«Храмы Москвы после Великой Отечественной Войны». Алексей Светозарский

У нас в гостях был профессор и заведующий кафедрой Церковной истории Московской Духовной Академии, профессор Сретенской Духовной Академии Алексей Светозарский.

Мы говорили о храмах, которые открылись или вернулись из обновленчества после Великой Отечественной Войны в Москве.

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Историческое наследие Новгорода». Сергей Брюн
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 13.06.2025». Алексей Соколов, Андрей Тарасов

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте. Сегодня четверг и, как всегда, у нас в эфире совместная программа светлого радио и музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Директор музея Ксения Толоконникова...

К. Толоконникова

— Здравствуйте, дорогие друзья, очень рада встрече.

А. Пичугин

— Я Алексей Пичугин. И один из основателей музея сегодня вместе с нами — профессор, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии, профессор Сретенской духовной академии, Алексей Константинович Светозарский. Добрый вечер.

А. Светозарский

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Очень рады, что вы к нам пришли.

К. Толоконникова

— Редкий и всегда долгожданный гость.

А. Светозарский

— Спасибо.

К. Толоконникова

— Да, сегодня мы хотели поговорить с Алексеем Константиновичем — потому что с кем, как не с ним, — о храмах, московских храмах, которыми приросла Московская Патриархия в 40-е годы. О храмах, которые были переданы государством Русской Православной Церкви и о храмах, которые вернулись из обновленческого раскола. Таких церквей, если брать Москву в тогдашних границах, а не в границах 1961 года, не в границах по МКАДу, таких церквей около десятка. Я для начала просто их перечислю...

А. Пичугин

— Простите, а вот можно сразу уточнить. Я даже как-то не задумывался об этом: среди храмов, которые находились в исторической части Москвы, мы будем говорить, но в границах железной дороги кольцевой окружной, обновленческих храмов было достаточно. А среди храмов, которые находились между окружной и МКАДом, которые после 1961 года вошли, были ли обновленческие?

К. Толоконникова

— Вот сразу я могу тебе сказать: храм Адриана и Наталии в Бабушкине.

А. Светозарский

— И Крестовоздвиженский храм в Алтуфьево.

К. Толоконникова

— А, он тоже был обновленческим?

А. Светозарский

— Да, в 1943 году вот и причт, ну и, соответственно, и прихожане, да, принесли покаяние и были приняты — это было декабрь-январь 1943 года. Об этом был публикация в «Журнале Московской Патриархии». Там на первом этом этапе постоянно публиковались сообщения о покаяниях священнослужителей. Ну а здесь прямо они как-то все вместе, дружно перешли в Патриархию, там эти два храма значатся.

К. Толоконникова

— А остальные, по-моему, не были обновленческими. Там были храмы, которые какое-то время стояли закрытыми, какое-то небольшое время. Например, церковь Казанской иконы Божией Матери в Коломенском, она буквально простояла года полтора закрытая, без службы, но там, видимо, даже никак не было затронуто внутреннее убранство.

А. Светозарский

— Нет-нет, не было, там интерьер весь был сохранен.

К. Толоконникова

— И если говорить вот об исторической Москве и о храмах, которые тем или иным образом вернулись — это малый собор бывшего Донского монастыря. Он был закрыт, там было, последнее, что там было — общежитие Метростроя, насколько я помню. Вот первый храм. Затем Успенский храм Новодевичьего монастыря, который тоже был закрыт — там находилось какое-то учреждение, что-то связанное с военной картографией — это сейчас надо будет нам уточнить, когда мы пойдем по этим храмам. Потом Всех Святых на Соколе, закрытый прямо перед войной, в 38-м или в 39-м году.

А. Светозарский

— В 39-м.

К. Толоконникова

— В 39-м, да. Церковь Архангела Гавриила и Федора Стратилата — это единый комплекс. Федора Стратилата, бывшая Федора Тирона, и она, кстати, вот в этих документах, в переписке о передаче храма, значится как Феодора Тирона храм. Дальше Скорбященский храм на Калитниковском кладбище — был обновленческим до 1944 года.

А. Пичугин

— Я тут уже где-то в одной из наших программ недавних говорил: чьи-то воспоминания, не помню чьи, мне попались — про Калитниковский храм, про то, как там работали, расписывали его, и подумалось, что про него, конечно, неплохо было бы программу отдельную сделать.

К. Толоконникова

— Да нет, ну конечно, каждому из этих храмов не закрывавшихся можно посвятить смело отдельный выпуск, а то и не один. Потому что очень интересны судьбы людей, которые были связаны с этими церквями, это все, конечно, необходимо делать. Затем тоже кладбищенский храм на Ваганьковском кладбище — Воскресения Словущего, — до 1944 года был обновленческим. Самый известный затем обновленческий храм Пименовский — Пимена Великого, он дольше всех оставался обновленческим, до 1946 года, до смерти Введенского. Храм Святой Троицы на Пятницком кладбище — тоже до 1944 года. Скорбященский храм на Большой Ордынке передан в 1948 году — то есть решение принято в декабре 47-го, фактическая передача в 1948 году — там был склад Третьяковской галереи, и она довольно долго вывозила его в Кусково. И наконец храм Воскресения Христова в Сокольниках.

А. Пичугин

— Который, кстати говоря, тоже достаточно долго был обновленческим, кафедрой митрополита Виталия Введенского обновленческого.

К. Толоконникова

— Да. Но вот он вернулся, по-моему, даже раньше 1944 года, в 43-м.

А. Светозарский

— Нет, они все в 43-м все-таки. Другое дело, что, может быть, там на том же Ваганьково, Ваганьковском кладбище, в храме было назначение нового настоятеля. А так это вот начало 1943 года — как-то вот они все храмы переходят. Ну уже было принято решение о ликвидации обновленчества — эта тема у нас будет проходить, потому что все это связано с этим периодом.

К. Толоконникова

— Ну естественно, конечно.

