«Юрист Юрий Новицкий и другие Петроградские новомученики». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — писатель, автор литературных произведений о гонениях на Русскую Православную Церковь в советскую эпоху Екатерина Федорчук.

Разговор шел о подвиге и судьбе юриста Юрия Новицкого и других мучеников и исповедников, расстрелянных в 1922 году в ходе Петроградского судебного процесса.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»
• «Карл Густав Маннергейм»

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы поговорим об одной из самых страшных, об одной из самых трагических страниц в истории Русской Православной Церкви. В этом году исполняется 100 лет со времен позорного и ужасного Петроградского судебного процесса над духовенством. Вот, собственно, летом и исполняется. И надо сказать, что сейчас не очень любят вспоминать, как советская власть совершала гонения все более и более тяжелые на Русскую Церковь, некоторые страницы, мне кажется, сейчас как-то пытаются замолчать: ну давайте не будем лишний раз вспоминать, ради мира ради, благорастворения воздусей... А вспоминать-то надо. Потому что судьбы новомучеников и исповедников, просиявших в Земле Российской — это главная духовная награда нашего народа за несколько десятилетий мытарств времен советской власти. Мы получили в концентрированном виде то, что Римская империя получала на протяжении нескольких сотен лет — то есть количество новомучеников, страдавших за веру, которое сравнимо с тем количеством новомучеников (ну тогда это были для римлян новомученики, а для нас это уже мученики древности, раннего христианства), которые когда-то отдали свои жизни в цирках, разорванные зверями, отдали свои жизни от пыток и казней, которые применялись к ним римскими властями. Вот та чудовищная страница испытаний, терзаний эпохи раннего христианства у нас повторилась в концентрированном виде. Ну как же мы это забудем? Да ни в коем случае. Наоборот, надо об этом вспоминать почаще, может быть, некоторые иллюзии расточатся. Ну и сегодня тема наша это не только Петербургский — вот видите, все время меня несет на название города правильное, а, в общем-то, тогда это был Петроградский судебный процесс, мы еще подробно поговорим об одном из тех людей, кто был казнен по итогам этого процесса — я имею в виду Юрия Новицкого, канонизированного нашей Церковью как новомученика. Юрий Новицкий — человек, к которому иногда применяют довольно странное словосочетание «святой юрист», но что есть, то есть — действительно он был блистательным юристом, знатоком правоведения. И тем не менее 22-й год — ну какое там право, какое право поможет ему защититься от нескольких грамм свинца в голову? Не о том шла речь в те годы. Для того чтобы мы разобрались в этой ситуации, для того чтобы мы услышали рассказ в подробностях и со знанием дела о Юрии Новицком и о Петербургском судебном процессе, мы пригласили сегодня в студию замечательную православную писательницу Екатерину Федорчук. Она ранее получила широкую популярность благодаря роману «Трибунал», в котором отразилась как раз эпоха ранних гонений на Церковь, и совсем недавно вышла ее книга «Последнее письмо», посвященное как раз Юрию Новицкому. Сейчас вы эту книгу можете найти на книжных полках в магазинах. Итак, Екатерина, здравствуйте.

Е. Федорчук

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Мы, как правило, разговаривая о какой-то исторической личности, начинаем с его или ее визитной карточки — буквально несколько фраз об этом человеке, то, что должно всплывать в памяти у наших слушателей, когда разговор заходит об этом человеке.

Е. Федорчук

— Ну прежде всего нужно сказать, что Юрий Петрович Новицкий был блестящим ученым, который исследовал историю российского уголовного права, был человеком систематического мышления. При этом был блистательным юристом-практиком и человеком, который в своей практической деятельности воплощал заветы христианства — помогал страждущим, помогал бедным. И вот одним из самых главных аспектов его деятельности, как юриста, был аспект помощи малолетним преступникам и детям, которые остались после того, как их родители были осуждены.

Д. Володихин

— Итак, резюмируем: новомученик, ученый, юрист-практик, благочестивый христианин.

Е. Федорчук

— Благотворитель.

Д. Володихин

— Благотворитель, да. В общем, достаточно для того, чтобы душой привязаться к этому человеку. Ну давайте, может быть, кратко пройдемся по его биографии, по его работам, по обстоятельствам его жизни до рокового рубежа 1917 года.

Е. Федорчук

— Юрий Новицкий родился в Киевской губернии в 1882 году, образование он получал уже в городе Киеве, и воспитывался он у дяди. Его дядя был профессором богословия, и мальчик с раннего детства увлекался богословскими вопросами, в частности, читал современную философию, философию Соловьева, и при этом обладал блистательными способностями, закончил Киевский университет. И вот такая очень интересная деталь: еще будучи студентом, он уже получил возможность вести педагогическую деятельность — это очень редкая ситуация, редкий случай, который говорит о том, что действительно с юных лет этот человек отличался блистательными научными способностями. Работает как ученый и одновременно как юрист-практик, его карьера идет на взлет, он работает приват-доцентом Киевского университета, затем работает приват-доцентом Петроградского университета...

