«Молитва». Светлый вечер с протоиереем Максимом Козловым

У нас в гостях был Председатель Учебного комитета Московского Патриархата, настоятель храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной протоиерей Максим Козлов.

Мы говорили о значении молитвы в жизни христианина, о ежедневном молитвенном правиле и о том, зачем существуют установленные утренние и вечерние молитвы.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А. Ананьев 

– Здравствуйте, меня зовут Александр Ананьев, менее года прошло с тех пор, как я крестился. И за это время такое впечатление, что вопросов неофита у меня становится все больше. И я очень благодарен каждому, кто приходит к нам в студию светлого радио, чтобы ответить на мои вопросы. Сегодня я приветствую в нашей студии дорогого гостя, настоятеля храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, человека, во время проповедей которого большинство прихожан достают мобильные телефоны, чтобы записать его проповедь, чтобы она у них осталась, протоиерея Максима Козлова. Добрый вечер, отец Максим. 

Протоиерей Максим 

– Здравствуйте, Александр. Здравствуйте, дорогие слушатели.  

А. Ананьев 

– Не могу упустить возможности спросить вас о прекрасном храме Серафима Саровского. Он такой же маленький, сколь и уютный, расположен в удивительном месте – на территории Экспоцентра, в тени небоскребов Москвы-Сити. Даже сам вид этого храма невероятен – вот эти вот стальные громадины небоскребов и маленький уютный храм. Вот это расположение храма вносит какие-то особые нюансы в его жизнь, в жизнь его настоятеля и в жизнь прихода? 

Протоиерей Максим 

– Действительно, храм преподобного Серафима на Краснопресненской набережной, который был освящен в 2010 году, и построен на этой территории по инициативе тружеников Экспоцентра и по благословению Святейшего Патриарха Алексия. А освящен уже знойным летом 2010 года управляющим делами Московской Патриархии, митрополитом Варсонофием. Не являясь формально домовым, храм, конечно, соотносит свою жизнь и деятельность и с организацией, на территории которой он расположен, с тружениками Экспоцентра, с графиком их работы. Мы стараемся в будни служить достаточно рано, чтобы люди успевали приходить к началу или почти к началу работы. А вечером достаточно поздно, чтобы они приходили на вечерние богослужения, окончив регулярные труды. Мы стараемся каким-то образом присутствовать в храме постоянно – или как-то дежурное духовенство, или наши труженики прихода – для того, чтобы такая быстрая коммуникация всегда осуществлялась. Но одновременно, конечно, это такой своеобразный район Москвы – Сити, где с одной стороны много приезжающих людей, которые работают. Много приезжающих, чтобы совершить покупки. Немало туристов, взбирающихся на башни или фотографирующихся на их фоне, и в том числе иностранных туристов. Поэтому у нас, скажем, такой чертой нашей жизни является и учет того, что на выставках сейчас преобладают у нас наши гости из великого восточного соседа нашей родины. И поэтому, скажем, объявления на доске объявлений храма электронной или на информационном стенде у нас дублируются не только на английском, но и на китайском языке. У нас нет пока клириков, которые владели бы китайским языком... 

А. Ананьев 

– Но они востребованы. 

Протоиерей Максим 

– Но они востребованы. Так что, может быть, со временем кто-нибудь из выпускников Московской духовной академии с соответствующим профилем будет у нас желанным братом и сослужителем. А так мы обычный московский приход. И целью каждого настоятеля, я думаю, прихода должна быть, одной из главных целей, создание атмосферы христианской доброжелательности по отношению ко всем людям и прихожанам, уже стабильным и новоприходящим. Чтобы человек, зашедший в храм, встретил атмосферу желания его принять и ему ответить, чтобы он не чувствовал себя пробкой, которую из бочки выталкивает внутренняя атмосфера. Не обязательно за счет там каких-то грубых замечаний – сейчас все же это почти везде преодолено. Все эти образы страшных церковных уборщиц или грозных сотрудников свечных лавок – это все же отчасти уже церковный фольклор или данные минувших лет и десятилетий. Но ведь может и такая атмосфера некоего междусобойчика, когда вот люди, которые уже несколько лет ходят на приход, им хорошо друг с другом, и новые-то не очень нужны.  

А. Ананьев 

– И новые ощущают себя чужими.  

Протоиерей Максим 

– Да, и новые ощущают себя – как-то вроде им все улыбаются, но не так чтобы очень рады. Вот держать руку на пульсе в этом отношении я считаю очень важно для клириков каждого московского храма. Ну и не только московского, наверное. 

А. Ананьев 

– Не так давно мы с женой гуляли по набережной, и я сделал фотографию. Она получилась черно белая, за исключением одного маленького элемента. Огромные вот эти черно-белые небоскребы на фоне черно-белого неба, на фоне массива черно-белого Экспоцентра и маленький, похожий на игрушку, цветной храм Серафима Саровского. Я вам покажу эту фотографию. 

Протоиерей Максим 

– Покажете. 

А. Ананьев 

– Она прекрасная, я ее очень люблю. Вы чувствуете вот это противопоставление этого современного, сиюминутного, стремительного и вот этого настоящего, которое живет в храме? 

Протоиерей Максим 

– Александр, я так бы сказал. Я москвич не в первом поколении и всю свою сознательную жизнь прожил в Москве. Да, я люблю, как, наверное, каждый житель большого города, в дни отпуска оказаться где-то далеко от него, там где солнце, воздух, покой и тишина. Но я твердо знаю, что мне было бы внутренне некомфортно жить в каком-то маленьком местечке или... 

А. Ананьев 

– В уединении. 