А. Светозарский

— И юбилей, как ни говори, начала этого течения — 100-летие обновленчества. Вот на днях в Смоленке прошла очень интересная конференция, посвященная этому феномену, да, тогдашней церковной жизни, современной церковной истории, потому нам придется об этом так или иначе говорить. И говорить о том, что были причины не только внешние — что вот, дескать, по представлению Карпова, председателя Совета по делам Русской Православной Церкви, Сталин со товарищи принимает решение о том, что он отказывается от поддержки какой-либо обновленцев, ну и взять курс на ликвидацию, на переход обновленческого духовенства в Патриархию. Но были и внутренние причины. Внутренние причины среди обновленческого епископата, разочарованного в своем лидере, Введенском, в этот период. Ну и в силу ряда практических причин, собственно говоря, они решали, что им дальше делать.

К. Толоконникова

— Ну да, это понятно. И, например, вот Левитин-Краснов Анатолий Эммануилович, он же у нас видный бытописатель обновленческого движения...

А. Светозарский

— Да, бытописатель, конечно.

К. Толоконникова

— Он и сам был, диаконом он был рукоположенным, да?

— А. Светозарский

— Диаконом, да.

К. Толоконникова

— Митрополит Введенский его рукоположил во диакона. И он пишет об этом закате обновленчества, употребляя, по-моему, слово «выдохлось» — оно выдохлось. И многие фигуры, вот, например, он вспоминает о протоиерее Андрее Расторгуеве — такой был очень яркий...

А. Пичугин

— Да, вот сейчас я даже чуть отвлекся — вспомнили храм в Сокольниках, и я стал смотреть какие-то биографические данные Расторгуева, я помню так, вкратце.

К. Толоконникова

— Да, он был очень ярким таким человеком. Он успел побыть архиереем обновленческим, он настоятель как раз храма Воскресения Христова в Сокольниках. И митрополит Введенский сам удивлялся, что делает этот человек в обновленческом движении.

А. Пичугин

— Ну он констатировал факт скорее.

К. Толоконникова

— И он говорил: ну что вы, говорил он Левитин-Краснову, — Левитин-Краснов его цитирует, — какой он обновленец? Просто семейные обстоятельства. Ну и большинство обновленцев теперь такие.

А. Пичугин

— А что за обстоятельства?

А. Светозарский

— Вы знаете, тут есть все-таки какая-то, может быть, и другая точка зрения. Собственно, и сам Левитин говорит о том, что человек-то при этом прекрасно разбирался в философии Владимира Соловьева, ценил музыку, искусство — то, что самому Левитину, конечно, было близко, вот такое высокое восприятие. А «типиконщник» — для него это ругательство, да, от него веяло Мельниковым-Печерским таким.

К. Толоконникова

— Да, да.

А. Светозарский

— Но при этом ну а что в этом плохого? Человек любил службу, вставал на клирос. Много ли у нас настоятелей было — в то время я имею в виду, — которые вставали на клирос.

А. Пичугин

— А много ли сейчас?

А. Светозарский

— Да, ну это уже вопрос, тут без упреков, как говорится. Он ее настолько любил, что он ее конструировал, он жил этой службой.

А. Пичугин

— Это Расторгуев?

А. Светозарский

— Да.

К. Толоконникова

— Ну у него вообще-то было три высших образования, у протоиерея Андрея Расторгуева. Это был такой очень недюжинный человек.

А. Светозарский

— Недюжинный, и очень интересные воспоминания его дочери.

К. Толоконникова

— Да, замечательные воспоминания, опубликованы.

А. Светозарский

— Очень теплые. Но, может быть, мы вернемся даже к этой теме — там нет ни слова о том, что он был обновленцем.

К. Толоконникова

— Ни слова, ни единого.

А. Светозарский

— Причем я думаю, что, может быть, даже это не ее позиция. Это прискорбное, на мой взгляд явление, с точки зрения историка церковного, — желание пролистнуть эти страницы нашей истории.

А. Пичугин

— Да, ну было и было. Вот сколько раз, видите, оно имеет очень нехороший выход в наше время, уже применительно к нашей истории. Когда ты открываешь сайт какой-то храма (я уже, мне кажется, неоднократно об этом говорил), и там написано, что Покровский храм условного села Покровского, был закрыт в 30-е годы, зернохранилище, склад, заброшен. В 1992 году здание храма было передано общине верующих. С 2010 года настоятелем назначен наш любимый, дорогой, чудесный, распрекрасный...

А. Светозарский

— Ну это человеческое вот это вот все.

К. Толоконникова

— Ну и дальше молодежная, социальная и прочая работа.

А. Пичугин

— А с 92-го по 2010 год были какие-то люди или один человек...

А. Светозарский

— Конечно.

А. Пичугин

— Который на восстановление этих руин жизнь положил. Ну не обязательно там жизнь — здоровье, семью, обстоятельства, все что угодно. Вот то же самое, мне кажется.

А. Светозарский

— Немножко другое.

К. Толоконникова

— К. Толоконникова

— Ну тут, мне кажется, надо различать подход такого историка и хрониста, да, и подход мемуаристки. Мария Андреевна Расторгуева имела право не хотеть вспоминать какие-то вещи.

А. Светозарский

— Ну понятно, конечно. Ну там есть вот такие детали, которые, независимо от того, что это дочь пишет, да, вот облик человека неоднозначный. Упаси Бог, кто-нибудь сейчас послушает, скажет, что мы тут обновленцев пропагандируем. Мы только говорим о том, что история штука нелинейная.

А. Пичугин

— И в истории, что ж, уж если у человека было — мы знаем хороших обновленческих священников, что ж, все они были под одну гребенку, плохими. Были несогласные там с какой-то генеральной линией обновленчества. Мне очень нравится история про Антонина Грановского, про которого вспоминали, чуть ли тоже не Левитин-Краснов, что вот все сконструированные им литургии и переводы он служил где-то отдельно, в небольших храмах, у себя в келье, приезжая на маленькие приходы. Но когда он приезжал в храм Христа Спасителя — это были сонмы иподиаконов, диаконов, церковнославянский язык — вот ему нравилось по-барски служить, вот как он...

К. Толоконникова

— «Служить по-барски» — это такое хорошее выражение.

А. Светозарский

— Ну личность-то яркая. О нем больше рассказывают анекдотов, я к чему говорю, да.

А. Пичугин

— Про медведя.

А. Светозарский

— Про медведя, про то, как якобы куда-то он убегал там, забросив — это, по-моему, у митрополита Евлогия...

К. Толоконникова

— Да, забросив клобук.

