Поделиться
У нас в гостях был настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря в Рязанской области игумен Лука (Степанов).
Мы говорили о том, почему орудие страшной казни стало символом победы над смертью, и какое значение имеет крест для христианина.
Ведущий: Александр Ананьев
А.Ананьев:
— Один из двенадцати главных праздников Русской Православной Церкви — праздник обретения Креста, на котором был казнён Иисус Христос — совсем скоро, 27 сентября, мы отмечаем Воздвижение Креста Господня.
Было бы странно в программе «Вопросы неофита» не поговорить, во-первых, об этом празднике, а, во-вторых, о самом Распятии, о самом Кресте, которое символом... или не символом... вот, что важно... стоит в центре нашей веры, в центре нашей повседневной жизни, в центре наших мыслей, вопросов, чаяний, традиций... что такое — Крест?
И почему именно Крест находится в центре? Ведь, это... так, на секундочку... орудие жесточайшей казни. Почему — не Христос, а — Крест, на котором Его казнили? И, если это символ, то символ — чего? Символ великой жертвы? Символ вечной жизни? Или — символ смерти?
Насчёт символа смерти, я сразу вспоминаю... ну... даже не вспоминаю — представляю себе картину. Ты идёшь, поляна, на поляне — крест. Что здесь? Могила. Стало быть, крест становится символом смерти для нас?
Вот, об этом, и многом другом, я хочу сегодня поговорить со своим дорогим гостем — настоятелем Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря, игуменом Лукой Степановым.
Отец Лука, добрый вечер!
О.Лука:
— Сердечно приветствую, друзья!
А.Ананьев:
— Здравствуйте!
То, что произошло через 300 лет после событий на Голгофе — обретение Креста — это легенда, как об этом говорят часто, или это реальные события?
О.Лука:
— Ну, в их историчности серьёзно сомневаться не приходится. Связаны они с именем царицы Елены, великому равноапостольному императору Константину ближайшей родственницы — точнее сказать, его мамы, которая шутить-то особенно не намеревалась с такой темой, которую вложил ей Господь в сердце — обрести Крест Христов, освободить от, вот, этих вековых завалов место Страданий Господних...
Ну, мы бы сейчас этому ничуть не удивлялись — нам всем знакомы труды по возрождению разрушенных монастырей, по откапыванию засыпанных источников, прежде славившихся своей благодатностью... так, что... при расцвете в IV веке уже христианской империи, Восточно-Римской, со столицей в Константинополе, это дерзновение царицы Елены — вернуть местам, связанным с жизнью, смертью, воскресением Господа нашего их славу... собственно, не то, что вернуть, а им сообщить — поскольку, особого почитания этих мест, в связи с гонениями первых трёх веков, как раз, и не было. Только сбылось слово Господне о разрушении Иерусалима, о разрушении храма Соломонова, сбылось Его пророчество о том, что надлежит дочерям Иерусалимовым о себе плакать и о чадах своих в связи с расточением Израиля, и, далее, века гонений, вплоть до, вот, этого благословенного, хотя и очень ещё сложного, смятенного IV века, не было место Распятия, Страданий, Смерти и Воскресения Господа христианами почитаемо по причине простой физической невозможности.
И, вот, царица Елена делает то, что, не сделай она, видимо, сделали бы Ангелы. Или... как... если они умолкнут, то камни возопиют! Так, вот, камни этого Иерусалима возопили, и царица предприняла этот поход, с большими денежными расходами, с очень жёсткой решимостью выяснить, путём даже и... это тоже некоторых шокирует... мучений тех, кто не захотят разговаривать. И тут, как раз, старец Иуда, который, по преданию, по церковному повествованию, и указал место погребения под каменными глыбами этого места Страданий, самой Голгофы.
Теперь мы удивляемся, когда, находясь в храме Воскресения Христова, переходим от Голгофы — к камню Помазания, от камня Помазания — к Кувуклии, удивляясь тому, что этот переход, внутри самого этого величественного здания, не занимает больше минуты или полутора — таковы масштабы городов. Когда вы находитесь в рамках Рязанского или Псковского кремля, где был целый город внутри, тоже удивляешься: вот тебе здесь — палаты княжеские были, здесь — двор для писарей, тут — конюшня, тут — народ живёт, и всё это, буквально, в масштабах шаговых. Так и там.
Это место исторически было найдено, обретено, и, уже последующее обретение трёх крестов, один из которых чудотворный — это благодатное такое Господне явление, которое убедило всех, и продолжает убеждать. Потому, что этот Крест Господень частицами разлетелся по всему миру, с благоговением почитаемый, и чудеса, являемые перед его частицами, продолжают собираться в повествования монастырские.
Одно из наиболее, кстати, таких ярких воспоминаний, связанных с поклонением Кресту Господню — у паломников на острове Кипр. Там, на тысячеметровой горе — Ставровуни — монастырь Святого Креста, где одна из частиц Креста, оставленная самой царицей Еленой, и поныне почитаемым источником такого великого благодатного утешения остаётся.
А.Ананьев:
— Невероятно то, что... ну, вот, если просто попытаться визуализировать себе эту ситуацию... там всё невероятно.
Во-первых, от дома царицы Елены, который находится... если я ничего не путаю... в нынешнем Трире, в Германии, в Мозельской долине, где находится её дворец, где сейчас хранится честная глава царицы Елены, до Иерусалима — 3095 км, я сейчас посмотрел. Даже сейчас на это уйдёт время — чтобы пересечь это расстояние, даже на машине. Тогда же это было такое путешествие, длиною в несколько лет, возможно. Это — раз.
