«Христианин в современном мире». Алеся Лавриенко

У нас в гостях была перинатальный психолог, доула, многодетная мама Алеся Лавриенко.

Мы говорили с нашей гостьей о том, как она успевает не только воспитывать своих девятерых детей, но и поддерживать других мам, раскрывая для них красоту материнства и помогая справляться с разными трудностями и страхами, а также каким был её путь к вере.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья! «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. У микрофона — Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер...

И. Цуканов

— Я — диакон Игорь Цуканов, и как обычно в это время, в студии мы с нашими гостями обсуждаем тему «Христианин в обществе». Я очень рад представить нашу сегодняшнюю гостью — Алеся Лавриенко, перинатальный психолог. Ну, наверное, сначала надо сказать, что многодетная мама... В первую очередь мама...

К. Лаврентьева

— Да, очень многодетная...

И. Цуканов

— Вот у Алеси и ее мужа Дмитрия — девять деток. Кроме того, Алеся работает как перинатальный психолог, проводит онлайн-эфиры на тему материнства, семейной жизни — такие вот эфиры, которые помогают молодым семьям и мамам молодым, еще, может быть, не очень опытным, какие-то вопросы лучше понять, решить для себя, избавиться от каких-то страхов, от каких-то таких предрассудков, которые существуют в отношении вот рождения детей... Алеся, добрый вечер, здравствуйте!

А. Лавриенко

— Вечер добрый, отец Игорь! Вечер добрый, Кира...

К. Лаврентьева

— Здравствуйте...

И. Цуканов

— Очень рады Вас видеть у нас в студии! Алеся, ну вот, может быть, первое, о чем спрошу — намеренно пока что вот не про семью спрошу, а про вот эти Ваши эфиры, которыми Вы занимаетесь — уже, как я понимаю, довольно долго в социальных сетях, да, и консультации проводите... Вот для чего это нужно? Каким образом Вы реализуете, что ли, какую-то вот свою потребность делать что-то полезное вот именно таким образом?

Потому что зачастую, я так понимаю, что это даже люди, которых Вы не всегда видите, да, которых не всегда там представляете — вот с кем именно, для кого именно Вы эти эфиры делаете... Вот насколько Вы какую-то чувствуете здесь такую самоотдачу и в чем видите полезность этого дела?

А. Лавриенко

— Попробую пояснить. На самом деле, когда я провожу свои эфиры — вот вопрос, для чего я это делаю — я в этом вижу некое свое такое служение. Это, можно сказать, что как моя лепта, моя десятинка (смеется) — как я для себя это чувствую. Некая помощь, некий ориентир...

Потому что сейчас, что греха таить, у нас все больше и больше женщину как-то уводят от материнства — ей внушается, что она должна там, она должна здесь, она должна бегом-бегом, да, про самореализацию кругом говорится... Женщина путается, не понимает, что ей делать...

У нее сердце разрывается: с одной стороны, ей хочется еще вот тут и надышаться, и насмотреться, и набыться; с другой стороны, родственники, сети социальные, что уж греха таить, да — все это кричит о том, что ты сейчас вот на себе поставишь крест, все сейчас рухнет, если ты вот срочно, в ближайший год не отдашь ребенка в сад, не займешься, да, какой-то своей работой, бегом-бегом...

И да, как вот есть, знаете, такое устойчивое сейчас выражение в узких кругах — от нас ожидают, что мы будем воспитывать детей, как будто у нас нет работы, и работать так, как будто у нас нет детей. И женщине, конечно, сейчас очень непросто.

Поэтому я свою... какую-то частичку своей задачи вижу в том именно, чтобы женщин — тех, кому это нужно (тех, кому это нужно!) — поддержать на их пути. Чтобы они видели, что да, есть возможность заниматься детками; есть возможность не следовать этому клише — действовать как принято, да, отдать там в год в ясли... Даже не знаю... Это то, как я это вижу, как это чувствую — так и пытаюсь доносить до своей аудитории...

И. Цуканов

— А много вопросов Вы получаете? И вот какие самые, может быть, частые вопросы, на которые Вам приходится отвечать?

А. Лавриенко

— Самые частые... Самые частые — это как раз вот то, о чем я уже сказала. То есть, вот эти гиперожидания мамы — ну когда же наконец... Когда же наконец он у меня будет спать без меня, когда он наконец перестанет во мне нуждаться... У нас есть стойкое убеждение, что вот год ребенка — это некий такой промежуток, рубеж, за который ребенок должен научиться всему...

Я очень хорошо помню историю свою — ну в смысле не помню, а она рассказана мамой моей и бабушкой. Мне был год, когда меня отдали в ясли, и я еще на тот момент не ходила. И это такая прямо семейная байка, как меня привели в горисполком за путевкой в сад, и строгая чиновница какая-то, которая там сидела — она посмотрела на меня так исподлобья; а я стояла хорошо. Она так: «Ходит?». И мама такая: «Да-да, ходит!». А тут была такая красная дорожка ковровая — и ты, говорит, прямо топ-топ-топ по этой красной дорожке — и пошла. Она так посмотрела — «Ну хорошо. Научите пользоваться горшком и выбирать кости из рыбы»...

И вот сейчас я думаю о том — батюшки, годовалый ребенок, да — научите выбирать кости из рыбы...

К. Лаврентьева

— Выбирать кости из рыбы...

А. Лавриенко

— То есть, это что-то вот...

И. Цуканов

— Самая главная квалификация...

А. Лавриенко

— Да, горшок и кости из рыбы выбирать...

К. Лаврентьева

— Ну тут все-таки время диктовало свое, надо признать же...

А. Лавриенко

— Да, да...

К. Лаврентьева

— Женщинам надо было выходить на работу... Советское время...

А. Лавриенко

— Женщина нужна была в качестве рабочей силы... Здесь да, здесь, в общем-то... Наши матери — они выступают некими заложницами вот этого времени...

К. Лаврентьева

— Жалко...

А. Лавриенко

— Жалко; но опять-таки — пришло время что-то менять в этом, да, чтобы хотя бы женщина имела выбор, куда ей качнуться...

К. Лаврентьева

— Такое ощущение, что Вы занимаетесь таким неким возрождением культурных традиций, как бы ни сухо и безжизненно это звучало... Но такое ощущение, что у Вас есть к этому такое внутреннее призвание. Потому что в одном из Ваших интервью Вы сказали, что вообще для Вас было рождение первого ребенка полной катастрофой — Вы совершенно не были к этому готовы, Вам никто не рассказывал...

А. Лавриенко

— Да-да-да, несмотря на то, что именно технически я была очень хорошо подготовлена...

К. Лаврентьева

— Потому что у Вас сестренка родилась... Когда Вам уже 17 лет было...

