«Какой была Доктор Лиза?» Светлый вечер с Глебом Глинкой и Натальей Авиловой (27.06.2018)

А. Пичугин

— В студии Светлого радио приветствуем Вас мы — я, Алексей Пичугин...

К. Мацан

— ...и я, Константин Мацан. Добрый светлый вечер.

А. Пичугин

— Сегодня мы поговорим о наследии доктора Лизы, доктора Елизаветы Глинки. Мы уже неоднократно в этой студии встречались и вспоминали доктора Лизу. Сегодня я с большим удовольствием представляю Глеба Глинку — супруга доктора Лизы, Елизаветы Глинки... Здравствуйте, Глеб Глебович!

Г. Глинка

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— ...Наталью Авилову, директора фонда «Доктор Лиза». Здравствуйте!

Н. Авилова

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Мы, Наталья, с Вами в последний раз... В этой студии Вы уже не раз у нас были, но в последний раз Вы к нам приходили в октябре. Тогда Вы представляли «Справедливую помощь», а вот сейчас появился новый фонд — «Доктор Лиза», о котором мы обязательно сегодня поговорим. Поговорим мы сегодня и о книге, которая совсем недавно вышла, — «Доктор Лиза Глинка». Вот она перед нами, нам Глеб Глебович ее подписал. И, соответственно, будем вспоминать замечательного человека, великого... Я вот не люблю банальные такие какие-то, расхожие фразы, но здесь по-другому никак не назовешь, — доктора Лизу, Елизавету Глинку. Ну, буквально все-таки, так как мы с Вами как с Фондом «Доктор Лиза» незнакомы, несколько слов, наверное, о новом фонде. Он существует совсем недавно — вот я помню, несколько месяцев, наверное, в конце февраля — начале марта, в СМИ прошла информация о том, что Вы создаете новый фонд. И поэтому скажите, это... Вы как фонд «Доктор Лиза» — прямые продолжатели, наследники всего того, чем Елизавета Глинка занималась в последнее время?

Н. Авилова

— Ну, я бы так не говорила. Мы действительно продолжаем дело доктора Лизы, и мы с самого начала считали, что больше фондов хороших и разных, и Елизавета Петровна была действительно великим человеком — она вдохновила на добрые дела десятки, сотни, тысячи людей. Поэтому каждый из нас после этого трагического события, после гибели Елизаветы Петровны, по-своему решил продолжить ее дело. Кто-то пишет книги, кто-то снимает фильмы, а кто-то делает то, что он привык делать руками, то, чему она научила нас. И тот маленький коллектив, маленькая команда, которая с ней работала, часть этой команды создала фонд под названием «Доктор Лиза», фонд имени Елизаветы Глинки. Глеб Глебович стал, кстати, главой Совета нашего Фонда, и он обязательно за нами присмотрит, чтобы мы как раз соблюдали традиции и чтобы мы обязательно сохранили то отношение к пациенту, которое как раз было при Елизавете Петровне. Направления деятельности у нас примерно те же и пациенты те же, которые были у доктора Лизы, и даже буквально те же самые люди приходят к нам за продуктовыми наборами, за одеждой. Те же самые раненые и больные дети пишут нам письма, и мы стараемся им помочь с лечением. Те же самые бездомные приходят к нам за горячими обедами. Поэтому мы просто решили сделать своими руками то, чему нас научила Лиза, то, что мы умеем делать и очень любим делать, — работать.

К. Мацан

— Глеб Глебович, а вот я хотел бы Вас спросить: мне как журналисту выпало счастье просто однажды делать интервью с Елизаветой Петровной для журнала «Фома» и писать небольшой репортаж об одном дне из ее жизни. Это была среда, день, когда они ездили с командой кормить всех, кто придет к Павелецкому вокзалу. И потом мы поехали обратно в подвал на Пятницкой, и, я помню, при мне она разговаривала с кем-то по телефону. Речь шла о том, чтобы куда-то срочно устроить какую-то бедную старушку, которой негде жить, или ее выписали из больницы, а она все равно болеет. И как-то вот искали, куда бы ее поселить. Я не знаю, с кем она разговаривала по телефону, но она со свойственным таким юмором сказала: «Нет, ну я не могу ее же к себе домой... Я бы взяла к себе домой ее, но меня муж из дома выгонит тогда». Это было с юмором сказано, и было понятно, что уже не раз были ситуации, когда некуда человека поселить, и Вы к себе домой их селите и помогаете. Каково Вам было участвовать во всех этих процессах? Что Вы чувствовали в такие моменты, когда вот приходит Елизавета Петровна домой, и с ней вот кто-то, кого сейчас надо поселить, а, вроде, никто этого не ждал?

Г. Глинка

— Это нередко происходило. Иногда я с работы... Как минимум, один такой случай, когда я поздно с работы пришел, решил, что она уже спит, сел на диван, и кто-то закричал. Там кто-то спал. Вот так робко сказала: «А я здесь». Значит, это в порядке вещей было. Мы даже усыновили мальчика — как сын сейчас, который тоже... Очень тяжелая у него была жизнь... Вот... Детдомовский, его бабушка забрала к себе, потом она скончалась, и кто-то еще его забрал, и долго и мучительно умирал от рака, и после этого Елизавета пришла и стала рассказывать: «Слушайте, есть такой парень, Илья». Я сразу понял, о чем идет речь, и все.

К. Мацан

— Потрясающе.

А. Пичугин

— А я так понимаю, что Вы свидетель того, как Елизавета Петровна начала заниматься благотворительностью, помощью людям. А в Америке тогда, когда Вы жили в Соединенных Штатах, в России, вернее, еще, наверное, даже в Советском Союзе тогда, в последний год Советского Союза, не было даже никакого представления о том, что такое паллиативная помощь, о том, что такое паллиативная медицина, в целом. И Елизавета Петровна именно в Штатах познакомилась с этим направлением. Вот почему она вдруг решила этим заниматься? Конечно же, она врач, да, все понятно, но далеко не все врачи готовы, способны к этому.