Во-вторых, мы недавно с женой столкнулись с тем, что не могли найти свидетельство о заключении брака, которое нам вручили пять лет назад. И мы говорили: «Слушай... ну, так много времени прошло — мы и не найдём никогда! Давай, сделаем дубликат...» Там прошло — 300 лет. 300 лет! И, вот, это, вот... две деревянные балки... Каким образом: а) их можно было найти? б) убедиться в том, что это они, и... в общем... душа неофита требует доказательств.
О.Лука:
— Здесь слова Господни «невозможное человекам возможно Богу» приходится принимать... ну... с каким-то допуском... неведомо как! Потому, что объяснить... если мы хотим всё, более-менее, на пальцах... или не счётах... компьютере... то, в общем, мы никогда с христианством не смиримся. Потому, что оно рождается не в каком-нибудь собрании мудрецов, не при каком-то рациональном принятии решения... например, по объединению арабских племён: «Давайте, какую-то религиозную систему... без неё — никуда... надо же объединяться! И, прежде, чем придёт время Османской империи, надо, конечно же, сделать хорошее основание... и, давайте, разберёмся... и рационально...» — тогда раскручивается удобный и исторический контекст, канва, и, вот, эти постепенные нововведения, и какая-то религиозная система.
А у нас — всё не так! Рождение христианства — это Зачатие Девой... Зачатие — Девой!... и это никаким образом ни опровергнуть нельзя, в связи с доброкачественностью, вообще, всех... первых христиан, особенно... действий самой Матери нашего Спасителя... а ещё, вдобавок, не только Зачатие Девой, но ещё и Рождение в Приснодевстве Мальчика, который на восьмой день зарегистрирован в обществе Израилевом, в связи с Обрезанием, наречён Иисусом... и Она остаётся в том же девстве, в котором Его и зачала. Это — базовые понятия, без которых нет христианства. Оно с них началось. Если бы не было этого чуда Боговоплощения, то и всего остального бы не было.
В отношении таких святынь, которые становятся общехристианскими... вот, это замечание «как это может быть... потому, что этого не может быть, в принципе»... в принципе, слабый довод. Речь идёт не о каком-то подобии... в конце концов, могло быть и подобие, и место — похожее...
Надо сказать, что в западном христианстве даже утвердился такой подход к святыням: если есть глава неизвестного святого мученика, и к нему прикладывается крошечка, частичка, крупица святого известного, то представляется «глава» того известного святого, крупица которого присоединена к этой... почитаемой уже святыне, как к главе. Поэтому, немало можно по Европе найти «глав» апостола Луки... и...
А.Ананьев:
— Вот, об этом я и говорю, да...
О.Лука:
— Ну, в этом отношении... Креста... упование царицы Елены, потребность, так сказать, общечеловеческая, чтобы он был обретён, является основной движущей силой. «Просите, и дастся вам, ищите, и обрящете...» — Бог даёт тот предмет, который подкрепляется... который сам укрепляет веру, и который формулируется именно тем, что искали.
Воскрешение мёртвого — ну, насколько это актуально сейчас подтвердить? Покажите эти врачебные указания... Но, ведь... когда мы говорим, например, о том, что для нас дорога Туринская Плащаница, как чудо Божие, но мы её не торопимся канонизировать, как, несомненно, Плащаницу Господню — потому, что для нас это не является догматическим основанием нашей веры. Она это, или не она.
Хотя, сейчас — новый шаг... видели, наверное?... исследователей добросовестных. В соответствии со всем показаниями Туринской Плащаницы, теперь воспроизведён образ человека. То есть, сделан этот... муляж... эта... кукла... это телесное подобие человека, с которым произошло всё то, что отражено на Плащанице.
И это... не запрещено к нашему христианского впечатлению, но, при этом... я думаю, что никто не возьмётся... даже, как иконе, поклоняться... вот... тому изваянию, которое сделали учёные, в соответствии с показаниями Плащаницы — такой... бесстрастной, можно сказать, свидетельницы Христовых Страданий.
Так и в отношении этого Древа Креста. От того, что это именно оно... Потому, что никакой другой казни не произошло со Христом Спасителем — об этом свидетельствуют не только евангелисты и первохристианские свидетели, участники этой первичной христианской общины в Иерусалиме, но и около двухсот источников языческих и иудейских, которые говорят о определённых событиях того времени.
И перенестись через 300 лет нам даёт, всё-таки, чисто историческая убеждённость в том, что почитаемый Крест Христов — это учение о Кресте, впоследствии ставшем и символом, который, ещё до обретения Креста Христова на себе все христиане изображали — об этом свидетельствует Иоанн Златоуст, говоря: «Мы всё осеняем крестом...» Ещё не сказано о трёхперстном сложении — это уже, всё-таки, определённое догматическое исповедание — Троицы единосущной и нераздельной, двух природ Иисуса Христа, соединённых в одной личности, и — наложение на себя креста, или осенение крестом чего-то или кого-то, но он говорит: «Мы всё крестом осеняем, и самих себя». И там были разные варианты: и перстом, и сложенными вместе пальцами, и просто ладонью.
И это продолжение жизни Креста в человеческом... таком... исповедании, в человеческой практике — в церковной практике, ещё без обретённого Креста, подтверждает его подлинность.
