«Людовик XIV — король Солнца». Гость программы — Александр Музафаров

У нас в гостях был историк, директор образовательных и просветительских проектов Фонда исторической перспективы Александр Музафаров.

Разговор шел об известном французском правителе — короле Людовике XIV, о его роли в истории Франции и Европы.

---

Ведущий Дмитрий Володихин

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. Наша сегодняшняя тема касается монархии — пожалуй, наиболее блистательных, во всяком случае, наиболее известных ее страниц во всей истории Западной Европы. Мы думали, как назвать нашу сегодняшнюю передачу, вспомнили две фразы человека, о котором мы сегодня будем говорить, — это Людовик XIV. Пожалуй, самая известная фраза: «Государство — это я». Фраза, которой этого человека связали со светилом, — «Король-Солнце», ну и, извините, наши уже усилия в живой дискуссии — «Король-обогреватель». Ну, раз Солнце и государство, если объединить одно и другое, то предполагается, что при Людовике XIV во Франции должно было быть тепло и должен был наступить мягкий климат. Ну что же, давайте разберемся в этом. С одной стороны, у Людовика XIV репутация человека, который был государем-»звездой» в историческом смысле этого слова, а не астрономическом. Он вел многочисленные войны, одержал множество побед, при нем французская армия покрыла себя славой, территория Франции увеличивалась. Он провел многочисленные реформы, привел состояние государства в порядок после чудовищного хаоса, который во Франции наступил в эпоху Фронды. Он настолько много работал в сфере культуры, науки, техники, что, не будучи сам ни ученым, ни писателем, ни поэтом, тем не менее, создал эпоху, которая по праву считается одной из наиболее ярких в истории французской культуры. Вся Европа смотрела на Францию, на Париж, на Версаль — эту жемчужину первой величины в ожерелье французской архитектуры, и делала бесконечные копии. Все это возникло при Людовике XIV. Ну, а с другой стороны, давайте всмотримся и в речения критиков. Многие говорят, что Франция слишком многим заплатила за эти усилия «короля-Солнца». Что она, фактически, была разорена, что последние войны Людовика XIV не привели ни к каким блистательным результатам. Хорошо, что Францию не постиг тягчайший разгром в последние годы жизни этого короля. Многие обращают внимание на его распущенность, многие обращают внимание на то, что, извините, фавориткам приходилось терпеть страшный дурной запах короля. Стоматологи, будучи учеными-экспериментаторами, не отказались поставить несколько опытов на своем государе и такое сделали ему с дёснами и нёбом, что придворные шарахались от него. И вот эта репутация, с одной стороны, одного из величайших государей, с другой стороны, государя, к правлению которого без конца задают неудобные вопросы, заслуживает того, чтобы мы поговорили о ней всерьез. У нас в гостях Александр Азизович Музафаров, замечательный историк, исторический публицист, наш гость неоднократно, Вы его должны хорошо знать, дорогие радиослушатели. И сегодня он будет представлять нам Людовика XIV. Первый мой вопрос, собственно, будет такой. Вот мы должны поздороваться с радиослушателями. Но мы здороваться будем втроем: то есть я сказал «здравствуйте», Вы сказали «здравствуйте», а теперь скажите: если бы мы здоровались с Людовиком XIV, как бы мы к нему обратились?

А. Музафаров

— Ну, наверное, «Bonjour, sir!».

Д. Володихин

— И что такое «sir»? Что это — король, император? Что значит это слово?

А. Музафаров

— «Sir» — слово, которое нам более знакомо, скажем, по английскому обращению «сэр»: это «господин», «повелитель». И Людовик XIV, действительно, использовал это обращение по праву. Так во Франции традиционного называют королей, но он наполнил это понятие истинным смыслом. Он действительно стал королем для своих подданных, а главное, что он сумел сделать, — он сумел превратить свою страну в единое королевство. И если говорить о его жизни, можно сказать, что вот та Франция, которую мы знаем, страна, великая держава с ее сильным войском, с ее блестящими достижениями в культуре, науке, образовании, оказавшая немалое влияние на нашу страну в XVIII и последующих веках, эта Франция не состоялась бы без Людовика XIV. Конечно, у него были знаменитые предшественники и довольно достойные наследники, но его вклад здесь колоссален.

Д. Володихин

— А вот возвращаясь к обращению «sir», не значит ли это, что кто-то использовал греческое «tir» на западноевропейский лад, то есть «господин» или «государь»?

А. Музафаров

— Я думаю, что, безусловно, да, происхождение это идет оттуда.

Д. Володихин

— Ну, то есть, происхождение, в общем, скажем так, имперское. И все правление Людовика XIV после того, как он подрос и начал всерьез заниматься делами державными, это ведь, действительно, правление, на котором лежит отпечаток имперскости?

А. Музафаров

— Я бы сказал, что да, отпечаток государя, осознающего свой долг перед страной и делающего очень много и для своих подданных, и для славы своего Отечества. Вот в этом плане Людовик XIV — это государь, который, да, он принялся блистать, но не ради такого блеска, не ради самолюбия и тщеславия, а ради того, что его блеск озарял все Французское королевство. Он заботился о своих подданных, но заботился, не только создавая для них условия для жизни, но и понуждая их к деяниям, к подвигам, к творчеству, к созиданию, и это тоже было непросто. Король не любил тех, кто ленится, и заставлял их работать.

А. Музафаров

— Это выглядит примерно так: «Вы до сих пор не мечтаете о великом? Так я Вас заставлю!».

А. Музафаров

— Да, примерно так.

