«Кронштадтское восстание 1921 года». Глеб Елисеев

Гость программы: кандидат исторических наук, член редакционной коллегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеб Елисеев.

Разговор шел о причинах, последствиях и значении Кронштадтского восстания 1921 года.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы сегодня поговорим о, знаете, язык не поворачивается сказать, юбилее, о дате печальной и трагической. В этом году исполняется сто лет со дня подавления Кронштадтского восстания 1921 года. В советское время, конечно, рисовали эти события почти исключительно чёрной краской: Кронштадтский мятеж, заговор против юной революционной власти, Антанта нажимает через бунтовщиков и так далее. Но сейчас пошли иные работы, и стоит в этом разобраться, потому что событие огромной важности, и в какой-то степени ещё и наполненное смыслом поучительным, духовным. Здесь не только историческая трагедия, не только огромное количество жертв, но ещё и своего рода духовное ударение, сделанное на событии, которое показало, что революционная идея в России в конечном итоге заканчивается тяжёлым тупиком, и стены этого тупика окрашены кровью. Для того, чтобы поговорить об этом с пониманием дела, мы пригласили сегодня замечательного историка, кандидата исторических наук, члена редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеба Анатольевича Елисеева. Здравствуйте.

Г. Елисеев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Мне хотелось бы прежде всего у вас спросить, Глеб Анатольевич: вот собственно Кронштадтское восстание — это март 1921 года, — насколько я понимаю, не было единичным событием подобного рода в Советской России. Основные события Гражданской войны закончились, во всяком случае закончились в Европейской части Советской России, и после уже фактически окончаний этих основных событий вдруг что — одинокая вспышка в Кронштадте, или происходят некие волны событий, напоминающих Кронштадт? И это, скажем, в какой-то степени вторая фаза Гражданской войны?

Г. Елисеев

— Скорее всего, Кронштадт являлся просто пиковым событием, о котором достаточно хорошо известно, в силу его близости ко второму по значению городу Советской России — к Петрограду, бывшей столице Российской империи. Наряду с множеством других событий, которые завершали Гражданскую войну, происходя на её излёте. Это события, связанные уже не с действиям организованных армий Белого сопротивления, сколько с действиями масс, именно народных масс, которые были достаточно плохо скоординированы, были достаточно стихийными, но при этом с конца 1920 года и в начале 1921 года потрясали Россию.

Д. Володихин

— Давайте сделаем здесь такое отчёркивание. Ноябрь 1920 года — из Крыма эвакуируются войска русской армии Врангеля; войска Колчака давным-давно ушли на Дальний Восток и там происходят события, которые мало затрагивают то, какие процессы идут в коренной России; Юденича уже нет, Миллера на севере уже нет. То есть вроде бы к декабрю 1920 года европейская часть России полностью от Белого движения очищена. И тут вдруг новая волна. Вот вы говорите, что было множество событий, и Кронштадт — это пик. А что ещё, собственно, происходило? Не белое, но что?

Г. Елисеев

— Не белое, но так называемое «зелёное». Вряд ли можно этот термин использовать. Он иногда используется, он частично устоялся в историографии. «Зелёными» чаще в основном именовали дезертиров и бандитов. Но здесь мы имеем дело с достаточно организованным крестьянским сопротивлением, которое в значительной степени плохо понимало, каким идеям они следуют. Часто оно вынуждено было говорить чуть ли не на языке передовиц большевистских газет, только с одним ограничением: мы говорим за то же самое, за всё хорошее, за те же самые советы, за социализм, но не как у большевиков.

Д. Володихин

— То есть «давайте уберём правящую элиту и переустроим всё на началах того же социализма, общинности».

Г. Елисеев

— Да, идея социализма, идея анархизма даже — это те идеи, которыми пытались вдохновлять, идеологизировать огромное движение крестьянских масс, которые просто в принципе были недовольны той политикой, которую проводили большевики. У нас сохраняется достаточно мощное движение на Украине — это Махновщина, которая очень плохо контролируется Нестером Ивановичем Махно в реальности.

Д. Володихин

— А когда, кстати, она завершится?

Г. Елисеев

— Она завершится тоже в 1921 году.

Д. Володихин

— Но позже Кронштадтского восстания?

Г. Елисеев

— Да, позже, конечно. У нас все крестьянские восстания завершаются гораздо позже, потому что они охватывали гораздо большую территорию. Кронштадт сумели задавить. Кронштадт был пиком, концентрированным движением. Его сумели задавить вооружённым путём. Да, эти восстания тоже задавили вооружённым путём, но они охватывали гораздо большую территорию. И здесь действия приходилось проводить гораздо тяжелее, они длились гораздо дольше, в силу просто величины фронтов, направленных против восставшего крестьянства. У нас продолжается Тамбовское восстание...

Д. Володихин

— Это то, что иногда называют «Антоновщиной».

