«Кижи». Светлый вечер с Александром Любимцевым и Никитой Сенькиным (16.05.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Кижи». Светлый вечер с Александром Любимцевым и Никитой Сенькиным (16.05.2018)

* Поделиться

У нас в гостях был заместитель директора музея-заповедника «Кижи» Александр Любимцев и координатор волонтерского проекта по возрождению храмов Севера «Общее дело» Никита Сенькин.

Мы говорили об уникальности музея-заповедника «Кижи», об экспедициях проекта «Общее дело» и о его новых программах, а также о традициях плотницкого искусства.


А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели! Я Алла Митрофанова и с удовольствием представляю наших гостей: Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера»...

Н. Сенькин

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— Добрый вечер, да. И Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи». Добрый вечер.

А. Любимцев

— Здравствуйте.

А. Митрофанова

— Особенно, наверное, актуально будет для сегодняшнего нашего разговора то, что Вы там занимаетесь направлением реставрации.

А. Любимцев

— Да.

А. Митрофанова

— Поговорим об этом чуть подробнее. У нас целая серия разговоров по поводу проекта «Общее дело». Не так давно у нас в эфире был отец Алексий Яковлев, который тоже рассказывал про летние экспедиции на Русский Север. Волонтеры — люди совершенно разных профессий и с разными навыками, опытом и умениями — собираются в группы, приезжают туда, на Русский Север, и помогают там либо реставрировать, либо поддерживать (как называется — «консервация», да, Никита?)...

Н. Сенькин

— Да, да.

А. Митрофанова

— ...в некоем таком состоянии статус-кво, пока не появится возможность реставрировать, храмы и часовни, которые нам достались по наследству от XVII, XVIII, XIX века, которые сами по себе — уникальные памятники, и не все они, я так понимаю, до сих пор еще изучены, и которые мы можем потерять, вот если называть вещи своими именами.

Н. Сенькин

— Или спасти.

А. Митрофанова

— Или спасти. Вот этот подход мне нравится больше. Никита, расскажите, пожалуйста — Вы сами лично давно в этом проекте? Чем Вы там занимаетесь?

Н. Сенькин

— Я в проекте недавно. Проекту уже 11 лет, я там четыре года.

А. Митрофанова

— Ну, так, существенный срок-то, вообще-то.

Н. Сенькин

— Ну да, немаленький. Ну, первый раз я с проектом столкнулся в качестве просто обычного добровольца, который узнал из Интернета о том, что существует такой проект. И, честно говоря, первая экспедиция была такая — ну, полная... Много было непонятного, много было... ждал неожиданностей.

А. Митрофанова

— Ну, например?

Н. Сенькин

— Ну, само слово «Север», когда мы говорим «Русский Север», возможно, многим радиослушателям покажется, что это немножко даже страшно. Ну, как мне показалось. Потому что для меня Север — это что-то было такое, что это очень далеко, очень холодно, и там вообще ничего, никакой цивилизации нет. Конечно, потом это все оказалось не так.

А. Митрофанова

— То есть, фактически, Северный полюс Вы себе представляли в голове, да?

Н. Сенькин

— Да, что-то вот совсем такое — Ледовитый океан, плавающие глыбы льда. Но на самом деле все это не так. И климат — не сказать, что он как-то кардинально, сильно отличается, например, от нашего московского климата, и просто я приехал в качестве добровольца. Но Север интересен тем, что если туда один раз попадаешь, равнодушным очень сложно остаться после этого. И многие даже остаются там жить. Вот есть такие...

А. Митрофанова

— Прямо многие?

Н. Сенькин

— Ну, «многие» — может быть, это сильно сказано, но некоторые, скорее, некоторые там остаются жить, потому что это тяжело — возвращаться потом обратно, в привычную жизнь, потому что когда ты находишься неделю, у тебя есть конкретная задача, ты занимаешься хорошим делом, кругом единомышленники, которые во всем тебя поддерживают. Местные жители, которые сначала с настороженностью относятся, а потом тоже включаются в процесс... И вот всю неделю, казалось бы, с незнакомыми людьми тебе, ты, в основном, первый раз их видишь, и, возвращаясь в Москву, конечно, хочется вернуться обратно. И я, собственно говоря, мой первый сезон — я вернулся, здесь побыл, жена посмотрела на меня и говорит: «Так, давай-ка, езжай обратно!».

А. Митрофанова

— (Смеется.) Мудрая женщина!

Н. Сенькин

— И я все лето, все лето... Потом я уже с собой ее взял, потом маму, брата. В общем, всех там уже свозил. И все, как вот один... У нас нет какой-то специальной экскурсионной программы. Вот человек просто... Взаимодействие с местными жителями, с природой, с храмами, с этой деятельностью — не нужно ничего объяснять, все встает на свои места, все очень органично происходит, и люди наполняются вот этой органичностью, наполняются смыслом. И, возвращаясь сюда, конечно, хочется снова и снова. Поэтому у нас многие наши добровольцы... У нас в прошлом году было 64 экспедиции, больше 600 человек приняли участие...

А. Митрофанова

— Фантастика.

Н. Сенькин

— И многие из них... Конечно, такой уже есть «наркотик» в хорошем смысле слова, потому что многие вот именно живут и ждут, когда чуть-чуть потеплеет, и поехать опять, снова, чтобы недельку совершенно побыть вот в такой другой стране — в такой Нарнии некоей, да? Потому что, конечно, уникальный опыт.

А. Митрофанова

— Да, на Русский Север «подсаживаешься», это правда. И мне нравится вот это Ваше сравнение с Нарнией. По-моему, да, действительно, немножко другая планета, но, в то же время, наш мир — ну как будто бы немножко такой... ну, параллельный, что ли, да? Открываешь платяной шкаф — а там Вселенная. Александр Юрьевич, Вы на Кижах живете в основное время. И, Вы знаете, ну, Вы, пожалуй, тоже в моем представлении такой абсолютный житель Нарнии, нарниец, гость из какой-то параллельной реальности, совсем другой. Кижи — это же так красиво! Это же, мне кажется, один из таких, ну, брендов красоты даже, идеал красоты. Расскажите, пожалуйста, чем Вы там лично занимаетесь и как Вы связаны с общим делом. Неужели на Кижах надо что-то еще реставрировать до сих пор?