Поэтому, когда появляется у Церкви само это Древо, которому, во главе с патриархом Тарасием, поклоняются верующие, сначала в Иерусалиме, в этой церкви, потом Елена везёт его в Рим...
Хорошо... Лосский... ну, там... в другом поле дискуссий — о Дионисии Ареопагите... мнимом, там... псевдо... не псевдо... доводов много, что — не он, но главный довод — а кто же, если не он? Так, что: а что же это, как не Крест Господень? Если этому, впоследствии, уже поклоняются патриарх и народы, он окружается неформальным почтением, и, главное, действует, в соответствии с ожидаемыми от него силами.
А.Ананьев:
— Игумен Лука Степанов, настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря, и я, Александр Ананьев, сегодня, накануне праздника обретения Креста, на котором был казнён Иисус Христос — праздника Воздвижения Креста Господня — говорим, собственно, и об этом празднике, и о самом Кресте.
Отец Лука, Вы, как христианин, как опытный священник, пастырь — против исследований реликвий, святынь, частичек Креста? Это же — важный вопрос? Ты тут — либо веришь, либо не веришь...
О.Лука:
— Да... я, вот... немножко я попытался сформулировать... простите, если я немножко затягиваю свои тезисы... да, я не чувствую никакой потребности в этом, и думаю, что правильнее вот так себя располагать — что это точно оно, или не точно оно...
Или, знаете, когда мы продаём какую-то вещь, и говорим: «Это, вот, картина XVIII века». Но точно ли она — XVIII века? Потому, что... иначе, за неё не дадут столько, сколько мы хотели бы получить. Картина-то красивая, спору нет... и, как говорится... невооружённым глазом бриллиант от фианита-то не отличишь толком! Если фианитик ещё и немножко подчищенный и подглаженный, там... то... что здесь говорить?
Традиция... она — видите, окружена определёнными историческими предпосылками и ситуациями... она создаёт какую-то, более-менее, комфортную подушку.
У меня есть добрые знакомые — историки церковные — которые, например, в отношении «Нерукотворного Спаса» — вот, этого плата, приложенного к Лицу Господню, а потом переданного Авгарю, и, впоследствии, хранимого, имеют какие-то свои исторические несовпадения, и говорят о том, что он появляется — этот плат — для поклонения в период иконоборчества, как некоторое... и теряется в веках какое-то его подлинное пребывание, если оно началось...
Вот, для меня это не представляется, вообще, сильно актуальным. Поскольку, вот, в этих загадках пятилетней давности... или пропаже свидетельства домашнего... или... а точно ли у супруги, тогда... если свидетельство касалось регистрации?
А.Ананьев:
— Большой вопрос!
О.Лука:
— Вы же скажете: «Ну, простите... пять лет, всё-таки, что-то... что-то нас объединяло!» Вот. И потом, когда какая-то бумага появится, Вы усомнитесь: «Подождите... но, ведь... она вряд ли могла бы не истлеть за это время... это точно — так бумага?» — может быть, всё-таки, это — подделка? С Вашей стороны... с её стороны...
Ну, мы оставляем этот вопрос, как, в общем-то, для себя — не сильно значащий. Потому, что... вот, эта основа веры в Зачатие и Рождение от Девы... основа веры в соединение в одной Личности Божества и Человечества... мы не можем понять, что такое душа и тело — в нашей личности, но исповедание Самого Христа о том, что Он и Отец — одно, исповедание святых отцов, которые уже достаточно умственных усилий и... такой... исторической практики приложили для того, чтобы Символ Веры уже принять, как богодухновенный, и следовать ему...
И, вот, это исследование частиц дерева, которые сейчас в разных храмах и монастырях признаются, как частицы Креста Господня — я думаю, что они будут, во-первых, не совсем одинаковых показаний, если мы вдруг вдохновимся к этому исследованию. Мало того, скажем, что... толку-то от этого? Разве убедятся те, кто не хотят уверовать в силу Креста Господня, от того, что подтвердится, что какая-то часть Креста относится к первому веку от Рождества Христова, а какая-то — не относится?
Они претерпели, кстати, как и Плащаница, разные периоды — воздействие и пожаров, и каких-то различных испытаний временем... могут быть разные научные показатели... наука тоже ведь выстраивает только версии... сама по себе, наука не претендует на познание причин, она отражает... ну, как бы... только момент настоящего, который... вот... доказуем и воспроизводим.
Так, что, вот, в отношении этих святынь, всё-таки, на Ваш вопрос, сторонником ли я был бы такого исследования, по поводу распада... там... каких-то... радиоактивных частиц... по каким-то ещё способам исследования древностей... я не думаю, что это, само по себе, полезно.
Другое дело, что какая-то внешняя посильная человеческая регистрация — должна быть. И, вот, когда в 90-е годы только открылись широко двери церковные, святыни начали появляться, я сам тогда, ещё проходя послушание в одном из Московских монастырей, с каким-то недоумением смотрел на эти банки частиц — ну, как банки хранения... а то и просто банки реальные, в которых братия, съезжаясь из разных мест... у нас ещё такой был монастырь — как перевалочная база для многих наших паломников, путешественников куда-то на Православный Восток... «Так... ну, вот, я тебе — частицу Николая, ты мне — два Афанасия и Иоанна. А... у меня тут, вот, чё... а у тебя... а у меня — вот...» — и это всё просто подписано самым примитивным способом. В том числе: «О... а у него — Крест есть Господень, Крест Господень... вот...»