Г. Елисеев

— Да. Но это не совсем верно. Опять-таки, как Махно не полностью контролировал всю территорию, охваченную восстанием, так и Антонов был только одним из руководителей, начальником штаба одной из повстанческих дивизий. Тамбовщина была гораздо больше и гораздо шире, она даже не охватывала территории Тамбова, она была гораздо большим количеством губерний. И параллельно с Кронштадтским выступлением у нас происходит часто забываемое, но очень мощное Западно-Сибирское крестьянское восстание. А оно было даже самым угрожающим и, пожалуй, по масштабам, оно было гораздо больше нам известных и более запоминающихся, в силу «раскрученности» формальной своей Антоновщины или махновского движения. Западно-Сибирское восстание, которое началось в феврале 1921 года, — повстанческие группы там тоже были недостаточно хорошо скоординированы, не достаточно действовали по военной науке. Во главе там стояли какие-то фельдфебели, какие-то бывшие рядовые запасных полков. Но они неожиданно очень успешно действовали. Это люди, которые брали реально города, причём продолжали это делать в период Кронштадтского восстания. Они берут в феврале Петропавловск — это нынешний Петропавловск в Казахстане, они берут в феврале штурмом Тобольск, они 10 марта, когда у нас уже идёт Кронштадтское восстание, захватывают Сургут. Там идёт по сути дела реальная мощная вспышка Гражданской войны, если не считать событий, которые у нас будут происходить на Дальнем Востоке в конце 21-го, начале 1922 года.

Д. Володихин

— Ну и с заходом в 1923 год — так называемый «Аянский десант». То есть Гражданская война в горячей форме, если взять всю территорию России, закончится только в 1923 году, а если взять Зарубежье, то можно спокойно ешё лет семь добавить.

Г. Елисеев

— Если взять ещё и Среднюю Азию, то там подобные события происходили буквально до 1930 года. Это называли «бандитизмом», но это было реальное повстанческое движение.

Д. Володихин

— И насколько я помню, неспокоен был ещё Северный Кавказ. Там велись боевые действия, и в 1921 году в том числе.

Г. Елисеев

— На Северном Кавказе боевые действия велись достаточно долго. Боевые действия потом там вспыхивают в период коллективизации. Плюс к тому у нас так или иначе в этот период ведутся боевые действия против независимых государств Закавказья.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, мы видим совершенно необычное для человека, который учился по старым учебникам, явление. Формально Гражданская война завершилась. И сейчас же вновь её механизм получил новый завод: часики затикали, стрелки начали двигаться по циферблату. Опять кровь, опять новые фронта, опять вооружённые столкновения, опять сражения. Это явление очень масштабное. То есть фактически это явление очень масштабное, то есть фактически это второй виток Гражданской войны, который не имеет никакого отношения к Белому движению, который, по сути своей, явление крестьянское.

Г. Елисеев

— Да, явление крестьянское. Явление, которое, ещё раз подчеркну, не имело своего языка, и было вынуждено заимствовать язык официоза, но с соответствующей поправкой на собственные представления о некоем идеальном обществе, о некоем идеальном крестьянском мире, который возможен в том числе и в рамках тех вариантов государственного устройства, которые предлагала советская власть. Но только прогнать коммунистов, прогнать большевиков, сделать новый некий идеальный мир без господ, с крестьянами, как-то самоорганизоваться в рамках уже существующих и вроде бы уже частично привычных структур.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы поговорим о тех идеалах и мечтаниях, которые волновали умы крестьянства в 1921 году, подробнее, чуть погодя. А сейчас в эфире прозвучит музыка из фильма, посвящённого Гражданской войне, «Бег» — композитор Николай Каретников.

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, эта мелодия, которая только что прозвучала, может трактоваться двояко. С одной стороны, режиссёры фильма могли иметь в виду, что после установления мира, после Гражданской войны, в России установилась прекрасная зимняя сказка. И под эту музыку главные герои едут по России на санях — вокруг такая красота, благорастворение воздусей, мир, покой и свет. И они также могли иметь в виду, что после Гражданской войны Россию охватила зимняя спячка, то есть всё настолько было придавлено, до такой степени находилось под пятою существующей политической элиты, что, в общем, было лучше спать и видеть сны. Но так или иначе тот разговор, который мы ведём с Глеб Анатольевичем, показывает, что не сны там были, а опять полыхнул огонь. Этот покой — иллюзия, совершеннейшая иллюзия. Гражданская война, как я уже говорил, закончилась и вновь началась. Напоминаю вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы ведём беседу о Кронштадтском восстании 1921 года с Глебом Анатольевичем Елисеевым, кандидатом исторических наук. Глеб Анатольевич, соответственно вопрос: а что так волновало крестьян, чем они были недовольны? Вроде бы значительная их часть воевала вместе с Красной армией на фронтах Гражданской войны, и в 1917 году, в общем-то, значительная часть крестьянства поддержала сами революционные перевороты в столицах. И тут вдруг такое активное противостояние власти: нет, всё, что угодно, только не та сама власть, за которую мы вроде бы недавно воевали. Причина-то в чём?

