Поделиться
У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, преподаватель факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова Наталья Инина.
Мы говорили о том, с какими трудностями часто сталкиваются родители современных подростков, с чем может быть связан подростковый бунт и что может помочь наладить с детьми доверительные отношения.
Ведущие: Анна Леонтьева, Елена Писарева
А.Леонтьева:
— Добрый светлый вечер!
Сегодня с вами — Анна Леонтьева...
Е.Писарева:
— ... и Елена Писарева.
А.Леонтьева:
— Это программа «Вера и психология». Мы говорим о том, как православная психология может помочь на нашем пути к Богу.
Наш дорогой постоянный гость — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра психологии «Взросление», преподаватель психологии Московского Государственного Университета им. Ломоносова и Российского Православного Университета святого Иоанна Богослова.
Добрый вечер, Наталья!
Н.Инина:
— Добрый вечер, дорогие друзья!
А.Леонтьева:
— Ну, сегодня мы, я бы сказала... как это... рискнём приступить к такой теме огромной, к которой мы будем, думаю, всё время возвращаться, как «Подростки».
Наши дорогие подростки, наши... мне иногда кажется, что родительство — оно, вообще, задумано как-то очень правильно. Потому, что, когда мы получаем... вот... целого человека себе... нам кажется, что себе... и этот человек...
Е.Писарева:
— Во временное пользование...
А.Леонтьева:
— ... да... сначала он повышает уровень нежности до какой-то бесконечной совершенно высоты... потом... он растёт... и мы для него — такие значимые, и он нас любит, несмотря ни на что, и мы для него... такие, вот... «боги»... и он нас слушается, ему интересно наше мнение обо всём... и потом — бамс! — и он становится подростком. И мы становимся — не авторитетом... ну... я так обостряю ситуацию...
Н.Инина:
— Это — обычная картина...
А.Леонтьева:
— ... это не всегда происходит...
Если мы были правы во всём, то сейчас — мы не правы ни в чём. Происходят какие-то... куча эмоций... нарушения пищевого поведения... бунт в церкви: «Не хочу больше ходить в церковь!»... чего только нет!
И... вот, Наталья, наверное, приготовила нам какое-то начало, вот, этой большой темы... да? И свои книги...
Н.Инина:
— Да. Вы знаете... но я, всё-таки, бы хотела немножко, так, обратиться к тем, у кого, например, дети ещё маленькие, или уже выросли, и переходный возраст позади у детей... но, понимаете... так сказать, ирония нашей психологической реальности состоит в том, что если мы сами... ну... как-то проехали переходный возраст не очень полноценно, то он в нас застревает, и, в этом плане, разобраться с переходным возрастом, как с явлением, а не только получить инструменты для решения проблем в семье, где растут подростки — это, вообще, правильно. Потому, что, также, можно помочь и себе... вот... как-то обернувшись в своё прошлое.
И... спасибо большое, действительно, я подготовила маленькое вступление. Потому, что у меня есть книжка «Испытание детством», и там есть целая глава про отрочество, как раз, про подростков, и я подумала — ну, что ж я буду сама пересказывать себя? Лучше, я начну с цитаты.
А эпиграф к этой главе такой: «К 12-ти годам люди становятся невыносимы» — надпись на парте«.
Второе рождение — рождение в жизнь, пустыня отрочества, мучительный поиск себя, и тому подобное — вот, что пишут выдающиеся писатели, врачи, учёные о том невыносимом подростке, которого не оторвать от компьютера, который непрерывно болтает по телефону, разбрасывает грязные носки, не моет посуду, не делает уроки. В обычной жизни этого отрока называют «безответственный эгоист», «инфантильный нахлебник», «бездельник» или «оболтус».
«Ну, какие у него могут быть проблемы? — раздражённо и устало спрашивают отцы про своих подросших сыновей. — Вот, катается, как сыр в масле! Я-то, в его годы...» «А вы зайдите в её комнату — там будто бомба взорвалась! Она вообще не убирает! А, ведь, она же — девочка... Про грязную посуду и помощь маме — я просто не заикаюсь! То торчит у зеркала, то болтает по телефону, то сидит в Интернете... это ж теперь главное в её жизни! А какие такие уроки? Она об этом даже и не думает...» — возмущаются матери своими подросшими дочками. И этих родителей можно понять. Действительно, надо иметь много терпения, чтобы пережить подростковый возраст своих детей.
И, всё же... почему же об этом ужасном возрасте написано столько произведений — и литературных, и научных? Почему именно этот возраст считается таким важным для всей будущей жизни человека, для становления его личности?
Вот, такой заплыв... такой замах...
А.Леонтьева:
— Всё из жизни... всё из жизни! Такие фразы, прям...
Н.Инина:
— ... я прямо как-то увидела, в какой-то момент, это начало... и, вот, быстро записала, буквально, сидя... там... в очереди к доктору. Я вспомнила... я ж тогда была мамой подростка... я вспомнила, как это всё выглядит... как мы это воспринимаем, действительно... в какой позиции оказывается родитель. В невыносимой!
Потому, что... и, надо сказать, я искренне сочувствую родителям подростков... потому, что, действительно, они имеют дело с какой-то катастрофой, порой! Может быть, кому-то везёт, и там дети замечательно проходят этот период, но... я не случайно начала с того, что, если подростковый период не прожит, нет навыка и обретения очень важных вещей — и он, периодически, как бы, пытается быть прожитым.
А.Леонтьева:
— Во взрослой жизни?
Н.Инина:
— Во взрослой жизни, да.
А.Леонтьева:
— А что значит — быть прожитым?
Н.Инина:
— Через какой-то бунт, через какую-то попытку... вот, такого... максималистического поведения... как бы... потребность увидеть мир... таким... бело-чёрным... очень простым и конкретным... Вот, в этом взрослом человеке вдруг это просыпается. Он это всё давит, давит, давит... но, действительно, вот, эта непрожитость — она настигает.
И, вот, если нам удастся сейчас как-то немножко поговорить о том, что же, собственно, происходит в этой драматургии между ребёнком и родителем, я думаю, что это, на самом деле, окажется важным и для людей, у которых этот возраст, действительно, как бы, «проглочен»... как бы, «не прожит».
Е.Писарева:
— Мне кажется, здесь очень важно помнить про то, что происходит, вообще, с человеком, с точки зрения возрастной психологии, а мы как-то про это забываем.
Когда мои дети выросли, и, я помню...
А.Леонтьева:
— Сколько им лет?
Е.Писарева:
— Ну... старшему, вообще, уже 30... а сейчас — 24 и 21... и ты, когда думаешь о том, что... вот... когда был подростковый возраст, достаточно сложный, особенно у среднего сына... я думала: когда я забыла, каким я была подростком? Почему я это забыла? Потому, что ты же не готова... вот, ты же начала сначала говорить про то, какие дети становятся вдруг? И, самое главное, что никто не предупреждает, когда это будет, и когда это случится.
Мне очень нравится такая фраза, что подросток — это человек, готовый к росту. И, вот, мне кажется интересным сегодня ещё обсудить, что происходит. Потому, что мы забыли, что с нами происходило, и, когда мы сталкиваемся с подростковым возрастом и бунтом наших детей, мы совершенно не понимаем, что с ними происходит — и гормонально, и ментально...
