«Дистанционное обучение. Семейное образование. Школа как институт социализации»

Темой этой программы стали размышления о том, как дети школьного возраста проходили через опыт дистанционного обучения в продолжительный период карантина, в чем он оказался положительным, а в чем — отрицательным, в чем состоит разница между дистанционным обучением и семейным образованием, какова роль школы как института социализации, а также какое место в перечисленных вопросах занимает вера и религиозное воспитание.

На вопросы Константина Мацана отвечали:

• заместитель директора Московской Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской Обители милосердия Инна Царева;
• мама 4 детей, автор блога о семейном образовании, советник председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства Ирина Шамолина;
• начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из московских школ Илья Новокрещенов;
• кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ Елена Брызгалина;
• директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив, организатор Дня семьи, любви и верности в России Александр Пашкин.

Инна подвела итоги вынужденного перехода школьников и студентов на дистанционное обучение и ответила, какие главные вопросы в связи с этим появились у обучающихся, учителей и родителей, возможно ли воспитание при обучении онлайн, и какое место вера занимает в преодолении кризисных моментов, связанных с текущей ситуацией ограничений в связи с пандемией.

Ирина объяснила разницу между дистанционным обучением и семейным образованием, рассказала о положительных моментах домашнего обучения, и ответила, какую роль играет школа в социализации ребенка.

Илья размышлял о сути образования, о перспективах полного перехода на дистанционное обучение, и о том, как изменилось отношение к учителям за период самоизоляции.

Елена говорила о переосмыслении целей образования в связи с переходом на дистанционное обучение, о соотношении в образовании обучения и воспитания, об изменении миссии преподавателя в период цифровизации, а также о новых задачах, трудностях и возможностях в сфере образования, которые вывились во время карантина.

Александр поделился, как происходила подготовка к празднованию Дня семьи, любви и верности в России, как карантин повлиял на планы по проведению этого мероприятия, и какая добрая традиция соблюдается в этот день.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». У микрофона Константин Мацан. Здравствуйте. Наша нынешняя  программа будет не совсем похожа на привычный формат «Светлого вечера». В отличие от часового интервью, мы записали несколько бесед с разными людьми. И поговорим сегодня, в день памяти святых Петра и Февронии и в День государственного праздника семьи, любви и верности, о семье. В одном специфическом ключе: как дети школьного возраста проходили через период карантина, самоизоляции и через опыт дистанционного школьного обучения; в чём этот опыт оказался положительным, в чём отрицательным; в чём разница между дистанционным обучением и семейным образованием; какие вопросы о школе, как институте социализации ребёнка, поставила ситуация домашнего режима; и какова роль веры и религиозного воспитания во всех этих темах. Об этом — в нашей сегодняшней программе. Назад за парты — так можно было бы сформулировать посыл, который в реакции учеников и родителей уловила Инна Царёва, заместитель директора московской Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители милосердия.

— Инна Анатольевна, для вас, как для человека, который работает в школе с детьми, каков главный итог вот этого вынужденного эксперимента с домашним онлайн-образованием, с дистанционным обучением? Какие главные вопросы он для вас поставил, на которые сейчас требуется отвечать?

И. Царёва

— Если говорить о вопросах во множественном числе, то их, конечно, много. Начиная от технических и заканчивая нюансами педагогики. Но если делать главный вывод, то я бы сказала, что он один единственный и он позитивный — это то, что мы все нужны друг другу. И мы нужны друг другу в личном и персональном общении. Вот это очень показало наше вынужденное пребывание дома и общение друг с другом только благодаря интернет-связи и видеоконференциям и онлайн-урокам. Потому что, конечно, ничего не заменит контакта глаза в глаза и вот этой живой связи человека с человеком.

К. Мацан

— А на каких примерах вы это могли бы пояснить? Вот что произошло, что за разговор, урок, в который вы поняли, что глаза в глаза — вот сейчас именно этого не хватает?

И. Царёва

— Это, скорее, поняла даже не то что я — я как бы догадывалась, что так и есть, поскольку жизненный опыт подсказывает, что нет ничего ценнее человеческого общения. Но я видела это по реакции учеников и по реакции родителей. Ведь есть такой стереотип о школе, и далеко не всегда он вызывает позитивные коннотации у большинства населения. Часто думают, что школа — это что-то скучное, нудное, учителя... это то, что мы вынуждены делать, это какая-то рутина, уроки, нас заставляют, скорее бы всё этого закончилось. Согласитесь, что такое бывает: иногда мы слышим такие мнения о школе. И возможно, у нас у всех были тоже не всегда позитивные, может быть, какие-то воспоминания детства. И сейчас, пожалуйста, возник такой замечательный всемирный эксперимент: нет никакой школы, все сидим дома, занимаемся с родителями. Вот, пожалуйста, гаджет — сколько хочешь в нём сиди. И постепенно, довольно скоро, я начала слышать: «А когда же мы вернёмся? А как я скучаю!» — через неделю, может быть, даже через три дня. И чем дольше мы находились на вынужденной разлуке, тем эти голоса становились громче и громче. Мы даже публиковали сочинения наших старшеклассников. И они сами даже просили крикнуть во всеуслышание, как они хотят быть вместе, как они ценят. И дети говорят: «Нет, я теперь всегда пойду в школу, я буду бегом туда бежать, вприпрыжечку, я буду бояться опоздать. Пусть лучше я буду бояться несделанных, невыученных уроков, чем я буду сидеть дома и всем будет всё равно, выучил ли я или нет». Так что это я знаю от детей. И от родителей, от которых я тоже много получила благодарных откликов и прекрасных слов за то, что нам всё-таки удалось организовать обучение и мы не потеряли вот эту связь друг с другом.