Г. Елисеев

— От этой власти все нахлебались социальных экспериментов. Политика военного коммунизма, которая была военной только в относительном плане, эта политика введения социалистических, коммунистических отношений принудительном образом, попытка прыгнуть в новое общество, на селе привела крестьян в конце концов в ужас. Полное уничтожение товарно-денежных отношений, полная невозможность крестьян продавать, жить своим трудом, плюс к тому постоянная угроза полной конфискации результатов этих трудов. Политика продовольственной развёрстки, если к ней присматриваться совсем уж простым образом, сводилась к тому, что в любой момент может приехать комиссарский отряд, могут приехать представители Частей особого назначения и выгрести у тебя всё, что есть у тебя на дворе, «на базе», как говорили в Донецкой области, и оставить тебя нищим — как хочешь, так и выживай в этой ситуации. К 1921 году ведь коммунистов ненавидело не только крестьянство, их ненавидела вся страна, в том числе и даже формальная опора коммунистического режима — городской пролетариат. Специфика ситуации, которая возникла накануне Кронштадтского мятежа заключается в том, что первым восстал вовсе не Кронштадт. Первым почти восстал Петроград — рабочие петроградских заводов. 23 февраля начинаются демонстрации, связанные с тем, то народ голодает, что заводы стоят, что не работает сколько-нибудь экономика, потому что торговля запрещена, а на ряду с ней существует и господствует идея трудовой мобилизации всех масс, создание народной армии.

Д. Володихин

— Значит, голод, плюс непосильный труд.

Г. Елисеев

— Голод, непосильный труд, труд задарма. Трудовые армии — это действительно реальные армии, только без винтовок. Такого рода проект: мы вас мобилизовали, вы работаете за паёк, как солдат служит за паёк, и вы выполняете определённые действия в рамках строительства этого идеального утопического коммунистического общества.

Д. Володихин

— Хорошо, Глеб Анатольевич, крестьянство, пролетариат имеют основание быть недовольными, даже обиженными — они не видят справедливости: за что мы воевали? — условно говоря. Ну, а краса и гордость революции — Балтийский флот? Там же вроде, на этом флоте, огромное количество моряков, которые в 1917-18 годах активно, самым активным образом поддерживали вооружённое выступление большевиков, их боевые операции, не раз бывали в бою и устанавливали в Петрограде в значительной степени своими руками ту новую власть, которая получила все бразды правления в октябре 17-го. Ну а эти-то что? Им что — не выдавали паёк или у них проводили какую-то продразвёрстку? Вы объясните: какая у них связь с восставшими крестьянами и находящимися на грани массовых выступлений рабочими?

Г. Елисеев

— Эта довольно подлая версия о том, что кронштадтские моряки восстали за повышенный паёк, в историографии существует. И её возникновению мы обязаны Льву Давыдовичу Троцкому, который таким образом пытался оправдать свои преступления в период подавления Кронштадтского восстания. Не секрет, что именно наркомвоенмор руководил координацией деятельности, связанной со всеми теми зверствами, которые существовали в период непосредственного подавления Кронштадтского выступления.

Д. Володихин

— И после него.

Г. Елисеев

— И после него. Эта версия не имеет под собой никакого обоснования. В своё время, когда был так называемый «Процесс Дьюи», на котором Троцкий выступал в качестве свидетеля, его достаточно здорово опровергли все свидетели, которые непосредственно были связаны с Кронштадтским мятежом, знали и даже участвовали в нём, — что никто из краснофлотцев не пытался выступать за повышенный паёк. Действительно, Кронштадтский мятеж был политическим выступлением, во многом связанным с теми процессами, с той ситуацией, которая возникла в Петрограде в этот момент. Представители кронштадтских морских групп, представители морских команд направляли своих посланников в Петроград накануне их выступлений. 24 февраля специальная группа отправляется в Петроград для связи с рабочими. Они видят, что происходит, они считают, что они должны из идейных соображений поддержать эти выступления. Среди моряков, если мы касаемся их политических убеждений, реально никогда не было много большевиков. Там было достаточно много представителей эсеровских партий, достаточно много представителей меньшевистских групп, очень много было анархистов. Плюс к тому Балтийский флот не настолько уж активно воевал. Это, скорее, миф о «красе и гордости революции». Когда «краса и гордость революции» реально сталкивалась с достаточно сильным противником, как это, например, происходило в феврале 1918 года, когда сводный отряд под командованием Дыбенко столкнулся с немецкими частями, всё заканчивалось очень печально: моряки не просто бежали, а бежали практически до Самары, их там с трудом отыскали и вернули к месту службы. Не очень-то их активно задействовали. А когда задействовали, то результаты были не блестящие. Действия Балтийского флота в 1919 году во время наступления Юденича, связанные с очень вялыми операциями английской эскадры, которые в этот момент происходят, показывали его полную в этой ситуации хаотизацию, полную потерю профессионализма, скажем так.

Д. Володихин

— Даже не весь Балтийский флот, а один только так называемый «действующий отряд», небольшая часть Балтийского флота, иногда посылал боевые единицы в море. Боевые единицы могли хоть немного сражаться, если во главе их стояли не какие-то выбранные матросские, а те же самые бывшие офицеры Российского императорского флота, подключившиеся к новой власти. И кроме того, значительная часть кораблей просто стояла у причалов, моряки отказывались выходить, в силу того, что, в общем, новая власть, а следовательно: зачем же жизнями-то своими рисковать? Надо, пока корабль твой дом, просто жить на нём, и всё. И значительная часть кораблей не то что безнадёжно требовали ремонта, не то что были лишены всех запасов — они не выходили в море потому, что команды не хотели выходить в море. Не так ли?