Н.Инина:
— Ну... давайте, начнём, всё-таки, с родителей. Мне как-то всегда безумно жалко...
Е.Писарева:
— Очень жалко родителей!
Н.Инина:
— И, вот, давайте... ну, как бы... понятно, что мы берём только один какой-то... очень, может быть, важный, но один аспект... потому, что на всех у нас просто не будет возможности остановиться — это огромный разговор...
А.Леонтьева:
— Мы будем дальше и дальше продвигаться...
Н.Инина:
— Я тоже так думаю. Это только начало разговора.
Ну, всё-таки... Вот, Аня, Вы абсолютно точно сказали о какой-то нежности, об этой, такой... полёте любви... и...
А.Леонтьева:
— ... которую вспоминаешь потом с ностальгией...
Н.Инина:
— ... да... вот, он маленький такой, сладенький... он — мой... мой! Понимаете? Он — мой ребёнок!
Он — слушает, он смотрит на меня, как на огромного прекрасного человека... мне в рот смотрит! То есть, он — мой малыш.
Что происходит, когда мы сталкиваемся с подростком, которому говорим: «Так... давай, быстренько помой посуду!» — «Я не буду!» — «Сходи в магазин». — «Сама сходи!» ... Он — не мой. Он — совсем не мой.
Е.Писарева:
— Да, ладно, «сходи в магазин»... может, уже и не надо — в магазин... пришёл — и не разговаривает! «Как дела?» — ни «бу-бу»...
Н.Инина:
— Это, как Вы догадываетесь... палитра проявлений — суперразнообразна!
А.Леонтьева:
— Ещё... знаете, вот... мой друг-педагог говорит: самая популярная фраза у подростков: «Короче...» А я думаю... по мне, вот... самая популярная фраза у подростков: «Мам, дверь закрой, пожалуйста!»
Н.Инина:
— Да, совершенно верно.
Е.Писарева:
— «Не нарушай моих границ».
Н.Инина:
— Это очень тяжело. Потому, что разрывается связь, и мы, на самом деле, обижаемся. Мы страдаем, мы злимся. Мы совершенно обезоружены... мы не знаем, что с ними делать!
А.Леонтьева:
— Мы с Леной закивали...
Н.Инина:
— И мы застреваем в своём... таком... эгоцентрическом состоянии... такого, знаете... саможаления.
А, давайте, всё-таки, поднимемся... по-христиански, воспарим чуть-чуть, поднимемся над своим «эго». И посмотрим, всё-таки, на этих уже не детей.
Они ещё не взрослые. Смотрите, что происходит в этот период на самом деле. Он начинает стартовать где-то в 12 лет, разворачивается по полной программе в 14-15-16 лет... ну, и дальше идёт какое-то стихание.
А.Леонтьева:
— До какого возраста?
Н.Инина:
— Ну, вы знаете... на самом деле, я вижу, что сейчас мир, так сказать, довольно сильно инфантилизируется, и, поэтому, подростковый возраст часто затягивается.
Е.Писарева:
— Социальные и возрастные психологи даже продляют его...
А.Леонтьева:
— Да... я слышала, что это — чуть не до 25 лет.
Е.Писарева:
— Да.
Н.Инина:
— Ну... как бы... понимаете, они — всё ещё дети... и подростки... не поймёшь чего — ни рыба, ни мясо. То есть, там нет полноценной взрослой ответственности... какой-то самостоятельности... всё ещё они живут с родителями, всё ещё за их счёт... и так далее, и так далее...
Но — не будем об этом. Это, такие, социокультурные особенности... возьмём, всё-таки, какие-то главные вещи.
Смотрите... что происходит... давайте, банально тронем тело. Идёт чудовищный гормональный взрыв... есть такой термин «подростковый гормональный взрыв». Это, действительно, вот, этот взлёт гормонов, который невероятно сильно влияет на психику. Это, действительно, создаёт уровень напряжения, раздражительности... такого... возбуждения... и, при этом — такой... астеничности... такой, одновременно, слабости...
Ну, представляете... они плохо спят... они много спят... они поздно ложатся... у них нарушено всё. Они эмоционально очень нестабильны. И это, действительно... есть ещё понятие «эндокринная буря», или «гормональный шторм», или «взрыв», и так далее... да, это просто термины из медицины.
И, здесь, конечно, надо как-то это переживать и помогать. Следить за режимом, по возможности, и как-то понимать, что, физиологически, это трудно. Но... что происходит психологически? Это уже не взрыв, это — разрыв.
Вот... давайте, два слова, всё-таки, о детстве.
А.Леонтьева:
— Я напомню нашим радиослушателям, что у нас в гостях Наталья Инина — христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления» и преподаватель психологии в МГУ им. Ломоносова и Российском Православном Университете святого Иоанна Богослова.
Простите, что Вас прервала. Продолжим...
Н.Инина:
— Спасибо большое, Аня.
Давайте... это правильная пауза... потому, что, действительно, надо немножко посмотреть, вот, в это детство, которое предваряет переходный возраст.
Всё-таки, до определённого возраста ребёнок не рефлексирует себя. Ну, до пяти лет, вообще об этом нет речи. Это, такая, некая тотальность: «Мир — моё продолжение...» — и здесь... как бы... много чего, вообще, происходит важного и интересного. Об этом, может быть, стоит отдельно поговорить. Но, по большому счёту, по-настоящему, вот, такая, рефлексивная позиция, способность наблюдать за собой — она формируется, с нею ребёнок не рождается.
Поэтому, когда мы говорим ребёнку: «Неужели ты не понимаешь... там... что мама устала?» — и так далее, и так далее... надо понимать, что ребёнок не понимает. Он просто не может выпрыгнуть из своего детского эго. У него нет способности — она будет только формироваться с определённого возраста. И, поэтому, не надо стараться ребёнка... там... рано в школу отдавать — это совершенно ненужные, и... такие... странные усилия. В этом плане, 7 лет — это хороший возраст. Даже год в минус — он...
Е.Писарева:
— Не готов ещё ребёнок.
Н.Инина:
— ... он ещё не готов... он растерян... он не очень понимает, чего от него хотят. Поэтому, это странная тенденция: «Ой, мой ребёнок пошёл в 6 лет!» — она, на самом деле... ну, если, конечно, необходимость есть...
А.Леонтьева:
— Я согласна! Совершенно...
Н.Инина:
— ... то, наверное, да... но... надо понимать, что торопиться-то...
Е.Писарева:
— Психологически, он не готов, как бы он, там, хорошо не читал, не писал.
Н.Инина:
— Конечно. Интеллектуально может быть готов, а психологически и социально — нет.
А, вот, этот подросток — уже по полной программе, как бы, себя наблюдает. Откуда это верчение перед зеркалом? Откуда, вот, это состояние...
Е.Писарева:
— И ещё очень важный момент... в этом возрасте становятся важны ровесники — те, с кем ты дружишь, а не родители.