Д. Володихин

— Ну что ж, начнем с азов. Ведь, насколько я понимаю, его детство и отрочество далеко не напоминали будущее блистательное правление и прошли в стесненных обстоятельствах?

А. Музафаров

— Вы знаете, детство у короля было весьма сложное, и, более того, сложными были обстоятельства его рождения. У короля Людовика XIII и его супруги королевы Анны Австрийской очень долго не было детей. И вот в 1638 году рождается долгожданный ребенок, наследник, Франция ликует, и было от чего ликовать. Дело в том, что всего за 30 лет до этого дед нашего героя, король Анри IV (Генрих IV) одержал победу и окончил кровопролитнейшую гражданскую войну, которая во Франции длилась почти полвека. Мы ее знаем как гугенотские войны. Католики воевали с гугенотами. Ну, там и региональные, и политические, и социальные аспекты — все перемешивалось. И будущее новой династии очень сильно зависело от того, есть ли у нее продолжатели. Людовик XIII при помощи мудрого кардинала де Ришелье многое сделал для Франции, но вот отсутствие наследника... Аристократы подняли головы: «А вот как король помрет? А его брат-то слабоват, — говорит. — Да и у него тоже детей нет, сыновей! У него дочери! Вот мы тут развернемся!».

Д. Володихин

— Как наши бояре в таких случаях сказали бы, «промыслим, господа, о себе».

А. Музафаров

— Вот-вот-вот. Там уже не говорили, там промышляли. И вот рождение мальчика. Ему было всего четыре года, когда умер отец. А ситуация очень серьезная — страна небогатая, страна еще не оправилась от сокрушительных внутригражданских войн, а страна уже участвует в колоссальном всеевропейском таком побоище Тридцатилетней войны. Во Францию идут железные испанские солдаты, железные испанские терции, которые приближаются к ее сердцу и, явно, еще не оставили надежды ликвидировать Французское Королевство. Французская армия слаба. И вот вступление на престол — как бы такая вспышка, которая озаряет, предвосхищает будущую славу Людовика XIV. Командует его армией молодой, совершенно безбашенный 16-летний герцог Энгиенский. Он его родственник, он — принц де Конде, он сидит, он видит, что у него войск на четверть меньше, чем у испанцев. Только что из Парижа пришло известие о том, что умер любимый солдатами король, ну, и командующий решает сохранить эту новость в тайне от своего войска, потому что он понимает, что иначе боевого духа не будет. И он выводит свои полки на бой — за короля, за Францию. Его войско разбивает испанцев, во многом благодаря отваге и таким бесшабашным кавалерийским атакам герцога. И вот вечером, построив на поле брани, кстати, победоносную армию, он оглашает наконец-то грамоту: «Господа, король умер — да здравствует король!».

Д. Володихин

— Ну, это красиво... Это красиво, конечно... Но в дальнейшем-то...

А. Музафаров

— Проблемы тут же возникли. Король мал. Регентом является его мать Анна Австрийская. Ее единственным помощником, такой опорой французской государственности является ученик Ришелье кардинал Джузеппе Мазарини. Реально Мазарини был совсем не похож на того комического персонажа, каким его изображал Александр Дюма в романах про мушкетеров. А французская аристократия поднимает голову. Во Франции не было аналога русской местнической системы. Французские государи очень много позволяли своей аристократии. И когда власть ослабла, аристократия диктует свои интересы. Она поднимает мятеж, вошедший в историю под названием «Фронда». И надо отметить, что французские законы того времени не позволяли наказывать за мятеж. То есть убить в бою можно, можно арестовать, но казнить за мятеж — нет, это нельзя.

Д. Володихин

— Можно за заговор, в котором аристократ умышляет на жизнь короля...

А. Музафаров

— Да, да! Но вот если...

Д. Володихин

— Но если он встал за правду, за свои права...

А. Музафаров

— ...да, то тут нельзя. И Фронда принимает грандиозный размах. Королевская семья осаждена в Париже, под стенами Парижа идут бои, и в самом Париже неспокойно. Париж — огромный город, тот гордо, который не сразу отворил ворота деду нынешнего короля, потребовав от того сменить религию (помните — «Париж стоит Мессы»?). И Париж волнуется. Парижская верхушка, торговцы, чиновники, парижский парламент и суд Парижского округа... Формально его чины назначены королем, но у них очень много прав, они могут оспаривать королевские законы. И они вынуждают королевскую семью бежать из города.

Д. Володихин

— То есть хаос продлился несколько лет?

А. Музафаров

— Да. И только мудрость и кардинала Мазарини, и верность маршала Тюренна и нескольких других людей, сплотившихся вокруг короля, позволили ему все-таки подавить мятеж, вернуться победителем в собственную столицу и воспринять власть.

Д. Володихин

— Сколько ему лет в этот момент?

А. Музафаров

— Шестнадцать.

Д. Володихин

— О! Ну что же... Поскольку великая эпоха начинается, я думаю, будет правильно, если мы ее оформим музыкой французского барокко. И сейчас прозвучит клавесин Франсуа Куперена «Чакона».

(Звучит «Чакона» Ф. Куперена.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час. С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас замечательный гость, постоянный наш гость, отличный историк и превосходный исторический публицист Александр Музафаров. Мы обсуждаем судьбу и деяния французского короля Людовика XIV, «Короля-Солнца». Ну что же, насколько я помню, вскоре после Фронды сходит в могилу величайший государственный деятель Франции середины XVII века кардинал Мазарини. Король должен бы, по представлениям его приближенных, выбрать себе преемника Мазарини, то есть премьер-министра, фактически, по положению реальному Мазарини, и далее отдать ему власть, чтобы он был главным управленцем королевства. Но происходит нечто совершенно иное.