Г. Глинка

— Ну, она всегда была... Вот в этом отношении она... Она всегда была такой. Меня часто спрашивают: «Ну как она стала такой?». Ну она такая была. Ее радовало, когда она могла чужим помогать. Это, наверное, была ее суть. Но когда мы познакомились здесь... Я вырос в Европе и потом в Штатах. Она — коренная москвичка. Мы здесь познакомились, очень быстро, очень рано, сразу почти, поняли, что мы останемся вместе. И я хотел вообще здесь остаться. Я дитя русской эмиграции, у меня была эта вся романтика, я смотрел на всю эту грязь в буквальном и переносном смысле, но мне казалось, что это на поверхности, и более, чем своя, та Россия, которую до эмиграции с такой болью (даже «ностальгия» — это недостаточно сильная слово) мы воспринимали и вспоминали. Так что я хотел здесь остаться. Когда я наконец это высказал, она на меня посмотрела и сказала, достаточно грубо, кстати: «Ты что, с ума сошел? Ты здесь не выживешь». И тогда мы поехали туда, родили второго... Одного ребенка мы здесь родили — Костя, кстати, старший сын, а второго уже в Штатах. И она была очень хорошей матерью, она очень хотела с детьми быть, но я, конечно, понял, что она до мозга костей врач. То есть сидеть дома, только этим заниматься — это не может заполнить все пространство ее сознания. Но, к счастью, я как раз... Мы жили в очень глухих местах — штат Вермонт, там, где Солженицын был, но даже более глухие места, северная часть Вермонта. Там в то время было больше коров, чем населения. Но, к счастью, даже до знакомства с ней... Там был дом престарелых, хосписный, и я там читал... Ну, я их навещал и иногда им читал, и очень любил с ними общаться. И я подумал: может быть, это будет интересно Елизавете. А она была ошеломлена, когда мы туда пришли: все чисто, никакого, простите, запаха ни отходов, ни мочи, все здороваются: «Здравствуйте», отдельные комнаты — максимум, двое на одну даже не палату, а комнату. Их называют гостями или резидентами. И, наверное, больше всего ее удивило, что когда входишь в комнату, справа от двери висел такой маленький прозрачный конвертик, в котором напечатанная бумага с фотографией того, кто в этой комнате, и маленькая биография. «Это Джон Смит, фермер, он родил столько-то детей, он столько-то лет работал в таком-то месте», и так далее. Ну, такая просто маленькая биография. Там цветы, яркие цвета. И это ее просто потрясло. Вспомните — это было во второй половине 80-х годов, когда здесь... Вообще, в тот момент, когда мы въехали, магазины были абсолютно пустые, люди были в отчаянии в буквальном смысле. То есть никто не ожидал... Все ожидали, что будет только хуже. Это бесконечные фразы, это бесконечное разделение: «У нас тут, у них там», «Чем мы хуже них?».

К. Мацан

— Ну, это, знаете, традицию такого человеческого отношения к подопечным любым, вне зависимости от социального статуса, и сюда привезла, и в фонде «Справедливая помощь» их реализовывала. А какие еще традиции фонда связаны с ее, скажем так, личным вдохновением? Вот что еще из нее родилось вот, как практики, как практики жизни и помощи людям?

Г. Глинка

— Мы Инна: а канале «Вера», тогда Вы меня, может быть, поймете. Здесь было очень такое естественное православное сознание. Я даже пытался об этом немножко написать в послесловии книги о Елизавете. Она видела в каждом человеке буквально образ и подобие Божие. Не равноправие людей, не то, что мы все рождаемся с теми же правами, а именно образ и подобие Божие. И только так, кстати, можно объяснить, как ее радовало, что удивляет многих... Немногие занимаются благотворительностью, и, наверное, не меньше, чем она занималась... То, что удивляло многих в ней, — это с какой радостью она это делала. Посмотрите на фотографии в книге — там она почти всегда улыбается или смеется. Моя любимая фотография — она носит огромную тяжелую коробку, как раз забитую вещами для бездомных. И она такая маленькая, огромная коробка, которую она носит, и она смеется. А за ней какой-то мужчина в полтора раза выше нее стоит и смотрит на нее с недоумением. Прекрасная фотография, потому что это очень характеризует ее.

Н. Авилова

— И я бы хотела добавить от себя, поскольку я каждый день это видела, работая с ней, что очень часто, приходя к чиновникам или даже в какие-то другие организации, ты сталкиваешься с алгоритмом, когда тебе говорят: «Не положено! Встаньте в очередь! Идите в другую организацию! Мы этого не делаем!». Вот чего Лиза никогда не делала. Для нее, например, милосердие было иногда превыше справедливости. Вот даже если не положено, она добивалась места в хосписе для этого больного. Она могла потратить на это три дня своей жизни, но она добивалась, она решала проблему, она спасала в беде, и ей было все равно, положено или не положено. Она знала, что нужно, что человек нуждается, что он в беде, что ему нужна помощь, и она помогала.

Г. Глинка

— В это время здесь хосписы начинались. То есть в Петербурге уже первый хоспис — одни психолог, Гнездилов... Вы знаете о нем?

А. Пичугин

— Да-да-да. Да, он и у нас бывал, да.

Г. Глинка

— Да-да. Так что о хосписах здесь было известно, но в Питере. Наверное, она — первая, которая здесь об этом стала говорить.

К. Мацан

— Наталья Авилова, директор Фонда «Доктор Лиза», и Глеб Глебович Глинка, супруг Елизаветы Петровны Глинки, доктора Лизы, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».

Г. Глинка

— Тоже, мне кажется — по крайней мере, я это сильно ощущал, — иногда ей каким-то... Не знаю, если это моральный авторитет был или какая-то сила свыше, но она пробивала... она делала вещи, которые другим невозможно было.

К. Мацан

— Например?

Г. Глинка

— Она говорила с авторитетами, с самыми высокопоставленными чиновниками, и они, в конечном итоге... Она им звонила в два-три часа утра, они от нее пытались отмахиваться, а она упрямая и настырная. Это было.

А. Пичугин

— Я думаю, что в последние годы сложно было «отмазаться», потому что доктора Лизы знали все. Я не знаю ни одного человека, который бы не относился к ней с уважением. Я думаю, что и те, кому она звонила в два-три часа ночи, тоже бесконечно ее уважали и поэтому не могли отказать.

Г. Глинка

— Мне кажется, это ставит причины и следствия вверх ногами. Она достигла этого авторитета как раз потому, что даже до того, как ее в Администрации Президента начали уважать, а до этого она... Например, мы жили в Сербии год. Она там не успела, но она там добралась до того момента, когда уже можно было построить хоспис, которых тогда не было.

А. Пичугин

— А это какие годы были?

Г. Глинка

— Приблизительно 2000-й год.

А. Пичугин

— Это вот сразу после войны, получается?

Г. Глинка

— Ну да, да, там еще остатки были бомбежек, и был патриарх Павел, которого причислили к лику святых.

А. Пичугин

— Да, там, в Сербии — да.

К. Мацан

— Вы сказали потрясающую, для меня какую-то очень цепляющую вещь, что она в каждом видела образ Божий. И дальше произнесли, что это единственное, что по-настоящему может глубинно объяснить ее мотивацию, ее поступки. И мне это очень дорого и понятно. И все-таки пытливый ум пытается поставить вопрос: а что это значит на практике? Вот чем, если Вы об этом как-то размышляли, если Вы это видели на каких-то примерах из жизни, чем просто благотворительность, доброе отношение, выполнение просьб какого-то человека в трудной ситуации отличается от вот этого глубинного зрения и прозревания в человеке образа Божьего? Что это значило на практике, если так уместно поставить вопрос?