Н.Инина:
— А дело в том, что этот период формулируется, как «поиск идентичности». «Я уже не ребёнок. А кто я?» — вот он, такой острый, болезненный, мучительный вопрос. «Кто я?» и «Какой я?» Там нет вопроса «Зачем я?» — он ещё преждевременен, этот вопрос. И любая попытка ускорить психологическое развитие — она абсолютно бессмысленна. Потому, что это — выстрелы вхолостую, это выстрелы — мимо цели.
И там главное: «Какой я?... Кто я?... Вообще, как я могу в этом мире жить?» — то есть, это, действительно, ощупывание себя нового: «Я уже не малыш».
И, обратите внимание, как подростки иронично смотрят на своё детство — такое наивное, открытое, трогательное... Они с, такой, некой издёвкой, как правило...
А.Леонтьева:
— ... критикуют себя, да?
Н.Инина:
— ... критикуют и обесценивают: «Да... я был дурак!... маленький был... чё там, вообще, обсуждать?» — и так далее, и так далее. То есть, это... как бы... уход: «Я уже не тот. Но я ещё не взрослый».
Не случайно, Лев Николаевич Толстой называет это «пустыней отрочества» — вот, он, психологический разрыв — это период, вообще, дикого одиночества! Поэтому нужны сверстники. И, в этом плане, родители, которые привычно, по инерции, смотрят, всё время, на тебя сверху вниз, дают тебе всякие указания, рассказывают тебе, как «надо» — они невыносимы. Вот... прям... «к двенадцати годам, люди становятся невыносимы»... Эпиграф, выцарапанный на парте! Особенно, родители. И происходит, вот, этот конфликт с внешними близкими людьми — отталкивание от них. И выбор, в качестве значимых людей, своих сверстников. Не взрослых, а, именно, сверстников. Потому, что «я — в них отражаюсь»... «я в них, как бы, себя ищу»... «я хочу быть, как она... нет, как она... как она...»... «я хочу быть, как он... как он...»... «хочу так одеваться, так шутить, так играть на гитаре... так классно решать такие-то задачи... быть такой красивой, как вот эта девочка в моём классе... а я не такая!»
Е.Писарева:
— Или, наоборот: «Мне дали понять, что я — такой, такой и такой...»
Н.Инина:
— Да, конечно...
Е.Писарева:
— «Ты со мной, как с маленьким, а она со мной — как со взрослым!»
Н.Инина:
— Да, такое, как бы, отражение от этих, вот, сверстников. И это, действительно, на самом деле, довольно мучительный период. Поэтому... как бы, это — внутреннее... я бы сказала... порой, даже отчаяние. И злость — выплёскивается...
А.Леонтьева:
— На нас.
Н.Инина:
— ... на нас.
Я очень хорошо помню... я в книжке этот пример привожу... но это, вообще-то, мой личный пример. Я, как и любой нормальный родитель, в какой-то период, прямо... знаете... просто дошла, что называется, «до ручки».
Я была очень лояльной мамой... такой... дружественной... но сын — «зажигал»! И... но как-то он довольно интеллигентно «зажигал», в общем-то... сейчас я вспоминаю... но, просто, это было... накапливалось, накапливалось, накапливалось, и, в какой-то момент... там... были какие-то проблемы в школе...
И я ему говорю как-то: «Всё!! Сколько можно?! Тра-та-та-та-та!!!» А он, так, смотрит на меня... очень пронзительно, и очень мудро, и говорит так тихо, и, так сказать, очень по-взрослому: «Мам... ну ты же можешь лишить меня теперь ещё только еды и одежды...» — и так меня это ударило!
И, как-то, я, вот, из этого своего эгоцентрического отчаяния, эгоцентрической усталости, родительского... такой... беспомощности — я, как бы, вывалилась, увидела живыми человеческими глазами этого чудесного парня, и сказала: «Мне нужна твоя помощь. Я не справляюсь. Давай вместе».
А.Леонтьева:
— И что он ответил?
Н.Инина:
— Он молча посмотрел на меня, и мы — были вместе. Я даже сейчас говорю ему... уже сколько... 35...
А.Леонтьева:
— У меня, прям, слёзы текут уже...
Н.Инина:
— У меня тоже слёзы на глазах... потому, что мы эти вещи запоминаем, и они это запоминают.
То есть, как бы... понимаете... если нам удаётся прорваться сквозь эту... как бы... муть психологических неизбежностей, и выйти... как бы... человеком — к человеку... ведь, это же уже взрослеющий человек... мы, как бы, одновременно, подаём ему руку помощи, и, одновременно — берём его руку, как руку помощи. И — на самом деле — встречаемся с ним. С ней... с ним... по-человечески, не сверху вниз. А... как бы... личность взрослая — с личностью, только становящейся, и, в каком-то плане, мы подаём пример.
А.Леонтьева:
— Но, чаще всего, мы делаем совершенно противоположные вещи! Дети начинают впадать в какие-то пищевые расстройства, уходить из дома, и так далее. Потому, что всей этой мудрости у нас ещё не накоплено к этому времени.
Н.Инина:
— Я дам пару примеров... я специально их обдумывала и искала... и...такие... очень яркие и типичные совершенно примеры специально подобрала.
Вот, один пример был совершенно невероятный. Работать пришли мужчина с женщиной. Это второй брак у него, и в этой семье — его ребёнок от первого брака. Парень — как раз, подросток. У него очень сложная мать... всё совсем непросто... и отец его забрал.
Значит, запрос был великолепный... парня не было, а пришли только муж с женой. Запрос формулировала супруга — мачеха, фактически, — которая говорила о том, что он невыносим, он врёт и ворует. Врёт... главным образом, врёт. Подворовывает...
Е.Писарева:
— «Сделайте что-нибудь!»
Н.Инина:
— Да. Что, вообще, делать?
И дальше — потрясающая совершенно история о том, как она «что только для него ни делает: и теннис у него есть, и английский у него есть, и... там... гитару ему купили... и это ему сделали... и я думаю: какая потрясающая мачеха — лучше любой матери, да? Какая включённость!
Но, при этом... я ж психолог, а не просто я... так сказать, наивно реагирую на слова. Я внимательно смотрю — как они сидят. Муж сидит, так, довольно грустно, понуро... и как жена, говоря об этом, всё время, как бы, разворачивается к мужу и, как бы, пытается получить от него поддержку...
А.Леонтьева:
— Включить его... да...
Н.Инина:
— ... даже не включить его, а, именно: «Смотри, какая я хорошая!» — и я это улавливаю.
И мне приходит в голову очень простой вопрос. Я ей говорю: «Вы знаете, я Вас слушаю... это просто потрясающе! Вы, действительно, очень много делаете для этого парня. А зачем Вы это делаете? Зачем?» — и, вы знаете, вот, из этой, такой энергичной, деятельной, активной женщины... она вдруг, как бы, падает в... такую... глубинную, подлинную себя, и очень честно говорит: «Для мужа. Я это делаю для мужа».
Е.Писарева:
— А-а... честно!
Н.Инина:
— Это — честно. Она — большая молодец.
Я говорю: «Вы знаете... я, во-первых, бесконечно Вам благодарна за такую искренность и честность — Вы, конечно, большая молодец. Но, Вы понимаете, что этот парень — это точно чувствует. Он чувствует, что Вы стараетесь не для него. Вы стараетесь — для мужа. Не старайтесь для мужа!