А. Любимцев

— Так, ну, я бы, наверное, сначала коротко сказал бы, что такое Кижи, если можно. Кижи — это музей под открытым небом. Это действительно один из самых красивых, самых главных, самых больших музеев как в России, так и в мире именно, музеев деревянного зодчества. У нас в музее расположен один — ну, на мой взгляд, это самый главный вообще деревянный памятник в мире (это мое мнение и можно с ним поспорить)...

А. Митрофанова

— Нет, я даже не буду пытаться — я с Вами согласна.

А. Любимцев

— Нет, я так слушателям, наверное, сказал. Могут со мной поспорить, но я убежден, что это самый главный в мире памятник деревянного зодчества — это Кижский архитектурный ансамбль, который является еще и объектом Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. И музей «Кижи» — это действительно... Кижи — это вообще очень красивое место, там не только музей, там не только архитектура. Там и сохранившиеся уникальные природные ландшафты и природное окружение. Это кижские шхеры, Онежское озеро, действительно нетронутая природа, настоящая, живая северная природа. Здесь... Это правда очень красиво. И я уже много лет там живу, но не перестаю вот этим всем и любоваться, и очень рад, когда приезжают к нам гости, и мы проводим с ними экскурсии. Ну, мы показываем остров, и мы испытываем не меньше эмоций, чем те, кому мы это все показываем. И часто очень встречая людей, которые побывали в Кижах когда-то, они говорят нам, что «ой, я был в Кижах, и так хорошо», и они спустя годы с эмоциями, с восторгом рассказывают о Кижах, и начинаешь понимать, что для этого нужно было, чтобы у каждого человека осталось в сердце что-то вот такое теплое, хорошее, настоящее о Кижах.

А. Митрофанова

— А как Вы с «Общим делом» взаимодействуете? Неужели Вам там?.. Я просто пытаюсь себе представить: объект, который входит в список памятников ЮНЕСКО, который охраняется государством, который реставрируется, со всех сторон поддерживается, у которого финансирование, наверняка, тоже есть и так далее, — и Вы приглашаете к себе тоже волонтеров, которые могли бы поработать топором, помочь в реставрации.

А. Любимцев

— Реставрация — это дело очень сложное, очень важное, очень тонкое. Это как хирургия. Хирургия — волонтеры... Ну, должны работать профессионалы. И привлекать, наверное, волонтеров можно в реставрацию, но очень-очень осторожно. У нас, кроме Кижского архитектурного ансамбля, еще 80 памятников. У нас музеи. Но в окрестностях Кижей — в Заонежье, вообще в Карелии — есть огромное количество памятников, которые не находятся в сфере деятельности музея, но нам тоже очень хотелось бы, чтобы они сохранялись. Да, наш музей очень крупный, очень сильный, и, в принципе, мы можем содержать свои 80 памятников, мы этим занимаемся. Но несколько — четыре или пять — лет назад к нам приехали первые посланцы из «Общего дела», Никита был среди них, и мы познакомились, и мы первый раз произнесли друг другу слово «консервация», после чего мы очень обрадовались тому, что они сами, вот волонтеры, начали к нам обращаться за советом. Дело в том, что были специалисты в реставрации, специалисты по охране памятников — они раньше относились к волонтерам очень...

А. Митрофанова

— ...скептически, наверное?

А. Любимцев

— ...настороженно. Потому что вот были такие случаи — приедут волонтеры, наведут порядок, отслужат молебен и уезжают. А порядок навести, вот с точки зрения реставратора и с точки зрения волонтера, это разные вещи.

А. Митрофанова

— Наверное, с точки зрения реставратора, то, что сделал волонтер, это преступление, потому что он стер какие-то очень важные...

А. Любимцев

— Иногда! Иногда — может быть.

А. Митрофанова

— ...памятники, да, с лица земли.

А. Любимцев

— Да, он из добрых побуждений может вынести какую-то гнилушку, а на самом деле это была не гнилушка, а это какой-то ценный предмет, который несет информацию.

А. Митрофанова

— Исторический артефакт.

А. Любимцев

— Да. Можно сделать его обмеры, фотографии. Она просто в плохом состоянии, но ее можно... Она несет информацию. Поэтому мы приняли, как показала практика, абсолютно правильное решение совместно с «Общим делом». Мы начали готовиться вместе, готовить волонтеров. Теоретически сначала подготавливать. Мы прочитали им курс лекций по консервации. То есть консервация — это значит, мы защищаем памятник в его сегодняшнем состоянии от дальнейшего разрушения, для того, чтобы потом когда-нибудь, в лучшие времена, которые, мы надеемся, настанут для каждого объекта, пришли уже профессионалы-реставраторы и вот этот уже неразрушающийся объект уже отреставрировали. Вот этот процесс консервационный — относительно недорогой, и им могут заниматься после специальной подготовки даже волонтеры. Это процесс не менее интересный, чем реставрация. Он не менее интересный и не менее важный для памятника. Вот, например, в Европе... Мы называем специалистов по охране памятников реставраторами, а там на первой очереди стоят консерваторы. То есть они называют себя «консерваторы».

А. Митрофанова

— (Смеется.) К политике это не имеет никакого отношения?

А. Любимцев

— К политике — нет-нет, конечно, нет. Мы называем себя реставраторами, но — вот, по крайней мере, мы в Кижах — переходим на консервационный способ защиты объектов. То есть мы не должны допускать ту ситуацию, когда памятник уже нуждается в реставрации. Это как вот здоровье человека — я каждый день должен пить витамины, чистить зубы, делать зарядку для того, чтобы не пришел тот миг, когда мне нужно лечь под нож хирурга, то есть реставратора. Мы должны заниматься профилактикой. Вот самый лучший способ защиты памятников — это профилактика и консервация.

А. Митрофанова

— Никита, расскажите, пожалуйста, Вы, когда впервые в Кижах оказались и увидели вот это вот все своими глазами, Вы что вообще, какие чувства и эмоции испытали?

Н. Сенькин

— Сложно передать, потому что это, как Александр Юрьевич сказал, и я с ним полностью согласен, действительно самый главный памятник деревянного зодчества. То есть Преображенский храм — многокупольный... Там, Александр Юрьевич, сколько куполов?