Н. Авилова

— Да Вы знаете, это от каких-то глобальных вещей до самых-самых маленьких, точечных каких-то ее подходов, когда она всегда обращалась к бездомным на «Вы», когда она не могла отказать никому, кто приходил за помощью, и она часто говорила: «Лучше я один раз помогу тому, кто, может быть, меня обманывает, чем я не дам кусок хлеба тому, кто действительно сейчас голодает». И бесконечное уважение, и она забывала про себя постоянно. Знаете, вот для меня очень большим таким примером стало... Когда началась война, и она стала очень часто летать эвакуировать детей, она больше всего жалела не того, что она не видит семью, устает, не спит ночами и ездит, действительно, на войну, где она может погибнуть. Она больше всего всегда жалела, что теперь из-за этой работы она сама не может ездить на вокзал и давать вот эту любовь бездомным, вот эту свою помощь сама, своими руками. Потому что это такая ситуация, что с детьми нельзя работать. После того, как ты на вокзале перевязал бездомных, ты не можешь назавтра ехать эвакуировать маленьких детей. И она больше всего переживала из-за того, что она кому-то эту любовь недодает. Что кто-то из-за войны или из-за другой работы не получает ее внимание, не получает ее уход, не получает медицинскую помощь. Она вот из-за этого переживала больше, чем за свою жизнь, например, переживала.

А. Пичугин

— Глеб Глебович, а как Вы относились к тому, что Елизавета Петровна летала на Донбасс, на войну?

Г. Глинка

— Ну, если я правильно понимаю Ваш вопрос, мне было страшно за нее?

А. Пичугин

— Да.

Г. Глинка

— Да, конечно. Я каждое утро и каждый вечер молился, чтобы она вернулась. Собирался ли я как-нибудь ограничить ее? Конечно, нет.

А. Пичугин

— Ну это, наверное, было невозможно.

Г. Глинка

— Она не могла бы иначе. Ну, она тоже каким-то способом ухитрялась это совместить с полноценной такой семейной жизнью. Например, она, за исключением самых последних выходных, когда она погибла, каждые выходные проводила дома, с нами. Каждую субботу и каждое воскресенье она ехала на дачу, она выращивала там цветы, овощи. Есть несколько фотографий даже, как она, с какой радостью копается в саду. То есть она...

А. Пичугин

— Мне все время кажется...

Г. Глинка

— Есть такой мем, что она как-то полностью жертвовала собой. Она себя полностью отдавала, но у нее хватало и для детей, и для меня, и для семейной жизни. И даже она вела дневник, который, наверное, для меня был самой интересной частью книги. Мне кажется, она была очень хороший писатель — в какой-то мере, в духе, я не знаю, Розанова, «Опавшие листья». У нее такие короткие удивительные зарисовки.

К. Мацан

— Потрясающе.

А. Пичугин

— Мне все время казалось... Когда я стал больше интересоваться ее деятельностью, мне всегда казалось, что речь идет сразу о нескольких людях. А в Вашем интервью «Известиям» я как раз прочитал то, что Вы сейчас рассказали, — что, несмотря на колоссальную загрузку, особенно в последние месяцы, вернее, в последний год поездки на войну и постоянное присутствие в фонде, и Павелецкий вокзал, и еще огромное количество всего, что мы и не знаем, — и при этом вот то, что рассказываете, — это вот жизнь троих, четверых, пятерых людей, разных совершенно, все это так как-то чудесным образом умещалось в Елизавете Петровне.

Г. Глинка

— При жизни что-то в этом было чудесное. И я это стал потом понимать. Или, вроде бы, понимать. Когда при жизни — это... Ну, это был порядок вещей.

А. Пичугин

— Ну, все естественно казалось, да?

Г. Глинка

— Иногда не видишь то, что прямо перед глазами.

К. Мацан

— Вот сегодня много говорят о так называемом «выгорании», о том, когда человек долго занимается абсолютно благим делом — помощью ближним, помощью тем, кто оказался в тяжелой ситуации, и постепенно, в силу разных причин, очень устает, может быть, не получает какой-то человеческой благодарности, тепла, думает: «Зачем это все? Кому это нужно? Вот я тружусь, а что-то не меняется». Усталость накапливается, это называется выгоранием. И при том, что Вы рассказываете о степени загрузки доктора Лизы, возникает вопрос: а неужели вот у нее ни разу в жизни, может быть, даже просто вот по-женски не было такого момента усталости, что все, бросить бы все это и заниматься... и уехать на дачу, сидеть вот, книжки читать, воздухом дышать?

Г. Глинка

— Я думаю, здесь два ответа. В первую очередь, выгорания в том смысле, в котором, мне кажется, Вы пользуетесь этим понятием, у нее не было. Она не могла иначе. Опять, снова: если Вы книгу посмотрите, скажем, ее интервью, как редко она о себе говорит!

К. Мацан

— Да, да.

Г. Глинка

— Она говорит всегда о своих подопечных, чем она занимается. Это тоже... Это очень показательно. Она отождествляет себя как раз... Ну не зря девиз фонда был «Мы помогаем тем, кому некому помочь». Так что есть этот момент. Но есть второй момент после 2014 года, когда война началась. Для нее это было... Она не ожидала... Ну, наверное, никто, там, не ожидал, но она — точно. Она думала, что это будет сравнительно краткосрочный проект... Не очень нравится слово, но когда были пожары, помните? Это когда, в 2010-м?

К. Мацан

— 2010-й год, да.

Г. Глинка

— Да, да. Она туда хлынула. И это был ее... Она считала, что то, что происходило на Донбассе, закончится, когда уже был третий-четвертый год войны...

Н. Авилова

— А потом еще Сирия добавилась.

Г. Глинка

— Да. Да, у меня есть свое мнение по поводу Сирии. Но точно с Донецком для нее — это... Она не могла принять то, что это люди делали сознательно.

К. Мацан

— Ну вот...

Г. Глинка

— Это, понимаете, не стихийная катастрофа, это не какие-то пожары...

Н. Авилова

— Не эпидемии.

Г. Глинка

— ...или... Да. Или рак, или даже у ребенка какие-то ужасные страдания, которые из-за болезни...

К. Мацан

— Вот потрясающий...

Г. Глинка

— Это сознательно мы делаем себе. И она не могла через себя проработать...