Д. Володихин

— Но вот здесь вас тянет на неправильное название города — тогда это был еще Петербург.

Е. Федорчук

— Петербургского университета. И в круг его интересов входят и практические, и философские, и богословские вопросы. Дружит с виднейшими представителями философских кругов Петербурга — Питиримом Сорокиным, Львом Карсавиным. При этом известно, что с юных лет мальчик отличался глубокой религиозностью, что, в общем-то, не было таким распространенным явлением в среде интеллигенции того времени. Ну вот он с раннего детства проводил время в церкви, пел на клиросе, помогал и был душой привязан именно к православному христианству, был деятельно верующим христианином.

Д. Володихин

— И мы можем сказать, что в Петербурге его карьера тоже ведь не стояла на месте.

Е. Федорчук

— В Петербурге он работает очень плотно над научными трудами, одновременно работает как практик. И ну, в общем-то, карьера его развивается последовательно, постепенно и, можно сказать, очень спокойно.

Д. Володихин

— Он преподает?

Е. Федорчук

— Преподает, да, преподает студентам и работает как ученый.

Д. Володихин

— Ну хорошо, насколько я понимаю, у него с началом Первой мировой войны, в общем, начинаются семейные сложности.

Е. Федорчук

— Да, действительно.

Д. Володихин

— Это крайне тяжелая ситуация, обусловленная обстоятельствами того времени. Многие были охвачены патриотическим чувством, и вот оно коснулось и супруги Юрия Новицкого.

Е. Федорчук

— Да, действительно такая история, Первая мировая война коснулась их семьи. Он был женат на Анне Гавриловне Сусловой, у них была малолетняя дочь, девочка Ксения. И вот в 1915 году Анна Гавриловна почувствовала необходимость деятельно поучаствовать в деле защиты Отечества и ушла на войну сестрой милосердия, оставив семью. Вот такую жертву пришлось принести семье Новицких для того, чтобы защитить родину, приблизить победу.

Д. Володихин

— То есть Юрий Новицкий остался фактически единственным воспитателем дочери, мать уже к ним не вернется. И уже после Первой мировой, после гражданской войны она, по-моему, скончалась от тифа где-то на юге России, да?

Е. Федорчук

— Да, действительно, так сложилась ситуация, сложились обстоятельства, что она уже не вернулась домой. В 1921 году она скончалась в Одессе от возвратного тифа.

Д. Володихин

— Печальная история. И фигура родителя-одиночки, который должен заботиться о своем ребенке в обстоятельствах достаточно тяжелых. Времена не те, которые располагают к комфорту и которые этот комфорт могут обеспечить. Ему приходилось, очевидно, весьма тяжело. Но, в общем, мы вот с этим подошли к 1917 году: преуспевающий юрист, человек несчастливый в семье, и вместе с тем благочестивый христианин, который не только тянется к философии, богословию, но и сам в своей деятельности, как уже было сказано, старается быть христианским благотворителем, именно из вероисповедных чувств. Фигура, как вы видите, дорогие слушатели, очень привлекательная. И трудно не посочувствовать этому человеку, в особенности учитывая то, что эта часть его жизни была лучшей, а вот худшая надвигается на нас из будущего. И для того, чтобы не так тяжело было ее воспринять, мы сейчас поставим музыку, созданную в ту эпоху — это Сергей Васильевич Рахманинов, «Элегия».

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный писатель, публицист, автор романа «Трибунал» и повести «Последнее письмо», Екатерина Федорчук. Мы обсуждаем трагическую судьбу новомученика Юрия Новицкого. И мы переходим к наиболее трудному и вместе с тем выявившему наиболее светлые стороны души этого человека периоду его жизни. Итак, 1917 год и этот год, который в очень значительной степени разделил страну на тех, кто решается служить вере, служить Господу Богу, на тех, кто хотел бы временно побыть в стороне, и на тех, кто с Богом воюет и воюет открыто. Какое место занял Юрий Новицкий в этой ситуации?

Е. Федорчук

— Ну после того, как радикально изменились отношения между Церковью и государством, Юрий Новицкий занял активную позицию, активного прихожанина, человека, который все свои силы тратил на то, чтобы помочь Православной Церкви в новых непростых условиях.

