Как в старину побеждали пандемии

Тема программы: великие эпидемии прошлого: как с ними боролись, какие средства оказывались спасительными, и как Церковь участвовала в борьбе с ними.

---

Ведущий Дмитрий Володихин

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы с Вами, что называется, тет-а-тет — я и два с половиной миллиона слушателей радио «Вера». Сегодня у нас никаких гостей. Ну что же, пооткровенничаем.

Главной темой, которая обсуждается сейчас на радио, телеэкранах, в Сети, является эпидемия коронавируса. И я думаю, для Вас будет не так уж скучно, как минимум, окунуться в стихию опыта человечества, которое в разное время боролось с большими эпидемиями, пандемиями и более-менее справлялось с этим несчастьем, хотя порой оно стоило очень дорого. Итак, мы сегодня поговорим о великих эпидемиях древности и старины, о том, как с ними боролись, о том, какие средства оказывались спасительными. И, кроме того, и о том, как Церковь участвовала в борьбе с эпидемиями.

Ну что ж, начнем с античности. Конечно же, эпидемии случались и раньше, и на много столетий раньше, чем те, примеры которых я привожу. Но в исторической литературе гораздо больше стало о больших, крупных эпидемиях, которые случались в Европе в эпоху Древней Греции, в эпоху Древнего Рима, в эпоху Константинопольской империи, которую иначе называют Византия, чем о случаях больших эпидемий на Древнем Востоке — в Китае, Месопотамии и так далее.

Поэтому, собственно, начнем с Римской империи. Пожалуй, самый тяжелый и страшный пример — это так называемая «антонинова чума». Она стряслась — а именно так, наверное, и надо говорить — именно что стряслась во второй половине II века, и причиной, в данном случае, стало распространение заразы в армии. Победоносные римские легионы под своими орлами наступают вглубь Азии и Месопотамии, сталкиваются с заражением. Собственно, после того, как, даже вне всяких сражений, армия претерпела страшный ущерб от этого заболевания, был отдан приказ о возвращении этих самых победоносных регионов домой. Приказ был губительный, и когда войска начали возвращаться, они принесли с собой заразу — принесли ее в Восточную часть империи, принесли ее, собственно, на Апеннинский полуостров. И осталось довольно много рассказов о том, как боролись с ней. Ну вот, в частности, иногда называют «антонинова чума», иногда «галенова чума». Знаменитый древнеримский врач Гален всячески изыскивал способы борьбы с этим заболеванием. Сейчас специалисты говорят, что вовсе не чума это была, а оспа. Ну, для тех, кто умирал от нее, собственно, особенных причин для того, чтобы разбираться в сортах инфекции, не было, они просто страдали. Пожалуй, главным опытом, который извлекли из этой массовой эпидемии... Она очень тяжело сказалась на состоянии империи — в общем, и на военном потенциале, и на политическом. Так вот, основной вывод — это то, что большие эпидемии заразных болезней приходят из Азии, иногда из Северной Африки. Но в данном случае — из Азии, и Европа есть та область огромного Евразийского континента, которая эти болезни не продуцирует, а принимает. В VI веке повторилось примерно то же самое, и историки очень много рассуждают о том, как знаменитая пандемия 540-х годов повлияла на облик мира того времени, на политические и даже религиозные реалии тех столетий — VI, VII, VIII.

Так называемая «юстинианова чума» — это название колоссальной, поражающей воображение пандемии, которая обрушилась на империю. Я сделаю небольшую оговорку. Дело в том, что в учебниках по истории Древнего мира... Ну, мне когда-то пришлось изучать этот предмет еще в 5-м классе средней школы, сейчас, честно говоря, не знаю, но думаю, что тоже 5-й или 6-й класс. Так вот там говорится о том, что с Римской империей было покончено в 476 году, и дальше мы говорим о Византийской империи, ну, может быть, о какой-то отдельной Восточной Римской империи.