В этом смысле, порядочек, который, всё-таки, теперь требуется со стороны церковного начальства — о том, что всякая частица должна быть сопровождаема соответствующим документом правящего архиерея, где находится главная часть мощей, например...
Частица мощей Феофана Затворника — мне посчастливилось несколько лет первых — лет моего служения священнического — быть хранителем мощей Феофана Затворника... и, вот, эта самая технология с отделением святыни и её последующим пребыванием в другом месте — прекрасно, если она, всё-таки, некоторыми, человечески понятными историческими подтверждениями обеспечена.
Архиерейские документы... там... сям... переложения... вот, эти передачи... когда и откуда, кому, почему... насколько это возможно... то есть, без излишнего фанатизма, я бы сказал.
А.Ананьев:
— А в Спасо-Преображенском Пронском мужском монастыре не хранится частица Креста Господня?
О.Лука:
— Нет.
А.Ананьев:
— А что нужно, чтобы она там появилась?
О.Лука:
— Ну... наверное, большое желание, если бы оно было, и сказать: «Дайте нам... вот, вынь да положь!» — и буду вспоминать, где у меня более-менее хорошие связи там, где, говорят, что она имеется. Так, чтобы её, всё-таки... Но если я сам, всё-таки, сторонник послушания в этом смысле, тогда... что? Вот, у меня есть частицы... апостола и евангелиста Луки — но это передано епископом Газским нашим московским благодетелям, которые посчитали, что ей храниться у нас уместно. У нас есть — три святителя, ибо престол есть трёхсвятительский, но к ним есть соответствующая бумага и благословение недавно почившего и почитаемого всенародно митрополита Амфилохия Черногорского. У нас есть даже то, чего нет ни у кого — ковчег с частицами мощей Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Они были погребены, и мощами своими пребывали много веков во французском местечке Эшо, которое было разорено революционерами, безобразниками этими французскими, во времена этой буржуазной бандитской и антихристианской революции, когда, как раз, и всякая святыня, до которой можно было дотянуться этим безбожникам, была попираема, уничтожаема — в том числе, и не сохранились после этих бурь революционных их мощи в Эшо. Но... прежде отделённые частички в Риме — были.
И, вот, из Рима, с документами... ну... католических каких-то архиереев, но, тем не менее, сопровождалось приобретение этих частиц нашими ревнителями благочестия нынешними. Так, что — в таком формате, мы остаёмся почитателями святынь, и признавателями их.
В отношении Креста... если кто-то мне объявит... Я-то, как поклонник Креста Христова, осязаемого, вот, как раз, упомянул с самого начала то место, где, по-преимуществу, для меня, находится этот самый... видимая частица крупная Креста Христова — это, как раз, тот монастырь Ставровуни, как раз, Кресту посвящённый, и где этот Крест Господень является главной святыней. И жизнь вокруг него меня убеждает в том, что это, подлинно — он. Потому, что кругом — благочестие, которое только Святой горе Афон знакомо. Это монастырь, в котором не допускается вход женского пола. Это монастырь, в котором — непрестанная молитва. Это монастырь, в котором, как и на Афоне, между молитвами — это не время отдыха, а время труда, включая и самого престарелого игумена. Это — такое благоговейнейшее святое жительство, которое устроено... ну... тоже, ведь, не с неба упало, а развивается вокруг подлинной святыни, которая преображает — и, вот, это, пожалуй, главное чудо — тех, кто возле неё: и подвизается, трудится, и приходит к ней.
Так, что, у мужчин... женщины, опять же — они туда не дойдут из-за того, что вход в монастырь ограждён — есть только храмик рядом, где можно полюбоваться на красоту этого чудо-острова, и встретиться со священником в этом храме, возле монастыря, для духовного...
А.Ананьев:
— Не справедливо... женщина обрела Крест Господень, а женщинам — невозможно к нему приложиться...
О.Лука:
— Ну... это, ведь, я говорю о месте, особенно для меня дорогом. Я думаю, что Вы, или наши слушатели и зрители — они вспомнят какие-нибудь и другие места, где Крест Христов...
А.Ананьев:
— Троице-Сергиева Лавра, Елоховский Богоявленский собор, Зачатьевский монастырь...
О.Лука:
— Вот. Ну, я бы сказал — на себе попробуй! Иди к этому Кресту с некоторой мерой веры, чтобы, всё-таки, он туда попал не от какого-то соседнего забора, а есть и историческая определённая история, как оказалась и эта частица Животворящего Древа в том или другом святом месте и нашего Отечества.
А там уже — слушай сердце! Не обязательно это проявится в каких-то чувственных переживаниях — наивен тот, кто всегда ждёт подтверждения подлинности святыни, прикладывая... как бы... кальку... или лакмусовую бумажку... своей собственной грубой души. Она же грубовата — ты не забывай! Поэтому, ты прикладываешься к Кресту, и: «Говорят, что Крест... чё-то на меня не действует... знаете... то ли он — не Крест... то ли я какой-то тупой...» Но ты допусти, с некоторой степенью вероятности, второе — что мы, как раз, маловосприимчивы к святыням.
Можешь проверить на бесах, кстати, действенность святыни. Вот, мы, в мою бытность на Афонском подворье в Москве, о котором я уже упомянул завуалированно, были участниками двухкратного принесения главы целителя Пантелеимона со Святой горы Афон для поклонения москвичам... ну, и не только москвичам — эта святыня ходила и по другим некоторым городам нашего Отечества.