А. Лавриенко

— Да, да — у меня была уже маленькая сестренка, с которой у нас, да, большая разница — вот 17 лет, мама родила ее уже вот, когда я закончила школу... И я умела все: и искупать, и одеть, и уложить... Я очень хорошо помню, что когда я выходила с маленькой Лизой на улицу... А была такая осень еще вот этот вот год, когда она родилась — прямо золотая-золотая, было очень тепло, октябрь... И сидели бабульки на лавочках, они так на меня смотрели и говорили: «У, батюшки, сама еще сопливая, а уже с коляской!»... (смеется)

К. Лаврентьева

— Да, точно... Как это реалистично...

А. Лавриенко

— Посмеялись — пошли дальше... Но да, оказывается, оказывается... Вот для меня было открытием то, что свой ребенок — он дает совершенно другие чувства. То есть, когда ты в первый раз берешь вот эту живую душу в руки — вот эта плита просто ответственности, которая на тебя сваливается... Ты понимаешь, что ты ответственен за все абсолютно, что сейчас будет происходить...

К. Лаврентьева

— Но Вы переживали это девять раз! Девять плит свалилось на Вас...

А. Лавриенко

— (смеется) А вот, кстати, потом она потихонечку откалывалась, по кусочкам... Это плита уже была не так страшна...

К. Лаврентьева

— Я просто, знаете, хочу тут докопаться... Тут же все-таки есть наверняка какой-то суперсекрет — почему Вы решались как бы отдаться целиком этому? Это же очень важно, очень глубоко и очень правильно для женщины — как-то честно посмотреть на себя, честно посмотреть на свои искренние желания и выбрать то, что тебе действительно нужно. В Вашем случае это — материнство. Вот эта честность, вот этот диалог, вот этот внутренний выбор — он когда произошел, после какого ребенка?

А. Лавриенко

— Кира, Вы знаете, я по большому счету не могу сказать, что у меня был какой-то выбор. Я просто понимала, что это — то, за что я буду отвечать потом, да. Вот я же... Когда-то мой путь земной — он закончится...

К. Лаврентьева

— Да...

А. Лавриенко

— Я же приду, встану вот, что называется, пред Богом — и с меня не спросят, каких успехов я достигла на профессиональном поприще...

К. Лаврентьева

— Конечно...

А. Лавриенко

— Что я там научилась готовить, что я там вот сумела, так скажем, каких успехов достигла в искусстве, в понимании того, чье это полотно — одного художника или другого. А именно вот за это с меня Господь спросит. И понимание того, что, возможно, и по головке-то не погладит — оно, вот это понимание, давало мне направление и осознание того движения, вот куда надо идти и как это должно быть...

К. Лаврентьева

— Да... А терпение Вы откуда брали? Такой самый вопрос, с которым я сюда пришла... Терпение...

А. Лавриенко

— Терпение...

К. Лаврентьева

— Вот эту вот психическую уравновешенность свою собственную... Когда крики детей со всех сторон, просьбы, требования — они же все очень разные... Бывают дети одного склада, другого; спит один так, другой — так; едят все разное...

А. Лавриенко

— Да, бывает, что они, да-да-да... Бывает, что они прямо возьмутся — и как-то...

К. Лаврентьева

— Все вместе...

А. Лавриенко

— И распыляют маму на частицы, на атомы... (смеются) Бывает... Да нет, всякое бывает. Я не могу сказать, что нас... У нас хорошие дети. То есть вот, Господь действительно благословил хорошими детьми. Да, в этом много труда, но это очень благодарный труд. Очень благодарный труд. И конечно, когда ты видишь...

Сейчас попробую объяснить, Кира. Вот смотрите: у меня их много, да. И старшие дети — они уже большие. То есть, самый старший сын — он сейчас в армии у нас, он срочник... И мне легче — я вижу результат.

Мамам, у которых маленькие детки — вот которые сыпятся, как горошек, да: одному там пять, другому три с половиной, там еще, и вот мама еще в положении — очень тяжело. Очень тяжело именно потому, что мама вот — она как белка в колесе. Она бежит вот по этому колесику по своему: тык-дык — тык-дык, тык-дык — тык-дык, тык-дык — тык-дык... Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй — да, целый день... И ей пока не видно результатов своих трудов.

Мне гораздо проще, потому что я это вижу. Я это вижу. Я вижу, что любое слово — оно не пропадает зря; любое действие — оно дает свои плоды. Это очень и вдохновляет, и вместе с тем и пугает — то есть, ты понимаешь меру ответственности...

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА продолжается. Напоминаем, что у нас в гостях — Алеся Лавриенко, многодетная мама, перинатальный психолог, проводит онлайн-эфиры на тему материнства, семейной жизни. Я на Алесю подписана много лет... У Алеси 9 детей — я делаю акцент на этом — девять детей, дорогие друзья, слушатели! И когда я смотрю на Алесю, я, конечно, вспоминаю фильм «Однажды двадцать лет спустя», да, с Гундаревой...

А. Лавриенко

— У нас знаете, Кира, какая интересная была история — вот прямо по этому фильму! Помните, где они играют в войну, ее дети...

К. Лаврентьева

— Точно! И один притворился мертвым...

А. Лавриенко

— И один, да, притворился мертвым... Я вот тут вот буквально позавчера наблюдала точно такую же ситуацию! Наш малинник стоит, стоят наши двойняшки — Фома с Лукой, и у их ног распластался Степа. Я подхожу к окошку — а они как бы гуляют сами, я так изредка поглядываю... Я говорю: «Ребята, у вас все нормально?». Они так: «Стё-ёп...» — и так ногой его толкают (смеется)... Степа при этом не шевелится! Я говорю: «Фомушка, что там у вас?». Он вскакивает: «Все хорошо, мамочка!»...

К. Лаврентьева

— Это было несколько секунд ужаса?

А. Лавриенко

— Да, это правда... Я думаю, что подобная ситуация — она действительно была взята из жизни...

К. Лаврентьева

— Точно... Ну она проявляет там удивительное терпение, удивительную какую-то любовь, самоотверженность... То есть, без этого же материнство тоже не случится. Вот мне кажется, можно ведь очень много детей родить, и очень сильно их постоянно ломать — просто от усталости собственной, оттого, что у тебя нет ресурса...

А. Лавриенко

— Да...

К. Лаврентьева

— Нет сил, ты не знаешь, как, у тебя нет... Тебе никто не помогает... И ты все время их тыркаешь, и они тебе не приносят никакой радости; и вот ты, знаешь, волочишь этот крест — потому что он на тебя возложен... А все-таки ведь есть, наверное, какой-то выход из этого всего для женщины? Какие рецепты Вы видите? Ведь очень много таких женщин, очень много — уставших, просто вечно уставших, вечно желающих хоть немного поспать, мечтающих...