К. Мацан

— Вот человек понимает всю несправедливость происходящего, и все равно едет на эту войну помогать, даже несмотря на то, что есть внутренний протест против самой причины и необходимости этой помощи. Какая-то потрясающая внутренняя мотивация должна быть. Она в том интервью, которое мы с ней делали в 2012 году, говорила о 2010 году, о событиях пожаров как о некоем, с ее точки зрения, таком переломном моменте в положительную сторону, когда вдруг люди, как ей, по крайней мере, казалось, как она говорила, стали чуть менее равнодушными — понесли какие-то вещи, помощь, стали участвовать в помощи погорельцам. И для нее это был какой-то позитивный сдвиг — вот такая реакция общества. Наталья, а Вы сейчас наблюдаете какое-то продолжение этой тенденции? Вот сбываются надежды доктора Лизы на то, что мы все-таки не совсем оскотиниваемся (это тоже слово из ее интервью)?

Н. Авилова

— Вы знаете, Вы совершенно правильно отметили, что Лиза меняла общественное мнение, меняла людей. И 2010-й год, и 2009-й год — ее ЖЖ очень много изменил. Очень много изменил в паллиативной помощи, в хосписах, в уходящих больных. Мы же все сталкивались с тем, что нам звонили в фонд и говорили, угрожали: «Зачем Вы помогаете этим? Они все равно умрут! Не помогайте им!». Даже угрозы были. И она плавно — через свой «Живой журнал», через вот такие истории человеческие — объясняла людям, что мы все можем столкнуться с бедой, что нужно принимать достойно несчастье, что э IT- люди должны уйти в хороших условиях, они заслужили. Их родные должны получить необходимую помощь, психологическую, в том числе. Потом были эти пожары, когда она могла своей энергией, своим подходом всколыхнуть... Ведь через наш офис сотни тонн груза прошли — через маленький подвальчик, 30-метровую комнату. Мы все это видели, мы сутками там сидели, мы грузили... И когда к нам приходили, ладно, богатые люди и покупали нам помпы, насосы... Мы такие слова выучили в 2010 году... Но когда к нам приходила несколько раз в неделю бабушка из соседнего дома, которая говорила: «Я ничем не могу им помочь, но они же бедные, им сейчас так плохо, у них ничего нет», и она из брезента — рулон у нее лежал на балконе — и остатков каких-то своих сарафанов шила рукавицы для пожарных, для волонтеров и приносила нам в подвал.

А. Пичугин

— Это было не менее важно, чем помпы.

Н. Авилова

— Конечно! Любая помощь важна! И потом было наводнение в Крымске, и потом вот эта ситуация с Донбассом. Лиза меняла людей! Как она изменила отношение к бездомным! Я абсолютно уверена, что не будь Лизы, отношение к бездомным было бы совершенно другим. Мы бы дошли до каких-нибудь, там, я не знаю, трудовых лагерей где-нибудь. Но Лиза дала нам понять, что эти люди... Что в беде может оказаться каждый, и бездомным может стать каждый. И она говорила: «Бездомных у меня нет только одних — это депутатов и министров. Все остальные есть».

А. Пичугин

— Да, это, кстати, известная фраза. Мы тоже неоднократно ее слышали от доктора Лизы в совершенно разных ее интервью. У нас небольшой перерыв. Напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня Глеб Глинка, супруг доктора Лизы, Елизаветы Глинки, и Наталья Авилова, директор Фонда «Доктор Лиза». Я Алексей Пичугин, мой коллега, Константин Мацан, также здесь. И через минуту мы вернемся.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! В студии мой коллега Алексей Пичугин и я, Константин Мацан. Сегодня с нами в «Светлом вечере» Глеб Глебович Глинка, супруг Елизаветы Петровны Глинки, доктора Лизы, и Наталья Авилова, директор Фонда доктора Лизы. Мы вспоминаем сегодня и дело доктора Лизы, и ее саму, благо гости у нас — те, кто очень хорошо ее знал и может сегодня с нами поделиться теми личными впечатлениями, воспоминаниями, ощущениями от работы и просто жизни рядом с этим человеком. Глеб Глебович, вот только что Наталья говорила про то, что доктор Лиза, и я с этим абсолютно согласен, в обществе изменила отношение к бездомным, некую парадигму, в которой мы относились и относимся сейчас к ним. Что Вы об этом?.. Как Вы это наблюдали сами?

Г. Глинка

— Мне кажется, это совсем правильно... Начнем с того, что когда она впервые работала как врач, как педиатр по образованию, по специальности, когда она стала работать с безнадежными больными, умирающими, даже ее мама, которая тоже была врач в 4-м Управлении, ей говорила: «Ну как же так? Ну надо все-таки лечить, надо людей спасать, это не врачебное дело — их где-то... работать при «доме смерти», как иногда это называли. И почему она это делала? Ну, в первую очередь, конечно, потому что никто этим не занимался. И действительно, она воплощала этот девиз — «Помогать тем, кому некому помочь». Но здесь есть и второй момент, который, мне кажется, Костя, Вы затрагивали, — это то, что она лечила или помогала тому человеку, который перед глазами. То есть она... Это какая-то моральная калькуляция, знаете: «Если я помогу ему, а я могу за эти еще деньги помочь трем другим» и так далее. Ей было абсолютно чуждо. Она видела живого человека, и она до конца готова была все сделать, чтобы участь его облегчить, или помочь, или сопроводить на тот свет, или как-нибудь... Ну, здесь самые разные бывают виды, но как-нибудь человека... И это иногда даже в хосписе доходило до смешного. Умирающий человек всю жизнь мечтал, что он сможет погладить овцу. Она с одним из врачей, которого она вербовала, вместе спрятали под пиджак его овцу (которую они, кстати, где-то в Подмосковье за безумные деньги взяли в аренду у фермера, который был абсолютно счастлив) и принесли ему. Через несколько дней после этого он скончался. Ну, и свадьбы были в хосписе.

А. Пичугин

— Которые тоже Елизавета Петровна устраивала, да?

Г. Глинка

— Да, да. Ну, вообще...

Н. Авилова

— Я уж молчу о том, как она бездомным отдавала Вашу одежду, Глеб Глебович, регулярно. У нее были самые модные бездомные!

Г. Глинка

— (Смеется.) Да, да. Да, она этим, конечно, гордилась — что ее бездомные...

К. Мацан

— Потрясающе.

Г. Глинка

— Как она объясняла, «чаще всего это олигархи, которые, ну, как здесь говорят, «шли налево», и жены узнавали об этом и брали весь гардероб и приносили Елизавете. Так что там были самые шикарные европейские фирмы...