Но это, в общем, не совсем правильно. Вот ученые, в какой-то степени, искусственно отрубили один период истории империи от другого. Империя-то одна, вне зависимости от того, где находится столица, — в Риме, в Константинополе. Иногда ее помещали на Сицилии, иногда в других местах. Это не столь важно — это одна и та же империя, которая просто с течением времени христианизируется, видоизменяется, то приобретает какие-то новые территории, то утрачивает их, то становится больше в земельном смысле, то вновь остается без целого ряда провинций. Но, повторяю, для жителей этого государства название его звучало так: «Империя рамеев», «Империя римлян». Римляне жили в Эфиопии, римляне жили на Пиренейском полуострове, римляне жили в Британии, римляне жили в Крыму, римляне жили в Греции — не важно, в данном случае то, что произошло в VI веке, это продолжение истории империи в один из самых блистательных периодов ее исторической судьбы.

Итак, в Константинополе правит император Юстиниан I,  блистательный правитель, человек, который, в общем, смог остановить распад великой державы, смог вернуть ей былое величие, и его легионы... ну вот мне не хочется еще раз повторять это словосочетание — «победоносные легионы», но тут ничего не сделаешь, очевидно, — его легионы шли от одного триумфа к другому. Ему удалось вернуть провинции империи, которые находились в Испании (ну, страны Испании не было — Пиренейский полуостров, его южная часть), в Северной Африке. И, наконец, готские государства, которые находились на Апеннинском полуострове, то бишь в современной Италии, и включали в себя не город Рим, также были отвоеваны, Рим вновь стал принадлежностью этой огромной единой империи.

В разное время Юстиниану приходилось переходить от осуществления своих великих, блистательных планов к обороне. Разные беды обрушивались тогда на государство. В столице произошел колоссальный мятеж под названием «Ника». Вторжения славян на Балканский полуостров были просто неостановимы, с какой силой наши предки атаковали северные границы империи.

Но, пожалуй, самым большим испытанием стала как раз та самая «юстинианова чума», и в данном случае это именно чума, а не оспа или какое-нибудь другое инфекционное заболевание.

Собственно, пришла эта эпидемия с Юга, из Северной Африки. Поразила она, прежде всего, провинции империи египетские, по всей видимости, проникла она в Египет из Эфиопии и очень быстро начала выкашивать колоссальное количество людей. То есть «юстинианова чума» — это то бедствие, с которым просто не знали как справиться. Она прокатилась по азиатским провинциям империи, она поразила Константинополь, и потери были огромными. Историки того времени в подробностях описывают симптомы этой чумы, в подробностях описывают то, как быстро сокращалось население столицы империи, описывают то, как быстро распространялось заболевание, и констатируют, что из юго-восточных провинций оно очень быстро переместилось в провинции западные, северо-западные. Тот же самый Апеннинский полуостров, тот же самый город Рим — они оказались жертвой эпидемии. И иногда говорят, что, вот, Рим из величественного центра колоссального государства превратился в город, на улице которого пасут коз. Ну, собственно, это связано не только с Юстинианом и чумой и даже не столько, но, тем не менее, вот такой мем в информационном пространстве, связанный с двумя явлениями — с падением Римского величия и с Юстинианом и чумой — существует.

Докатилась эта чума до Британских островов, и один из кельтских государей погиб от нее, один из раннехристианских святых, святой Финнеан, также пал жертвой чумы. То есть, иными словами, потери были огромные.

Собственно, чем справились? И вот здесь мы начинаем получать тот опыт, положительный опыт, который оставили нам древние люди в наследство. Понимаете, какая вещь — медицина не была в состоянии справиться с этой эпидемией, но поскольку империя была державой, построенной на порядке, это была держава, которая была построена на великолепном соблюдении определенных правил и законов, это в какой-то степени помогло сделать то, что государственная машина даже при тяжелейших потерях продолжала функционировать. Водопровод давал воду, продукты вовремя привозили в города, любые попытки мятежа, бунта, разграбления достаточно быстро останавливали, и государство железной рукой давило разного рода мятежи, которые возникали на почве «юстиниановой чумы».

Поэтому когда «юстинианова чума» начала ослабевать, в общем, государство вышло из кризиса, даже при тяжелых потерях сохранив свою целостность.