А. Лавриенко

— Кира, знаете, мне представляется, что вот эта усталость и безысходность — она наступает только тогда, когда ты понимаешь, что вот в этом во всем океане, да, ты — одна. И тебя никто не поддерживает. Тебя не поддерживает муж, тебя не поддерживают родственники... То есть, вот эти вот дети — они как-то на тебя свалились, да, каким-то образом; но при этом ты понимаешь, что ты вот барахтаешься, барахтаешься, барахтаешься, вот это молоко в масло взбиваешь — а оно не взбивается... Мне кажется, вот это чувство безысходности — оно именно тогда и наступает.

Но по большому счету, дети — они очень удивительно устроены. Вместе с тем, что они забирают много сил, они и дают очень много — от них отдачи очень много. Ну очень много. Я всегда удивляюсь, как происходит, так скажем, взросление маленького ребеночка — когда вот он рождается маленький еще, да, такой вот сморщенненький, красненький, с ним тяжело, он такой пищит-кричит...

А потом в какой-то момент ты над ним склоняешься в 4 часа утра — а он тебе улыбается. И ты поднимаешь глаза на зеркало в ванной, ты видишь себя такую опухшую, растрепанную, ужасную — а он тебя любит! И вот в этих глазах столько любви — и ты понимаешь, что больше никто никогда тебя на этой земле не будет любить, вот как он сейчас вот здесь, вот в этот момент, да. Неважно, как ты выглядишь, неважно, что на тебе надето...

Вот этот ребенок — он дает такую мощную отдачу, что сразу... Я не знаю, может быть, у других иначе; но у меня прям все батареечки сразу так — пык-пык-пык-пык-пык — заряд пошел вверх... (смеется)

И. Цуканов

— Ну вот есть еще опыт все-таки взросления детей, да — и Вы тоже его проходите, получается, да...

А. Лавриенко

— Да...

И. Цуканов

— Пока еще не девять раз, да, потому что еще не все детки выросли...

А. Лавриенко

— Мне кажется, у пятого уже начался вот этот период...

И. Цуканов

— Да, но это все равно тоже, наверное, каждый раз по-разному происходит; но все-таки это всегда обычно непростой такой период — вот этот подростковый там, два-три года... Вот насколько это сложно дается для Вас — находить язык?..

А. Лавриенко

— Мне это очень тяжело давалось с первым ребенком. Сейчас я понимаю, почему мне это было настолько тяжело. Дело в том, что я оказалась к этому абсолютно не готова. Вот как вхождение в материнство с ним — оно было самое тяжелое из всех рожденных мной детей, так и подростковый возраст с Андрюхой — он дался мне тяжелее всего. Именно по причине того, что я...

Ну да, я по своей гордыне решила, что... Да батюшки — мы тут сейчас даже не заметим, да... Он был такой классный... Когда еще я его носила внутри, у нас с ним была такая игра — я стучала по животу, и он ногами отзывался. И в общем-то, все его детство — оно проходило именно вот так: он с полуслова меня чувствовал, он с полуслова понимал, что я хочу сказать. У нас как-то все было очень-очень здорово, мирно...

Мне вообще повезло вот с двумя старшими детьми. Я говорю, это то время, когда я себя мнила вообще великим педагогом — и все это же благодаря тому, что я изучала столько всего... Вот третий ребенок — он, да, меня спустил на грешную землю, конечно...

И когда начался у Андрюшки этот вот подростковый период — было именно так тяжело, потому что я оказалась к нему не готова. А он начался резко — вот буквально за один. И как потом я уже поняла — что вот оно так и происходит. То есть, лег у тебя ребенок спать один, а встал он уже другой...

И. Цуканов

— А проснулся — другой...

А. Лавриенко

— А проснулся — другой, да... Я думаю, что вот все, кто сейчас слушают меня, у кого вот есть взрослые детки — они все, действительно, сейчас вернутся назад и поймут, что да, это так. И мне поэтому очень хочется... Всё, что я пытаюсь сделать, да — это донести до мам, что у вас очень мало времени! Господи, помилуй! У вас так мало времени! Вкладывайте, пока вы можете вкладывать...

Потому что потом происходит совершенно невероятная вещь у них — знаете, как вот в подводной лодке переборки закрываются вот так — хлоп-хлоп — и всё, ты уже не достучишься...

К. Лаврентьева

— Как страшно...

А. Лавриенко

— Не дозовешься, да... Не доплачешься, не докричишься...

И. Цуканов

— Но потом это как-то же меняется тоже...

А. Лавриенко

— Меняется, да...

И. Цуканов

— То есть, эти переборки — они не то чтобы открываются, но какая-то коммуникация все-таки возникает...

А. Лавриенко

— Да, наступают какие-то моменты просветления... Но я честно скажу, мне иногда просто из дома хотелось бежать. Из дома хотелось бежать — потому что он откровенно хамил, он подавал отвратительный пример старшим... И я каждый раз на исповеди, утирая нос, говорила: «Батюшка, да что же делать, да Вы посмотрите, я же не могу это тоже оставить вот как есть — он же откровенно хамит»...

К. Лаврентьева

— И что делать?

А. Лавриенко

— А он говорил, что... «А ты да, ты вот на это смотришь и говоришь: „Дети, посмотрите, наш Андрей себя безобразно ведет“, — комментируя это вот так»...

К. Лаврентьева

— Ну и как-то останавливать? Вот у нас батюшка говорил, что надо прямо останавливать, чтобы он понимал, что можно многое, но вот, например, маме и папе хамить нельзя... Но я просто пока не понимаю, как останавливать — потому что у меня еще нет подросткового возраста у детей...

А. Лавриенко

— Я стараюсь это останавливать даже еще до подросткового возраста...

К. Лаврентьева

— Заранее...

А. Лавриенко

— Да... Как только начинается какая-то... Ну ребенка же несет...

К. Лаврентьева

— Конечно...

А. Лавриенко

— Бывает иногда — в своих эмоциях, в каком-то недовольстве... И у нас сейчас этим Лука страдает — вот ему 8 лет, и чуть что «не по-его» — он строит диалог, например, так: «Да? Неужели ты думаешь, что...». Я говорю: «Так, стоп. Я тебе не подружка. Давай-ка меняем тональность...». То есть, я сразу торможу его, чтобы вот это не укоренялось. И да, это приходится делать иногда достаточно часто. Сейчас вот Прасковье 14 лет будет в конце августа — она тоже, бывает, на это попадается вот, что хочется рот раскрыть...