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно. Никакого желания активно участвовать в боевых действиях и складывать свою голову за новые власти, которые массой моряков уже также начинали восприниматься крайне негативно, не было. Они же не были слепыми, они видели, что происходит в том же Петрограде, в Кронштадте, в Ораниенбауме, во всех окрестностях. Они получали письма от своих родственников из деревень, из других городов, где рассказывалось про те ужасы, которой реально была жизнь в совдепии в период военного коммунизма. И нормальное недовольство нормальных людей у них точно так же росло.

Д. Володихин

— Вот хотел бы уточнить относительно недовольства нормальных людей. Флот 1921 года, Кронштадтская база — это те же моряки, которые были там в 1917-18 годах? Или, как говорят, по призывам времён Гражданской войны туда попало большое количество крестьян из коренной России, из её глубинных мест?

Г. Елисеев

— Такого рода момент присутствует в истории Кронштадтского выступления, но его не следует преувеличивать. Достаточно большое количество старослужащих, людей, которые в том числе и участвовали в разнообразных эксцессах 1917 года, мы обнаруживаем и в рамках в том числе и рук Кронштадтского восстания. И те были, и другие были.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, мы видим крайнее недовольство тех людей, которые, условно говоря, своими же руками эту революцию и делали: «Мы революцию сделали, а нам что?» Вот что им? Конкретно сами матросы имели причины для недовольства? Не просто посмотрев на Петроград, а что-то из их собственной жизни им не нравилось?

Г. Елисеев

— Не нравилось, конечно. Разница между тем уровнем жизни, который себя позволяли, например, бывший руководитель Центробалта Дыбенко или командующий флотом Раскольников, сильно отличалась от той жизни, которую вели какие-нибудь простые минёры, простые артиллеристы, простые корабельщики в принципе. Разница была очень и очень большая.

Д. Володихин

— В голодные годы Гражданской войны.

Г. Елисеев

— В голодные годы Гражданской войны то, что себе позволяли большевистские вожди, причём не очень часто скрываясь, то, что позволял себе Зиновьев в осаждённой столице Северной трудовой коммуны — это вызывало, естественно, бешеное раздражение. Всё-таки идея равенства, на которой большевики и въехали в государственную власть, в народе присутствовала, она была привлекательной. Идея, которая ассоциировалась с этим понятием Советов, с понятием советской власти — власти, где все советуются и где все в значительной степени равны, — она по-прежнему подкупала огромное количество людей.

Д. Володихин

— Но с чего всё началось-то, собственно? Вот вспышка этого восстания изначально не имела вооружённого характера и, может быть, люди надеялись, что решат мирно, или, во всяком случае, к ним присоединится огромное количество народа, и они станут, скорее, зачинщиками некоего нового движения, нежели бойцами на новом фронте Гражданской?

Г. Елисеев

— Да в начале Кронштадтского выступления, в конце февраля, у нас происходят в основном митинги. Это митинги, на которых в классическом стиле революционных действий 1917 года принимаются коллективные резолюции. И 28 февраля происходит большой митинг уже в самом Кронштадте, на котором принимается резолюция о том, что необходимо убрать комиссаров, необходимо создать Советы без коммунистов, необходимо провести свободные выборы.

Д. Володихин

— Кстати, там были определённые экономические требования относительно торговли.

Г. Елисеев

— Да, о свободе торговли, безусловно. Там один пункт отказались вносить — это о выселении всех евреев в Палестину. По поводу него сказали, что это совершенно не по делу кто-то предложил, и его не внесли.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы поговорим позднее о том, что выросло из этих резолюций. А сейчас, дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы беседуем о Кронштадтском восстании. Прервём наш разговор буквально на минуту и вскоре вновь продолжим его.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем трагический момент в русской истории — Кронштадтское восстание 1921 года. И нашим просветителем сегодня выступает кандидат исторических наук Глеб Анатольевич Елисеев. Вот вопрос о событийной части восстания. Вероятно, очень хорошая военная организация моряков позволила им создать действительно грозную вооружённую силу, которая напугала Петроград.

Г. Елисеев

— Истерика, конечно, была очень значительная среди коммунистического руководства. Но я думаю, что истерика была больше обусловлена всей взрывоопасной обстановкой в стране, чем конкретной деятельностью Кронштадтского гарнизона. Да, Кронштадтский гарнизон достаточно представительный — это около 15 тысяч моряков. Но это реально только два крупных корабля — это два линкора: «Петропавловск» и «Севастополь» — плюс два портовых ледокола. Основная часть флота всё равно стоит в Петрограде. Эта основная часть флота не присоединилась к выступлению. Кронштадт так оборонялся успешно, в основном опираясь не столько на флотскую силу, сколько на силу укреплений острова Котлин.

Д. Володихин

— Не только острова Котлин, но и разного рода фортов вокруг него.

Г. Елисеев

— Да, естественно. Потому что у нас зима, у нас замёрзший Финский залив. И моряки достаточно легко могли маневрировать, перебрасывая необходимые части между отдельными фортами. Не было нужды в переправе на каких-то судах. Однако, здесь и есть одна проблема, которая чётко разбивает весь тот миф, столь долгое время эксплуатировавшийся в советской историографии. Миф о Кронштадтском мятеже как о некоем заговоре, который заранее подготавливали агенты Антанты. Этот миф, между прочим, начали эксплуатировать очень быстро. Среди тех документов по поводу Кронштадтского мятежа, которые были опубликованы, есть запланированные формальные выступления арестованных лидеров Кронштадтского мятежа — такое сценарное выступление на планировавшемся открытом процессе. Проблема заключалась в том, что этих людей не смогли задержать и арестовать. Но среди планировавшихся выступлений было выступление одного анонимного агента Антанты. Вот эта идея того, что это заговор, существовала с самого начала. Большевикам очень невыгодна идея того, что, да, они полностью провалились со своей внутренней политикой.