А. Любимцев

— 22 купола.

Н. Сенькин

— Представляете? 22 деревянных купола.

А. Митрофанова

— Это фантастика. Я на вертолете как-то раз там пролетала — и я не могла оторвать глаз. Мне казалось, что я вывалюсь из иллюминатора просто вниз, потому что невозможно — это хочется смотреть, смотреть и смотреть вообще.

Н. Сенькин

— Ну, да, слова какие-то сложно подобрать просто, когда ты стоишь рядом. И самое главное — что ты понимаешь, что это же не из космоса все, это просто наши предки, такие добрые мужики с хорошими топорами, собрались и это все своими руками построили. То есть без применения подъемных кранов, вертолетов или еще чего-либо. Это, конечно, дополнительно на эмоции очень влияет — вот этот масштаб. Масштаб, что просто люди... Насколько, опять же, наши предки могли собраться — несколько сел, несколько деревень, найти деньги и пригласить специалиста, чтобы... Какой уровень самопожертвования, что вот самое лучшее — Богу. Какие могли воздвигать храмы, что они до сих пор, даже вот в XXI веке, нас поражают.

А. Митрофанова

— Александр Юрьевич, а правда, что без единого гвоздя Кижи построены? Вот этот Преображенский храм, 22-главый — это правда, без единого?

А. Любимцев

— Да. Это очень правдивая, очень правильная легенда. Дело в том, что — вот я всегда на этот вопрос отвечаю, туристы всегда спрашивают, и я говорю, что на 99 процентов это правда. Потому что вся основа храма действительно сделана без гвоздей. Плотники владели такими технологиями, секретами — они умели сделать специальные врубки, замки, соединения таким образом, что деревянная конструкция может стоять абсолютно без гвоздей. В Преображенской церкви и во всех остальных наших храмах есть гвоздевые конструкции — в первую очередь, это главы, ну, или купола вот эти чешуйчатые. Чешуйки называются «лемех», и каждая лемешинка прибита гвоздем. Каркас вот этой главки называется «журавцы и кружала». Они тоже... Это ажурная такая деревянная конструкция, она тоже сбита на гвоздях. Без гвоздей ее сделать невозможно. Ходит легенда, что были они собраны когда-то на деревянных гвоздях, но это не подтверждается практикой. На самом деле, деревянный гвоздь и не выдержит. Да, это на металлических гвоздях. И если бы мы, гипотетически, взмахнули волшебной палочкой и все гвозди вдруг улетучились, на храме у нас обрушились бы главы. И декоративные элементы опали бы. Ну, и некоторые кровли разрушились бы. А основная часть храма — она будет стоять. То есть мы потом все это восстановим. Поэтому на 99 процентов — да, это все без единого гвоздя собрано. И еще на 99 процентов — одним топором. Другой инструмент, конечно, применялся, но топор был основной инструмент.

А. Митрофанова

— Слушайте, как же люди им владели? Насколько это виртуозно нужно владеть топором? То есть это папа Карло просто нервно дышит где-нибудь в сторонке, да, видимо?

А. Любимцев

— У людей это, видимо, было в крови. То есть для них это было естественно — так же, как, ну, я не знаю — есть, пить, дышать. Эти люди жили на природе. То есть они жили рядом с лесом, рядом с природой, они жили природой, они жили в гармонии с природой. Они чувствовали, они знали вот эту красоту. И они знали хорошо свойства древесины, они с детства учились обрабатывать бревна, они имели топор. Для них это было естественно. То есть они — дети... Да, вот на протяжении многих веков вот эта технология деревянного строительства — она ведь возникала не сразу. Сначала просто укладывали какими-то примитивными способами бревна, потом научились вырубать какие-то простейшие чаши. Потом научились делать деревянные крыши. То есть это развивалось в течение нескольких веков. И в результате выработалась уже система деревянных конструкций и приемов, соединений, врубок, которая... Она была доведена до совершенства. Люди ее знали, и, в принципе, они вот ее очень даже легко применяли.

А. Митрофанова

— Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи», и Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера», сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Никита, у Вас этим летом будут экспедиции, где волонтеры размещаются как раз на острове Кижи, я так понимаю, вблизи музея-заповедника, о котором нам Александр Юрьевич сегодня рассказывает. И Вы там какие-то мастер-классы проводите и выезжаете на работы по консервации храмов и часовен в непосредственной географической близости от этого острова. Все так? Расскажите, пожалуйста, подробнее, что это будет за экспедиция такая, разовая акция или несколько раз за лето? Кого Вы туда приглашаете?

Н. Сенькин

— У нас традиционно география присутствия нашего проекта — это три основных региона. Это Вологодская область, Архангельская область и республика Карелия. Есть еще другие области, но это — основные, там, где больше всего экспедиций проходит. И так как Кижи находятся в республике Карелия, то в этом году у нас запланировано туда несколько экспедиций. Вот мы немножко коснулись относительно сотрудничества между музеем-заповедником и проектом «Общее дело». Вот Александр Юрьевич так немножко скромно рассказал, я немножко еще приоткрою завесу, как это, действительно, все происходит. Вот после того, как мы заключили соглашение... У нас заключено трехстороннее соглашение между нашим проектом, музеем-заповедником и органом охраны памятников культуры республики Карелия, в рамках которого, собственно говоря, мы и проводим наше сотрудничество. И как оно выглядит? Мы намечаем согласованно, заранее те объекты в Карелии, куда мы поедем, и работники музея-заповедника, а в частности, Александр Юрьевич, несмотря ни на что — ни на погоду, ни на время суток, в свое, надо заметить, свободное время отправляются на помощь нашим ребятам-волонтерам. Потому что, конечно, каждый, помимо... Ту теорию, которую ребята получают, когда мы приезжаем уже в реальные, конкретные условия... Везде есть какие-то свои нюансы. Каждый памятник — это все равно как своя такая история, своя книга. И, конечно, присутствие специалиста, такого большого, как Александр Юрьевич, который может там, на месте, принять правильное решение, по которому дальше уже строится, соответственно, работа, очень важно для наших добровольцев. Плюс к этому, все экспедиции, которые у нас проходят в непосредственной близости к музею-заповеднику... У нас есть вот такая очень приятная привилегия — наши ребята по окончании экспедиции приезжают на остров, и специально для них Александр Юрьевич и другие сотрудники проводят экскурсию по всему острову, рассказывают им. Бывают наши ребята там, куда рядовой турист не попадет. Потому что туристов очень много, конечно, всем не удается все показать. Вот наши небольшие группы удостаиваются такой чести — увидеть такие вот потаенные интересные места. Поэтому кого мы приглашаем? У нас ограничений, как таковых, нет по возрасту. То есть если это мальчик или девочка до 18 лет, то, соответственно, обязательно в сопровождении родителя он должен поехать. Дальше какого-то верхнего порога нет — у нас люди даже ездят совсем с маленькими детьми. У нас самому молодому участнику было 34 дня, кажется. Вот он потом поехал, совсем-совсем маленький.