К. Мацан

— Вы не случайно это слово «обучение» произнесли. В паре с ним, особенно в таком, что называется, православном дискурсе, всегда идёт «воспитание», и целая дискуссия о том, как связаны в школе воспитание и обучение. И звучали мнения о том, что в ситуации этого дистанционного образования воспитательная составляющая уходит, её тяжелее реализовывать. Вот вы это почувствовали, так ли это?

И. Царёва

— И да и нет. Просто расставляются иные акценты. Думаю, конечно, что мы будем готовы, если случится худший сценарий, если вдруг пандемия продолжится или ещё что-то, то мы будем готовы продолжить обучение и даже воспитание в онлайн-режиме. Но безусловно, конечно, лучше, когда это делает живой человек, перед тобой находящийся, и видит живые глаза детей. Воспитание тоже возможно, но оно просто другое. Нужно учитывать, что мы все через экран друг друга теперь воспитываем. Как радио «Вера», которое тоже через радиоприёмник людей воспитывает и несёт разумное, доброе, вечное. Так что вы же понимаете, что это возможно, для этого и существуете — не правда ли? Так же и через компьютер возможно, но по-другому. Вот будем учиться в том числе у вас, как это делать. Надеюсь, что пригодится не в такой сильной мере, надеюсь, что всё-таки мы вернёмся в живые школы за живые парты.

К. Мацан

— Вы работаете в особенной школе — это православная гимназия. И надо полагать, что и ученики и их родители — в большой степени это люди церковные, верующие... если это поддаётся какому-то такому наблюдению, реакция верующих людей...  в ситуации ограничений, карантина, пандемии, домашнего образования, если угодно, отличается от реакции людей более такого секулярного сознания. Вот что вы здесь наблюдаете? Есть ли вообще такое разграничение или это какое-то надуманное разделение, и всё у всех людей одинаково?

И. Царёва

— Я думаю, конечно, мы все люди и все человеки. Поэтому общечеловеческое — то, что нас объединяет, как и эпидемия нам вредна и опасна для всех, для верующих и для неверующих, так же и изоляция. Мы тут столкнулись с общими проблемами. Но думаю, что верующий человек в любом случае счастливее нецерковного человека, потому что у него есть такой мощный инструмент, как молитва. И у нас есть осознание нашего неодиночества всегда. Даже если мы находимся дома одни, мы знаем, что мы с Богом и святые за нами приглядывают. Поэтому верующему человеку всегда легче пережить и такие сложные условия, которые диктует нам время и обстоятельства.  То же самое, думаю, и то, что касается образования: нам легче было пережить. Поэтому, я считаю, что мы в Елизаветинской гимназии поддерживали больше друг друга, нежели нервничали вместе. Потому что на первый план выходит вот именно то, что я могу сделать в этой ситуации, а не то, кого я могу  обвинить. Это просто уже привычка верующего человека.

К. Мацан.

— Это была Инна Царёва — заместитель директора московской Елизаветинской гимназии.

К. Мацан

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера», мы продолжаем наш разговор. Существует мнение, что семейное образование — это как раз то, через что многие семьи прошли в течение карантина, то есть механический   перенос школьного расписания в домашние условия. Однако, это не так. В чём разница между дистанционным обучением и семейным образованием? Об этом мы беседуем с Ириной Шамолиной, мамой четырёх детей, автором блога о семейном образовании, советником председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства.

— Ирина, для вас, как для человека, который занимается просвещением в области домашнего образования, семейного образования, ситуация последних месяцев, когда много семей в одночасье оказались дома и начали практиковать в некотором виде то самое домашнее образование — в том виде, в котором оно сейчас сложилось в эти месяцы у обычных школ. Для вас итоги этой ситуации скорее положительные или отрицательные?