Н. Авилова

— Вот Лиза, кстати, она же меняла и отношение людей к благотворительности. Она, например, очень мягко, очень ненавязчиво людям объясняла, что вот прийти даже и помочь бездомным — это тоже работа. Это не прийти и избавиться от вещей, которые пылятся в шкафу, они Вам не подходят по размеру, нет. Вы, пожалуйста, разберите эти вещи, Вы погладьте, Вы посмотрите, что пуговицы работают. Потому что им не пришить эти пуговицы. Он пришел, он надел эти штаны и пошел дальше. Посмотрите, что в обуви нет дырки. Постирайте вещи, принесите, отсортируйте по сезонам. Она воспитывала огромное количество добровольцев, людей, которые благодаря Лизе узнали, что есть такая работа — можно, например, не обладая крупной суммой денег, помочь своими руками. помочь одеждой. Но для этого нужно сделать работу. Не сбросить ненужное, а проделать работу.

Г. Глинка

— Тряпье оставьте...

А. Пичугин

— Все, что сейчас говорит Наталья Авилова, мне кажется, это важно еще раз повторить, может быть, в конце программы, потому что деятельность фонда и фондов продолжается, и люди несут одежду, и правила-то — они не изменились, они те же самые.

Н. Авилова

— Обязательно проговорим, да. Есть железные правила, которые Елизавета Петровна ввела. Это было опытом введено — и сезонность одежды, и работающие застежки, и чистота этой одежды. И по-прежнему, действительно, огромное количество фондов получает эту помощь, Церковь получает эту помощь. Но вот люди постепенно приходят к нам и приносят вещи с каждым годом все лучше, лучше и уже гораздо более готовые к тому, чтобы их можно было раздавать напрямую бездомным, малоимущим.

Г. Глинка

— Наверное, здесь и даже само слово «благотворительность» не совсем удачное. Она действительно учила людей быть добрее, в коренном смысле слова, этимологически. Я-то вижу... Надеюсь, это... (Смеется.) Наверное, будет тебе неловко... Но я это вижу в Наталье. Она... Иногда Наталья чего-то скажет или сделает — и я вижу Елизавету. Это удивительно.

А. Пичугин

— А вот, кстати...

Г. Глинка

— Она действительно живет в таких в ее... В той доброте, в которой была суть ее жизни.

А. Пичугин

— Кстати, наверное, об этом уже, да, простите, Вас спрашивали миллион раз и, возможно даже, в нашем эфире, но все-таки: а как Вы познакомились с Елизаветой Петровной?

Н. Авилова

— Во, это как раз та история, которая была в начале эфира — как Елизавета Петровна чиновников заставляла делать невозможные вещи и превращала их в людей. Когда мы с ней познакомились, я была советником спикера Совета Федерации, молодая девчонка, но уже с гонором и с характером. И Сергей Михайлович Миронов спросил меня, знаю ли я доктора Лизу, не хочу ли я с ней попить чаю. Я ее не знала. Он нас познакомил. Мы провели 15 минут с ней вместе, обнялись на прощанье, и она мне позвонила в пять утра на следующий же день...

А. Пичугин

— Да, Вы из тех как раз, угу...

Н. Авилова

— ...и сказала: «Наташа, у меня тут больная, ее не берут никуда. Срочно сделай что-нибудь, ты же чиновник, Наташа». И все, и, понимаете, закрутило, закрутило, и как-то я сама не заметила, как оказалась не в Совете Федерации, а в подвале на Пятницкой, абсолютно счастливой, потому что Лиза показала мне мое призвание. Я могла бы сейчас работать совершенно в другом месте. Поэтому я всегда смеялась с ней вместе на кухне, когда журналисты из раза в раз задавали ей один и тот же вопрос: «Ну как же Вам не тяжело? А как Вы к этому пришли? А откуда?.. Вот как Вы разгружаетесь? Это же вот синдром выгорания, усталость, неблагодарность!». Она что-то всегда придумывала, что-то всегда отвечала, а потом на кухне оставалась пить чай и говорила: «Наташка, чего они ко мне привязались? Ну это же самая лучшая работа! Вот будь я бухгалтером, вот это да! Вот это, конечно, не повезло. А тут — я люблю эту работу, я люблю этих людей, мне все легко дается». Ей никогда не было сложно.

А. Пичугин

— Вопрос, наверное, и к Наталье, и к Глебу Глебовичу. Вот мы видим, что, действительно, что-то меняется в нашем обществе. Вот мы как-то все решили, что с 2010 года, наверное, это зримо происходит, с пожаров в Центральной России. Потом 2012-й год — Крымск, наводнение, и уже мы видим: если в 2010-м это только такое какое-то в зародыше общее дело — помочь собрать вещи, поехать, добровольные помощники пожарных, я помню, были, то в 2012 году уже все как один начали что-то делать, помогать. Ну, «все» — многие, очень многие. Вот что вдруг в нашем обществе за последние полтора десятилетия произошло, что мы почувствовали себя людьми? Почувствовали себя людьми, которые могут и хотят помочь другим, ближним, дальним? Дальним особенно.

Н. Авилова

— Я скажу, к сожалению, про технический вопрос: Интернет во многом и коммуникации. Сейчас стало проще гораздо обмениваться информацией, сейчас это гораздо быстрее. И если, например, в 2010 году, когда горела какая-нибудь область, нам было невероятно трудно найти там волонтеров, контакты, проверить, дошла ли помощь, точно ли ее раздали, то сейчас, например, в прошлом году я работала в Ростове на пожарах, и это было все легко организовать. Мы за три часа буквально уже знали, сколько семей с детьми, каких лекарств не хватает. Мы через шесть часов эти лекарства закупали. Потому что коммуникация немножко изменилась — все стало быстрее, все можно проверить лучше, можно получить информацию быстрее. Это, конечно, ситуацию меняет.

А. Пичугин

— Смартфонов в 2010 году еще почти не было.

Н. Авилова

— Да. (Смеется.)

А. Пичугин

— Это, кстати, тоже помогает. Вот смех смехом, а вот эта возможность быстрой коммуникации — она благодаря им появилась.

Н. Авилова

— «ВотсАппа» не было, да, фотография объединяла — ты увидел этого ребенка, ты увидел его выписку. Тут же, через пять минут ты можешь ему купить лекарство. Для нас во многом техническая составляющая изменила ситуацию.

А. Пичугин

— Да, Глеб Глебович?

Г. Глинка

— Да, конечно, в этом большая доля правда. Еще, по-моему, в 60-е годы такой канадский предшественник футурологов Маклюэн написал книгу «Глобальное село», в котором он...

К. Мацан

— «Глобальная деревня» — в разных переводах есть, да-да.