Иногда говорят: «Вот, десятки миллионов погибли, европейская государственность ослабла, и впоследствии наступление ислама не нашло достаточного сопротивления, поскольку европейцев выкосила чума, христиане оказались бессильны перед этой проблемой». В общем, это, конечно, преувеличение. Мы не знаем, сколько людей погибло от «юстиниановой чумы». Мы знаем, что это была очень масштабная эпидемия, ее называют иногда первой пандемией, но конкретного количества потерь Вам никто, конечно же, не назовет. И не надо думать, что эта эпидемия сломала империю, что эта эпидемия пустила ислам в ее провинции. Здесь, конечно же, иные причины.

Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем великие эпидемии прошлого и то, как с ними боролись.

Ну, а мы с Вами начинаем путешествие во времени из прошлого в будущее. И надо сказать, что вот эта великая «юстинианова чума», разумеется, была не последней волной больших эпидемий, наплывавших на Европу с Востока и Юго-Востока. Возвратные волны эпидемии происходили раз в 10-20 лет, просто они не достигали таких масштабов. В VI, VII, VIII веках они случались часто, потом пошли на убыль, впоследствии вновь вернулись и ударили по Европе через несколько столетий, но ударили так, что говорить об этом страшно.

Действительно, об этом страшно говорить. Собственно, Европа эпохи Высокого Средневековья (XII, XIII и XIV века) не представляла собой ничего сравнимого с устройством Юстиниановой империи, которая могла противостоять пандемии именно как великая держава, как государственное устройство, в котором поддерживался железный порядок. Европа была раздроблена, города западноевропейские были наполнены ужасающими примерами антисанитарии — помои на улицах, нечистоты, которые выливают из окон, кровавое месиво, которое в эти же самые каналы перетекает с боен, — ну, Вы знаете, даже говорить об этом не хочу. Чем больше об этом распространяюсь, тем противнее мне самому. Скученность страшная, и, в общем, забота о водопроводе минимальная.

В Западной церкви распространяется тяга к тому, чтобы монашествующий как можно меньше мылся, поскольку это может, по мнению деятелей средневековой Католической церкви, развратить его, наполнить его душу соблазнами. Ну, вот это тоже, конечно, в общем, далековато от Священного Писания и несколько более близко к антисанитарии. Поэтому чудовищная пандемия, которая обрушилась в середине XIV века на Европу, закономерно ударила по множеству европейских государств так, что они оправлялись от этого страшного удара на протяжении многих десятилетий.

Итак, «черная смерть» середины XIV века. «Черная смерть» — название позднее, и в быт оно вошло по той причине, что трупы достаточно быстро чернели — это была особенность пандемии. Это пугало, конечно, современников и запоминалось. Но называли тогда эту болезнь разными способами. Вот «черная смерть» пришла из глубин Азии. Сейчас чаще всего говорят, что пришла она откуда-то с территории современной Монголии или, может быть, современного Северного Китая — регион, связанный с пустыней Гоби. И механизм «черной смерти» был запущен лет за 20-25 до того, как она добралась до Европы. То есть она успела устрашить значительную часть Азии, значительную часть Китая, а вот в 1346 году ее впервые почувствовали на себе европейцы.

Ну, по некоторым свидетельствам, это были генуэзцы. Столица их колониальных владений в Северном Причерноморье — Крымская Кафа, или современное название этого города — Феодосия — стала жертвой осады со стороны ордынских войск хана Джанибека. Вроде бы, хан почувствовал, что его армия тает из-за неведомой болезни, пришедшей из глубин Азии. Мертвые тела повелел с помощью катапульт забрасывать на территорию Кафы. Ну, а что касается генуэзцев, то они в самой Кафе с одной из двух бед справились — то есть они пересидели осаду, Джанибек ушел, Кафа уцелела. А вот со второй справиться не могли — эпидемию они не были в состоянии остановить. Более того, само устройство северо-итальянских республик, в частности, Генуи, в высшей степени способствовало тому, чтобы эпидемия распространялась.

Вы понимаете, какая вещь: вот сейчас, когда говорят об эпидемии, какие места считают наиболее опасными? Аэропорты, рынки, вокзалы — то есть места, где множество людей, в особенности, людей, которые не живут здесь постоянно, а перемещаются из одних мест в другие, за которыми трудно проследить, которые перемешиваются, и возникает своего рода опасная такая среда для распространения инфекции.

