на себя ответственность за эту деятельность. Если бы не он, я думаю, это было бы невозможно осуществить. Вот. А так — это совершенно всё выглядело...

Сейчас понятно, что уже такого... это называется не «контроль», наверное... такого внимания мы не получаем, потому, что, понятно, мы не единственные в епархии, очень много разных направлений, которые нужно развивать. А нас немножко, так, отпустили, чтобы мы существовали, сами больше вкладывая в это сил. Но старт был дан такой, что до сих пор получается это делать, и мы очень, так, чувствуем сильно, что эта поддержка есть, существует для нас сейчас.

О.Игорь:

— Как радостно это всегда слышать, когда...

Т.Чернышёв:

— Да...

О.Игорь:

— ... вот, такая, живая работа, которая ещё и епархией самой двигается!

К.Лаврентьева:

— Да... живое взаимодействие...

О.Игорь:

— Тихон, а скажите, пожалуйста, какого возраста у вас дети...

К.Лаврентьева:

— ... подопечные...

О.Игорь:

— ... дети... молодёжь...

К.Лаврентьева:

— ... участники... да, участники...

О.Игорь:

— ... да. И, сразу, с этим связанный вопрос... Понятно, работа над восстановлением храма... то есть, какие-то, там, вещи, связанные и с кровельными работами... там... и плотницкие... я не знаю... камень... то есть, это всё, в принципе, требует квалификации...

Т.Чернышёв:

— Конечно.

О.Игорь:

— Вот, как вы решали этот вопрос? Что, с одной стороны, это дети, которые, явно, неквалифицированные, а, с другой стороны, работы нужны, требующие квалификации.

Т.Чернышёв:

— Вопрос широкий, большой... можно о нём тоже очень много говорить. Постараюсь покороче.

Значит, для начала, надо за данность принять, что направление молодёжного дела нашего и молодёжного движения «Преображение» — оно не может замкнуться только на чём-то одном.

То есть, это и работа с детьми, это и работа с молодёжью, как вожатыми-организаторами, это и работа с храмами, это и работа со специалистами-профессионалами, которые могут нас или научить, или какую-то работу сделать, которую мы не можем осилить сами. Это... то есть... такое... важная оговорка, которой я очень часто презентую наше движение... бывает, начнёшь говорить только про детей — и картина полная не складывается. Поэтому, если опять сейчас убегу в одном каком-то направлении, вы меня поправьте, чтобы я рассказал и о детях, и о профессионалах...

К.Лаврентьева:

— Обязательно!

Т.Чернышёв:

— ... и об организаторах.

К.Лаврентьева:

— Напомню нашим слушателям, что в гостях у «Светлого вечера» Тихон Чернышёв — руководитель молодёжного отдела Рыбинской епархии.

У микрофонов — дьякон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.

Пожалуйста, Тихон, продолжайте...

Т.Чернышёв:

— Так, вот, что касается детей, возраста, с которого мы начинаем работать с детьми, у нас это ограничение ( тоже по традиции православных лагерей ) — 10-17 лет, и исключение — это 8-9 лет, если это дети, у которых есть какой-то минимальный опыт, всё-таки, жизни без родителей, какой-то туристической жизни, чтоб мы не переживали, что детям будет чрезмерно сложно жить в палаточных туристических условиях.

Что касается вовлечения детей в работу по делу сохранения культурного наследия, по возрождению храмов — для кого-то это кажется вообще несопоставимым... для многих... для большинства, я бы даже сказал. Потому, что, понятно, что храмы — это памятники архитектуры, это вопрос очень серьёзный юридический, это вопрос безопасности всегда, очень важный, такой... поэтому, даже не знаю, с чего здесь начать рассказывать об этом. Потому, что — такая цепочка, которая за одно цепляет другое... и...

О.Игорь:

— Ну, вот, я знаю, что у вас есть мастерские, да? Сейчас вы учите, на самом деле, ребят многому...

Т.Чернышёв:

— Да, начинаем...

О.Игорь:

— ... начинаете. Но, вот, те, первые-то, выезды — там ещё мастерских же не было. Вот, как вы тогда решали вопрос?

Т.Чернышёв:

— Попробую рассказать на примере первых лет, как это работало.

Начиналось с того, что мы планировали любой слёт большой с знакомства с администрацией. Тоже, как я уже сказал, была делегация от Рыбинской епархии, и обязательно ехал, первые года, владыка наш, секретарь епархии... ну, и люди, заинтересованные в том, чтоб всё состоялось.

По месту, куда мы ехали — это могли быть соседние районы от Рыбинска — Пошехонский, Некоузский, Пречистенский...

Приезжали в конкретную администрацию и проводили встречу, на которой наш владыка озвучивал вопрос для администрации, хотят они или не хотят, вот, такой, вот, деятельности, такого рода деятельности на своей территории.

Надо сказать, что не отказывали ни разу. Но политика была выстроена так, — по моему ощущению — что, если бы отказали, мы бы не стали уговаривать. Это — начало. А так, как все дают «добро» — это уже, такое, первое согласие, от которого можно выстраивать дальнейшие отношения.

И, дальше, собиралась комиссия со стороны района, и всем задавался уже более конкретный вопрос: давайте, решим с вами сейчас, что нужно сделать, чтобы такой формат мероприятия с детьми мог состояться? И потом простраивались отношения с полицией, с МЧС, с представителями администрации по туризму и так далее, которые выставляли свои требования.

Первые годы, надо сказать, было попроще. Сейчас всё усложняется — не буду лезть в детали, потому, что это огромная волокита... там... бумаг, документов и прочая. Но, возвращаясь в первые года, и, именно, вот, что касается практики, практической работы, следующий шаг после того, как мы настраивали отношения с администрацией — это знакомство с объектом.

То есть, изначально, район, в который мы ехали — у владыки уже есть представление о том храме, в котором хорошо было бы провести работы, которые способны выполнить дети — часть работ. Понятно, что мы не говорим, там, о полном восстановлении храма. Ну, мы... ещё, думаю, что отдельно потом вы меня спросите, наверное, что такое восстановление храма, в нашем понимании, с детьми...

О.Игорь:

— Да.