А. Митрофанова

— Ого! (Смеется.) И чем он Вам помогал? Будил по утрам? (Смеется.)

Н. Сенькин

— Ну, да, наверное. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Заяц! (Смеется.)

Н. Сенькин

— Ну, я в этой экспедиции не принимал участия, но видел фотографии. Очень такая интересная. Поэтому как у нас происходит процесс? Человек должен зайти на сайт http://obsheedelo.ru и заполнить анкету добровольца. Там небольшая анкета, где основные данные мы спрашиваем. И дальше у нас на сайте есть график экспедиций, который мы регулярно обновляем, и человек по своим датам, когда он может поехать, выбирает экспедицию, связывается с нами (или мы с ним, кто быстрее), и уже, соответственно, проходит несколько организационных собраний перед отправкой непосредственно, и уже человек едет. В плане сроков можно не переживать, потому что, как я уже упомянул, в прошлом году у нас было 64 экспедиции, в этом году будет точно не меньше. То есть это, фактически, каждую неделю, минимум, две экспедиции отправляются на Север. Поэтому можно всегда подгадать что-то под себя по срокам. Потому что самое основное — это вот определиться и решиться поехать в свой отпуск не на Юг, а на Север.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Ну, это только звучит так страшно — «поехать не на Юг, а на Север». Я вот, например, была в Карелии летом, и это потрясающе. Во-первых, это жарко. Это великолепная... Я была на Водлозере, у меня там живут друзья. Мы тут перед началом программы с Александром Юрьевичем и с Никитой — для слушателей поясню — немного поговорили про это место. Оно тоже уникальное. Это сосед, можно сказать, музея-заповедника «Кижи» — национальный парк «Водлозерский». Там тоже и прекрасные совершенно часовни, и храмы, и все это нужно и консервировать, и восстанавливать. Работы очень много. У меня там живут друзья. И вот я к ним приезжала в гости. Удивительные места, конечно. И морошка, и грибы, и лес, и озеро, и все на свете. Озеро Водлозерское — оно такое, что можно с кружкой подойти, воды зачерпнуть и пить ее. В принципе, так все и делают. Оно идеально чистое. Поэтому одно сплошное удовольствие. Единственное, что, конечно, комары. (Смеется.) Вот это тоже не могу не отметить. Как Вы с ними там справляетесь, Никита?

Н. Сенькин

— Ну, с комарами у нас такие особые давние взаимоотношения...

А. Митрофанова

— Высокие, да? (Смеется.)

Н. Сенькин

— Ну, на самом деле, вот сейчас... Потом в Москве об этом как-то забывается, потому что там всегда в воспоминаниях все самое лучшее. То есть не они главными героями, в итоге, в воспоминаниях остаются.

А. Митрофанова

— Угу. Это правда.

Н. Сенькин

— Конечно, они сначала есть. Но если погода солнечная, то, в принципе, на солнце их практически не заметно. И сейчас много совершенно разных средств, разных репеллентов, костюмов от этих наших «друзей». Кто-то совершенно спокойно переносит. Вот я, например, на второй день... Они уже как-то меня... Не знаю, то ли не очень вкусный — как-то они не очень уже меня жалуют своим присутствием. Поэтому, конечно, многие, особенно в Москве... То есть мы уже забыли вообще, что такое комары, здесь, здесь нет такого понятия. Но не стоит пугаться, потому что это все в рамках допустимого. Тоже такое небольшое преодоление для человека.

А. Митрофанова

— Ну, кстати говоря, да. Это мы привыкли к тому, что живем в каких-то идеальных условиях, и у нас тут каменные джунгли и ощущение, иллюзия, я бы даже сказала, защищенности от всего, что на самом деле не так. Ну ладно, это уже другой немножко разговор. Александр Юрьевич, когда к Вам приезжают волонтеры, они где там живут, в каких условиях? Как это все выглядит?

А. Любимцев

— У нас в музее организован учебно-методический центр, в котором мы проводим подготовку как раз и реставраторов, и специалистов по консервации, и волонтеров и учим их обращению с памятниками. То есть мы готовим разных специалистов по разным направлениям, но вот как обращаться с определенными памятниками. Основные по численности, количеству волонтеров, к нашему удовольствию, это волонтеры «Общего дела», наши студенты, они приезжают. У нас есть несколько специально приспособленных под жилье домов. Они живут иногда в домах-памятниках — некоторые, некоторые живут в другом жилье. То есть у нас в музее есть специально выделенное жилье для этого, для людей, которых мы обучаем. Когда волонтеры общего дела приезжают уже на объекты не музейные, а близлежащие, они располагаются на территории вне охранной зоны музея, они живут в палатках. Я к ним приезжал, даже у них пожить удалось — как-то очень комфортно и очень приятно с ними мне находиться было. То есть они живут очень хорошо.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи», и Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Я — Алла Митрофанова. Через минуту продолжим этот разговор.

Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели. Я — Алла Митрофанова, и с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера», и Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи». Мы говорим о летних экспедициях движения «Общее дело» — экспедиций, которые помогают реставрировать и консервировать памятники Русского Севера, восстанавливать их — не только храмы, но и часовни. Потому что часовенок очень много тоже есть на Русском Севере. И, наверное, к Вам это будет вопрос, Александр Юрьевич. Я слышала о том, что в Карелии, во всяком случае, бытовало такое... ну, не знаю, поверье — не поверье, традиция, наверное, скорее, такая имела место, что храмы — их настолько почитали, что строили на островах, а на земле, на суше, на материке строили часовни. И объяснялось это тем, что до храма еще нужно доплыть, предпринять какую-то работу внутреннюю. Невозможно вот так вот, в шаговой доступности — раз, и ты уже в храме. Ну ты же должен как-то хоть немножечко вглубь себя заглянуть, у тебя должно быть какое-то время, какая-то работа должна быть проделана, и физическая, и, соответственно, внутренняя, чтобы туда добраться. То есть это некое усилие всегда — дойти или доплыть до храма. А часовня — вот, пожалуйста, она рядом, в каждой деревне она есть. Было такое, нет?