Протоиерей Максим 

– Вот в таком состоянии покоя и уединения. Ну то есть, конечно, если священноначалие или внешние жизненные обстоятельства побудят, то примем все, но вот своей волей – нет. То есть я не вижу в этом противопоставления. Кажется, вот наличие как раз такого, пусть маленького, но отчетливо свидетельствующего о себе, как о доме Божием, храма на фоне этих огромных зданий и обычного ритма жизни – это естественное сочетание. Это не то что вот в храме настоящая жизнь, а там фальшивая. Собственно цель-то проповеди христианской во всякое время, в том числе и в начале XXI века, это не разделение жизни на сакральную, настоящую, которая вот у тебя во время богослужения, домашний молитвы или общения с единоверцами, с единомышленными тебе людьми осуществляется. И остальную, которую ты претерпеваешь, для того чтобы потом вырваться в эту, настоящую. А в том, чтобы воспитать в себе такое принятие жизни, такое отношение к жизни, когда и твоя работа, и твои бытовые попечения, и твоя дорога до места там труда и учебы и назад – в этом все было бы, твое христианство тоже присутствовало. И поэтому такой сверхзадачей, конечно, нашей является то, чтобы наши прихожане, помолившись и идя работать в Экспоцентр или в окрестные там офисы, или возвращаясь к себе домой, оставались бы христианами и за порогом маленького храма. А для этого, я думаю, как раз этого противопоставления нужно избегать.  

А. Ананьев 

– Я очень благодарен вам за то, что вы пришли. И когда я узнал, что вы нашли время выбраться к нам на эфир студии светлого радио, я понял, что очень хочу с вами поговорить о молитве. Поскольку она – поправьте меня, если это не так, – является основной или одной из основ жизни православного. Так это или нет? 

Протоиерей Максим 

– Безусловно. Без молитвы христианина нет. Собственно у одного из подвижников благочестия минувшего XX столетия есть такие глубокие слова о том, что человек может впадать в самые тяжкие грехи, но пока он молится, есть надежда. Потому что пока он молится, он христианин. Вот когда человек перестает молиться или если человек перестает молиться, он перестает быть, по крайней мере, на этот промежуток жизни, христианином. Потому что связи, живой связи между ним и Богом нет. Ведь а молитва эта в том, в чем мы реализуем – в конкретных жизненных актах – наше христианское мировоззрение, нашу христианскую веру. Она ведь не есть какая-то идеалистическая философия, ну просто признание умом, что Бог есть. Ведь о таком признании ведь можно сказать и словами Евангелия, что и бесы имеют веру и трепещут – они тоже прекрасно знают, что Бог есть, но это им ничего не приносит. Ну или не будем брать непременно вот это только, как евангельский подход. Мы знаем множество представителей идеалистической философии или просто людей, ну скажем так, обще идеалистического мировоззрения, которые скажут: ну да, там за гробом что-то есть. Так же приятнее жить, в конце концов, предполагая, что ну и сейчас я неплохо живу или, по крайней мере, стремлюсь жить комфортно, ну и потом меня, может быть, ожидает какое-то продолжение жизненных бонусов и приятностей. Но христианин это тот, кто ощущает, во-первых, связь, с Отцом своим Небесным и испытывает стремление к общению с Ним, как с Тем, Кого он любит, кого я люблю. А если я кого-то люблю, то я, конечно, вот в земной жизни как бывает: когда мы кого-то любим, то мы можем преодолеть любые расстояния, усталость становится для нас вовсе незначащим фактором, мы раздвигаем жизненные обстоятельства, чтобы быть в общении с тем, кого мы любим. Собственно молитва – это выражение нашей любви к Богу, наша надежда на Него. И поэтому, конечно, это важнейшая характеристика духовной жизни человека. 

А. Ананьев 

– Передо мной два десятка вопросов. И вот тот вопрос, который я вам сейчас хочу задать, здесь не указан, он мне только что пришел в голову. То есть человек, который не молится, но при этом живет по православным канонам, понимая это или нет, он не православный, получается? 

Протоиерей Максим 

– Человек может жить по... Ну я не буду употреблять слово «каноны», их все же надо знать, но скажем, в целом, в рамках Моисеева Декалога, Моисеева десятисловия, десяти заповедей достаточно прилично, даже не будучи верующим. Разве мы не знаем в нравственном отношении достойных атеистов? И в этом смысле мы и имеем надежду, что каждого хорошего человека Господь, в конце концов, к Себе приведет. Но просто то доброе, что есть в его жизни, должно перейти в его мировоззрении, во внутреннем строе на иную ступень. К тому хорошему, что есть, нужно приложить очень важное для христианского мироощущения, ну такое ключевое положение. Ведь христианин это не просто хороший или не просто приличный человек. Это тот, кто, при всей своей относительной хорошести, понимает, что это «минус бесконечность плюс три» или «плюс пять», которая все равно остается минус бесконечностью. И что я тот погибающий грешник, который без Бога, пославшего Сына Своего Единородного для спасения каждого в Него верующего и каждого к Нему стремящегося и прорывающегося, не имеет возможности подняться к небу, что я тот, кто нуждается в Спасителе. И без помощи со стороны Бога, без Его дара, Его жертвенной любви эта моя относительная хорошесть все равно остается «минус бесконечность». 

А. Ананьев 

– У нас в гостях настоятель храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, протоиерей Максим Козлов. Сегодня мы говорим о молитве. И мы подошли, наверное, к главному. Отец Максим, что такое молитва? Дайте,пожалуйста, понятное, лаконичное, я знаю, что вы способны именно на лаконичное и понятное определение того, что это такое.  