Д. Володихин

— Условно говоря, сам народ сказал: «Мы больше вас не хотим, вы нам противны. Мы готовы выступать против вас с оружием в руках!»

Г. Елисеев

— Готовы выступать с оружием в руках. И даже если нас слегка устраивает такого рода формальное устройство государства, советское устройство власти, то руководство большевистской партии нас не устраивает категорически.

Д. Володихин

— Вот до какой степени люди были готовы далеко идти? Был образован так называемый Военно-революционный комитет. Но всё-таки надеялись о чём-то договориться с Петроградом, с большевистским руководством, или с самого начала были настроены на то, чтобы драться с оружием в руках? Какие планы были и почему это вылилось в целый каскад тяжелейших боёв?

Г. Елисеев

— Планы в начале были на мирные переговоры — это ясно из событий первого марта. Первого марта проводится огромный митинг в Кронштадте — около 16 тысяч человек. Туда приезжает председатель ВЦИКа, формальный глава советского государства Михаил Иванович Калинин, которого освистывают на этом выступлении. Выступает начальник политуправления Балтфлота Кузьмин, его тоже освистывают. На следующий день он будет арестован, равно как и всё другое коммунистическое руководство Балтфлота. Но арестованных коммунистов просто содержат в заключении — их не убивают, не расстреливают, не казнят. Но все попытки после первого марта выходить каким-то образом на переговоры с большевистским руководством натыкаются на глухую стену. Большевистское руководство пребывает, с одной стороны, в таком страхе, а с другой стороны, как всегда, планирует использовать Кронштадтский прецедент для того, чтобы нагнать ужаса, в случае его подавления, на других потенциальных мятежников, на других потенциально восставших, что они отказываются реально вести переговоры с восставшими. Кронштадт очень жёстко блокируется. Попытки, например, посылаемых Временным революционны комитетом агитаторов на территорию того же Ораниенбаума, на территорию Петрограда, в другие части Петроградской губернии очень резко блокируются — их хватают, арестовывают, их внимательно вычисляют. И идти на переговоры с ними отказываются.

Д. Володихин

— Большевики изначально несколько приуменьшили силу Кронштадта. Насколько я помню, первая попытка перейти от блокады к штурму провалилась.

Г. Елисеев

— Первая попытка была 7 марта, первая попытка делалась в определённой степени нахрапом. Да, была формально восстановлена 7-я армия, её начальником сделали Тухачевского. Подготовка прошла спустя рукава — действительно, посчитали, что в силу естественной ориентации фортов в основном не на сторону Петрограда, против противника, что не удастся использовать артиллерию, что сами матросы, скорее всего, не будут активно ввязываться в полевые действия. Стали наступать с севера и юга, но сил было недостаточно. Плюс к тому, была одна очень большая проблема: эти части оказались морально неготовыми для того, чтобы стрелять в своих.

Д. Володихин

— Мне приходилось читать, что какая-то часть, наоборот, жаждала присоединиться к восставшим, считая, что вот они-то правы, и наконец началось правильное дело.

Г. Елисеев

— Да, и часть перешла на сторону восставших. Но была ситуация, при которой направили одну группу примерно в 50 человек, их окружили. Часть побежала, а другая осталась и добровольно совершенно сдалась, перешла фактически на сторону восставших моряков Кронштадта.

Д. Володихин

— А остальные части остановили огнём, насколько я понимаю.

Г. Елисеев

— Да. Кронштадт отстреливался, Кронштадт с самого начала активно обстреливали, в том числе и со стороны форта «Красная горка», с юга Финского залива. Туда успела уйти Высшая партийная школа, которая находилась на территории Кронштадта, в основном это были чекисты. Они захватили эту территорию, удержали там контроль со стороны коммунистов. И равно как оттуда, так и со стороны Сестрорецка, то есть с севера, Кронштадта обстреливался. Но и Кронштадт отстреливался. Кронштадт активно бомбили. Самолёты регулярно вылетали с базы Балтфлота, которая была в Петрограде, сбрасывали листовки, потом сбрасывали бомбы. Главным рычагом воздействия и главным военным ресурсом были именно линкоры — и «Петропавловск» и «Севастополь» активно участвовали в этих боевых действиях.

Д. Володихин

— И после того, как с довольно серьёзными потерями, если мне память не изменяет, те толпы, которые выходили на первый штурм, откатились, начались планы о том, чтобы создать гораздо более серьёзные вооружённые контингенты, причём отправить туда мотивированных бойцов, что называется. Обычная солдатская-матросская масса не очень желает лезть под пули с комплементарными ей людьми, то есть тот же социальный состав, те же идеи, то же недовольство — почему они их, собственно, должны сажать на штык? И тогда появляется необходимость создания отрядов, которые будут иначе относиться к кронштадтцам, а именно как к злому врагу.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. По губерниям Центральной России объявляется мобилизация коммунистов, активно используются и перебрасываются в Петроград наиболее стойко проявившие себя разнообразные части Красной армии. Дело доходит до того, что 11 марта, во время заседания X съезда РКПб, который проходит в Москве, мобилизуются члены съезда. Делегаты этого съезда совершенно добровольно отправляются на подавление Кронштадтского мятежа.