А. Любимцев

— Я думаю, наверное, было. Я, правда, Об этом не слышал. Но я абсолютно в это верю. Но храмов действительно было меньше, потому что у нас в Карелии раньше было очень много деревень. Приходов было меньше, чем деревень, и, соответственно, священников меньше, чем деревень. Поэтому и храмов меньше, чем деревень. Но каждая, даже самая маленькая деревня, хотела иметь свой храм в виде часовни. Вот, наверное, было так. Меня вот впечатляет тоже иллюстрация, наверное, к сказанному Вами: когда мы смотрим на чертежи Преображенской церкви в разрезе, и когда мы видим, как выглядит она снаружи, вот когда мы представим — то есть все купола, высоту больше 40 метров, и на разрезе, на чертеже виден объем памятника, то есть объем именно молитвенного помещения внутри. То есть стены, иконостас, потолок. То вот это помещение, которое предназначено для молитвы, оно, наверное, раз в 10 по объему меньше, чем общий объем храма. И я вот слышал такую версию, что люди как раз вот строили специально: «Смотрите, для людей мы построили вот это малое, а для Бога мы построили вот это большое». То есть когда мы входим в Преображенский храм, в Преображенскую церковь, она, конечно, поражает своими размерами, но то, что мы видим изнутри, в интерьере, это гораздо, гораздо меньше, чем когда мы выходим на улицу и видим, что храм гораздо, гораздо больше. То есть люди построили это не функционально, то есть не для того, чтобы... А для того, чтобы это было издалека видно и видно сверху.

А. Митрофанова

— Слушайте, какое интересное объяснение! Я-то всегда этим вопросом задавалась, но вот как-то... Видите, хорошо, когда есть специалист, у которого можно спросить, почему это так. Действительно, ведь даже если брать не в Кижах храм Ваш известный, Преображенский, а взять какой-нибудь храм Русского Севера, скажем, с каким-нибудь таким длинным-длинным, таким вытянутым куполом — как это правильно называется?..

Н. Сенькин

— Шатровый.

А. Митрофанова

— ...шатровый, да, шатровый храм, спасибо, Никит... Тоже вопрос: зачем так много нефункционального пространства? Видимо, это вопрос человека из XXI века — мы привыкли, что все должно быть рационально. А оно, на самом деле, не обязательно так.

Н. Сенькин

— Да, мы привыкли уже к каким-то вот таким... К евроремонту, чтобы все было по 90 градусов, минимальные затраты. Раньше, конечно... Ну, ничего, я думаю, что мы потихонечку к этому вернемся — к тем истокам, которые как раз вот в виде, в том числе, вот этих замечательных храмов и оставили наши предшественники.

А. Митрофанова

— Никит, а вообще Ваши волонтеры, люди, с которыми Вам приходилось общаться, которые делились своими впечатлениями от экспедиции, от той работы, которую они проделывают, такие же, как в других местах (Вологодская область, Архангельская)? Бывает ли такое, что у человека, ну, как-то, я не знаю, что-то переворачивается, что ли, внутри, что-то меняется, что он сам в себе замечает какие-то перемены?

Н. Сенькин

— Постоянно. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Вот так вот запросто, да? (Смеется.) Так, постоянно?

Н. Сенькин

— Ну просто, да, всегда проще вот со своей колокольни смотреть. Собственно говоря, вот мой путь, путь воцерковления как раз произошел благодаря экспедиции проекта «Общее дело». Я думаю, что у многих это происходит. Но также есть преобразования, есть душевные преобразования, есть еще преобразования вот такие — на уровне понимания такого себя как мужчины или себя как женщины. Ну, в данном случае, если мы говорим о таких замечательных архитектурных памятниках, о том мастерстве, которое было заложено, из поколения в поколение которое уже в крови даже передавалось, а потом ХХ век — период такой бурной индустриализации, и в который очень много, конечно, мы потеряли, то сейчас есть такой большой вакуум и потребность в этом. Вот, я опять же, также испытал это на себе. И многие ребята испытали на себе. Когда мы соприкасаемся с этими уникальными храмами и часовнями, возвращаясь в Москву, первое желание — это научиться что-нибудь делать руками. Но так как в Москве город неприспособлен... Вот именно все, что связано с деревом, в Москве дерева, практически, фактически, нет... И вот то, что хотелось добавить, и тоже и в рамках сотрудничества, и вообще в рамках проекта, — как раз чтобы вот это преобразование людей происходило, у нас два года назад так органично, сама по себе родилась идея внутри проекта «Общее дело» — организовать такой еще небольшой проект, мы его назвали «Школа плотницкого мастерства». Она находится в Москве на территории храма Преподобного Серафима Саровского в Раеве (это Медведково), и как раз она создана для ребят, которые съездили в экспедицию и которые хотят продолжить и чему-то научиться. То есть это образовательный курс, который рассчитан на три — три с половиной месяца, который позволяет ребятам прикоснуться к азам плотницкого дела. Потому что специалистов осталось не очень много, и, конечно, нужно успеть передать следующему поколению. И мы как раз вот организовали эту школу плотницкого мастерства. И, честно говоря, у нас сначала были сомнения — вообще интересно ли это людям, и какому количеству людей это будет интересно. И, что примечательно, мы, в принципе, рекламы особо никакой не делали — просто опубликовали на наших ресурсах... И вот на первое занятие, мы думали, что если придет человек десять, то это будет победа, мы попробуем, что это такое, пройдем этот курс и будем дальше потихонечку продолжать. Так вот на первое занятие пришло 130 мужиков.

А. Митрофанова

— Ничего себе! Ах! (Смеется.)

Н. Сенькин

— Разных мужчин, да, разных возрастов. В основном, это где-то около 30 лет...