А. Музафаров

— Совершенно верно. Людовик XIV принимает власть сам. Он умел подбирать себе замечательных помощников. И во многом, скажем, через два года появился такой замечательный французский экономист и государственный деятель, как Жан-Батист Кольбер, ставший министром финансов и опорой государя в экономике. Но править он хотел сам. И вот здесь очень показателен диалог, который произошел между королем и вот этими сами членами Парижского парламента, которые пытались оспорить какой-то королевский ордонанс. Французский закон позволял королю это вето парламента при условии, что король лично туда явится. Король явился и сказал: «Господа, Вы думаете, что государство — это Вы? Нет, господа! Государство — это я!». И, кстати, стал править собственноручно. Вельможи очень быстро узнали руку нового правителя. Он сместил и арестовал нескольких крупных аристократов, он отстранил от должности предыдущего министра финансов. Тот думал задобрить короля, пригласил его в свой замок, и этот замок был великолепно убран, там был великолепный парк, и все это было сооружено буквально за какие-то несколько недель, и король должен был поразиться размаху этого мероприятия, этого праздника, где сама фигура короля как бы умалялась. Король поразился. Подозвал к себе капитана королевских мушкетеров господина д’Артаньяна и сказал: «Арестуйте этого человека!» и дела его передал Кольберу.

Д. Володихин

— Насколько я помню, этот человек был суперинтендант финансов Фуке...

А. Музафаров

— Да, совершенно верно.

Д. Володихин

— И за ним стояла значительная сила. Некоторые предполагают, что он думал силой, этой силой защищать свое положение при дворе, но вовремя сорганизоваться и бросить верных ему людей против короля не успел.

А. Музафаров

— Не сумел, да. Но и здесь, я сказал бы, еще один момент. В таких элитных французских разборках очень большую роль играет фактор личности короля. Людовик XIV был человеком, за которым люди шли. Ему стоило поговорить с маршалом Тюренном, который несколько раз поддерживал Фронду, и маршал перешел на его сторону и стал его верной «шпагой». Принц Конде, который бежал было в эмиграцию, вот герцог Энгиенский, бежал в эмиграцию, даже воевал против Франции — для аристократа это дозволялось, — потом вернулся, король его простил, и тот стал его второй опорой в военных делах. То есть он умел вести и привлекать на свою сторону людей, вести их за собой. Он был действительно настоящим правителем, за которым люди шли, зная, что блеск его славы ляжет и на них.

Д. Володихин

— Ну что ж, самое время поговорить, пожалуй, о самой блистательной части его правления — той части, которая вошла во все учебники по военной истории, по стратегии и тактике, а именно о войнах Людовика XIV.

А. Музафаров

— Королю досталось в военном отношении довольно сложное наследство. С одной стороны, французская армия имела репутацию очень храброй, отчаянной и смелой в Европе. Во Франции производились все тогдашние виды новейшего вооружения. С другой стороны, и Фронда, и долгое хозяйствование временщиков армию значительно ослабили. Как комплектовалась армия? Человек, которого звали капитаном, то есть начальник части, приезжал к королю, получал от него патент — бумагу на право набирать войско и мешок золота, чтобы этому войску платить. Ушлые капитаны половину этого золота сразу складывали себе в карман, набирали половину солдат от положенного числа, а на смотрах одалживали их друг у друга, чтобы представить свою роту или свою часть в полном виде. А если не было соседа, то могли навербовать для осмотра вот этих вот новобранцев, солдат в соседних кабаках — они так и назывались «солдаты на один день».

Д. Володихин

— В этих случаях, конечно же, они думали совсем не о том, что скоро им придется встретиться с железными испанскими терциями и испанцы в который раз накажут.

А. Музафаров

— Да, им придется воевать, и здесь, конечно, этот фактор играл немалую роль. И король это изменил. Во Франции появились постоянные регулярно сформированные полки — одни из первых в Европе, — где служили солдаты-профессионалы, получавшие королевское жалованье, постоянно находившиеся на высоком уровне готовности. Значительная часть офицеров окончила военные академии, и все эти заявления господ вроде дюмовского д’Артаньяна «любой гасконец с детства академик» теперь уже не проходили. Получить полковничий чин, не имея военного образования, было невозможно. Более того, поскольку Франция обладает протяженной береговой линией и регулярных войск могло не хватить, создается структура такой народной милиции, где офицерами были местные дворяне, а рядовые кадры наполнялись из числа добровольцев из местных жителей. Эта система просуществует во Франции вплоть до конца XVIII века и, собственно, послужит в эпоху революции такой опорой врагов короля, из нее вырастет Национальная гвардия.

Д. Володихин

— К сожалению.

А. Музафаров

— Да. Но создавалась она изначально как система для защиты Франции. С этой задачей она вполне справлялась.

Д. Володихин

— Ну и, кроме того, при Людовике XIV французский флот испытал доброе время в своей истории. Он очень усилился.