Д. Володихин

— Или как бы добровольно.

Г. Елисеев

— Здесь, скорее всего, действительно добровольно, учитывая, что преимущественно это была публика, имевшая не только военный опыт, но и проявившая себя как достаточно храбрые люди. Например, там среди этих мобилизованных был будущий маршал Конев. Отправили достаточно большое количество курсантов разнообразных военных училищ, которые не только проходили через политический отбор, но они и в ходе своего обучения уже в период Гражданской войны становились очень хорошо политически мотивированными. То есть из этих людей воспитывали убеждённых коммунистов. Это были люди, которые были готовы не за страх, а за совесть бояться так называемой контрреволюции. Тем более, что в пропаганде Кронштадтский мятеж очень быстро начали рисовать в рамках белогвардейского выступления.

Д. Володихин

— Мы поговорим о том, что это не вполне верно, а, может быть, и вполне неверно, но во всяком случае им показали: вот враг, и если мы его не согнём в бараний рог, то он сейчас разрушит всё, о чём мы тут мечтали. Ну и что? — итог. Второй штурм. Насколько удачно развиваются события и что происходит?

Г. Елисеев

— Второй штурм начинается в ночь на 17 марта, в три часа утра. Перевес очень большой, чуть ли не в три раза. Штурм идёт кровавый. Все ожидали, что наступит оттепель, и штурма удастся избежать. В случае, если бы оттепель действительно настала, хотя бы начал сильно таять лёд, как это происходило за несколько дней до 17 марта, по пояс в воде никто бы не сумел нормально добраться до кронштадтских фортов. Но здесь неожиданно наступает похолодание, большевики пользуются этим последним шансом. Троцкий и Тухачевский дают распоряжения. Северной группой командует Дыбенко, южной группой командует будущий маршал Ворошилов, они действуют очень активно, напористо, у них мотивированные бойцы, как мы видим. И, несмотря на сопротивление в первую очередь контингентов фортов, в конце концов в ночь с 17 на 18 марта войска врываются в Кронштадта.

Д. Володихин

— И, насколько я понимаю, во-первых, во время штурма с обеих сторон полегло немало народу. Матросы-краснофлотцы положили на этом льду довольно большое количество штурмующих. А во-вторых, после штурма те, кто не ушёл из Кронштадта — а там тысяч восемь, наверное, ушло на территорию Финляндии, спасая свои жизни от расправ, — вот те, кто остались, ведь тоже, по каким-то сведениям одних исследователей, убивали сотнями, по сведениям других исследователей, тысячами.

Г. Елисеев

— Восемь тысяч человек — это совершенно верная цифра, в том числе и большинство руководителей Временного революционного комитета, даже его председатель Степан Петреченко, ушли преимущественно в Финляндию. С финнами была договорённость о том, что, если возникнет такая необходимость, то они примут беглецов. Однако, во-первых тысяча человек погибла при взятии фортов и при битве на улицах Кронштадта.

Д. Володихин

— Это обороняющихся?

Г. Елисеев

— Обороняющихся.

Д. Володихин

— А наступающие?

Г. Елисеев

— Наступающих погибло в два раза больше — около двух тысяч, возможно даже ещё больше, до трёх тысяч человек. Две тысячи — это официальная цифра, которую давали по статистике Красной армии. Плюс к тому было достаточно много раненных — примерно полторы тысячи раненных среди наступавших. В плен попало около двух тысяч человек сразу, и ещё около двух с половиной тысяч человек было арестовано. Расстрелы начались очень быстро, расстрелы в рамках эксцессов, расстрелы в рамках вынесения приговоров, которые выносились просто за одно участие в поддержке восставших. Уж если человека взяли с оружием в руках — это была верная смерть. Если человек хоть как-то засветился в мятеже, как, например, командир линкора «Петропавловск» Карпинский — это верная смерть. Если человек просто случайно поддерживал восставших, например была ситуация с доктором, который лечил восставших, продолжал лечить в Кронштадте восставших, — это тоже верная смерть, расстрел.

Д. Володихин

— И заодно местное духовенство также поставили к стенке, потому что оно просто жило там.

Г. Елисеев

— Жителей Кронштадта начали выселять. Доходило до жутких ситуаций. Например, была арестована медсестра, которая помогала восставшим в течение нескольких дней. Ей дают пять лет ссылки. Одновременно с ней случайно арестовывается её сестра, которую вроде бы должны отпустить, но ей тоже дают пять лет ссылки. Кронштадт стали вычищать.

Д. Володихин

— И каков общий размер жертв репрессий? Я говорю не о высланных, а прежде всего о тех, кто расстался с жизнью в ходе действий карателей, подавлявших восстание.