К. Лаврентьева

— Иногда ребенок же просто не может даже справиться со своими эмоциями...

А. Лавриенко

— Не может...

К. Лаврентьева

— Он чего-то ходит и орёт, и ты вообще не понимаешь, что делать — или наказывать его, или разговаривать с ним — а это бесполезно, ему надо дать успокоиться... И вот для меня это, лично для меня — большой такой вот разрыв, такое непонимание, что делать... Может быть, у кого-то тоже есть такая проблема, у наших слушателей...

И. Цуканов

— Ну да, здесь есть еще, конечно, вопрос с такой именно христианской педагогикой, которая часто нам говорит, что мы должны.... Говорит очень разное, на самом деле — можно найти советы практически любые, да, в том числе и в христианской педагогике, о том, как с детьми, ну, себя вести. Но все-таки чаще говорят о том, что нужно, ну, как-то какие-то вещи не замечать, где-то что-то не услышать — ну, такой любовью покрыть, да...

Но да, в конкретной ситуации ты иногда не понимаешь, как можно это применить. Но Вы-то про себя, по-моему, где-то в интервью сказали, что Вы принципиально как-то вот никогда на детей не кричите — как-то у Вас это получается, да?

А. Лавриенко

— А Вы знаете как, отец Игорь, я не то что не кричу — я не срываюсь на крик. То есть, если я кричу — я делаю это сознательно, чтобы они «очувствовались». То есть, обычно это бывает как: я сказала раз, сказала два; и потом я уже сознательно повышаю голос, я говорю: «Ребят, вам как нравится, когда я говорю с вами нормально, или (повышая тон) как с собакой с вами нужно?»...

К. Лаврентьева

— Да-да-да...

А. Лавриенко

— То есть, я завышаю голос специально, чтобы они понимали, что я так тоже умею (смеется). Я умею — они знают это. Другой момент, что если этим пользоваться часто, этим инструментом...

И. Цуканов

— Повышением тона, Вы имеете в виду?

А. Лавриенко

— Да, то эффект — он пропадает. И получается как раз то, вот о чем говорят мамы: «он понимает только крик», «он слышит, только когда я кричу», «он вот упертый»... Здесь сложно. Здесь сложно... Здесь, мне кажется, нет каких-то вот прям четких рецептов — объяснить маме, как нужно действовать, чтобы эффект был прямо противоположный, чтобы тебя ребенок слышал.

Я обычно никогда не обращаюсь к ребенку просто так. Я все время, когда зову, я добавляю какое-то слово. «Матюш, милый, подойди ко мне, пожалуйста», там... «Фомушка, солнышко, сделай то-то и то-то», «Прось, зайчик»... То есть, им приятно меня слушать. Им приятно. И я стараюсь без надобности этим средством не пользоваться...

И. Цуканов

— Вечер воскресенья на радио ВЕРА... Дорогие друзья, у нас сегодня в гостях — Алеся Лавриенко, многодетная мама, перинатальный психолог, автор эфиров о материнстве, о семейной жизни в социальных сетях... Вот в телеграме, да, у Вас, в частности, есть свой канал...

А. Лавриенко

— «Семеро по лавкам», да...

И. Цуканов

— Да... У микрофона — Кира Лаврентьева, я — диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд — пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. Здравствуйте еще раз, дорогие друзья! Меня зовут Кира Лаврентьева, сегодня со мной в студии — диакон Игорь Цуканов. И у нас в гостях — Алеся Лавриенко, доула, перинатальный психолог, мама девятерых детей...

А. Лавриенко

— Может, проще — восьми мальчиков и одной девочки... (смеется)

К. Лаврентьева

— Да, восьми мальчиков и одной девочки... Проводит онлайн-эфиры на тему материнства и семейной жизни, проводит консультации... Ну в общем, это мы все к тому, что Алеся — всесторонне развитый человек и в материнстве, и в психологии, помогает другим как-то в материнстве правильно раскрыться и увидеть в этом такую глубокую Божью красоту... И всю первую часть программы мы с отцом Игорем и с вами, дорогие слушатели, имели счастье в этом убедиться.

Но вот хотелось спросить вот о чем. Конечно, когда Вас слушаешь, понятно, что Вы — человек так глубоко «в теме». Вы говорите: «Когда я приду, рано или поздно, к Богу — Он меня спросит там не за работу, не за профессию, не за успехи, которых я достигла, а за моих детей. Вот кручусь как белка в колесе — и говорю: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй»...

Вот и пришло время вспомнить все эти Ваши опознавательные знаки, фразы, по которым православные друг друга узнают... И спросить: как Вы пришли к вере, как Вы стали верующим человеком?

А. Лавриенко

— Кира, если говорить о том, что я была когда-то неверующей — я неверующей никогда не была. Вот первый такой мой опыт именно общения с Богом, когда я в первый раз помолилась — я очень хорошо его помню. Это была такая интересная ситуация...

У меня была подруга детства, причем мы с ней жили вот... я на первом этаже, она — на втором. Мы с ней вместе ходили в садик, всякие разные там шалости детские творили...

И однажды я к ней прихожу — а она делает такие большие глаза и говорит (шепотом): «Знаешь, что у меня есть?». Я говорю: «Что?». Она: «У меня есть святая вода». Я говорю: «Да ладно!». Я говорю: «А зачем она?». «А это нужно попить святой воды, сказать, что ты хочешь (смеется) — и, значит, все так и будет». И получалось... Я говорю: «Маринка, дай мне, пожалуйста, в чашечку». Она: «Давай». В общем, я ей принесла чашечку, она мне налила этой святой воды — и я не нашла ничего лучше, как поставить ее на шкаф...

И как-то так складывалось, что когда у меня были какие-то неуспехи в школе, или какие-то замечания от учителя — раньше же все в дневнике писали, там «бегала по коридору», что-то там еще — вот я лезла наверх, доставала эту чашечку, отпивала и говорила: «Пусть меня мама не ругает... Пожалуйста, пусть меня мама не ругает»...

И удивительно — и мама не ругала! То есть, она или приходила очень радостная и спускала все на тормоза, или, наоборот, приходила очень усталая, и ей было не до этого — ну вот «прокатывало».

А потом в какой-то момент я достала эту чашечку и увидела, что вода высохла. И я так думаю: а что же мне теперь делать? Ну можно тогда я вот просто так попрошу над этой пустой чашечкой? Может быть, получится... И я почему-то вот помолилась, как я сейчас понимаю — и я поняла, что Бог меня слышит. Я это поняла...

И перед глазами как-то вспыхнули эти картинки из детства, когда я была в доме прабабушки — а у меня прабабушка была очень верующим человеком, она держала все посты... У нее было... 12 человек детей родилось, но выжили только 9 — вот так получилось...