А. Митрофанова

— Классно!

Н. Сенькин

— И мы, честно говоря, не знали, что делать. Наш преподаватель по плотницкому делу Николай Витальевич Саханенко сказал, что «я даже в советское время такого не помню — такого наплыва». Но, тем не менее, мы с таким объемом справились — мы сделали четыре группы, и вот уже сейчас третий год у нас эта школа существует. То есть у нас два набора в течение года. Первый набор у нас в октябре и второй набор где-то в феврале. То есть это осенне-зимние и зимне-весенние занятия. Летом у нас обычно занятий нет, потому что это у нас такой самый горячий сезон по экспедициям. И, честно говоря, поток не прекращается.

А. Митрофанова

— Сколько там заниматься на курсах на этих нужно, чтобы овладеть чем-то?

Н. Сенькин

— Вот чтобы... Хотя бы, конечно, чтобы такие самые первые азы получить, чтобы научиться правильно держать топор, понять вообще, что такое топор, как он, из чего состоит, научиться основным видам рубок... Потому что мы завозим на территорию настоящий лес, еще вот вместе с корой, и ребята начинают вот прямо окаривать бревна и вот самые-самые простейшие операции. Курс небольшой, он длится где-то, как я сказал, три с половиной месяца. Он, конечно, дает такую небольшую совершенно первую ступенечку — с той целью, если человек поймет, что ему это интересно дальше, то дальше он может продолжить. Потому что у нас в рамках нашей школы еще есть отделение — это создание деревянных глав, о которых Александр Юрьевич рассказывал, которые покрываются специальным таким покрытием «лемех». Каждая лемешинка — как чешуйка, она чешется топором вручную. И третье направление — это реставрация. Вот сейчас у нас на реставрации находится амбар XIX века. И самое главное, что это находится в Москве. То есть это очень удобно. Можно каждые пять минут пешком от метро... А в плане музея-заповедника «Кижи» наши ребята, которые обучаются... Обязательно в середине обучения у них происходит такой выездной обучающий курс на территории музея-заповедника, как раз где Александр Юрьевич берет на себя такую дополнительную нагрузку. И вот наши ребята приезжают, и там они находятся неделю. Такой экспресс-курс молодого бойца. Причем, одна группа у нас заезжает зимой, и музей, в основном... такой основной поток туристов у него все-таки летом, когда навигация открыта. Зимой там не очень много людей. Конечно, для нас такое тоже — музей идет навстречу, такие уникальные дает условия, чтобы мы могли привезти группу людей на неделю и, соответственно, получить тоже основу. То есть это тоже вот ребята, которые обучаются в нашей школе, у них есть такая возможность — на неделю съездить в Кижи, будь то зима или весна, чтобы получить еще дополнительные навыки. Вот поэтому если кто-то заинтересуется, можно тоже записаться в нашу школу. Так как школа находится на территории храма Преподобного Серафима Саровского, анкета расположена на приходском сайте http://raevo.ru. Там можно найти анкету. Но я сразу предупреждаю, что людей очень много желающих, поэтому, может быть, пускай человек не расстраивается — если он не попадет в ближайший поток, то он обязательно попадет в следующий. Потому что, честно говоря, мы регистрируем, наблюдаем огромный интерес, потому что, конечно, современные городские мужчины — они соскучились. Они соскучились по вот такой настоящей мужской работе. Мы Вас приглашаем к нам на экскурсию — Вы просто увидите, как ребята, которые, в основном, офисные сотрудники, когда они приезжают, переодеваются, кладут топор на плечо, и у них сразу меняется походка.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Серьезно?

Н. Сенькин

— То есть это какие-то совершенно другие люди становятся.

А. Митрофанова

— Борода сразу отрастает, да? (Смеется.)

Н. Сенькин

— Ну, многие — да, кто-то решает отпустить бороду. То есть, действительно, на свежем воздухе они трудятся, работают все вместе. Ну, и многие потом из них тоже и в экспедицию отправляются. Кто-то просто приходит, чтобы научиться... Чтобы дом себе потом, в будущем деревянный построить. Но большинство — это все-таки ребята, которые или уже съездили в экспедицию, или которые потом поедут, получив вот эти первые навыки.

А. Митрофанова

— Александр Юрьевич, Вы топором владеете виртуозно, я так подозреваю. А расскажите, пожалуйста, какое было самое сложное задание, самое сложное, может быть... Самое сложное, что Вы сделали в своей жизни вот этим инструментом?

А. Любимцев

— Я не владею виртуозно топором.

А. Митрофанова

— Ну, я так и думала, что Вы так скажете, поэтому я даже попыталась не дать Вам возможности среагировать.

А. Любимцев

— На самом деле, я с детства связан с деревяшками, с древесиной и со всем деревянным. Меня родители всячески поощряли, мою работу, мое это увлечение. Потом я, то есть по окончании школы и даже еще учась в школе, работал в плотницкой настоящей бригаде, с людьми, которые родились еще до революции, плотниками. Они действительно много чему меня научили, показали.

А. Митрофанова

— Это в Петрозаводске было?

А. Любимцев

— Нет-нет, я родился на селе, в Карелии, в Олонецком районе, село Видлица. Это старое карельское село. Я там работал в строительной бригаде несколько лет, много чему там научился. Потом я, по счастливому стечению обстоятельств, попал работать в Кижи. Что было самое сложное?

А. Митрофанова

— Что Вы сделали? Самое сложное... Вот самая сложная Ваша работа или фрагмент работы? Или, может быть, самое сложное задание, которое Вы получали именно как плотник в жизни, и Вам пришлось потратить для этого много сил, труда. Может быть, какими-то новыми овладеть аспектами этого ремесла.

А. Любимцев

— Знаете, почему-то больших сложностей я не испытывал. Ну, самое сложное... Мне всегда это было интересно. То есть и мне сейчас... Ну вот мне очень... Я считаю, что нам всем очень повезло, что у нас в музее организован учебно-методический центр, мы готовим реставраторов. А мне повезло особенно, потому что на мою долю выпало направление именно обучения практическим основам плотницкого мастерства. То есть мне приходится обучать студентов именно работе с топором. То есть мы берем в руки топор, вкладываем в руки людей. Для меня вот это сложно с той точки зрения, что это большая психологическая нагрузка. То есть я должен... Приходится группы из восьми, десяти, двенадцати человек. У каждого свои представления о плотницком... Каждый почитал уже книжек каких-то, каждый знает, какой топор должен быть, как нужно все делать. И, во-первых, нужно человека направить в правильное русло, не обижая его и тех знаний, которые он нахватался уже где-то...