Протоиерей Максим 

– Молитва – это осознаваемое человеком и сознательно им совершаемое движение, усилие к богообщению. Это движение или усилие может выражаться в словесной форме, той, которая выкристаллизовалась в словах, запечатленных в наших богослужебных книгах и молитвословах, в которых содержится опыт веры предыдущих поколений, о чем я еще скажу чуть ниже, так и в своих собственных словах. И подвижники благочестия разных веков всегда указывают на важность сочетания одного и второго – и молитвы общецерковной с точки зрения опыта, и молитвы своей собственной. Это общение может выражаться на таких более, скажем, углубленных ступенях в минимализации словесной формы до каких-то очень кратких возглашений... 

А. Ананьев 

– Я просто уточню, вот типа молитвы короткой: Господи, помилуй. 

Вот «Господи, помилуй», «Пресвятая Богородица, спаси нас», «Ангеле Хранителю, моли Бога о мне». И многовековым, запечатляющим вот такое богообщение, опытом является молитва Иисусова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Молитва может быть и внутренним бессловесным предстоянием пред Богом, когда на самом деле и слов-то никаких не произносится, когда человек молчит пред Богом, но когда он удерживает себя от посторонних мыслей, ухождения там в размышления, неважно, о вечном или насущном, но рассредотачивающим от этого пребывания пред Богом. Совсем в короткой форме молитва – это когда я с Богом на расстоянии протянутой руки, когда я свой внутренний взор устремляю к Нему, и от Него жду ответа обратного. 

А. Ананьев 

– Это очень просто и это невозможно сложно. Представим себе человека, который заходит в храм преподобного Серафима Саровского, встает перед иконой, молча – это он первый раз пришел в храм, он ищет общения с Богом, он ищет какие-то ответы, он просто пришел, потому что ему захотелось. Это уже молитва? 

Протоиерей Максим 

– Я в ответ на это расскажу одну историю, которую не раз упоминал приснопамятный митрополит Сурожский Антоний. Она, я думаю, подведет вас к некоторому ответу на ваш вопрос. История следующая. Митрополит Сурожский Антоний долгие годы возглавлял епархию Русской Православной Церкви в Англии и, соответственно, служил в Лондоне, в Успенском соборе. Однажды одной его прихожанке – это было еще советское время, – должны были привезти посылку из России, Советского Союза тогда. И человек, который должен был доставить эту посылку, англичанин, он перепутал время встречи и оказался в храме во время богослужения, когда служба уже началась, и она, кажется, пела на клиросе. Ему волей-неволей пришлось ждать. А дальше я передаю то, как он сам рассказывал об этом владыке Антонию. Он англичанин, служба идет на церковнославянском, все это ему решительно непонятно. Люди в странных одеждах, поют на непонятном языке непонятные песни, каждение, довольно непривычное для протестанта, обилие иконописных изображений. Он решил посидеть и дождаться, узнав там, что вот ну сколько ему там – полчаса, минут сорок до того, пока освободится адресат его посылки. После службы он подходит к митрополиту Антонию, отдав посылку, говорит: знаете, я атеист, но я вот тут у вас побыл, и какое-то неспокойствие на душе почувствовал. Я, конечно, понимаю, что все это от антуража, вот все это запахи, все это необычность обстановки, как люди себя ведут. Вот вы мне разрешите, я приду, когда этого ничего не будет, успокоюсь, оставлю вам какое-нибудь пожертвование и уйду, и больше вас никогда тревожить не буду. И договорились, что ему откроют храм в какое-то время на полчаса, он посидит, побудет, уйдет, и на этом все закончится. Он пришел раз, через какое-то время другой. Через какое-то время третий. Прошли еще месяцы, после которых владыка Антоний принял его в православие. А прошли еще годы, после которых он стал клириком, то есть служителем Православной Церкви. Вот это ощущение присутствия Божия в храме может быть вполне бессознательно, иррационально воспринимаемо душой человека, говорит нам о том, что это ведь не только стремление со стороны человека куда-то достучаться. Это еще и Бог, Который, присутствуя там неким особенным образом, стремится достучаться до тебя. И помогает в тебе, в том числе и в твоих, может быть, бессознательных, иной раз диковатых усилиях что-то здесь обрести. Человек может приходить, не понимая или понимая не то, прийти затем, чтобы решить только практический вопрос – как у нас там в храме, бывает, приходят, чтобы там выставка прошла успешно или там еще что-нибудь. А душа его, которая, по слову древнего христианского учителя, христианка, вдруг ощущает, что это отнюдь не все, зачем он тут оказался. И вот это общение, коммуникация внутренняя начинается, и в какой-то момент она может дорасти и до молитвы. 

А. Ананьев 

– Я очень рад, что вы упомянули о тех, кто приходит в храм для того, чтобы помолиться о каком-то конкретном событии, которого они ждут или которого боятся. Вот о просьбах, чтобы у меня не болела нога или зуб. Или, Господь, сделай так, чтобы Иван Петрович повысил меня в должности, или заставь Катерину Степановну вернуться ко мне и жить со мной в согласии. О чем можно молиться, а о чем нельзя? 

Протоиерей Максим 

– Да тут два замечания хотел бы сделать, вот для того, чтобы нам как-то правильно сориентироваться. Первое – напомним евангельское слово, Господь говорит: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и остальное приложится вам». Должна быть некоторая иерархия в том, чего мы ищем и чего мы просим, и правильно расставленные приоритеты. В этом смысле важны как раз, именно и в этом тоже смысле важны те молитвы, которые нам достались от опыта наших великих предков. Ведь что мы читаем в наших молитвословах? Это молитвы святых людей. В данном случае, что значит, святых? То есть тех, которые жили глубже, значительнее, последовательнее, честнее перед Богом, чем я. И у которых несколько расчищено зрение их, которые видят не так смутно и гадательно, как я, в духовном мире. И приоритеты уже расставлены правильно. Мы ведь не найдем в наших утренних и вечерних молитвах и молитвословиях церковных преимущественно просьб о решении наших практических проблем. Мы в первую очередь найдем какие главные составляющие в молитве – мое покаяние за то, что я сделал не так, и просьбу о прощении, мою благодарность за то, что Бог мне дает в отношении вечности, в отношении моей земной жизни и мою хвалу, славословие Ему за тот дар бытия, который мне дан. Вот все эти три составляющие есть в той главной молитве, которую Господь нам дал, молитве «Отче наш», которая есть образ для всех молитв. 