Да, вы оба — молодцы. Вы вместе что-то важное делаете. Посмотрите на парня внимательно — просто, как на человека. Как на мальчишку... там... 14.5 лет. Посмотрите на него открытыми глазами — что он хочет? И сделайте — очень мало, но для него. И вы увидите, что всё поменяется».
А второй пример — ровно обратный. Ко мне пришла семья с подростком, мама с папой... Мама — красавица, царица, семейная королева! И муж... так сказать... ну, вот... при такой королеве. И — чудесный, совершенно затюканный, парень. И я даю им... такую... некоторую работу... так называемую, проективную методику. Они там что-то рисовать должны... ну... не суть важно.
Значит, мама рисует... там... на пол-листа какое-то огромное чего-то... какую-то картину — самозабвенно, совершенно отдельно от мужа и парня. Муж — что-то где-то там... уже при ней... тоже что-то пытается рисовать своё. И на крошечном кусочке этого огромного ватмана — буквально 2 см*2 см — в уголке этого огромного листа мальчик рисует две гитары. Одна лежит, другая стоит. И я вижу, что у него губы всё время дрожат. Он не плачет.
Я говорю: «А что это за гитары?» — «Я, — говорит, — так мечтаю научиться играть на гитаре, но мне не разрешают».
«Ну, вот ещё — гитара! — говорит мама, — Нам только гитары не хватало в доме! Он сейчас будет бренчать с утра до ночи — вообще уроки делать не будет!»
И — вот, он... понимаете... мир, в котором никакой идентичности не будет, никакого нахождения себя не произойдёт. То есть, от него хотят — соответствия своим взрослым ожиданиям!
А.Леонтьева:
— Слушайте... это, прямо, вот, очень... очень пронзительная история! Давайте, вернёмся к её разбору через минуту.
Напомню, что сегодня с вами — Анна Леонтьева и Елена Писарева.
У нас в гостях — Наталья Инина, наш постоянный гость — христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель МГУ им. Ломоносова и Российского Православного Университета святого Иоанна Богослова.
Мы вернёмся к вам через минуту.
А.Леонтьева:
— Сегодня с вами — Анна Леонтьева и Елена Писарева.
Это программа «Вера и психология».
Наш постоянный гость — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель МГУ им. Ломоносова и Российского Православного Университета святого Иоанна Богослова.
Говорим о подростках. В первой части программы Вы начали какую-то очень... «на разрыв аорты», как говорит мой коллега Костя Мацан, историю об этом подростке с двумя гитарами...
Е.Писарева:
— Ох...
Н.Инина:
— Да. И это, к сожалению, абсолютно типичная история. Я сразу оговорюсь, что, как вы догадываетесь, всё меняю — пол меняю... всё, всё меняю, кроме сути. Поэтому, не ищите что-то...
А.Леонтьева:
— ... примеров из жизни...
Н.Инина:
— ... да... да... примеров из жизни. Ну... как бы... всегда мы форму всю меняем, оставляем только, вот, квинтэссенцию, собственно, которая говорит о следующем.
Понимаете, родители... их прекрасно можно понять. Да, они... не эти, конкретно... потому, что это — архетипическая история... такая... классическая родительская ситуация. Мы хотим нашим детям блага — как мы его понимаем. Мы хотим, чтобы они — собрались, не дурили, учились хорошо, понимая прекрасно ценность обучения, и так далее. Мы хотим, чтобы они учились послушанию — мы говорим им в христианской системе координат. Да, понимаете... не про то, что родители — просто дружбаны, с которыми можно шаляй-валяй...
А.Леонтьева:
— Ну, да... мы же — авторитеты...
Н.Инина:
— Конечно. Естественно, мы выстраиваем какую-то иерархию. Но — нас заносит. Ровно на столько, насколько нас заносит по отношению к самим себе. Вот, если мы себя не понимаем, если мы с собою, в общем-то, глубинно не встречаемся, если мы не знаем свои внутренние тени и внутренние боли, мы будем конструировать жизнь наших детей, без учёта их личности.
А.Леонтьева:
— Простите, Наталья, я Вас прерву... но, вот, в этом рассказе, который Вы начали в первой части программы — про маму-царицу и ребёнка, который сел и на большом листе бумаги нарисовал две маленькие гитары, потому, что ему не разрешали... там же мама — себя, как бы, понимает? И...
Н.Инина:
— Нет, она себя совершенно не понимала...
Е.Писарева:
— Я тоже про это подумала: что мама себя понимает. Более того, я сейчас сижу и думаю о том, что огромное количество родителей... молодых родителей, у которых сейчас дети — подростки... они готовы сделать всё, что угодно, лишь бы он чем-то занимался! Они ему пять гитар купят! Лишь бы с ним хоть какой-то контакт наладить.
Н.Инина:
— С этим мы сейчас... мы проговорим.
Вот, давайте мы посмотрим на главные косяки родительских ошибок, да? Типичных совершенно.
Когда мама — царица, мама себя не понимает. Потому, что она не понимает, что она абсолютный эгоцентрист. Да, в этом эгоцентрическом мире, должен быть удобный подросток, без всякого подросткового возраста. Его надо вернуть, вот, к тому маленькому ребёнку — удобному и послушному, из которого он, каким-то загадочным образом, должен повзрослеть. Каким-то странным скачком.
А.Леонтьева:
— Без переходных...
Н.Инина:
— Без всяких переходов. Да — с 1-го этажа на 25-й. Сразу, сходу. Без, вот, этих, промежуточных.
Е.Писарева:
— И, причём, на 25-й — в таком виде, как хочет мама.
Н.Инина:
— Конечно. 25-й — как видит мама. Причём, в этой ситуации... я даю некоторые типические ошибки... это, такой, царский авторитаризм. Я — сказала, ты — сделал. Совершенно неважно, можешь ли ты это сделать, что с тобой происходит, что ты чувствуешь... И, вот, эти дети, подростки — они будут подавлены, у них будет дико заниженная самооценка по всем параметрам, они будут дико неуверенны в себе. Они будут себя чувствовать абсолютно последними, среди своих сверстников. Они будут очень аутоагрессивными.
Вот, тут — всякие пищевые расстройства... вот, эти ногти... понимаете?... резание... и так далее. Планка — задрана, абсолютно неадекватно возможностям и способностям этого ребёнка.
Второй вариант... вот, то, что Лена, Вы говорите. «Двадцать тебе гитар! Тридцать барабанных установок! Что ты ещё хочешь, чтобы ты развивался и двигался?!» — а он валяется на диване с компьютером, или с наушниками на голове. Это — гиперопека. То есть, я не могу где-то сказать: «Знаешь, чего... извини, нет. Ну-ка, встал — и пошёл помыл посуду! И уж извини». Причём, это сделать совершенно неагрессивно, не авторитарно... а как-то очень по- человечески смело и спокойно. И, на самом деле, честно. Потому, что...
Е.Писарева:
— Вот, спокойно — не получается...
Н.Инина:
— Вы знаете, я помню очень хорошо потрясающие слова одного парня, который в подростковом периоде очень сильно зажигал, вёл себя чудовищно! Там были такие гиперопекающие, потрафляющие всему, родители, которые панически боялись как-то его напрячь, чтобы он окончательно... вот... не ушёл, не хлопнул дверью.