Но вот генуэзские корабли — они ведь плавали по множеству морей, заходили во множество гаваней, во множество портовых факторий в городах, как контролируемых генуэзцами, так и  принадлежащих другим государствам, и, в конце концов, в сам город Геную. Богатейший город, прекрасно обустроенный, буквально, ну, как бы это правильно сказать... жирующий на финансах, которые были отобраны у ограбленной и ослабевшей Византии. И, конечно же, товары с этих кораблей были заражены, конечно же, на кораблях прибыли главные разносчики заразы — грызуны, прежде всего, крысы, которые в своих шкурках принесли фауну, зараженную чумой страшно, неотвратимо. И «черная смерть» вспыхнула из-за этих самых генуэзских кораблей необыкновенно масштабным пожаром. Вот она прошлась по Европе именно как лесной пожар, который перемещается гораздо быстрее, чем от него можно убежать.

Пострадали десятки государств — конечно, вся Северная Италия, конечно же, остатки империи. Обидно было то, что как раз в Константинопольской империи началась гражданская война. Она сама по себе была столь опустошительная, что ускорила агонию этого государства, точнее сказать, открыла процесс агонии. И тут еще обрушилась чума. Да просто балканские города под влиянием боевых действий, расправ, казней и еще и чудовищной пандемией «черной смерти» опустели. Был нанесен такой урон населению империи, что после этого она уже и мечтать не могла вернуться в число великих держав, ей оставалось дожить около столетия до гибели. До этого надежды на ее возрождение были.

Ну вернемся к Западу. Собственно, вернемся к городам, которые принадлежали Франции, Германии, Англии. Там чем больше город, тем больше потерь. Порой это было страшно. Лондон не полностью вымер. В Шотландии страшные потери понесли равнинные области. В высокогорьях, конечно, было легче — туда меньше добиралась эта самая чумная палочка. А вот то, что Британия обладала большим торговым флотом еще тогда, в XIV веке, и купцы ее плавали много куда, привело к катастрофическим последствиям. Один из торговых английских кораблей, фактически «корабль мертвецов», оказался близ Бергена (это Норвегия), и именно оттуда чума распространилась по Скандинавии со страшной силой. Норвегия пострадала так, что через некоторое время она, страшно ослабевшая, должна была оказаться в положении зависимой страны, утратила статус самостоятельного королевства. Пострадала Швеция, пострадали Нидерланды.

Ну, конечно, добралась та самая «черная смерть» и до Руси. Прежде всего, несчитанное количество мертвецов во Пскове и Новгороде, поскольку именно эти две вечевые республики были северными воротами пандемии для Руси. Оттуда болезнь перебралась в Смоленск и затем в Москву. Смоленск так пострадал, что на какое-то время город фактически вымер. В Москве удар этой эпидемии пришелся, в частности, и на великокняжескую семью. Умирает в 36-летнем возрасте великий князь Московский Симеон Гордый, умирают два его сына, умирает значительная часть княжеского дома. И вот парадокс — именно «черная смерть» открыла пусть к власти младшему представителю этой династии, великому князю Ивану Красному, а ему наследовал Дмитрий Донской.

Надо сказать, что «черная смерть» страшно прошлась по Руси. Русь была и так редко населена, а тут демографический ресурс ее вообще упал до ничтожных величин. И, хуже того, «черная смерть» несколько раз возвращалась, были возвратные волны. И, в общем, не очень понимали, что с этим делать. Тем более сложно было справиться, поскольку Русь находилась в раздробленном состоянии, и того аппарата, которым располагал когда-то Юстиниан, в принципе, не было на Руси.

Ну, в конце, как говорят историки, эпидемия ушла на Юг. Ну что же, закроем занавес печали над этими сценами. Это Светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы ненадолго прощаемся с Вами для того, чтобы продолжить разговор буквально через одну минуту.

Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы продолжаем с Вами обсуждение старинных, древних пандемий и способов борьбы с ними.

Вот как раз настало время поподробнее остановиться на том, как в эпоху Средневековья начали все-таки бороться с эпидемиями в Европе и на Руси.

Надо сказать, что «черная смерть» и более поздние эпидемии все-таки привели к накоплению определенного позитивного опыта. Этот опыт не укладывается в одно железное правило — это то, что где государство способно обеспечить порядок, там потери будут меньше. Но собрание этого опыта более многообразно. Ну вот какие-то очень эффективные меры разработали в Северной Италии, поскольку там страдали наиболее жестоко от пандемии — в частности, потому что портовые города Северной Италии, ту же Венецию, ту же Геную, посещали в огромном количестве корабли.

Так вот именно там было разработано понятие карантина. По-итальянски — простите меня, если я не совсем точно это назову — «куаранто джорно» — это «сорок дней». И означают эти самые сорок дней время, которое корабль должен был отстаиваться на рейде перед тем, как моряков допустят в город, — а вдруг там заболевание? И надо сказать, что при проверке портовыми чиновниками корабля его основательно перетряхивали. Если находили больных людей, чем они там болеют, второе дело, третье. Но подозрение на то, что корабль является разносчиком эпидемии, приводило к тому, что могли его просто спалить. Ну, а если не нашли сразу, оставляли вот в этом самом сорокадневном — quaranto giorno — карантине. Корабль отстаивался и доказывал тем самым, что, в общем, больных на нем нет.

Оттуда же, из Северной Италии, понятие «лазарет». Остров Лазаретто — место лепрозориев и место, в общем, кладбищ. Туда увозили людей, которые были заражены, и там они, кто-то, кому повезет, выходили из поединка с болезнью живыми, а кто-то умирал, и, таким образом, в общем, кладбище расширялось и расширялось. Так что лазарет изначально — это не то, где лечат, а то место, где изолируют больных. Причем, надо сказать, что нравы Средневековья предполагали, что человек, которого изолировали, не обязательно болен, просто у него очень богатый дом, и к нему приходит откровенное собрание бандитов, с жадностью смотрит на имущество, говорит: «Мне кажется, он как-то нехорошо покашлял», и ведут его в очередное место изоляции, бросают. Когда он не может обеспечить охрану собственного дома, разумеется, дом подвергается разграблению.

То есть вот это еще один опыт. С одной стороны, государство, которое устраивает карантин, устраивает изоляцию больных, следит за этим, но огораживая тех, кто еще здоров, от возможности заражения.

А с другой стороны, вот этими условиями вынужденного ограничения свободы пользуются криминальные элементы, пользуются те, кто хотел бы разжечь социальную нестабильность, пользуются те, кому хочется таким образом добиться для себя каких-то льгот или просто попользоваться имуществом ближних. Об этом тоже надо помнить, когда кругом пандемия.

Так вот для Руси серьезная, страшная пандемия наступила еще раз в середине XVII века. Условия, в которых приходилось с ней бороться, были крайне неблагоприятными. Да, тогда это было уже не маленькое, лесное, редконаселенное Великое Княжество Московское. Это была уже колоссальная Россия времен царя Алексея Михайловича. Но 1654 год — первые признаки эпидемии начались в этом году или, может быть, в предыдущем, в меньшей степени — в 1653-м — застал царя далеко за пределами Москвы. Он вел успешную войну с Речью Посполитой, он был в армии, и он не мог ничего сделать, не мог вернуться из армии, попытаться устроить хороший порядок в столице, поскольку он был занят на фронте. Аристократия, которая должна была управлять Москвой в этот момент, она не то, что была плоха, нет. Люди действительно старались сохранить тот самый порядок, очень важный в таких случаях, о котором я говорил. Но они сами достаточно быстро понесли потери от заболевания.

Хворь, которая пришла в Москву, встретила неожиданное противодействие со стороны духовного главы России — Патриарха Московского Никона. Он вывез членов царской семьи подальше из Москвы, в сторону Калязина, он объявил то, что железною рукой будет устраивать вокруг Москвы заставы. И эти самые заставы — это русский вариант карантина. Не то, чтобы не пускали кого-то в Москву — ничего подобного. Не выпускали из Москвы людей. И вот это правило русское, что надо огораживать очаг заражения, и это правило страшное, может быть, несправедливое для тех, кто остался внутри и которым предстоит в этой ситуации получить дополнительный шанс на заражение, все-таки оно действовало. Заставы на дорогах, которые жгли костры, окуривали дымом одежду, жгли полынь и можжевельник, которые считались хорошим средством против эпидемии, время от времени принимали какие-то бумаги или деньги из-за того места, которое огорожено, для того, чтобы переслать их дальше. Деньги мыли либо выводили в уксусном растворе.