А. Музафаров

— Совершенно верно. Кольбер считал, что богатство страны должно проистекать из развития торговли и промышленности (ну, мы об этом отдельно поговорим), и торговля морская невозможна без мощного морского флота. Во Франции были построены прекрасные верфи и началось строительство великолепных кораблей. Флагманом флота был «Soleil Royal» — «Король-Солнце», великолепный 100-пушечный линкор с великолепной отделкой и сокрушительной боевой мощью — более 100 орудий, один из первых 100-пушечных линейных кораблей в мире. Англичане, тогда еще только претендовавшие на титул владыки морей, считали, что французы строят корабли лучше, чем английские верфи, и этот флот действительно в эпоху Людовика XIV мог оспаривать господство на море у Англии и Голландии, тогдашних главных морских гегемонов. И в целом ряде сражений французскому флагу улыбалась удача — они умели одерживать победы.

Д. Володихин

— Ну вот теперь подробнее. Собственно, Людовик XIV воевал очень много, и далеко не всегда это были войны оборонительные — скорее, напротив. Он желал приращения территории. Что ему удавалось?

А. Музафаров

— Скажем так: король всегда был уверен, что он не начинает войн сам, что его вынуждают. Вот есть замечательный порт Дюнкерк, который почему-то не принадлежит Франции. Это вот просто живая провокация.

Д. Володихин

— Обидно.

А. Музафаров

— Да. Вот голландцы, которые торгуют совершенно не считаясь с французскими интересами, отвергают мудрые предложения того же Кольбера насчет того, что надо бы как-то, это... согласовывать экономическую политику. Вот Испания, которая обладает колоссальными колониями, которые она не может нормально эксплуатировать. Вот алжирские пираты, которые ведут себя очень плохо самим фактом своего существования. То есть... Итак, если посмотреть — вот есть такая замечательная карта приращений Франции при Людовике XIV, можно увидеть, что он не завоевал каких-то огромных, больших пространств. Но по границам Франции он выравнивал, так сказать, линию. Здесь кусочек, здесь кусочек, здесь кусочек. Здесь кусочек Северной Италии, здесь кусочек с выходом к Рейну — в Страсбурге. Здесь Северная Фландрия с Дюнкерком и Лиллем. Здесь еще вот кусочек. Здесь вот у Испании кусочек отрезали.

Д. Володихин

— Ну, а самое главное-то приобретение? Дюнкерк...

А. Музафаров

— Дюнкерк, Лилль... Нам сложно представить себе фразу, что это не французский город... Страсбург, безусловно. Если мне память не изменяет, Савойя, кстати.

Д. Володихин

— Ну, Северная Италия.

А. Музафаров

— Да, Северная Италия. То есть вот эти присоединения — они не были большими по площади, но были крайне важными для обороны Франции, для ее стратегического положения и для французской экономики и торговли. Людовик XIV вел свои войны не за славу, он вел свои войны за то, чтобы обеспечить интересы своей страны.

Д. Володихин

— Ну, а, допустим, вот мы знаем Тюренна, знаем Конде. Еще один славный маршал — Виллар. То есть крупных, скажем так, командармов французских полным полно. Помимо этих трех было еще много значительных людей. Можете назвать хотя бы несколько крупнейших сражений, на полях которых французская армия одержала успех и прославила себя?

А. Музафаров

— Ну, я бы назвал три сражения, которые связывают с именем Людовика XIV. Это, конечно, Рокруа, который озарил начало его царствования, это Ланце. Можно вспомнить знаменитое взятие Маастрихта, когда погиб д’Артаньян, а французы одержали верх. И сражение при Мальплаке уже на склоне его лет, которое, фактически, спасло Францию и спасло короля от унизительнейшего поражения в войне за испанское наследство.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, войн было много, они сменяли одна другую с интервалом в несколько лет, Франции противостояла целая коалиция, но был определенный период, когда французы били всех, а когда этот период миновал, уже в изрядном возрасте Людовика XIV, и, действительно, война приобрела, скорее, оборонительный оттенок, позиции французов могли пасть под натиском англичан, имперских войск, — вот в этот момент, конечно, в чрезвычайно тяжелый момент все-таки французская армия, ну, скажем так, из последних сил выстояла, и эпоха закончилась, ну, в общем, не позорно. Наверное, это и все, что можно сказать. Поэтому, я думаю, правильно будет, если сейчас в эфире прозвучит, полагаю, самый известный композитор эпохи Людовика XIV Жан-Батист Люлли — «Менуэт».

(Звучит «Менуэт» Ж.-Б. Люлли.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, ну, а теперь мне остается напомнить Вам, что это Светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы ненадолго прерываемся, чтобы буквально через минуту продолжить наш диалог в эфире.

Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас замечательный гость — Александр Азизович Музафаров, отличнейший историк, превосходный исторический публицист. Мы обсуждаем судьбу и деяния «короля-Солнца» Людовика XIV. Мы говорили о войнах, мы говорили о кадровых перестановках. Но все-таки, насколько я понимаю, сами французы более всего чтят Людовика XIV за то, что он сделал в экономике и культуре, за те его преобразования, которые прославили и его, и страну.

А. Музафаров

— Безусловно. Войн в истории Франции было много, но мало кто из французских государей столько сделал для развития собственно страны. Для войн были нужны деньги, и Людовик XIV очень хорошо понимал вместе со своим министром финансов господином Кольбером, что деньги может дать только развитая экономика. Развитая экономика может опираться на две части, на две составляющих — созидательную деятельность подданных и развитую инфраструктуру. И здесь король, сочетая умело и государственное воздействие, и частную, так сказать, инициативу, добился немало успехов. В качестве примера приведу одну из самых больших строек века, шедших при Людовике XIV, — это стройка знаменитого королевского канала. Вот когда мы говорим о Людовике XIV, мы говорим о Версале — действительно великолепный дворец. Но он оставил и другую вещь. Вот смотрите. Франция выходит к двум морям — к Бискайскому заливу, к Атлантическом океану, и Средиземному морю. Между ними расположены основные направления французской торговли. Можно вспомнить такие порты, как Бордо, Брест на Атлантике или Марсель на Средиземном море. Вот бы их связать друг с другом! Но плыть вокруг Испании, через бурный Бискайский залив...