И он мне сказал... а он... потом его отправили учиться, и он вернулся, конечно, в другом состоянии — потому, что там-то его зажали в ежовые рукавицы. Он говорит: «Вы знаете... я, когда приехал домой через полтора года, я помню это ощущение, когда только собака смотрела на меня, и говорила: «Какой же ты был мерзкий!» Она ко мне не подошла, руки мне не лизала, огрызнулась на меня. А родители — так же, вот... как-то сладко говорили: «Ой... какой ты молодец!» — то есть, он это понимал!..
А.Леонтьева:
— Неискренность, как бы...
Н.Инина:
— Да, их страх! Страх, понимаете? Что-то, там, нарушить... что-то, так сказать, обострить... а это, конечно, их детские травмы, на самом деле.
Е.Писарева:
— Тут в чём сложность с подростком — что ты, действительно, не понимаешь, как себя правильно-то вести?
Н.Инина:
— Когда мы — есть, когда мы стараемся быть честными, когда мы признаём, что мы в тупике, или когда мы понимаем, что он обалдел уже... обнаглел просто... и говорим: «Так... всё. Не хочешь — давай, вперёд! Иди, зарабатывай... там... что-то, вообще, делай!» — мы не ставим ребёнка в центр своего существования. Потому, что в центре нашего существования должен быть Бог. И мы прекрасно тогда понимаем, что... если подросток просто зажигает так, что... всё... это уже, как бы, «приехали», что называется... тогда мы позволяем себе возмутиться, тогда это — праведный гнев. И мы говорим: «Ты перешёл все границы! Так нельзя. Так со мной больше нельзя». То есть, мы ставим некоторое «нет» его поведению. И, при этом, надо иметь мужество показать, что мы — страдаем, что нам — невыносимо это. То есть, мы обнаруживаем себя, как люди, а не как...
А.Леонтьева:
— Как личности, да?
Н.Инина:
— ... эти, вот... прекрасные, всё могущие родители...
А.Леонтьева:
— Всепрощающие.
Е.Писарева:
— Я позволю себе поделиться своим опытом — что мне очень помогло, в своё время, в таком совершенном отчаянии и непонимании, что делать.
Мне одна моя знакомая рассказала, что, когда её сын, который бы старше моего, себя как-то совершенно ужасно вёл, и он ещё её очень обижал и оскорблял, а она сидела в Даниловом монастыре и очень грустила, к ней подсел монах, и она рассказала, что — вот, такое происходит. Он говорит: «Ну, да... переходный возраст... сложный период...» — и так далее. Но говорит: «Только разговаривать так с собой — не позволяй».
Н.Инина:
— Вот, именно!
Е.Писарева:
— То есть, да? Мне кажется, чем здесь может помочь и психология, как инструмент налаживания этих связей — что что-то, всё-таки... где-то мы идём на какой-то компромисс, а где-то... вот... есть вещи, которые недопустимы. Потому, что, действительно, для детей сейчас... как тоже наша коллега одна сказала... делается всё больше, а им от этого — всё хуже... и...
Н.Инина:
— Она сказала... это замечательная наша коллега и подруга Елена Лутковская, прекрасный детский психолог. Она сказала: «Никогда ещё в мире не было столько сделано для детей, и ещё никогда не было у них такого количества проблем». Такой парадокс...
Но, вот, смотрите... Когда мы оказываемся в ситуации патовой, уже предельной какой-то, зашкаливающей — значит, мы что-то очень важное пропустили. То есть, мы туда пришли. И для того, чтобы туда не попадать, надо, всё-таки, понимать, что нужно делать. И мне бы очень хотелось дать какие-то простые рекомендации... но начну — со Льва Семёновича Выготского, нашего гениального отечественного психолога, мирового уровня учёного. Он был блистательным и педагогом, не только психологом, исследовал... вообще, вот... становление ребёнка, подростка. И он дал, такие, три доминанты, которые, по сути, раскрывают суть этого возраста — вот... такую... если хотите, экзистенциальную суть.
Первая доминанта — она эгоцентрическая. То есть, подросток занят только собой. Поэтому, любая апелляция... там... а подумать?... а позаботиться?... они не работают.
Е.Писарева:
— «Как же тебе не стыдно?»
Н.Инина:
— Да...
А.Леонтьева:
— Потому, что, Вы же сказали, что он себя рассматривает — у него просто не хватает, видимо, сил на то, чтобы ещё кем-то заниматься...
Н.Инина:
— Да, он не из вредности, совершенно верно... он, действительно, пытается себя как-то найти. Поэтому, для того, чтобы не допустить, вот, этих крайних конфликтных ситуаций, надо понять, в какой среде он находится. Очень важно думать о том, с кем он имеет дело. И создавать ту среду, где он может вот эту эгоцентрическую доминанту как-то хорошо и позитивно реализовать. То есть, как-то себя увидеть. Это всегда — про спорт, про походы, которые, к сожалению, как раз, сейчас очень редки. Они же сидят в этих компьютерах, понимаете... в этих квазипутешествиях. А, вообще, когда его берут в поход, и куда-то с ними уходят — это великолепная история!
Е.Писарева:
— Я, кстати, помню, как однажды сказал в лагере — православном, кстати, Данилова монастыря — один вожатый: «Вы поймите, родители, у нас невероятная конкуренция! У нас конкуренция — компьютеры. И мы с ними пытаемся конкурировать, когда создаём свои программы, чтобы детей вернуть в реальность».
Н.Инина:
— Совершенно верно! И, когда ребёнок идёт куда-то в гору, преодолевает, предпринимает какие-то усилия, зажигает костёр, ставит палатку... там... сидит у костра, и рассказывают они друг другу байки — это не забудется, и это настолько их затрагивает, что, когда они залезают в компьютер, они несут в себе эту память. Почему? Потому, что у них есть вторая доминанта — доминанта дали. Они — романтики. Они — идеальны, им нужен идеальный мир.
Почему они так, на самом деле, порой враждуют с родителями? Они, как бы, говорят: «Да вы на себя-то посмотрите. Вы-то, вообще, кто? Нас, тут, учите... рассказываете... а сами — врёте... сами — ссоритесь... сами что-то делаете совсем не то, чего хотите от нас!» — то есть, это — про правду, про справедливость, про идеальный мир.
И, в этом плане — почему походы? Почему, вот, этот взлёт? Потому, что там — небо, там — преодоление, там — вот, эта самая романтика.
И третья доминанта — это доминанта усилия. Это, действительно, поразительная штука, и если правильно создана среда обитания для подростка, если правильно и продуманно, с педагогической и психологической точки зрения, он проходит переходный возраст, то он будет суперпозитивным. Потому, что они, на самом деле, готовы эти усилия осуществлять.
Я поделюсь тоже своим примером, потому, что мы, естественно, тронули суперважную тему для наших слушателей. Действительно, подростки воцерковлённых семей часто «хлопают дверью» — уходят из Церкви. Я помню, как мой сын был тоже в таком... знаете... состоянии... нормальной подростковой ситуации.