И. Шамолина

— Моё мнение, что в целом сложившаяся ситуация для смены образования имеет позитивный эффект. Однако, следует сразу сделать различие между дистанционным форматом школьного образования — это опыт, который получили родители этой весной — и настоящим семейным образованием, при котором родители управляют сами образовательным процессом, над ним не стоит школа со своим жёстким ежедневным контролем, сколько ребёнок должен сидеть, где и так далее. Вообще, детям, конечно, чрезвычайно тяжело сидеть перед компьютером долгое время. И практически никто из семейников не практикует вот такой формат, чтобы дети сидели по 4-6 часов в день онлайн. То есть я знаю, что есть такое представление у некоторых людей, что семейное образование равно дистанционному обучению. Это не так. То есть, конечно, наши дети какие-то онлайн-курсы посещают, но это, скажем, 2-3 раза в неделю, это не каждый день по 4-5 часов. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы родители, рассматривающие семейное образование, сразу столкнулись бы с семейным образованием в его реальной форме, а не в форме того, что может приниматься за семейное образование, этим не являясь, то есть перенос школы домой в онлайн-формате. Но в целом я считаю, что эффект всё равно положительный для развития семейного образования. Во-первых, потому, что многие родители имели возможность ознакомиться с реальным уровнем знаний детей, которые часто не соответствуют оценке. То есть бывают такие ситуации, и я их знаю много, что ребёнок в школе имеет «четыре» и «пять», а когда родитель начинает с ним садиться и начинает с ним заниматься, потому что ему нужно подготовить урок — ребёнку тяжело, он этот онлайн не понимает, и родитель начинает с ним разбираться, и оказывается, что, да, ребёнок делал какие-то упражнения, но он смысла их не понимает, основ предмета он не знает, путается в базовых понятиях. То есть понятно становится, что упражнения, которые он делал, выполнялись по образцу как бы — где-то он угадал, где-то не угадал, и всё это очень-очень поверхностно. То есть реального системного знания нет. И вот это осознание часть родителей сподвигло на то, чтобы всё-таки взять образование в свои руки или кардинально пересмотреть ту ситуацию, которая у них была — та образовательная стратегия, которую они выбрали, отдав ребёнка в определённую школу.
И второй момент, который мне кажется очень позитивным, это опыт вообще общения со своими детьми, такой круглосуточный, который для многих родителей являлся чем-то давно забытым, поскольку при ситуации, когда ребёнок ходит в школу... потом, ещё часто дети проводят время на каких-то дополнительных занятиях, потом они приходят и дома заняты выполнением уроков. Чисто на общение остаётся  очень-очень мало времени. И конечно, такие доверительные отношения иссушиваются, теряются. И родители и дети становятся отчуждёнными. И родители через несколько  лет такого режима уже плохо ориентируются, плохо знают своего ребёнка, не очень понимают, что там творится у него в голове. И вот этот период карантина многие семьи могли использовать для того, чтобы всё-таки познакомиться заново со своими детьми, узнать их получше, разобраться в том, что им интересно, чем они живут, и как-то сблизиться в качестве семьи.
И ещё третий момент, который мне кажется очень позитивным: я надеюсь, что осознание это произошло в большом количестве семей — осознание, о чём я постоянно говорю, что образование и воспитание — это неразделимые вещи. Нельзя... одно без другого не существует. То есть тот формат, в котором даётся образование... сам формат и то, как это делается, накладывает... и является одновременно и воспитательным процессом. То есть ребёнок не разделяет: вот это жизнь, а вот это — это получение мной образования. Для него это всё вместе жизнь. И когда мы занимаемся лично образованием ребёнка, мы, конечно, это гораздо лучше видим и чувствуем, как жизненные какие-то мировоззренческие позиции пронизывают всё, и вообще поведение ребёнка, и его отношение к учёбе, и как это влияет друг на друга. То есть его отношение к учёбе, то отношение, которое формируется в результате обучения по определённой системе, оно влияет очень сильно на ребёнка, на его мировоззрение, на его отношение вообще к другим вещам. То есть если ребёнок привык заниматься отписками, что-то такое формально делать, он и в других сферах — в взаимоотношениях и в работе, которой он будет заниматься, или ему что-то поручают по дому делать — он будет так же относиться. Это будет очень формальный, такой поверхностный подход, без вникания, без желания. Если у него нет познавательного интереса в учёбе, у него не будет и познавательного интереса в таком широком смысле. Потому что это состояние сознания, когда ребёнок хочет изучать, хочет исследовать, он открыт миру, он хочет узнать это творение Божие во всех его многообразных, очень сложных, интересных проявлениях, — если этого нет в учёбе, это очень сильно влияет в целом на отношение к жизни. Если ребёнок формируется во время учёбы как пассивный поглотитель, как пассивный получатель какой-то информации, которая им не особенно осмысливается, он просто должен её послушать, потом прочитать текст, найти ответы на вопросы, заполнить, выбрать в тесте какие-то цифры, и на этом считается обучение, изучение предмета законченным; то он так же будет неизбежно относиться вообще к жизненному устройству, он будет таким пассивным наблюдателем, вместо активного исследователя такого, любопытного такого познавателя, он будет просто так отстранёно наблюдать: если вам что-то от меня надо, то вот — я что-то сделал, возьмите и оставьте меня в покое.
Поэтому я очень надеюсь, что много родителей смогли увидеть вот эту связь, увидеть, что воспитание, образование — это одно целое, которое нельзя разделить, невозможно отделять воспитание от образования. И мы, как родители, должны понимать, что те решения, которые мы принимаем в области образовательной стратегии, касающиеся наших детей, это и есть воспитательное решение. Это неразрывные вещи, которые влияют, взаимосвязаны, так как человек — это единое целое. Вот моё общее такое впечатление. Я всё-таки надеюсь, что родителей, которые это увидели и будут делать более осознанный выбор того образования, которое они своим детям предоставляют, их будет больше.

К. Мацан

— Вы  разграничили понятия и сами феномены и практику дистанционного обучения и семейного образования, сказав, что семейное образование — это то образование, в котором траектория, количество уроков и потраченное на них время, определяется родителями, а не просто копирование школьного расписания дома в онлайн-режиме. А вот чуть подробнее: в чём тогда принципиальное отличие и суть семейного образования. Позже встать ребёнку, меньше времени тратить на одни уроки, больше на другие, по-другому время в принципе распределять — вот какова здесь принципиальная схема?