Д. Володихин

— Ну активный прихожанин — это какое-то слово из 90-х нулевых, то есть вот я помню, мне рассказывали разницу между прихожанами и захожанами. Но очевидно для времен гражданской войны ситуация была несколько посложнее. Что такое активный прихожанин тех времен? Что он делал, Юрий Новицкий?

Е. Федорчук

— А дело в том, что после декрета отделения Церкви от государства у священников и священноначалия резко уменьшились возможности управлять ситуацией. И в этой ситуации возросла необходимость, чтобы прихожане, миряне могли управлять ситуацией на приходах. И вот с этой целью в Петрограде было создано Общество православных приходов, и председателем этого общества единогласно был избран Юрий Новицкий.

Д. Володихин

— Вот нужно буквально несколько слов пояснения. Что есть Общество приходов? И было ли оно особенностью только столицы или тогда, благодаря реформам в жизни Церкви, такие общества появились в разных местах? Зачем они появились? Вот действительно архиерей или, может быть, даже иерей в какой-то степени утрачивают контроль над ситуацией в епархии и в приходе? Или это скорее движение снизу, которое стремится эту власть забрать? Что это было?

Е. Федорчук

— Я бы сказала и то, и другое, и третье. Действительно, с помощью таких объединений верующие защищали свои права, потому что власть не давала священникам и епископам исполнять свои административные обязанности, если так можно сказать.

Д. Володихин

— То есть, если я правильно понял, ситуация не в том, что народ снизу хочет отобрать власть у священника или у епископа. А в том, что народ хочет помочь священнику или епископу хоть что-то сохранить из того, что стремительно вымывается из церковного быта, в том числе и материальные ценности?

Е. Федорчук

— Безусловно. Но я еще хочу сказать, что и снизу было движение — желание активно участвовать в делах Церкви, желание разобраться в особенностях богослужения. Вот в Петрограде, в Обществе православных приходов, где главенствовал Юрий Новицкий, шла речь о каких-то преобразованиях, которые могли бы помочь верующим лучше разобраться в тонкостях богословия, в тонкостях богослужения. То есть вот в этом движении были на самом деле не только охранительные функции, на самом деле действительно прихожане хотели стать более сознательными, более активными, более живыми участниками богослужения. А что касается власти — да, действительно, к сожалению, внутри вот этого процесса зародилось движение, которое, собственно, вот обновленческое движение, оно зарождалось здесь же.

Д. Володихин

— То есть это опять, если я правильно понимаю, есть искреннее желание народа, с одной стороны, помочь своему духовенству, а с другой стороны, поучаствовать в церковной жизни. Это нормально, когда христианин активен, а не просто пришел на исповедь, причастие, ушел и забыл о Церкви. Да, это нормально. А с другой стороны, власть спекулирует на тех, кто внутри этого движения пытается урвать для себя контроль над приходской жизнью и руководствуется скорее какими-то соображениями корыстными или себялюбием.

Е. Федорчук

— Безусловно. Да, так и есть. То есть в основе своей это был здоровый процесс, который был искажен злодейскими действиями власти.

Д. Володихин

— Ну и Юрий Новицкий, что он предпринимает конкретно, как человек, который оказался реально неожиданно на высоте большой общественной, но все же власти?

Е. Федорчук

— Конкретные действия его заключались в том, что он помогал священноначалию, в частности митрополиту Петроградскому Вениамину, вести разговор с властью на юридическом языке. Это было очень важно, насущная необходимость, потому что государство давило на Церковь, всячески вынуждая ее идти на те поступки, которые для верующего человека неприемлемы. И вот как раз грамотная помощь юриста, который разбирается и в богословских вопросах, и прекрасно знает теорию и историю права, в данном случае была совершенно незаменима. Это было его то дело православного христианина, которое помогало Церкви сохранять свои позиции.

Д. Володихин

— Ну то есть для него это позиция выполнения своего рода долга верующего человека в отношении своего духовенства, в отношении своей Церкви.

Е. Федорчук

— Совершенно верно. И свои профессиональные блестящие качества он поставил на службу Церкви, ее защите.

Д. Володихин

— У вас есть примеры каких-то дел, которые касались именно Юрия Новицкого и в которых он Церкви оказал услуги?

Е. Федорчук

— Ну прежде всего нужно сказать, что главная услуга, которую он оказал, это вопрос об изъятии церковных ценностей. В 1922 году выходит декрет, основное содержание которого заключается в том, что изымаются ценности из церквей. И камнем преткновения оказался вопрос о богослужебных сосудах — тех предметах, которых не должны касаться руки мирянина: власть настаивает на том, что их нужно передать представителям комитетов различных, с точки зрения церковного сознания это кощунство.

Д. Володихин

— Мало того, власть еще и настаивает, что вот именно эти предметы (вероятно, думая, что там побольше серебра и золота или, может быть, стараясь спровоцировать Церковь на бунт) — их заменить нельзя.