Нормальная воцерковлённая семья. По воскресеньям — в храм. И он начинает говорить: «Я не пойду... Я не высыпаюсь... Я не могу...» И я думаю: ну, я не буду на него давить. Бессмысленно. Потому, что если он не пойдёт... он же не от Бога уходит, он уходит от нас. И от того, что для нас важно и ценно. Это — некая протестная позиция. И я думаю: ладно, я пока оставлю ситуацию, посмотрю, что будет дальше.
Вот, Великий пост... предпасхальные дни... и мы всегда ходили на Пасху вместе, всей семьёй... а, после этого, разговлялись всей семьёй, с друзьями. И это была такая прекрасная традиция. И я ему говорю: «Если ты пойдёшь, то помни, что исповедь, как правило, заранее... надо тогда поисповедаться... если ты решишь пойти». «Нет, я не пойду!» И я, так, аккуратно... уже, прям, накануне, говорю: «Ну, смотри... обычно, в четверг исповедь, потому, что дальше уже... службы без исповеди. Поэтому, ты подумай, если ты захочешь...» Не пошёл никуда в четверг!
Мы собираемся на ночную Пасхальную службу. И вижу: он, прям, напряжён, как тетива натянутая! Я говорю: «Ну, ты решай сам. Если ты идёшь, мы, вот, через 15-20 минут — выходим».
За пять минут — он выходит: «Ладно, я пойду!» Я — только молюсь Богу в этот момент, с ним, практически, не разговариваю.
Мы приходим в храм, и — чудо! — батюшка исповедует! Я это вижу, и говорю: «Смотри — там исповедь!» Он идёт на исповедь.
Народ выходит на Крестный ход. Там довольно холодный день, я была простужена и не пошла. Народу меньше... и мы видим друг друга... мы — чуть поодаль друг от друга, и я вижу его лицо — со слезами на глазах. И я стою — со слезами на глазах!
А.Леонтьева:
— Ещё бы...
Н.Инина:
— Он подходит ко мне, и мы молча обнимаемся, и я понимаю в этот момент — мой сын вырос.
А.Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с нами Наталья Инина — христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ им. Ломоносова и Российского Православного Университета святого Иоанна Богослова.
Так отозвался этот Ваш рассказ... Я помню, как... действительно, вот, в этот последний момент... потому, что дети выросли в Церкви. Они в своих духовных поисках могут сколько угодно находиться, но когда наступает Пасха...
Н.Инина:
— Конечно.
А.Леонтьева:
— ... то начинается, вот, это, вот... метания... да? Они не всегда заканчиваются Причастием, но я очень отчётливо вижу, как душа... вот... хочет Туда! И как ребёнок хочет...
Я помню последнюю Пасху, в которую моя мама Причастилась. Она, как раз, тоже... такой... ребёнок — либерально настроенный. Ребёнок, который... до последнего: «Я не поеду в храм! Очень поздно...» — и, вот, это всё. И потом — она едет, вот, как и Ваш сын. И священник выходит — в Татьянинском храме МГУшном... уже никакой надежды нет на исповедь, естественно, служба уже идёт — и выходит отец Владимир Вигилянский в развевающейся рясе: «Кто ещё не исповедался?»...
Е.Писарева:
— А я, как раз... ты, прям, с языка сняла... как раз, хотела сказать, что часто эти конфликтные ситуации бывают и у взрослых родителей со взрослыми детьми — именно, вот, потому, что, как говорила Наталья, не произошло... вот... этого переходного возраста... не был он прожит...
А.Леонтьева:
— Да, может быть, кстати...
Н.Инина:
— Ну, вот, смотрите... Давайте, вернёмся к этому моему опыту, и посмотрим на него и психологически, и... попробуем рискнуть... духовно.
Психологически. Вот, это — доминанта усилия. Он прожил этот внутренний конфликт. Я старалась не давить, потому, что и так я понимала, что в нём идёт огромная внутренняя работа. Между «нет» и «да», между разрушением и созиданием, между претензией, обидой, там, и чем-нибудь ещё — и любовью. И эта работа в нём реализовалась в этом «да, поеду». Там — Господь его коснулся. Вот, она — духовная реальность.
А.Леонтьева:
— Когда мы чуть-чуть отошли, Господь...
Н.Инина:
— Да, да! Вот... Он же — тут!
А.Леонтьева:
— ... получил доступ.
Е.Писарева:
— Это... когда к подростку лезешь, ты же — мешаешь... ты же...
Н.Инина:
— Ну, да... безусловно... но...
Е.Писарева:
— Я всегда друзьям своим говорю: мы бензопила «Дружба», когда мы что-то ему «внушаем»...
Н.Инина:
— И, вот, понимаете... он почувствовал это чудо. Вот, про любовь, про заботу, про какую-то совместность. Он был в храме, вместе с ликующими людьми, радующимися Пасхальной службе... он душой — душой! — почувствовал эту радость.
Я потом сказала: «Что тебе батюшка сказал? Если ты можешь мне открыть... что произошло, всё-таки, потом, через какое-то время?» Он сказал: «Слушай своё сердце», — сказал батюшка ему.
А.Леонтьева:
— Какой замечательный батюшка!
Н.Инина:
— Мудрый... мудрый батюшка... И — вот, она, психика, и — вот, она, душа. Потому, что «слушай своё сердце» — это «слушай свою душу».
И, фактически, эта внутренняя работа, которая связана с развитием, и связана с взрослением — она произошла. Я пыталась ей помочь, но я не могла за него этого сделать. И важно — не доминировать над ним. Быть рядом, иметь достаточно терпения и любви, чтобы дать этой работе происходить.
А.Леонтьева:
— Происходить правильно...
Н.Инина:
— И человеку верующему — тут уж чего напоминать, что Господь-то этих чудесных подростков-то ведёт, и они, на самом деле, всегда очень Бога чувствуют. И они уходят не от Бога.
А.Леонтьева:
— Да, я тоже так думаю.
Н.Инина:
— Они уходят... как бы, вот, протестно — от системы, от требований, от родителей, «от всего, вот, этого»...
А.Леонтьева:
— «От системы» — очень точное слово, мне кажется.
Н.Инина:
— ... но не от Бога. Это надо всегда помнить. Это даст нам чувство опоры и веры — в них, в наших детей, в наших подростков.
А.Леонтьева:
— Наташа, скажите... а, вот, в этих ситуациях... ну... не могу сказать «что Вы посоветуете», потому, что это духовный совет... но нужно ли что-то рассказывать детям?
Вот... когда они временно уходят, мы, например, иногда, с детьми как-то... ну... разговариваем о каких-то более интеллектуальных, что ли, вещах, чем... то есть, говорим... разбираем, там... про бытие что-нибудь такое — чего я начитаюсь, и, вот, скорее несу в клювике... им интересно. Но... как сказать... мы — на этом уровне.
Муж говорит, что нужно... вот... нужно говорить, говорить — и что-нибудь останется в сознании. Вот... как Вы думаете?
Н.Инина:
— Замечательный поворот. Я очень люблю, вот, эту ситуацию — когда говорить, что говорить, как говорить.
Я начну с чудесного совета моего учителя, профессора Братуся Бориса Сергеевича, который он мне когда-то, сто лет назад, дал, когда я была мамой подростка. Он говорит: «Наташ... понимаете, подростки — очень, такой, интересный народ. Они совершенно закрыты, как раковина. И тут — говори, не говори — Вы говорите, вот, в эту стену. Но, в какой-то момент, эта раковина открывается, и Вы это всегда чувствуете. И, вот, в эту щель Вы — пихайте, пихайте, пихайте, пихайте, пихайте! Потом чувствуете — раковина закрылась. Всё, остановитесь. Отойдите в сторону». Очень хороший, наглядный образ! И, действительно, оно так и работает.
Но... я бы добавила ещё... мы, на самом деле, должны чувствовать вот этот баланс между нашими интересами и их интересами. И, если мы несём в себе то, чем мы горим, чем мы живём, что нас вдохновляет, наполняет, видим, что — тебя слушают вежливо, но безучастно... почти бессмысленно об этом говорить. Лучше найти ту территорию общности, где можно как бы... знаете... зашивать какие-то смыслы в том поле, которое, всё-таки... открывает эту раковину. И из неё этот подросток выходит, и ему как-то интересно это. Мы, на самом деле, это чувствуем всегда.
А.Леонтьева:
— Да, это точно...
Е.Писарева:
— Ой, способны ли иногда родители это почувствовать в этом ритме безумном каком-то...
Н.Инина:
— Мне кажется, что здесь... спасибо, Лена, за этот поворот... это, как раз, то, что я хотела очень тоже донести до наших слушателей... и уже зрителей.
Смотрите... нам, как родителям, очень важно встать на второе место, когда мы общаемся с подростком.
А.Леонтьева:
— А на первом — кто?
Н.Инина:
— На первом — Бог и подросток. Не в смысле — внутри меня... в моей душе — там Бог... подросток мне доверен... мой ребёнок мне доверен Богом до времени. Но, когда мы взаимодействуем, нам надо как бы остановиться со своими амбициями, и нереализованными мечтами, которые мы хотели реализовать через наших детей...
Е.Писарева:
— Вот, это очень сложно, конечно...
Н.Инина:
— ... с нашими ценностями и бесконечными «хорошестями» и «правильностями», и понять, что перед нами — живой человек, личность, ДРУГАЯ, и он проживает какую-то свою жизнь, он — на каком-то этапе СВОЕЙ жизни. И постараться его увидеть и услышать — как, вот, мальчика с той гитарой... понимаете?
Вот, какой был бы ход мой психологический, если вспомнить ту историю? Я бы сказала: «Друзья, жизнь подростка, даже 14-летнего, не умещается на двух сантиметрах... она не помещается там. Дайте ему больше пространства. Но, для этого, родители должны немножко выйти из своего „эго“, и увидеть ребёнка, как ДРУГОГО».
Е.Писарева:
— Вы знаете, я когда-то делала... кстати, на радио, будучи журналистами с моей подругой, интервью с одним психологом. И она тогда сказала вещь, которая почему-то нам, тогда молодым мамам... она показалась каким-то откровением. Она сказала: «Ну, прекратите уже детям говорить „не будешь учиться, будешь дворником“... „я-то в твои годы“... вот, эта, вот, классика, которую мы обычно говорим». И мы всё время им предъявляем и предъявляем какие-то претензии, да? Вот — откуда, почему? И ты думаешь: «Ну, я-то так не буду делать!» И, вдруг, твой подросток что-то совершает — и ты вываливаешь ему какой-то набор, вот, этих, совершенно абсурдных, дурацких фраз, которые когда-то говорили тебе! Почему?
Н.Инина:
— Ну... об этом — вообще все наши программы! Потому, что мы — не владеем собой, мы не понимаем себя, мы боимся быть взрослыми родителями, и мы... как бы... падаем, вот, в это инфантильное состояние «ты должен быть хорошим, а то...»
Но, ведь, на самом деле... давайте, посмотрим на ситуацию через призму любви и через удивительное понимание того, что Бог доверил нам этого ребёнка. Он доверил нам. Значит, мы можем и призваны быть его родителями. А он — может и призван быть нашим ребёнком.
И мне очень хочется сказать следующее: когда мы искренне... не «пу-пу» и «сю-сю»...
Е.Писарева:
— Лишь бы угодить...
Н.Инина:
— ... не в логике бесконечного страха быть плохими родителями, или какого-то бесконечного эгоцентризма... в, вот, просто честно, по-взрослому, из родительской позиции, из человеческой личностной позиции проживаем с этими детьми их переходных возраст, я вам гарантирую, что всё, что вы дали — и советы, и боли, и жертвы, и возмущение, и всю эту палитру жизни — они аккумулируют. И я знаю точно, что вы услышите от ваших детей через, буквально, год-два, что они говорят вашими словами своим друзьям что-то... и вы будете это слышать, и удивляться, что, когда вы это говорили, вы слышали только «фе»... но он всё это аккумулировал, и несёт в себе.
Поэтому, дорогие родители, тратьте в это время свои силы на своих детей! Это вам вернётся в огромной степени — во-первых. Во-вторых, ваши дети, действительно, через вас поймут, что такое... ну, как бы... жить христианскую жизнь, жить в любви и ответственности.
Я очень хорошо помню... когда моему сыну было уже, может быть, лет 18, он мне звонит и говорит: «Мам, я тебя люблю! Я тебе просто хотел это сказать». Я вспомнила, как я ему всегда это говорила в школе...
А.Леонтьева:
— Как у Вас потеплело в этот момент на душе!
Н.Инина:
— Да. Навсегда. И я помню, что я всегда ему звонила и говорила: «Паш, я тебя очень люблю!» — и, вот, оно вернулось. Просто так.
А.Леонтьева:
— Спасибо огромное!
Сегодня с вами — Анна Леонтьева и Елена Писарева.
Это программа «Вера и психология».
У нас была наш постоянный дорогой гость — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ им. Ломоносова и РПУ святого Иоанна Богослова.
Сегодня мы сделали... такой... первый заход в огромную тему, которая называется «Подросток. Как с этим жить».
Спасибо огромное!
Е.Писарева:
— Спасибо! До свидания!
Н.Инина:
— Спасибо, дорогие! Будьте здоровы и счастливы!
Все выпуски программы Вера и психология
Певчие из Москвы. Наталья Сазонова
Поделиться
Я — из молодёжи девяностых. В то время многие мои ровесники приняли Крещение . Стали ходить в храм. Кто тайно, кто открыто. Мы объединялись и сплачивались вокруг Церкви. Восстанавливались храмы. Церковь нуждалась в кадрах.
Мои друзья поступали учиться в духовные школы. По окончании становились священнослужителями, певчими, иконописцами.
Тогда я считала, что возрождение Церкви — дело молодых. И как будто не замечала в храме старшее церковное поколение. Но однажды...
Мне позвонил друг — молодой священник. Рассказал, что месяц назад получил назначение на далёкий сельский приход. Приехал, говорит, на место, а на станции встречают: главный агроном бывшего колхоза и местные бабульки — вот и вся община. Пошли первым делом храм осмотреть. От увиденного опустились руки. Здание громадных размеров, полуразрушенное . В советское время в храме был кинотеатр.