И я ходила смотрела на ее иконы на стенах, видела распятого Христа и думала: а почему вот все вот эти люди — они стоят рядом, они на Него смотрят, как Он кровью истекает — а почему никто не помогает-то? Ну надо же что-то делать! Ну надо же врача звать, надо же скорую помощь вызывать... Ну нельзя же так просто стоять и смотреть! И меня вот это вот как-то не отпускало. То есть, оно внутри жило — вот это ощущение, да — почему, почему, почему...

А потом да — потом я попала на службу, уже в более старшем возрасте — мне 9 лет было, когда я впервые попала на службу. Помню, что мне очень стыдно было креститься, вот невероятно стыдно. Мне казалось, что я сейчас что-то сделаю не так — и это все увидят просто, и батюшка сейчас обернется и начнет меня стыдить...

И так вот потихонечку-потихонечку... Но истинное воцерковление — оно началось, конечно, гораздо позже. Потому что вот до рождения третьего ребенка вся моя вера — она была вот такая вот, как над этой чашечкой — она вся была такая очень...

И. Цуканов

— Ритуальная...

А. Лавриенко

— Очень светлая какая-то, да, какая-то неглубокая — ну, большой вот мыльный пузырь просто: вроде есть, да, вроде переливается и сверкает — а тем не менее, толку тебе никакого от этой веры нет.

И я помню, что я пыталась читать молитвы — еще вот когда у меня первый ребенок родился, второй... И вот этот «блудный, грешный и окаянный аз» — да какой я блудный и грешный? Это вообще не про меня! Я вообще этими вещами не занимаюсь... И да, у меня было отторжение, я не могла себя просто заставить молиться по молитвослову; я не могла принять, что я действительно вот...

К. Лаврентьева

— Тоже человек...

А. Лавриенко

— Да, что это про меня всё. Что вот всё, что написано — это про меня всё... И потом случилась очень интересная история, которая меня... совершенно она вот развернула к Богу — не так, как я была до этого расположена.

Это как раз было после рождения третьего ребенка. Он очень серьезно заболел, и получилось так, что у него... Ну вот такая зараза интересная — она называется «острый инфекционный гастроэнтероколит». То есть, это когда рвется тонкий кишечник, и кровь — она просто у него была отовсюду: вот рвота кровью, изо всех отверстий, что есть человеческие, кровь...

И мы с ним оказались в больнице; пришел доктор, его там деловито пощипал за ручку и говорит: «Ну ты знаешь, вот если ты мне его сейчас не отдашь — до утра он, конечно, протянет, но наступит потом точка невозврата — и мы уже ничего не сможем сделать. Давай-ка ты его, значит, отдашь мне — и мы его покапаем, мы его сейчас начнем лечить активно...».

Потому что ему сделали промывание, и естественно, сразу же обрушились на меня: «Чем Вы накормили ребенка?». А ему было 8 месяцев, у него резались зубы и он не ел еще вообще на тот момент ничего, он был на груди...

И в общем, доктор меня привел как раз вот в это отделение реанимации. Я посмотрела, как детки там лежат, как им заботливо мажут ручки перед тем, как вот капельницу поставить... Он мне дает документ и говорит: «Ну ты подпиши и иди». А я говорю: «Так я вообще ничего не вижу, что здесь написано...». Ну в общем, как-то мы с ним подписали, и я ушла...

И за мной захлопнулась вот эта металлическая дверь реанимации, и мне надо было спуститься несколькими этажами ниже. Я вернулась вот в эту палату, увидела просто там вот эти наволочки окровавленные, вот эту его одежду, какие-то пеленки, которыми я его вытирала — и я поняла, что я очень хочу помолиться о нем, но я не понимаю, как...

И вот здесь вот я поняла, для чего нужен молитвослов. То есть, я открыла псалтирь, я стала читать все молитвы о здравии, которые там были... И вот эта ночь — она стала такой поворотной. Я наконец поняла, что никогда своим скудным умишком, вот этим косым своим языком я не смогу выразить то, что до меня писали святые люди. И это — помощь. Это не забор, который меня огораживает, да — вот заповеди, молитвы, которые есть. Это не ограничение — это путь, это направление.

И вот в ту ночь я это очень сильно поняла, почувствовала. А потом как-то вот оно все пошло, пошло, пошло... Мы стали после этого ходить каждое воскресенье с детьми в храм. То есть, если до этого мы так были время от времени, на праздники только приходили — то потом это уже стало, так скажем, правилом незыблемым...

И. Цуканов

— Потребностью...

А. Лавриенко

— Да... Ну как-то, дай Бог, чтобы...

И. Цуканов

— Очень интересно! Ведь как-то вот часто кажется, что наоборот — в каких-то вот экстремальных ситуациях рождается своя собственная молитва, и как-то молиться чужими словами — кажется, они не подходят...

А. Лавриенко

— У меня так не получилось...

И. Цуканов

— А у Вас наоборот получилось — Вы как раз узнали, что такое молитва вот эта церковная...

А. Лавриенко

— Да... Потому что до этого у меня было такое заблуждение — ну что ж я, не знаю, как с Богом поговорить? Да знаю, конечно. И что Ему сказать, знаю, и знаю, что Он меня обязательно услышит... То есть, такая очень была самонадеянная и горделивая молитва...

К. Лаврентьева

— Вот кстати — очень глубокая такая, очень глубокая мысль... Потому что очень многие сейчас люди, ну, так или иначе говорят о том, что «не надо мне эти костыли в виде ваших молитвословов, таинств и всего прочего — я вот с Богом, у нас отношения вообще прекрасные и нам ничего не надо».

Это отчасти так и есть — это, конечно, так и есть, потому что Господь любит каждого. Но вот в какой-то критической ситуации тебе очень нужен опыт святоотеческий...

А. Лавриенко

— Да...

К. Лаврентьева

— Людей, которые уже протоптали эту дорожку, и тебе нужно просто за ними пройти, никуда уже не расплескиваясь... Их словами помолиться — потому что они уж точно знали толк в богообщении...

А. Лавриенко

— Да, совершенно верно...

К. Лаврентьева

— Удивительно... Спасибо Вам за эту историю — я прямо очень как-то так прониклась по-матерински... Ну это так... Это водораздел — это на «до» и «после» жизнь разделяет... Для матери это точно...

А. Лавриенко

— Да, это «до» и «после»... Это «до» и «после»... Я вот просто думаю, Вы спросили, что помогает — я сейчас поняла, что мне помогает. Я просто очень много раз как раз была в такой ситуации, когда я могла своего ребенка вот взять и в одну секунду лишиться...

К. Лаврентьева

— Потерять...