Г. Елисеев

— Точных цифр трудно сказать в этой ситуации, потому что мы должны ещё к жертвам репрессий относить тех кронштадтцев, которые поверили амнистии 1922 года и вернулись на территорию советской России. Эти люди тоже были арестованы, сосланы на север и там были казнены. В том числе часть из них утопили, потому что не хотелось тратится на патроны в ходе расстрелов. Утопили, загнав в списанные баржи и затопив их в Белом море. Общее количество жертв Кронштадта достигает пяти с половиной тысячи человек

Д. Володихин

— О, Господи! Ну что же, я думаю, будет правильным, дорогие радиослушатели, если сейчас в эфире прозвучит музыка из фильма «Солнечный удар» композитора Эдуарда Артемьева. Эта музыка сопровождает самые страшные кадры из фильма, а именно затопление баржи, наполненной противниками советской власти.

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, о каких бы трагедиях мы не говорили, всё равно светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, кандидатом исторических наук Глебом Анатольевичем Елисеевым обсуждаем именно историческую трагедию Кронштадтского восстания 1921 года. Итак, восстание было подавлено, буквально потоплено в крови и штурмовавших, и оборонявшихся, и впоследствии репрессированных, казнённых огромными массами. Стоит поговорить о смысле самого этого события. Прежде всего несколько версий того, чем было по сути своей Кронштадтское восстание. Вот, собственно, версия советских времён — заговор Антанты. Версия современная — заговор неких социалистических партий, представленных в Кронштадте. Иная версия — это фактически стихийное народное выступление, и в бушлаты и бескозырки одеты были просто русские люди, такие же, как и по всей стране, испытавшие возмущение по поводу действий советской власти, военного коммунизма, ущемления прав, свобод и так далее. Что из этого верно? Если тут что-то от Белого дела и какая из этих версий ближе прочих к истине?

Г. Елисеев

— Первые две версии вообще не выдерживают никакой критики при столкновении с реальными историческими фактами и документами, которые в том числе происходили из среды большевиков, но носили гриф «секретно». Имеется записка оперуполномоченного ЧК Якова Агранова, который в том числе и руководил впоследствии расправами над кронштадтскими восставшими, в которой он достаточно чётко говорит, что это было стихийное выступление, что никаких следов и связей с зарубежными организациями ВЧК найти не смогло. Но в рамках пропаганды, учитывая то, что с самого начала, начиная с истерической телеграммы, которую Зиновьев послал Ленину о том, что это эсеровско-черносотенное выступление. Я хотел бы посмотреть, как это вообще видел Григорий Евсеевич — подобного рода выступления.

Д. Володихин

— Соединение черносотенцев с умеренными социалистами, с революционерами...

Г. Елисеев

— И с анархистами. Началась раскручиваться совершенно другая картинка. С самого же начала было объявлено, что это белогвардейский мятеж, который возглавляет начальник береговой артиллерии Кронштадта Александр Козловский.

Д. Володихин

— Да, и там был ещё некий фон Вилькен, посетивший Кронштадт.

Г. Елисеев

— Фон Вилькен посетил Кронштадт в ходе миссии американского Красного Креста. Между прочим, он был бывшим капитаном «Петропавловска», ни много ни мало, и бароном. Так фон Вилькен просто предлагал решить вопросы в отношении снабжения Кронштадта и, якобы, что-то предлагал в рамках помощи со стороны каких-то белогвардейских групп. Какие мог представлять белогвардейские группы этот человек, который не являлся сколько-нибудь заметной фигурой в тот момент? Есть действительно чёткое представление о той помощи и информация, которую выдавали и при допросах немногие арестованные члены Временного революционного комитета, что поддержку обещал Виктор Чернов, глава эсеровской партии, который в тот момент находится на территории Эстонии. Там действительно какая-то поддержка была, но опять-таки это поддержка сотни каких-то людей, скорее поддержка моральная. Чернов всё-таки формально был главой Учредительного собрания.

Д. Володихин

— Но Чернов белый не больше Ленина.

Г. Елисеев

— Да, опять-таки это ситуация, в которой представители Кронштадта — это люди, которые вынуждены говорить на языке своих противников. Они по-прежнему говорят о социализме, о царстве справедливости. Достаточно почитать их газету — «Известий Временного революционного комитета» вышло 14 номеров за время существования Кронштадтского независимого государства, — где они снова поминают проклятую царскую власть, старый режим, необходимость перехода к новому, идеальному миру, но со свержением новых сатрапов, которые не лучше старых. Это представление было главным в рамках того набора хаотических воззрений, который был в голове у восставших, которые выступили именно стихийно. Если бы был какой-то заговор, он произошёл бы минимум на три недели позже, когда лёд схлынул. Вот если бы лёд ушёл, взять «Петропавловск» и «Севастополь», достаточно мощные линкоры, вообще взять Кронштадт не удалось бы никому.