Г. Глинка

— «Глобальная деревня» переводится, да? Где, по сути, он предвидел все это. Но мне кажется, что это не ново, особенно для русского человека. Вспомните, как во время войны, когда немецкие пленные были в Москве, им, когда охранники поворачивались, старые женщины бросали еду после войны. Мне кажется, здесь... Наверное, это была бы более точная формулировка: сейчас община, соборность легче из-за техники, из-за технологического развития. Но эта соборность всегда лежала в основе русского человека и особенно православного.

К. Мацан

— Вот важно, чтобы гаджет оказался в руках человека с неравнодушным сердцем, такого, как доктор Лиза и ее сотрудники и последователи. Меня, помню, в свое время поразило, как она рассказывала, что вот, четыре бомжа через всю Москву (потому что их не пускают в метро без билета, они грязные) несут своего пятого друга, у которого то ли инсульт, то ли какое-то заболевание, он не может ходить. И вот они его тащат через всю Москву на руках, потому что на транспорт их не пускают, в этот подвал на Пятницкой. И дальше он ставит вопрос: а мы, как бы нормальные, здоровые, способны на такую жертвенность? И в этом смысле для нее... Ну, и она эту мысль очень последовательно предлагала всем как повод задуматься: а чему мы можем научиться у этих, казалось бы, неприглядных людей? Вот как Вы это наблюдали на практике? Стали ли для Вас какие-то истории, может быть, связанные с ней, с Вашими подопечными, если угодно, поводом так задуматься?

Н. Авилова

— Для меня очень важным было смотреть на то, как Лиза общается с благотворителями, с чиновниками и как она плавно меняет их отношение к бездомным. Ведь была такая ситуация, когда, там, «конечно, им не надо помогать, зачем им помогать?», и очень трудно людей было вдохновить на какой-то добрый поступок. Она заходила с другой стороны, она говорила: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Вот был у меня бездомный недавно, бизнесмен — по голове тюкнули, память потерял, жена ушла, квартиру отняла». Не помогало, она говорила: «Давайте с другой стороны. Вот я сейчас этому бездомному не дам тарелку супа и не дам куртку. Он что сделает? Он пойдет, кого-то стукнет по голове, кошелек вытащит, нахулиганит, нахамит кому-нибудь». И она с разных стороны заходила, она все равно добивалась своего. Она искала подход к тем людям, которые могут помочь. Если не могла достучаться до сердца, тогда стучала до ума, например, какие-то логические доводы. Но она всегда находила путь к человеку. Она могла договориться, мне кажется, с кем угодно. Если это было нужно, она бы договорилась с кем угодно. И она своим примером и вот такими вот примерами показывала людям, что такая помощь не просто возможна, а она нужна, ее нужно оказывать. Например, вот та территория, которая от «Новокузнецкой» — ну, считайте, от Кремля, от Красной площади, до Павелецкого вокзала, — она же, фактически, ее чистила, она делала ее безопасной, эту территорию. Я сама там проживала долгое время, и я видела, что вот эти бездомные, которые приходят за тарелкой супа и за ботинками, они совсем другие. Они не агрессивные, от них не пахнет, они помытые. Если нужно, их можно отправить в больницу — они приходят, они лечатся. Это была совершенно вот такая работа, которая была понятна даже чиновникам. Потому что Елизавета Петровна делала социально полезную работу. Она, в том числе, делала этих людей безопасными, и чиновники соглашались с ее доводами и очень часто начинали ей помогать.

К. Мацан

— А вот мы сказали о том, что к ней на вокзал, вот на этот пункт выдачи еды и медикаментов, и помощи приходили самые разные люди. Их даже, в общем-то, язык не повернется всех бомжами назвать. Там были люди, я просто помню, весьма прилично одетые. Приведу историю человека, который приехал на заработки в Москву, потому что-то не сложилось. Вот он не бомж, в нашем понимании, он не опустившийся вот в таком моральном и социальном смысле человек. Он просто попал в очень тяжелую ситуацию. И в этом смысле как-то расширяется или вовсе стирается самое это понятие негативное — «бомж», «бездомный». Это кто-то вот... Как-то по-другому их нужно назвать.

Н. Авилова

— «Люди в беде» она их называла очень часто. Потому что и пенсионеры приходили из окрестных домов. Уже в последние годы жизнь стала такая тяжелая, что ну вот пенсии хватает на лекарства и на оплату квартиры. И бабушки приходили, у которых есть квартира, они не бездомные, но они приходили и получали вот эту еду, какую-то одежду, какие-то медикаменты. И есть ситуации, когда просто родственники не могут договориться между собой и дома некомфортно находиться, и люди из-за этого ночевать еще приходят домой, а днем они у вокзала, и их надо покормить, их надо одеть.

А. Пичугин

— А там еще старые москвичи оставались, действительно старые москвичи в исконном смысле этого слова. Рядом богадельня небольшая находилась при Свято-Тихоновском университете, в храме Святителя Николая Кузнеца, и там тоже были как раз эти бабушки Новокузнецкие, которые там всю жизнь прожили и у которых, видимо, настолько уже не хватало ни средств, ни пенсий почему-то... Их старые квартиры — большие квартиры, и плата за эти квартиры непомерная совершенно... И вот...

Н. Авилова

— А еще мошенники! А БАДы, и вот у нас волна БАДов была, когда стариков обманывали просто вот эти производители БАДов. Они приходили, и у них действительно ничего не оставалось, ничего. Лиза никогда не отказывала.

Г. Глинка

— Да, какое-то количество бездомных — не малозначительные были люди, были люди, которых просто обчистили, обманули и отняли у них квартиры. С ней даже работал юрист, который, так сказать, днем обслуживал какого-то видного олигарха, а по вечерам стал специалистом по возврату таких квартир.

К. Мацан

— Наталья Авилова, директор Фонда «Доктор Лиза», и Глеб Глебович Глинка, супруг Елизаветы Петровны Глинки, доктора Лизы, сегодня проводят этот «Светлый вечер». Я знаете что вспоминаю? Вот в 70-х годах была в Норвегии такая премьер-министр, очень видный политический деятель гру Харлем Брунтланн. Она много лет была премьер-министром Норвегии. Ее супруг написал книгу, которая называлась в русском переводе «Быть женатым на гру». А через несколько лет он написал вторую книгу, которая называлась «Все еще быть женатым на гру», подчеркивая, как, в общем-то, непросто живется мужу такого активного политического деятеля. Глеб Глебович, ну, у Вас особенная ситуация в этом смысле. Я ни в коем случае не сравниваю две реальности, но рядом с Вами известный человек, очень востребованный человек и любимый многими, и, как Вы уже рассказали, эта деятельность — благотворительная, социальная деятельность по помощи людям, — так или иначе, она не могла не проникать в семью. Вам ни разу не было тяжело и, если угодно, как-то, ну, обидно, не знаю, от того, что?..