И. Шамолина

— Да, с удовольствием прокомментирую. Мы выбрали семейное образование, с академической точки зрения, для того, чтобы дать возможность ребёнку заниматься, развиваться по индивидуальному образовательному маршруту. С академической точки зрения родители при выборе семейного образования обычно преследуют именно эту цель. Школьная программа — это усреднённый такой вариант совершенно естественным образом, потому что он рассчитан на всех. Это некое такое усреднённое лечение для болезни необразованности, я бы так сказала. А внутри семьи родители для каждого из своих детей имеют возможность, поскольку детей обычно не так много, даже если это восемь детей, то всё равно это не 30 человек в классе у одного учителя, которых он к тому же не видит целый день, он с ними не живёт. А родители, даже если у них восемь, девять детей, к тому же они обычно не рождаются все сразу, а по очереди. И редко бывает так, что люди одновременно учат больше пяти детей школьного возраста. И таким образом где-то для пяти детей школьного возраста вполне реально подобрать индивидуальный образовательный маршрут, то есть понять, что этому ребёнку, например, легко даётся математика — он во втором классе, но уже решает задачи из учебника третьего класса. Зачем я буду с ним сидеть во втором классе целый год, когда он в начале второго класса решает задачи из учебника третьего класса? Значит, я ему буду давать большую нагрузку на математику. А вот, например, писать для него сложнее, для него жуткое мучение выводить буквы. И хотя он во втором классе и дети уже пишут, я не буду ему давать такой объём письменных работ, который требуется в школе. Потому что в школе объём письменных работ нужен в первую очередь для того, чтобы учителю было легко оценить знания учеников, потому что устно опросить по каждому предмету 30 учеников очень сложно. А я могу с этим ребёнком устно проговорить и грамматику русского языка, и устно с ним делать упражнения и так далее, и не заставлять его так много писать.
Таким образом я, как родитель, всегда должна найти ту нагрузку по каждому предмету, которая не будет для ребёнка слишком лёгкой, чтобы он не халтурил, и не будет слишком тяжёлой, чтобы он не потерял мотивацию. И это реально сделать только при индивидуальном обучении. И по каждому предмету на каждого ребёнка мы находим вот этот баланс, чтобы ребёнок работал добросовестно, но не был слишком перегружен. В концепции «один размер для всех», как школьная программа, это, как вы понимаете, сделать невозможно. Вот есть стандарт: второй класс, третья четверть — вот твой набор, который ты должен знать, и всё. Поэтому семейное образование очень-очень в этом смысле выгодно.

К. Мацан

— Часто в связи с феноменом семейного образования встаёт вопрос о формах социализации ребёнка. Часто указывают на то, что  школа, в которую ребёнок ходит, это и есть одна из форм социализации. И эта тема во многом заново актуализировалась именно в связи с карантином и дистанционным обучением, когда, может быть, в порядке такого полемического заострения, стали говорить и про школы и про вузы, кстати, тоже, но мы сейчас про школы беседуем, что: а зачем тогда школа вообще? Вот есть конкретный преподаватель единичный, вот он может преподавать. Школа как некий институт, сопровождающий ребёнка в процессе взросления, в принципе ставится под вопрос. Вот что вы об этом думаете?

И. Шамолина

— Я придерживаюсь того мнения, что для христиан самая важная социализация сводится к умению человека вести себя доброжелательно и порядочно с другими людьми. Мне кажется, что это главное, чему должны научить родители-христиане своих детей: как относиться к другим людям доброжелательно, с любовью и порядочным образом вести себя. И для цели такой социализации самое лучшее место — это семья, где под контролем родителей дети могут учиться такому поведению, такому отношению друг к другу, которое соответствует христианскому мировоззрению. Какому отношению друг к другу дети учатся в детском коллективе мы хорошо знаем, и это не совпадает с целями христианского воспитания. Поэтому мне кажется, что для нас вопрос социализации не выглядит так, как выглядит для секулярного взгляда, который понимает под социализацией «с волками жить — по волчьи выть»: как же ребёнок будет таким незащищённым, а надо уметь работать локтями, наступать на головы и так далее — мы же не этого хотим от наших детей, не об этом написано в Священном Писании. Поэтому мне кажется, что ответ на вопрос, касающийся социализации, родители должны искать в рамках своего мировоззрения и, исходя из этого, решать, какая социализация будет подходящей для его ребёнка.

К. Мацан

— Но при этом есть всё же и иной взгляд на социализацию. Вот не «с волками жить — по волчьи выть», а умение отстаивать свои ценности, находясь в среде, где эти ценности не разделяют. Я от одного священника многодетного такую мысль услышал, что иной раз даже он считает полезным идти ребёнку из православной семьи не в православную гимназию, а в обычную, чтобы привыкать быть, грубо говоря, белой вороной в коллективе, где абсолютное большинство будет неверующими. И это некий важный навык сохранения своей идентичности, своей веры, своего «я», своего воспитания в среде, которая к этому не благоприятствует. Такой взгляд на роль социализации как в вас отзывается?

И. Шамолина

— Да, я знакома, конечно, с этим взглядом. Это очень распространённый взгляд. Я к нему отношусь с большим уважением и считаю, что если родитель считает, что его ребёнок уже настолько сформирован как христианин, что он в состоянии отстаивать своё мировоззрение в дискуссиях и в социальной среде неверующих детей, подростков, то, конечно, для него это может быть интересный опыт. Но здесь нужно, мне кажется, подходить индивидуально. Мне очень нравится термин «социальная доношенность». Вот как у нас рождается ребёнок когда, мы говорим про физическую доношенность, что он готов жить вне утробы матери — в такой агрессивной среде, по сравнению с утробой матери, где тепло и уютно, и ему не нужно плакать, показывать, что он голоден и так далее. Также социальная доношенность происходит в семье, и когда ребёнок созревает социально, он совершенно нормальным образом адаптируется в иную среду — в среду вне семьи. И вот каждый родитель просто по своему ребёнку видит, есть эта социальная доношенность или её ещё нет. И мне кажется, что в таких ситуациях, когда ребёнок настолько укоренённый в христианстве, укоренённый в православие, что как бы его можно в эту агрессивную среду помещать и быть спокойным за него, что она будет его только укреплять — это замечательно, и я просто рада за родителей, которые могут воспитать детей в раннем возрасте уже такими укоренёнными в вере.

К. Мацан

— Это была Ирина Шамолина — мама четырёх детей, автор блога о семейном образовании, советник председателя Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы вернёмся после небольшой паузы, не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, у микрофона Константин Мацан. И говорим мы сегодня, в день памяти святых Петра и Февронии и в День семьи, любви и верности, о семье, в одном специфическом ключе: о том, как дети школьного возраста проходили через период карантина и самоизоляции и через опыт дистанционного школьного обучения. Какие отрицательные и положительные моменты в этом опыте отмечают для себя в самой системе руководства школьным образованием, как проявила себя школа в этих карантинных условиях, к каким размышлениям о роли школы как института социализации побуждает сложившаяся ситуация? Над этими и другими вопросами в нашей программе размышляет Илья Новокрещёнов — начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из Московских школ.