Е. Федорчук

— Да, безусловно. И вот как раз декрет 23 февраля 1922 года, одной из черт этого декрета заключается в том, что менять нельзя, что мы не можем взять то же количество золота и заменить вот эти самые предметы. Я думаю, что это все-таки была сознательная провокация. Потому что лучше повода для того, чтобы расколоть людей по этому вопросу, придумать нельзя. И можно предположить, что эта провокация была сделана людьми, понимающими, насколько это страшно для церковного сознания. Ведь, к сожалению, среди верующих, среди священников были и те, кто поддался на соблазны большевистской пропаганды и отказались от веры, и перешли на сторону противников веры. К сожалению, такие случаи тоже были. То есть это была очень грамотная провокация, которая разделила и верующих людей внутри Церкви. Потому что некоторые считали, что можно все-таки пожертвовать этими предметами, потому что это необходимо для голодающих, для нечастных людей (напомню, что в 1921 году разразился страшный голод в Поволжье) и им нужно было помочь. А были те, которые считали, что ни в коем случае этого делать нельзя. И даже у священноначалия не было единого мнения по этому вопросу.

Д. Володихин

— Да, велись дискуссии, это правда, и велись они в том числе и в среде духовенства.

Е. Федорчук

— И вот как раз юристы, в частности Юрий Петрович Новицкий, они помогали этот богословский вопрос изложить так, чтобы это было внятно властям. Это был очень важный момент.

Д. Володихин

— Ну вот здесь мне хотелось бы задать вопрос, может быть, тоже слегка провокационный. Ну хорошо, Юрий Петрович юрист, он помогает Церкви искренне, доброжелательно, из соображений благочестия и нравственного долга. Но эпоха-то сама ну никак не юридическая, никак не правовая. Ситуация-то та, что власти, конечно, вот той власти, которая была, можно попытаться втолковать, что она неправа, неправа по законам, в том числе по законам, которые она сама же и утвердила в стране — формально-то ведь закон существует, но власть на это отвечает тюрьмами и пулями. До какой степени вообще в то время язык права, язык профессиональной юриспруденции мог быть услышан где-то там наверху?

Е. Федорчук

— Очень интересный вопрос. Дело в том, что, в принципе, новое советское право, новый Уголовный кодекс был принят как раз в 1922 году.

Д. Володихин

— То есть как бы объявили правила игры, но...

Е. Федорчук

— Правила игры объявили, но, безусловно, играть по этим правилам никто не собирался. Однако я все-таки хочу заметить, что вот те показательные процессы, которые прошли в 20-е годы — и Саратовский показательный процесс над священниками...

Д. Володихин

— Это 18-й год.

Е. Федорчук

— Да, в 1918 году, еще до того — вот этот процесс проходил в ситуации полного беззакония, просто потому что закона не было. И единственным актом законодательным, на который они могли опираться, это был декрет о массовом терроре, где говорилось о том, что судьи должны опираться на свою пролетарскую и классовую сознательность. А вот уже Петроградский процесс проходил в другой ситуации, процесс над теми людьми, которые якобы сопротивлялись изъятию ценностей, он проходил...

Д. Володихин

— До процесса доберемся. Но вот видите, с одной стороны, появился закон, а с другой стороны, сейчас вы ведете к тому, что закон есть, но его сама же власть не больно-то намерена соблюдать.

Е. Федорчук

— Да. И все-таки вот я хочу сказать, что опыт говорил о том, что даже искаженное право, даже сломанные механизмы правосудия — ну вот фарс, да, издевательство над самой идеей правосудия, а все-таки они тормозили беззаконие. Все-таки, ну вот сейчас дойдем до процесса, там будет видно, как именно это происходило. То есть действия юристов, действия адвокатов, которые под страхом смерти защищали противников советской власти и все-таки исполняли свой профессиональный долг, они не прошли впустую.

Д. Володихин

— Но, в сущности, вы говорите мысль, вроде бы для нашего времени совершенно обычную — что даже дурной закон лучше, чем полное беззаконие. Вы говорите о том, что эти юристы спорили с властью, действовали против нее и с 1917 года по 1922, и в 22-м году, в условиях уже действия Уголовного кодекса, а не террористического законодательства эпохи продразверстки и военного коммунизма, вроде бы что-то появилось. Но, дорогие радиослушатели, давайте-как будем судить по результатам того, что тогда происходило, не по намерениям власти и не по ее декларациям. А происходило то, что отличалось от полного беззакония ну на какие-то микроны, может быть. Думаете, это разница серьезная, ваша точка зрения?