А. Митрофанова

— Как Вы деликатно говорите... Но я так думаю, что нахвататься знаний откуда-нибудь из Интернета — это совсем еще не значит овладеть профессией.

А. Любимцев

— Да. Но уже когда вот человек интересуется и смотрит в Интернете, в YouTube, это уже хорошо — то, что он интересуется вот этим. А моя самая главная задача — не убить в нем этот интерес, а, наоборот, его разбить. То есть влюбить человека именно в деревянное зодчество и научить его по-настоящему, то есть рубить топором. «Топорная работа» — вот есть такое выражение — «топорная работа», «стук топора», что там еще?..

А. Митрофанова

— Раскольников еще есть. (Смеется.)

А. Любимцев

— Раскольников — это уже любовь к литературе, она тоже важна. То есть человек должен... Я вообще сравниваю плотника с художником. Это не ремесленник — это художник. То есть, в первую очередь, вот как у нас строили церкви? Сохранился исторический документ, где написано: «Строить церковь о стольки-то стенах, с такой-то высотою, о стольки-то главах, а далее — как мера и красота скажут». То есть плотник знал... У него было уже чутье, он знал, «как мера и красота скажут». То есть мы, самое главное, должны учиться... Первое — мы должны развивать свое ощущение гармонии, прекрасного, меры, красоты, пропорций и так далее. То есть мы должны пользоваться своим глазомером. Поэтому на самых первых занятиях я ребятам не позволяю пользоваться рулеткой и линейкой. Потому что они должны на глаз начертить прямую линию, протесать прямую линию и так далее. То есть они должны получить уверенность в своих силах. Инструмент они потом купят в магазине, научатся им пользоваться. Потом мы учим их обязательно обращаться с древесиной. То есть древесина имеет свои свойства. Вдоль волокон у нее одни свойства, поперек волокон — другие. У хвойной... Хвойная древесина ведет себя так, лиственная — иначе. Разный характер у разного материала.

А. Митрофанова

— Слушайте, сколько тонкостей разных!

А. Любимцев

— Вот. И Вы меня как раз подвели к следующей теме — в плотницком мастерстве очень важны тонкости.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера», и Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи», который сейчас потрясающе интересно рассказывает о плотницких курсах. Проект «Общее дело» организовал такие курсы в Москве, и есть недельные стажировки на острове Кижи. И вот Александр Юрьевич там как раз обучает людей, молодых мужчин (ну, я думаю, что разного возраста — никаких же нет ограничений по возрасту?). Любой человек, который захочет, может приехать и попробовать подержать в руках топор. Вообще, вот Вы сейчас рассказываете, а я вот так думаю: ведь плотник — это же земная профессия Христа, да? Вот Христос и плотницкое ремесло, и то, что Вы рассказываете сейчас о красоте, — по-моему, все это как-то очень здорово рифмуется. Но Вы остановились на моменте, который связан с тонкостями.

А. Любимцев

— С тонкостями и нюансами, да. К сожалению, во всех ремеслах это самая уязвимая часть. Мы уже потеряли много различных древних ремесел, которые очень трудно восстановить сейчас. Мы гадаем, пытаемся угадать. Плотницкое — оно еще пока восстановимо, потому что живут еще те люди, которые носители этих плотницких тонкостей. Например, в Кижах, опять же, к нашему счастью, есть плотницкий центр, в котором работают потомственные плотники, которые занимаются реставрацией. Они обучают тоже наших специалистов. И в плотницком мастерстве — да, есть большое количество тонкостей, которые нельзя, по крайней мере, очень трудно описать текстом, очень трудно об этом снять какой-то фильм. Это нужно наблюдать. Например, вот вчера — у нас вот два дня, вчера и позавчера — здесь... Я очень благодарен «Общему делу», меня пригласили на мастер-класс, то есть я проводил мастер-класс с выпускниками плотницких курсов. И мы делали такую достаточно... ну, не очень сложную, но настоящую плотницкую работу. И я еще раз убедился, что, обучая других людей, я обучаюсь сам. Потому что, наверное, несколько десятков групп прошло, и я начинаю понимать, как объяснить людям то или другое действие. Я уже начинаю видеть, правильно ли он углом ударяет по древесине. И только когда видишь, когда рядом с тобой человек ударяет немного не тот угол — и у него уже не отлетает щепка. То есть с каждого удара вообще у плотника должна отлетать щепка. Чем больше она по размеру, тем это лучше, потому что он экономит свои силы, то есть он не делает лишних ударов. И есть такие вот... И таких тонкостей, нюансов — их много. Когда я работал в плотницкой бригаде, я все это видел, наблюдал. Вот сейчас, работая с людьми, у меня они иногда всплывают из памяти — то есть о чем я когда-то, может быть, и забыл, работая с учениками, это все всплывает и вспоминается. То есть для меня, наверное, пользы, может быть, и даже больше, чем для людей, которые приходят ко мне учиться. Поэтому виртуозно владеть топором, наверное, никогда не получится ни у кого, но к этому стремиться нужно всегда.

А. Митрофанова

— Слушайте, ну я восхищаюсь людьми, которые владеют этим плотницким ремеслом. Мне кажется, когда Никита сказал про то, что какая-то есть в этом мужская такая харизма, — да, действительно. И когда мужчина это умеет, когда он это делает прекрасно и с удовольствием, и ему это доставляет радость, то со стороны на это смотреть — это вызывает какой-то прямо, знаете, такой абсолютно женский восторг и восхищение. И спасибо Вам за то, что Вы возрождаете эту традицию, эти навыки. Мне бы, например... Ну, я не знаю, у Вас в экспедициях и для женщин тоже есть свои какие-то задачи? И можно, наверное, быть у костра, можно готовить еду, можно чем-то еще заниматься, но, наверное, есть что-то и связанное с реставрацией и консервацией, что для женщин вполне было бы приемлемо, да? Наверное, женщину-плотника сложно себе представить, и слава Богу, что это так, все-таки это мужское такое занятие. А какие есть такие прикладные женские направления?