— Илья Владимирович, мы все, дети, родители, у кого дети учатся в школе, прошли через такой эксперимент, вынужденный во многом, как дистанционное обучение, в связи с карантинными неделями. Для вас, как для человека, который много лет преподавал в школе, а сейчас работает в управлении образованием, итоги этого эксперимента в чём положительные, в чём отрицательные, какие вопросы они поставили, какие перспективы открыли?

И. Новокрещёнов

— Во-первых, я немножко несогласен с оценкой этого как эксперимента, потому что всё-таки эксперимент предполагает намеренное получение какого-то такого опыта. А здесь ничего намеренного не было, просто действительно те тенденции по цифровизации образования, которые в принципе сложились уже в последние годы, просто эти тенденции были обострены вот этим вынужденным переходом на полное дистанционное обучение. Здесь есть и плюсы, здесь есть и минусы. Первый важный плюс для меня лично — это плюс о том, что вынужденное дистанционное обучение показало, что всё равно никакой робот, никакой дистант живого учителя, живого общения не заменит. Поэтому все на себе это испытали, потому что, несмотря на то, что постарались очень быстро развернуть дистанционное обучение, не сразу всё было гладко, хотя учителя в принципе справились, всё равно все говорили и говорят до сих пор только об одном: мы ждём того момента, когда мы наконец вернёмся в школу. Даже самые наши такие ребята, которые не всегда с большой радостью шли в школу, клянутся, что будут вести себя совершенно иначе, лишь бы только вернуться обратно друг к другу, к педагогам и так далее. Так что, на самом деле это плюс, ещё раз повторю, который показал, что никакой робот, никакой дистант живого общения, живого учителя не заменит. Это показало вот это вынужденное дистанционное обучение.

Второе: наверное, здесь обострился один очень важный вопрос, связанный с технологией преподавания. Потому что, к сожалению, в большинстве школ на большинстве уроков у нас такой воспроизводящий, скажем так, механизм преподавания, когда педагог рассказывает — и в этом смысле, чем лучше рассказывает, тем лучше, тем интереснее, — а ученик слушает. И в этом смысле чем он больше похож на диктофон, тем круче, потому что чем точнее воспроизведёт, тем лучше. И вот эта воспроизводящая модель на самом деле в дистанционном обучении провалилась. В общем провалились те уроки, которые учитель пытался вести так же, как очные занятия, то есть детей подключаем и начинаем рассказывать — ребёнок сидит, слушает. Проблема-то в том, что на уроке видно, что он делает, помимо того, что слушает, а на дистанции не видно. Он может откликаться, может на себя автарку какую-то повесить, скриншот и так далее. И вот эта воспроизводящая модель показала свою несостоятельность. И это тоже плюс, потому что это заставило педагогов действительно задуматься, что учение-то осмысленное начинается, когда ученик это субъект, а не объект, что правильно и важно, начинается с момента, когда ребёнок включается. А включается он, когда ему интересно, когда он понимает, зачем он включается, то есть когда у него мотив есть определённый, когда мотивация внутренняя. Не внешний стимул, допустим: «Сиди смирно, а то «двойку» поставлю», — а именно внутренняя потребность и понимание того, ради чего я учусь, для чего, для каких результатов, для какого будущего и так далее.
И по большому счёту, наверное, это дистанционное обучение показало нам путь возвращения к истокам. Вот несмотря на то, что, может быть, это прозвучит парадоксально: с одной стороны, кажется, что, наоборот, мы как будто в будущее шагнули, по большому счёту, мне кажется, это возвращение к истокам. Это то, о чём Густав Малер говорил, это его интерпретация, что традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу, — я это имею в виду. А в чём огонь? В изначальном смысле образования — от слова «образ»: человек стремится обрести образ, подобие Бога и так далее. В этом смысле образование не может быть неосмысленным, оно не может быть неосознанным, оно не может быть без мотивации. Именно с мотивации начинается образование — и дистанционное обучение это показало. Не будет мотивации — ничего не произойдёт. Это тоже плюс. А ещё плюс такой, что учителя, директора и школы поняли, что очень многие рутинные процессы, на которые уходит много времени, много сил, на самом деле очень легко заменить и не тратить на них время. И вот эта ненужная иногда мишура как-то отпала на время дистанционного обучения.

Из минусов — ключевым минусом является наша неготовность к тому, чтобы быстро можно было перейти на такую систему обучения, которая, кстати, в будущем всё равно может пригодиться, потому что всё равно у нас есть дети, которые длительно не посещают школу по разным причинам. Они могут быть больны как временно, могут просто испытывать трудности со здоровьем, скажем так, в течение всей своей жизни. И они сейчас у нас часто просто исключены из школьной жизни, а не только из урочной. Поэтому всё-таки наша неготовность к тому, чтобы быстро разворачивать дистанционное обучение, скорее, минус. Вот это тоже было проявлено. Потому что, ещё раз повторю, дистанционное обучение может повысить эффективность образования, если мы будем удерживать основной смысл его, конечно.

К. Мацан

— В эти карантинные недели звучали слова от разных экспертов и даже чиновников высокого уровня, на которые очень резко и так нервно реагировали представители преподавательского сообщества и в школах и в вузах, о том, что теперь мы вообще можем всё образование в целом рано или поздно перевести в онлайн. Вот как вам кажется, такая позиция из чего исходит: из непонимания сути образования, из незнакомства с реалиями? Вот как на это можно реагировать?