Г. Глинка

— Простите, это такое клише, Вам не кажется?

К. Мацан

— Я понимаю, но, Вы знаете, от него очень трудно... Я не могу этот вопрос не задать.

Г. Глинка

— Ради Бога!

К. Мацан

— То есть я понимаю, что это клише, но, Вы знаете, когда мы об этом говорим со стороны: «Вот есть, там, доктор Лиза, есть ее супруг, они много лет вместе, они все вместе делают, и эта жизнь — одно от другого неотделимо». Но вот смотришь на Вас, смотришь в Ваши глаза, смотришь, как Вы вспоминаете это, и невольно это клише перестает быть клише. Оно становится вопросом, который ну очень жизненный и важный, какой-то вот насущный...

Г. Глинка

— Вы меня спрашиваете, как мне живется без нее?

К. Мацан

— Нет, я Вас спрашиваю...

Г. Глинка

— Я не совсем понимаю, что Вы видите в моих глазах.

К. Мацан

— Я Вас спрашиваю... Во-первых, любовь. А во-вторых, тоже любовь, в-третьих, тоже любовь. Я имею в виду, не возникает ли... Знаете, я совсем грубо спрошу.

Г. Глинка

— Давайте.

К. Мацан

— Грубо в смысле формулировки. Вот если бы моя супруга так много времени и сил уделяла бы, грубо говоря, не мне, а каким-то вот своим очень важным делам, я бы, может быть, немножко даже заревновал бы. У Вас никогда этого не было?

Г. Глинка

— А Ваша супруга работает?

К. Мацан

— Сейчас нет, она дома с детьми.

Г. Глинка

— А Вам мешало бы, если бы она работала бы?

К. Мацан

— Я думаю, что нет.

Г. Глинка

— Мне тоже не мешало. Наоборот, я ею гордился. Честно говоря, совсем честно, я долго даже не соображал, насколько народная любовь была к ней. Я-то первый раз сообразил, когда, ну не так уж давно, мы с ней пошли в ресторан на Садовой, французский ресторан, и заказали, сидели, смеялись, рассказывали... где рассказывала, о каких-то там своих делах, я ей рассказывал о моих уголовных делах... И попросил счет...

А. Пичугин

— Надо уточнить, что Глеб Глебович — адвокат.

Г. Глинка

— Я попросил счет. И официант сказал: «Никакого счета не будет». Я как-то растерялся, сказал: «Почему? По-моему, я еще не рассчитался с Вами». Он сказал: «Нет. Разве это не доктор Лиза с Вами?». Я сказал: «Ну да». — «Хозяин сказал, что счета не будет». Это первый раз, когда я сообразил. Потом какое-то время с нами здесь учился младший сын, в Высшей школе экономики, и мы тогда шутили... Иногда она выступала на радио, мы звонили и спрашивали: «Когда, в конце концов, весь этот разговор прекратится и ей дадут Нобелевский приз?». Это был любимый вопрос младшего сына.

К. Мацан

— (Смеется.).

Г. Глинка

— Так что нет, это становится частью жизни. Мне трудно это даже объяснить. Но здесь никакого нету чувства отчуждения или отдаления. И действительно, я не знаю, наверное, Наталья сможет и со стороны больше сказать об этом. Ну, мы ходили на службу, мы ехали на дачу, мы отдыхали в Крыму или в Америку ехали иногда. Ну, знаете, была полноценная жизнь.

Н. Авилова

— Просто у такого человека, как Елизавета Петровна, конечно, уникальный муж. Вот я за прошлый год ездила десятки раз на Донбасс и в Сирию — ну, у меня не такой муж. У меня муж вообще не знал, что я в Сирию летаю, мне приходилось скрывать, потому что он бы меня выгнал из дому. Он бы на развод подал. И, к счастью, этого не случилось, он меня понял. Но вот Глеб Глебович просто уникальный человек, который понимал свою жену. Он знал, что ее не остановить. Он ее любил безмерно. Ну вот что он мог сделать? Он мог ее только поддержать. И это лучшее. Мы, кстати, имели ту доктора Лизы, которую мы все получили, во многом благодаря ее семье — ее сыновьям, ее мужу, которые ее поддерживали в ее работе. Это же безумно важно. Она бы, я уверена, пожертвовала ради своих детей, ради семьи работой, если бы это было необходимо. Но вот ее семья нашла в себе силы, мудрость, любовь поддержать ее на этом пути, и у нас была доктор Лиза.

Г. Глинка

— Это очень интересный момент. Потому что, например, я не знаю, если она это прямым текстом сказала, но было абсолютно ясно, когда мы сюда пришли... возможно, она даже прямым текстом сказала: «Если тебе здесь будет плохо, мы сразу поедем обратно в Вермонт». И я, конечно, как бы мне плохо не было бы, никогда бы это не сказал. И, кстати, мне не было плохо здесь, очень многое здесь мне более родное было, чем в Штатах. Но это такое... Я не знаю даже, как это объяснить. Наверное, это любовь — когда ты знаешь, что человек, с которым ты разделил жизнь, ради тебя все сделает, и ты также знаешь, что ты никогда не попросишь то, что может отнять у нее какую-то радость. Это взаимозависимость. Это внутренняя взаимозависимость. Это достаточно трудно объяснить, а очень легко ощутить.

К. Мацан

— Вы говорите — клише. Какое же клише? Вот настоящая подлинная любовь и человеческий опыт. И спасибо огромное, что Вы так искренне с нами им делитесь. Жалко, что сейчас все-таки у нас нет камеры, чтобы Ваши глаза снять.

Г. Глинка

— Слезливый...

А. Пичугин

— У нас совсем немного времени уже остается до конца программы. Мы хотели поговорить про фонд все-таки новый. Это важно. Во-первых, перед тем, как начать программу, Вы разговаривали по телефону. Я прямо услышал про Донбасс. И я так понимаю, что Вы продолжаете то, чем занималась Елизавета Петровна, — Вы ездите в Донецк, в Донецкую область, и расскажите, пожалуйста, об этом — о том, что сейчас там происходит, какая там гуманитарная ситуация, в чем, может быть, необходима помощь. Потому что мы все-таки на крупной радиостанции в эфире и нас слушает много людей, которые могут, наверное, чем-то помочь. Или хотят помочь.