Е. Федорчук

— Ну во-первых, нужно сказать еще об особенностях этого самого Уголовного кодекса 1922 года. А особенность его заключается, во-первых, в очень широкой трактовке наказания — то есть там практически каждое преступление карается вплоть до смертной казни. Даже самое легкое. То есть фактически мы получаем, что у судей совершенно развязаны руки, они просто на свое усмотрение могут ставить высшую меру наказания. Это первый момент. Второй момент заключается в том, что в этом Уголовном кодексе была предусмотрено что-то вроде коллективной ответственности: то есть если человек является частью организации, которая признана антибольшевистской, то он подвергается наказанию вплоть до смертной казни. То есть мы говорим, например, что Общество православных приходов по какому-то случаю признается преступной организацией, и поэтому все, кто участвует в этой организации, могут быть осуждены.

Д. Володихин

— Ну что ж, ужасный век, ужасные сердца. Дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы ненадолго прерываем наш с вами диалог, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. А у нас в гостях замечательный писатель Екатерина Федорчук, автор ряда произведений о гонениях на Русскую Православную Церковь в советскую эпоху, замечательный публицист и человек, который рассказывает сегодня нам о судьбе одного из новомучеников, Юрия Петровича Новицкого. И сейчас мы увидим последний, наиболее страшный и в то же время наиболее возвышенный период в земной жизни этого человека. Собственно, Петроградский судебный процесс против духовенства и, как тогда говорили, «пособников», он, в общем, был для современников чем-то достаточно неожиданным. Это фактически один из первых открытых процессов, на нем советская власть оттачивала свое умение закопать своих врагов публично. Насколько я понимаю, процесс был достаточно ложный и гнилой по внутренней сути своей. Ну давайте подробнее, что там происходило?

Е. Федорчук

— Безусловно, процесс представлял из себя довольно странное зрелище. Дело в том, что по этому делу проходило 86 человек, среди этих людей были как священники, юристы, были верующие православные христиане, прихожане храмов, были люди случайные, которые просто оказалась в неподходящее время около церкви, и они были арестованы ну вот таким образом, просто хватали первых попавшихся — и было такое ощущение, что на скамье подсудимых оказалась вся Россия.

Д. Володихин

— Ну во всяком случае вся Россия православная.

Е. Федорчук

— Не только православная. Вот что интересно, что когда стали вести допрос, когда стали разговаривать с этими подсудимыми, оказалось, что там были даже и красноармейцы, которые случайно проходили и как-то подвернулись под руку. Оказалось, что там были люди неправославного вероисповедания, совершенно случайные. И ну были такие, совершенно такие очень яркие фигуры. Ну например, там был человек карлик. Никто не знает, как он туда попал. Был он отпущен, да, но вот оказался как-то среди этих людей. Еще на скамье подсудимых оказался директор приюта для детей, страдающих отсутствием слуха. Этот человек, в общем-то, не отличался большой религиозностью, но очень любил своих подопечных, и подумал, что они голодают не меньше тех, кто голодает в Поволжье — и он просто взял, снял печати с домовой церкви при этом заведении и все ценности отнес к себе. А потом на суде объясняет так, что он хотел накормить этих детей. А потому что — это был очень важный момент! —если не так, ему пришлось бы их отпустить по домам, и они потеряли бы возможность социализироваться. Это был очень важный момент. То есть вот такие были личности на этом судебном процессе.

Д. Володихин

— За что попал на скамью подсудимых Юрий Петрович? И, насколько я понимаю, ведь попало на скамью подсудимых несколько людей из петроградского духовенства, из самых его верхов.

Е. Федорчук

— Ну на скамье подсудимых, во-первых, оказался митрополит Петроградский Вениамин, которого осудили за то, что он является вот организатором всего, что происходит в Церкви, что происходит вокруг процесса по изъятию ценностей.

Д. Володихин

— Насколько я понимаю, митрополит Вениамин не был таким сознательным противником советской власти, который активно против нее боролся и рассылал инструкции «прячьте золото и серебро». Ведь он был довольно мягко настроен?

Е. Федорчук

— Безусловно, не был. Во-первых, это был первый митрополит, которого избрали всенародно, действительно был очень простой человек, любимый народом. И он-то как раз был сторонником того, что можно передавать священные сосуды в руки власти. Единственное, что вот вместе с юристами он разработал схему, как можно это сделать, не оскорбляя чувств верующих. Основное требование, которое он выдвинул для того, чтобы передать эти ценности власти, заключались в том, что этим занимается священник — то есть не комиссар в грязных сапогах входит в Святая святых, а священник передает ему эти ценности. Но даже такого рода послабления, даже на такого рода процедуру советская власть не пошла. Он написал, митрополит, открытое письмо, в котором призывал верующих не противиться изъятию, а наоборот, всячески способствовать ему. И тем не менее вот это письмо было поставлено ему в вину как письмо, призывающее к бунту против советской власти.