И. Новокрещёнов

— По-разному можно реагировать. Я не знаю, что двигало теми людьми, которые это произносили, наверное, у них были какие-то свои аргументы внутренние. Но для меня, как и вообще для всех нас, образование — это то, что написано в законе об образовании про него. Это целенаправленный процесс воспитания и обучения. Если обучение, то есть формирование каких-то определённых навыков, часто можно в принципе перенести в дистанционную форму, то вот с воспитанием возникли сложности. Потому что всё-таки мы существа социальные, и наша социальность проявляется, скажем так, только в тот момент, когда мы общаемся друг с другом. Могут быть, кстати, какие-то мероприятия удалённые, но не воспитание в подлинном смысле этого слова. Поэтому, может быть, от непонимания того, что образование — это не только обучение, может быть, не знаю, сложно сказать. Тяжело реконструировать за людей то, что они имели в виду, когда говорили те или иные вещи. Но для меня очевидно, что, конечно, образование — это воспитание плюс обучение. Воспитание не зря на первом месте стоит в законе об образовании, совершенно не зря.

К. Мацан

— А такая роль школы, как социализация? В принципе мы сейчас об этом как раз и говорим отчасти, и вы об этом говорите. К каким новым размышлениям на эту тему подвигла ситуация с карантином, если подвигла? Вот школа как институт, который отвечает за какое-то такое социальное взросление ребёнка. Почему об этом спрашиваю — потому что это тоже одна из граней проблемы, о чём заговорили: а нужны ли в принципе институты, если можно всё делать удалённо? Или если менее радикально задать вопрос: а в чём именно их необходимость?

И. Новокрещёнов

— Необходимости много. Кстати, школа, как социальный институт, свою значимость и необходимость в это время только подтвердила. И здесь, может быть, две позиции, немножко крайние, может быть, но они обе имеют право на существование. Первая — это отношение к школе как некоему социальному сейфу. Многие родители не имеют возможности заниматься воспитанием детей круглосуточно. В то время, когда они работают, им важно, чтобы дети оставались под присмотром взрослых. И в этом смысле очень многие страдали родители ровно от того, что детей невозможно было никуда передать, и они вынуждены были с ними проводить много времени, и это было трудно. Кстати, многие родители теперь по-другому относятся к учителям, понимают, что, наверное, профессия учителя не такая простая. Но в любом случае тот социальный институт, который действительно обеспечивает присмотр взрослых за детьми, это важная тема, но это не самая главная, может быть, тема. А самая главная тема — то, что, наверное, процесс социализации, процесс взросления ребёнка — а ведь всё-таки главная наша задача взрослых по отношению к ребёнку — сделать так, чтобы ребёнок смог бы без нас обходиться в будущем, это самая главная задача во всех смыслах. Поэтому вот эта социализация, включение человека в общество, в общественную жизнь, наверное, связано прежде всего с присвоением некоторых культурных образцов. То есть не просто за их наблюдением, но за их присвоением. И для ребят, конечно, очень важно видеть образцы этого поведения. В любом случае, прежде чем что-то присвоить, нужно с этим познакомиться как минимум.
И мы же понимаем прекрасно, что для подростков свойственно в меньшей степени искать такие образцы в литературе, иногда даже в кинематографе. А им свойственно искать эти образцы в среде своих сверстников. И в этом смысле заменить вот эту естественную социализацию через общение со сверстниками, через поиск разных образцов поведения... причём поиск не только позитивных, но и негативных. К нам, например, недавно приходил на собеседование один кандидат в директора, и когда я его спросил про то, а что собственно его привело в профессию — он учителем решил стать, в педагогику пошёл, — он сказал парадоксальную вещь, что у него были очень плохие учителя, и он понял, как не надо быть учителем, и что он может быть хорошим учителем, поэтому пошёл. И в этом смысле обучение в том числе и через негативные примеры, когда ты наблюдаешь негативные образцы, тоже важная тема. Именно поэтому социализацию не заменишь дистантом. Ребёнок должен видеть образцы поведения, должен видеть, как ведёт себя взрослый, как взрослый реагирует на ту или иную ситуацию — особенно значимые для ребёнка взрослые. Он должен видеть, как сверстники реагируют на ту или иную ситуацию, должен понимать, где, скажем так, заканчивается важное для него чувство сопричастности к некоторой группе, общности с группой, и начинается его личный выбор, когда он всё-таки готов в каких-то ситуациях идти наперекор общественному мнению. Это через дистант невозможно никак освоить.

К. Мацан

— В связи с опять-таки дистанционным обучением, рядом возникает тема семейного образования. И здесь тоже важно услышать мнение человека именно системы школьного образования. Нередко звучат две позиции со стороны школьных учителей и тех, кто занимается этой сферой, что, с одной стороны, нет, всё-таки школа предпочтительнее по разным причинам. А вторая позиция, что если можно в семье, то лучше в семье — вот это идеально. А уж кто не может, тогда мы вас в школе встретим и всё от себя зависящее сделаем. Вы как себя находите между этими двумя позициями?