А. Светозарский

— Но куда? Может, он на кладбище Никольское ходил, там молиться на могилах блаженных — мы не знаем этого. И человек он был, несомненно, одаренный, талантливый. Поэтому ну как-то не признавать этого нельзя.

А. Пичугин

— Безусловно.

А. Пичугин

— Друзья, напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Константинович Светозарский, профессор Сретенской духовной академии, заведующий кафедрой церковной истории, профессор Московской духовной академии. Наша программа сегодня совместная с музеем исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Говорим мы о храмах, которые были обновленческими в 20–30-е годы.

К. Толоконникова

— Или были закрытыми.

А. Пичугин

— Да, и после 1943 года или открылись, или перешли из обновленчества в Патриархию.

К. Толоконникова

— И вот Сокольники, храм Воскресения Христова в Сокольниках — это самый первый, насколько можно судить, переход из обновленчества, возвращение в Московскую Патриархию. Правильно я понимаю?

А. Светозарский

— Ну здесь нет, они как-то идут как все вместе, in corpore. Ну здесь надо, наверное, посмотреть формально, с точки зрения документов, потому что учет, прием и так далее где-то, наверное, это должно было быть. Ну вот возвращаясь к тому же вот бывшему владыке, потом отцу Андрею Расторгуеву, тут внешний вид храма, фасады — это вот его эпоха, его стараниями.

К. Толоконникова

— Его труды, да.

А. Светозарский

— Он был красного кирпича. Ну по фотографиям так судить трудно.

А. Пичугин

— Да, это интересно. Потому что я видел фотографии 30-х годов, он действительно краснокирпичный.

К. Толоконникова

— И вот фотографий много же Собора, да, Собор же там проходил.

А. Светозарский

— Не только Собор, но и Совещание глав, представителей Православных Поместных Церквей 1948 года.

К. Толоконникова

— И на этих фотографиях, хотя они черно-белые, видно, что собор темный, то есть он не был оштукатурен.

А. Пичугин

— А есть цветные фотографии того времени, он тоже там такой темный, краснокирпичный, темный. Он хорошо гармонировал (кстати, думаю, что это была одна из идей при его строительстве) — там же, на той стороне Стромынки, есть несколько зданий прямо рядом, тоже такие же темные краснокирпичные.

А. Светозарский

— Да, это больницы, благотворительные учреждения. Да, он, конечно, гармонировал.

А. Пичугин

— И каланча пожарная.

А. Светозарский

— Да. И, собственно, рельеф местности сильно поменялся с тех пор. Очень было обидно, когда выгородили этот храм такой ширмой из новых зданий. Потому что это была, конечно, доминанта, очень красиво он смотрелся.

К. Толоконникова

— Ну, кстати, Мария Андреевна Расторгуева считает, что это сделано нарочно.

А. Светозарский

— Нарочно. Ну тогда в народе точно так говорили, это я помню. Вот скрыли, спрятали за ширмой.

К. Толоконникова

— А там такие просто панельные дома выстроили кругом.

А. Светозарский

— Ну да. Ну это можно видеть на старых фотографиях, ну и на кадрах любимого фильма — все-таки Верка-модистка-то обитала там, судя по кадрам этого фильма, «Место встречи изменить нельзя». Там даже благовест слышен. Ну, наверное, это было...

А. Пичугин

— Ну там все-таки, по фильму...

А. Светозарский

— Это Марьина роща, конечно.

А. Пичугин

— И не только. Понятно, там все время кадры какие-то, район Сокольников.

А. Светозарский

— Это Сокольники, это булочная, где — это прямо вот напротив храма.

К. Толоконникова

— Да.

А. Пичугин

— Ну и Марьина роща, и Сокольники — ну уж, прямо скажем, не очень далеко друг от друга.

А. Светозарский

— Ну недалеко, да.

К. Толоконникова

— Затем, чтобы уж так не останавливаться на Сокольниках, затем необходимо сказать о кладбищенских храмах. У Левитина-Краснова (и Паламрчук вслед за ним это повторяет, цитирует) утверждается, что все московские кладбищенские храмы были обновленческими. Это не так.

А. Светозарский

— Не так.

К. Толоконникова

— Не был никогда обновленческим храм Сошествия Святаго Духа на Даниловском кладбище. А вот действительно храм Троицы на Пятницком кладбище, Воскресения Словущего на Ваганькове и Скорбященский храм в Калитниках были обновленческими, и там их судьба после 1944 года складывалась по-разному. Какие-то храмы перешли, вернулись в Патриархию, так сказать, всем своим составом, вместе с причтом и прихожанами, а куда-то был, по-моему, назначен новый настоятель. Я сейчас не помню точно. Алексей Константинович.

А. Светозарский

— Ну я могу сказать, что на Пятницком оставался прежний настоятель, протоиерей Романков, вот это совершенно точно. Насчет остальных сказать очень трудно. Вот совершеннейший провал в информации относительно Преображенского кладбища. Потому что настоятелем там был епископ обновленческий, Анатолий Филимонов, который умер в 1942 году. Вот кто был дальше — непонятно, и из кого назначили, так сказать, следующего настоятеля, тоже неясно. На Ваганьково поменяли настоятеля, да. Насчет Скорбященского на тот момент тоже не скажу, но впоследствии там был бывший обновленец, но из другого поколения. Человек с прошлым обновленческим, который, в общем, дожил до 1989 года.

К. Толоконникова

— И, по-моему, больше... А, нет, ну конечно, мы забыли храм Пимена Великого.

А. Пичугин

— Ну да, про него мы просто столько говорили в разных программах, что...

К. Толоконникова

— Мы делали о нем отдельную передачу, по-моему, с участием как раз Алексея Константиновича, да?

А. Пичугин

— Да.

К. Толоконникова

— Но тут необходимо сейчас просто напомнить нашим слушателям, что это был храм, который дольше всего оставался обновленческим, и он был такой цитаделью.

А. Светозарский

— Да, последний бастион. Ну я думаю, что оставленный Введенскому, потому что непонятно было, что с ним делать: переходить на положение мирянина он не хотел в Патриархию, Патриархия не хотела его принимать.

А. Пичугин

— Даже протоиереем не пошел бы. Сколько бы ни говорили, мне кажется, про его письмо, про то, что он хотел перейти в любом качестве, кроме мирянина, протоиереем он бы тоже не пошел.

А. Светозарский

— Наверное. Там был проект привлечь его в качестве профессора духовных школ. Но как-то это дело не пошло. Но я думаю, что это было бы, конечно, несколько странно.

К. Толоконникова

— Ну вот в 1946 году митрополит Александр Введенский умирает, отпевание его проходит очень такое, очень унылое отпевание проходит.

А. Светозарский

— Это по воспоминаниям Левитина?

К. Толоконникова

— Да, по воспоминаниям Левитина. Ну мы как раз, в общем-то, нам не на что больше опираться, если мы хотим какой-то человеческий взгляд, да, получить. И вот как раз Левитин пишет: «И наступил конец. Через два с половиной месяца, 9 октября 1946 года — в день святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, в Пименовском храме была отслужена последняя обновленческая литургия. Накануне было получено предписание от Совета по делам Русской Православной Церкви о передаче Пименовского храма в ведение Патриархии. В середине обедни в храм вошел вновь назначенный настоятель отец Николай Чепурин в сопровождении новой двадцатки. Он сердито договаривался, стоя у свечного ящика, об условиях передачи храма. Горстка молящихся сиротливо жалась к алтарю. Отец Никита в алтаре торопливо читал молитвы евхаристического канона... Через полчаса обновленцы покинули храм, — обновленчество прекратило свое существование на 25 году своей истории». Ну надо сказать, что после этого Пименовскому храму потребовался серьезный ремонт. И в каком году, в 1948 году ведь его уже освятили после обновления?

А. Светозарский

— Да, по-моему, 48-й. Ну это общее место. Вот мне попались такие коротенькие воспоминания, но очевидца — это очень дорого, потому что у нас немного свидетельств о Поместном соборе 1945 года. Вот он иподиакон, но время-то зимнее, валенки у него там под стихарем где-то. В валенках он стоит, потому что студено.

К. Толоконникова

— Ну холодно.

А. Светозарский

— И валенки мокрые, хоть отжимай, потому что конденсат течет по стенам. То есть храм ну в такой...

К. Толоконникова

— Это он потом вспоминает.

А. Светозарский

— Это он сам, да: я стоял в луже.

К. Толоконникова

— О Пименовском храме.

А. Светозарский

— Нет, это Сокольники. Я думаю, что это характерно для этих храмов. Ну говорят так, что вот люди не ходили, доходов мало. Я думаю, что первоиерарх очень много требовал, с одной стороны, сумм — так это ему ставится обычно в укор. Но и жертвовали они много на самом деле, вот обновленческие храмы, очень большие суммы жертвовали, и лично настоятели в период войны.

К. Толоконникова

— На оборону.

А. Светозарский

— Да, на оборону, на раненых, потом там на восстановление — то есть все это у них было очень активно. Насчет того, что люди не ходили — да ходили. Тоже здесь есть такой момент. Ну конечно, там когда это были 20-е годы, была острая борьба, противостояние, были, возможно, какие-то диспуты там. И даже в 1937 году пименовские прихожане устроили митинг перед храмом, как мы говорили — то есть вообще невероятная вещь, митинг в 37-м году! — с требованием храм не передавать обновленцам. А потом каток репрессий, каток большого террора, и целыми причтами, так же, как и православных канонических священников, групповые дела, если мы посмотрим, храмы закрывались. Вот в 1938 году закрыт храм Успения в Печатниках, где служил тогдашний митрополит московский Тихон Попов — вот тоже там какое-то дело. То есть после этого уже людям, которые ну, так сказать, не живут на высоте экклезиологического сознания и так далее, им нужно было просто крестить детей, отпевать покойников, ходить на службы.

К. Толоконникова

— Ну да. И я думаю, что в случае как раз вот, например, с кладбищенскими храмами, там люди особо различий-то не делали.

А. Светозарский

— Не делали. И потом сами обновленцы, ведь они уже себя так не позиционировали. Они как-то мимикрировали — то есть времена там богослужебных литургических экспериментов ушли в прошлое, каких-то бурных заявлений...

А. Пичугин

— Причем достаточно задолго до войны.

А. Светозарский

— Да, служили так себе. Это курс они взяли на это где-то после так называемого второго, третьего поместного собора — 1925 год. Да, «Синодальная церковь» они себя именовали, поэтому...

А. Пичугин

— И служили по-церковнославянски.

А. Светозарский

— По-славянски, да. Вот рассказ очевидца вот я могу вспомнить: родственник мой, он заходил посмотреть на Введенского, когда тот служил в Пименовском храме — это была такая вот ну московская достопримечательность. Он хотел посмотреть манеру служения и на русском. Но на русском он ничего не услышал, ну манера не произвела как-то на него впечатления.

А. Пичугин

— Обычное архиерейское богослужение.

А. Светозарский

— Да, но он ходил, вот посмотреть: вот есть такой Введенский.

К. Толоконникова

— Слушайте, а при этом престол-то был, так сказать, в алтарной части?

А. Светозарский

— Да, конечно. Нет-нет, вот это вынесение престола на середину — это эксперименты только исключительно Антонина Грановского. Вот с маленьким таким кружком из интеллигенции это вот такая у него была...

А. Пичугин

— А там ведь на самом деле было не так много. Василий Адаменко был, уже будучи там в постриге, с такими литургическими экспериментами, смелыми достаточно. Но он их потом впоследствии и в Патриархии продолжал.

А. Светозарский

— Ну у него было благословение.

А. Пичугин

— У него было благословение, да. Они с Сергием вернулись-то чуть ли не вместе из обновленчества. Давайте продолжим буквально через минуту. Я напомню, что сегодня в программе «Светлый вечер» Алексей Светозарский, профессор и заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии, профессор Сретенской духовной академии, Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», и Алексей Пичугин. Мы через минуту снова вернемся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомним, что сегодня у нас в программе, которая, как и всегда по четвергам, совместная с музеем исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди», Алексей Светозарский — Алексей Константинович заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии, профессор Сретенской духовной академии. И Ксения Толоконникова, как всегда в этой студии, директор музея «Советский Союз: вера и люди». Я Алексей Пичугин. И мы сегодня говорим о храмах, которые были закрыты в Москве или были в руках обновленцев, но вернулись в Патриархию или были открыты после 1943 года.

К. Толоконникова

— Да. И как раз в первой половине нашей передачи мы говорили главным образом о тех храмах, которые вернулись из обновленчества, а сейчас, как мне кажется, настало время поговорить о храмах, которые были закрыты. Таких было тоже нельзя сказать, что много, но несколько таких храмов было. Из них первый — это малый собор Донского монастыря, собор Донской иконы Божией Матери, где было погребение, надгробие патриарха Тихона. Причем многие верующие москвичи (вот об этом говорили мы, по-моему, уже не раз) утверждали, что нет там никакого погребения, но тем не менее надгробие было.

А. Светозарский

— Было поставлено.

К. Толоконникова

— И в видах предстоящего в 1948 году Совещания глав и предстоятелей Автокефальных Православных Церквей требовалась передача этого собора Церкви, дабы высоким зарубежным гостям можно было продемонстрировать...

А. Светозарский

— Предъявить.

К. Толоконникова

— Да, продемонстрировать, предъявить эту могилу. И вот 9 февраля 1948 года датируется ходатайство патриарха Алексия о передаче этого храма. Но вот интересно, что я наткнулась на воспоминания дочери протоиерея Тихона Пелиха, из этих воспоминаний следует, что в конце 1947 года, то есть за полгода до ходатайства патриарха Алексия, в храме уже проходили службы. Она вспоминает и рукоположение своего отца, которое происходило именно в августе 1947 года, именно в малом соборе Донского монастыря.

А. Светозарский

— Да, у меня тоже ощущение, что это раньше, конечно, чем 1948 год. Почему-то тоже у меня 47-й.

К. Толоконникова

— Вот так вот как-то получается. Но ходатайство патриарха Алексия есть, оно опубликовано вот в этом двухтомнике.

А. Светозарский

— Ну да, переписки.

К. Толоконникова

— Письма патриарха Алексия I в Совет по делам Русской Православной Церкви. Перед передачей там находилось, как мы уже сказали, перед передачей храма там находилось общежитие метростроевцев, и к моменту передачи храма еще не все посторонние жильцы оттуда выехали. И Патриарх об этом пишет: в колокольне собора проживает семейство из пяти человек, не имеющее никакого отношения к Церкви.

А. Светозарский

— Это его прием на самом деле — вот указать на такие темные стороны советского быта, которые несовместимы и могут удивить иностранцев. Так он Лавру потихонечку там отвоевывал, уголочек за уголочком. Это такое было.

А. Пичугин

— Я вспоминаю, у меня детство прошло в храме Троицы в Никитниках, который не был тогда возвращен Церкви. Там был филиал исторического музея, там наверху располагался отдел, в котором работала руководительница нашего кружка ГИМовского, внизу был отдел славянской археологии, в котором мы тоже постоянно проводили время. И вот в этой атмосфере Троицы в Никитниках, но еще музейной части, мы росли, и нам периодически устраивали встречи с бывшими жильцами храма Троицы в Никитниках.

А. Светозарский

— Ой, как интересно.

А. Пичугин

— Не знаю, живы ли они или нет, потому что тогда это они, в общем-то, особо старыми-то не были, хотя они жили там в 20-е годы, в начале 30-х в 30-е, когда этот храм был жилым. И там я даже не знаю, что в Троице в Никитниках можно было, если кто-то представляет...

А. Светозарский

— Да, конечно.

А. Пичугин

— Если кто-то не представляет, посмотрите: фрески Ушакова, как это все выглядит внутри, он вроде бы никогда и не был...

К. Толоконникова

— Да, так я вот сейчас думаю. Ведь в зрелые советские годы...

А. Светозарский

— Может в подклетье где-то?

К. Толоконникова

— Может быть, потому что в зрелые советские годы это был музей.

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— В зрелые советские годы, но там были сопутствующие помещения, если пройти...

К. Толоконникова

— Я думаю, все-таки не в основном объеме вот этом.

А. Пичугин

— Нет, не в основном, там были фрески, он был закрыт, я думаю. Но вот там дальше очень много всяких галерей, пространств — такие они небольшие, но там можно было что-то обустроить.

А. Светозарский

— Ну да. Но если общежитие было в малом соборе, трудно себе представить.

К. Толоконникова

— Ну слушайте, я не знаю, как сейчас обстоит дело, а вот несколько лет тому назад я была в Великом Новгороде, я своими глазами видела на торговой стороне квартиры в средневековых соборах — то есть буквально пробитые окошки в алтарной части, герань на этих окошках, ну и вот какой-то... Какой уж там быт можно себе обустроить, я не представляю даже. Выглядит, честно говоря, жутко.

А. Светозарский

— Ну квартиры были в стене Лавры, например. Еще некоторые и уезжать не хотели.

К. Толоконникова

— Ну да. Ну все-таки, может быть, я думаю, что в стене Лавры, может быть, как-то даже не без уюта некоторого можно обустроиться. А в алтаре собора XVI века — это уж как-то навряд ли. Ну так вот, передан этот вообще, как я понимаю, все храмы, которые в это время вернулись, так сказать, из казны Патриархии, они все вернулись в связи как раз вот с этим Совещанием 1948 года, под них просил Патриарх возвращать.

А. Светозарский

— Архангела Гавриила вот, Федоровский храм — под Антиохийское подворье, с которым были, так сказать, вдвойне добрые отношения. И первый настоятель там был выпускником Московской духовной академии, еще тогда даже не выпускником. И у Патриарха тоже, так сказать, теплые отношения, потому что его все-таки, рукополагал-то патриарх Антиохийский и всего Востока в 1913 году. Ну а насчет храма на Ордынке, Всех Скорбящих Радосте, да, но по главному престолу он Преображенский, то здесь личная еще была такая мотивация у Патриарха: там был придел преподобного Варлаама Хутынского — это редко в московских храмах, новгородский святой.

К. Толоконникова

— Хотя Варлаам Хутынский почитался в Москве. И мы знаем икону Спас Смоленский с припадающим преподобным Сергием.

А. Светозарский

— Да, безусловно. Ну это такой несколько более ранний период все-таки.

К. Толоконникова

— Ну да.

А. Светозарский

— Для него было очень важно почему-то именно новгородский период, когда он был там ректором семинарии, когда он был настоятелем Антониева монастыря и когда он был викарием у своего аввы, владыки Арсения (Стадницкого).

К. Толоконникова

— И надо сказать, что храм Скорбященский на Большой Ордынке, он первоначально запрашивался Патриархом тоже под подворье, не как приходской, он запрашивался под подворье Болгарской Церкви.

А. Пичугин

— Это какой, прости, еще раз?

К. Толоконникова

— Скорбященский, на Ордынке.

А. Пичугин

— А в итоге у нас Болгарское подворье очень условно на Таганке сейчас находится.

А. Светозарский

— Успения в Гончарах.

А. Пичугин

— Условно только, мне кажется, достаточно.

К. Толоконникова

— Почему, нет, оно, безусловно, так.

А. Пичугин

— У них святителя Николая на Болвановке тоже к ним относится, но они не служат особо.

А. Светозарский

— Несколько лет назад они служили, и даже какой-то у них был хор, певший таким особым напевом.

А. Пичугин

— На Болвановке?

А. Светозарский

— Да, это к ним тоже относится.

К. Толоконникова

— Ну надо сказать, вот есть воспоминания отца Виктора Ипполитова, он в 60-е годы был сотрудником Патриархии. Вот если говорить о Болгарском подворье, так вот он говорил, что всеми делами на подворье занималось местное духовенство, то есть наше московское духовенство. А болгарские представители, они именно были только представителями. И даже служили чуть ли не всякий воскресный день.

А. Светозарский

— Но поминовение было там Болгарского патриарха, всегда было.

К. Толоконникова

— Поминовение было. Но изначально для Болгарской Церкви предполагался храм на Ордынке. Почему уж там как-то это не срослось, не очень ясно. Может быть, Болгарской Церкви хотелось получить какой-то более обжитой храм.

А. Светозарский

— С прихожанами.

К. Толоконникова

— Да. Потому что храм на Таганке не закрывался — Успения Божией Матери в Гончарах. А как бы ни было, вот в 1948 году Скорбященский храм на Ордынке стал приходским. И много лет там был настоятелем сначала протоиерей Михаил Зернов...

А. Светозарский

— Потом Киприан.

К. Толоконникова

— Потом он стал архиепископом Киприаном. Это такой был, конечно, известный очень в Москве приход и настоятель его. И надо сказать, Патриарх еще хотел, чтобы вернули, просил он об этом, чтобы вернули Большое Вознесение. Он писал о том, что вот хорошо бы тоже перед 1948 годом устроить подворье Иерусалимское в храме апостола Филиппа, улица Аксакова.

А. Светозарский

— Историческое.

К. Толоконникова

— Да, историческое.

А. Пичугин

— Но получилось в соседнем.

К. Толоконникова

— Но надо же куда-то приход перевести. Вот чтобы перевести приход, то хорошо бы получить близлежащий храм, в кавычках, «Большое Вознесение». Но сочли, что это слишком такой, слишком, видимо, видный храм.

А. Светозарский

— Ну видный, конечно, в центре, большой, как собор.

К. Толоконникова

— А кроме того, с Иерусалимской Патриархией — как-то не очень там она себя политически верно...

А. Пичугин

— Не выдержанно.

К. Толоконникова

— Да, вела, поэтому решили ее оставить без подворья. Так же получилось и с Сербской.

А. Пичугин

— Простите, подождите, а как же храм Воскресения Словущего, Иерусалимское подворье?

А. Светозарский

— Это более позднее, уже новейшее время. Это был обычный вполне храм.

А. Пичугин

— А, то есть его уже после перестройки. А Сербское подворье — да, там вот интересная была история.

К. Толоконникова

— Ну оно вроде как открылось, это Сербское подворье.

А. Светозарский

— И закрылось.

А. Пичугин

— А потом товарищ Тито не по-человечески себя повел.

К. Толоконникова

— Открылось там же, где оно есть и сейчас — в храме Петра и Павла у Яузских ворот. И тут же как-то оно прекратило свое существование, и храм перешел, вновь вернулся на приходские рельсы.

А. Пичугин

— Ну это была странная история. Как будто бы номинально оно там было, но никого отношения к Сербии, к сербам, к Сербской Церкви оно не имело. Пока в 1989 году что ли, а то и в девяносто каком-то все-таки еще раз этот храм передали как Сербское подворье.

К. Толоконникова

— Погоди, а на что ты опираешься, когда говоришь, что оно как будто было?

А. Пичугин

— Ну там странная история. Потому что его же, товарищ Тито стал нам не товарищ, поэтому и подворье тоже не устроили в итоге. Кстати, это один из немногих храмов, в котором в советские годы был проведен хороший ремонт за очень больше деньги. Что-то я сейчас запамятовал, как звали настоятеля...

К. Толоконникова

— Проведен был ремонт, действительно, еще до окончания войны. Об этом вспоминает митрополит Питирим (Нечаев) в воспоминаниях.

А. Пичугин

— А наверное, у него, да.

К. Толоконникова

— Вспоминает о настоятеле этого храма, я запамятовала, как его зовут. И рассказывает об этом в таких словах: как только он, говорит, выходил на амвон и говорил: «Братья и сестры, храм наш требует ремонта», — сразу же, говорит, слышалось, как открывают кошельки.

А. Пичугин

— Протоиерей Аркадий Пономарев.

К. Толоконникова

— Да, протоиерей Аркадий Пономарев Он умер, по-моему, в 1948 году. И вот при нем как раз был произведен ремонт храма. Затем передают не в связи... Вот это, пожалуй, наверное, единственный храм, который передали не в связи с предстоящим 1948 годом — это Успенский храм Новодевичьего монастыря.

А. Светозарский

— И опять всплывает тема обновленчества. Это вот тот случай, когда передали из казны храм, но настоятелем стал бывший обновленец. Будучи мирянином, Сергей Васильевич Савинский, на тот момент он был проректором богословского института, значит, он принимает сан. А когда-то он преподавал в богословской академии обновленческой. В московских духовных школах возрожденных он читал ну два таких фундаментальнейших предмета — это догматическое прежде всего богословие и нравственное богословие. Очень преданный делу церковной педагогики, человек с огромным опытом, требовательный и строгий преподаватель. И вот да, ну это было связано как раз вот с возрождением духовных школ в стенах Новодевичьего монастыря. Потому что сначала передали надвратный храм Преображенский, конечно, он не вмещал всех желающих. Ну представьте себе: молодые люди поют, значит, и служат уже там рукоположенные — народ-то пошел. И передали храм, не сразу, правда, подсобные помещения. Там огромные на самом деле эти помещения, где поместилась редакция, как называлось на таком внутреннем языке, редакция «Журнала Московской Патриархии». Там очень долго эти помещения использовались таким образом.

К. Толоконникова

— Там были еще, по-моему, мастерские.

А. Светозарский

— Мастерские были, там начинались, да.

К. Толоконникова

— Которые частично перевели в Алексеевское.

А. Светозарский

— В Алексеевское, да. Ну вот как-то так все и ютились. А отец Сергий Савинский — да, вот это его трудами и добровольцев из числа учащихся вот храм был приведен в порядок. Ничего там не было от интерьера, ничего не осталось, все сначала приходилось так — то, что люди приносили.

А. Пичугин

— Друзья, напомним, что сегодня в программе «Светлый вечер» Алексей Светозарский, профессор Московской духовной академии и Сретенской духовной академии, заведующий кафедрой церковной истории Московской академии.

К. Толоконникова

— Здесь нужно еще отметить, что с передачей и возобновлением богослужений в Успенском храме бывшего Новодевичьего монастыря связано и возобновление колокольного звона в Москве. Это вот тоже такой очень интересный момент. Правильно я понимаю, Алексей Константинович, что в 30-е годы, если где колокола и оставались, они находились внутри храмовых помещений?

А. Светозарский

— Да, внутри.

К. Толоконникова

— И звон был внутри.

А. Светозарский

— Да, звон внутри. Ну такой пример, первое что приходит на ум — это храм Илии пророка в Обыденском переулке, там так и звонили.

К. Толоконникова

— И Николы в Кузнецах.

А. Светозарский

— И Николы в Кузнецах, да.

К. Толоконникова

— Я помню эти воспоминания.

А. Пичугин

— Я вспоминаю, по-моему, это из Паламарчука тоже, «Сорок сороков», что храм Троицы на Воробьевых горах, он же официально находился за чертой города. Это сейчас нам кажется, что Воробьевы горы неотъемлемая часть Москвы, а тогда так хитро вот проходила окружная железная дорога, да и сейчас проходит, что Воробьевы горы оказались за чертой, и храм, он был загородный. Но мы же знаем, что по воде звук хорошо распространяется.

К. Толоконникова

— Слышно было, да, есть воспоминания.

А. Пичугин

— А в Московской области можно было звонить, не было вот этого московского запрета. И там на Пасху звонили, и колокольный звон по воде до Кремля доходил.

К. Толоконникова

— Ну вот есть дата освящения Успенского храма — это вот точная дата возобновления колокольного звона в Москве. Есть докладная записка Карпова Молотову с просьбой разрешить этот колокольный звон. 29 октября предполагает Патриарх Алексий совершать освящение — 29 декабря 45-го года. И вот Карпов пишет: «Патриарх Алексий и дирекция института просит разрешить при освящении храма производить колокольный звон. В других храмах Москвы, в частности в Патриаршем соборе, имеется в виду начать колокольный звон несколько позднее. Совет по делам Русской Православной Церкви не видит причины к отказу. И, руководствуясь Постановлением совнаркома от 22 августа (а это Постановление разрешило повсеместный колокольный звон по всей стране) — от 22 августа сего года полагает возможным дать разрешение». И колокольный звон разрешили, и вот 16 января 1946 года в дневнике писателя Михаила Михайловича Пришвина появляется такая запись. «Одна женщина, докторша (то есть прошло две недели или чуть больше) рассказала, что сегодня утром шла в районе Новодевичьего монастыря и слышит звон колоколов. Она подумала, не чудится ли ей. Шла женщина, спросила ее, слышит ли. Нет, отвечает та, ничего не слышу. Извините, говорит, значит, это у меня в ушах звон. Звон, говорит? А вот сейчас будто и я слышу. И только вымолвила, слушают вместе — и опять ничего. Ну решили: это нам почудилось. А в понедельник спрашивают другого человека: слышали новость? Спрашивает вот этот вот человек: слышали новость? Звон-то разрешили. То есть вот это вот...

А. Светозарский

— Ну конечно.

К. Толоконникова

— Это было такое событие, да, огромного, конечно, масштаба для москвичей.

А. Светозарский

— Ну еще там колокольня, какой набор колоколов. Но, по-моему, там сначала была звонница. Я боюсь перепутать, но есть же кадры хроники, вот возрожденные духовные школы, я так понимаю, года 46-го. И там есть звонница, и такой очень бородатый человек, довольно пожилого возраста, звонарь, там вызванивает. Под крестный ход.

К. Толоконникова

— Ну тут еще надо, мне кажется, вот что отметить: храм хотя и передали под нужды богословского института, но он был открыт для сторонних прихожан.

А. Светозарский

— Да, конечно.

К. Толоконникова

— И, по-моему, как раз вы рассказывали о том, что там устраивали впервые послевоенные годы лекции с показом туманных картин.

А. Светозарский

— Да, внебогослужебные беседы, запрещенные всеми статьями законодательства, это было возможно.

К. Толоконникова

— Да, подобные, кстати, беседы и отец Александр Смирнов в Кузнецах проводил. Вспоминают старые прихожане, детьми заставшие это время, вот как раз 46-й, 47-й, 48-й, наверное, годы, когда так полегче чуть дышалось, как растягивали простыню перед алтарем, какие-то ставили лавки, и вот там показывали, как бы мы сейчас сказали, диафильмы.

А. Светозарский

— Диафильмы. Ну пытались известные уже, так сказать, формы, опробованные, возрождать. Ну это, я думаю, года до 49-го было возможно, когда несколько изменилась, прямо скажем, политика.

К. Толоконникова

— Обстановка.

А. Светозарский

— Ну эти огромные крестные ходы. Вот есть же фотографии не только Саратов, да, где там спецслужбы снимали этот крестный ход. А я видел фотографию в маленьком Белеве — там весь город на берегу, вот это вот крещенское водосвятие — ну просто вот как до революции. Ну люди еще помнили и, так сказать, все это было очень...