А. Ананьев 

– А как же: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь»? 

Протоиерей Максим 

– Да, но и внутри этой иерархии ценностей, поиска, есть и принятие жизни, которая нам дана не как тяготы, которые я должен только претерпеть, но как пути ко спасению, в котором, да, свои реалистические жизненные потребности я, как душевно-телесное существо, ощущаю тоже к Богу, до Бога относящимися, Ему тоже интересными во мне, Ему тоже во мне важными. Но ведь, обратите внимание, в молитве Господней мы просим хлеба, а не икры и не разносолов. Абсурдно будет молиться: Господи, пошли мне, так сказать, возможность сходить в престижный московский ресторан и нажраться там до пуза. Равно как абсурдно будет просить: а можно я проснусь, и завтра у меня будет стоять «Мерседес» перед моим подъездом, и будет там лежать, так сказать, подарочек, что это вот тебе от неизвестного благотворителя. Нужно в материальном просить того и настолько, чего и насколько это не мешает твоему устремлению к главному – к Богу, к вечности и к исполнению правды Божией в своей жизни. 

А. Ананьев 

– Очень часто бывает, я слышу от людей глубоко православных, воцерковленных, что за решением какой-то конкретной проблемы нужно пойти в храм и помолиться какому-то конкретному святому. Не получается решить квартирный вопрос – сходи, помолись Николаю Угоднику. 

Протоиерей Максим 

– Ну распределение святых по профилю – об этом я бы, пожалуй, порассуждал таким образом. Во-первых, давайте сразу откажемся от такого какого-то просто ироничного взгляда: ну что это, какой-то рефлекс язычества и что ну как святые могут в одном помогать, в другом не помогать, а почему так, а почему не эдак. Сам знаю, что когда зубы болят, а дантиста рядом нету, молитва свщенномученику Антипе очень даже помогает пережить вот эти промежутки. У тебя не пройдет кариес сам по себе и зубы не приобретут красоту голливудской улыбки. Но приходилось мне оказываться в ситуации там дальнего перелета, когда вдруг прихватывало зубы – и тут уж помолишься. И знаешь, что, так сказать, вот есть некоторый опыт обращения к тем или иным угодникам Божиим, которые тебе здесь не откажут в своем предстательстве. Но на чем основано вот это обращение к святым в тех или иных нуждах? Здесь как бы два вектора. Один – более-менее рационально понятный: мы молимся святым в отношении тех обстоятельств, которые или они сами проходили, или претерпевали во время своей земной жизни, ну скажем, преодолевали те или иные страсти, или сталкивались с теми или иными опасностями, или искушениями. И вот опираясь на опыт, запечатленный в их житиях, в текстах, которые о них говорят, включая богослужебные тексты или иконографическое предание, мы и обращаемся к ним, потому что нам проще. Мы же люди, которые должны находить опоры в некоторых свидетельствах. Второе – вполне нерациональное, может быть. Когда есть запечатленное в опыте предыдущих поколений знание, что вот обращение к таким-то святым в таких нуждах, оно некоторым, вполне непознаваемым для нас рационально образом, призывает их помощь, и они действительно помогают. Вот Флор и Лавр помогали людям тем, чтобы коровки их не болели и доились хорошо. А потом к ним стали обращаться извозчики, с тем чтобы их дело стало хорошо. А потом, по некоторому преемству, уже без всяких коровок и извозчиков, к ним стали обращаться люди, которые стали заниматься механическим извозом, на таксомоторах и каким-то другим. Если в этом нет языческого преувеличения этого святого до уровня Бога или этой молитвы как главной, по отношению ко всему остальному, в этом нет ничего плохого. 

А. Ананьев 

– Просто возвращаясь к началу нашего разговора, что меня всегда смущало – ну как, всегда, – вот этот год, пока я нахожусь, делаю первые шаги в храме. Молитва же это акт богообщения, мы обращаемся к Богу. Как можно обращаться не к Богу, а к кому-то другому? 

Протоиерей Максим 

– А вот тут мы выходим на еще один очень важный действительно принцип христианской жизни. Мы выходим на то, что каждый человек в своем общении с небом не одинок, что мы спасаемся не как молекулы и не как монады, сами по себе, отдельно от других существующие. А как члены клеточки единого духовного организма, Церкви Христовой, о которой апостол Павел говорит о том, что вот Церковь есть тело Христово, а вы – обращаясь к христианам, говорит – этого тела члены. И что в нем, в этом духовном организме есть не только я и мой Бог, но я и друзья Божии. Есть Та, Которая стала Его Матерью по человеческой природе, Пресвятая Богородица, Которая, конечно, есть и творение Божие, как все представители человеческого рода, но одновременно и Его Мать как Богочеловека, Господа Иисуса Христа. Есть те, кого Он Сам назвал Своими друзьями – апостолы, когда незадолго до крестных страданий сказал: «Не называю вас больше рабами, но называю вас друзьями, потому что Я вам все открыл, что человек может знать о Боге, что доступно для человеческого понимания». Есть те, кто оказались верными Ему в своей жизни, и в этом смысле тоже Его друзьями за последующие два тысячелетия христианской истории или даже еще до начала христианской истории, в Ветхом Завете, и кто поэтому мне тоже не чужие, и кого я тоже могу попросить о помощи, поддержке, чью руку, ведущую за собой, мне важно ощутить, чтобы вот не оказаться в этом состоянии одиночества. И это тоже радость церковного бытия – ощущение того, что на другом языке называется соборностью, нашей слитностью в этом предстоянии перед Отцом нашим Небесным. 