Н. Авилова

— В прошлом году еще, когда я летала на Донбасс довольно часто, почти каждый месяц, несколько раз в месяц, уже было понятно... И, кстати, Елизавета Петровна еще при своей жизни уже начинала менять немного подход к работе на Донбассе, когда активные боевые действия и раненые дети — к счастью, их становится совсем мало, и, мы надеемся, совсем скоро не будет, и нужно помогать Донбассу отстраивать инфраструктуру, чтобы детей не нужно было эвакуировать больше в Российскую Федерацию, их можно было лечить там. Во-первых, это действительно очень тяжелые поездки всегда — эвакуация: небезопасно их провести по территории, потом их спецбортом доставить в Россию, потом здесь долго лечить. Мамы и папы вынуждены увольняться с работы очень часто, чтобы за детьми здесь ухаживать, лечение длительное. Поэтому, конечно, Елизавета Петровна начала эту работу, мы ее продолжили и сейчас поедем на Донбасс как раз вот с этими целями. Мы бы хотели, чтобы через два-три-четыре года инфраструктура была там такова, чтобы все дети могли получать медицинскую помощь, ну, за исключением совсем тяжелых каких-то случаев, там, на Донбассе. Поэтому с нами поедет туда еще один эксперт, который поможет нам осмотреть местные детские больницы, поможет нам составить план работы. Это действительно одна из крупнейших компаний, которая строит больницы в Российской Федерации. Они вот такую помощь нам благотворительную оказали: они съездят с нами в эту поездку и помогут нам вместе с чиновниками и добровольцами определиться как раз с тем, чем же можно помочь, какое оборудование докупить, где какой-то ремонт сделать, где какой-то корпус достроить, каких врачей обучить. Это очень важно — продолжить обучение врачей. Вы не забывайте, что на эти два-три-четыре года повышение квалификации как таковое не работает на тех территориях. Очень многие врачи были вынуждены покинуть территорию и уехать кто-то в Киев, кто-то в Крым, кто-то в Петербург. Но вот сейчас есть довольно стабильная ситуация для того, чтобы помочь врачам обучиться, довезти до них необходимое оборудование и медикаменты, и чтобы врачи начали работать там хотя бы с теми детьми, у которых проблемы со слухом, проблемы со зрением, проблемы с сердцем. Прекрасная, кстати, команда в ИНВХ имени Гусака — доктор, главный врач там Фисталь Эмиль Яковлевич легендарный. Он с нами работает не первый год, и его врачи, кардиохирурги и анестезиологи, ездят в Россию, обучаются, возвращаются и могут уже оперировать довольно тяжелые ситуации, пороки сердца там, у себя на месте. Прекрасный врач-травматолог, заведующий отделением детской травматологии Евгений Жилицын. Когда здесь, в клинике Рошаля смотрят на результаты его работы, например, с ранеными детьми, говорят, что действительно уникальные операции он научился там за эти годы делать, и мы просто, со своей стороны, хотим как Фонд привлечь внимание к этой составляющей — что не нужно людям давать рыбу, нужно им дать удочку, чтобы они... Они сами готовы к этому. И врачи вот там... У них совершенно уникальная атмосфера. Тот же самый Евгений Жилицын, травматолог, когда он думает не только об операции, о медикаментах, — когда он, например, выбивает кондиционеры в свое отделение, потому что дети в жаре лежат, они прикованы к кроватям, они лежат в аппаратах Елизарова, они не шевелятся, они потеют, они чешутся. Он думает даже о таких мелочах. Он у меня выбил аппарат УЗИ портативный, который... Вроде бы, у них есть УЗИ, но для этого ребенка нужно снять с кровати, на носилках перенести в соседний корпус, там ему сделать УЗИ, а теперь у него есть аппарат УЗИ, который к ребенку приедет, и это менее травматично. Там есть энтузиасты, там есть профессионалы, просто их нужно немножко поддержать. И мы как раз с Глебом Глебовичем поедем на Донбасс, чтобы встретиться с врачами, с чиновниками, экспертов привезем и попробуем помочь вот в этом пути.

А. Пичугин

— Помимо Донбасса, Вы, я так понимаю, помогаете и бездомным, и онкобольным детям, по мере сил. Какую помощь оказывает?.. С чем к Вам можно обратиться, во-первых, в Ваш Фонд? А во-вторых, какая помощь нужна Фонду, контакты, где Вы находитесь? Вот это вся самая важная информация.

Н. Авилова

— Контактная информация есть на нашем сайте www.liza.fond. Нам можно звонить в любое время, писать письма. Мы работаем с малоимущими людьми, с людьми, попавшими в беду. И сейчас у нас большая радость — новый офис, который станет открытым, доступным для всех посетителей — и для больных, и для добровольцев. Он находится на Новокузнецкой улице, дом 26, строение 3. Это небольшое двухэтажное деревянное здание, его очень легко опознать. Мы очень будем благодарны тем, кто захочет помочь нам в работе с людьми, попавшими в беду и трудную жизненную ситуацию. Нам очень нужны для них продукты, самые простые медикаменты, продукты с длительным сроком хранения — крупы, молоко, сгущенное молоко, чай, кофе. У нас уже более четырех десятков пациентов, которые приходят к нам каждый день за этими продуктовыми наборами и простыми медикаментами. Конечно, как всегда, очень много малоимущих семей с детьми-инвалидами или многодетных семей, которым нужны памперсы, пеленки, влажные салфетки, пасты, зубные щетки, детские игрушки, детские книжки. Мы все это принимаем. У нас в Фонде в четверг, пятницу и субботу всегда есть дежурные. Но и в другие дни нам можно позвонить всегда и договориться, чтобы мы встретили и помогли нас найти, рассказали про наших подопечных, рассказали, что нам нужно именно сегодня. Так что каждый, кто хочет нам помочь, приходите к нам, пожалуйста, в гости в наш новый офис: Новокузнецкая улица, 26, строение 3.

А. Пичугин

— Я очень надеюсь, что и наше с Вами сотрудничество, какая-то такая дружба радио «Вера» и Вашего Фонда тоже только начинается и продлится.

Н. Авилова

— Непременно!

А. Пичугин

— liza.fond.ru, правильно?

Н. Авилова

— liza.fond.

А. Пичугин

— www.liza.fond.

Н. Авилова

— Да.

А. Пичугин

— Адрес: на «Новокузнецкой» открывается новый офис. Адрес еще раз назовите.

Н. Авилова

— Новокузнецкая улица, 26, строение 3.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Мы напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня были Глеб Глинка, супруг доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, Наталья Авилова, директор Фонда «Доктор Лиза». Мы сегодня Елизавету Петровну большую часть программы вспоминали и говорили о ней и немного поговорили о новом фонде. Я уверен, что мы о нем еще будем в наших программах говорить. Спасибо большое!

Н. Авилова

— Спасибо!

Г. Глинка

— Вам спасибо!

А. Пичугин

— Мой коллега Константин Мацан и я, Алексей Пичугин, прощаемся с Вами.

К. Мацан

— До свидания!

А. Пичугин

— Всего хорошего!