К. Толоконникова

— Ну и наконец последний, по-моему, у нас остался не освещенный нами храм — это храм Всех Святых на Соколе. В 39-м его закрыли. Можно было бы надеться, что как-то он переживет сохранно, да, этот краткий период своего закрытия. Но увы, нет. Иконостас там был — там был, конечно, потрясающей красоты иконостас, его сожгли очень быстро.

А. Пичугин

— Сожгли даже?

К. Толоконникова

— Сожгли во дворе, прямо буквально под церковными стенами сожгли. И в 1945 году прихожане добились открытия этой церкви. Я думаю, что не в последнюю очередь разрешили открыть этот храм, потому что там был грузинский некрополь.

А. Светозарский

— Да, конечно.

К. Толоконникова

— И, конечно, отношения с Грузинской Православной Церковью нужно было таким образом ну как-то напомадить.

А. Светозарский

— Ну вот в Москве же не было армянской церкви. И вот я видел документы — там да, там, так сказать, тогда не было такого термина «диаспора», но московская армянская общественность ходатайствовала, и храм этот на Ваганьковском Армянском кладбище был довольно поздно открыт — в 1956 году. Его передали, тоже там такая была мотивация, вот национальные традиции, там люди погребенные и так далее. Это да, это тоже.

К. Толоконникова

— И надо сказать, что в рамках вот этого Совещания глав Православных Церквей 10 июля 1948 года всенощное бдение во Всесвятском храме возглавлял Католикос всея Грузии, блаженнейший Калистрат. И об этом, конечно, писал «Журнал Московской Патриархии». Был же специальный выпуск, экстраординарный выпуск, посвященный именно вот этому Совещанию глав Церквей. А фотографии, кстати, для этого выпуска делал, по-моему, фамилия такая у батюшки была, он был потом настоятелем в Казанском храме в Коломенском, отец Федор, по-моему, Бордонос — вот что-то такое. И вот фотографии, где они там катаются на корабликах.

А. Светозарский

— Да, там немножко стилистика изменилась.

А. Пичугин

— Да, правильно.

А. Светозарский

— Собор 45-го, фильм — конечно, это такая имперская мощь на заднем фоне. Здесь уже знакомство с достижениями — поездка на метро, такая забавная, да, на кораблике по каналу. Это все да, было. Новостройки.

К. Толоконникова

— Так вот в редакционной статье, между прочим, «Журнала Московской Патриархии» говорится, специально отмечается, что село Всехсвятское принадлежало некогда грузинским царевичам. Под кровом здешнего храма был похоронен первоначально герой Отечественной войны 1912 года, выдающийся сын Грузии, генерал Багратион. Поэтому вполне естественно, что именно сюда прибыл сегодня для служения всенощной Католикос всея Грузии, блаженнейший Калистрат.

А. Светозарский

— Но там отец на самом деле похоронен был Багратиона. Вот безобразно поступили с этим некрополем, его там передвигали. Это ужасно, это какая-то прямо...

А. Пичугин

— Ну а страшное, причем это совершенно ничего в этих фотографиях такого нет, они вполне отвечают...

К. Толоконникова

— Давайте уточним для наших слушателей, когда именно это происходило, в связи с чем.

А. Светозарский

— Ну это 80–90-е.

А. Пичугин

— А, это тогда двигали?

А. Светозарский

— Там что-то делали с территорией. Я очень хорошо помню это надгробие, довольно скромное, отца Петра Ивановича Багратиона, так оно у алтаря было, колоночка такая.

А. Пичугин

— А я видел фотографии соседние, на улице Алабяна, когда строили сталинские дома вот эти —ну это часто, просто фотографий мы никогда не видели, поэтому сморится странно, что уже построенный и, наверное, может быть, уже даже и заселенный сталинский дом на Алабяна, и во дворе, где детская площадка впоследствии возникла, там все еще остатки кладбища.

А. Светозарский

— Да, это братское кладбище.

А. Пичугин

— Да, это разные кладбища. Но так как это соседние.

К. Толоконникова

— Ну слушайте, а проспект Вернадского возле храма Михаила Архангела в Тропареве? Он просто идет по скудельнице. Это же нам как раз отец Александр Тихонов об этом рассказывал.

А. Светозарский

— Да, рассказывал.

К. Толоконникова

— И вот этот вот огромный проспект, он проходит ровно по вот этому братскому кладбищу.

А. Светозарский

— Ну уже не говоря про Дорогомиловское.

К. Толоконникова

— И вообще вот эта история уничтожения кладбищ, в связи с постройкой новых в особенности микрорайонов, каких-то эстакад, автострад — это, к сожалению, очень частая наша история. Таким образом было Владыкинское, например, кладбище уничтожено.

А. Светозарский

— Мы об этом поговорим особо.

К. Толоконникова

— Ну мы об этом поговорим еще отдельно, конечно.

А. Пичугин

— Ну что ж, да, сегодня наша программа уже подходит к концу. Спасибо. Это действительно такая интересная тема, неисчерпаемая, может быть, даже задел, потому что какие-то храмы, мы все время говорим, что хотелось бы обсудить подробнее. И вот сегодня перечисляли, говорили о них вкратце, но за каждым храмом история. Причем не только история людей, не только прихожан, но и священников. Вот Ксения сейчас вспомнила отца Виктора, еще раз фамилию...

А. Светозарский

— Ипполитов.

А. Пичугин

— Нет. В Коломенском.

К. Толоконникова

— Отца Федора.

А. Пичугин

— Виктор Федорович Бордонос — а вот кто о нем помнит, кто о нем знает. А это целые какие-то пласты, да, это целые жизни, которые наверняка очень интересны. Я думаю, что мы будем возвращаться просто в течение наших программ разных.

К. Толоконникова

— Да, ну я надеюсь, что мы по крайней мере какой-то общий очерк для наших слушателей дали.

А. Светозарский

— Ну будем надеяться.

К. Толоконникова

— Да, вот этой вот ситуации с возвращенными храмами. Спасибо, что были с нами. Пишите нам — podspudom@yandex.ru.

А. Пичугин

— info@radiovera.ru — да, адрес нашей редакции. И напомним, что Алексей Светозарский, профессор и заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии, профессор Сретенской академии, был с нами. И Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди». Я Алексей Пичугин. И мы прощаемся, до новых встреч.

К. Толоконникова

— До новых встреч.

А. Светозарский

— До свидания.