Т.Чернышёв:

— ... и я об этом обязательно скажу.

Владыка понимал, что это будет за объект, и дальше начинается, такое, плотное знакомство с храмом, с благочинным местным, который тоже... вот... ну, удивительно... не знаю, особенность ли это наших районов, или, может быть, так везде, во всех областях и районах, епархиях...

Благочинный, понятно, это — самый первый священник среди всех в районе. И нам так... я не знаю, везло ли, или владыка нас отправлял, вот, именно, зная, что там всё сложится... получалось так, что благочинный всегда очень так, вот, тоже... хватался за идею поработать с детьми. Хотя, для него это — огромная нагрузка, понятно. То есть, не было бы детей на наших летних слётах... или, там, осенних... было бы проще в разы. Потому, что и так проблем хватает — огромное количество, а тут, в довесок к его проблемам, ещё... там... сотни детей... и поехали! Материалы — привезти, продукты — привезти, накормить, автобусы, доставки... а что-то случилось... там... ну... и так далее. Вот, поэтому, это — большая нагрузка.

Но получалось так, что все благочинные были очень всегда... по крайней мере... может быть, делали вид, что они заинтересованы... но... очень умело это у них получалось. Мы с ними сейчас близкие друзья — со всеми, с кем мы работали... очень трепетные отношения поддерживаем с этими нашими священниками-благочинными.

Так, вот... выбирался храм, благочинный этот храм уже знал, обычно. Потому, что... тоже, у нас такая политика, у епархии, что всем благочинным — у них в задачах стоит обязательно служить во всех приходах, и стараться посещать заброшенные храмы, в том числе. Чтоб они не пустовали, и, всё-таки, какие-то минимальные субботники проводились... ну... где есть возможность, конечно же... и, по возможности, совершались бы Богослужения. Это самое важное. Не всегда это получается. Поэтому, возможно, как, вот, выполнение одной из задач для благочинного — а, именно, вот, возрождение жизни какой-то в заброшенном храме — возможно, они за это цеплялись, и, поэтому, мы там, в итоге, так и оказывались.

Так, вот, следующий шаг — знакомство с благочинным и приглашение профессиональных специалистов, конкретно — строителей, реставраторов, архитекторов, которые давали свой, можно сказать, диагноз конкретному объекту, конкретному храму, высказывали свои мысли на счёт... ну, изначально, конечно, профессиональных работ — то есть, что нужно сделать, чтобы храм был восстановлен. И, конечно, это — утопические всегда планы. Потому, что: здесь — нету свода... здесь — трещина через весь четверик идёт... здесь... там... может быть, какие-то аварийные стены... и так далее. Поэтому, о полном восстановлении речи быть тогда не могло, конечно же, хотя в мечтах это есть всегда. Вот. Но, понимая, что речь будет идти о работе с детьми и молодёжью, всегда шла оговорка, что здесь должен быть, такой, баланс. То есть, мы не можем ставить на первое место работу с детьми, и не можем ставить на первое место работу с храмами. Это... такое... очень общее...

О.Игорь:

— И то, и другое на первом месте!

Т.Чернышёв:

— ... и то, и другое... да... нельзя поделить. То есть... и в одно будет плохо... не то, что плохо... это будет просто другое. Не будет лагеря, связанного с восстановлением храмов, если мы сделаем уклон либо только на храмы, либо только на детей. Не получится.

Вот. Поэтому, во время работы со специалистами обговаривались возможные трудовые направления, в которые можно вовлекать детей.

Опять же, храмы выбираются такие, всё-таки, тоже, чтобы они не были аварийными. То есть, понятно, что разная степень есть... бывает такое, что приходишь — и нависают своды, и я понимаю, что мы даже близко детей не подведём туда. А бывают храмы, где... ну, как это ни прискорбно звучит, но всё, что могло упасть, же упало, всё, что могло рухнуть, уже рухнуло... ну... либо... в лучшем случае, всё наоборот — своды стоят надёжные. И, опять же, оценки свои дают специалисты-профессионалы, которые говорят: «Да, на этом объекте мы можем попробовать и сделать это, это и это...» — дальше простраивается план работ.

Первые годы, опять же, мы, не имели ещё опыта работы... именно, такой... строительной с детьми... консервационно-реставрационной мы её называем... поэтому, брались за всё, чтобы попробовать с детьми поработать — и с деревом, и с камнем, провести и земельные работы, и поговорить о фресках, о штукатурке... понятно, что о реставрации там не могло идти речи, но, ведь, работа — она не всегда ведётся практическая... иногда бывает...

О.Игорь:

— Что-то подрасчистить, да?

Т.Чернышёв:

— ... что-то... иногда, просто поговорить даже. То есть, бывают храмы, в которых — удивительные остатки фресок уцелели, и понятно, что мы с детьми их не коснёмся, и мы до них просто не достанем, потому, что лесов, для начала, нету — мы их ещё не сделали. Но поговорить об этом, пригласить специалиста, который расскажет детям, и расскажет об этом так, что у детей загорается желание и появляются мечты когда-то потом приехать сюда, уже будучи специалистом, и что-то сделать в помощь для этого храма — вот, такая работа тоже ведётся.

Ну, а, параллельно, есть более простые работы, которые, вот... ну, такое, самое банальное и понятное... хотя, со мной многие архитекторы сейчас не согласятся и скажут: «Ничего себе, банальное! На этом же всё стоит!» — работы с фундаментом, которые касаются земельных работ: окапывание фундамента. Такие работы можно проводить с детьми, если чётко понимать, как выстраивать их, и как не навредить, самое главное.

Опять же, контроль со стороны и архитекторов, и реставраторов, и наших строителей-профессионалов всегда был изначально. Сейчас мы стараемся тоже, хотя и сами уже опыта набрались немало, но, всё-таки, привлекать постоянно бесконечно много специалистов, которые могут конкретно к каждой задачке подойти и её решить правильно. Вот, мы стараемся это делать.

Поэтому, работы, да, изначально брались такие — разнообразные, но понятные. Это были работы по расчистке, это были работы по... ну, там... один из первых храмов... мы с детьми делали леса деревянные для того, чтобы потом, уже после нас, пришли специалисты и на этих лесах восстанавливали карнизы. И... почему нет? Это же здорово!

При этом, дети приходят, и мы не просто колотим какие-то деревяшки — они понимают, что это леса, благодаря которым потом рабочие, профессионалы смогут прийти сюда и сделать... там... благоукрасить храм, улучшить его, восстановить его немножко.

А бывали ситуации, когда мы сделаем леса, сделаем их безопасно — тоже проговорив изначально какой-то проект по лесам с профессионалами, и можно тоже, в некоторых случаях, поднять и молодёжь, и подростков на эти леса, и позаниматься с ними тоже, поизучать, как делается вычинка. То есть, понятно, что это не так, что... вот, там, 20 детей... вот вам кирпичи, цемент... поехали! Нет, это... профессионалы, которые этим занимаются, а дети — в роли подмастерьев могут себя попробовать. То есть, были такие храмы, где даже и вычинкой дети могли позаниматься.

Следующий шаг — это стропильные системы. Это — то, что сложно, это — то, что тяжело, то, что обычно всегда делается наверху. Это тот случай, когда мы работаем с более старшим поколением, это — молодёжь, кто уже может нести за себя ответственность. Так же, приглашаются специалисты. Но... тоже... почему не вовлекать детей в ту часть... сферу работ, которую можно доверить детям.

То есть, например, грубо говоря, часть работ проводится высотно, но, ведь, материалы заготавливаются, всё равно, частично на земле. Стропила, если они... там... кружальные... они могут запиливаться тоже на земле. Если они не очень тяжёлые, если их будет нетяжело поднимать потом. Поэтому, да, дети вовлекаются и в такую работу тоже.

О.Игорь:

— Вы, за это время, сами стали специалистом, наверное, неплохим?

Т.Чернышёв:

— Ну, я бы не сказал, что я стал специалистом, нет. Потому, что... я поработал со специалистами, которые дали мне понять, что нам ещё очень далеко до того, чтобы быть специалистами. Но меня это не расстраивает — это интересно, это огромный опыт, для меня — бесценный. То есть, я, действительно, искренне это полюбил. Очень сильно.

Мне дорого... как, вот... и работа с детьми... так же, одновременно, дорога и работа на заброшенных храмах.

Не могу не упомянуть организацию консервации — в Москве она действует... точнее, существует в Москве, но проводят работы по разным областям. Это и Костромская область, Тверская, и Подмосковье. Они занимаются восстановлением, консервацией и храмов, и усадеб.

Вот, не могу не упомянуть — потому, что мне удалось у них поработать тоже, параллельно с Рыбинской епархией, около, наверное, двух лет, и тоже это — бесценный опыт. Потому, что, вот, там, как раз, работают настоящие специалисты, которые понимают от самых азов до самых сложнейших работ, как проходит и консервация, и реставрация — и с юридической точки зрения, и с практической точки зрения, аналогично.

Я поработал координатором — для меня это было бесценно. И какой-то опыт, часть опыта, получается переносить и в молодёжную деятельность.

Останавливаться мы не планируем, в этом смысле. То есть, нет такого, что мы — доросли, всё умеем, будем повторять одно и то же. Нет, наоборот. Хочется привлекать как можно больше специалистов. Сложность заключается в том, что специалисты, кого мы зовём, в идеале — это должен быть... очень сложный набор получается.

Прям, по порядку: православный специалист — это раз, специалист своего дела — это два, педагог, в какой-то степени — это три. И — человек, который просто любит детей, в принципе. Вот, четыре пункта, которые вычёркивают, практически, всё население Земли. Нет таких людей! На самом деле, есть, но единицы. Мы за них очень боремся, мы ценим каждый такой кадр. Как только такие люди появляются, то открывается гигантский фронт на то, чтобы открыть для детей новое какое-то направление, проработать вместе с ними — это... как, вот... новый глоток воздуха всегда!

То есть, нельзя останавливаться на... вот, научились копать фундаменты... окапывать их — давайте, только этим и будем заниматься... нет, хочется что-то следующее!

Сейчас работаем со стропильными системами. Потом, появился кровельщик замечательный — поработали, тоже с детьми, на кровельных работах. Молодёжь поднимается на крыши и делает это на крышах, дети это могут делать где-то рядом, неподалёку... у нас даже отдельные смены проводятся, где мы проводим мастер-классы исключительно по кровельному делу — просто на земле. Выстраивается маленькая крыша, всё это закрывается фальцевой кровлей... вот... безумно интересно! Оказывается, интересней, чем играть, да, для детей для многих.

О.Игорь:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА.

Дорогие друзья, сегодня у нас в гостях Тихон Чернышёв — руководитель молодёжного отдела Рыбинской епархии и руководитель движения «Преображение», которое занимается, вот, как раз, тем, о чём Тихон сейчас нам рассказывает — восстановлением храмов... или, лучше сказать, наверное, всё-таки — организацией ребят, молодёжи на этой ниве работы с храмами, на ниве какого-то... ну... поддержания храмов, так скажем... в таком, вот, состоянии, когда они... ну... хотя бы, сохраняются, как культурные...

К.Лаврентьева:

— ... исторические объекты...

О.Игорь:

— ... да... а, в идеале, об этом ещё скажем, конечно, это и восстановление, и даже возвращение храмов в Богослужебную жизнь.

У микрофона — Кира Лаврентьева, и я — дьякон Игорь Цуканов.

Мы вернёмся в студию, буквально, через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь!

К.Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается.

Дорогие друзья, напоминаю, что у нас в гостях Тихон Чернышёв, руководитель молодёжного отдела Рыбинской епархии.

У микрофонов — дьякон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.

Тихон, Вы знаете, очень интересно, как Вы стали христианином? Как Вы вошли в ограду Святой Церкви сами?

Т.Чернышёв:

— Я уже сказал, что мне повезло... можно так сказать, наверное... что я был воспитан в семье священника. Отец мой служит в Москве, в храме Святителя Николая в Клённиках — отец Николай Чернышёв. Поэтому, в какой-то степени, я точно понимаю, что мне было дано больше — потому, что я был близко всегда. Но, в какой-то степени, наоборот... тут есть риск всегда тоже. Вот, на примере многих семей священников, кто рядом со мной... вот... живут священники, очень часто, наоборот — дети, которые воспитываются близко к храму, фактически, в храме, очень часто потом из него уходят. И возвращаются, но не скоро... или не возвращаются.