И. Новокрещёнов

— Сложно я себя нахожу. Могу ответить только от себя, потому что я тоже родитель, ни в коем случае не от системы образования. Я для себя таким образом ответил на вопрос, что социализация в совсем раннем возрасте, то есть воспитание в совсем раннем возрасте желательно действительно должно проходить в семье. То есть в момент, когда значимым для воспитания, для самого ребёнка является его родитель, он должен быть рядом. И в этом смысле если есть возможность ребёнку в дошкольном периоде побыть дома с семьёй, то мне кажется, это лучше сделать действительно в семье. У меня, например, ребёнок пошёл в детский сад за один год до того, как пойти в школу для того, чтобы освоить немножечко общие навыки поведения в обществе и так далее. И кстати, он очень быстро социализировался и абсолютно очень быстро вошёл в коллектив — никаких проблем здесь не было. Но может быть, это частично справедливо и для начальной школы. Ещё раз повторю: в момент, когда для дальнейшего развития ребёнка особую важность приобретают значимые взрослые, и это могут быть не родители, и это хорошо, что это часто не родители. У ребёнка совершенно нормально, естественно протест возникает против родителей или битва за свою свободу и так далее — это нормально для взросления ребёнка. Но должен быть значимый взрослый рядом какой-то, к которому ребёнок прислушается, и плюс сверстники. В подростковом периоде это абсолютно необходимо. Моя позиция, по крайней мере, такова, что в младшем школьном возрасте, наверное, лучше семейное обучение, воспитание.
Но вот чуть-чуть попозже, может быть, лет с 8-10, всё-таки ребёнку крайне необходимо находиться в коллективе сверстников. В любом случае, даже если родители переживают, что ребёнок может попасть в какие-то дурные компании, видеть какой-то плохой пример, мы должны понимать, что человек — существо социальное, нам жить в том обществе, в котором мы находимся. И поэтому чем раньше ребёнок поймёт, познакомится с этим обществом, найдёт в том числе для себя какие-то... научиться даже говорить «нет», когда ему настойчиво что-то предлагают. Это важно, потому что в иных случаях он может выйти в общественную жизнь, как из оранжереи, оказаться к ней полностью неготовым. И это может стать трагичным для него опытом. Он будет просто не готов столкнуться с теми вещами, с которыми он должен был столкнуться раньше и должен был раньше выработать свою позицию по отношению к этим вещам.

К. Мацан

— Это был Илья Новокрещёнов — начальник Управления развития кадрового потенциала системы образования Департамента образования и науки города Москвы, многолетний преподаватель и директор одной из московских школ.

К. Мацан

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы продолжаем наш разговор о школьном образовании в ситуации карантинных ограничений. Не раз в нашей программе прозвучали слова о соотнесённости обучения и воспитания в процессе образования. Это глубинный вопрос целей образования. Какие проблемы и задачи в этом смысле обнажил случившийся опыт дистанционного обучения как в школах, так и в вузах. Об этом размышляет Елена Брызгалина — кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ.

— Елена Владимировна, для вас, как для философа и учёного, какая главная проблема обнажилась в связи с карантином, домашним обучением, дистанционным образованием и прочими мерами ограничения такого привычного течения жизни, в том числе в области образования? На какой вопрос, как вам кажется, система образования должна себе ответить на основе того опыта, который мы все пережили?

Е. Брызгалина

— Вы знаете, вы сформулировали самую действительно болевую точку. И для меня, как для философа, она состоит в проблеме целей образования. Потому что когда мы оцениваем требования к процессу образования, изменения результатов образования, когда мы смотрим, как трансформируется система образования, глобальная или национальная, мы должны отвечать на вопрос: а ради чего все происходящие изменения? Явного ответа на этот вопрос, к сожалению, не было и в докризисную, скажем так, эпоху. И сейчас самое время поискать какие-то консенсусные варианты ответа на вопрос: какова современная цель образования? Если мы понимаем образование как обучение и воспитание, то основные тенденции в развитии образования, которые в последние годы формировались, ускорились, в связи с пандемией. Мы можем оценить эти тенденции с точки зрения их реальной реализации или ограничений. С проблемами воспитания возникли очень большие проблемы, потому что учитель, педагог, изменив свои функции в условиях дистантного образования, уже не может пользоваться традиционными воспитательными приёмами и методами. Родители, оказавшись в новой ситуации, испытывают некий кризис воспитательных моделей. Поэтому, с философской точки зрения, задача связана с переосмыслением целей образования, понимаемого как обучение плюс воспитание.
Сегодня мы столкнулись с тем, как децентрализуется система образования, как увеличивается количество внесистемных провайдеров образования. Глобальным вопросам и концепциям начинают отводить роли второго плана. Даже относительно собственно научных теорий возникает вопрос: нужно ли их давать в образовании или образование должно быть нацелено на достижение каких-то очень прагматичных результатов. Например, помочь человеку выжить, научить каким-то бытовым навыкам. Соответственно, достижение практической эффективности всё больше трактуется как желательный результат образования. Это очень некорректная и узкая трактовка. Всё, что связано с воспитанием, очень сложно утилитарно измерить. Гуманитарные результаты образования — очень сложный актив. Как можно оценить открытость для усвоения знаний, умение адаптироваться к новым технологическим ценностным ситуациям? Вот то, что становится результатом образования в классическом, высоко понятом смысле образования, сегодня для многих людей является неочевидным результатом. И поэтому в статус невостребованного попадает как раз то, что формирует целостную картину мира, работает на то, что мы имеем дело с разнонаправленно развитым человеком, который отвечает на вопрос, в чём смысл его жизни, в чём смысл существования человечества и может осмыслить какие-то моменты, кризисные, жёсткие, с точки зрения не только потребности в личном выживании и обеспечения безопасности здесь и сейчас, а в более широкой эволюционной перспективе. Сегодня время диктует вот так широко и глубоко понятого образования.

К. Мацан

— Мне очень важным показалось то, что вы говорите о тех возможностях, которые либо присутствуют, либо отсутствуют у преподавателя в режиме дистанционного обучения. В связи с ситуацией дистанционного обучения нередко звучала тема как раз об этой образовательной модели: учитель — ученик. Вот что здесь происходит, что вы здесь выделяете для себя как существенное, как важное, какой аспект вам кажется достойным обсуждения?

Е. Брызгалина

— Обсуждение изменений миссий преподавателя в связи с цифровизацией началось уже достаточно давно. И пандемия, с резким сломом привычного характера отношений между учителем и тем, кто учится, только ускорила дискуссии. Мне видится, что роль преподавателя связана именно с человеческими его характеристиками, с эмоциями, с возможностью оценить не только формализованные результаты, прагматически понятые, но увидеть, как ученик растёт над собой. Преподаватель может сегодня превратиться в создателя обучающего опыта, в специалиста в области дизайн-мышления. Именно преподаватель может реализовать так называемые индивидуальные карты развития, помочь обучаться школьнику, студенту в процессе собственной деятельности. Цифровизация, и об этом всегда говорили эксперты, не вытеснит человеческое взаимодействие. Дистантное онлайн-образование — массовое, более дешёвое, но для каждого человека останется необходимость понимать другого. Изменится отношение между ключевыми субъектами образования, но, как фактор социализации в процессе общения ученика и учителя, ребёнка и родителя, образование должно сохраниться. Иначе мы потеряем важнейший механизм передачи культурной традиции, мы рискуем потерять человеческое в человеке, мы рискуем обрести поколение новых Маугли — детей, выученных компьютерами, сетями искусственного интеллекта, которые не будут уметь понимать эмоции. Ведь мы в последние годы очень неправильно делали в образовании упор на дисциплину и конкуренцию, выстраивали рейтинги вузов, рейтинги учеников и педагогов. Сегодня стоит задача заменить дисциплину и конкуренцию на самостоятельность и сотрудничество. А эти характеристики являются характеристиками человеческих взаимоотношений. Вот уже в последних реформах очевидно, что роль организаторов образования становится больше, а значение влияния каждого отдельного учителя или профессора на школьника или на студента падает. Очень важно, чтобы технические организаторы учебного процесса не подменили своими функциями сути образования.

К. Мацан

— Это была Елена Брызгалина — кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ.
Наверное, не случайно рядом с темой школьного образования неизменно встаёт тема семейного, домашнего обучения, семейных ценностей и отношений детей с родителями. И тем более символично, что в нашем эфире мы говорим об этом именно сегодня — в День семьи, любви и верности. С нами на связи Александр Пашкин — директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив, организатора Дня семьи, любви и верности в России.

— Александр, в этом году необычный такой получается День семьи, любви и верности, в связи со всем понятными причинами, в связи с карантином и самоизоляцией. И на самом деле многие эти карантинные недели провели как раз в семьях. Даже кто-то делится впечатлениями, размышлениями о том, что заново узнали членов семьи, заново посмотрели на детей. И для кого-то это показалось не очень простым опытом, для кого-то, может быть, радостным и полезным, но вот что вы думаете о таком символическом стечении обстоятельств в этом году?

А. Пашкин

— Да, действительно, Константин, это было и испытание для всех нас, и проверка наших семей на прочность, на крепкость семейных союзов, устоев. На самом деле, да, начиная с 2008 года, мы немного по-другому праздновали День семьи, любви и верности. Потому что это праздник молодой, несмотря на то, что у него очень глубокие корни, но мы всегда организовывали праздничные мероприятия на исторической родине этого праздника — в городе Муроме Владимирской области. Во всех без исключения регионах Российской Федерации и в более чем 80 странах мира каждый в силу своих национальных, религиозных особенностей организовывал различные мероприятия по празднованию Дня семьи, любви и верности. В этом году все мероприятия отменены, поэтому праздник будет наполнен немного другой традицией. Возможно, она зародится, благодаря тем обстоятельствам, не очень простым для всего мира, и семьи действительно будут праздновать этот день в каком-то узком кругу. Возможно, появятся новые традиции, и это будет одной из позитивных историй или одним из тех уроков, которые мы вынесем из этой сложной ситуации с распространением коронавируса.

К. Мацан

— А к чему в этом году вы готовились в оргкомитете праздника? Что готовилось, что планировалось и что в связи с последними событиями всё-таки останется как некая форма празднования, что будет преподнесено людям?

А. Пашкин

— Поскольку ежегодно планирование мероприятий по празднования Дня семьи, любви и верности начинается весной, а в этом году мы все уже были в курсе того, какая эпидемиологическая ситуация сложилась в нашей стране и за рубежом, и мы все понимали, что планировать какие-либо массовые праздничные мероприятия не имеет смысла. Но есть одна традиция праздника, которая непременно будет соблюдена, это вручение семейным арам, прожившим в браке более 25 лет, медалей за любовь и верность. Это общественная награда, она с самого начала была утверждена оргкомитетом. И ежегодно во все без исключения регионы Российской Федерации и во многие страны мира рассылаются наградные комплекты. Эти награды также будут вручены. Это не будут какие-то массовые мероприятия, праздничные торжества. Это, скорее всего, будут какие-то более кулуарные мероприятия, либо они будут сдвинуты по времени чуть позже, когда ситуация улучшится, но наградные комплекты в регионы направлены. У нас есть нормативы, и каждый регион получает определённое количество наград для своих семейных пар. Эти награда будут вручены. Когда — каждый регион принимает решение самостоятельно о формате проведения таких мероприятий и их времени и сроках, в связи с тем, как складывается эпидемиологическая ситуация в регионе.

К. Мацан

— Это был Александр Пашкин — директор отдела по связям с общественностью Фонда социальных инициатив.

И в заключение нашей программы звучит песня, написанная специально по случаю праздника Дня семьи, любви и верности. Песня называется «Распустились ромашки в России». Композитор — Виталий Кись, текст — Екатерина Ладгара, исполняет Владислав Косарев. А я, Константин Мацан, прощаюсь с вами. До новых встреч в «Светлом вечере», берегите себя и друг друга.

(Звучит песня.)