А. Лавриенко

— Поэтому я вот очень дорожу тем временем, которое они со мной, которое нам отпущено вместе. Просто даже вот на бытовом уровне... Я помню, что у меня однажды один из малышей сидел ел орехи, арахис. То есть, он разжевал уже арахис, а потом кто-то из детей подошел и что-то у него рванул из рук — и он (вдыхает) вдохнул вот эти орехи и закашлялся... Я смотрю — вот просто синеет носогубный треугольник... Я его перевернула, детеныша...

К. Лаврентьева

— За ноги...

А. Лавриенко

— Да, стала... Я обычно как — я прижимаю и делаю несколько прыжков. То есть, это лучше — потому что за ноги... Там все-таки у них шейный отдел слабый еще, у детей. А если ты все-таки переворачиваешь ребенка, прижимаешь к себе вот это вот место...

К. Лаврентьева

— Но вниз головой...

А. Лавриенко

— Вниз головой, да, и подпрыгиваешь сам — это гораздо лучше...

К. Лаврентьева

— О, спасибо за лайфхак...

А. Лавриенко

— Да, и получается, что много раз в моей жизни были такие вот ситуации, которые меня каждый раз возвращали к мысли о том, что... Господь-то тебе дал — но Он и заберет в любой момент. То есть вот, ты цени, люби и заботься...

И. Цуканов

— Сейчас, мне кажется, каждый из нас вспомнил какую-то свою историю на эту тему...

К. Лаврентьева

— Точно...

И. Цуканов

— С детьми у всех почти что-то похожее было...

А. Лавриенко

— Кто-то сказал — по-моему, Антоний Сурожский, да, или кто сказал — если Вы сомневаетесь в наличии Ангела-Хранителя — вспомните, да, свое детство...

К. Лаврентьева

— Точно...

А. Лавриенко

— Вспомните детство своих детей — сколько раз уберегал... У меня на самом деле очень часто было, что Господь прямо берег, охранял...

К. Лаврентьева

— Точно...

А. Лавриенко

— Вот здесь и сейчас...

К. Лаврентьева

— Мы же вообще были сами себе предоставлены — гуляли там непонятно где... То есть, не было никаких каких-то ограничений... Так следили за нами; но опасностей было очень много...

И. Цуканов

— Мало...

К. Лаврентьева

— А мне кажется, много... По каким-то гаражам прыгали, там какие-то... В общем, что мы только ни делали!

А. Лавриенко

— Миша рассказывал, как они прыгали... Он родился в Карелии... Они прыгали с железнодорожного моста!

К. Лаврентьева

— Вот!

А. Лавриенко

— В реку...

К. Лаврентьева

— Вообще, в реку... Сидели до последнего, ждали — ну, я так не делала — электричку, пока она поедет там, чтобы что-то там положить...

А. Лавриенко

— Монетки, монетки...

К. Лаврентьева

— Монетки, да... Точно, монетки... Ну это вообще...

И. Цуканов

— Вот я сейчас как раз, наверное, от лица мужской аудитории вопрос задам... Потому что Вы же сказали уже, да, что вот женщина себя чувствует... ну, начинает унывать, когда она не чувствует поддержки, когда она чувствует себя одной в этом океане каких-то дел бесконечных, которые на нее наваливаются...

Вот можете, пожалуйста, рассказать о том, как в Вашей семье так устроилось, что Вы себя одной не чувствуете...

К. Лаврентьева

— Да, про мужа тоже хотелось спросить...

И. Цуканов

— Да, вот что такого делает Ваш муж, каким образом он участвует, помогает Вам нести вот это радостное бремя?

А. Лавриенко

— Нельзя сказать, что он помогает — мы это несем вместе, причем в равной степени. Я не могу сказать, что на ком-то больше, или кто-то меньше в это вкладывается — видимо, он это чувствует точно так же, как и я (я так думаю). Он действительно, наверное, понимает, что это главное дело в его жизни — его дети... Ну точно так же, как я это чувствую. И это легко, когда ты понимаешь, что... Ну то есть, когда у тебя вот есть какой-то фокус, да, есть приоритет — очень легко не расплескиваться по сторонам.

Потому что, ну, я очень хорошо понимаю современных мужчин — это тяжело. И отработать целый день, и прийти домой, и еще там как-то ребенком заниматься... И ты не очень хорошо вообще понимаешь, чем с ним заниматься... Но... Ой, это так тяжело!

И. Цуканов

— Ну вот Ваш муж — он же находится постоянно с Вами, да?

А. Лавриенко

— Да...

И. Цуканов

— То есть, он работает уже довольно давно на удаленке именно для того, чтобы жить вот этой общей жизнью как раз...

А. Лавриенко

— Да, ну это тот путь, который мы выбрали...

И. Цуканов

— Не приходить домой и удивляться, чем бы заняться, да, с детьми...

А. Лавриенко

— Возможно, были бы другие доходы и другая жизнь была бы, если бы он продолжал жить в Москве, а к нам бы приезжал на выходные. Но результат — какой бы он был, этот результат? Я считаю, что очень много он делает все-таки для воспитания наших детей. Тем более, у нас мальчики — у нас девочка-то одна... Мальчишки...

И вложения мужа в детей в виде спорта, то, как он с ними занимается — вот сейчас у нас просто традиционная появилась рыбалка. Я это, конечно, не выношу, я с ними не хожу... Но у них есть рыбалка — то есть, они среди недели — теперь вот пока тепло, и если погода позволяет — они ходят, каких-то пескариков нашим котам приносят...

Я не люблю сырую рыбу, но я несу ее... Притом что у нас уже и Степа там падал в эту речку, и кашлял потом, болел — я прям вот затыкаюсь, думаю: так, помолчи, помолчи, не лезь...

И. Цуканов

— «Вечер воскресенья» на радио ВЕРА. У микрофона — Кира Лаврентьева, я — диакон Игорь Цуканов, и сегодня с нами вместе в студии — Алеся Лавриенко, многодетная мама, перинатальный психолог, автор канала «Семеро по лавкам» в телеграме и ведущая онлайн-эфиров для вот семейных пар, для мам, которые хотят понять, как им стать еще лучшими мамами...

Вот кстати, замечательный такой... не то что совет, а вот цитата из Вашего интервью, Алеся, мне очень понравилось — что не нужно... Ну смысл там — не буду искать, да, точную цитату, но смысл такой, что не нужно слишком ломать голову над тем, «как же мне стать образцовой мамой», потому что любая мама — она по определению уже хорошая...

А. Лавриенко

— Конечно...