Бабульки заверили: «Соберём народ, расчистим место для службы». И расчистили. Первую службу назначили на кануне воскресного дня, в субботу вечером. К службе тщательно готовились: алтарь обустроили, иконостас поставили, купили нужные церковные книги. Осталось певчих найти.
Батюшка знал, что моя сестра училась на дирижёра церковного хора и пела в храме. Поэтому и позвонил мне с просьбой — найти певчих.
Мы нашли еще двух человека и в вчетвером отправились на тот приход. Батюшка, встретил, привез в храм. Повел показать, где будем петь. Народ с разных деревень собрался.
храм полон. Люди расступаются, пропускают, шепчутся: «Певчие из Москвы приехали. Батюшка певчих-то из Москвы привёз!» Мы невольно ощущали нашу значимость в этой службе.
Встали за загородку для хора- клирос. Там уже две бабульки стояли. Одна чтец — Вера Николаевна, лет 70. Другая, певчая баба Анна, маленькая худенькая старушка с узенькими, почти закрытыми глазами.
Места для хора мало. Мы ноты разложили. Сами встали впереди, бабе Анне встать сзади предложили. Началась служба. Пели слаженно. И вдруг, выясняется, что у нас нет нужной книги, в которой текст молитв воскресной службы. Нам по ней петь, а её батюшкины помощники забыли принести из церковной сторожки. Поздно спохватились. А Вера Николаевна как будто не заметила нашего замешательства. Прочла нужный стих по своей книге и ждёт. Дальше мы петь должны, а мы молчим...
И вдруг голос бабы Анны; поет нужный текст. Все обернулись на бабу Анну. Голова ее была приподнята вверх, глаза закрыты, голосочек тоненький. Поет наизусть. Мы потом узнали, что бабушка Анна — почти слепая.
Когда она поняла, что поёт одна, смутилась, замолчала. Мы зашептали: «Пойте, пойте». Так баба Анна пела все нужные тексты наизусть, пока книгу не принесли. Я смотрела на неё с благоговением.
Какая величина духа и веры в этой маленькой старушке. Вот она — настоящая певчая! Певчая из далёкой глубинки. Она знала наизусть всю воскресную службу. Никакой недуг, никакая немощь не стёрли из её памяти слов молитвы. Она славила воскресшего Христа в своём сердце.
Мы не раз ещё приезжали к батюшке. Пели на службе. Баба Анна была непременно в храме, на клиросе. Становилась, по-своему смирению, сзади нас. Словно ангел-хранитель...
Умерла баба Анна в субботу вечером, под воскресный день.
Мы приехали с ней проститься.
Я смотрела на неё в последний раз и думала: возрождение Церкви- не только дело молодых. Это общее дело! Ведь сохранили её для нас вот такие бабы Анны! Сохранили своей верой!
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Василий Меркурьев и Ирина Мейерхольд
Поделиться
Фото: Brands&People / Unsplash
В 1934 году на киностудии «Ленфильм» снимали картину «Инженер Гоф». Режиссёр Борис Шпис был счастлив: на одну из главных ролей ему удалось заполучить известного актёра ленинградского театра имени Пушкина — Василия Меркурьева. Нужно было отвезти ему сценарий картины, и режиссёр попросил об этой услуге свою ассистентку — Ирину Мейерхольд. Дочь знаменитого театрального режиссёра, Ирина Всеволодовна с юных лет шла по стопам отца. К моменту прихода на «Ленфильм» за её плечами уже был актёрский, режиссёрский и преподавательский опыт. Меркурьева Ирина не раз видела на сцене. И всегда восхищалась его тонкой и талантливой игрой.
Актёр радушно встретил девушку и усадил пить чай с пирожками. Поблагодарил за сценарий и сказал, что на днях уезжает на гастроли в Сочи. А к съёмкам сможет приступить, как только вернётся в Ленинград. На том и распрощались. Вроде бы, обычная деловая встреча. Но, возвращаясь домой, Ирина почему-то всё время думала о Меркурьеве, и сердце её радостно билось. Василий тоже не мог забыть хрупкую девушку с огромными, глубокими чёрными глазами. На гастроли актёр уехал с мыслями о ней.
Съёмки картины, между тем, откладывались из-за его долгого отсутствия. Режиссёр нервничал и однажды заявил Ирине: если через три дня Меркурьев не явится на площадку, ему найдут замену. Мейерхольд спешно отправила в Сочи телеграмму: «Приезжайте, мы простаиваем». И подпись: «Целую, Ирина». «Сама не знаю, как смогла такое написать», — смеялась впоследствии Ирина Всеволодовна. Девушкой она была скромной. Просто ей очень хотелось, чтобы Меркурьев приехал и снялся в картине. Но третий день был на исходе, а актёр всё не появлялся. Съёмочная группа собралась в режиссёрской, чтобы обсудить, что делать. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался Василий. Широко улыбаясь, он отыскал глазами Ирину и прокричал: «Мейерхольд, вы мне должны поцелуй!» Девушка смотрела на Меркурьева, и ей казалось, будто после долгой разлуки она встретилась с самым родным и близким человеком. «Я люблю его», — призналась сама себе в тот вечер Ирина. А через несколько дней Василий рассказал ей о своей любви. И предложил руку и сердце.
Меркурьев и Мейерхольд поженились в 1934-м, сразу после завершения съёмок. Их союз стал и семейным, и творческим. Вместе они преподавали сценическое мастерство молодым актёрам в театральных вузах Ленинграда, объездили едва ли не весь Советский Союз, создавая в провинции профессиональные театральные труппы. А потом пришёл 1939 год. Отца Ирины, Всеволода Мейерхольда, арестовали и расстреляли. Точно такая же участь постигла и родного брата Василия — Петра Меркурьева. Супруги стойко переживали горе, поддерживали друг друга. Они усыновили троих племянников, и в семье стало четверо детей — родная дочь Ирины и Василия, Анна, родилась в 1935-м. Во время Великой Отечественной войны, когда семья находилась в эвакуации, появился на свет их сын Пётр. Именно он впоследствии оставил немало ценных воспоминаний об отце и матери. «Их отношения были каким-то чудом, — писал о родителях Пётр Васильевич Меркурьев. — Они прожили вместе больше сорока лет, и чувства их всегда оставались свежими».
После расстрела отца Ирину, как дочь «врага народа», уволили с работы. Ответственность за большую семью полностью легла на плечи Василия Васильевича. Работал он много. Один за другим выходили фильмы с его участием: «Небесный тихоход», «Золушка», «Повесть о настоящем человеке». А после напряжённого трудового дня на съёмочной площадке или в театре, Меркурьев помогал жене по дому. Или ехал на дачу. По рассказам сына, Василий Васильевич всё время там что-то строил и усовершенствовал: огород, теплицы.
В середине 50-х, после реабилитации Всеволода Мейерхольда, Ирина Всеволодовна снова смогла выйти из тени и работать. Она сняла документальный фильм о жизни и творчестве любимого мужа. А в 1978-м Василия Васильевича не стало. Ирина Мейерхольд пережила супруга на три года. И всё это время жила только одной мыслью — о том, что в вечности они с Василием обязательно встретятся.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
27 апреля. О благодати
Поделиться
В 12-й главе Послания апостола Павла к евреям есть слова: «Будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом».
О благодати, — священник Константин Кокора.