Д. Володихин

— Более того, вокруг Испании, которая проявляет враждебность, можно сказать, традиционно.

А. Музафаров

— Проходить через узкий Гибралтарский пролив — очень не хочется! А нельзя ли срезать? Можно. В XVII веке в Европе получают широкое распространение каналы, по которым возят грузы на огромных баржах. И вот у короля возникает амбициозный план — соединить Средиземное море и Атлантику каналом. И королевские инженеры берутся за дело. За 10 лет они прокладывают канал, который соединяет Бордо и Марсель, с использованием местных рек — это была сложнейшая инженерная задача. Каналы насчитывают более 200 шлюзов, которые поднимают и опускают суда. Кое-где канал идет по специально построенным акведукам, которые часто, как мосты, пересекают реки, которые проходят под ними. Совершенно замечательная фотография, где баржа плывет над рекой по мосту. В скалах, горах были прорублены с помощью пороха и грамотного использования инженерной взрывчатки огромные длинные туннели, которые были укреплены, защищены от протечек, и в которых были проложены дорожки вдоль берега, чтобы по ним шла лошадка, которая тянет баржу. Этот канал существует до сих пор.

Д. Володихин

— То есть, дорогие радиослушатели, если Вы до сих пор не знали, то Пиренейский полуостров с Португалией и Испанией — это, по большому счету, остров.

А. Музафаров

— Да. Его можно оплыть на корабле, на судне. Канал существует до сих пор. Конечно, при Людовике он назывался Королевский канал, после революции его переименовали в Южный канал. Понятно — как же, нельзя же называть Королевским, да? И это было одно из самых грандиозных транспортных сооружений XVII века. Но помимо каналов строились дороги, строились маяки...

Д. Володихин

— ...крепости большие строились...

А. Музафаров

— ...крепости. И вот здесь я хотел бы рассказать о замечательном человеке — о Жане-Себастьяне Вобане, выдающемся военном инженере, генерале, который участвовал в осадах мощных крепостей, еще больше крепостей защищал и строил. Вобан, фактически, построил каменное ожерелье, каменный щит, который защищает французские границы. Он разработал новую теорию фортификации. Вобановская система укреплений стала классической для европейского Нового времени. Ее изменило только появление нарезных орудий и авиации, по большому счету. Вобановские крепости до сих пор стоят. Те крепости, которые сыграют такую роль в войнах Франции в XIX, даже ХХ веках — Седан, Мец, Гарден, Эльфо построены изначально Вобаном. То есть это был человек очень разносторонний. Он строил крепости, он строил маяки, он занимался разведением... созданием во Франции такой отрасли, как свиноводство. Потому что французы до того не разводили свиней, а Вобан выяснил, что свиньи едят ту пищу, которую не едят овцы, соответственно, они могут в неурожайные годы поддержать французских крестьян, и массово разводил этих полезных животных, и создавал учебники, как их разводить. То есть здесь такое направление колоссальной созидательной деятельности короля и общества.

Д. Володихин

— Но, насколько я понимаю, Людовик XIV покровительствовал не только архитектуре, в частности, фортификации, но и тому, что сейчас называют литературой и искусством. Он покровительствовал поэтам, покровительствовал музыкантам, композиторам, любил балет и даже сам танцевал во время балетных представлений при дворе.

А. Музафаров

— Совершенно верно. Собственно, и прозвище короля «король-Солнце» пошло именно от этих балетных представлений, когда, будучи еще мальчиком, король в балетной вот этой композиции, которую французский двор давал для широчайшей публики — там пол-Парижа сбегалось смотреть — играл именно роль Солнца. Появлялся сначала младший брат короля, герцог Орлеанский, который говорил: «Вот сейчас взойдет Солнце!» — и появлялся Людовик XIV, исполнявший свою партию, и он танцевал в этом балете, относился к этому как к серьезной своей обязанности, танцевал так до примерно 40 с лишним лет, пока уже не стал слишком стар для подобных упражнений на сцене. Здесь даже важно не то, что король материально поддерживал, но то, что он считал это частью государственной политики. Он считал, что слава Франции — в тех людях, которые создают французскую культуру, французскую литературу, французскую музыку и другие отрасли искусства. Он не просто давал деньги тем литераторам и драматургам, которые ему нравятся, — Мольеру, Расину, Корнелю, — но он возвел это, сделал это частью системы и частью государственной политики. Поскольку двор Людовика XIV служил объектом подражания для Европы, то европейская наука ему очень обязана, потому что государи стали именно с его подачи, с его...

Д. Володихин

— Не только наука, но и литература.

А. Музафаров

— ...да, по его примеру относиться к литературе, к искусству, к науке как к части государственного служения.

Д. Володихин

— То есть, получается, что же ты за государь, если не платишь поэтам?

А. Музафаров

— Совершенно верно. Когда первый прусский король решил в Берлине утвердиться, и из Пруссии, княжества, сделать королевство, он стал приглашать к себе ученых и поэтов. Берлин стали называть «Афинами-на-Шпрее». Почему? Потому что королевство — это не только сила солдат, но это и вот... Какое же королевство, если нет своих поэтов и писателей? Людовик задавал эстетическое направление эпохи. В свое время он решил переехать из вечно бунтующего Парижа, увидел маленький охотничий замок Версаль и сказал: «Здесь. Здесь построить величественный дворец». Замечательный архитектор-планировщик Ленотр спланировал грандиозный ансамбль великолепного дворца с великолепным регулярным французским парком.