Д. Володихин

— Ну что ж, мы выходим к тому, с чего начинали. Я сказал в самом начале нашей передачи, что события Кронштадтского восстания духовно поучительны. Давайте взглянем на них не с точки зрения того, что происходило непосредственно в марте 1921 года и расправ, которые длились потом в конце марта и в апреле, и дальше. Посмотрим на это с точки зрения революционных событий в начале ХХ века в России в целом. С моей точки зрения, правы те, кто говорит о существовании духовного кризиса. В России этот кризис сначала охватил политическую элиту, затем перешёл и на огромные народные массы. Суть его в том, что люди решили оставить где-то на втором плане своей жизни свою веру, христианство, оставить христианскую этику, оставить в своей голове даже не на втором плане, а в каких-то бараках, куда отправляют табуированные напрочь, отрицаемые вещи: верность престолу, государственный порядок — то, что, в общем, создавало основу дореволюционной жизни. Что же, восставшие сначала сломали хребет империи, начали, положа руку на сердце, ломать хребет Церкви и очень многое повредили. И потом, впоследствии, видя, что революционная реальность не оправдывает революционных утопий, мечтаний о том, что будет рай на земле и всё будет замечательно, их старые товарищи, ставшие вождями, хуже, как они сказали, старых сатрапов, они решили в дальнейшем действовать по своим же родным революционным рецептам: не обратились к Богу, не обратились к Отечеству, не сказали, что готовы восстановить тот старый порядок, который был до революции, а просто взяли винтовку в руки, прокричали: «Эй, вы! Вас пора повесить, вас пора свергнуть! И мы вас свергнем, потому что вы не правы». То есть боролись с плодами революции методами революции, не сделали шага назад, не сделали ничего в сторону духовного устроения в своём милитаризированном социуме, в своих душах, а следовали тем рецептам, которые вытеснили из них ту самую православную составляющую, православную нравственность, православную веру, о которой мы говорили. Свято место пусто не бывает, образовалась пустота, пришли революционные идеи, они овладели душами. И в сущности, как бы ни было жалко людей, которые от отчаяния, безнадёжности, от чувства несправедливости восстали, как бы ни было жалко тех, кого без всякой пощады казнили огромными массами, но ведь они же когда-то эту революцию создавали, на неё надеялись, на неё ставили, сражались на её фронтах и теперь решили просто продолжить её. Что-то мне это напоминает Гракха Бабёфа в тельняшке и бескозырке: давайте продолжим революцию, но уже до самого конца, и наконец-то восстановим справедливость. Не к Богу обратимся, не порядок наведём, а именно что — вот ещё одно революционное усилие, как панацея. То есть, с моей точки зрения, идея, которая наполняла Кронштадтское восстание, изначально была порочной.

Г. Елисеев

— Идея заключалась в том, что гипноз социализма, гипноз социалистической идеи, гипноз создания идеального утопического общества существовал в русском обществе на протяжении десятилетий. И избавится от этого гипноза было практически невозможно.

Д. Володихин

— Очень трудно.

Г. Елисеев

— Чтобы эти надежды выветрились, нужно было либо иметь очень чёткую мировоззренческую позицию, как у значительной части представителей организованного Белого движения, либо прожить большое количество времени в реально устанавливающейся социалистической утопии, то есть хлебнуть совдепии не годами, а десятилетиями.

Д. Володихин

— Причём именно того порядка, который сами же и начали устраивать.

Г. Елисеев

— Естественно. В этой ситуации люди ещё надеялись на то,ч то плохи методы, а не сами идеи, плоха тактика, а не стратегия, плохи большевики, а не социалисты вообще. Они же говорят о хорошем, они же предлагают нам создать идеальное общество. Наверное, просто виноваты комиссары, виноват Ленин, виноват Троцкий, виноват Калинин — кто угодно, вся большевистская партия, а не сама социалистическая идея как таковая. И этот соблазн очень заметен даже в текстах выступлений, в прокламациях, опять же в «Известиях Временного революционного комитета», о том, что мы наконец сделаем хороший, правильный социализм.

Д. Володихин

— Ну что ж, результат действий методами социализма против социализма, построенными руками тех, кто поверил в социализм, таков: огромное количество мёртвых, убитых пулями и отправленных на Последний суд иными способами. Вот результат и тех, кто был на стороне восставших, и тех, кто их подавлял, и самой идеи, которая двигала и тех и других. И вот я вижу, что вы в сущности, Глеб Анатольевич, согласны, что идея действительно изначально порочна — сама идея коммунистического устроения в русском православном традиционном обществе. Так вот, мне хотелось бы закончить тем, что большевики всё-таки, в значительной степени напуганные событиями восстаний крестьянских, Кронштадтского восстания, отменили продразвёрстку и даже, в общем, скоро закончили советско-польскую войну Рижским миром 1921 года, сделав чудовищные, невообразимые территориальные уступки. Имея перед собой слабого врага, они опасались, что этот враг не даст им возможности перебрасывать карательные войска для того, чтобы подавлять собственное крестьянство. И в дальнейшем какое-то время, не так долго, как, может быть, хотелось населению страны, придерживались новой экономической политики. Условно говоря, на какое-то время отпустили удавку на шее народа и сделали уступку, которую уже в конце 30-х забрали назад, даже в середине 30-х. Что ж, опустим занавес печали над Кронштадтским восстанием. Оно страшно, с точки зрения идей, оно страшно, с точки зрения действий, оно страшно, с точки зрения большого количества жертв. И оно страшно как тупик, то есть то столкновение, которое приводит к чудовищному количеству жертв, но не выводит никуда, не способно решить ничего. Пролитая кровь оказывается напрасной, возможно кого-то просто лишает иллюзий, да и всё. Благодарю вас за внимание. От вашего имени говорю «спасибо» Глебу Анатольевичу Елисееву. До свидания.

Г. Елисеев

— До свидания.