Что касается документов (тогда уже очень хорошо понимали, что документ тоже может превратиться в зараженный предмет, от которого болезнь будет распространяться дальше), то их не принимали — их переписывали. Те, кто пришел изнутри, из пространства, огороженного заставами, должны были показывать бумагу, а писец со второй стороны быстро ее переписывал, после этого бумага уничтожалась. Таким образом, передавали не документ, а информацию, которая в нем содержится.

Надо сказать, что Россия тогда пострадала очень серьезно — ну, в первую очередь, конечно, Москва. Но пострадала и Казань, а для Ярославля это вообще была катастрофа. То есть, иными словами, пандемия распространилась достаточно широко.

Очень долго ждали, когда можно будет прийти опять царю в столицу — он не торопился, он очень боялся того, что хворь перекинется на армию, на северные города, которые пока не пострадали. Но вот этими железными, драконовскими мерами, за которые отвечал тогда духовный правитель России Никон, которые были проведены, может быть, с опозданием, но уж, во всяком случае, неукоснительно, эти меры дали свое положительное воздействие. Удалось все-таки, в конце концов, утихомирить заболевание.

Ну, и, в общем, для того, чтобы все не было так мрачно, мне хотелось бы, чтобы сейчас в эфире прозвучала мелодия из фильма «Сказка странствий». Композитор Альфред Шнитке, и я напомню, что «Сказка странствий» — это фильм, в котором главную роль играет лекарь. Лекарь спасает людей, лекарь встает между ними и смертью.

(Звучит мелодия из фильма «Сказка странствий» А. Шнитке.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы продолжаем разговаривать с Вами о великих пандемиях прошлого и о том, как с ними боролись. Итак, мы с Вами въезжаем в Российскую империю и видим перед собою пример того, как железное правило — государство соблюдает закон и порядок, и жертвы меньше — нарушается. В 1768-1774 годах армия императрицы Екатерины II вела на Юге тяжелейшую войну с Османской империей. И надо сказать, что очередная эпидемия, а именно вновь чума, пришла с Юга. Ну, во-первых, в Москву привезли больного офицера, и врач, который за ним ухаживал, пытался его излечить, также заболел. И от них пошла инфекция. Кроме того, полагали, что безответственное отношение к закупкам шерсти, дешевой шерсти в тех местах, где стояла Русская армия, шерсти, которая стоила недорого, но обошлась дороже золота, поскольку в ней были вши, носители этой самой инфекции — вши, блохи... В армии уже были очень серьезные потери — умер генерал Штофельн, погибали солдаты. И вот когда зараженная шерсть эта добралась до Москвы, Большой суконный двор, мануфактура начала жестоко страдать от потерь.

Надо сказать, что медицинская служба уже имела к тому времени разработанные правила карантина. Она попыталась ввести в действие все эти карантины, и безответственное отношение московского чиновничества привело к тому, что врачи, честно исполнявшие свой долг, испытали немало неприятностей на свой счет. Чуму пытались скрыть, пытались долгое время смотреть на нее и не видеть. В результате, конечно, она разрослась. Результат московской чумной пандемии, конечно, не такой значительный, как в XVII веке — это не «юстинианова чума», не «черная смерть» (там жертвы исчислялись десятками миллионов), но, во всяком случае, Москва потеряла, по разным подсчетам, от 57 до 100 тысяч человек. То есть столица бывшая России и столица будущая оказалась в состоянии страшно разоренном. Фактически, город обезлюдел. Половина, если не больше, жителей легла в землю.

Так вот, собственно, почему это произошло? Потому что начальство, которое сначала действительно попыталось бороться с пандемией, впоследствии счастливо разбежалось, и разбежалось по своим имениям. И губернатор московский Салтыков уехал отдохнуть от трудов праведных. Впоследствии, конечно же, он императрицей за это свое самовольство и трусость был с должности уволен.

Кто, собственно, остался в городе? Остался смелый генерал-майор Еропкин и архиепископ Московский и Коломенский Амвросий. Его светская фамилия была Зертис-Каменский. Он родился в семье молдавских дворян. Он был человеком чрезвычайно книжным, культурным, ответственным, был видным духовным писателем того времени. И он постарался ввести с помощью законного авторитета те меры, которые предписывалось вводить государственными правилами и нормами. Героический человек, который очень хорошо понимал, что против него могут восстать.