Д. Володихин

— И с разнообразными флигельками, павильончиками, беседками, отдельно стоящими маленькими дворцами внутри большого Версаля.

А. Музафаров

— Да. С театром обязательно — ну как же без театра? И было собрано огромное количество рабочих, а для Франции это было важно, потому что периодически случались неурожаи. Вот, оказывается, в неурожайные годы крестьяне получили возможность заработать, работая на сооружении этого грандиознейшего, великолепного дворца. И король переехал туда, с ним переехал двор. Именно оттуда, из этой точки он стал править Францией, показывая, что Париж — да, это столица, да, там древний Лувр, да, там Нотр-Дам де Пари, каноником которого является король, но...

Д. Володихин

— ...но настоящая столица — «это там, где я».

А. Музафаров

— ...там, где король, вот в этой точке! Версаль стал объектом для подражания по всей Европе. Государи стремились строить такие дворцы с такими регулярными французскими парками — в меру своих сил, в меру своих средств. Но именно Версалю мы обязаны Петергофом, Ораниенбаумом, Стрельной, другими дворцами — загородными дворцами русского императорского двора, многими нашими великолепными усадьбами, которыми мы так восхищаемся — на них тоже есть тень Версаля.

Д. Володихин

— Да и не только мы, в сущности.

А. Музафаров

— Не только.

Д. Володихин

— И русские стали подражать французам не первыми.

А. Музафаров

— Скорее даже, последними. Потому что до нас-то докатывалось постепенно. Хотя в посольской сказке, которую... в заказе, вернее, посольском, в котором Алексей Михайлович послал послов, отправлявшихся во Францию, среди прочих политических и военных задач было написано: «Достать образцы кружев, которые носит французский король». То есть в Москве уже Париж воспринимался как такой законодатель мод, и да, даже Алексей Михайлович находил... проявлял интерес к этому. И не только это. То, что Европа в течение XVIII века говорила на французском, во многом, конечно, след обаяния Людовика XIV. Это было то, что сейчас называют как-то «мягкой силой».

Д. Володихин

— Может быть, так, но, может быть, это просто след достаточно энергичной французской дипломатии того времени, которая имела хорошую школу и хорошего правителя?

А. Музафаров

— Безусловно. Потому что Франция стремилась добиться своих интересов, и здесь происходит очень интересный момент — что Людовик XIV умел сочетать интересы династические и личные и интересы страны. И интересы страны у него стояли на первом месте. Французские дипломаты недаром добивались крупных успехов или производили хорошее впечатление, потому что они знали, что делают это не только ради вот тэого вот человека в Версале, но делают это ради всего своего Отечества. И, более того, Людовик XIV сумел сформировать для французов вот это понятие единой Франции. Конечно, что-то было и раньше. Но французы по-прежнему, в основном, считали себя подданными своих маленьких провинций — Бургундия, Нормандия... Шампань или Прованс. Да, но вот Людовик XIV сказал, что Франция — это нечто великое, это нечто большое.

Д. Володихин

— Ну что же, давайте завершим разговор о культуре Франции в эпоху «короля-Солнца» «Тамбурином» — сочинил Жан-Филипп Рамо, представитель младшего поколения французских композиторов эпохи Людовика XIV, ну, и пережил своего государя композитор надолго и творил и после его кончины.

(Звучит «Тамбурин» Ж.-Ф. Рамо.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, меня аж и сейчас немного встряхивает в кресле после такой вот музыки, но, тем не менее, я нахожу в себе силы напомнить, что у нас здесь Светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы разговариваем о Людовике XIV, и у нас в гостях блистательный специалист по истории европейской монархии Александр Азизович Музафаров. Что ж, пришло время поговорить не только о том, что было славно при «короле-Солнце», но и о том, что представляет собой предмет критики, причем, критики, получившей достаточно серьезную и широкую традицию во французской литературе, да и не только во французской. Но прежде всего упрек, который бросают Людовику XIV, состоит в том, что он, пытаясь поднять страну, разорил ее, то есть привел ее на грань весьма тяжелого финансового состояния.

А. Музафаров

— Отчасти это действительно упрек справедливый. Связан он, конечно, с двумя вещами. Дело в том, что успехи Людовика XIV, успехи в укреплении позиций Франции, встревожили соседей. Мы об этом уже говорили, что против Франции возникали коалиции, и, фактически, к началу XVIII века Франция умудрилась объединить против себя сильнейшие державы в Европе. Очень остро этот кризис начался после смерти последнего монарха из рода испанских Габсбургов и успешных переговоров французской дипломатии, которые обеспечили, что испанцы пригласили на опустевший престол сына Людовика XIV (ну, и племянника последнего испанского короля) Филиппа. Подписывая договор, Людовик XIV сказал: «Отныне Пиренеев не существует». То есть вековая вражда между Испанией и Францией должна была прекратиться. Сыну своему Филиппу он говорил: «Забудьте, что Вы француз, станьте настоящим испанцем, станьте настоящим испанским королем». Но он рассчитывал на одно — что вот эти постоянные войны Испании с Францией, которые длились около 200 лет, теперь наконец-то прекратятся. Однако на испанскую корону претендовали Габсбурги — австрийские, имперские, и, более того, усиление — союз Франции с Испанией, союз французской превосходной армии и испанской колониальной империи встревожил всех соседей Испании. Против Людовика XIV образовалась коалиция и началась кровопролитнейшая война за испанское наследство.