И. Цуканов

— Это, мне кажется, такая мысль... Она не мудреная, с одной стороны, но до нее как-то очень сложно дойти, потому что действительно очень много всегда каких-то вот тревог у родителей есть — по поводу того, что, ну, действительно, груз ответственности, и ты все время думаешь, что ты и с этим не справляешься, и тут ты не дотягиваешь...

А. Лавриенко

— И тут проседает, и там плохо...

И. Цуканов

— Да, везде тонко и везде рвется... И оно действительно тонко и действительно рвется — и действительно ты вроде не дотягиваешь... Но с другой стороны, в целом-то все хорошо — если есть отношения какие-то живые в семье, есть ну вот, я не знаю... Есть любовь, наверное — да, можно так сказать...

А. Лавриенко

— Да, когда есть любовь... Когда нет какого-то вот этого огромного воза застарелых обид, который муж и жена между собой несут...

К. Лаврентьева

— Но ведь этот груз очень часто есть и когда есть любовь! Я вот очень много видела пар, которые вот... Они как бы любят друг друга, любят — а потом что-то происходит, какой-то спусковой механизм — и пошли обиды вообще там 20-летней давности с разных сторон... И это так грустно, на самом деле...

А. Лавриенко

— Это тяжело, да...

К. Лаврентьева

— И с другой стороны, ты понимаешь, что ты как будто простил, да, а потом проходит два-три года — и ты понимаешь, что тебя это так же, так же «триггерит», как и тогда. То есть, ты как бы простил, пошел там причащаться — надо же всех простить, мужа простить, детей простить, всех простить — а потом ты понимаешь, что ты вообще... Не то что не простил, но ты как бы не смог скомпенсироваться, ты не смог эту рану как-то... внутри себя как-то...

А. Лавриенко

— Залечить...

К. Лаврентьева

— Залечить — может быть, Господь это только может. Но ведь тогда нужно как-то и правильно и Господа об этом попросить...

А. Лавриенко

— Нужно, да — нужно только Господа просить... Я очень верю... Вот Вы знаете, Кира, есть такое в Японии искусство, когда треснутую чашечку или треснутое блюдечко — я вот сейчас уже не вспомню, не буду даже пытаться — мозг не я... Но вот это искусство — оно очень интересное. Оно предполагает, что вот столовый прибор, который есть — чашка, например, да — что она по местам трещины прокрашивается золотой краской, и получаются очень интересные узоры...

К. Лаврентьева

— Ого...

А. Лавриенко

— И мне кажется, что в этом смысле да, мы никогда своими силами из разбитой чашки треснутой не сделаем то, что мы хотим. А мы пытаемся, мы рвемся, мы из-за этого расстраиваемся — что вот мы же хотим сделать как было, да... А не получится. Не получится. В наших силах только вот — действительно, вот как в Японии, да — подмазать золотой красочкой, как-то поправить...

К. Лаврентьева

— И в этом тоже будет новая красота...

А. Лавриенко

— Да, и в этом будет новая красота. В этом будет новая красота, в этом будет новая возможность посмотреть на это немножко иначе... Самое главное — ее не расцарапывать, вот эту трещину, дальше, не ковырять. Потому что прощение — это да, это то, что должно стоять у нас просто во главе угла, когда мы говорим про семейную жизнь, про взаимоотношения между супругами.

Это то, что должно быть прямо вот центром. Прощение, да, снисхождение к немощам другого — не к чужим, а вот к немощам своего супруга, супруги, к какой-то усталости, может быть, к какому-то состоянию не очень хорошему... Ну как я это чувствую: простить — это же не значит про это не вспомнить, Кира, вот как Вы сказали — а я вспоминаю, что вот оно вылезло-то опять, да — значит, я не простила...

Может быть, я не правильно понимаю, но мне кажется, прощение — это когда вот если тебя сейчас спросить: вот этот человек — он за твое отношение к нему сейчас отправляется либо в ад, либо в рай. И вот если ты его не простил, да — ты говоришь: «Да пусть он идет вообще... за то, что он мне сделал, туда ему и дорога»... А если ты говоришь: «Ну нет, ну было, было, да — я, конечно, с этим справляюсь, как могу; но не наказуй его, Господи» — получается, что ты простил, просто у тебя это еще за давностью лет никуда не ушло, не изгладилось... Вот возможно, я не права, но я это чувствую именно так...

И. Цуканов

— Алеся, скажите, пожалуйста, а вот когда Вы консультируете других людей вот по вопросам вот этим вот, связанным в том числе с семейными отношениями — Вы с ними говорите на таком как бы христианском тоже языке, или все-таки Вы стараетесь какой-то такой более универсальный, что ли, язык использовать? Не вдаваясь вот в эти понятия там, ну не знаю, прощения, да, там... ну вот исповеди — какие-то... То, что понятно христианам, но может быть непонятно людям, которые, ну, как-то еще пока на дистанции от церкви находятся...

Вот Вы пытаетесь как-то людей приближать вот к этой христианской такой... христианскому пониманию жизни, или, наоборот, Вы стараетесь выбирать какой-то более универсальный язык?

А. Лавриенко

— Отец Игорь, дело в том, что если мы говорим про психолога как такового, да, вот как специальность, психолог светский — он должен быть свободным от, так скажем...

И. Цуканов

— Конфессиональности...

А. Лавриенко

— Да, от какой-то... от какого-то направления. То есть, ему, по большому счету, важен вот человек, который перед ним, и он не пытается что-то в него, так скажем, привнести и вложить. Я тоже не пытаюсь этого сделать.

Но люди, которые ко мне приходят — они обычно уже что-то знают о моей жизни, о моем мировоззрении. И если я понимаю, что я помочь здесь ничем не смогу им, потому что мой взгляд — он будет отличаться тогда, я просто отправляю к тем специалистам, которым я доверяю. Я рекомендую вот, например, если это семейные отношения — это вот один специалист, если это проблемы с подростками — то это вот будет уже другой специалист...

А так обычно с теми людьми, которые ко мне приходят, мы говорим на одном языке...

И. Цуканов

— Мне, знаете вот... Я Вас слушаю последние там несколько минут уже, да — и вот мне хочется такой вопрос задать... Он такой, наверное, подводящий итог в каком-то смысле нашей беседе... Вот исходя из всего опыта Вашей жизни в семье, вот в такой большой семье — вот в чем Вы видите такое... ну, как христианка — в чем Вы видите предназначение человека вообще, чему мы должны в итоге научиться? Чему, скажем Вы учитесь и научились через ту жизнь, которая вот у Вас есть? К чему человек вообще призван, на Ваш взгляд?

А. Лавриенко

— К чему призван человек? Человек, да... Человек призван к тому, чтобы... Как нам сказано, «нехорошо быть человеку одному». Ну действительно нехорошо! Поэтому да, надо, да — снисходить к немощам друг друга, носить тяготы, да, немощи... Я бы, конечно, очень хотела себе терпения побольше — побольше терпения...