Н. Сенькин

— Я вот Вам открою секрет: у нас большая часть наших добровольцев — это как раз девушки.

А. Митрофанова

— Правда?
Н. Сенькин

— Да.

А. Митрофанова

— О-о... А мне казалось, что, наоборот, там такие настоящие мужчины — они все идут к Вам.

Н. Сенькин

— Нет, мужчин тоже много, да, но в процентном соотношении это, наверное, все-таки где-то 60 на 40. И, конечно, как-то у нас женщины — они всегда готовы и в огонь, и в воду. И слава Богу, за ними мужчины потом начинают тянуться. Кстати, относительно плотников — у нас есть в нашей школе плотницкого мастерства такие прецеденты, что у нас несколько девушек тоже заканчивали курсы.

А. Митрофанова

— Правда?

Н. Сенькин

— Да. Ну, это, конечно... Это все возможно, но это тяжело, потому что целый день махать топором — просто физически это немножко тяжеловато. Хотя такие прецеденты есть. А что касается тех задач, задач очень много решается в рамках каждой экспедиции. Поэтому там, честно говоря, помимо таких традиционных, как приготовление пищи на костре, у нас есть, например, производство — это фотофиксация. Фотфиксация, видеофиксация обмеров, которые мы делаем на каждом памятнике. Потом обязательно проводим такую работу с местными жителями — то есть мы собираем максимальную информацию об этом храме или часовне, разные фотографии. Потому что у нас экспедиции делятся на две части — это есть исследовательская экспедиция, которая отправляется первый раз туда, где мы никогда не были, и она готовит такой плацдарм для будущей трудовой экспедиции. То есть она узнает, где можно разместиться, потому что у нас бывает, что в палатках ребята ночуют. Если деревня жилая, то договариваются с местными жителями, чтобы они их там разместили у себя дома. То есть собирают информацию, где там ближайшая находится пилорама, где можно заказать материалы для будущей трудовой экспедиции. И вот второй вид экспедиции — это уже трудовая экспедиция, в которой тоже девушки могут активное участие принимать. И, конечно, большинство — это все равно все, что связано с такими традиционными... Потому что в экспедиции, как я до этого говорил, все очень гармонично распределяется. Тяжелая физическая работа — она, хочешь не хочешь, ложится на плечи мужчин, но не менее тяжелая, но приготовление пищи... Потому что, например, у нас была экспедиция в прошлом году... У нас в среднем принимают 10-15 человек в экспедицию, но вот одна у нас была экспедиция такая, самая массовая — одновременно в ней принимало участие 55 человек.

А. Митрофанова

— Ого! Это куда Вы так отправили людей?

Н. Сенькин

— Это вот в Архангельской области, в Шенкурском районе была такая экспедиция, в деревне Медлеша. Там проводились как раз консервационные работы на храме Лазаря Четверодневного. И ее возглавлял священник — отец Дмитрий Николаев. Там одновременно было, как я сказал, 55 человек, и, представляете, три раза в день нашим девушкам нужно было, фактически, накрывать на свадьбу. Потому что какой-то бесконечный такой стол, уходящий в поле.

А. Митрофанова

— Угу. А потом еще перемыть всю посуду. Вот это тоже нарядное занятие, да.

Н. Сенькин

— Да. Ну вот, на самом деле, да. И мужчины тоже помогают в этом. Поэтому работа найдется для всех. Даже у нас есть такие примеры людей, которые по разным причинам, например, не могут физически принять участие в экспедиции, но они помогают удаленно проекту. То есть у нас есть помощники, например, переводчики, которые на разные языки переводят наши тексты о проекте. Есть ребята, которые помогают с социальными сетями. Ну, в общем, это все те виды работы, которую можно сделать как удаленную, совершенно из разных регионов страны. У нас тоже такие ребята к нам... тоже такие наши помощники, добровольцы, но вот удаленные. Но при этом они тоже делают очень большой вклад. Ну, есть люди, которые просто тоже не могут принять физически участие, но помогают финансово проекту, потому что каждая трудовая экспедиция связана с закупкой материалов. Это, конечно, тоже определенные расходы, и каждая экспедиция у нас собирает денежку в Интернете. Ну вот, слава Богу, находятся люди, которые по копеечке, но... Собирается, и покупаются уже материалы, чтобы можно было провести эти необходимые работы.

А. Митрофанова

— У нас, к сожалению, уже время нашей программы заканчивается. Александр Юрьевич, но я не могу Вас напоследок не спросить. Все-таки Кижи — это, правда, другой мир. Он какой-то совершенно прекрасный, он, может быть, даже в чем-то идеальный, по сравнению с нашим. Вы там живете уже много лет. Во всяком случае, летом постоянно проводите там время, поскольку работаете в этом музее-заповеднике. Что для Вас там самое дорогое? Есть ли какое-то место там, которое Вы... ну вот Вы там оказываетесь, и у Вас прямо, знаете как, внутри все успокаивается? Или, наоборот, может быть, сердце начинает прыгать? Что Вы на этом острове... Есть ли у Вас такое, ну, условно говоря, место силы?

А. Любимцев

— Наверное, для нас для всех, кто в Кижах долгое время проводит и там живет, место силы — это, собственно, какая-то атмосфера острова. Сама атмосфера, энергетика. То есть весь остров. Наверное, такого места у меня конкретно нет. Для меня весь остров — это просто Кижи, и все. И, мне кажется, для любого жителя острова это вот...

А. Митрофанова

— «Просто Кижи — и все».

А. Любимцев

— Просто Кижи, да.

А. Митрофанова

— Отличное определение. Спасибо Вам огромное за этот разговор. Я надеюсь, что у Вас в Кижах побывает еще не одна экспедиция из волонтеров «Общего дела». Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня был Александр Любимцев, заместитель директора музея-заповедника «Кижи», и Никита Сенькин, координатор проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Огромное спасибо, приходите к нам еще, будем очень ждать!

А. Митрофанова

— Спасибо большое!

Н. Сенькин

— Спасибо!

А. Митрофанова

— Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с Вами. До свидания!

Н. Сенькин

— До свидания!

А. Любимцев

— До свидания!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем