«Храмовая архитектура Северо-Восточной Руси. Владимир, Суздаль». Юлия Ратомская

У нас в студии была главный научный сотрудник музея архитектуры имени Щусева Юлия Ратомская.

Разговор шел о святынях Северо-Восточной Руси, об особенностях архитектуры домонгольской эпохи, кто и как строил тогда храмы, в частности, во Владимире и Суздале.

Этой программой мы продолжаем цикл из пяти бесед о храмах Северо-Восточной Руси.

Первая беседа с Анатолием Оксенюком и Олегом Рыжковым была посвящена истории Георгиевского собора в Юрьев-Польском;

Вторая беседа с Анатолием Оксенюком и Олегом Рыжковым была посвящена истории изучения и восстановления Георгиевского собора в Юрьев-Польском;

Третья беседа с Юлией Ратомской была посвящена особенностям домонгольских храмов Юрьев-Польского и Боголюбово.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте!

Меня зовут Алексей Пичугин. Это — «Светлый вечер» на Светлом радио.

Мы говорим на этой неделе про домонгольское зодчество Северо-восточной Руси, говорим про город Юрьев-Польский — в связи с тем, что в музее архитектуры им. Щусева открылась замечательная выставка «Белый храм. История Георгиевского собора Юрьева-Польского». Выставка эта продлится до 26 октября. Я очень рекомендую — она, на мой взгляд, удалась на все сто.

Мы две программы посвятили истории Георгиевского собора — в понедельник-вторник мы о нём говорили, вчера мы с Юлией Владимировной Ратомской говорили про историю домонгольской архитектуры Северо-восточной Руси, про храмы Юрия Долгорукова, Андрея Боголюбского частично. Сегодня мы с Юлией Владимировной этот разговор продолжаем.

Юлия Ратомская — главный научный сотрудник музея архитектуры им. Щусева. Здравствуйте!

Ю. Ратомская

— Добрый день!

А. Пичугин

— И мы вчера закончили на Успенском соборе. Мы, наверное, про него не договорили.

Сразу, тем, кто вчерашнюю нашу программу не слышал, мы можем адресовать к нашему архиву на сайте radiovera.ru — она там уже есть... потом, впоследствии, я думаю, и расшифровка появится... ну, вот, сегодня мы продолжаем говорить про архитектуру Андрея Боголюбского, и надо снова, наверное... вернее, завершить разговор про Успенский собор.

Ю. Ратомская

— Ну... когда мы говорим о Владимиро-Суздальском зодчестве, то, конечно же, Успенский собор является... таким... очень важным определяющем памятником эпохи Андрея Боголюбского, в которой мы знаем и разные направления. Потому, что мы уже упоминали, что Золотые ворота, например, строились мастерами, которые уже здесь работали ранее, которые строили при Юрии Долгоруком. А, вот, Успенский собор с его особенной функцией, с особенным значением, которые ему придавались, он создавался приезжими мастерами, прибывшими из Западной Европы, и, как в настоящее время считают исследователи, по всей видимости, бригада этих европейских мастеров представляла собой... такую... смешанную картину. Там были специалисты, которые работали и в Германии... или, по крайней мере, видели эту Германию, и мастера, которые работали в Италии, и, конечно, здесь мы видим определённые черты архитектурные, которые пришли из итальянской архитектуры. Однако, ни то, ни другое не определяет ни объёмно-пространственную композицию, ни образ этой архитектуры, а лишь добавляют акцентов, и добавляют особенностей образному решению. И здесь я хотела бы это подчеркнуть. Ничего подобного нигде, кроме, как здесь, не было создано ранее, и не было создано нигде. Это — новое, такое, вот... вдохновенное решение, которое делается именно для Владимира, для новой столицы Андрея Боголюбского.

При этом, напомню, что этот храм — он строился по образцу Успенского собора Киево-Печерского монастыря, и, вот, эта основа архитектурного образа — это копирование архитектурного образца — оно, безусловно, здесь было доминирующим.

И, вот, эти новшества, которые появляются — они делают этот храм невероятно украшенным, невероятно праздничным. Он был не только украшен аркатурно-колончатыми фризами, колонками, наложенными на лопатки, но и целыми композициями резными. И, напомню, что резьба — она вся была раскрашена, поэтому, он ещё был, вот, таким...

А. Пичугин

— ... цветным...

Ю. Ратомская

— ... очень цветным, очень праздничным, радостным. Он ещё был позолочен — позолоченные своды у него были, подзоры золотые... то есть, он был, вообще, прекрасен!

А. Пичугин

— Это то, что... следы этого находят реставраторы.

Ю. Ратомская

— Ну, там... что-то находят реставраторы-археологи... и описание его ведь есть.

А. Пичугин

— А говорилось о том, что... понятно... ведь, время ещё такое... весьма синкретичное, с точки зрения религии. И, вот, уже городское христианство... вот, уже Успенский собор возвышается... а за Клязьмой, в лесах, живут люди, совершенно не представляющие эту христианскую культуру...

Ю. Ратомская

— Я думаю, что, всё-таки, они представляют, но они не поддерживают...

А. Пичугин

— Но они... для них, всё равно, это что-то странное...

Ю. Ратомская

— Это — не близкое...

А. Пичугин

— Да.

Ю. Ратомская

— ... это, просто, не их...

А. Пичугин

— И, вот, они выходят на берег Клязьмы, и видят, как на горке возвышается этот огромный собор... но они совершенно не понимают, ни что это... ни как... ни для чего...?

Ю. Ратомская

— Я думаю, что это производило такое сильнейшее впечатление...

А. Пичугин

— Да...

Ю. Ратомская

— ... что это, несомненно, оказывало... такую... миссионерскую функцию.

А. Пичугин

— Может быть...

Ю. Ратомская

— Я уверена в этом. Потому, что... это, действительно, очень мощное воздействие — архитектурное! Вот, представляете, он — своим золотом верхов — светится на фоне пасмурного серого неба, и...

А. Пичугин

— «Чудо чудное, диво дивное...»

Ю. Ратомская

— Да! Любой луч, который вдруг проникает сквозь облака, он это всё оживляет, и это, действительно, что-то... такое... невероятное!

А. Пичугин

— Итак, Успенский собор — он такой...

Ю. Ратомская

— Я хотела бы ещё добавить, что, вот, эти резные рельефы, которые когда-то находились на его фасадах... и... я, в прошлой передаче, упоминала, что один из них сохранился на северном фасаде галереи, которая позднее обстроила этот храм... они, иногда, вдруг нам возвращаются и являются совершенно неожиданно.

Если вы будете разглядывать южную галерею, то вы увидите, во вторичном использовании, камни, которые когда-то были рельефами первоначального собора. И там, просто, срезаны рельефы, но абрисы их — они сохранились... обратите на это внимание.

А. Пичугин

— А... ещё раз, подскажите... куда смотреть?

Ю. Ратомская

— Это — южная галерея, западная её часть... прямо внизу, на уровне ваших глаз. Вы там увидите кусочки камней с резьбой... с такими... прочерченными абрисами изображений.

А. Пичугин

— Надо обязательно, в следующий раз, когда буду... посмотрю. Спасибо!

Ю. Ратомская

— Да. Так, что собор этот — он несёт в себе и свою очень сложную историю, и историю этих земель, и историю духовности этих земель, и историю искусства.

Ну... а на этом не закончилась история ни строительства города Владимира, в котором создаются и другие белокаменные храмы, не дошедшие до нашего времени, к сожалению... но, главное, что Андрей Боголюбский — он, как, действительно, такой... очень знатный, правитель — он представляет себе свою жизнь такой, какую, наверное, ранее князья не могли бы осмелиться даже себе представить.

Он строит загородный замок в Боголюбово...

А. Пичугин

— Это тоже Киевская традиция...

Ю. Ратомская

— Это не только Киевская традиция, это, в общем... традиция Византийских императоров! Это же... такие, вот, дворцы, которые строили себе Византийские императоры. Другое дело, что...

А. Пичугин

— Ну, они по-другому, может быть, на это смотрели — потому, что у них был дворец в Константинополе, в Царь-граде, большой дворец — это же целая система...

Ю. Ратомская

— Да, это целая система дворцовых сооружений...

А. Пичугин

— Иванов её рассматривает очень подробно в своём популярном путеводителе...

Ю. Ратомская

— Да, замечательная книжка... с которой, кстати, иногда пускают куда-нибудь внутрь, куда не пускают...

А. Пичугин

— Но... уже теперь... к сожалению, он сам недавно написал, что «я никогда не мог подумать, что пятое издание моей книги будет настолько неактуальным».

Ю. Ратомская

— Тем не менее, вот... мои знакомые — они попали в один интерьер, благодаря тому, что местный мулла увидел у них эту книгу в руках...

А. Пичугин

— Ничего себе! Ну... тоже, при случае, надо будет попробовать!

Ю. Ратомская

— Да. Так, вот... всё-таки, Боголюбово. Это — тоже очень интересная история, в которой немало загадочного, но которая, в общем, раскрывается какими-то своими именно архитектурными исследованиями. Несмотря на то, что от Боголюбовского комплекса, в настоящее время, остались нижние части собора, несколько масок, которые находятся не на своём месте, а также один фрагмент галереи, которая вела на хоры несохранившегося собора и лестничная башня, в которой сохранилась винтовая лестница, позволявшая подняться на этот переход.

А. Пичугин

— То есть, это — просто переход из дворца в собор?

Ю. Ратомская

— Да.

А. Пичугин

— Но считается, что это — единственный... ну, если, может быть, не считать Золотых Ворот... памятник гражданской архитектуры на Северо-Востоке. Ну, потому, что это...

Ю. Ратомская

— Ну, к сожалению, так оно и получается. Но я подчеркну, что этот, вот, небольшой подлинный фрагмент, который продолжался дальше... эта галерея продолжалась к северу — там находился дворец несохранившийся... вот, эта галерея, а также нижние части собора — они рассказывают нам совершенно фантастическую архитектурную историю. Потому, что...

Во-первых, храм — опять четырёхстолпный, одноглавый, с позакомарным завершением — казалось бы, возвращаются в традицию. Но он тоже совершенно необычный.

Этот храм, одноглавый, с хорами в западной части — тем не менее, он, вдруг, получает в интерьере не крестообразной формы, не квадратной формы столбы, которые приняты, вообще, в древнерусской архитектуре, а — круглые. Круглые опоры с резными капителями, которые, в общем, конечно, нам рассказывают, что здесь имелось в виду что-то, такое, мраморное, наверное... Откуда это здесь? И почему на эти круглые колонны опираются хоры?

Здесь соединяются несколько традиций, и, как думается, здесь, как раз, вот, проявляются некие романские, такие, мотивы. Потому, что круглые опоры — они дают возможность зрительно расширить внутреннее пространство, и, одновременно, его сделать более связным. И, так, как это — княжеский храм, при дворце — это, такая, капелла княжеская, то, вполне вероятно, мастера, которые это строили, и в состав бригады, я напомню, очевидно, входили какие-то люди, которые жили и работали в Германии, они вспомнили либо какие-то капеллы замковые с круглыми опорами, либо какие-то подцерковья со связанным внутренним пространством... вот, какие-то, такие, темы, которые позволили преобразить внутреннее пространство этого храма, который должен был быть, с одной стороны, традиционно крестово-купольным, с другой стороны, уже украшенным по-новому, вот, теми новыми принципами, с использованием аркатурно-колончатых фризов, тонких колонок с резными капителями с особенными базами и многочисленных рельефов, которые должны были расположиться в верхней части.

Вот, такое удивительное внутреннее пространство имел единственный храм — только эта церковь, которая, к сожалению, целиком не сохранилась, но...

А. Пичугин

— А когда она была перестроена?

Ю. Ратомская

— Ну... когда мы сейчас смотрим на неё, то мы видим, в основном, уже черты XVII и XVIII веков. Хотя, там, и в XIX веке были работы... И, когда вы внутрь попадаете, то вы увидите и следы работы реставраторов и археологов, которые вскрывали полы и выявляли основания этого храма. В интерьере появился уровень первоначального пола — потому, что пол там приподнимался, и, находясь...

А. Пичугин

— А... «лапы», вот, эти, вот, традиционные, которые характерны так для...

Ю. Ратомская

— ... для баз...

А. Пичугин

— Да, да... я помню, в шурфе их... в 2015 году, когда, как раз, Седовские раскопки там проходили...

Ю. Ратомская

— Да, да... а когда мы входим туда, сквозь поздний притвор, то в придверии этого храма, мы видим в нижней части остатки подлинного древнего портала и его замечательный декор. Так, что вы проходите, как бы, несколько исторических этапов, находясь в машине времени — благодаря тому, что все эти временные этапы там выявлены реставраторами.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у Радио ВЕРА сегодня — Юлия Ратомская, главный научный сотрудник музея архитектуры им. Щусева.

Но Боголюбово — это, видимо, был очень большой комплекс, потому, что мы об этом можем судить, проезжая мимо валов — там даже это, скорее всего, единственное... насколько я понимаю... из примеров в домонгольской архитектуре Северо-Востока, где были башни — то есть, это, прям, замок. На валах стояли каменные башни.

Ю. Ратомская

— Это был настоящий замок, да...

А. Пичугин

— Как минимум... про стены не очень понятно, но башни были точно, они раскопаны...

Ю. Ратомская

— И, более того, перед собором там даже был обнаружен... такой... центрический киворий, в котором, видимо, был какой-то источник святой — это тоже такая традиция, которая известна по романским монастырям. У нас, как-то... я, вот, честно говоря, не знаю ничего подобного. Николай Николаевич Воронин реконструировал облик этого комплекса, немножечко, там, додумав какие-то вещи... но, тем не менее, хочется отметить, что сохранившаяся башня лестничная, а, также, переход — позволяют нам реконструировать фасады этого храма и не только нижние части собора, но, и, вот... собственно... то, что мы видим на фасадах этого небольшого, казалось бы, вполне функционального, сооружения. Которое, кстати, связано с трагической историей гибели Андрея Боголюбского...

А. Пичугин

— Да... в 1174-м...

Ю. Ратомская

— ... потому, что считается, что, как раз, в основании этой лестницы, внизу, в этой, вот, собственно, башне, он и был убит злоумышленниками.

А. Пичугин

— У меня почему-то картинка, как стоп-кадр... или фотоснимок... из школьной ещё экскурсии, когда нас когда-то возили во Владимир и в Суздаль... и нам почему-то об этом рассказывали — ну, тогда этому веришь... потому, что... ну, как — экскурсовод рассказывает... а сейчас, конечно, возникают вопросы — почему, именно, там? Или — это традиция связала... Потому, что всё, что мы можем увидеть — это только остатки храма и переход...

Ю. Ратомская

— Потому, что это — остатки дворца, я думаю.

А. Пичугин

— Да... а так — это могло быть с любой стороны. Есть, там, реконструкция Воронина этого дворца известная. С любой стороны, где угодно, где уж там были княжеские покои... ну, наверно, с левой стороны, раз оттуда идёт переход... Ну, то есть... это, такие, скорее... попытки привязать к конкретному месту.

Ю. Ратомская

— Ну... подлинное сооружение с подлинной историей связать, да... Но мне хотелось бы обратить внимание на другое.

Мне хотелось бы обратить внимание на то, что эта башня — она, по сути, повторяет декор прясла собора. И там, а, также, на переходе, отпечатались те особенности оформления этого собора, которые для него были свойственны.

Почему мы так в этом уверены? Дело в том, что, когда стали внимательно исследовать древнерусскую архитектуру — Владимиро-Суздальскую — обнаружили, что именно во Владимиро-Суздальской традиции складывается такое правило, что каждая последующая примыкающая часть комплекса — она может скрывать предыдущую, но это не значит, что не надо то, что скрывается, оформлять.

Поэтому, изначально строили собор — он был центром этого комплекса, и его оформляли целиком. Потом, к уже украшенному фасаду пристроили переход, который тоже целиком оформили. Потом, к этому переходу, пристроили лестничную башню, которую тоже целиком оформили. И, поэтому, когда переход, который продолжал эту башню, был утрачен, мы можем теперь видеть аркатурно-колончатый фриз, который украшает фасад, скрытый когда-то переходом. И мы понимаем, что здесь просто переносилась концепция украшения собора на каждый прилегающий объём. И, поэтому, скорее всего, и дворец тоже имел какие-то подобные украшения. Хотя, конечно же, это уже было светское сооружение, и там могли быть какие-то дополнительные приёмы украшения.

Но здесь очень важно то, что мы видим, как колонки, которые в Успенском соборе накладываются на лопатки, и на углу мы видим выступающий угол, вот, этой лопатки угловой, и, с каждой стороны, по колонке — здесь они насаживаются прямо на этот угол, мы угол не видим. И это создаёт, как раз, особенный эффект. Это присутствовало в украшении собора, это присутствовало в украшении перехода, и это присутствует в башне.

При этом, аркатурно-колончатый фриз, в отличие от Успенского собора, он не висит, опираясь на колонки, которые... как бы, вот... где-то в воздухе... в стене. Нет, он опирается на стену, на блум, такой, и он — стоит. И это — ещё один приём, который мы встречаем в итальянской архитектуре этого времени. Там есть сочетание и, условно говоря, «висячих» аркатурно-колончатых фризов, и... как бы... «стоячих», таких... и, именно, вот, этот приём — он, в некоторых случаях, вдруг становится актуальным в последующих памятниках Владимиро-Суздальской архитектуры, как в конце XII века, так и в XIII веке. И обратите на это внимание.

Кроме того, мне хотелось бы сказать, что это тоже был очень украшенный резьбой и изображениями собор. Он был — как шкатулка при дворце, и, вот, такое изящество, которое ему было придано, оно, конечно, связано с тем, что это — придворный храм, это храм при личном дворце князя.

А. Пичугин

— А можно ли говорить... ну, не знаю... здесь, наверное, без какой-то фактуры и без археологии... не знаю уж... кроме Воронина там, может быть, никто и не работал... но сколько... мы же сегодня будем говорить ещё про один дворцовый храм — это Дмитровский собор, который тоже был встроен в дворец... но... можно ли говорить о том, что они были как-то родственны... что это была очень похожая система строительства дворцов... с таким встроенным храмом?

Ю. Ратомская

— Система — она, с одной стороны, как бы, опирается на уже сложившуюся традицию белокаменного строительства, с другой стороны — на некую концепцию храма, каким он должен быть. Безусловно, то, что мы видим на примере Боголюбовского ансамбля — принцип, когда последующая примыкающая часть — она, как бы, повторяет, в какой-то степени, отражает то, что внутри — это, наверное, тоже продолжалось... мы так, вслед за Николаем Николаевичем Ворониным, думаем, и кое-что — вот, что касается Дмитровского собора — нам позволяет об этом говорить с большей уверенностью. И, главное, что храм украшается целиком, потом к нему пристраивается лестничная башня, переход, или, там, какие-то другие пристройки... ну, то есть, вот, этот принцип во Владимиро-Суздальской традиции — он был очень важен.

А. Пичугин

— Выходим из Боголюбского монастыря, из дворца бывшего, и теперь перед нами — луг, и в конце луга — храм Покрова на Нерли. Конечно, это — храм, который... он, может быть, не такой любопытный с точки зрения современного его состояния и архитектуры, как Успенский собор...

Ю. Ратомская

— ... но — в прекрасном, всё равно!

А. Пичугин

— Да... но это — абсолютно своя история. Храм Покрова на Нерли — это...

Ю. Ратомская

— Да, более скромный. Но надо сказать, что он поражает не меньше, а, может быть, даже больше проникает в душу.

Вспомните, когда-то мы все учились в школе, и даже, вот, в учебнике 2-го или 3-го класса была картинка с этим храмом. Из всего наследия древнерусского искусства выбирали этот храм. И, когда дети пишут описание... да... вот, они пишут, как раз, сочинение-описание именно по этой картинке. Потому, что это, действительно, такой, вот... невероятно поэтический образ. И связано это ещё и с местоположением.

Это — княжеский монастырь, который неподалёку расположен. И, как считали...

А. Пичугин

— Как считается, да...

Ю. Ратомская

— да... как считали историки, возможно, князь путешествовал туда не пешком, и не на лошадке...

А. Пичугин

— На лодочке.

Ю. Ратомская

— ... а на лодочке, и даже Николай Николаевич Воронин представлял там себе какую-то пристань. Думаю, что если она там была, она была значительно более скромная, чем он себе представлял — потому, что, всё-таки, это монастырь. И монастырь...

А. Пичугин

— Там были ещё версии, что это — парадный храм на входе во владения Андрея Боголюбского, со стороны Волжской Булга...

Ю. Ратомская

— Да... да...

А. Пичугин

— ... но, опять же, это не тот водный путь, чтобы туда... там... плыли огромные суда, которые могли бы... там... подходить...

Ю. Ратомская

— Ну... суда плыли во Владимир. Потому, что Владимир — это не только столица, но и один из крупнейших торговых городов.

А. Пичугин

— Да. Но, всё-таки, мы с трудом себе представляем Клязьму, как... такой... важный водный путь.

Ю. Ратомская

— А монастырь, всё-таки, имел своё назначение...

А. Пичугин

— Ну, конечно...

Ю. Ратомская

— ... и оно было связано не с... такими... прозаическими функциями, прямо скажем. И этот храм — он находится на насыпном холме.

Конечно, там была какая-то ограда раньше, и, может быть, со стороны реки, на холме, её не существовало... но, так или иначе, это была сакральная территория, в которой нельзя было гулять, как, вот, мы сейчас с вами — заходим, гуляем, как хотим... сидим на лавочке...

А. Пичугин

— Хотя, это тоже — часть монастыря, фактически...

Ю. Ратомская

— Да.

А. Пичугин

— Это — подворье Боголюбского монастыря.

Ю. Ратомская

— Ну, на самом деле, я очень благодарна им. Потому, что... если бы там была, такая, более суровая жизнь, очень многие люди бы не пришли туда, не приобщились бы к этому, и, возможно, не задумались бы над своим собственным положением в этом мире, над своим представлением об этом мире, и, может быть, с кем-то что-то важное там и случается... в смысле переориентации душевного настроя и духовного направления.

Но... я хочу подчеркнуть, что этот храм очень маленький, очень камерный. И он сохранился не целиком. Его когда-то окружала галерея, которая обходила его с северо-запада и востока.

А. Пичугин

— Тоже Николай Николаевич Воронин её...

Ю. Ратомская

— Да. Есть реконструкция...

А. Пичугин

— И даже более ранние исследования, ещё дореволюционные... какие-то там... насколько я помню, были более ранние исследования, которые нашли фрагменты, которые не могли... определить, для чего это нужно...

Ю. Ратомская

— Они не знали, как интерпретировать...

А. Пичугин

— ... интерпретировать не могли, да. А потом уже, когда Николай Николаевич раскрыл всю площадь, стало понятно, что, скорее всего, это какие-то фрагменты галереи. Ну, косвенно это подтверждается ещё и тем, что есть дверь, которая вела на хоры когда-то... она, там... с южной стороны, как раз, находится...

Ю. Ратомская

— С южной стороны в западном прясле, да.

А. Пичугин

— Да... Но, опять же, есть ещё вариант реконструкции, где там башня стоит... я видел!

Ю. Ратомская

— Да. Но, всё-таки, я думаю, что это не очень корректная реконструкция. И хочу подчеркнуть, что... вот... при такой объёмно-пространственной композиции, создавалась такая, вот, ступенчатость, которая никак не искажала образный строй этого храма, а придавала... ну, как бы... такой... более устойчивый облик этому сооружению — очень камерному, и, в то же время, с очень вертикальными пропорциями.

И очень хорошо сохранилась скульптура на фасадах этого храма, который тоже очень изящно украшен, и я хочу обратить ваше внимание на огромное количество резных элементов и, такие, замечательные колонки угловые, которые сохранили свои резные капители, и украшение порталов, и аркатурно-колончатый фриз с сохранностью некоторых резных консолей — это тоже очень важно, потому, что они не везде сохранились.

И самое, конечно, важное — это то, что в верхней части каждого центрального прясла, и боковых прясел тоже, над окнами — там, где они есть, сохранились, вот, эти композиции скульптурные, и, в том числе, в центральных пряслах, мы видим очень важную — идеологически важную — композицию, которая показывает нам ветхозаветного царя Давида...

А. Пичугин

— Да... с гуслями...

Ю. Ратомская

— ... тронная композиция... он сидит с музыкальным инструментом, который мы можем называть гусли, а вообще-то это — псалтирь...

А. Пичугин

— Ну, вообще-то, псалтирь, да... да... однозначно...

Ю. Ратомская

— Там есть подпись, что это Давид, и он славит Господа, воспевая псалмы, и, таким образом, создатель этого храма — Андрей Боголюбский — он себя сравнивает немножечко с таким, важным очень, предшественником своим, который, кстати... ну... был, как бы, причастен и к строительству Иерусалимского Храма. Потому, что он задумывал строительство Иерусалимского Храма, и сын его, Соломон, воплотил эту идею. Таким образом, Андрей Боголюбский... в общем... где-то... так... очень смело и с ними себя тоже сравнивал.

А. Пичугин

— Я напомню, что мы сегодня говорим о домонгольской архитектуре Северо-Восточной Руси с Юлией Владимировной Ратомской, главным научным сотрудником музея архитектуры им. Щусева, и, буквально, через минуту — продолжим.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио.

Друзья, напомню, что на этой неделе мы говорим о городе Юрьев-Польский, и не только о нём. Сейчас мы говорим, вообще, о местах, хоть и близких, но, всё-таки, не о Юрьеве-Польском — это Боголюбово, храм Покрова на Нерли, говорим о домонгольской архитектуре Северо-Востока с Юлией Ратомской, главным научным сотрудником музея архитектуры им. Щусева.

И программа наша приурочена к выставке, которая открывается в музее архитектуры им. Щусева... открылась, вернее, уже... до 26 октября она будет идти, и посвящена она Георгиевскому собору Юрьева-Польского... замечательная выставка!

А мы с Юлией Владимировной — про храм Покрова на Нерли.

Там же ещё интересный вопрос датировки... до Воронина... и у Воронина тоже... считается, что это 1165 год. Храм строится за год, и посвящён памяти погибшего сына Андрея Боголюбского Изяслава.

Но, насколько я понимаю, Татьяна Тимофеева, Владимирский историк, она немного передатировала храм Покрова на Нерли. Это не вошло в официальную историю, но, с её точки зрения... есть летописное сообщение о том, что Андрей, придя во Владимирские земли, поставил два храма Богородичных. Один — Рождественский — тот, который... собственно, про который мы говорили... на территории замка, и — Покровский. То есть, возможно, что храм Покрова на Нерли, как раз, более ранний, и лет на семь раньше был построен.

Ю. Ратомская

— Ну... я думаю, что это — предмет дискуссий, потому, что, с точки зрения логики архитектурной формы, здесь, конечно, мы видим связь с уже упомянутыми нами памятниками, и... ну... как-то кажется, что... очень трудно представить, что этот храм может предшествовать тем, которые обычно называются перед ним. Думаю, что об этом ещё стоит подумать.

Но мне хотелось бы ещё подчеркнуть, что этот храм — он напоминает нам о том, о чём обычно люди вспоминают, когда слышат слова «Владимиро-Суздальское зодчество» — это об изображениях львов.

Появляются они не здесь. Появляются они значительно раньше. И появляются они, конечно же, в Успенском соборе. И, если вы зайдёте в интерьер Успенского собора, то вы увидите замечательные капители... ну, условно мы так их назовём — капители. В верхних частях столбов, которые держат конструкцию, мы увидим, такие, рельефы со львами, которые обозначают место капителей.

Затем, маски на фасадах были львиные. Конечно же, в Боголюбове были львы, и... вот... львиные маски, по крайней мере, известны по сохранившимся фрагментам.

А. Пичугин

— А откуда история про львов? И... вот, эту небольшую пристань, куда ступени от храма вели...

Ю. Ратомская

— Я думаю, что это художественное преувеличение.

А. Пичугин

— Это художественное преувеличение... к Воронину это тоже относят, но у Воронина, по-моему, ничего такого нет... Есть реконструкция, где он, может быть, в качестве предположения это изобразил, но дальше уже это всё стало входить в какое-то каноническое изображение...

Ю. Ратомская

— Мы никак не можем, вот, здесь ни о чём конкретно говорить. Иногда — снятся сны. Иногда — эти сны... они ни на чём не основаны.

А. Пичугин

— Ну, да... да...

Ю. Ратомская

— Но... я хочу подчеркнуть, что, вот, в этой композиции, о которой я упоминала — с царём Давидом, восседающем на троне и возносящим хвалы Господу — в ней есть и райские птицы, которые прислушиваются к его пению, и... ниже немножко... расположены львы, которые... как бы, даже... уши свои подтягивают к этим песнопениям. И львы, действительно, получают, такое, разнообразное решение в этом храме, и, в том числе, они украшают столбы в интерьере. И эта традиция будет продолжена в следующих памятниках.

И, несмотря на то, что в некоторых книжках — особенно, в книжках советского времени — написано, что «только наши львы улыбаются», что «только у наших львов такая замечательная улыбка», я хочу сказать, что, конечно, здесь есть преемственность от романской скульптуры, есть совпадения очень близкие с романскими первоисточниками. Стилистически это решено немножко иначе — более графично, менее объёмно, но даже улыбки в виде восьмёрок — тоже в европейской практике были.

Поэтому, мы здесь видим, опять же, столкновение традиций. Мы видим, как некоторые рельефы происходят из репертуара оформления фасадов романских храмов. Причём, мы иногда видим там и влияние Византии, которая принесла и какие-то восточные мотивы, но Византии, которая пришла к нам через романику, а не напрямую. И, в том числе, изображения пардусов, птиц... вот, эти восточные мотивы — они пришли к нам вместе с этими романскими мастерами.

Но... изображения царя Давида и ещё некоторых... таких... очень важных и почитаемых персонажей — в этой скульптуре они опираются на русскую иконографическую традицию, византийскую иконографическую традицию. И здесь, вот, это столкновение традиций даёт, вот, такой, вот, изумительный, уникальный результат.

А. Пичугин

— Мне кажется ещё важным поговорить про посвящение этого храма — всё-таки, это самый первый храм... по крайней мере, нам знакомый и сохранившийся, который посвящён празднику Покрова.

Ю. Ратомская

— Надо сказать, что... вообще, когда мы начинаем внимательно размышлять над посвящениями древнерусских храмов, мы встречаемся с тем, что именно на нашей земле получает распространение традиция Успенских храмов. При том, что праздник Успения празднуется не только у нас.

Праздник Покрова, который так важен для русской духовной традиции... и, вот, он здесь также отмечается посвящением этого особенного княжеского монастырского храма.

А. Пичугин

— Если проследить, то мы увидим, что, до определённого времени, Покровские храмы — это были храмы очень значимые. Покровский монастырь в Суздале, храм Покрова, что на рву — собор Василия Блаженного...

Ю. Ратомская

— Ну...

А. Пичугин

— ... и ещё несколько примеров...

Ю. Ратомская

— ... потому, что, конечно же, в те времена помнили историю этого праздника, помнили о том, как Богородица спасла Константинополь, придя... как бы... со своими одеждами, со своими ризами, и накрыв своим платом этот город, скрыв его от нападения.

И, напомню, что одним из вариантов этой истории была история попытки взятия Константинополя нашими предками, что, наверное, где-то в подкорке, из поколения в поколение, присутствовало — на уровне, вот, элитарных, таких, воспоминаний об истории Древней Руси.

А. Пичугин

— Ну... и это символично.

Ю. Ратомская

— Да. И это было, как кажется... ну, таким... символом того, что Богородица уже тогда неверным ещё русским, которые ещё не приняли христианство, показала истинный путь, и они пришли к нему. Вот, мне кажется, что в этом есть какая-то... такая... особенная связь, особенное значение, и, конечно, этот храм — он не только своей, такой, образностью, камерностью, своим стремлением к индивидуальной молитве, которую вызывает у каждого, кто там появляется, он, конечно же, является очень важным символом каких-то важных духовных традиций в истории этого княжества и в истории Древней Руси.

Но, наверное, нужно сказать, что, вот, такое разнообразное зодчество, которое известно нам по сохранившимся памятникам Андрея Боголюбского, оно не исчерпывает всех возможностей традиции, которая была обозначена при Юрии Долгоруком, развита при Андрее Боголюбском. Конечно же, новые и новые вершины ждали это зодчество. И, слава Богу, главные храмы дошли до нашего времени, и некоторые даже целиком.

А. Пичугин

— Это уже брат Андрея Боголюбского — Всеволод Большое Гнездо, Всеволод Юрьевич, и его храмы — да, это, конечно... во-первых, Дмитровский собор — мы снова переезжаем на Соборную площадь и возвращаемся к Успенскому собору, фактически...

Ю. Ратомская

— Да, возвращаемся во Владимир... да... и Дмитровский собор, конечно же — это особенная история.

Но мне хотелось бы перед тем, как перейти к Дмитровскому собору, всё-таки, поговорить об Успенском соборе, о его перестройке после пожара...

А. Пичугин

— Да, конечно, да...

Ю. Ратомская

— Потому, что именно при Всеволоде Большое Гнездо он получает свои современные формы и преображается, и, действительно, несмотря на то, что рядом появляется, вот, такой удивительный храм, как Дмитровский собор, Успенский собор не теряет своего значения — не только в духовном плане, но и в архитектурном тоже. Не только потому, что он больше размером. Дело в том, что, действительно, он преображается и получает абсолютно другой облик. Высокая галерея, его окружающая — она чуть-чуть ниже, чем его своды, и, такая, лёгкая ступенчатость, которая в верхней части появляется — она лишь добавляет изящества объёмно-пространственной композиции, которая становится особенной, благодаря осенению пятиглавием. На галерее появляются дополнительные главы, и восточные, связанные с тем, что в восточных окончаниях галереи находились приделы, и эта традиция, когда над престолом появляется главка — это, такая, важная традиция, идущая из Византии. И, может быть, именно с этим связано то, что западные главы поставлены не на угол, а немножечко, так, заглублены, потому, что, видимо, это связано либо с расположением лестничных башен, над которыми тоже могли возноситься главы, либо это связано с южным приделом, который располагается в южной галерее.

Так или иначе, очень важно, что благодаря расположению этих глав не над четвериком между крестообразно расположенными сводами, осеняющими интерьер и расходящимся от центральной главы, а на галерее, получается, вот, такая композиция с расставленным пятиглавием, нехарактерным для древнерусской архитектуры, но очень принятым в Византии. И, здесь, опять мы видим, что традиция не уходит от истоков, несмотря на то, что здесь работают уже по другим традициям — по традициям белокаменного зодчества, связанным с некоторым элементом романского, которое здесь присутствует, благодаря которому мы и называем теперь всё это «русская романика».

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио Юлия Ратомская, главный научный сотрудник музея архитектуры им. Щусева.

И, давайте... уже у нас, к сожалению, время-то... вот, последняя часть программы осталась...

Ю. Ратомская

— Да...

А. Пичугин

— ... перейдём к Дмитровскому собору. Он почему-то считается наиболее декорированным... хотя, собственно, Юрьев-Польский Георгиевский собор — он гораздо богаче был украшен...

Ю. Ратомская

— ... но он был — позже. И он, как раз, отталкивался от традиции Дмитровского собора...

А. Пичугин

— Да. Ну, на три с половиной десятилетия позже он был построен... Дмитровский собор — это, как раз, действительно... наверное, из того, что мы сейчас можем увидеть, он замыкает собой череду, вот, этих, вот, построек Георгия, Юрия, Всеволода...

Ю. Ратомская

— ... соборов XII века.

А. Пичугин

— Да. Потому, что можно ещё говорить про Успенский собор Княгинина монастыря... это 1200-й, кажется, год... Всеволод...

Ю. Ратомская

— Но это уже совсем другая традиция!

А. Пичугин

— Другая традиция, и очень сложно его визуально реконструировать, когда туда приходишь. Потому, что от первоначального собора осталась только нижняя часть стен...

Ю. Ратомская

— Ну... я хотела бы, всё-таки, об этом несколько сказать слов после разговора про Дмитровский собор.

А Дмитровский собор — это храм, так же не сохранивший всех своих частей. И случилось так, что уже в XIX веке, когда стали изучать Владимиро-Суздальскую архитектуру, но ещё не понимали о том, что каждый объём оформлялся целиком декором, резьбой фасадной, потом к нему прикладывался следующий и закрывал его. И, когда в середине XIX века исследовали и реставрировали Дмитровский собор, решили, что не только галерея XIII века, которая тоже, с нашей точки зрения, является большой ценностью, но и первоначальные башни, которые скрывали резные камни, несущие такие великолепные изображения — они были разобраны, как поздние наслоения. Потому, что в тот период сложилось — не только в европейской, но и в русской традиции реставрации — представление о том, что нужно снимать все поздние наслоения и выявлять первоначальный памятник. Таким образом, мы потеряли первоначальный облик этого храма. Но он запечатлён на акварелях Солнцева — мы можем их разглядывать, анализировать...

Однако, эта вся история привела к тому, что некоторые, уже от времени испортившиеся, частично искажённые осыпанием, рельефы были заменены на хорошо сохранившиеся рельефы, которые происходили из этих башен, которые когда-то копировали первоначальный облик Успенского собора, который тоже был с башнями.

А. Пичугин

— А, вот, это я, кстати, даже и не знал... про то, что они были заменены.

Ю. Ратомская

— Да. Вот, некоторые там стоят не на месте, и некоторые стоят не горизонтально, а вертикально... но они встроены кое-куда... в какие-то, вот, ряды, немножко нарушая... но, в целом, собор сохранился очень хорошо. Лишь, во время этой реставрации XIX века, к сожалению, были убраны некоторые ещё камни, для которых не сохранилось подлинных камней для замены. Они были заменены на... ну, как бы... реставрационные камни XIX века, вновь сделанные теми мастерами, которые принимали участие в его реставрации.

А. Пичугин

— А я смотрю сейчас, как раз, на рисунок Солнцева, и интересно: а, вот, то, что не сохранилось — это было, непосредственно, частью собора, или это, как раз, вот, уже — элементы дворца, которые были переходные... галереи... ещё что-то...?

Ю. Ратомская

— Это были элементы собора, и, честно говоря, всё-таки, до конца не очень понятно, каким образом там собор соединялся с дворцом, хотя эта связь, несомненно, была.

Но мне хотелось бы подчеркнуть, что этот храм отличается, во-первых, традиционностью. Это, опять, четырёхстолпный одноглавый храм с позакомарным завершением. С тремя высокими апсидами. Во-вторых, здесь так же, как принято в этих храмах, четырёхстолпных, в западной части хоры находятся. Далее, аркатурно-колончатый фриз располагается в уровне расположения хор — то есть, он отмечает этот уровень так же, как и в храмах этого типа во Владимиро-Суздальской архитектуре. То есть, он повторяет очень многие традиции.

Он повторяет расположение на углах храма тонких колонок, которые дополнительно украшают угловые композиции, а на лопатках, которые членят фасады на прясла, тоже есть тонкие колонки с замечательными резными капителями.

А в аркатурно-колончатом фризе неожиданно, вдруг для нас, появляются изображения — изображения святых, которые составляют... ну... такие... своеобразные иконостасы, что ли... алтарные преграды, которые вознесены на фасады. И, надо сказать, что отдалённые пересечения есть в европейкой традиции, но буквальной связи мы не наблюдаем. Здесь же, аркатурно-колончатый фриз, который так же опирается на консоли... то есть, он, как бы повисает в воздухе, колонки его покрываются орнаментами — там дополнительные появляются декоративные мотивы, и над арками... то есть, даже этот фриз, и его составляющие фигуры, они тоже получают дополнительный декор.

А всё, что выше — оно всё покрыто резными камнями, и здесь мы тоже видим определённый принцип. Это не просто ковровый декор. Мы, опять же, обращаем внимание, что в верхних частях прясел, в пределах закомары, над окнами располагаются... ну, такие... главные композиции. И, в частности, здесь мы тоже видим изображение царя Давида тронного, который возносит свою хвалу Господу. Но там же мы видим ещё целый ряд очень интересных изображений. Мы видим там и Крещение, ещё и в необычной абсолютно композиции. Мы там видим даже вознесение Александра Македонского...

А. Пичугин

— Да, это очень интересно...

Ю. Ратомская

— ... которое, кстати, повторяется и в Юрьеве-Польском...

А. Пичугин

— Да, да... да...

Ю. Ратомская

— ... там не целиком сохранилась эта композиция...

А. Пичугин

— Да... только хотел сказать...

Ю. Ратомская

— ... но, тем не менее...

А. Пичугин

— А... часть же её — на выставке... нет?

Ю. Ратомская

— К сожалению, её нет. Но там есть изображение с реконструкцией.

А. Пичугин

— Или там реконструкция... я помню, что... да, точно.

Ю. Ратомская

— Реконструкция, да.

Так, что... там есть, например, герой, который разрывает пасть льву, но это никакой не Самсон, а это — царь Давид. И там есть очень много таких, вот, интересных изображений. И всё это очень тщательно изучала Магдалина Сергеевна Гладкая, автор, во-первых, каталога этих камней, который она — каждый — изучала, и сделала описание каждого фасада, и издала. Во-вторых, она написала замечательную диссертацию, книгу...

А. Пичугин

— Она продолжает работу, насколько я понимаю...

Ю. Ратомская

— Она не просто продолжает работу... она написала каталог резьбы Покрова на Нерли, и сейчас вышел первый том, который посвящён Георгиевскому собору Юрьева-Польского.

А. Пичугин

— Я с ней познакомился именно около этого собора — совершенно случайно.

Ю. Ратомская

— Это, такой, вот... совершенно удивительный исследователь... я бы сравнила её со столпниками, которые, вот, свою молитву в любую погоду несут, не прекращая. Это, такой, вот, человек, который... будучи уже в годах, вне зависимости от того, что происходит в воздухе, в погоде, в природе...