Д. Володихин

— И надо сказать, что одной из мощнейших сил в этой коалиции была Британия, обладавшая богатой экономикой, мощным флотом и, в общем, имевшая возможность поддерживать своих континентальных союзников своими колоссальными ресурсами.

А. Музафаров

— Безусловно. Но тут и сильная тогдашняя экономика Европы — Голландия, и военная мощь империи, и в Испании далеко не все признали нового короля — там были искренние сторонники Габсбургов. То есть все это привело к тому, что Франция оказалась в кольце фронтов и оказалась, фактически, одна против всех. И это было для Франции крайне тяжелое положение.

Д. Володихин

— В сущности, это дипломатическое поражение.

А. Музафаров

— Можно сказать и так. И, плюс, усугубилась ситуация — чуть позже мы расскажем — с религиозным кризисом во Франции, с изгнанием гугенотов из Франции. Далее можно отметить, что именно на эти годы, как назло, приходится серия неурожаев, которые разоряют французское хозяйство, и последние войны «короля-Солнца» тоже идут очень тяжело. Его армия терпит сокрушительное поражение при Бленхейме, где принц Мальборо соединяется с Евгением Савойским, дальше следует победа при Ремили, победа англичан, и союзники предъявляют теперь королю условие не просто отказаться от своего сына, занявшего испанский престол, но пойти против него войной. Король говорит, что «нет, ну, на родного сына я не могу поднять оружие». Вдобавок, в этот момент умирает старший сын Людовика или Великий Дофин, как его называли. А через некоторое время король получает еще один чувствительный удар — умирает его внук, дофин, так сказать, младший, и, фактически, после своей смерти король передаст престол — это уникальный случай в истории европейской монархии — не сыну и не внуку, а правнуку.

Д. Володихин

— Ну, скоро мы это будем в Англии наблюдать.

А. Музафаров

— Да. То есть вот там, во Франции была именно такая ветвь. Кстати, можно отметить, что Людовик XIV — это рекордсмен среди европейских монархов по номинальному сроку правления — 72 года. Пока ни у кого не получилось править так долго. И вот...

Д. Володихин

— Ну, в реальности, наверное, лет 50-55...

А. Музафаров

— Да, безусловно. Потому что там...

Д. Володихин

— Но все равно много.

А. Музафаров

— Но все равно. И вот, конечно, напряжение для Франции, оказавшейся втянутой в войну со всей, фактически, Европой было крайне большим.

Д. Володихин

— Чем закончилась война за испанское наследство?

А. Музафаров

— Закончилась Утрехтским миром, в котором все-таки Бурбоны сохранили испанский престол.

Д. Володихин

— Ну потому что битва при Мальплаке, о которой Вы уже говорили, все-таки закончилась в пользу «короля-Солнца».

А. Музафаров

— Да, потому что маршал Виллар сумел сдержать натиск Мальборо и Евгения Савойского, и во Франции эту битву рассматривали как победу. В Испании Филипп (войдет в испанскую историю как Филипп V) проявил себя как талантливый король и сумел не просто быть приглашенным в Мадрид, он сумел привлечь на свою сторону внимание испанцев. Испанская нация поддержала именно его, а не габсбургского претендента. То есть Бурбонам удалось удержать эти два трона, но страна вышла из войны весьма и весьма разоренной. Надо отметить, что...

Д. Володихин

— Пришлось что-нибудь отдать из земель, из завоеваний территориальных?

А. Музафаров

— Ну, весьма незначительные куски в Северной Фландрии. У французов были до этого шансы и планы на обладание Брюсселем, но вот теперь с этим пришлось расстаться, потому что французы воспринимали Фландрию тогда как часть Франции. Но вот теперь, с этого момента они, пожалуй, начинают с этим смиряться — что это не Франция.

Д. Володихин

— Ну, вероятно, Фландрия не очень хотела рассматривать себя как часть Франции.

А. Музафаров

— Там тоже, да, была довольно сложная ситуация, поэтому это очень такой интересный момент. Были потери в колониях, у испанцев особенно. Англичане, раз уж они смогли скинуть короля, ну, кое-что под шумок-то прибрали.

Д. Володихин

— Ну, а вот тот религиозный кризис, который обрушился на Франции и действительно очень много неприятностей принес короне?

А. Музафаров

— Да, это... Значит, я напомню, что во Франции в XVI веке... Франция оказалась той страной, в которой Реформация не победила полностью. И, с одной стороны, французских протестантов — их называли гугенотами — образовалось достаточно много, чтобы их не смогли распылить в ходе контрреформации, с другой стороны, их, казалось, недостаточно много, чтобы сделать Францию протестантской страной. И вот война между католиками и гугенотами сотрясала Францию всю вторую половину XVI века. Победил лидер гугенотов Генрих IV, но он победил, сменив веру, став католиком — «Париж стоит Мессы». И он издал так называемый Нантский эдикт, согласно которому гугеноты сохраняли право на свое вероисповедание в обмен на лояльность французской короне. Людовик XIV был человек, с одной стороны, грешный, с другой стороны, религиозный и стремился как бы искупить вот эти свои личные грехи служением Церкви, как он это понимал. И поэтому он решил, что теперь пришло время этот Нантский эдикт отменить. Он попытался провести целую кампанию по обращению гугенотов в католиков, и в качестве миссионеров он использовал драгунов, то есть драгунские полки размещались постоем в протестантских местечках, и драгуны вели себя на постоях самым отвратительным образом — рубили хозяйскую мебель палашами в порядке упражнений, ели, обижали этих...