Д. Володихин

— Ну насколько я понимаю, ситуация очень сильно отличалась от того, что видели те из вас, дорогие радиослушатели, кто жил в советское время, в последние десятилетия советской эпохи. Перефразируя, в общем, несколько выражений из того времени, эпоха была травоядной, и по сравнению с 20-ми годами, с 30-ми, с 40-ми она не идет, ну она просто не может сравниваться. Понимаете, какая вещь, речь ведь идет совсем не о том, чтобы пополнить казну советской власти, не о том, чтобы спасти голодающих Поволжья. Да Церковь дает им ценности, дает — дает серебро, дает золото, собирает деньги, она готова. Но надо оскорбить, унизить, раздавить Церковь, специально спровоцировать ее на мятеж, для того чтобы потом вволю расстреливать священников и епископов и уничтожать идеологического конкурента. Мало того, давайте заметим еще один аспект: на протяжении 10-х, 20-х и в какой-то степени 30-х годов на местах представители власти занимаются тотальным воровством. И все ли эти церковные ценности ушли куда надо, голодающим Поволжья? Или они рассеялись по квартирам богатых представителей партии и правительства? Мне вот в 80-х приходилось видеть, у, что называется, знатных советских семейств в квартирах иконы с драгоценными окладами, Чаши XVIII–XIX веков в их квартирах. Как оно туда попало, куплено в антикварном? А вот нет, мне приходилось слышать истории, когда все это было взято из конфиската. Ну давайте уже называть вещи своими именами: 22-й год разрушал Церковь, и за все за это заставляли расплатиться духовенство. Хотя бы в тех случаях, когда оно самым мягким образом пыталось навести элементарный порядок в процессе ограбления. Я не прав?

Е. Федорчук

— Безусловно, это так. И процесс ограбления действительно носил совершенно провокационный характер. К сожалению, пролилась кровь — в 1922 году восстали верующие города Шуи — 15 марта произошло столкновение, погибли люди. А в Петрограде как раз 15 марта обратились к верующим православным христианам с просьбой не повторять вот этот опыт. И тем не менее в Петрограде, к счастью, никто не погиб, но были волнения, были стычки — и вот эти-то самые волнения как раз стали поводом для того, чтобы начать процесс массовых арестов.

Д. Володихин

— Ну и до какой степени Юрий Петрович был связан с этими народными возмущениями, по сути своей вполне органичными и естественными? Но ведь насколько я понимаю, он также старался пойти на какие-то наиболее мягкие варианты действий. Неужели он оказался среди тех, кто вот стоит около церкви и требует: отдайте?

Е. Федорчук

— Никакого отношения он к организации или к участию в этих стихийных протестах, конечно, отношения к этому не имел. Как не имели к этому отношения, в общем-то, и все практически священники, которые были арестованы. Аресты шли по совершенно другому принципу: он был главой организации, организация помогала Церкви, а это давало возможность применить как раз те статьи Уголовного кодекса, которые применимы не к личности, а к организации. А организованная преступность каралась гораздо строже. Собственно, поэтому он и оказался на скамье подсудимых. Еще нужно заметить такой интересный момент, что на этом процессе были осуждены юристы. Вот кроме Юрия Петровича Новицкого на скамье подсудимых также оказался Иван Михайлович Ковшаров — человек, который также помогал митрополиту Вениамину вести этот очень сложный диалог с властью. И оказался архимандрит Сергий (Шеин) — тоже в светской своей жизни он был юристом. Он вообще не имел никакого отношения практически ни к деятельности Общества православных приходов, ни к процессу изъятия ценностей, но он оказался юристом и поэтому он тоже был осужден. Вот, видимо, власть почувствовала, что юристы все-таки тормозят ее антицерковные дела.

Д. Володихин

— Была ли хоть какая-то практическая деятельность с этой стороны? Все-таки вы говорите, что они, хотя бы на почве закона, пытались ситуацию несколько ввести в берега.

Е. Федорчук

— Безусловно. Безусловно. Ну вот мне так думается, что все-таки в Петрограде не была пролита кровь и достаточно мирно происходили вот эти процессы изъятия ценностей — это все-таки как раз помощь юристов, которые разработали определенную схему.

Д. Володихин

— И им же за это и нагорело.

Е. Федорчук

— Они же за это и пострадали. Да, безусловно.

Д. Володихин

— А каков результат Петроградского судебного процесса лета 1922 года?