Я объясню. И, кстати, сразу же, чтобы не было впечатления ошибки: у нас сейчас Патриарх Московский, когда-то были митрополиты Московские, но до 1771 года, когда все это происходило, в церковной иерархии была введена именно архиепископская кафедра в Москве.

Так вот, Амвросий, опасаясь заражения, предписал несколько мер, которые многих возмутили, хотя, в общем, в них не видно ничего, кроме ясного разума. Он велел прекратить постоянные крестные ходы, поскольку считал, что, в общем, это не столько дело веры, не столько попытка через хождение с иконами спастись от заболевания, сколько попытка приходского духовенства заработать на устройстве этих самых крестных ходов.

Он ввел несколько правил, которые я сейчас перечислю. Цитирую: «Ежели случится, что больной в опасный дом будет требовать на исповедь отца духовного, то оного исповедовать с такой предосторожностью, чтобы не только до больного, но и до платья и прочего, при нем находящегося, не прикасаться. А ежели крайне будет опасно для священника, то он ему через двери или через окошко больного исповедовать, стоя поодаль. А причащать Святыми дарами таковых сумнительных и опасных людей — убегая прикосновения, чтобы не заразить себя, удержаться».

Правило второе: «Ежели случится в опасном доме новорожденный младенец, оного велеть повивательницей из опасной горницы вынести в другую и при крещении велеть оной же погружение учинить, а самому священнику, проговоря форму святого крещения, окончить по требнику положенное чинопоследование, острижением же власов и святым миропомазанием за явною опасность удержаться. Но по выздоровлении новокрещаемых оное можно будет без страху исполнить».

Правило третье: «Ежели случится в таком опасном или сумнительном же доме мертвое тело, то оное, не отпевая и не унося в церковь, велеть отвезти для погребения в определенное место того же самого дня, а отпевание и поминовение по умершим чинить после, в Церкви, и, как возможно, стараться удерживать как священникам себя, так и всем церковнослужителям, от взятия после таковых в сумнительстве умерших денег, вещей и прочего».

Я здесь дам свой комментарий. Очень важный момент: действительно, священнику могли достаться деньги и вещи умершего, и родственники расставались с ними и могли одарить отпевающего священника. Но Вы представьте себе ситуацию, когда священнику за сутки в приходской церкви приносят 20-30-40 трупов! И большей частью это трупы людей, которые были поражены чумой, страшно больных. И, отпевая их, он с огромнейшей гарантией сам заболеет и умрет. В Москве, действительно, таким образом от чумы так страшно пострадало духовенство, что священников к ее исходу элементарно не хватало. Духовенство просто повымерло.

Архиепископ Амвросий решил духовенство поберечь. Он запретил также класть умерших в приходские кладбища — их было огромное количество в Москве. Именно с того времени повелась традиция вывозить людей за пределы города, и появились большие кладбища за пределами города.

Наконец, четвертое правило: «Всего же полезнее и лучше священникам своих прихожан увещевать, чтобы они, по возможности своей, постились, и по двудневном приготовлении их исповедовать и святых тайн безо всякого сумления приобщать».

Все эти распоряжения для суеверных и невежественных людей показались просто еретическими: как так — отойти от обычая, от традиции? Общее расположение народа к архиерею становилось день ото дня более неприязненным.

И наконец разразилась катастрофа. Священник церкви Всех Святых, что на Кулишках, стал всенародно сообщать, что один фабричный видел во сне Богородицу, которая сказала ему, что город будет спасен, если московские жители исполнят волю Божию, открытую этому самому фабричному. «Воля Божия» состояла в том, чтобы как можно больше жертвовать иконе Богоматери Боголюбской на Варварских Воротах Китай-города. Действительно, моментально появилась толпа, короба, или иначе их называли «кружки для пожертвований», рядом с этой иконой наполнились. Эта толпа стояла, постоянно молясь, час за часом, день за днем. К воротам приставили лестницу, люди лезли к иконе, чтобы поцеловать ее.