И — пожалуйста... кто в этом сомневается, очень легко подкрепление имел от Господа, посредством бесов. Как известно, бесноватый от психически больного отличается своей реакцией на святыню. Потому, что, одержимый духом тьмы, он и приближение священника переживает очень остро, наличие воды в стакане — не простой, а святой — для него болезненно.
Так, вот, когда мы, взяв за руку, в полном монашеском облачении — в мантии, в клобуке, в ремне... ну... как подлинных, таких, латах духовных — сопротивляющуюся с какой-то, вышемужской, силой, хрупкую женщину... басом из неё, матерно орущим, чтоб не подводили её к этой сожигающей её... к Пантелеимону...
А.Ананьев:
— Вы всё это видели?
О.Лука:
— Да, мы в этом участвовали! И это замечательно полезно — и для нас... как-то мы уже, так, немножко... что называется... засучив рукава рясы, водили бесноватых... и пока, вот, это какое-то удивительно благодатное действие не происходит... при контакте... при контакте... вот, за Ризу Господню... то ли тут дело веры и нас, и тех, кто подходит — потому, что сам-то человек хочет подойти, а бес ему не даёт... и, вот, эта борьба интересная...
А.Ананьев:
— Сейчас мы прервёмся на минуту — у нас полезная информация на Радио ВЕРА. Рекламы у нас нет, но есть информация, которая меняет вашу жизнь к лучшему. А через минуту мы продолжим разговор с настоятелем Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря игуменом Лукой Степановым о грядущем празднике Воздвижения Креста Господня. Не отходите далеко.
А.Ананьев:
— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА.
Настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря игумен Лука Степанов отвечает сегодня на эти вопросы.
Я — Александр Ананьев.
И... я сразу попрошу прощения за следующий вопрос — вопрос, который, на мой взгляд, должен как-то раскрыть суть самого поклонения Кресту Господню.
Зачем царица Елена решила, во что бы то ни стало, обрести орудие страшной казни? Мне сразу приходит в голову... я ещё раз прошу прощения за это сравнение, но мне важно понять.
У меня есть дорогая мне знакомая, у которой муж погиб в аварии. Любимый муж. Она в нём души не чаяла, он её очень любил. Её жизнь, фактически, была разрушена после его кончины.
Конечно же, как христианка, она понимает, что он не умер, он рядом, она к нему обращается с молитвами, она за него молится, он... она абсолютно уверена в том — и чувствует это всей своей душой — что он молится за неё, и их связь не прекращена.
Я не могу представить себе, что она захочет иметь и хранить руль с остатками крови от той машины, в которой он погиб — это было бы странно.
Здесь — Господь и Человек, которого мы любим. И, по сути, та же самая история. И, вот, вопрос — зачем?
О.Лука:
— Есть большая разница между смертью каждого из людей... как бы ни был он сильно любим, но его смерть есть настоящее разрушение... вот, этого способа существования белковых тел — то, что мы называем плотью человека и... отделение от неё душевной части личности... и... это — путь всея земли, который был таковым до Боговоплощения, остался, по виду, таким же после Боговоплощения... но... то, что произошло две тысячи лет назад, в конкретном историческом месте с конкретным членом человеческого рода — поскольку Бог воспринял нашу человеческую природу, а мы, как известно, хоть и — не один, а нас — миллиарды... были, и ещё кто-то будет... но — одно. Мы — одно и то же человечество. Поэтому, природа наша человеческая — едина.
Когда в ней оказалась закваска святости — новый Адам, когда Бог принял человеческую природу, и эта Личность явилась для того, чтобы освятить человечество, просветить человечество — то есть, научить, и — явить полноту Своего Божества, то тогда Его смерть по плоти, как в тропаре сказано, попирает смерть. Его смерть на Кресте становится причиной победы над смертью.
Поэтому... нужно обратить внимание, что Крест у нас не сам по себе висит в воздухе... даже на этом ли... на этом... на этом... на этом изображении... на иеромонахе много крестов — и постригальный, и крестильный, и афонский на чреве, и, если уж ещё и священнический — вот, да, на каждом предмете одежды... почему так много? Потому, что это... под Крестом мы видим — череп. Не вот — череп... а вот — череп. Это — Крест, который стал причиной воскресения — и не только Самого Распятого, но и всего человечества — кто пожелает оказаться совоскресшим с Господом через этот же самый Крест Христов. При участии, при служении этого Креста.
Этот Крест изображается над символом смерти — ибо, это глава Адама, и она обозначается определённой аббревиатурой: ГГ, ГА написано вокруг этого черепа. Так, что смерть... не Крест означает смерть, а смерть обозначает тот череп, что под крестом.
А на Кресте... у нас, ведь, не такая традиция, что прижилась на Западе — страждущий, мёртвый Христос. Никто не изображает на Кресте Христовом — в православной нашей, подлинной церковной традиции — Христа мёртвого. Но — Христа Воскресшего. Христа уснувшего, и преодолевающего всё это страдание смерти. А не... с какими-то вытянутыми сухожилиями, плещущей кровью, измученным и израненным лицом... кстати, которое отражает и Туринская плащаница, и, вот, это... ну... сформированное... объёмное, так сказать, воспроизведение тела, которое туда было положено. Не это — Крест, который сейчас находится превыше царских дворцов, кресты, которые на храмы взошли — как раз, во времена царицы Елены, с повеления Константина Великого — кресты, означающие победу над смертью. А не самую смерть.