Е. Федорчук

— А вот тоже очень интересно. Результат, можно сказать, был совсем не такой, на который рассчитывала власть. Из 86 подсудимых были осуждены 10 человек, остальных отпустили за неимением никаких доказательств. И вот эти 10 человек — это были, конечно, священники и юристы. И была подана кассационная жалоба. И они были приговорены к высшей мере наказания, к расстрелу, но половину из них помиловали, и в результате были расстреляны только четыре человека — это митрополит Вениамин, это юристы, Иван Михайлович Ковшаров и Юрий Петрович Новицкий, и архимандрит Сергий (Шеин) — то есть три юриста и митрополит во главе их.

Д. Володихин

— Ну два юриста, один бывший юрист и иноческий начальник, и один архиерей. Дорогие радиослушатели, мне бы хотелось резюмировать эту ситуацию следующим образом. Даже те, кто стоял на позиции максимального компромисса с советской властью, все равно оказался под прессом в виду того, что пытался вести хоть какую-то общественную деятельность под христианской хоругвью. Заметная фигура — ну что же, фрасибулова трость советской власти лупит по ней с беспощадной силой. Не будь заметным, христианин, будь где-то там, ниже плинтуса — может быть, тебя пощадят. Не факт, но может быть. Дорогие радиослушатели, несмотря на вот то, что у нас в стране происходили такие ужасы, все же мы сейчас здесь сидим в студии светлого радио, радио «Вера» — это Андреевский монастырь в Москве. У нас сейчас идет передача «Исторический час». И, слава Богу, это все осталось в истории, не дай Бог, вновь начнется. Мы считаем необходимым, вот вдвоем с Екатериной Федорчук, поставить тропарь Новомученикам и исповедникам в Российской земле просиявшим.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный историк, публицист, Екатерина Федорчук. И она рассказывает нам о судьбе Юрия Петровича Новицкого, осужденного в ходе Петроградского судебного процесса над духовенством и его помощниками, и расстрелянного в 1922 году вместе с еще тремя подсудимыми. Насколько я понимаю, уже в наше время Юрий Петрович был канонизирован Русской Православной Церковью как пострадавший за веру.

Е. Федорчук

— Безусловно. Во-первых, все они были реабилитированы, то есть с них были сняты все обвинения...

Д. Володихин

— Я извиняюсь, хотелось бы сказать: действие почтительное, но ненужное. Они пострадали за Христа. Ну как можно реабилитировать человека, который любит Христа и служит Ему? Он же не совершает преступления. Ну это логика светской власти.

Е. Федорчук

— Не знаю, мне кажется, это важный момент. Потому что власть признала, что она была не права, они не являются преступниками с точки зрения власти. Мне кажется, это тоже важный момент.

Д. Володихин

— Ну что ж, может быть, может быть. Суть за вами, смысл за мной.

Е. Федорчук

— В 1992 году все, кто были расстрелян в ту страшную августовскую ночь, все они были причислены к лику святых новомучеников.

Д. Володихин

— Что ж, дорогие радиослушатели, мне хотелось бы порадовать вас новостью, собственно, я уже в ходе передачи говорил об этом кратко. Совсем недавно у Екатерины Федорчук вышла книга «Последнее письмо». Это повесть, имеющая документально-художественный характер — то есть художественное произведение, основанное на документальных источниках. В полной мере эта повесть посвящена новомученику Юрию Новицкому, пострадавшему за Христа. Ну и, насколько я понимаю, в этой повести у вас упор сделан именно на последние годы и на последние месяцы его жизни.

Е. Федорчук

— Ну я скажу больше: в этой повести я рассматриваю последний день его жизни. Но в этот день он вспоминает о ходе Петроградского процесса, и я показываю его глазами те события, которые так важны сейчас для нас. Мне показалось, что вот этот прием поможет современному читателю легче войти в ту историческую ситуацию и почувствовать тот ужас, тот страх, то смятение, которое переживали все эти люди.