Не очень понятно, насколько, в общем, правдив был слух, пущенный священником относительного этого введения. Понимаете, какая вещь: и Церковь состоит из грешных людей. Видя возможность наполнить церковную кружу, к сожалению, священник мог и соблазниться. А в толпе, конечно же, разливалось и пламенело заражение. Архиепископ Амвросий решил прекратить безобразие. Он попросил у генерала Еропкина солдат, он отправил людей, которые должны были опечатать эти самые короба и снять лестницу, которая была у этих самых ворот. Но в результате получилась драка, короба были уже кем-то самовольно опечатаны, и, в общем, подозревали, что священник, а скорее даже, и фабричные люди, которые там собирались, хотели вот на это имущество, принадлежащее, в сущности, Богородице, наложить лапу. Но обвинили в этом архиепископа Амвросия.

Он был строгий человек, человек большой веры, большой культуры. Но к беспорядкам внутри Москвы у него была железная рука. Он вызвал к себе священников, которые отвечали за этот беспорядок, вызвал к себе их консисторию. Те не подчинились и начали архиерею грозить бунтом. В конце концов, действительно разразился бунт — толпа преследовала архиепископа Амвросия и разгромила сначала Чудов монастырь, потом отыскала его в Донском монастыре, вывела из храма и зверским образом разорвала.

Тем не менее, мне хотелось бы напомнить, что свой пастырский долг архиепископ Амвросий Зертис-Каменский исполнил до конца. Он нигде, ни в одном слове не погрешил против веры, и он постарался искоренять невежество и суеверия. Он принял мученическую смерть от людей, которых пытался спасти от смерти. И его усилия в значительной степени предотвратили смерти, множество дополнительных смертей, которые могли бы произойти от этой эпидемии.

Когда он ушел из жизни, генерал Еропкин с небольшой командой солдат — 100 или 150 человек — и пушками силой начал подавлять мятеж и преуспел. Он положил много народу, но от главных смутьянов все-таки избавился.

Через некоторое время прибыл Григорий Орлов от самой Екатерины II. Григорий Орлов добил ядовитую гидру мятежа, которая время от времени принималась поднимать голову, разделил Москву на участки, каждому участку дал медиков и навел железный порядок. Как обычно, государство, которое жесткой рукой наводит порядок и не дает каким-то смутам, мятежам, общественным волнениям, мародерству разлиться на фоне общего бедствия, оно и достигает победы над эпидемией. Беспорядок в данном случае губителен.

Мне хотелось бы, чтобы Вы, дорогие радиослушатели, поминали добрым словом московского архиерея, который жизнь положил за то, чтобы была прекращена страшнейшая московская эпидемия. И те, кто сейчас, недовольный, колеблется тем, что лжицы во время причащения протирают спиртом, что не благословляется целование руки, что Евангелием или крестом священник прикасается к голове, а их не целуют, ну, и так далее — очень скромными мерами, которые введены сейчас в действие, — пожалуйста, помните: когда-то все это было более остро, более страшно. И Церковь стояла на этом железно. Многие задаются вопросом: мы что, не верим в то, что Бог нас может спасти от смерти или предать ей? И многие говорят, что «если Господь захочет меня убить, маска не спасет, а если Он захочет меня от смерти избавить, то никакой коронавирус меня не возьмет». Но, во-первых, стоит ли этими словами искушать Господа Своего? А во-вторых, надо очень хорошо понимать, что Церковь находится в фокусе внимания огромного количества нервических истериков — хотят найти очередной повод, чтобы выругать ее: дескать, у Вас храмы сейчас — источник заразы, Ваши исповеди, причащения — это, в общем, механизмы пандемии, и так далее, и так далее.

Церковь абсолютно правильно ведет себя, когда кладет предел всем этим истерикам. Мы живем в эпоху информационной войны. Церковь есть инструмент Божий, и она думает и о том, чтобы люди были здравы, и о том, чтобы они были здравы духовно, и о том, чтобы общество не наполнялось слухами, сплетнями, массовыми истериками, чтобы жило спокойно. Церковь старается дать государству возможность выполнять свой долг. И если беспорядка у нас не будет, то ничего — Бог даст, спасемся и от вируса, и от грехов наших, что, пожалуй, поважнее будет.

Благодарю Вас за внимание, до свидания!