Поэтому, в моём случае, могу сказать, что мне просто, наверное, повезло. И... тоже... нету у меня такого, вот... честно говоря... истории, которую я мог бы рассказать — что, вот, это меня привело, конкретно... Я просто очень чётко понимаю, что всю мою жизнь, которую я проживал, у меня было такое очень... сильная молитва родительская. Вот, мне кажется, это — главное и единственное, что меня держит возле Церкви, близко к Церкви. Ну, и братья, конечно, тоже... я младший сын...

К.Лаврентьева:

— Сколько вас?

Т.Чернышёв:

— Нас всего трое... два старших брата. Ну, и брат, который ближайший — средний — он для меня, как пример всегда был. Всегда в храме, на хоре... хотя, параллельно, у него деятельность связана больше с автомобилями, мотоциклами... но, при этом, он — всегда в храме. Поэтому, такая близкая... для меня очень близкий человек, который... я, вот, его вижу, я его слышу, и я понимаю, что мне хочется быть чем-то похожим.

Потом... как я уже сказал... осознанное, такое, постоянное чувство того, что родители — очень любят, очень переживают, но, при этом, абсолютно не... нас никогда не давили! Мы могли делать, что хотели, но мы чувствовали с братьями, что за нас очень сильно молятся всегда. Это было такое, вот... именно, попущение на волю Божию.

Ну, и, третье, наверное... тоже — это не какое-то событие, это просто, видимо... я, вот, так в голове своей рисую, что, молитвами моих родителей, наверное, я попадаю в такой круг людей, как раз таки — это, вот, детский лагерь «Богослово» и всё его окружение, в котором, само собой, просто... вот... ну... течение воды выводит, вот, в такую жизнь, которой я сейчас живу.

Я не хочу сказать, что я... вот... я на правильном пути и всё делаю правильно... нет. Абсолютно. Очень много ошибок, очень много неправильного всего, очень много сложностей, но... слава Богу, что так! То есть, я могу представить, что могло бы быть иначе, и... не хочу представлять. Мне дорого и близко то, что у нас, вот, сейчас есть, то, в каком окружении я живу, какие люди меня окружают, благодаря тоже... там... ну, наверное, детству... это же потихоньку всё... обрастаешь людьми. Те люди, которые вокруг меня сейчас — для меня это учителя, на которых можно смотреть и учиться, на которых можно опираться. Это — близкие друзья, которые для меня, именно, вот... если я что-то забываю вдруг... про то, как быть христианином...

К.Лаврентьева:

— Они — напомнят.

Т.Чернышёв:

— Да... они очень быстро напомнят. Причём, так... конкретно. Не перепутаешь!

Ну, наверное, это какой-то, именно, лёгкий путь. У людей — я знаю — очень много бывает... такие, тернистые, сложные пути, когда ты переживаешь какие-то огромные мучения, тяжести, потери, и потом приходишь к Богу. Но, слава Богу, почему-то, вот... ну... какое-то было попущение... я думаю, что — да, за счёт родительских молитв, вероятнее всего. Другого нету.

Ну, кто знает, что будет дальше? Опыт жизненный — его можно оценить только по прошествии уже многих лет... всей жизни, наверное, уже когда... вот... в конце будет понятно. Пока — так.

О.Игорь:

— Тихон, хотел вернуться, если позволите, к лагерям. Или как вы их называете... слёты, да?

Я правильно понимаю, что их бывает обычно... ну, вот, я посмотрел программу этого года — три слёта летних детских и ещё один — молодёжный. Это, видимо, вожатые, как раз, да? И плюс к этому ещё... я смотрю... вот, у вас был сейчас Пасхальный слёт молодёжный... у вас бывают слёты и зимние даже... то есть, в общем-то, круглый год вы этим занимаетесь, да?

Вопрос такой. Как, как раз, сочетается то, о чём Вы говорили? Вот, этот трудный баланс между тем, чтобы и сделать что-то для храма... какую-то, вот, хотя бы, подготовку к строительным работам, которые потом будут вести уже профессионалы, и, вместе с тем, вот... собственно... работой с детьми — то есть, чтобы это был ещё и лагерь, чтобы, помимо того, что ребята делают что-то такое своими руками полезное, чтобы ещё они чему-то ещё и научились, чтобы у них какое-то общение возникло, чтобы им было, в принципе, просто интересно, чтобы у них не было потом ощущения, что: «Вот, мы тут... вот... — я не знаю... сколько они длятся, эти... недели две?

Т.Чернышёв:

— По-разному. Сейчас у нас — 10 дней где-то... большие летние...

О.Игорь:

— ... да... — что, вот, 10 дней мы, вообще, не поднимая головы просто... постоянно что-то делали, делали, работали и очень устали...»

Вот, как вы этот баланс находите? Понимаю, что вопрос сложный... но, вот...

Т.Чернышёв:

— Вопрос хороший.

К.Лаврентьева:

— Да... уже есть же какой-то опыт наработанный?

Т.Чернышёв:

— Да. Ну, начну с того, что, действительно, у нас... мероприятия мы проводим в течение всего года. Примерно, у нас их бывает... так... 12-17 за год. То есть, мы стараемся проводить ежемесячно, чтобы не было у нас перерывов — каждый месяц какое-то мероприятие. Ну... переменчиво... бывает больше, бывает меньше.

Вот. Это тоже, наверное, такая, выработанная политика с епархией у нас. То есть, мы понимаем, что надо стараться детей и молодёжь вовлекать в течение всего года, и, как только ты делаешь паузу какую-то — даже на месяц, на два — это всегда очень сильно бьёт по тому, что аудитория, которой мы уже добились, она находит что-то другое. И хорошо, если это что-то положительное и интересное. А, бывает, просто мы теряем участников, потому, что... ну... появилась другая компания. И, так, вот, мы со стороны смотрим, оцениваем, и понимаем, что, возможно, если бы мы работали лучше, то и компания бы у этого человека была лучше.

Ну, это... такая... оценка со стороны. Потому, что, на самом деле, только Господу ведь известно, как путь человека должен сложиться. Поэтому, не хочется тут, ни в коем случае, брать на себя ответственность и говорить, что: «Только с нами, и нигде иначе!» — нет. У каждого — свой путь. Но, с нашей точки зрения, мы, конечно, должны как можно больше постараться дать возможностей принять участие детей... как, вот, и говорил наш руководитель, начальник, секретарь епархии отец Андрей Рыков... дать возможность детям, хотя бы, неделю в году посвятить работе, связанной с восстановлением храма — такой... максимально приближенной к Богу. Можно так сказать. Если мы это, хотя бы, сделаем — уже будет хорошо. Возможно, это будет какой-то песчинкой, каплей в море, которая человеку в жизни потом поможет. Пусть это будет только даже и один раз.

Теперь... следующий вопрос был про баланс между тем, чтобы принести какую-то пользу храму и, параллельно, чтобы детям интересно. Расскажу сейчас.

Да, мы об этом много говорим. Это, такой, извечный вопрос, который решается в каждой смене, в каждом слёте немножко по-своему.

Я думаю, что многие меня осудят за эту фразу, но она у меня всегда была в голове, я её часто озвучиваю. Для меня... как бы, тоже... это, с одной стороны, обидно звучит, немножко горько, и я бы хотел по-другому считать. Но я считаю так, что, когда мы собираем детей у храма на большой смене — 100 человек... всё красиво... организация, там... приехали... палатки... организованная работа, труд... всё подготовлено... договора с администрацией и всё подписано — и, непосредственно, начинается сам слёт. Мы выстраиваем взаимоотношения с детьми... об этом тоже я расскажу, если будет интересно... простраивается программа... простраивается дисциплина... и я, для себя, чётко понимаю, что, если на протяжение 10 рабочих дней, когда мы выходим, практически, каждый день на храм... если, вот, за этот период 10 дней мы... вот, 100 человек детей — это огромная мощь, на самом деле, гигантская...

О.Игорь:

— Это очень много.

Т.Чернышёв:

— ... это много, да. Ну, вот, сейчас нас поменьше — сейчас мы по 70, по 80 приглашаем, но, всё-таки... будем говорить красивую цифру 100 — пускай будет 100 человек. Можно сделать очень многое.

Но, для меня, вот... возвращаясь к мысли, что это немножко обидно, но я в это верю... даже если за 10 дней эти 100 человек перенесут всего лишь один кирпич на расстояние 10 метров из точки А в точку В... но, при этом, эти дети будут рады, они будут счастливы, они погрузятся в жизнь, связанную с традициями православной веры, они будут молиться с утра, молиться вечером осознанно — то есть, понимая, что это... такое... дорогое время...

К.Лаврентьева:

— То есть, этому тоже уделяется внимание? Духовной жизни...

Т.Чернышёв:

— Конечно... это первое, чему уделяется внимание.

Вот... если за, вот, эти 10 дней, всего лишь, они, эти 100 человек, перенесут кирпич из точки А в точку В — я буду считать, что уже это было удачно.

Если... и дальше начинаются, вот, эти критерии: если для детей это было полезно, если это было радостно, если это было интересно, если дети смогли погрузиться... вот... именно, посмотреть, что такое жизнь в православной традиции. И ноги тут растут, наверное, тоже из лагеря «Богослово», в котором нас учили, пока мы ещё были детьми, а потом — вожатыми.

Наш директор тогда — отец Виктор Розанов — он говорил так тоже: «Дайте ребёнку возможность две недели пожить в традициях православной веры — так, чтобы он пожил, и у него, после этого, осталось ощущение, что это нормально», — то есть, большего не требуется от нас, от руководителей лагерей, от вожатых. То есть, нет задачи сделать так, чтобы все ушли в монастырь после этого! Чтобы потом каждый приехал домой и бился лбом об пол перед иконами... это не в наших силах. Но большее, что мы можем дать детям — чтоб они прожили эти неделю или две, вернулись домой с ощущением радости и осознанием, что православные — это нормальные люди, с ними можно нормально жить.

Вот. Ну, и, опять же, тут аудитория разная. Для кого-то... вот, приезжают дети священников из хороших семей, воспитанные — для них это и так всё ясно и понятно. А кто-то приезжает, наоборот, не понимая, что это, зачем, для чего и почему. Как это, вообще... вот, стоят люди, крестятся, построившись... комары кусают... 15 минут стоять, не шевелиться... попробуйте... зачем это нужно? И, если после смены ребёнок уезжает и понимает, что это было хорошо... вот, мне нравится фраза «это было хорошо»... как в Библии, да: «И это было хорошо»... вот, если он вернулся, ребёнок, с этим ощущением домой, для нас это уже огромная победа, гигантская. Ну... и большего мы не требуем.

Ну, а теперь — на практике. Это — теория. А что касается практики... как мы совмещаем, вот, эту, вот, работу по вовлечению детей, чтобы им было интересно, и работу на храме, чтобы это было полезно.

Это широчайший вопрос, который решается, благодаря, как раз таки... ну, много факторов... но один я назову важным, наверное... важнейшим. Это — старшие-организаторы.

То есть, если у нас набирается хорошая команда вожатых-организаторов, которые понимают, что мы делаем, зачем мы делаем, то всё состоится.

То есть, может приехать, как я уже говорил, 100 человек детей на храм, и не будет чёткой организации и понимания, что мы делаем, — и, в итоге, не будет сделано ничего. А, в худшем случае, мы даже что-то испортим. А можно приехать так, что у нас не 100 человек, а десять групп по 10 человек, чётко организованных, с чётким руководством: вожатый, помощник вожатого и старший по трудовому направлению, который, заранее уже, вместе с нами, проговорил зоны своей деятельности: этот работает по стропильной системе, этот человек отвечает за, например, закрытие щитами деревянными окон в зимней части храма, чтобы зимой не заметало снегом и не заливали дожди... этот человек — занимается, например, окапыванием фундамента... кто-то, параллельно, может делать уже черновые полы...

Там, у нас есть такая тоже традиция — благословение от владыки от нашего: в храмах, где очень тяжело начать восстановление, потому, что всё в руинах просто, выбирается какая-то часть храма — самая надёжная, обычно, это колокольня. Колокольня временно закрывается — это либо какие-то временные блоки, которые закрывают стены... арки, обычно... и внутри этого пространства выстраивается маленький, небольшой храм. То есть, просто: закрываются стены, устанавливается дверь, с возможностью всё это потом снести, когда уже будет настоящее восстановление... но сейчас, временно, это будет закрытое помещение внутри храма, где устанавливается престол, жертвенник, и священник, уже после того, как такое помещение есть, может ежемесячно, стабильно, посещать этот храм и собирать прихожан из местных деревень. Ну, это делается в тех деревнях, сёлах, где есть хотя бы один-двое человек, кому это нужно. Потом их становится больше. Таких примеров у нас много уже — храмов, где, вот, такие маленькие закрытые колокольни, и там проходит Богослужение.

И там могут... тоже для детей — огромный фронт работы. То есть, это и черновые полы... а это, опять же, изучение того, как, вообще, делаются полы, начиная от создания, изготовления лаг, опорных балок, бруса и так далее... потом выстилается пол... всё это очень интересно. Всё это — с детьми. Когда ребёнок понимает, что это взрослая серьёзная работа, до которой, в принципе, в нормальной жизни, в обычной... ну, не пустят никогда ребёнка таким заниматься! Потому, что: «Мальчик, иди отсюда, не мешай!» А у нас — наоборот. Мы приходим и говорим: «А, вот, мы с вами этим будем заниматься!» И ребёнок — покупается на это. То есть, он чувствует, что ему здесь доверяют больше, чем где бы то ни было. То есть, дома ему даже гвоздь не дадут забить, потому, что «стенку ты испортишь и молоток поломаешь, а он дорогой», а тут — нет. Тут мы говорим: «Ломайте молотки! Стены не надо ломать — это мы проследим. Молотки — ломайте, пилы теряйте, лопаты... большое место тоже... теряйте! Всё, что угодно... Но, давайте, попробуем сделать это всё вместе», — и дети увлекаются. А, когда они увлекаются и им интересно, то мы, в принципе, можем от детей просить что угодно — я имею в виду, в плане дисциплины, поведения, каких-то даже изменений характера.

Ну, то есть... грубо говоря... пример такой. Приезжает ребёнок... ну, я его утрированный сделаю... ребёнок, у которого проблемы с речью, так скажем... то есть, он много матерится. У нас — строгие правила, мы за матерщину выгоняем из лагеря, нет шансов остаться. Если ты один раз слово сказал, тебя вызывают... его вызывают ко мне, я его ругаю долго — так, чтобы до слёз... шутка, конечно. Ну, конечно, мы проводим беседу и даём ему ещё один шанс. Если это повторяется, ребёнок отправляется домой, обычно. Но это тоже — не такое изгнание, что «навсегда» и «всё». Обычно, это всё педагогически подводится таким образом, что ребёнку очень жалко уезжать, и он понимает, чего он лишается. Но он может вернуться в следующий раз, уже с пониманием того, что, вот, это делать нельзя.

Так, вот... когда приезжает подобный ребёнок, у кого проблема с речью... или проблема с дисциплиной... но, при этом, ему начинает нравиться то, чем мы занимаемся, он понимает цену этому, то, в этот момент, мы можем выставлять ребёнку любые рамки, любые границы. Мы говорим «это можно» и «это нельзя»: «Здесь можно быть, здесь — нельзя... это можно делать, это — нельзя...» — тоже тонко, аккуратно. Это не армейские правила — вот, Устав написан — соблюдай. Нет, это тонкая педагогическая работа, которая ведётся нашими вожатыми-организаторами.

Так, вот, когда ребёнку хорошо, приятно и интересно — он готов идти на любые уступки и изменения, лишь бы находиться, вот, в этом обществе, в этой атмосфере, в этом деле. Это — главные инструмент, мне кажется, который у нас есть, и это очень интересно.

И, вот... договаривая мысль ещё... наверное, важно сказать, конечно: я говорил только о работе, о том, как мы её сейчас делаем на храме. Это — не всё, что выстраивает наш лагерь и нашу программу. Я не сказал 50% важного из того, что есть. Структура так выстраивается у нашей лагерной жизни, что 50% — это труд, работа, послушание, образование, какие-то, вот, ремёсла, мастер-классы, и — ровно такой же процент, 50% — это культура, это развлечения, это отдых, это игры... вот, тоже... они, естественно, такие... необычные. То есть, не в понимании сегодняшнего поколения, когда, к сожалению... там... отдохнуть — это сесть в телефон и поиграть в игры. Нет, это всё очень продумано, просчитано и организовано. Но это — пополам. То есть, половина — это труд, работа, усилие над собой, а половина — это отдых, но, именно, организованный отдых.

У нас есть золотое правило: мы никогда не даём детям свободного времени, ни на минуту. У нас это — расписанный день, от начала до конца. Есть сон — это свободное время. Всё остальное — это программа, которая организуется под детей, для детей.

И, надо сказать, что... тоже интересно, такое, лирическое отступление... интересный факт: пока мы работали в лагерях без программы трудовой... то есть, там были послушания минимальные, а всё остальное — это игры, развлечения и культурный досуг — да, было интересно, да, было хорошо, это огромный вклад в детскую душу, я бы так сказал. Но, к сожалению, такой подход — он себя изживает. Потому, что, как это ни парадоксально, но детям, в какой-то момент, перестаёт нравиться играть. То есть, они поиграли, и... есть такое слово — «наигрался». Возможно, это — в силу того, что лагеря православные — обычно, нет большого бюджета. То есть, мы не можем сделать, прям, вот... ну... безумно интересные игры какие-то, там... всякие страйкболы... пейнтболы... и прочее. У нас — всё проще. Оно — более народное, более где-то интеллектуальное, спортивное... ну, в меру наших сил. Тоже — оно делается первоклассно. Но, всё равно, это не сравнится с тем, что я... там... отвезу детей в Дисней-ленд, например. Конечно, там будет впечатление в сто раз больше! Или — поедем на полигон и будем стрелять по мишеням. Ну, конечно... такое можно сделать, но крайне редко. Мы такое не потянем.

И... про парадокс я хотел сказать. Что, когда лагерь — исключительно развлекательный, как бывает сейчас часто, и, в том числе, в православных лагерях, когда центр культурной программы — это игра и культурный досуг: костёр, песни и прочее — в какой-то момент дети от этого устают, надоедает однообразие. Может быть, это из-за недостатка опыта педагогов — очень сложно просто писать культурные программы. Потому, что «поиграл — наигрался», придумывай новое. Придумал. Дальше — ещё новое, ещё новое, ещё новое... ну... тут надо либо всю жизнь свою посвятить игроведению — я знаю таких людей, которые всю жизнь играют, это талантливейшие люди, они могут это делать, но... один-то не сделаешь это, всё равно — нужны помощники! И тут — тяжелее...

Так, вот... и замыкается всё на том, что, в какой-то момент, дети начинают отсеиваться. То есть, ты поиграл — и ребёнок исчез, нашёл себе более интересное. И такой, наверное, упадок лагеря детского православного — это когда на смену начинают приезжать только дети 9-10 лет... 13-14... и всё. А старшие девчёнки и мальчишки... ну, понятно, что они уже не так любят играть, им хочется чего-то более интересного...

О.Игорь:

— Хочется быть полезными...

Т.Чернышёв:

— И, вот, так, вот... 14-15-16-17 лет — они просто выпадают.

Такое бывает в лагерях, и это надо решать — надо менять, надо спасать эту ситуацию.

В нашем случае... как раз, я, вот, говорил, что решается это за счёт введения трудовой программы, которая может быть интересна всем, если её делить. И, вот, опять... в третий раз скажу слово... парадокс — в том, что, когда мы, поработав с детьми... грубо говоря, полдня мы с ними потрудились... потом, с этими же детьми, приходим обратно на нашу площадку, предлагаем им культурную программу, в разных формах совершенно, то здесь, именно, из-за... такой, вот... и душевной усталости, и из-за физической усталости, любая программа воспринимается так, как будто бы это... просто, там... глоток свежего воздуха... какая-то вкуснейшая просто вода удивительная!

О.Игорь:

— «Лучший отдых — смена деятельности», как известно...

Т.Чернышёв:

— Да, так и есть... и, поэтому, те игры, в которые мы играли в лагерях развлекательных, и нам уже казалось — ну, всё, эта игра никогда уже не будет интересна никому... уже приелась, дальше некуда... забудем про неё — тут мы приходим после трудового дня... слушайте... на «ура»! Что угодно! И нам это тоже упрощает жизнь, потому, что... ну, для меня, по крайней мере... я, вот... мне проще работать, чем играть! Для меня всегда организация игры на весь лагерь — это тяжело. Ну, такой у меня характер! Мне проще взять лопату и сказать: «Все — за мной!» — и все пошли за мной с лопатами что-нибудь копать. А замотивировать всех на игру, конкретно с моим характером, мне тяжелее. Есть люди, кому — наоборот. Работать тяжело, играть легко.

Вот, поэтому, для меня это — огромный подарок! То, что, возвращаясь обратно на площадку, у нас нет задачи, как раз, искать какие-то пейнтболы... то есть, у нас очень хорошо, после трудового дня, заходит программа... ну, просто, грубо говоря, организованные костры с песнями какими-то — это очень хорошо получается. Какие-то игры, в которые играли миллион раз, но здесь они по-другому почему-то чувствуются... я не знаю... тонкость такая... не знаю, интересно это или нет... но это так.

К.Лаврентьева:

— Да, это очень интересно!

Тихон, а где можно почитать подробнее о вас, если кто-то сейчас из наших слушателей заинтересовался?

О.Игорь:

— И как к вам можно присоединиться? И можно ли?

Т.Чернышёв:

— Значит... почитать про нас подробнее можно пока что, в основном, в нашей группе «ВКонтакте»...

К.Лаврентьева:

— Надо найти слёт «Преображение»?

Т.Чернышёв:

— Молодёжное движение «Преображение». Или можно просто в Яндексе вбить: Рыбинская епархия. «Преображение». И мы, обычно, вылетаем в первых строчках. У нас есть основные наши две площадки — это группа «ВКонтакте», и вторая — это сайт. Правда, сайт пока у нас находится в модернизации, поэтому, очень скоро он будет... такой... подробный и с информацией в большом количестве, но, пока что, основное — это группа «ВКонтакте». Она очень живая, мы постоянно публикуем наши видео, фотографии, стараемся делать это на уровне — чтобы это было именно красиво, чтобы можно было просто по визуальной картинке уже понять, насколько, вот, это нам дорого и интересно, и насколько мы это любим.

О.Игорь:

— Можно ли к вам как-то присоединиться, если есть ребята, которые тоже хотят поучаствовать в этих слётах?

Т.Чернышёв:

— Да, мы с огромным удовольствием принимаем всех. У нас... вот... это, наверное, тоже какое-то, вот... радость и счастье, с нашей стороны, что мы не замкнулись пока... я не знаю, что будет дальше тоже... не замкнулись на каком-то одном коллективе. Бывает такое, когда... всё... какое-то болото, и сидят лягушки в этом болоте, и всё... и своей деятельностью занимаются.

У нас пока получается по-другому. Приезжают люди из разных городов, из разных областей — я говорю и про детей, и про взрослых, про молодёжь, — и есть текучка. То есть, с одной стороны, очень велик процент людей, которые приезжают снова, снова и снова — это, порядка, ну... 60-70% в каждой смене — это те, кто были, хотят снова, каждую смену будут ездить, и 30-40% — это, каждый раз, новые люди, новые дети.

Ну, тем более, дети имеют свойство вырастать. Дальше тоже... не всем же судьба с нами ездить на слёты и выезды — нет, выросли, поменяли вид деятельности. Что-то у них осталось в душе, к нам пришли новые дети.

Поэтому, текучка есть. И... да... говорю я о том, что можно включаться в наши слёты, мероприятия — без проблем. Находите информацию нашу «ВКонтакте» или на сайте, когда он будет запущен, в ближайшем времени. Всегда у нас... очень чётко мы даём понимание, какие мероприятия есть, какие слёты, в какие сезоны. Как я уже говорил, в течение всего года — это мероприятия, практически, каждый месяц, разнообразнейшие. Начиная от экспедиций, слётов, походов, каких-то трудовых выездов, субботников однодневных — всё это, вот, разный формат, на разную аудиторию рассчитанный — где-то на детей, где-то на взрослых. Об этом можно почитать и позвонить и записаться на любой из выездов.

Но, единственное, тоже... я не знаю... мы вещаем больше на москвичей или на всех?

О.Игорь:

— Нет, на всех.

К.Лаврентьева:

— На всех... у нас около 130 городов вещания.

Т.Чернышёв:

— Здорово! Но у нас складывалось так, что... вообще, основной костяк долгое время был у нас... да и сейчас тоже остаётся — вот, именно, молодёжь и организаторы — это москвичи, всё-таки. Потому, что я сам — москвич, я — выходец с лагеря отца Дмитрия — это Подмосковье. Соответственно, все, кто со мною начинали это делать — это москвичи. Дальше — это сарафанное радио... весь твой круг, окружение — это, всё-таки, москвичи, по большей части. И долгое время, первые годы, складывалось так, что и детей тоже приезжало... ну, добрая часть... половина — это были москвичи.

С одной стороны, нам без разницы, с кем работать — как Господь устраивает, так устраивает, какие дети приезжают — нам нет разницы. Но, при этом, есть, опять, политика епархии, которая нам... так... потихонечку... много и долго говорили, что, давайте-ка, мы будем, всё-таки, больше стараться вовлекать детей из регионов, и из нашей области, из наших районов...

К.Лаврентьева:

— Ну, это тоже, да, имеет смысл...

Т.Чернышёв:

— ... это очень важно! Это огромный смысл имеет. Просто, изначально, стояли задачи... ну... выжить, можно сказать. И мы... как бы... сложно поставить себе задачу ещё дополнительную — набрать конкретную аудиторию. Сейчас уже проще немножко, мы встали, всё-таки, более-менее, на какие-то рельсы, мы понимаем, как всё выстраивается, и есть команда хорошая, которая работает прекрасно. Поэтому, можно брать более тонкие вопросы.

И, вот, последние два года, мы, прям, поставили задачу себе: сделать уклон на поиск участников именно из регионов наших. Там основная сложность в том, что, к сожалению, так складывается, что москвичи — привыкли, знают, что делать, быстро, организованно... поэтому — появилась афиша, сразу записались, мест нету, москвичи всё заняли. И, плюс, мы ещё организовывали доставку от Москвы на автобусе.

Сейчас мы решили так: немножко усложнить жизнь... соли подсыпать москвичам — у нас больше доставка сейчас не организуется из Москвы...

К.Лаврентьева:

— Кому надо — сам приедет.

Т.Чернышёв:

— Да, кто хочет искренне... у нас ведь... не знаю... по-моему, я так и не сказал, что мы стараемся всё проводить бесплатно. Мы проводим всё бесплатно — все мероприятия и для детей, и для молодёжи. Поэтому, конечно, если очень хочется, несложно организовать доставку до Ярославля. А уже Ярославль, Рыбинск и соседние города — мы оттуда привозим всех участников.

И, опять же, реклама, как она работает в Москве — легко и просто, аудитория большая, широкая. Как реклама работает — тем более, православных проектов — в регионах — это совершенно другой вопрос, он тяжёлый и сложный. То есть, собрать детей из регионов тяжелее гораздо. Тоже... опять... в силу даже... родители, которые должны записать своего ребёнка — для некоторых сложно бывает зайти просто куда-то на сайт, почитать информацию, заполнить онлайн анкету — это сложно. Мы этому учим потихонечку.

Многие даже районы не вешают наши афиши потому, что говорят: «А кто у нас будет? У нас никого нет молодёжи... вешать не будем».

Поэтому... таким образом... вот.

Ну, и что касается организации. Как я уже сказал, мы стараемся проводить все слёты, выезды бесплатно, и, конечно, это бывает тяжело и сложно — потому, что вся организация проводится за счёт добровольных пожертвований, которые мы собираем в течение всего года — это сложно даётся, и бесконечного участия в грантовых конкурсах, разных краудфандинговых площадках. Поэтому, мы очень рады будем, благодарны, любой помощи.

О.Игорь:

— Дорогие друзья, на сайте, под программой, вы сможете видеть реквизиты для пожертвования. Если кто-то имеет возможность и желание пожертвовать на эту замечательную деятельность, на труды движения «Преображение», то это можно сделать по этим реквизитам.

Спасибо огромное, Тихон, за то, что пришли сегодня к нам в студию, и... какой-то, такой, очень важный разговор у нас с Вами получился...

К.Лаврентьева:

— Да, правда...

О.Игорь:

— ... очень вдохновляющий.

К.Лаврентьева:

— Да.

О.Игорь:

— Огромное спасибо за то, что Вы делаете!

Дорогие друзья, напоминаем вам, что сегодня у нас в гостях был Тихон Чернышёв, руководитель молодёжного отдела Рыбинской епархии Ярославской митрополии, руководитель движения «Преображение», которое организует, вот, эти, вот, детские, молодёжные слёты вокруг храмов, которые требуют заботы, которые требуют... какой-то...

К.Лаврентьева:

— Реставрации требуют, хотя бы минимальной...

О.Игорь:

— ... консервации... какой-то работы.

У микрофона сегодня, как всегда по воскресеньям вечером, Кира Лаврентьева и дьякон Игорь Цуканов.

Тихон, ещё раз, огромное спасибо!

Т.Чернышёв:

— Спасибо вам!

О.Игорь:

— Божьей вам помощи!

Т.Чернышёв:

— Спаси, Господи!

О.Игорь:

— Да. До новых встреч, будем надеяться!

Т.Чернышёв:

— Спасибо!

К.Лаврентьева:

— Всего хорошего!

О.Игорь:

— Всего доброго!

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Христианин в современном мире». Артемий Банщиков
• «Творчество и вера». Богдан Мамонов
• «Творчество, музыка, вера». Николай Ходзинский