Мой духовник — он очень не любит, когда я так говорю. Он говорит: «Мне кажется, ты немножко неправильно понимаешь это терпение. Мне кажется, ты это терпение понимаешь, как будто тебе в транспорте на ногу наступили — и ты при этом молчишь и ждешь, когда человек будет выходить и сойдет с ноги, да...». Или там... Как-то, видимо, он про меня знает что-то больше, чем я сама про себя знаю...

Но мне представляется, что да — только в семье у нас действительно отрастают и прокачиваются те способности, которые, в общем-то, должны быть в каждом человеке. И я искренне верю, что семья — это да, это такие вот крупицы, остатки рая на земле. Потому что несчастны мы можем быть и без семьи. А в семье мы обязательно должны как-то стараться делать друг друга счастливее. Счастливее, чем мы были вчера...

И. Цуканов

— Но Вы так говорите — «должны», но мне кажется, что в семье это и получается — это как раз такой способ действительно быть счастливым...

А. Лавриенко

— Наверное, не всегда получается... Наверное, не всегда...

И. Цуканов

— То есть, это скорее задача такая, чем...

А. Лавриенко

— Скорее задача...

К. Лаврентьева

— Как Паисия Святогорца спрашивали: «А где мне взять любви?». А он говорил: «Ну пойди и купи в магазине». — «А где мне терпения взять, где смирение?». — «Ну как где взять? Возьми и купи в магазине»... Я так читала это и думала: надо же, какой простой детский диалог... А потом поняла, что в каждом человеке все равно заложены эти ресурсы — и терпения, да, и любви, и жертвенности...

А. Лавриенко

— Их надо просить... О них надо просить...

К. Лаврентьева

— В спящем таком режиме находятся, в спящем...

А. Лавриенко

— О них все равно нужно просить. И когда ты понимаешь, что в общем-то ты не предоставлен самому себе — вот в твоем вот этом большом деле очень важном ты не предоставлен самому себе. Ты не брошен на произвол судьбы. Да, у твоих детей есть два папы и две мамы. Вот если это понять, твоя задача — она, ну, как-то становится уже и не такая уж и невыполнимая, не такая уж и непосильная...

К. Лаврентьева

— А, Вы имеете в виду еще и Господа и Пресвятую Богородицу...

А. Лавриенко

— Ну конечно, Отец наш Небесный и Матерь Божия... Когда уже действительно вот руки опускаются — Господи, ну помоги, ну что еще я могу? Я же ничего не могу...

К. Лаврентьева

— У меня знакомая рассказывала, что когда она подходила к маме и жаловалась на что-то ей, она ей говорила: «Слушай, ну иди к Божией Матери и поканючь... Иди расскажи Ей, что там тебе не нравится». И она говорит: «Я так приучилась по каждому поводу подходить к иконе и плакать Божией Матери». И она так вот всю жизнь с Божией Матерью и живет вот, и мать такая, удивительно...

А. Лавриенко

— Слава Богу, что человек такой вот прямо...

И. Цуканов

— Мне кажется, я еще услышал в Вашем рассказе тоже важную вещь — о том, что когда у тебя большая семья, то ты учишься ценить настоящий момент очень сильно. То есть, ты понимаешь, что так, как сейчас — так будет не всегда...

А. Лавриенко

— Да...

И. Цуканов

— Вот глядя на то, как одни у тебя дети уже выросли, другие дети еще маленькие; но тоже ты понимаешь, что этот вот период, когда они такие вот пушистые и ласковые — как бы он тоже скоро закончится. И учишься... То есть, это все у тебя перед глазами. Потому что мне кажется, когда один ребенок или даже двое — ну это как-то незаметно, то есть...

А. Лавриенко

— Это удивительно на самом деле, отец Игорь... Я когда это поняла, что вот — как я для себя это чувствую — что вот любовь маленьких детей, пока они действительно маленькие, да, пока им там два годика, три там, ну до десяти, грубо говоря, эта любовь — она напоминает мне огромный воздушный шар, вот огромнейший просто...

А потом потихонечку со взрослением ребенка этот воздушный шар — он усыхает, усыхает, усыхает и превращается в какую-то вот шину — автомобильную покрышку, которую ты должен каждый день накачивать. Вот если ты ее не накачал — всё, вот ничего не будет. Ребенок — он закрывается, ребенок — он от тебя становится все дальше и дальше...

И получается, что всё, чем я теперь занимаюсь — это я вот налаживаю взаимоотношения. Именно как вот... Они ткутся, эти взаимоотношения, как полотно. Потому что неизменно наступает такой возраст, когда вот эти ниточки, связующие меня с моими детьми — они начинают лопаться, одна за другой, одна за другой: вот она здесь лопнула, вот она здесь лопнула...

И даже вот я — я со своими детьми нахожусь непрерывно, 24 на 7 — даже я вижу, что дети начинают отдаляться. И да, это норма, да, это должно происходить, и ребенок — он рано или поздно отделяется от родителей. Но очень грустно это осознавать, понимать, и то, как это происходит. Это очень тяжело... Поэтому да, я стараюсь как можно больше уделять времени и сил и возможностей тому, чтобы не терять эти ниточки с детьми...

И. Цуканов

— Дай Бог, чтобы это получалось...

А. Лавриенко

— Спасибо большое...

И. Цуканов

— Огромное спасибо, Алеся, за то, что Вы провели этот вечер воскресенья с нами сегодня...

К. Лаврентьева

— Да...

И. Цуканов

— Напоминаем, друзья, что с нами сегодня в студии — Алеся Лавриенко, многодетная мама, перинатальный психолог, человек, который помогает еще и вот другим семьям тоже — ну, учит каким-то таким, может быть, иногда простым даже вещам, но которые совсем кажутся не такими простыми вот для молодых родителей, которые только начинают осваивать эту премудрость того, как вот обращаться с детьми...

Сегодня этот вечер воскресный в нашей студии вот вместе с нами провела Алеся Лавриенко, у микрофона была Кира Лаврентьева, я — диакон Игорь Цуканов, и мы прощаемся с вами — надеемся, что до следующего воскресенья...

Алеся, спасибо Вам большое!

А. Лавриенко

— Спасибо, отец Игорь... Спасибо огромное...

К. Лаврентьева

— Да, спасибо огромное...

И. Цуканов

— Всего доброго, с Богом!

К. Лаврентьева

— До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Христианин в современном мире». Павел Астахов
• «Христианин в современном мире». Серей Рудов
• «Христианин в современном мире». Наталья Смирнова