Если бы умер один из миллиардов когда-либо живших людей... и даже, когда все вместе бы умерли, хотя бы за одного человека — толку от этого не было бы никакого. И, поэтому, орудия их убиения не было бы никакого смысла нам прославлять. И мы, надо сказать, не поклоняемся кресту, например, Благоразумного Разбойника, который умер рядом с Господом, хотя и изображаем его с этим крестом первым, входящим в Рай — так на иконе Страшного суда бывает, иногда — на дьяконских входах: изображается обнажённый человек с крестом, входящим... ну, Рай... алтарь — как образ земного Рая, и, поэтому, на вратах иногда изображаются архангелы, иногда изображаются архидиаконы, иногда изображается и, вот, этот самый, первым в Рай вошедший Разбойник. Но его крест — не становится для нас предметом поклонения, а только образ его собственного, по жизни, подвига... ну, не столько по жизни, сколько предсмертного подвига исповедания Господа на Кресте, с просьбой помянуть его во Царствии. А, вот, именно — Крест Христов.
И, поэтому, когда мы смотрим где-то над зданием, на красивой луковице — Крест, мы не говорим: «О... одно из орудий пытки!» — мы говорим: «Крест Христов!» Мы знаем... об этом нам напоминает в православном Кресте всегда перекладинка сверху. В других... западных, там... где всё уже... поразбежались традиции все... этого нет. А это — существенно важно. И, вот, эта...
А.Ананьев:
— А почему перекладинка сверху важна?
О.Лука:
— ... перекладинка — она означает надпись: «Иисус Назорей Царь Иудейский».
А.Ананьев:
— Но надпись же... это была — злая насмешка?..
О.Лука:
— Не совсем. Она получилась у Пилата, всё-таки, утверждающая, что Он и есть Царь Иудейский. И, во всяком случае, это конкретизирует, что мы покланяемся не какому-либо кресту, а тому Кресту, на котором умер впоследствии Воскресший. И это отличает Крест Христов от всех прочих крестов.
А.Ананьев:
— То есть, невольно получилось у Пилата, вот, такой злой шуткой...
О.Лука:
— Нет, не шуткой... у него получилось утверждение. А хотели злую шутку — иудеи...
А.Ананьев:
— Ну, да...
О.Лука:
— ... ибо они, придя, потом сказали: «Не пиши „Царь Иудейский“, а пиши „Аз есмь Царь Иудейский“ — что Он сам о Себе говорил... ты — поиздевайся над Ним в этой надписи...» Но... Пилат уже... в этом отношении... не стал переменять: «Еже писах, писах», — что написал, написал. И эта его некоторая досада на иудеев — это подлинное к ним отношение... к его... и к их инициативе в отношении распятия Христова.
Так, что... ну... в любом случае... тут даже дело не в филологическом каком-то содержании этой надписи, а в том, что — указывается на восьмиконечном кресте — то, что это Крест Христов, развязка которого — Жизнь Вечная, и не только для Него Самого, но и для всех тех, кто возжелает воспользоваться плодами этого искупительного служения.
А.Ананьев:
— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА.
Настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря игумен Лука Степанов. Я — Александр Ананьев.
Христос в Евангелии чётко знает, что происходит, и что будет происходить — потому, что Он — Господь, и Он... как бы... существует в пространстве, лишённом времени. Он даёт чёткие указания по поводу того, как молиться, где молиться, каким образом строится общение с Богом... ну, то есть, чётко... вот, по пунктам, буквально. И я не помню, чтобы Он где-то говорил о Кресте, которому следует поклоняться христианам.
О.Лука:
— «Кто хочет идти за Мною, возьми крест свой...
А.Ананьев:
— А!.. ну, да...
О.Лука:
— ... и следуй...» — это непременно!
Нет... это существенно, при том, что непонятно бывало ученикам. Но Господь многое, что говорил — и о Своём Страдании, и о Воскресении: «В третий день воскресну...» — и тогда они шли, между собой недоумевая...
А.Ананьев:
— Нет... мне, вот, что важно понять: мы покланяемся Кресту... безусловно, Крест находится в центре нашей веры... при этом, я не помню, чтобы Господь говорил: «Покланяйтесь Кресту!»
О.Лука:
— Да, Господь призывал нести свой крест...
А.Ананьев:
— Нести — да, но как... просто, нести... жертвовать собой, буквально?
О.Лука:
— Ну... не обязательно было это предписывать... Он и не говорил: «Покланяйтесь Моим иконам», — Он говорил только то, что... «любящему Бога вся поспешествует во благое»... и там, где мы связываем... и Дух Святой, как раз, о котором Господь предвозвещал, обещая, что «Он наставит вас на всякую правду», как раз, и сопровождает поклонение Кресту, которое установилось в Церкви. И тут... «Изволися Святому Духу и нам...» — начинает свои постановления Первый Иерусалимский апостольский собор ( а, впоследствии, и все Вселенские соборы ), и, несомненно, именно Дух Христов, и Дух Святой, в жизни Первенствующей Церкви устанавливает культ Креста Христова и поклонение ему.
Вовсе не брал Христос на себя какую-то миссию всё объяснить. Всё самое главное Он открыл и объяснил — в том числе, указав и на Духа Святого, приняв которого, первоапостолы становятся Церковью во всём её могуществе. И то, что одухотворённые... как мы сейчас говорим, «одним миром помазанные»... уже теперь, как преемники этой благодати печати Духа Святого, принявшие Крещение во имя Господне, в честь Пресвятой Троицы... они поставляются перед этой реальностью Христова Креста. Это поклонение Кресту приходит вместе с церковным осознанием самих себя, самоидентификацией уже как Церкви Христовой, как Тела Его...
А.Ананьев:
— Это, где-то, 100-й год?..
О.Лука:
— Нет, это... это не год, это день — пятидесятый день, после Воскресения Христова.
А.Ананьев:
— А креститься люди когда начали? Вот... осенять себя крестным знамением...
О.Лука:
— Это уже, видимо, состояние, которое постепенно входило в обиход... и... я думаю, что не было времени, когда бы ученики Христовы, и самые первые апостолы, были бы равнодушны к тому Средству, которым воспользовался Бог для умиротворения с людьми.
Иногда на картинках изображается Крест Христов как мостик... ну, такие картинки, больше западного происхождения... но, вот, мол, от нас к вам — дорога не выложена, и именно Крест Христов является тем мостиком, которым пользуется человечество. Ну... слегка, такая, западная... условно-формальная такая картиночка, но...
К тому же, мы искупительным служением — сотериологическим, таким, содержанием жизни Иисуса Христа — воспринимаем не только Крест. Мы считаем Крест в нашем, так сказать, богословии школьном... общецерковном... «школьном», в данном случае, может повеять словом «схоластическом», а там-то у них всё не слава Богу... в западном... юридической системе — том, что, именно, мучительная... и, возможно, мучительная и несправедливая смерть Самого Богочеловека является средством утоления гнева Отца за отпадший в грехопадении род человеческий. Мы так не мыслим. Хотя и принудили святителя Филарета Московского... там... недоброй памяти обер-прокурор Святейшего синода Протасов эту западную схему Спасения внести в Пространный Катехизис, которым и поныне пользуется Церковь, но: искупительным мы считаем... начиная с момента Боговоплощения... множество аспектов жизни Богочеловека. Само Воплощение, как закваска святости, входящее в человеческую природу, дальше — Его слово, в котором Он чётко разводит свет от тьмы, и называет своими именами все вещи — для поклонения, и для главной вещи — Личности самого Божества, Его чудеса, и... вот, это центральное место искупительного служения, конечно же, крайне необходимое — вот, это послушание даже до смерти, и смерти крестной — составляет только одну из особенностей этого искупительного служения, совершённого Господом, включая, кстати сказать, и Воскресение, и Вознесение. Потому, что нельзя выкинуть из этого события никакой части. Если Христос, вместе с человеческой природой, не воссел одесную Отца, не вернулся, вместе с нашей природой, в то Своё Божественное, которое никогда и не покидал, пребывание в единстве со Отцом и Духом, то... непонятно, зачем вся предшествующая история.
То есть, всё висит не на одном Кресте. Крест — это... как бы... он находится в, таком, очень существенном контексте всего Христова искупительного служения, которое, как я уже сказал, начиная с Боговоплощения и заканчивая Вознесением, представляет из себя единственно необходимую, возможную и достаточную, миссию по нашему воссоединению, с возможностью воссоединиться с Божественной природой нашей — повреждённой человеческой, но, тем не менее, созданной по образу Его и по подобию.
Поэтому, Крест нельзя воспринимать оторванно, отдельно только... как... вот... единственное средство только примирения. Это я сейчас немножко комментирую, вот, эту картинку, которую сам привёл вам... но, не столько в доказательство, сколько в некоторое символическое изображение — что, вот, именно Крестом проходим. Не только Крестом, а всем, вот, этим служением Богочеловека, включая Крест, как центральное событие его — необходимое. И, для того, чтобы вступил в действие Новый Завет — после смерти Завещателя... как это... раз, заветом называется... и для того, чтобы явить послушание нового Адама, исцеляющее непослушание первого Адама — «послушлив был даже до смерти, и смерти крестной»... необходим был именно Крест и такая крайняя степень и страдания по природе человеческой, и самоотверженности, и верности Отцу и послушанию Ему, которое было явлено именно на Голгофе, именно на Кресте. Но — не в отрыве от предшествующих и последующих событий земной жизни Христа Спасителя.
А.Ананьев:
— А почему праздник называется «Воздвижение» Креста Господня, а не «Обретение»?
О.Лука:
— Вот, это, кстати, очень справедливое указание... что... поклонение народа, а не просто его находка, для нас значительно. Потому, что... мы Крест нашли, будем радоваться... мы — поклоняемся Кресту. И поклоняемся мы Кресту, который считаем местом смерти за наши грехи и во искупление рода человеческого Господа Иисуса.
И это существенно, что торжество, которое мы воспроизводим каждый год... неважно даже, есть ли в Кресте, который воздвигает архиерей на Богослужении этого дня, частица Креста ( некоторые, ведь, размещают ), или это — изображение благоговейное. Ведь, эти благоговейные изображения — они имеют прямое отношение к самому Кресту Христову. По той логике, которую нам разъясняет Владимир Николаевич Лосский, например — что рукодельная святыня, в том числе, Крест — это средостение преимущественного действия божественных энергий, причастное человеческому искусству. Человеческое искусство здесь действует, но, изображая благоговейно Крест так, как мы... с отношением, как к Кресту, на котором пострадал Господь, ради нас, мы... иконописец, кресторезец — он формирует некое средостение, такое, творческое, материальное, в котором пребывают божественные энергии — сугубо и в изобилии.