Д. Володихин

— Ну понимаете, какая вещь, я ведь уже в самом начале передачи сказал достаточно прямо и ясно: в Древнем Риме вряд ли кто-то мечтал оказаться на арене цирка перед разъяренным львом, и в советское время вряд ли кто-то мечтал оказаться у расстрельной стенки. Но всегда был выбор. Этот выбор был страшным порой, но он всегда был: с Богом или без Бога. Те, кто выбрал смерть ради Бога, сделал выбор правильный. Не дай Бог, придется вновь в каких-то новых обстоятельствах принимать этот выбор. Но тот выбор, выбор новомучеников — это то нравственное сокровище, ценность которого никогда не исчезнет. Это нравственное сокровище нам принадлежит, это нравственное сокровище принадлежит будущим поколениям. И можно поставить знак равенства между новомучениками, которые просияли в России в XX веке и новомучениками эпохи Нерона или, скажем, Диоклетиана — суть деяний одна и та же: страдания ради Христа, ради веры. Ну и Юрий Петрович Новицкий — это просто одна из ярких фигур, о нем много известно, в среднем больше, чем о других новомучениках. И мне хотелось бы обратиться сейчас к писателям, публицистам, журналистам, но прежде всего к писателям. Русская литература, она дает эталонные образцы отношения к тому, что происходит в истории страны. Тема новомучеников огромна, блистательна, драгоценна, а вот пишут о ней довольно редко. Ну вот когда-то отец Николай Блохин написал «Отряд товарища Диоклетиана» — о священнике, который пострадал во время гонений. Наталья Валерьевна Иртенина написала роман «Багряные ризы». Вот Екатерина Федорчук, Яковлев, Фомин — также писатели, которые к этому обращались. А так вообще-то у нас пишут об этом до постыдного мало. И у меня такое ощущение, что не всегда это результат благочестия. Конечно, порой человек боится взяться за биографию святого, потому что это ведь материя, на которой невозможно оступиться, солгать, тем более попытаться говорить за святого, думать за святого. Здесь приходится тщательно опираться на то, что о нем известно и не выдумывать, а это тяжело для писателя. Но в некоторых случаях, на мой взгляд, люди отстраняются от этой темы в силу того, что она неудобна для нашего времени. Неудобна. Силен у нас все-таки пафос добрых воспоминаний, такой элегической ностальгии об СССР, и в этих настроениях история новомучеников несколько отталкивается, уводится на второй план, как будто она не есть главное, что было в нашей истории в XX веке. Вот ваше мнение, Екатерина, до какой степени эта тема сейчас освоена? Надо ведь говорить об этом, надо писать об этом, а что у нас есть?

Е. Федорчук

— Ну, безусловно, вы правы. Вот те имена, которые вы перечислили, работают в этой теме, тема только открывается. И мне кажется, есть и сложность, связанная со страхом нарушить какие-то церковные правила, думать от святого — действительно это риск, действительно это страшно. Есть и желание отстраниться от неудобной темы. Но есть еще и такой момент, что у нас просто нет традиции говорить об этом явлении нашей жизни. Вот в общественном сознании пока еще нет образа этого явления, как есть у нас образ Великой Отечественной войны, например, да, мы примерно представляем, что происходило. А вот эти драгоценные личности нашей истории, лучшие люди, которые отдали жизнь за Христа, они пока еще вне поля внимания общества. И мне кажется, что как раз долг и писателя, и публициста — отдать свои профессиональные силы на службу Церкви, прославляя этих людей и донося информацию о них в легкой, свободной форме до широкого читателя.

Д. Володихин

— Ну то есть, иными словами, у нас полным-полно документальных, научно-популярных повествований о новомучениках, а вот художественные образы — полноценные, полнокровные — встречаются еще достаточно редко. Да, это трудно. Но однажды я услышал упрек, который прозвучал много лет назад, лет наверное, десять или двенадцать, но до сих пор звучит для меня обидно и тревожно. Да и не только для меня он должен так звучать. Была большая писательская конференция в Екатеринбурге, и был на этой конференции известный публицист и сам писатель, именно писатель в художественном смысле этого слова, не только автор документальных и научно-популярных произведений, священник отец Георгий Максимов. И вот он, резюмируя те разговоры, которые были на писательском нашем сборище, сказал: «Мы все о наших проблемах и о наших проблемах — как-то мы легковаты. В этом месте земля пропитана кровью и святостью, а мы все о своем да о своем». И очень скромно, деликатно упрекнул, в том числе и себя самого упрекнул, но прозвучало до крайности серьезно. И ведь действительно в России мало тем, которые в такой степени значимы. Как минимум значимы для верующего человека.

Е. Федорчук

— Безусловно, это так. И нужно сказать, что ведь заставляли забыть об этом. Шла очень серьезная, страшная работа по уничтожению памяти. И у тех, кто был родственниками репрессированных, расстрелянных, погибших за Христа, и тех, кто был причастен, запугивали очень серьезно. И, может быть, еще и поэтому сейчас эта тема как бы пока еще не вышла на первый план. Но я верю, что Господь поможет нам работать в этом направлении и добиться того, что эти имена станут такими же дорогими, драгоценными для христиан, как имена первых святых, погибших в Римской империи.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, мне остается только сказать: 2022 год — 100 лет с момента расстрела в городе Шуе, 100 лет с момента расстрела подсудимых по Петроградскому процессу. Помните, не забывайте. Мне остается поблагодарить от вашего имени Екатерину Федорчук, и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Е. Федорчук

— До свидания.