Д. Володихин

— Ели хозяйские запасы, обижали хозяйских жен.

А. Музафаров

— Спастись от этого можно было только одним — приняв католическое крещение. Иные поддавались. Более того, король учредил через губернаторов своего рода соревнование — кто быстрее обратит гугенотов. Губернаторы были рады стараться на бумаге, и в Версаль потекли донесения с мест, что «вот ни одного гугенота-то у нас почти и не осталось, почти все приняли святую веру». В результате король издает в Версале эдикт, который отменяет Нантский эдикт и требует от всех французов исповедовать только католическую веру. Это было ошибкой. Гугенотов во Франции оставалось еще очень много. И, фактически, из страны началось бегство. Из страны уехало, по подсчетам французских историков, больше 200 тысяч человек. Наиболее заметная часть — они были активные, весьма развитые люди. Это были купцы, ученые, офицеры. И поехали в самые разные места. Вот в Смоленске есть памятник русскому генералу Скалону, погибшему в 1812 году. Так вот его предки бежали из Франции от Людовика XIV, его предок Скалон приехал в Россию на службу к Алексею Михайловичу, принял православную веру, и с тех пор Скалоны служили русским государям. И в 1812-м он погиб, сражаясь с былыми соотечественниками.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы видим, что страна понесла немалые демографические потери.

А. Музафаров

— Демографические и потери, главное, в энергичных и деятельных людях, которые были нужны французской короне.

Д. Володихин

— Вот еще один вопрос. Когда-то французы склонны были восхищаться своими королями, которые окружали себя многочисленными фаворитками. Сейчас иное время, и, скорее, Людовика XIV упрекают за распущенность, за то, что он без конца менял своих фавориток и не был, скажем так, увлечен законной супругой.

А. Музафаров

— Да, безусловно, это можно поставить королю... Особенно это выглядит на контрасте с его отцом Людовиком XIII, у которого тоже были сложные отношения с супругой, но который, как свидетельствуют современные французские историки, был человеком благочестивым и никогда себе не позволял каких-либо этих...

Д. Володихин

— ...безобразий.

А. Музафаров

— Да. А Людовик XIV пошел, скорее, не в отца, а в деда, но у него не было такой легкости, как у Анри IV, и он, с его стремлением к регламентации, не просто увлекался женщинами, но он придал этому официальный статус. Появился такой даже титул даже — «maitresse le roi», то есть «женщина короля», который передавался официально. То есть первой такой его пассией была Луиз де Лавальер, которая, в итоге, в общем-то, родив ему двух детей, решила, что все-таки это грех. Она ушла в монастырь и стала монахиней. Потом была госпожа де Монтеспан, потом госпожа де Ментенон.

Д. Володихин

— И между ними еще время от времени встречались...

А. Музафаров

— Еще там, да...

Д. Володихин

— Вот этот момент, скажем так... мелкие фаворитки.

А. Музафаров

— Да. А вот эти, эти три были удостоены вот этого официального титула. Ну, правда, на госпоже де Ментенон после смерти королевы Людовик XIV женился. Это был морганатический брак. Он пытался узаконить своих, скажем так, незаконных детей, но не просто узаконить — во Франции был закон, который их вводил в состав аристократии. Он попытался сделать их частью своих наследников, дать им такой титул — «дети Франции». Но вот здесь даже вот Парижский парламент все-таки встал, так сказать, на рога и сказал, что «нет, не пустим такого».

Д. Володихин

— Ну что ж, можно сказать, что в этом отношении Людовик XIV, ну, мягко говоря, не был наихристианнейшим государем.

А. Музафаров

— Не был, безусловно.

Д. Володихин

— И поскольку время нашей передачи подходит к концу, настала та минута, когда стоит подвести итог. Все-таки чего больше в правлении Людовика XIV — успехов, триумфов или неудач, разорения, распущенности? Что преобладает?

А. Музафаров

— Знаете, на мой взгляд, все-таки этот государь был, скорее, добрым, чем худым в отношении этих слов по-русски. То есть того позитивного, что он сделал для Франции, безусловно, было гораздо больше. После него во Франции уже не будет таких внутренних смут, как Фронда, он сумел это пресечь — как минимум, на сто лет, до Французской революции. Он оставил Франции множество прекрасных зданий, каналов, инфраструктуры, множество прекрасных произведений французской культуры. Это тоже никуда не денется, это тоже всегда останется частью французского мирового культурного наследия. А в чем он не преуспел, он честно сказал, умирая в 1715 году, своему правнуку и наследнику, будущему Людовику XV. Он сказал: «Мой мальчик, Вы на днях унаследуете корону самого прекрасного королевства в Европе, и не повторяйте моих ошибок. Заботьтесь о народе. Я бы сам хотел делать это больше, но у меня это не получилось». То есть вот дал такой наказ своему правнуку, сменившему его на престоле.

Д. Володихин

— Ну что же, остается сказать, что хороший государь — это пример для подражания ныне существующим и будущим правителям всех тех стран, где монархия существует, сохранится или возродится. Ну, а теперь мне осталось поблагодарить от Вашего имени, дорогие радиослушатели, Александра Музафарова за замечательную передачу, и сообщить Вам: спасибо за внимание, до свидания!

А. Музафаров

— До свидания!