Поэтому, вот, именно, поклонение Кресту тогда, и воспроизводство, всякий год, этого сугубого поклонения — мы, ведь, не однажды в год, мы ежедневно поклоняемся Кресту — и целуя свой нательный крестик, и подходя после Литургии ко Кресту в руках священника или архиерея, воздавая ему целование, и, сугубо, в торжество Обретения Креста — мы воздаём ему поклонение, и в этом — торжество. Не в том, что его нашли — и положили. А в том дело, что мы ему, этому Кресту, поклоняясь, посвящаем и собственную жизнь. Поклоняясь Кресту, мы присягаем на верность.
Целование Креста — что это в человеческой истории? Это — признание своей готовности к верности, к верному служению. Верноподданные целуют Крест государю. И мы, поклоняясь Кресту и целуя его, покланяемся и лобызаем... преклоняемся и падаем ниц... преклоняемся и следуем верно за Тем, Кто являлся этим самым Крестоносцем. Как говорит Феофан Затворник: «За Господом-Крестоносцем нельзя идти без своего креста».
Так, что, это является не просто каким-то внешним формальным актом, одноразовым, а это — присяга на верность, которой призван христианин и следовать.
А.Ананьев:
— У нас осталось чуть больше минуты, и, за это время, я прошу Вас о невозможном — ответить на... вот... наверное, из двух частей состоящий вопрос.
Вопрос первый. Из монастыря, где хранятся мощи святой равноапостольной Нины в Грузии, я привёз очень дорогой мне Крест — святой равноапостольной Нины, сделанный руками этих монахинь прекрасных: две виноградные лозы... он не похож, мягко говоря, на тот восьмиконечный Крест, о котором мы говорим. Можно ли его хранить дома, можно ли ему поклоняться в той же мере, в которой я покланяюсь Кресту... вот... восьмиконечному?
О.Лука:
— Нет ни минуты, ни мгновения сомнений в том, что благоговейно изображающие из лозы Крест — когда-то Нина, а теперь — благоговейные её потомки — имеют в виду именно тот Крест. И, поэтому, когда мы ему поклоняемся, мы поклоняемся той самой животворящей святыне, которая была некогда обретена царицей Еленой... мало того — на которой Господь и пострадал.
Тут сейчас... целую тему ещё на два часа Вам затею — насчёт, вот, этих крестиков на подошвах ботинок, которые...
А.Ананьев:
— Вы меня опередили! Я хотел спросить о крестиках на серёжках...
О.Лука:
— Вот... на ботинках, на подошвах... народ очень из-за этого переживал... но... я не считаю, что там кто-то изображал Крест Христов — это просто очень распространённая... так сказать... фигура геометрическая, которая никакой хулой не является, в связи с тем, что она появляется в каких-то, там, не предназначенных, разумеется, для Креста Христова, употреблениях.
А то, что касается ушей... это знак пренебрежения Крестом. Для Креста есть определённые места, установленные. Конечно, облачение священническое бывает полностью покрыто, сверху донизу, крестами, и, в данном случае, оно не акцентирует внимание на какой-то части тела. Но то, что касается изображения плотного — металлического или деревянного, которое призвано быть нашим крестиком нательным, максимально близко располагаясь к телу. Если оно вывешивается в нос, в глаз, в ухо... или...
А.Ананьев:
— ... делается татуировка...
О.Лука:
— ... в виде татуировки... ну, особый разговор о коптах — для них это традиция, как раз: вместо нательного крестика — эта татуировка... это уж какое-то некоторое своё младенчество веры и упования... или крест, пускай, но огромный, как украшение, между... на полуобнажённом бюсте какой-нибудь дивы — это ж тоже сейчас модно!.. они трясут этими крестами огромными, более привлекая внимание к собственной полуобнажённой груди — это, как и крестик в ухе, есть признак пренебрежения этим крестом. Ну, то есть, лёгкое им манипулирование: «Вот... как украшение я его использую, в данном случае... как средство прокола собственных ушей...» — а это, как известно из Библии, знак вечного рабства. Когда надо было мочку... то есть, на третье семилетие если раб оставался, то мочка ушей прокалывалась на косяке дома хозяина, и это уже был знак вечного рабства, и какая-то серебряная или золотая ниточка вставлялась. Так, вот, для меня — это символ рабства, оказывается, а не символ моей свободы и моей любви ко Господу.
Так, что, все эти неуместные изображения... неблагоговейные употребления креста — ну... надо, по возможности, конечно, врачевать, разъяснять.
Недавно у нас была такая вертушка... когда все первокурсники приходят в храм наш, университетский — ну, знакомясь с разными службами Университета, внеучебными, в том числе, и в храм заходят... и я обратил внимание — почти во всех группах первокурсников было по одному... в одном случае только — два человека, у которых в ушах такие крестики так легкомысленно болтались. И я, всё-таки, не упускал случая немножко заметить им, и напомнить, что, всё-таки, благоговение к Кресту проявляется ношением его у сердца, а не в качестве украшения или безделушки наушной.
А.Ананьев:
— Спасибо Вам огромное за этот разговор!
О.Лука:
— Благодарю.
А.Ананьев:
— Настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря игумен Лука Степанов отвечал сегодня на вопросы неофита.
Ну, вот, видите, отец Лука, у нас вопросов-то ещё немало осталось... поэтому, я приглашаю Вас однажды продолжить наш разговор!
О.Лука:
— Буду сердечно рад! Храни вас Господь, друзья!
А.Ананьев:
— С наступающим вас праздником, друзья!
Александр Ананьев, Радио ВЕРА.
Всего доброго!
Все выпуски программы Светлый вечер