А. Ананьев 

– Вот как раз о языке мы поговорим через минуту. У нас в гостях настоятель храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, протоиерей Максим Козлов.  

А. Ананьев 

– Добрый вечер, вы слушаете вопросы неофита во время «Светлого вечера», как обычно, по понедельникам в восемь часов. Меня зовут Александр Ананьев. И сегодня с настоятелем храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, протоиереем Максимом Козловым, мы говорим о молитве. Отец Максим, вот вопрос, ответ на который я никак не могу найти. Почему мы обращаемся к Богу не на русском языке, на котором мы сейчас говорим с вами в студии светлого радио, а на языке, который считается устаревшим, это так? 

Протоиерей Максим 

– На церковнославянском в прямом смысле никогда не говорили. Это был язык письменной традиции, который в полном смысле никакому устному языку не тождествен. И устный язык, на котором общались наши предки, был, безусловно, значительно ближе к тому, который зафиксирован в наших богослужебных текстах и вообще в письменной традиции, начиная с Древней Руси, но это не был вполне такой язык, это мы сразу должны сказать. Действительно, евангельское благовестие было запечатлено в текстах Священного Писания Нового Завета на греческом языке, который называется греческий язык эпохи койне – то есть общий язык, который, с одной стороны, соответствовал нормам классического греческого языка, а с другой стороны, был таким близким к народно разговорному. И первоначально богослужение в Древней Церкви совершалось на языках – ну короткое время на арамейском, еврейском времени земной жизни Спасителя, ну а потом преимущественно на двух – на греческом и на латыни. Впрочем, когда проповедь выходила за пределы греко-римского мира – в страны Кавказа, в Грузию, в Армению или страны Малой Азии – Сирию или Африки, Эфиопию, то там богослужебные тексты и Священное Писание переводилось на языки этих народов. И первоучители славянские, Кирилл и Мефодий, в свое время боролись с так называемой триязычной ересью, будучи поддержанными и Константинополем, и Римом, тогда едиными, против тех богословов, их современников, которые говорили, что только на трех языках – еврейском, греческом и латыни – должно осуществляться евангельское благовестие, вообще проповедь христианства. И мы знаем, что благодаря их подвигу возникли у нас корпус и библейских, и церковно-богослужебных, и иных текстов на древнеславянском языке. Потом этот язык всегда видоизменялся. Не нужно думать, что мы читаем Евангелие так, как оно был переведено святым равноапостольным Константином-Кириллом и его братом Мефодием. Или что мы совершаем богослужение и по уставу, и по букве так, как это запечатлено в текстах домонгольской или...  

А. Ананьев 

– Он все-таки менялся. 

Протоиерей Максим 

– Язык менялся все время. Он менялся, поскольку менялся и язык разговорный, наполнялся лексикой. Он отчасти менялся грамматически, он перестраивался, синтаксически отдаляясь от древнегреческого языка, с которого многое было скалькировано. Можно сказать, что он всегда приближался к разговорному языку, оставаясь при этом не тождественным с ним, оставаясь все же языком сакральным, не сопряженным слишком глубокой погруженностью в бытовое, повседневное. Самой своей структурой, природой, атмосферой помогая человеку подняться от будничного и сиюминутного, что с сегодняшним днем и кончится, в сферу вечного и причастного к тому, где вечность с временем встречается. И в этом смысле самое сложное в восприятии богослужения на самом деле не язык, а содержание и богослужения, и библейских текстов. Уверяю вас, что если мы сейчас переведем, скажем, Апостольские Послания на богослужении на русский язык и начнем их читать по-русски, то со слуха они все равно будут восприниматься достаточно сложно, чтобы вот их со слуха понять и осмыслить в значительной части. Все равно будут нуждаться в комментарии или в самостоятельном прочтении и осмыслении домашнем, до или после богослужения. А евангельский текст понятен нам и по-славянски. И ну любому человеку, который там хоть пару-тройку месяцев ходит, хотя бы на воскресные богослужения, вряд ли он испытывает значительные затруднения при восприятии Евангелия на богослужении, по большей части. Вот неужели вы не понимаете, о чем евангельский отрывок звучит в воскресенье? 

А. Ананьев 

– Честно? Без перевода – нет. 

Протоиерей Максим 

– Не понимаете. Значит еще... 

А. Ананьев 

– Я выхватываю отдельные слова, но я понимаю, что что-то важное ускользает.  

Протоиерей Максим 

– Должно пройти, может быть, еще какое-то время. К тому же вот само усилие, которое употребит человек для того, чтобы вот заранее посмотреть или просто принести с собой в распечатанном или электронном виде параллельный текст на русском языке, само усилие, которое он употребит для того, чтобы подготовиться к богослужению. Ну пока он совсем новоначальный, хотя бы на уровне литургии, для того чтобы понимать главнейшие части богослужения, ну просто, действительно, что поется и что возглашается. На более продвинутых уровнях и по отношению к суточному кругу, чтобы, скажем, находясь на всенощной праздника двунадесятого, великого или памяти святого, те великие стихиры, которые звучат, заглядывая параллельно глазами в русский текст, не пропустить. Но одновременно и не обеднить себя с точки зрения поэтики и глубины, и красоты текстов, которые на церковном богослужебном языке, церковнославянском языке до нас донесены нашими предками. В этом смысле, я думаю, что правильно было бы идти путем, которым Церковь всегда шла – путем последовательного редактирования текстов, ну скажем, в отношении славянских паронимов, то есть тех слов, которые в русском и в славянском языке имеют разные смыслы. Ну классическим примером является цитата из апостола Павла: «Чадо Тимофее, гони правду». По-русски «гони» – это «прогоняй». А по-славянски «гони» – это значит «с усердием исполняй», усердно трудись в том, чтобы правду исполнять, чтобы быть праведным. Ну или тексты, которые уже отредактированы в нашим молитвослове. Вот мы читаем сейчас в утренних молитвах: «внезапно Судия приидет», да, – нам понятно. А еще там несколько десятилетий назад в молитвословах печаталось: «напрасно Судия приидет», потому что «напрасно» по-славянски означает не «зря», как сейчас по-русски, а «вдруг, неожиданно». Но поскольку возникло очевидное расхождение смыслов, слово было заменено. Вот это путь приближения церковнославянского к адекватному современными носителями русского языка пониманию, но при этом с сохранением глубины, красоты и поэтики церковнославянского языка, мне видится наиболее адекватным.  

А. Ананьев 

– У меня, признаюсь, в рюкзаке сейчас лежит молитвослов, подаренный мне дорогим человеком. Очень красивый, дорожный, я его очень берегу, и его открываю и читаю. И понимаю, что я читаю и не понимаю, но я стараюсь, потому что это надо. И тут возникает внутри меня вопрос: а не занимаюсь ли я фарисейством и формальностью, читая молитвы, не понимая их смысла? 

Протоиерей Максим 

– Нет, ну конечно, нужно стремиться доходить к пониманию основных молитвенных текстов. И это же сейчас как бы не сложно, повторю. Ну во-первых, потому что изданы, конечно, переводы всех основных вот таких келейных молитвенных текстов на русский язык. И, во-вторых, потому что... Кстати, хорошая задача на многодневные посты для новоначальных может быть. Вот я, скажем, за этот Рождественский пост поставлю себе задачу: разобрать утренние молитвы с помощью параллельных русских переводов и обращений к каким-нибудь справочным текстам и комментариям, так чтобы у меня не было ложных пониманий, так чтобы каждое слово в этих молитвах мне было понятно. А за Великий пост разберу еще и вечернее правило – и оно мне станет понятным. А в следующий какой-нибудь промежуток разберусь и с правилом ко Святому Причащению, чтобы здесь тоже не рождалось у меня какого-то ложного восприятия, которое из тех же созвучных паронимов или не такого понимания славянского синтаксиса может происходить. И если эту задачу себе поставить, то за год-полтора ключевые молитвословные тексты, которые чаще всего употребляет православный христианин, уверяю, станут для вас родными и понятными, не только по красоте звучания, но и с точки зрения восприятия разумом.  

А. Ананьев 

– Неужели хватит полутора лет или Рождественского поста, чтобы понять молитвенное утреннее правило? 

Протоиерей Максим 

– Нет, ну какого-то такого – степени, может быть, конечно, различны, и в этом смысле мы можем про себя говорить, что и «Отче наш» мы понимаем в сотую часть смысла. 

А. Ананьев 

– Вот у меня такое же ощущение. 

Протоиерей Максим 

– Ну нет, я сейчас говорю про другой, какой-то более практический смысл. Так чтобы вот мы знали, что какое слово означает, и чтобы правильно понимали, что вектор, он вот сюда пролегает. И что вот так понимать не нужно, что вот эта ассоциация, которая рождается в моем сознании, ложная, она в этом тексте не предполагается. Ну то что там, предположим, «Взбранной Воеводе» означает «Непобедимая Военачальница», а не что-то другое. Дальше можно всю жизнь домысливать, в каком смысле непобедимая и что означает брань с невидимыми нашими врагами и прочее. Но для того, чтобы ее дальше домысливать, нужно понять, что это означает: «Непобедимая Воеводо». Или что потом, не знаю там, в известном ирмосе: «Яко по суху пешешествов Израиль по бездне стопами» – кто здесь что? Что это отсылает к переходу через Красное море при фараоне, и какие образы здесь рождаются. А дальше это опять же углубляться можно будет всю последующую жизнь. В этом и величие богослужения, что поняв первоначальный уровень, ну содержательный, просто с точки зрения восприятия текста, ты потом можешь прикасаться к нему на разных ступенях углубления всю жизнь. Но ведь это, извините, так и в любой хорошей литературе вообще, это в любом значимом произведении словесности, не обязательно даже церковной так будет. Ребенок понимает какую-нибудь «Нарнию» Льюиса, как сказку, а взрослый понимает, отрок, как евангельскую притчу, а взрослый еще как-то вот понимает. И я уж не говорю про более значимые произведения. 

А. Ананьев 

– Вы слушаете «Светлый вечер». Меня зовут Александр Ананьев. Сегодня я задаю вопросы неофита о молитве дорогому гостю, настоятелю храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, протоиерею Максиму Козлову. И, зная ваше особо трепетное, я бы даже сказал, строгое отношение к утреннему и вечернему правилам, я опасаюсь задавать вам этот вопрос, но я его не могу не задать. Есть полное правило утреннее и вечернее, а есть, я слышал – и это было для меня хорошей новостью, – есть упрощенное правило, и оно меня очень сильно устраивало: «Отче наш», Символ веры, «Богородице»... 

Протоиерей Максим 

– Правило преподобного Серафима.  

А. Ананьев 

– Да, правило преподобного Серафима. Это действительно так, и можно этим ограничиться? 

Протоиерей Максим 

– Самое главное в молитве – оставаться честным перед Богом и избегать двух крайностей. Одна – это на Тебе, Боже, то, что я один раз перекрестился, как-то Тебя вспомнил на всякий случай, а вообще у меня сейчас другие дела или я спать хочу. Ну зубы не забываем чистить или чай перед сном выпить, или не чай, или интернет включить – тут сил хватает. А как помолиться – так я полностью обессилел. Ведь нужно же понимать и некие принципы духовной жизни, невидимой брани. Ведь есть и тот, кто очень хочет, чтобы мы не молились. Есть враг рода человеческого, для которого это наше общение с Богом – его жесточайшее поражение. Ведь почти в любом другом деле наши добрые, в кавычках или без кавычек дела, могут сопрягаться с не такими добрыми побуждениями или обстоятельствами: доброделание – с тщеславием, милосердие – с человекоугодием, твердость аскетическая – с жестокостью и невниманием к другим людям. Только в молитве мы на самом деле, самим деланием ее, не имеем сопрягающих факторов греха. И только в молитве мы действительно делаем молитву ради Бога, а не ради чего-то иного в этой нашей жизни, не ради других людей. Ну конечно, если это молитва, а не изображение ее на публику. И если так к ней подходить, то мы должны понимать, что за молитву вообще нужно бороться. В том числе и за то, чтобы не минимизировать ее до уровня незаметности для самого себя. До того, что в этом – ну и что такое там: 30 секунд прочитал – «Отче наш», «Богородице, Дево», еще там минуту – «Верую», и свободен. А для чего свободен? Для того, чтобы для себя, для того, чтобы сказать: все, я что-то, какие-то обязанности по отношению к Богу исполнил, могу жить, как хочу и вообще заниматься своими делами. Вот это отношение к молитве как к тому, от чего нужно освободиться, одновременно застолбив некий, так сказать, контакт с небом... 

А. Ананьев 

– Поставить галочку. 

Протоиерей Максим 

– Что нет, я, так сказать, я не восстаю против, я сделал, что минимально необходимо, а дальше свободен. Смена его на вектора к тому, что для меня важно и желанно, в том числе и тогда, когда я устал и голова болит, и спать хочется, но я понимаю важность того, что мне сейчас предстоит. А дальше честность. Да, преподобный Серафим разрешал это краткое правило, благословлял его монахиням, трудницам, которые были заняты на послушаниях по 16–18 часов в день, к тому же присутствовали еще на общественных богослужениях. И говорил им: да, нет у вас, миленькие, еще сил на утреннее и вечернее длинное правило. Ну вот читайте тогда это короткое, старайтесь молиться в течение дня. Старайтесь молиться, занимаясь трудом, послушанием, исполняя свои текущие обязанности. Если так действительно нет сил, ну какой-то вот такой промежуток в жизни – завал на работе, срочно что-то делать, сдавать – реально нет этих сил, то тогда Господь примет от тебя самую короткую молитву. А если силы есть на все, кроме молитвы – то тогда это нечестность. А нечестности пред Богом нужно избегать. 

А. Ананьев 

– Я очень рад, что вы уточнили о том, как важно молиться в течение дня, занимаясь другими делами. Есть ли места и ситуации, в которых молитва была бы неуместной?  

Протоиерей Максим 

– Ну в прямом смысле молитва неуместна, несочетаема с сознательным выбором и деланием греха. Ну вот классический пример, когда это, скажем, неуместно, даже может сработать. Один в свое время священник так научил многих, а потом его чада научили других. Ну вот сейчас этот грех меньше распространен, а еще в пору моей юности был весьма распространен – это курение. И многие мои сверстники с трудом могли с ним справиться, и с переменным успехом. Так вот этот батюшка говорил так: ну не получается у тебя, хорошо. Ты тогда, ну не можешь – кури, но только перед тем, как начать курить всякий раз, читай «Царю Небесный» и говори: «Господи, благослови». Но только читай всякий раз перед тем, как хочешь закурить, «Царю Небесный». И тот, кому он так посоветовал, бросил курить. Вот есть ситуации, когда человек очевидным образом грешит, и тут молись – не молись, нельзя испрашивать молитвенной помощи на то, чтобы грешить. Вообще всегда эта логика, когда я сейчас немножко погрешу, а потом будет хорошо, – она не от Бога идущая. А другие ситуации предполагают возможность нашего богообщения, и как раз их нужно видеть и стараться использовать. Вот сейчас в жизни многих из нас и наших современников очень большой ее фрагмент, особенно жителей больших городов, занимает дорога. Все мы едем от дома до работы, все мы перемещаемся в процессе нашего труда. У кого час-полтора, у кого два и три в сутки уходит на вот эти необходимые перемещения. Что мы чаще всего видим сейчас? Смартфон перед глазами, наушники в ушах и забивание головы ну чаще всего не очень обязательной информацией или развлечением... 

А. Ананьев 

– Да просто убиванием времени. 

Протоиерей Максим 

– Чаще всего просто убиванием времени, в прямом смысле. А ведь время – это твоя жизнь, это тоже дар Божий. Ну вот эту-то дорогу – если ты даже знаешь: приедешь измученный и усталый домой и уже с трудом соберешься, – используй для приобретения навыка молитвы. Ну никто не мешает тебе, пока ты в метро, читать то, что ты знаешь наизусть, если даже неудобно держать пред глазами. Читай эти молитвы, стремись это время сделать временем богообщения. Едешь на машине – но тоже, как правило, там через год-другой после начала вождения это не настолько тебя занимает, чтобы у тебя мыслей-то в голове не было, кроме как о дороге. Но опять же, не включай радио (радио «Вера» иногда можно), а старайся наряду с этим и в первую очередь помолиться. И это будет твоя школа молитвы сегодня, в начале XXI века. 

А. Ананьев 

– К слову о дороге. По дороге на причастие за рулем своего автомобиля некоторые, не успев подготовиться к причастию дома, вечером накануне или утром, подключают через Bluetooth мобильный телефон к своей мобильной системе и запускают MP3-файл с молитвой, которая подготавливает тебя к причастию, доезжают до храма, дослушивают эту молитву и идут на литургию.  

Протоиерей Максим 

– Я не буду здесь давать общего совета, я поделюсь своим опытом. Для меня это всегда духовное поражение, вот лично для меня. Я стараюсь делать это как можно реже. Я твердо знаю, что я не так буду молиться под слушание медиафайла, как если бы пусть я даже там короче и быстрее, но сделал это сам. Вот встав, не знаю... даже руля перед Богом – потому что многие тексты знаешь уже наизусть, – или там идя по дороге, или там едучи в метро, но сам. Употребив свое собственные усилия, не только на уровне пассивного восприятия, но вот собственного побуждения себя к выговариванию того, о чем я сейчас Бога прошу. Особенно когда это, конечно, дорога к храму, где ты будешь принимать Святые Христовы Таины. Ну и опять же различим, выходя за рамки личного опыта, две ситуации – тогда, когда так получилось, что у тебя нет другой возможности, ну в силу каких-то обстоятельств, и когда ты сознательно резервируешь для себя: лучше я так. Лучше я посплю еще полчаса, а потом мне все равно там сорок минут до храма ехать, я запущу там какой-нибудь Валаамский хор или еще что-нибудь, или какого-то достойного батюшку, и он мне прочитает то, что я сам мог бы сделать. А почему собственно? А почему собственно ты эти полчаса себе резервируешь на сон? Ты на самом деле делаешь, ищешь себе, как полегче. Если тебе хочется помолиться в дороге еще – ну помолись еще, включи там какой-нибудь еще акафист дополнительный или что-нибудь из канонов – ради Бога. Но не делай себя прицепом к чужой молитве. То о чем мы сегодня уже не успеем, может быть, поговорить – но ведь мы неслучайно разделяем молитву на общественное богослужение, где тебя за собой везут, где сама атмосфера общей церковной молитвы, ее структура, ее организованность помогает тебе двигаться в фарватере. И твоего личного, келейного молитвенного правила, где предполагается твое собственное усилие предстояния перед Богом. Все же медиафайл это есть некая минимизация твоего келейного усилия. 

А. Ананьев 

– Лукавство. 

Протоиерей Максим 

– Ну и часто нечестность. 

А. Ананьев 

– Часто нечестность. Завершая разговор о молитве – к сожалению, время пролетело незаметно, я вот, видите, половины даже вопросов не задал, – поделюсь с вами своей историей, двухгодичной, наверное, давности. Наткнулся умом на фразу: знать что-либо, как «Отче наш». Понял, что я не знал тогда «Отче наш». И подумал, что эта фраза вообще не имеет смысла, потому что вряд ли кто-то знает «Отче наш». Я пошел по коллегам, мне стало действительно любопытно, я провел исследование и выяснил, что, оказывается, коллеги, которые не считают себя людьми воцерковленными, они знают «Отче наш». Мне стало стыдно, и я выучил тогда «Отче наш», потому что я понял, что ну так нельзя. Есть ли необходимый минимум молитв, который обязан знать православный?  

Протоиерей Максим 

– Ну молитву Господню действительно должен знать каждый. Странно быть христианином и не знать ту молитву, которую Сам Христос дал как образец для всех остальных молитв. Естественно христианину знать хотя бы начальные молитвословия Божией Матери, Которую мы почитаем как лучшую представительницу человеческого рода за всю его историю и Матерь нашего Спасителя. Странно не знать хотя бы краткого обращения к своему Ангелу Хранителю и к святому, имя которого ты носишь. А дальше все получается естественно – человек читает какое-то время утренние и вечерние молитвы и их запоминает. Ну да, Символ веры я еще не упомянул, который тоже, конечно, должно знать православному христианину, ну как минимум необходимый – не достаточный, но необходимый – того, что должно определять какие-то наши вероучительные, внутренние мировоззренческие посылы. А дальше все получатся естественно – что-то ты услышал на богослужении и полюбил. Многие услышали и полюбили молитвы – там «Царице моя Преблагая» или «Под Твою милость» – Божией Матери. Многие услышали и полюбили тропари святым, образ которых отозвался в их душе – преподобному Сергию, преподобному Серафиму или святителю Николаю. У кого-то отозвались молитвы из утреннего, вечернего молитвенного правила или есть удивительные молитвы после кафизм Псалтири, иные из которых пространные, но и краткие какие-то части которых мы запоминаем. Псалмы. 50-й псалом, запечатлевший покаянный опыт царя Давида, отзывающийся в душе практически каждого человека, тоже у многих ложится таким благодарным внутренним опытом, личным уже в нашем предстоянии перед Богом. Пусть все это естественно образуется, и не надо себе говорить: вот я столько выучил и все. 

А. Ананьев 

– Спасибо вам, отец Максим, я получил ответы на те вопросы, которые я искал. И я думаю, что наши слушатели тоже услышали немало нужного и полезного для себя. Я вам искренне советую, друзья, обязательно найдите еще раз нашу беседу с отцом Максимом на нашем сайте радио «Вера» и переслушайте ее еще спустя какое-то время. Потому что сегодня, на мой взгляд, прозвучало очень много действительно важных вещей. Сегодня о молитве мы беседовали с настоятелем храма преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, протоиереем Максимом Козловым. Спасибо вам большое. 

Протоиерей Максим 

– Спасибо вам, Александр, за жизненные вопросы. И, даст Бог, мы сможем продолжить наше общение в эфире.