А. Пичугин

— А это именно так и было — была невероятная жара... мы, с кем-то из моих знакомых, ходили вокруг Георгиевского собора... я что-то показывал им... и, в этот момент, просто... пожилая женщина с зонтиком подходит и говорит: «Простите, а можно я уточню?» — это и была Магдалина Сергеевна, да...

Ю. Ратомская

— Ну... пожелаем ей здоровья...

А. Пичугин

— Да, конечно, безусловно!

Ю. Ратомская

— ... сил... она пишет новую книгу.

Но... хочу подчеркнуть, что собор этот разглядывать, конечно, нужно и просто так, и, конечно, с её книжками. Потому, что вы очень многое поймёте, разглядывая эти рельефы.

Вы поймёте, что это не просто какие-то персонажи на лошадках, а что это — святые князья, что это не просто какие-то воины в облачении, а это — святые воины...

А. Пичугин

— ... и что это всё, вместе, создаёт... такое... полотно смыслов!

Ю. Ратомская

— Да... и это, такая, очень серьёзная система, которая не раскладывается на какие-то несвязанные сюжеты — всё здесь взаимосвязано, и всё это соединяется удивительными птицами... удивительными животными... растительными мотивами... темой Рая, который, вот, объединяет все эти изображения.

А. Пичугин

— Ну... у нас, к сожалению, времени не очень много. Мы лишь скажем, что во Владимире, к сожалению, ещё из построек времён Всеволода Большое Гнездо, не сохранилось собора Богородице-Рождественского монастыря... ну, вернее, то, что сейчас построено на месте старого собора, совершенно его не напоминает. А подлинный храм был разобран очень хорошим Владимирским архитектором, много всего построившим, губернским архитектором Николаем Артлебеном, и выстроена копия из кирпича была. Но всё это в советское время тоже было снесено.

У нас... ну... про Георгиевский собор в Юрьеве-Польском мы отдельно говорили две программы... давайте, наверное, последнее, о чём поговорим — это собор в Суздале.

Ю. Ратомская

— Я хотела бы сказать, что история XIII века... мы, в общем, не очень себе представляем. Она была бурной, она была сложной, и, в архитектурном плане, история XIII века Владимиро-Суздальского княжества — она была очень разнообразной. И нам помогают археологические исследования представить, что же, на самом деле, было — потому, что памятники, во множестве, не сохранились, а их упоминания — тоже не всегда... как бы... полные, и дают нам пищу для размышлений. И, поэтому, мне хотелось бы вспомнить сейчас — не просто археологов, а ещё и такого очень важного исследователя Олега Михайловича Иоаннисяна, которого я вспоминала, который, как раз...

А. Пичугин

— ... недавно ушедшего из жизни...

Ю. Ратомская

— ... недавно ушедшего из жизни... невосполнимая потеря.

И он, как раз, проанализировал те сведения и те археологические остатки... а, также, сам внёс большой вклад в исследования археологии конца XII-го века Владимиро-Суздальского княжества, и начала XIII-го.

Он, проанализировав это всё, пришёл к выводам, которые поддержали те ожидания, которые были у тех учёных, которые изучали, как раз, наш любимый Георгиевский собор Юрьева-Польского.

Он, опираясь на предыдущие представления и на новые археологические исследования, выяснил, что в этот период продолжается белокаменная традиция, но, одновременно, заказчиков становится больше. И, поэтому, приглашаются южнорусские и западнорусские мастера, которые не строили из белого камня, а которые строили из кирпича. И, судя по технике кладки и по тем основаниям храмов, которые дают возможность прикоснуться к тому, чтобы представить себе их объёмно-пространственную композицию, видимо, это были мастера, связанные с традицией строительства Смоленских храмов — таких, как Свирская церковь в Смоленске... таких, как, построенные теми же мастерами, известные нам, не вполне сохранившиеся, но мы о них многое понимаем — церковь Параскевы Пятницы в Новгороде, например... Эти мастера настолько были востребованы, они строили такие эффектные сооружения храмовые, что их везде приглашали.

Они строили во Пскове, они строили в Западно-Русских землях. Иногда они делали что-то более традиционное из кирпича, с какими-то элементами новшеств, иногда они делали совершенно новаторски. И они изобрели очень сложные, повышенные композиции завершения — со ступенчатыми подпружными арками. И, вот, эти храмы оказали влияние на новую белокаменную архитектуру... и среди более традиционных сооружений, таких, как, например, собор в Суздале, который ориентировался на храмы времени Владимира Мономаха, и воспроизводил в белом камне, как бы, кирпичную архитектуру древнюю...

А. Пичугин

— Как раз, археологические исследования последних лет показывают достаточно большие скопления плинф, и, плюс, насколько я понимаю, уже сейчас, придя в Суздальский собор, можно увидеть небольшой кусочек внутри из плинфяной, которая является частью конструкции...

Ю. Ратомская

— Да, да, да... И, вот, собор Княгинина монастыря, как раз, и был тем самым примером — он сохранился в виде только некоторых фрагментов археологии в ныне существующем соборе XVI века, который демонстрировал нам востребованность этой архитектуры, которая соединяла... вот... как бы... в культурном смысле... традицию храмостроительства и, вот, это каменное... белокаменную архитектуру Владимиро-Суздальской Руси... испытала влияние, сохранив свои традиции, одновременно, и преобразив это всё в таких шедеврах, как Георгиевский собор Юрьева-Польского.

А. Пичугин

— Спасибо большое!

Юлия Владимировна Ратомская — главный научный сотрудник музея архитектуры им. Щусева, и мы говорили о домонгольской архитектуре Северо-Востока Руси. А весь цикл программ наших на этой неделе приурочен к выставке, которая в музее архитектуры проходит, и посвящена она замечательному Георгиевскому собору в городе Юрьев-Польский.

Мы прощаемся с вами до новых встреч! Спасибо! Всего хорошего! Будьте здоровы! До свидания!

Ю. Ратомская

— До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «С.С. Аверинцев». Егор Агафонов
• «Семьи святых». Армен Попов
• «Святитель Иоанн Шанхайский». Глеб Елисеев

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов