Поделиться
У нас в гостях был доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления Алексей Федотов.
Разговор шел о важности изучения родословной на примере ивановского архиепископа Амвросия (Щурова).
Ведущий: Алексей Пичугин
А.Пичугин:
— Дорогие слушатели, здравствуйте!
«Светлый вечер» на светлом радио.
Меня зовут Алексей Пичугин.
Я представляю нашего гостя. Ближайший час, вместе с вами и с нами, здесь, в этой студии — Алексей Федотов, доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления.
Алексей Александрович, здравствуйте!
А.Федотов:
— Здравствуйте!
А.Пичугин:
— Мы с Вами уже не в первый раз на Радио ВЕРА, и не в первый раз у нас речь заходит об Ивановской области, Ивановской епархии в советские годы. Мы о личности архиепископа Амвросия, который много лет Ивановскую епархию возглавлял, говорили. Сейчас мы ещё и книжку рады представить... у Алексея Александровича вышла книжка «Архиепископ Амвросий Щуров. Из истории рода». Мы и о книге поговорим, мы поговорим о личности владыки Амвросия, и хотелось бы ещё... Знаете, вот, мы много говорим об истории Церкви в советские годы, об изучении церковной послевоенной истории — что важно, что, наверное, не так хорошо становится популярной историей. Поскольку много говорится у нас — в церковном ли сообществе, в околоцерковных, церковных СМИ — о новомучениках, об их эпохе, но, вот, что касается церковной истории послевоенного периода, об этом, к сожалению, у нас всё-таки сказано не много. Хотя, это время... ну, такое... вплотную примыкающее к нашему, и личности, которые Церковь нашу сохраняли в очень непростое время — в эпоху Хрущёвской антирелигиозной кампании, в Брежневское время, в эпоху Перестройки — это те люди, с которыми мы, очень часто, современники. Это яркие люди, но о которых мы знаем совсем немного.
Вот, как можно эту историю изучать? С одной стороны, понятно, что для профессиональных людей естественна работа в архивах, конференции, публикации, выход монографий, диссертаций. А для людей, которые просто интересуются этим периодом — вот, как это понять?
Вот, книга, которая у меня сейчас в руках — «Архиепископ Амвросий Щуров. Из истории рода» — она, как раз, показывает, как можно сделать... такую... презентацию этого исторического периода для людей, которые не включены в профессиональное сообщество, и, тем не менее, им было бы интересно что-то узнать. Вот, книга помогает. Она... с одной стороны, здесь фотографии документов, и документы, и всё-всё на свете есть, но всё — очень доступным языком изложено.
Я правильно понимаю, что одной из задач у Вас было сделать, вот, эту историю нашу недавнюю — широко доступной?
А.Федотов:
— Ну... здесь даже не то, чтобы совсем недавняя история. Потому, что сам архиепископ Амвросий — он же родился в 1930 году, а его родители были уже в достаточно зрелом возрасте. Когда он родился, им было уже за сорок.
Если мы возьмём его дедушку по отцовской линии, то, когда родился его сын, который стал отцом архиепископа Амвросия впоследствии, ему было уже около пятидесяти лет. То есть, разрыв, например, между ним и его дедом по отцовской линии, составлял... ну... считайте... около 90 лет.
А.Пичугин:
— Да, но, всё-таки, владыка Амвросий-то... ну... совсем наш современник?
А.Федотов:
— Да, он — наш современник. Но, вот, именно, особенность этой книги в том, что здесь говорится не столько о нём самом, сколько о его корнях. А почему это важно? Потому, что, действительно, корни каждого человека — они... хотим мы этого или не хотим... они влияют на нашу личность. Очень серьёзно влияют. И здесь, вот... когда мы посмотрим... вот, эти крестьянские корни — они оказали огромное влияние на него самого, и это проявилось в его служении.
В чём это проявилось, например? Он никогда не боялся деревни. Это был человек, которого вот эти все деревенские тяготы... они были с детства ему знакомы. Поэтому, он не боялся открывать храмы в самых таких глухих деревнях, и сам любил приезжать туда, и сам — не только любил приезжать, а он же и начал своё служение в селе Толпыгино, Приволжского района...
А.Пичугин:
— Ну, будучи архиереем уже...
А.Федотов:
— Да... нет, но, вот, когда он начинал, там же ведь был — храм на кладбище. И, фактически... ну, что... он говорит: «Баню на кладбище разве можно построить?» — и, вот, этот церковный дом... он говорит: «Я 12 лет мылся просто в корыте». И он не считал, что это какое-то ограничение. Потому, что, вот, эти бытовые условия — они были ему с детства понятны. Вот, этой деревенской жизни.
И он открывал храмы в заброшенных местах, и они же... многие из них... стали очень, такими, процветающими приходами. А некоторые древние монастыри — они, в общем-то, тоже в таком захолустье... например, Николо-Шартомский монастырь, село Введенье... или, например...
А.Пичугин:
— Сложно назвать захолустьем... Может быть, конечно, это — сейчас, при... такой... увеличенной транспортной доступности... рядом с Шуей, всё равно... там совсем недалеко. Но... если мы отмотаем 30-40-50 лет назад, конечно, мы получим совсем другую картину.
А.Федотов:
— Да, конечно. Николо-Тихонов Лухский монастырь, село Тимирязево... ведь они открывались в 90-е годы. А 90-е годы — это было... ну... действительно, очень сложное время. И, вот, архимандрит Никон, например, который сейчас в Астрахани митрополит... когда его назначал — сначала экономом в этот монастырь, потом сделал его наместником... он же, ведь, просто даже... а чем кормить, вот, этих насельников? Это была даже проблема, не то, что что-то сделать... да? А потом — какой огромный получился монастырь, и сколько подворий — десятки, буквально.
И, вот, эта... как бы... история — она начиналась, в общем-то, в его предках, которые были деревенские люди, крестьяне. И, вот, в этой книге, как раз, прослеживается и история рода архиепископа Амвросия, и история того населённого пункта, где он родился — деревни Киселёво, Кашинского района, Тверской области. В настоящее время, это, насколько я знаю, заброшенная уже деревня, в которой, наверное, никто и не живёт. А, до революции, это была достаточно большая деревня, где проживало много людей. И, вот, удалось ещё, изучая историю рода архиепископа Амвросия, провести и реконструкцию истории и этой деревни. То есть — кто в ней жил, какие люди, как это происходило. И, вот, по некоторым ветвям, по отцовской линии, удалось до 1688 года проследить историю...
А.Пичугин:
— И всё это — в одной деревне...
А.Федотов:
— Да, всё это в одной деревне.
А.Пичугин:
— А чем это для нас сейчас важно? Даже если мы... вот... отвлекаемся от истории конкретного человека, который — наш современник... владыки Амвросия не стало в 2016 году... чем изучение этих корней из небольшой деревни где-то в Тверской области нынешней... чем это, вот, важно для нас, живущих сейчас, причём, далеко от этих мест?
А.Федотов:
— Ну, здесь это ещё и как пример, наверное, для каждого человека, который захочет поинтересоваться своими корнями, своей родословной. Потому, что сейчас всё больше тех людей, которые считают, что изучение своей родословной — это важное дело.
И, вот, если пойти в архивы, то намного меньше будет тех людей, которые работают с какими-то общими темами, чем тех, которые изучают свои родословные — по метрическим книгам, по ревизским сказкам, по каким-то ещё документам... исповедным ведомостям...
И, вот, этот, как раз, момент — он, мне кажется, важен, как пример. Потому, что человек — он, зачастую, не знает, с чего начать этот поиск. Ну, а если мы, например, знаем исходно, что, вот, такой-то человек — он родился, примерно, в таком-то году, в таком-то населённом пункте, мы можем определить, какой это был приход, к которому был приписан этот населённый пункт, можем в архиве установить... метрические книги этого прихода найти, и по ним определить дату его рождения точную, найти, вот, эту запись.
Но нужно учитывать, ведь, что, может быть, его дата — она и не та, которую мы знали. Она может на несколько лет отличаться. Поэтому, вот, мы направили, например, в архив запрос — а по этому году его нет. А он, может быть, есть — через год, или через два. Поэтому, конечно, надеяться на запросы не всегда возможно. Всё равно, это вот исследование — оно, наверное, требует, во многом, живого участия.
А.Пичугин:
— Ну, как, вот, например, у меня дед не знал год своего рождения. Он, официально, везде, во всех документах, в паспорте — был 1922-го года, но он подозревал, что нет, но в какую-то сторону произошло смещение. Причём, не он сам специально его, там, смещал — потому, что по возрасту он уже попадал на фронт, и его взяли на фронт, и он туда пошёл... вот... почему-то какая-то путаница... или какие-то были причины у его родителей, возможно, записать его другим годом.
А.Федотов:
— Ну... путаница, действительно, была очень большая, но... если мы найдём метрические книги, в принципе, то там путаницы не может быть. Почему? Потому, что, вот, человек родился — и его, как раз, записали в этот момент. То есть, это функция ЗАГСа, фактически, была.
А.Пичугин:
— А это старообрядческие сёла были — там не было храма.
А.Федотов:
— А, это другой момент, да...
А.Пичугин:
— Это Поволжские старообрядческие сёла, где... ну, не было у них метрических книг... поэтому...
А.Федотов:
— Нет... если не велось метрических книг — это другая история.
А.Пичугин:
— Да, да... это понятно, что по метрике можно...
А.Федотов:
— По метрике мы можем установить точно. Просто, потом, в советское время, многие писали, как хотели, себе даты рождения. Потому, что старые архивы... многие... оказались порушены, люди переехали в другие места, и не все, в общем-то, выправляли себе эти справки на основании метрических книг — выписку точную о рождении, а просто — писали со слов, им выдавали документы, как они скажут, исходя из тех моментов, которые они считали полезными на тот момент.
И, вот, например, определили мы дату рождения человека. И мы можем дальше пойти, например, по этой метрической книге и найти дату брака его родителей.
Ну, вот, если брать архиепископа Амвросия, то дата брака его родителей очень далеко отстояла от его рождения. То есть, он родился в 1930 году, а его родители вступили в брак больше, чем за 20 лет до этого...
А.Пичугин:
— Ещё до революции, в 1910 году...
А.Федотов:
— ... да... да... и его старшая сестра — она была старше его на 21 год...
А.Пичугин:
— ... что, опять же, для крестьянских семей не удивительно.
А.Федотов:
— Да, безусловно. Ну, и, потом, надо же учитывать тоже... вот... когда мы смотрим на историю его семьи, мы видим, как отражалась история всей страны в истории этой семьи. Потому, что... вот... здесь и Первая Мировая война — то, что отец был на фронте, и мы видим, как это отразилось. Мы видим, например, 20-е годы, когда шли процессы ограничения крестьян... 30-е годы, когда началось «раскулачивание», и как коснулось это их семьи. Ведь, это были такие все вещи, когда... ну... крестьяне — они были, фактически... по нашим меркам, очень бедные люди, но их, всё равно, могли объявить и «кулаками», и кем угодно...
А.Пичугин:
— Друзья, мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Федотов, доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления.
А семья архиепископа Амвросия — она была какой?
А.Федотов:
— Они были середняки. Они не захотели вступать в колхоз, и, поэтому, на них было большое давление, и, фактически, в силу этого, они все... разъехались по России.
А.Пичугин:
— А можете пояснить... как раз, тут... думаю, что у многих есть немножко схематичное представление о том, как это было. Исходя из наших знаний по истории, мы представляем, что... вот... было раскулачивание... там... людей загоняли в колхозы... а, вот, как это выглядело? Что могли люди этому противопоставить? Кого-то высылали... но не всех высылали... мы видим, что, вот, у владыки Амвросия семья — разъезжалась, но они не были сосланы.
Вот, как это происходило в Центральной части страны?
А.Федотов:
— Ну, они и не были раскулачены, так будем говорить. Они были — середняки. Но...
А.Пичугин:
— У середняков тоже, на самом деле, отнимали всё, что можно было отнять!
А.Федотов:
— Да. И у него же есть даже детские его воспоминания... из детства... как выводили корову... как, вот, они... где-то крона дерева была большая во дворе — они там прятали сундуки в этих ветвях...
А.Пичугин:
— Всё равно, всё забрали...
А.Федотов:
— ... да... и всё забрали... и, вот... там... чугун с картошкой, просто «в мундире», остался... и всё у них уведено из дома, ничего нет. И, в общем-то, вот, отец и старшие сёстры — они поехали на заработки, а его брат, который был его постарше... они был, примерно, на восемь лет его старше... и, вот, они только вдвоём остались с матерью в этой деревне. Остальные все уже — и братья, и сёстры — разъехались.
А.Пичугин:
— А куда уезжали? В Москву?
А.Федотов:
— В разные места... абсолютно...
А.Пичугин:
— Слушайте... я помню, что... сам тогда мальчик Анатолий ( так владыку Амвросия звали в миру )... они уезжали с матерью, уже потом, в Москву. Это предвоенные годы были... или военные уже?
А.Федотов:
— Нет... это, вот, как раз, началась война, и они уехали в Москву. А потом их, в общем-то, хотели и за Урал эвакуировать, а брат его старший уже подлежал призыву, и его забрали в армию, и он погиб. Причём, как-то, вот... как бы, это предчувствовала мать, и брат предчувствовал, что, видимо, не вернётся.
А потом уже началось здесь... перелом в войне, после битвы под Москвой... и они решили вернуться в свою деревню.
А.Пичугин:
— А какая это часть Тверской области нынешней?
А.Федотов:
— Это Кашинский район.
А.Пичугин:
— То есть, это — то, что... вот... как раз, в сторону Ярославля... туда, дальше, Иваново... это не те части Тверской области... Калининской тогда... которые были в оккупации... это, как раз... более восточные?
А.Федотов:
— Да. И дом сохранился у них, и, вот, они туда переехали. И здесь, вот, тоже приводятся некоторые его воспоминания, вот, этого детского времени, и приводится его выбор веры — потому, что он не был крещён, семья была нерелигиозная. И он сам, в возрасте 16-17 лет — как раз, открылась Никольская церковь в селе Турово, рядом с Киселёво... потом она, при Хрущёве, была закрыта, в рамках антирелигиозной кампании... и он в этой церкви знакомится со священником.
Как он вспоминал, его крещение было совершено на дому — потому, что, видимо, священник, всё равно, боялся молодого человека крестить. Но этот священник не побоялся дать ему рекомендацию в Духовную семинарию, и он поступает, вот, в только что открывшуюся после Великой Отечественной войны Московскую Духовную семинарию, и заканчивает её в 1952 году.
А.Пичугин:
— Тут сразу несколько вопросов интересных...
Во-первых, связанный с крещением. Вы говорите, что священник, наверное, боялся крестить молодого человека. И тут я вспоминаю мемуары святителя Луки Войно-Ясенецкого, которые он надиктовывал, уже будучи незрячим, в конце 50-х годов... по-моему, 1958 год. Вряд ли, он кого-то уже после этого крестил. Он вспоминает, что за все 36 лет священнического служения... и архиерейского... у него, собственно, в 1921 году была священническая хиротония, а в 1923 году — архиерейская... за все, вот... более, чем... 37 лет уже, наверное, было к 1958 году... он крестил — три раза. Причём, даже, наверное, два. Потому, что один раз он крестил сразу двоих детей. Причём, это было в ссылке, без всяких книг, без всего... он чин крещения на ходу сам сочинил. А один раз крестил — страха смертного ради.
То есть, за всю свою... там... Кто сейчас из священников, ныне служащих, может сказать, что он никогда никого не крестил? Наверное, это просто... ну... невозможно. А тогда, в то время, это было...
А.Федотов:
— Ну, я думаю, что архиепископ Лука — это нетипичный пример. Он, как раз, именно, наверное, и крестил потому, что... ну... была угроза для жизни. А так... я думаю, что он кому-то это перепоручал. У него была совсем другая деятельность.
А.Пичугин:
— Ну... он перепоручал священникам... он так и пишет в мемуарах: «Ну, а теперь — что мне крестить? У меня есть священники, которые крестят. А я, вот, так — никогда в жизни не крестил по требнику». Но, будучи священником в Ташкенте, в начале 20-х, наверное... Ну, вот... это — реалии того времени. Я — к тому, что это реалии того времени.
И... Вы говорите — «нерелигиозная семья». Тоже... для нас это... представляющих, что Революция — это определённый водораздел... что — были, оказывается, совсем нерелигиозные семьи, которые не особо ходили в церковь. И, вот, так получилось, что Анатолий Щуров, как раз, вырос в такой семье.
А.Федотов:
— Да. И мы, вот, немножко отошли ещё от темы колхозов. Ну, в двух словах, я, всё-таки, объясню, что такое колхоз.
Колхоз — это было... ну, как декларировалось... как бы, коллективное, кооперативное хозяйство. Вот, были, например, совхозы, где было такое, вот, крестьянское объединённое хозяйство — как завод, как фабрика, где крестьяне работали на государственном сельскохозяйственном предприятии, как рабочие. Они имели все гарантии. А колхоз — они не имели этих гарантий. Но они работали не меньше — то есть, всё то же самое — но им, вместо зарплаты, вместо социальных гарантий выдавали трудодни. И считалось, что потом, по итогам, вот, этой всей деятельности, они получат свою часть прибыли общей. А прибыли — никакой не было, а были только одни убытки во всей этой деятельности. И, соответственно, получалось, что люди, в колхозе проработав всю жизнь, ничего не зарабатывали. Ну, вот, это — что такое колхоз, чтобы было понятно...
А.Пичугин:
— Есть фильмы, кстати, о быте колхозников того времени — не воспевающие колхозы, а это... такие... фильмы с некоторым... может быть, даже не сатирическим... не оппозиционным... но с некоторым, таким... критикующим некоторые перегибы, что ли... максимально, что можно было тогда выпустить, сюжетом. Там, как раз, они считают трудодни, и у многих... там... у большинства — они недосчитываются сильно. Для того, чтобы что-то, хотя бы, поиметь.
А.Федотов:
— Да. То есть, людям просто ничего не давали... чтоб только не умерли. И, конечно, все разумные крестьяне — они не очень стремились идти в эти колхозы в таких условиях. И, вот — это тоже часть истории эпохи.
А что касается «нерелигиозной семьи»... ну, надо понимать, что после Революции... вот, это всё было запрещено же... очень чётко... государством. И люди — они, соответственно, думали о том, как выжить, думали о том, как им... ну... просто пережить это время. И... ну... поскольку, видимо, не было у них глубокой такой религиозности, соответственно, они с детьми об этом никогда и не говорили.
А.Пичугин:
— Надо сказать, что и церкви, ведь, не было — закрыли её в соседнем Турове, когда Анатолию было всего несколько лет.
А.Федотов:
— Да.
А.Пичугин:
— А когда её открывали — уже прошло больше десяти... то есть, вот, это, вот, мировоззренческое формирование, становление личности — оно проходило в абсолютно нецерковной среде, и храма нигде не было поблизости, и никто никуда не ездил.
А.Федотов:
— Да. Но, с другой стороны, вот эти все испытания такие раннего детства — это, вот... и то, что описывали имущество у них... то, что семья разъехалась... то, что они в эвакуацию попали в Москву... возвращение в деревню... это, с раннего детства, труд... прямо, с 10 лет, буквально, он к крестьянскому труду приобщался — всё равно, это всё оставило очень большой отпечаток на нём.
Он стал задумываться. И он же вспоминал: «Меня всегда раздражало, что я не похож на своих сверстников. Всё я куда-то иду... мне хочется побыть одному где-то на природе, подумать там, на небо звёздное посмотреть... о смысле жизни...» — и, вот, когда появилась возможность, и он попадает в церковь — он чувствует, что, вот, он попал в свою среду, он попал, куда он хотел.
И, вот, когда он приходит в семинарию — опять же, он «нашёл, — говорит, — это место».
А.Пичугин:
— А, расскажите... там же очень... как нам сейчас бы показалось — трагедия юного человека! Сейчас это даже, может быть, немного забавным кажется, спустя... там... 70 лет... а тогда — это трагедия юного человека, который решил поступать в семинарию, но не знает, как это делать — пишет эти записочки, письма, совершенно не в каком-то, там, выверенном бюрократическом ключе, а, абсолютно, как... вот... колхозно-деревенский мальчик писал.
А.Федотов:
— Да... и, самое интересное — он же отправил... такие... просто письма... и рекомендация приходского священника-то была не намного более, скажем, витиеватая...
А.Пичугин:
— Ну, надо представлять, что приходской священник тоже, наверное, был не выпускник Академии...
А.Федотов:
— Да... и он отправляет просто все эти документы. Но — ему же приходит ответ! Ему говорят, что нужно — то, то и то дополнить, и тогда он может быть принят. И он идёт в сельсовет, и они ему дают эти справки.
А.Пичугин:
— Да и то не сразу...
«Прошу Вас, высокопреосвященнейший ректор, принять меня в Духовную семинарию на 1 курс. По семейным обстоятельствам, я не мог получить 7 классов Туровской неполной средней школы, и окончил 6 классов. Образование своё дополнил изучением молитв и Слова Божия».
Что бы нам сейчас сказали в приёмной ректора на такое прошение?
А.Федотов:
— Ну... понимаете... тогда, всё-таки, люди были не бюрократы, и они смотрели на это шире.
То есть, конечно, сейчас... например... когда люди смотрят бюрократически чисто, они... ну, конечно, просто выкинули бы это письмо, и всё. А там, вот... отец Сергий Савинский тогда был инспектором Духовной семинарии... кстати, тоже интересный человек... он через обновленчество тоже прошёл... но... он, вот, ему же ответил, что надо... вот... дополнить то-то и то-то, и можно будет тогда поступать.
А.Пичугин:
— Я подозреваю, что среди однокашников... может быть, не однокашников, но, примерно, тех лет поступающих, подобных писем было много. По крайней мере, не единичное...
А.Федотов:
— Наверное, да.
А.Пичугин:
— Поскольку, откуда и шли-то? В общем, не из больших городов...
А.Федотов:
— А, потом... Ну, нужно понимать, что сейчас, например, есть Интернет, сейчас есть, вот, эти все бланки... люди пришли, и... ну... если он не заполнил бланк... а как он... да? А если человек, например, даже слышал просто как-то от кого-то издалека... ведь, это нужно представить то время. Что, вот, есть семинария, и что можно туда поступить... а как это сделать — он не знает... да?
А.Пичугин:
— Друзья, мы вернёмся, буквально, через минуту.
Напомню, что в гостях у нас сегодня Алексей Федотов — доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления.
А.Пичугин:
— Возвращаемся в студию светлого радио!
Напомню, что сегодня у нас в гостях Алексей Федотов — доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления.
У Алексея Александровича вышла книга «Архиепископ Амвросий Щуров. Из истории рода», и мы говорим не только о личности архиепископа Амвросия — мы говорим ещё и о том, зачем нужно, вообще, изучать корни, как можно изучить, что нам даёт понимание крестьянского происхождения, деревенской жизни, каков был уклад деревенской жизни в 30-40-е годы, как оттуда люди выходили в города — вот, в частности, Анатолий Щуров поступил в семинарию в Загорск, в Московскую семинарию...
А что-нибудь известно о личности священника, который написал... настоятеля этого Туровского храма?
А.Федотов:
— Ну... какие-то очень небольшие данные есть. Они тоже приводятся в этой книге. Он прослужил в этом храме до его закрытия, он скончался в этой же деревне...
А.Пичугин:
— То есть, он какое-то время просто жил потом там, после закрытия храма.
А.Федотов:
— Да. Он дожил уже до достаточно, такого, серьёзного возраста, и скончался в этой же деревне.
А.Пичугин:
— В какие годы, неизвестно?
А.Федотов:
— Мне кажется, уже... так... вскоре, после закрытия храма, он и завершил свой жизненный путь.
А.Пичугин:
— А его жизнь до Турова — не прослежена?
А.Федотов:
— Ну, я не ставил такой задачи...
А.Пичугин:
— Вот, это достаточно интересно, мне кажется, тоже — откуда приходили священники после... Вот, мы говорим «новый курс»... вот, новый курс — он где-то в Москве. Но следствием этого нового курса стало открытие огромного количества храмов. И в эти храмы стали приходить служить люди.
Я тут на одной конференции слушал доклад очень хорошего церковного историка Вадима Никонова... я даже хочу позвать Вадима Вадимовича к нам, сюда, рассказать об этом феномене — когда, вдруг, в Московской области... я уверен, что это не уникальная история, и такое было в Центральной, по крайней мере, части страны много где... вдруг оказывалось, что были храмы, которые официально, по документам, были закрыты с 30-х годов, но в них продолжались службы.
Это, вот, к моменту реализации политики «нового курса», стали сводить какое-то количество храмов — открытых, закрытых, что открыли, что могут открыть... там... верующие письма пишут... и, для этого, уполномоченные ездили и смотрели, что ж там, на местах. И сталкивались с таким феноменом, что, вот, стоит храм, по всем документам — закрытый... а там служба идёт. А кто служит? А, вот, неизвестно. Какой-то священник пришёл и сказал: «А, давайте, я буду у вас служить. Я — священник». Священник, наверняка, священник, но откуда — непонятно.
Или, там, скажем... клир весь репрессирован был в 30-е годы, но, следом за этим, должен был идти документ о закрытии храма, а закрытия храма не происходило, и он, по документам, числился открытым и действующим. Там — то идут службы, то — не идут... кто служит, тоже не понятно.
А.Федотов:
— Я не думаю, что это было очень массовое явление. То есть... в реальности, уже к началу Великой Отечественной войны, практически... в основном, храмы все были закрыты. То есть, остались уже единичные на область храмы — по количеству.
А кого брали служить? Ну, здесь понятно же... то есть, когда, до революции, было огромное количество духовенства, многие из них, во время гонений, пошли на какие-то виды работ государственных. Кто-то работал, например, на производстве... мог кто-то бухгалтером работать... кто-то — учителем... кто-то — ещё кем-то. А когда, соответственно, изменилась эта ситуация, то многие из них решили вернуться к священнослужению.
А, потом... ведь, очень много было тех, кого и выпустили из мест лишения свободы — которые и хотели бы служить, но они находились в заключении. Было немало и тех, кого призвали в годы Великой Отечественной войны в ряды действующей армии — причём, это не только молодые были люди, а были и сорокалетние... Ну, например, даже... Владимирский епископ Онисим Фестинатов, первый послевоенный... он же служил в годы Великой Отечественной войны... Другой, например... он был временно управляющим Ивановской епархией... ещё тоже, вот, после войны, одно время... Потом, например... если мы возьмём архиепископа Леонида Лобачёва, который в 60-е годы управлял Ивановской епархией — он же был тоже военный, и тоже воевал, и был награждён боевыми наградами... и... некоторые были и с офицерским званием — это не только священники, но и архиереи будущие были.
Поэтому... этот момент тоже надо учитывать — откуда это всё бралось.
А.Пичугин:
— А, кстати... о изменении в годах рождения. Я, вот, открыл, просто, случайно книгу Вашу на письме Вам от Архивного отдела администрации Тверской области, и здесь написано: «Анатолий Павлович Щуров, 1929 года рождения...» — хотя, вот, мы везде видим, что владыка Амвросий — 1930 года рождения.
А.Федотов:
— Да... и, вот, это письмо Архивного отдела — оно, как раз, дано на основании похозяйственных книг, и почему-то там у всех разница на год...
А.Пичугин:
— А... у всех разница...
А.Федотов:
— Да... я думаю, что там... может быть, просто записывали, сколько лет, и люди посчитали, например... такой-то возраст... а посчитали везде на год с разницей.
А.Пичугин:
— А, понятно... может быть... да... А что было дальше? Вот, с этим письмом будущий архиепископ Амвросий ( Анатолий Щуров ) приехал в Загорск. Ведь, не сразу его приняли?
А.Федотов:
— Нет, его приняли сразу. Но его заставили...
А.Пичугин:
— Он довозил справку... ему не давали эту справку...
А.Федотов:
— Да... ему не давали её изначально, но потом он, всё-таки, убедил местный сельсовет, чтобы ему дали. Там вопрос был с припиской его. Потому, что... ну, время такое было... всё равно ещё после войны, непростое. Но, с другой стороны, он — сын матери, у которой дети погибли на фронте, и, соответственно... ну... как отказать ему было в этом... и, поэтому, ему дали такую справку, что он не подлежит призыву, и, соответственно, может учиться.
И... у него препятствий не стало, соответственно... и он поступает в Московскую Духовную семинарию.
А.Пичугин:
— А кто с ним учился? Были какие-то известные для Церкви люди — его однокашники?
А.Федотов:
— Ну, вот, мы с ним тоже говорили когда... каких-то, вот, таких, известных людей он не вспоминал. То есть... он вспоминал уже более позднее время, когда он поехал в Ярославль, уже закончив Духовную семинарию. Ведь, он её закончил в 1952 году, а он хотел стать священником, будучи целибатом.
А.Пичугин:
— Но... я насколько помню, он хотел в монашество, но никто не постригал тогда...
А.Федотов:
— Ну, там были же запреты определённые... и что это только с разрешения Патриарха, и только в определённый возраст...
А.Пичугин:
— Вообще... все постриги с разрешения Патриарха?
А.Федотов:
— Да. То есть, это... вот, я забыл, с какого года... но это был указ.
И он здесь, в общем-то, искал архиерея, который бы его рукоположил.
А.Пичугин:
— А там чуть ли не Новосибирск у него вырисовывался?
А.Федотов:
— Да... но это был митрополит Варфоломей, да... потому, что он очень хорошо относился к семинарии. Он часто там бывал... и, поэтому, он, в общем-то, его рассматривал тоже... как вариант, к кому ехать служить. Но, опять же, он думал, что будет очень далеко от мамы... и, вот... где Новосибирск... и этот... и, вот, он смотрел что-то близкое.
И, вот, в Ярославле был тогда архиепископ Дмитрий Градусов, будущий схиархиепископ Лазарь. Он известен тем, что митрополит будущий Никодим Ротов, известный церковный деятель ХХ столетия, как раз, был его, можно сказать, духовным воспитанником, потом — его секретарём, и он именно в Ярославле начал свой такой церковный путь.
А.Пичугин:
— Но и... Дмитрий Градусов был известен тем, что он рукополагал людей, которые к нему приезжали. То есть, это же тоже было достаточно сложно в те годы сделать... бюрократия не предполагала, конечно же, как и сейчас... как и в прошлом тоже... нельзя, вот, так — приехать, рукоположиться, и...
А.Федотов:
— Но он шёл на эти риски, и как-то, вот... он делал такие вещи, которые... ну... другие архиереи бы побоялись.
Ну, ведь, вот, например, того же митрополита Никодима — он же очень рано его и постриг, и рукоположил...
А.Пичугин:
— ... из Рязани он приехал к нему...
А.Федотов:
— Да... поэтому... и, вот, здесь он тоже решил это сделать. И он его рукополагает в сан диакона.
А.Пичугин:
— А как он попадает в Иваново?
А.Федотов:
— А он... как бы, хотел остаться у него... но ему ещё нужно вернуться в семинарию, сдать экзамены. Ну, а это... получается такая вещь, что он его, вот, рукоположил без согласования с семинарским начальством... это тоже был очень сложный момент... и, как раз, там, вот, оказался священник один из Иванова, который сказал, что... вот... архиерей может его взять. Тогда епископ Венедикт, будущий архиепископ, который до этого был в Молдавии — он его, фактически, принимает, и рукополагает его в сан священника целибатного, а через несколько лет совершает его монашеский постриг.
А.Пичугин:
— А маму он, впоследствии, забирал оттуда, или она так и жила в Киселёво?
А.Федотов:
— Нет, она прожила очень долго. Ну... старшие дочери у неё были, которые ей тоже помогали. Она прожила больше восьмидесяти лет. Он ездил уже к ней на похороны, будучи архимандритом, настоятелем Преображенского Кафедрального собора города Иваново. Попросил у архиепископа — Феодосия тогда, как раз — разрешения на похороны ехать своей мамы. И... вот... на тот момент, вот, эти сёстры его старшие были живы, а одна из них, после того, как у неё муж скончался, даже переехала к нему жить, в Иваново, и, до своей кончины, жила в Иваново.
А.Пичугин:
— Нам же тоже сейчас кажется... ну, что Иваново... Тверская область... тем более, вот, та её часть, которая ближе к Ярославской... сел в машину — и через 2,5 часа ты уже там. А в реалиях 50-х годов, когда у нас асфальтированных дорог-то не много ещё было, доехать из Иванова в ту часть Калининской области — крайне сложно. Не сильно проще, чем из Новосибирска.
А.Федотов:
— Да... даже не то, что в Калининскую область доехать, а даже, вот, на приход ему его в Иваново доехать... ему нужно было до трассы дойти, где какая-то попутка могла довезти его до Иванова. Но это же было... такая, вот, грязь... я он просто просил прихожанок его проводить. Они несли, вот, эти сапоги большие, в которых он через эту грязь должен был дойти, а он — уже доходил туда, и потом они их возвращали, а он, уже в обычных ботинках, ехал в город. Почему? Потому, что иначе бы он не смог в таком приличном более-менее виде приехать даже в епархиальное управление.
А.Пичугин:
— Я хорошо представляю... ну, опять же... это я представляю хорошо, несчётное количество раз проезжая по дороге между городом Иваново и Приволжском, Плёсом... как раз, Толпыгино там относительно недалеко от Приволжска получается...
А.Федотов:
— Да. Недалеко, но... вот... и от дороги-то оно недалеко, но это надо пройти...
А.Пичугин:
— ... да, оно с дороги-то сейчас и не видно... там... вдалеке церковь... Но я представляю эти непролазные... там... несколько километров грязи, которые приходится преодолевать для того, чтоб выйти на трассу. И как ещё тогда попутки... как, вообще, можно было добраться до Иванова?
Сейчас мы едем до этого Толпыгино от Иванова... ну... полчаса, может быть. А тогда — это целое путешествие, на целый день! И за один день, может, и не управишься.
А.Федотов:
— Нет, ну... всё равно, это было такое... большое событие. То есть, вот, он 7 км от Приволжска, а от Фурманова — 12 км... другой город. И, вот, он, когда первый раз туда поехал... поехал с какой-то монахиней, которая согласилась ему помогать на приходе... и, вот, они решают идти почему-то от Фурманова. И, вот, идут 12 км пешком. То есть, до Фурманова доезжают на рейсовом каком-то транспорте, а оттуда идут пешком. То есть, это — целое путешествие!
А.Пичугин:
— А... это не то, что на попутке до Иванова, это...
А.Федотов:
— Ну, это позднее, когда он уже стал ориентироваться здесь... ну, и автобусы же уже, наверное, были рейсовые, всё равно... а Приволжск, Фурманов — эти города по трассе Иваново-Кострома... они уже ходили, можно было, наверное, подгадать, я так предполагаю... Ну, а какие-то, может быть, и попутные машины... То есть, в любом случае, бытовая сторона — она была очень тяжёлая.
А.Пичугин:
— А почему владыка Амвросий так всю свою жизнь любил Толпыгино? Не просто же потому, что это первый самый приход... Но он, как-то... кто-то мне рассказывал... чуть ли и неофициальное настоятельство за собой сохранял, уже будучи архиепископом... нет? Как подворье было сделано...
А.Федотов:
— Ну... он этот храм любил, наверное, ещё потому, что это был единственный такой, вот, сельский храм, где он долго был настоятелем. Он 12 лет служил в селе. Его на короткое время переводили в другие храмы архиереи, по мере необходимости, но потом, так или иначе, возвращали обратно в Толпыгино.
Из него он переехал в Иваново. Ему очень сложно было привыкать к городу. Ну, Иваново, казалось бы, небольшой, вроде бы, город...
А.Пичугин:
— Ну... как? Я не знаю уж, как по тем меркам... по-моему, миллионник, такой... уверенный...
А.Федотов:
— Ну... то время... ну, шло, наверное, к полумиллиону... а сейчас, наверное, существенно меньше...
А.Пичугин:
— Меньше?
А.Федотов:
— Да, существенно меньше... а в то время — да, он двигался в этом направлении...
А.Пичугин:
— Промышленный центр...
А.Федотов:
— ... да... и он — город, где, конечно, люди относились негативно к церковнослужителям, к Церкви. Здесь был такой настрой, именно, у людей: они думали, что это — пережитки прошлого, это ненужное, и... ну, конечно, эта атмосфера — она давила, возможно... да?
А.Пичугин:
— Друзья, мы напомним, что у гостях у светлого радио сегодня Алексей Федотов — профессор Ивановского филиала Института управления, доктор исторических наук.
Вы говорите, он очень тяжело привыкал к городу. А как это выражалось, вообще, вот... он же очень ценил своё крестьянское происхождение... многие же люди, наоборот, пытаются его скрыть: «Ну, вот... мы не из той среды... не из того сословия». Некоторые, наоборот, чувствуют в этом какую-то связь с землёй, чувствуют какие-то корни очень важные, исконные.
Вот, я так понимаю, что владыка Амвросий, как раз, из последних был. Он чувствовал эту связь с селом всегда. Любил приезжать на сельские приходы... а что ещё в нём было такое, вот... действительно... от человека деревни, села, сельского жителя?
А.Федотов:
— Ну... он, в общем-то, был из крепостных крестьян. То есть, до 1688 года если проследить родословную — это всё крепостные крестьяне разных помещиков, жившие в одной и той же деревне. Это — по отцовской линии.
Но, будучи из крепостных крестьян, он отличался каким-то внутренним аристократизмом, и люди это отмечали. То есть, это человек, который... вот, Вы прочитали, 6 классов... но потом он всё-таки смог и среднее образование получить, кроме семинарии. И он потом... в общем-то... не пошёл в Академию, но он получил очень большое самообразование — он очень много читал всю жизнь... до самого конца жизни. И он обладал огромными знаниями, и, плюс, у него был огромный опыт общения с людьми — он очень хорошо разбирался в людях. То есть, ему достаточно было с человеком полчаса поговорить — и он этого человека уже полностью понимал, что собой представляет человек. То есть, глубокое, такое, видение человеческой природы его отличало.
И... что касается, вот, этой связи с крестьянством — это практичность. То есть, он к любой вещи подходил очень практично. То есть, он не любил, когда люди строят какие-то воздушные замки. Говорят: «Вот, хорошо бы сделать то-то, то-то, то-то...» — а как сделать? «Ну, вот, как-нибудь, так...» — нет...
А.Пичугин:
— ... а объясни «от» и «до» весь план твой...
А.Федотов:
— Да. Вот, одна и та же, например, вещь — она... у одного человека он мог её рассматривать, как недостаток, а у другого человека он мог её рассматривать, как его достоинство.
Ну, например... человек приходит... условно говоря, в 90-е годы... и говорит: «Вот, я хочу создать епархиальную газету! Вот, Вы мне дайте денег... дайте то... обеспечьте, чтоб все приходы подписывались... вот, Вы...» — и что? То есть, он видит, что этот человек пустые вещи предлагает, и ему этого не хотелось... да?
Другой человек, например, приходит и говорит: «Ну, вот, давайте это делать будем... я найду, кто это напечатает... я сам все материалы соберу... я сам буду за это отвечать... и организуем, вот, таким-то и таким-то образом, чтобы приходы это могли брать, но так, чтобы это было для них для всех более-менее безболезненно», — и он уже, например, это принимал.
И это было — во всём. То есть, он, например... смотрел на каждую вещь с практической точки зрения — может она быть реализована, или нет? Но и, опять же — он давал людям шанс. То есть, он что-то видел — то, что другие не видели... и он видел потенциал в человеке — что он может, и он давал человеку попробовать: «Ну, попробуй...»
Например... ну, вот, кажется — молодой человек пришёл, 20 лет, у него ни опыта, ничего нет, он не может ничего объяснить, а он говорит: «Я хочу открыть этот храм!» — «Ну, пробуй...» И — очень много случаев, когда это всё увенчалось успехом.
А.Пичугин:
— Открыть храм, и стать священником там... или просто — открыть храм?
А.Федотов:
— Стать настоятелем, да, и его восстанавливать. И были такие примеры, и есть... которые потом десятками лет там служили, в этих храмах.
А.Пичугин:
— А когда он стал архиереем в 1977 году, что собою епархия представляла?
А.Федотов:
— А, вот, 1977 год. Это было — 44 прихода, на тот момент. 45-й открылся только в 1988 году, как раз, в Фурманове. Это — 30 км от города Иванова, Скорбященский храм, уникальный, такой — больше 20 куполов... необычный... с мраморным иконостасом. А там был — просто цех молокозавода. И там зимой, в общем-то, замерзало всё, и был каток для детей. Вот, это был первый храм, который открылся.
А потом пошло быстрое открытие храмов. И когда архиепископ Амвросий в 2006 году уходил на покой, было в Ивановской области 12 монастырей ( до этого — ни одного ), была Духовная семинария, которая существовала до конца 2023 года, а потом было...
А.Пичугин:
— Но это ещё не факт, что её история закончена... я так думаю...
А.Федотов:
— Ну, может быть, она и возродится, конечно. Потому, что, вот, например, Ивановский государственный университет — он же тоже был в 1918 году, как Пединститут, открыт... потом, на сколько-то лет, он становился колледжем... потом опять он становился институтом... А 50 лет назад, в 1974 году, он получил статус Университета... То есть, ну, да, конечно — ведь, это тоже уже история, да? И это может быть...
Потом, 12 монастырей было открыто, в том числе... вот, мы говорили... Николо-Шартомский. А если возьмём Свято-Введенский монастырь — это был, если я не ошибаюсь, первый в России, на тот момент, монастырь, созданный на месте церкви, где до этого не было монастыря.
И, причём, он был... связано его открытие было с таким большим скандалом же... вот, эта голодовка, которая прозвучала не только на весь Советский Союз, но прозвучала и за рубежом. И, вот, архиепископ Амвросий — он смог здесь пройти и мимо власти, и мимо тех людей, которые так настойчиво требовали открытия этой церкви. Он между ними выступил, как, своего рода, медиатор — как-то он их примирил, и открытие этого храма оказалось достаточно мирным. И, вскоре, на его основе образовался, вот, этот монастырь, который — один из самых больших в России, на сегодня, по количеству насельниц и женских монастырей.
А.Пичугин:
— Ещё надо представлять себе специфику Ивановской области — то, что одна её часть — это... во-первых, Ивановская промышленная область — это уже самостоятельное название долгое время было...
А.Федотов:
— Нет... Ивановская промышленная область...
А.Пичугин:
— Нет... там, она — да, включала в себя несколько областей... да... я про другое хотел сказать... что надо себе представлять, что это, всё-таки, промышленный край и до революции был. И, соответственно, если мы поедем куда-то на восток, на юго-восток от Иванова, мы попадаем в край огромных храмов. Сейчас уже разные епархии в составе Ивановской митрополии, а тогда это всё — одна епархия... там... Парское... Васильевское... вот, эти огромные-огромные почти соборы... стоят в деревнях. Это ж тоже очень... ну... не просто маленькие храмы на кладбищах...
А.Федотов:
— Но здесь своя специфика — какая? Что, вот, фабриканты, до революции — они, многие, хотели построить какие-то большие, такие, храмы, чтобы оставить по себе память. И... ну... можно по-разному это оценивать, потому, что... ну, ведь, если мы посмотрим историю, как рабочие жили, например, и какие у них были условия жизни, и как они, в то же время, средства тратили на какие-то, вот, эти свои проекты... ну, себя-то, при этом не ущемляя... поэтому, разные могут быть оценки этого. Но... опять же... это памятник того времени — что были люди, которые имели возможность это делать.
И Ивановская область — она же, ведь, ещё с Отечественной войны 1812 года, получила большой стимул к развитию текстиля — почему? Потому, что Наполеон же захватил Москву — то есть, все, вот, эти московские текстильные заказы для армии, ну, и для других нужд страны — они пошли в Иваново, и Ивановский текстиль уже тогда начал подниматься очень серьёзно.
Если мы возьмём, например, Великую Отечественную войну, то тоже, наряду с Московской областью, Ивановская область — она была одной из ключевых по обеспечению текстилем нужд обороны страны, и её других потребностей.
Другой момент, что, конечно, когда... вот... начало 90-х — текстиль рухнул в России, уже другие появились реалии, и, вот, ему в этих, как раз, условиях пришлось возрождать епархию. И — нет фабрикантов, нет этих людей, которые готовы это делать...
А.Пичугин:
— А я, вот, как раз, к этому и веду — что, зато, есть вот эти огромные храмы, которые остались в наследство. И... там... едешь из Иванова в сторону Родников — и, вот, эти соборы... я уже их называл... Парское... Васильевское...
Васильевское, вообще, многие должны представлять, потому, что... иконостас Успенского собора Владимира был в Васильевское перевезён, и, вот, этот «Рублёвский чин» оттуда происходит.
А.Федотов:
— Так... а Дунилово — тоже некоторые с Суздалем сравнивают!
А.Пичугин:
— Да... да...
А.Федотов:
— То есть, казалось бы, село такое небольшое под Шуей, а там храмов — как в Суздале. И, вот, там — большой достаточно, Успенский монастырь женский. Тоже — был открыт в 1991 году. И там был создан и детский приют, и детская гимназия.
То есть, вот, эти все вещи — они, действительно, возрождались. И, причём, не только возрождались, но, при нём, начали строиться уже и новые храмы — даже, вот, в тех условиях 90-х годов. Там, где храмов не было, или они были разрушены, но где было необходимо — уже при нём начали в 90-е годы строиться новые храмы. Это же — тоже реалии того времени.
А.Пичугин:
— Да... и, вот, я ещё раз хочу напомнить, что мы сегодня представляли книгу «Архиепископ Амвросий Щуров. Из истории рода». Почему это важно?
Потому, что, во-первых, с одной стороны, мы, через призму этой книги, можем познакомиться с тем, как развивалась история нашей Церкви. Вот, архиепископ Амвросий Щуров — родился в 1930 году, умер в 2016. Казалось бы, наш современник. Но, через него прошло очень много.
Во-первых, это возрождение храмов — он рукоположил большое количество людей, которые в разных епархиях служат, которые служат в разных странах теперь уже... и... это история нашей Церкви.
История нашей Церкви — это ещё и послевоенный период, когда он сам приходит к вере, подростком, поступает в семинарию... и, вот, здесь, вообще, интересные документы собраны, очень интересные свидетельства... то есть, это, такая, важная работа по популяризации архивных материалов, которые многим кажутся скушными, неважными... действительно, «архивными», в полном смысле этого слова.
Но, когда ты берёшь их, когда ты начинаешь с ними работать, постепенно начинают оживать люди, которые там описываются. Откуда-то из небытия восстают имена — я знаю, многие даже в помяннички их переписывают. Вот... эти судьбы — они... очень важно, что благодаря таким исследованиям, как у Алексея Александровича, становятся очень актуальными сейчас.
Спасибо Вам большое, что Вы к нам пришли... снова пришли, и, надеемся, что не в последний раз мы здесь встречаемся.
А.Федотов:
— Спасибо! Буду рад, приглашайте!
А.Пичугин:
— Спасибо! Прощаемся!
Всего доброго!
Алексей Пичугин.
До свидания!
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
- «Кючук-Кайнарджийский мирный договор»
- «Христианин в современном мире». Павел Астахов
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
Поделиться
У нас в гостях была директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребенка Светлана Шифрина.
Мы говорили о воспитании и поддержке детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребенка. Фонд «Искусство быть рядом» помогает семьям детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития. Добрый вечер, Светлана.
Светлана Шифрина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Светлана, вот мы часто говорим здесь, когда образовывается какой-то фонд, это, ну, прямо вот в 90 процентов, ну, нет такой статистики, но в большинстве случаев это как-то начинается с личной истории. Вот как образовался ваш фонд? Тоже началось с личной истории?
Светлана Шифрина:
— Да. Ну, это была даже не совсем моя личная история, это была личная история учредителя фонда Елизаветы Борисовны Фокиной, которая тоже мама особенного ребёнка, у неё сын с аутизмом, и которая, в общем, приняла для себя решение о том, что нужно помогать не только своему сыну, но именно объединившись с родителями, объединившись все вместе, можно делать что-то нужное, полезное для того, чтобы детям с аутизмом жилось полегче, и семьям самое главное.
Анна Леонтьева:
— В шестнадцатом году, да, как я понимаю?
Светлана Шифрина:
— Да, сам юридический фонд образовался в 2016 году, потому что это была группа родителей, которые ходили вместе в детский садик, которые там познакомились, вот у них у всех детки с аутизмом, и настаёт время, что нужно идти в школу, а, к сожалению, сегодня, ну, ещё, то есть у нас задекларировано инклюзивное образование, но, к сожалению, еще не везде оно реализуется или обеспечивает ту необходимую помощь и поддержку, в которой нуждаются именно дети с аутизмом. И для того, чтобы его можно было реализовать, родители поняли, что им нужно объединяться, иметь какой-то юридический статус для того, чтобы можно было добиваться тех условий, которые хотели родители создать для своих детей, поэтому объединились, создали фонд. И первая самая программа, для чего он, в общем-то, собственно, создавался, его цель, это были ресурсные классы в общеобразовательных школах. 18 детей в 2016 году в трех школах пошли первый раз в первый класс. Это был первый такой проект фонда, так и назывался «Первый раз в первый класс».
Анна Леонтьева:
— А что такое ресурсные классы?
Светлана Шифрина:
— Ресурсный класс — это такая модель инклюзивного образования, которая в обычной школе, где учатся самые обычные дети, создается такая ресурсная зона, в которой могут найти поддержку дети с особенностями, детям, которым нужна определенная поддержка, детям с аутизмом, очень нужно тьюторское сопровождение, очень нужны специалисты прикладного анализа поведения, потому что аутизм, он проявляется в первую очередь внешне именно поведенческими, да, какими-то особенностями, и для того, чтобы детям помогать учиться, чему-то научаться, нужны специальные специалисты. В 2016 году, ну, их, на самом деле, и сегодня еще нет в школе, и нет такого даже в списке квалификации такой специальности, как специалист прикладного анализа поведения, но они уже больше десяти лет есть в нашей стране, уже очень много людей этому обучились, сертифицировались. Это золотой стандарт помощи детям с аутизмом, и вот для того, чтобы помочь школе создать вот эти именно условия, да, вот фонд. И в этой ресурсной зоне, да, есть специальный учитель, есть сестринское сопровождение, есть супервизор, куратор прикладного анализа поведения, где ребенок адаптируется к тем новым для себя условиям. Какие-то дети проводят больше времени в этой ресурсной зоне, какие-то дети больше включаются в инклюзивное образование с обычными сверстниками. Вот здесь вот это та возможность выстроить индивидуальный маршрут под каждого ребенка в зависимости от его потребностей.
Анна Леонтьева:
— А вот эта зона, это какое-то физическое пространство, да?
Светлана Шифрина:
— Да, это обычно какой-то кабинет. В идеальном случае это ещё два кабинета, когда ещё есть сенсорная зона, потому что дети с аутизмом часто у них бывают сенсорные перегрузки, у них повышенная сенсорная чувствительность, им иногда нужно побыть одному или там попрыгать на мячике, покачаться на качели, это вообще такой идеальный вариант, либо это в самом классе, да, там может быть тоже выделено, вот, потому что они могут какую-то часть предметов или там каких-то навыков, знаний получать в этой, вот именно, поэтому нужна она физически, там есть парты. Мы начинали с того, что есть парты с перегородками, которые отгораживают детей друг от друга.
Анна Леонтьева:
— Им больше нужно личного пространства? Они более защищённые должны быть.
Светлана Шифрина:
— Потому что он работает напрямую с тьюторами один на один. Допустим, есть фронтальный урок, когда дети садятся перед доской, и учитель даёт. Но это тоже очень сложный навык, которому обучались дети постепенно. И к концу первого класса они стали уже сидеть перед доской и воспринимать инструкцию учителя. А возможность вот такого отдельного, такой зоны еще внутри зоны, она дает возможность отрабатывать индивидуальные навыки, потому что у каждого своя индивидуальная программа.
Анна Леонтьева:
— Вот если, Светлана, вернуться к вашей семье, у вас средняя дочка с диагнозом аутизм, да? Как вообще, как это всё начиналось? Обычно, когда рождается особенный ребёнок, не такой, как, как говорится, заказывали, заказывали нормотипичного, как вот такое выражение есть, а рождается ребёнок особенный, первая реакция родителей всегда, в общем-то, шок, всегда... Ну, обида, не знаю, вот самая распространённая.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я бы, наверное, сказала, что до того, как происходит шок или обида, сначала ты избегаешь вообще мыслей о том, что что-то не так. Ну, по крайней мере, да, вот у меня это был второй ребёнок, и видя и как бы наблюдая какие-то особенности и странности, ты думаешь: ну нет, все дети разные. Это вот почему-то там, ну...
Анна Леонтьева:
— Это не сразу, да, видно, когда ребёнок рождается?
Светлана Шифрина:
— Ну, это зависит тоже от индивидуального случая, да, у кого-то диагноз проявляется очень рано и в тяжёлой форме, и там, наверное, сложнее закрывать глаза на проблему. У нас в этом смысле был такой момент, что мы всегда были где-то по границе нормы. Ну, чуть позже пошли, чуть позже сели, чуть позже поползли, вот тут какая-то аутостимуляция, а врач сказал: «Да ничего страшного, мир познает», да, то есть вот этот вот еще не вовремя поставленный диагноз, он как бы, к сожалению, был упущен на время раннего вмешательства, ранней помощи. И здесь очень важно, наверное, я бы хотела сказать родителям, другим, что если что-то беспокоит, не нужно закрывать глаза. Лучше 10 раз сходить к другим врачам, пройти какие-то тесты, потому что чем раньше заметить вот эту особенность, сложности, поставить диагноз, тем раньше можно начать оказывать помощь. А когда уже нам в три года сказали, да, вот это аутизм, да, конечно, это шок, это, как я говорю, я проплакала три дня, потому что полезла, естественно, в интернет за информацией, что такое аутизм, как это проявляется, чем это нам грозит? И все очень разные информации происходят, и ты вообще не понимаешь. Естественно, строишь самые худшие прогнозы.
Анна Леонтьева:
— Ну да, все говорят, что отсутствие информации очень тяжелое.
Светлана Шифрина:
— Да, в этот момент тебе, конечно, очень страшно все это. Но потом немножко проходит принятие, все наши стадии горя, все это мы тоже через это проходим. Еще очень такой момент, вы знаете, вот тоже хотелось, наверное, поделиться из своего опыта, когда... то есть принятие всей семьи. То есть мама, например, уже приняла, а папа еще не готов, а бабушки, дедушки, они вообще, в общем, как бы хотят быть в стороне от всей этой истории. Это действительно психологическая травма как бы для всех, стресс, который семья проживает и потом преодолевает его. Преодолевает, да, все-таки объединяется.
Анна Леонтьева:
— Бабушки, дедушки тоже уже как-то вот срослись, да?
Светлана Шифрина:
— Ну да, в нашей семье, в общем, конечно. Вы знаете, здесь есть еще такой момент. Ребенок растет, и, наверное, как обычный самый любой другой ребёнок, да, как говорят: «Маленькие бедки, маленькие детки, а большие дети...» То же самое и особенный ребёнок. И задачи новые, и новое принятие, принятие всё время каких-то новых условий, новых сложностей, оно происходит всё время. Вот сказать, что вот нам поставили диагноз, вот мы как бы с ним и теперь вроде бы вот идём понятным нам маршрутом — нет. Что там за поворотом с очередным годом рождения или с очередным периодом взросления, никто не знает, и ты всегда готовишься, ждёшь, надеешься на лучшее, готовишься, надеваешь бронежилет и броню, да, и как бы, да, набираешься сил.
Анна Леонтьева:
— Светлана, но всё равно я не могу не сказать, что есть люди, может быть, которые нас слушают, у которых подобные проблемы, и они находятся всё ещё в состоянии такого уныния. И есть люди, которые уже что-то делают, вот вы уже директор фонда, и даже помогают другим, помогая другим, помогают и себе.
Светлана Шифрина:
— Да, и в этом смысле, знаете, сообщество аутичных детей, вот родители аутичных детей, мне кажется, на сегодня одно из самых достаточно таких прогрессивных, и, может быть, скажем так, именно диагноз аутизм, расстройство аутистического спектра, оно очень сильно даёт прогрессию с точки зрения увеличения детей с данным диагнозом за последние годы. И с каждым годом эта тенденция увеличивается, количество таких детей всё время и людей растёт всё больше и больше.
Анна Леонтьева:
— Ну я прочитала, что типа один на сто — это очень много.
Светлана Шифрина:
— 1 на 100 — это по Всемирной организации здравоохранения. Да, у нас, к сожалению, в России нет официальной статистики вот такой, сложно её у нас получить. Если брать, я не знаю, насколько это уместно приводить статистику Соединённых Штатов, просто там достаточно серьёзно к этому подходят и проводят каждый год очень такое полномасштабное исследование по количеству. Вот последние данные — это 1 из 36 детей, которые имеют диагноз аутизм.
Анна Леонтьева:
— Это ещё больше.
Светлана Шифрина:
— К сожалению, да. И все исследования говорят, что это не зависит ни от страны проживания, ни от национальности, ни от состава семьи, ни от социального статуса. И, конечно, вот родители, так как вот очень сильно увеличивается популяция, к сожалению, не всегда система, государственная система помощи, успевает за таким, тем более стремительным таким ростом. В общем, здесь, наверное, есть и объективные на это причины. Ну а родители, мы самые заинтересованные люди в этом, конечно, и всегда есть кто-то, кто берет на себя ответственность, вот эту роль, идти впереди и, во-первых, пробивать вот эту дорожку, протоптать эту дорожку помощи и показать её другим, и мы вот на своём фонде, я сама, мы всегда очень делимся, мы всегда очень открыты, мы всегда говорим, да, мне очень часто, на самом деле, вот бывает, что звонят и спрашивают, и говорят, спрашивают, а можно ли взять телефон, и вот просто поговоришь, оказываешь, что это психологическую помощь, поддержку, что это не приговор, что да, с этим можно жить, но нужно, главное, сделать правильный маршрут, дойти до правильной помощи. И здесь родители объединяются, конечно.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребёнка. Светлана, а вот как вы первый раз нашли соратников у врача, в детском саду? Вот как находят люди друг друга в этой ситуации?
Светлана Шифрина:
— Ну, у меня было... Да, первый раз сейчас думаю про то, что я пошла на простор интернета, в социальные сети, то есть до того, до момента постановки всего этого диагноза, я, в общем, у меня не было ни аккаунта в соцсетях, на тот момент были одни, сегодня, да, там у нас другие, я, в общем, как бы особо этим не интересовалась, а здесь, да, ты начинаешь гуглить, начинаешь смотреть, идешь в поисковик. И как раз мне очень помогли два родительских сообщества, которые на тот момент были, да, это был 2012 год, да, нам было три года, они уже тогда существовали, хотя они тоже только буквально там были несколько лет, но вот уже на тот момент родители объединялись, это были группы, в которых можно было прочитать очень много информации о методах помощи, о том, вот куда идти, какие садики, как получить диагноз, как получить инвалидность, если она нужна, а нужно ли получать инвалидность, да, про вот эти ресурсные группы, ресурсные классы. Это все оттуда, это все родительское сообщество, это, ну, если это можно упомянуть, да, это Центр проблемы аутизма и родительская общественная организация «Контакт», в которых на сегодня, да, они тоже существуют, у них есть сайты, и там просто, ну, кладезь информации вот для родителей.
Анна Леонтьева:
— Не можно, а нужно упомянуть.
Светлана Шифрина:
— Да, да, то есть там всё это есть, там есть статьи, которые рассказывают про, ну, вот разные, вот, всё, с чем может столкнуться родитель. Я лично всё-всё взяла оттуда, конечно.
Анна Леонтьева:
— Но давайте немножко всё-таки расскажем, вот вы говорите, что особенности и так далее, вот с чего начинаются особенности, как с этим вообще быть? Вот в детском саду, можно ли пойти в обычный детский сад такому ребёнку, что нужно учитывать?
Светлана Шифрина:
— Ребенку можно пойти в детский сад, я бы сказала, наверное, нужно пойти в детский сад. Но особенности расстройства аутистического спектра — это нарушение коммуникации, социализации и стереотипно повторяющиеся действия. Если иногда говорят каким-то упрощённым языком для понимания, это когда ребёнок больше замкнут в себе, меньше взаимодействует, меньше разговаривает, отвечает на какие-то вопросы, у него нет зрительного контакта с собеседником, он маму-папу не слышит. И вот это нарушение коммуникации, оно за собой ведёт, к сожалению, поведенческие проблемы. То есть когда ты не понимаешь, не всегда дети понимают обращённую речь, они не могут иногда... Ну вот мы им говорим, нам кажется, что они нас понимают, а на самом деле вот я сегодня, вспоминая свою дочку, уже потом, получив вот эту информацию, как бы всё это обработав и пройдя этот период, я потом поняла, в чём была проблема-то. Она не понимала, что я ей говорю, простые элементарные бытовые вещи, да, идёт задержка речевого развития, идёт задержка понимания, да, и плюс у неё было нарушение своей речи, да, и когда ты не понимаешь, и тебя не понимают, и ты ещё не можешь сказать, что ты хочешь, что остаётся делать? Кричать, плакать, не знаю, биться головой об стену, да всё, что угодно, потому что хоть как-то донести до самых близких мамы и папы, что там со мной что-то не так, я чего-то хочу, да, там ещё что-то. Вот, соответственно, ребенку нужна помощь в преодолении вот этого дефицита, и здесь, конечно, нужна помощь логопедов, психологов, дефектологов, это детский сад, да, это наши психолого-педагогические комиссии, в которые нужно обращаться, которые дадут заключение маршрута, если это дошкольные учреждения, мы потом идем с ним в детский садик.
Анна Леонтьева:
— Есть список садов, куда можно пойти?
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, сегодня как бы по закону мы можем пойти в любой детский сад, у нас инклюзивное образование, и по прописке нас обязаны взять. И в любую школу, родители выбирают место обучения своего ребенка. Другое дело, что школа может быть не готова, там может не хватать тьюторов, но вот это заключение психолого-педагогической комиссии, оно обязательно к исполнению образовательного учреждения. Соответственно, мы туда с ним приходим, то есть вот мы получили диагноз, прошли врачебную комиссию, пошли на психолого-педагогическую комиссию, она сказала, что ребенку нужны особые образовательные потребности в дошкольном или в школьном учреждении. И с этим заключением мы идём, соответственно, в детский садик, в школу и говорим, что ребёнку нужен психолог, с которым должны в учреждении заниматься, логопед, дополнять вот эти вот дефициты все. Если ребёнку нужно тьюторское сопровождение, оно может быть как в детском саду, не только в школе, там тоже может быть тьютор, ему нужна, например, поддержка. Если он там не поддерживает групповой формат каких-то активностей, какого-то там, ну, пока в детском саду это не совсем обучение, какое-то взаимодействие, школа, детский сад, они тоже должны выделить такого тьютора, наставника, который будет помогать ребёнку. Но самое главное, всё-таки ещё раз повторюсь, это золотой стандарт, это прикладной анализ поведения, это специалисты прикладного анализа поведения. Сегодня всё-таки, к сожалению, их можно получить либо в рамках благотворительной помощи, вот в фонды обращаясь. Я вот знаю, что фонд «Милосердие», они оплачивают даже вот эти вот курсы прикладного анализа поведения и вмешательства для ребенка, там целые протоколы, которые нужно пройти, ну, либо коммерческие услуги.
Анна Леонтьева:
— Ну вот, простите, вы приходите в ближайший к дому детский садик, да, вот с этим заключением, и говорите: «Вот, пожалуйста, возьмите моего ребёнка», но мы же понимаем с вами, да, что мы не так действуем, да, мы всё равно будем искать даже для самых, как говорится, нормотипичных детей мы перебираем миллион садиков, школ, находим какие-то свои. Вот с таким ребёнком куда пойти? Как найти этот садик, где не повредят ему, в первую очередь, его психике, где к нему будут гуманно, хорошо относиться, где выстроят так поведение детей, которые с ним будут, так выстроят их поведение, чтобы это было нормальное детское общение? Вот у нас в программе были родители «солнечных» деток, деток с синдромом Дауна, и они рассказывали, что дети вот очень любят таких «солнечных детей», потому что они как бы немножко больше дети, и с ними можно играть в дочки-матери и так далее.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я сейчас сижу, думаю, наверное, у меня нет прям ответа на вопрос, как найти вот этот садик, потому что, ну, да...
Анна Леонтьева:
— Как вы нашли?
Светлана Шифрина:
— Мы не ходили в садик. Мы сразу пошли в школу, наверное, здесь мне будет сложнее чем-то поделиться. Смотрите, я, наверное, думаю здесь так. Во-первых, ну вот то, что я сказала, есть у нас официальная как бы маршрутизация, да, маршрут, который можно получить той помощи от государства, которая полагается.
Анна Леонтьева:
— Она везде есть, она есть и в регионах, да, везде?
Светлана Шифрина:
— А вот я уже упоминала сегодня родительскую общественную организацию «Контакт». У них есть такая родительская приёмная, в которой можно онлайн записаться, это совершенно бесплатно. Там, правда, достаточно большая... Ну, иногда бывает очередь, там нужно подождать, может быть, там пару недель или месяц, вот. Но они помогают, консультируют родителей по всей стране вот именно с поиском или с получением тех условий, которые нужны ребенку. Как разговаривать с образовательной организацией, как получить тьютора, какое заявление нужно написать. Вот они здесь помогают. Я, со своей стороны, из нашего опыта поддержки ресурсных классов и взаимодействия со школой. Ну, у меня как бы рецепт такой. Нужно быть в диалоге. Мы общаемся со школами, мы общаемся с администрацией, мы общаемся с учителями, мы доносим, что нужно нашим детям. И мы всегда в позиции еще помощников. То есть я никогда не встаю в позицию, что вот мне теперь должны. Ну, это вот у меня как-то так, да. То есть я считаю, что это действительно должна быть совместная как бы история. И мы всегда спрашиваем школу: что мы можем сделать, чем помочь, да. Вот вы говорите, что там как к детям относятся. Вот мы, когда создали ресурсный класс, и дети пошли в школу, мы каждый год проводили в школе уроки доброты, толерантности. Мы готовили специальные мероприятия.
Анна Леонтьева:
— Ваш фонд, да, проводил, как родители?
Светлана Шифрина:
— Фонд, но мы же родители, для этого не обязательно быть фондом. То есть даже если ваш ребенок пошел, его взяла школа, вы наладили контакт с администрацией, есть учитель школы, да, эти все есть сейчас, уроки в доступе, их можно все найти, какие-то плакаты, презентации, это, в общем, не такая проблема. Можно поговорить с учителем, чтобы, может быть, он сам расскажет детям, что такое аутизм, почему этот ребенок в нашем классе, как с ним лучше взаимодействовать. Я сама лично, да, вот у нас были родительские собрания, вот первый класс, первое родительское собрание, и я попросила учителя, дайте мне даже не как, вот я тогда не была директором фонда, я была родителем, говорю, дайте, пожалуйста, мне пять минут, я немножко расскажу родителям, что не надо нас бояться, что это не заразное, что мы здесь не для того, чтобы ущемить чьи-то права детей. То есть это вопрос налаживания отношений, это работа со всем сообществом, которое сталкивается, куда попал вот такой особенный ребенок. И мы начинаем создавать среду, которая будет к нему максимально открыта, которая его примет. И здесь приходится родителям тоже прикладывать определенные усилия.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, а у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребёнка. Мы вернёмся к вам через минуту, не переключайтесь.
Анна Леонтьева:
— Сегодня у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребёнка, у микрофона Анна Леонтьева. Вот мы в первой части программы, очень важные вы сказали вещи, что родители, мне кажется, они очень важны, что родители не просто требуют от организации, от государства, от школы, чтобы им шли навстречу, но они тоже включаются и хотят тоже как-то помогать этому процессу, и безусловно, без этого никак. Светлана, скажите, вот какая... Ну, во-первых, ребёнок, когда идёт в школу аутичную, я так понимаю, что первое, что нужно преодолеть, это его тревогу перед школой, потому что вы сказали, что это очень чувствительный ребёнок, гораздо более чувствительный, который в то же время не может все свои мысли сразу донести. Вот как это происходит сначала? Что нужно иметь в виду родителям?
Светлана Шифрина:
— Ну, это опять вот мы возвращаемся к вопросу про среду, про подготовку. Как подготовить ребёнка, ну и даже не только к школе, а в принципе к коллективу какому-то детскому? Мы приходили, мы договаривались, ну так как у нас была, конечно, ресурсная зона, но опять-таки, например, наши дети, они включались и в обычный класс, ну и включаются сегодня, могут его посещать. То есть мы договаривались с учителем о том, что мы придём до 1 сентября заранее, пройдём по школе, посмотрим класс. В идеале, если нам скажут, где будет сидеть ребёнок, потому что мы тоже проговорили, есть особенности восприятия информации, как звуковой, зрительной информации. Может быть, ему нужно сидеть именно перед учителем, чтобы учитель всегда мог обращаться к нему, и ребёнок его слышал, а не, естественно, там где-то на последней парте. У нас тьюторское сопровождение, есть тьютор, значит, нужно сесть так, чтобы тютер тоже где-то был рядом, при этом не мешал учебному процессу другим детям. Посидели за партой, познакомились заранее учителем в спокойной тихой обстановке, когда в школе еще нет вот этого гула, шума. Дальнейшее. 1 сентября. То есть социальная история. Что такое социальная история? Это такой метод, который помогает детям. Он на самом деле применим ко всему. К школе, к посещению музея, парка, любого мероприятия, театра. То есть это когда родитель готовит для ребенка такую историю, делает фотографии, например, школы, фотографию класса, садится, и несколько дней заранее. Но здесь, смотрите, здесь такой момент. Кому-то нужно несколько дней, кому-то достаточно только накануне. Это тоже всегда очень индивидуальный процесс. Вот. И ребенку мы рассказываем. Мы с тобой пойдем вот туда. Вот у нас здесь 1 сентября. Вот ты принесешь там, не знаю, цветы в школу учителю, которые ты подаришь учительнице. У тебя будет столько-то уроков. То есть очень важно понимание вообще, я туда на всю жизнь теперь пришёл или меня отсюда заберут через какое-то время, чтобы донести до ребёнка вот это понимание. Конечно, так, как и обычные дети, у которых, мы все знаем, 1 сентября начинается особенно первый класс сокращённых временных уроков, сокращённых количество уроков, то же самое относится и к аутичному. Даже больше. И в том числе здесь нет универсального решения. Кто-то сразу будет выдерживать 4 урока, а кого-то нужно будет привести на один урок, а кого-то на 10 минут от первого урока. И это будет уже для него его задача, цель, которую он выполнит, а потом придет на 15 минут. А потом, да, если вот есть ресурсная зона, как у нас, да, вот он посидит 10 минут в обычном классе, а потом идет в ресурсную зону. Родители его заберут там через час, а потом через два. И вот этот вот процесс вот этого индивидуального маршрута, индивидуального включения, он такой вот постепенный, как бы достигается, да, тех целей, которые ставятся под конкретно в это ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Скажите, Светлана, а вот какие ещё виды деятельности, творчества, занятий, развивающих вы применяете с особенными детишками аутичными? Чем они могут заниматься? Какая динамика во время этих занятий? Мне кажется, это важно услышать родителям, чтобы была какая-то перспектива.
Светлана Шифрина:
— Только вчера как раз слушала доклад, точнее, не доклад, а дискуссию специалистов как раз про дополнительное образование. Он проходил в рамках Всемирной Всероссийской недели информирования о проблеме об аутизме Федерального ресурсного центра, и там говорили про специалистов. Поэтому сейчас даже не своими словами буду говорить. Ссылаясь на очень авторитетных людей, и там как раз тоже задавался этот вопрос. А, во-первых, дополнительное образование, вот вы сейчас говорите, творческое, но это же, в принципе, дополнительное образование. Вопрос, нужно ли, нужно ли всем? Конечно, в первую очередь ставятся цели какие-то академические, обязательные образования нашего общего образования. Дополнительное образование, давайте так, вот даже обычный ребенок, который без аутизма, не все же ходят на кружки. Кто-то ходит, кто-то занимается спортом, а кто-то вообще никуда не ходит, вот ему достаточно этого, или родители считают, что ему это не нужно. Но, в принципе, аутичный ребенок — это примерно так же. То есть здесь вопрос, как правильно говорят: зачем? Зачем мы туда пойдем? Мы туда можем пойти за дополнительной социализацией, потому что школа, к сожалению, не всегда решает вот эту самую проблему социальной адаптации ребенка, социального опыта, потому что хорошо, ребенок пошел в школу, он адаптировался, он учится, на уроке он учится, он смотрит на доску, взаимодействует с учителем, он не общается. Короткая перемена, успели перебежать из одного класса в другой, покушали. То есть нет вот этого социального контакта того, который нужен был бы. Его и обычным детям не хватает вот этой школьной, почему они все хотят потом погулять, поиграть, задержаться, да, там еще что-то. И, конечно, в этом смысле дополнительное образование, посещение каких-то кружков, творческих студий, оно дает возможность восполнить вот этот дефицит. И здесь, наверное, подойдет любое... Ну, во-первых, я бы исходила, в первую очередь, из интересов ребенка. Ну, если, например, ему нравится рисовать, наверное, можно подумать в эту сторону, да, или там, если ему нравится музыка, или, наоборот, ему плохо от музыки. Если у него сенсорный перегруз, если он не выдерживает там громко... Такое тоже бывает. Зачем его водить на музыку, да, конечно, ему нужно там, например, более тихое, да, какое-то... Может быть, ему не нужна большая группа. Да, хочется, чтобы он социализировался и дружил со всеми. Может быть, он будет ходить в маленькую группу, где будет 3-4 ребёнка, но они станут настоящими друзьями и будут друг друга поддерживать. И для него это будет его круг общения, его связи, которые будут его поддерживать, помогать. И мама, например, или папа с другими такими же родителями. Вот они тут подружатся, у них там будет какая-то коммуникация и взаимодействие.
Анна Леонтьева:
— А я знаете, о чём хотела, на самом деле, выяснить? Какие-то истории. Я зацепила у вас на сайте мальчик, который любил музыку, и вот через музыку пошло такое развитие своего младшего сына, который был гиперактивный, и он вообще не мог сидеть. То есть мы первые три класса, мы вообще не могли сидеть, нас все ругали постоянно. И потом появилась учительница музыки, и вот поскольку у него оказались способности, то она усадила его наконец. Вот. А у вас есть какие-то примеры, истории, когда особенные детки, детки с аутизмом, вот именно их зацепляли за какую-то творческую способность? Или это я фантазирую?
Светлана Шифрина:
— Нет, почему? Ну, вы знаете, у нас самое, наверное, как раз такое посещаемое занятие — это как раз музыкальное занятие. Ну, я думаю, что еще очень многое зависит. Хотя нет, знаете, вот как сказать, посещаемость с точки зрения наполняемости группы. А вообще, конечно, самые востребованные — это коммуникативные группы, да, это вот как раз про социализацию, где ребята учатся просто общаться друг с другом.
Анна Леонтьева:
— Общаться на какие-то темы, да?
Светлана Шифрина:
— По-разному, да. На темы или просто общаться, потому что, опять-таки, аутизм — это же нарушение коммуникации, и то, чему обычные дети их в этом не учат, они набираются этого социального опыта просто по жизни, общаясь с мамой, с папой, получив такую реакцию, сякую реакцию, они там что-то себе какие-то паттерны поведения вырабатывают, а ребёнка с аутизмом это нужно учить прицельно. Поэтому музыка у нас, скажем так, у нас не музыкальная школа, мы не ставим перед собой каких-то высот или вот именно задач с точки зрения овладевания мастерством, музыкой, вокалом или игрой на каких-то инструментах. Вот, но для нас, например, вот три года у нас существует наш ресурсный центр «Добрый», и там у нас есть ансамбль «Добрый», и в этом году наши ребята первый раз вышли на сцену. И у нас там...
Анна Леонтьева:
— Это потрясающее достижение.
Светлана Шифрина:
— Мы считаем, что да, у них было два небольших номера, они пели, один был вокальный и второй инструментальный оркестр. Мы специально создали дополнительно, мы начинали только с ансамбля, а потом создали еще оркестр, потому что мы поняли, у нас есть ребята, которые не могут, вот они не могут петь, они невербально или маловерно практически не разговаривают. Но им нравится музыка, и мы стали искать для них возможность включения, чтобы они были вместе с нами, они там играют на инструментах, поддерживают немножко ритм. Может быть, с точки зрения...
Анна Леонтьева:
— Академической музыки.
Светлана Шифрина:
— Какой-то, да. Это совсем не про тот, да, вот он тут что-то стучит палочкой, но они вышли, каждый стоял на своем месте, никто не убежал со сцены, никто не упал, извините, в истерике, не закатился, не закричал, не завокализировал. То есть на самом деле мы просто восхищены нашими ребятами, потому что мы считаем, что вот зная, какие они пришли к нам три года назад, и то, что они сегодня стоят на сцене, там поют, играют, поклонились и ушли, ну для нас это большой успех, и я считаю, для них это в первую очередь большой успех.
Анна Леонтьева:
— Огромный успех. Я видела вообще в ваших роликах, которые Вы мне прислали, про фонд, как каждое действие, вот как вы про школу рассказывали, каждое действие нужно сначала отрепетировать. Вот как даже в общественном транспорте, как им пользоваться. Это как бы длительная такая подготовка, да?
Светлана Шифрина:
— Ну, может, не длительная.
Анна Леонтьева:
— Сначала вы сажаете их на кресла в помещении.
Светлана Шифрина:
— Давайте расскажу. Это наш проект, он называется «Путь к взрослению». Это как раз про взросление. Опять-таки, аутичный ребенок, которому, да, которого нужно научить пользоваться элементарными такими социальными навыками, без которых мы просто не можем быть самостоятельными и жить в этом мире, да, пользоваться общественным транспортом, ходить в магазин, да, вот у нас... Мы даже были победителями в таком конкурсе «Объективная благотворительность» фотографии, которая называется «Просто купил колбасы». Потому что, да, действительно, фотографии ребенка в магазине, держат кусок колбасы, сканируют, расплачиваются, заберут, как бы уходят с ним. Но сколько лет труда стоит за тем, чтобы вот ребенок смог вот туда прийти, по списку найти в магазине нужную полку, найти вот эту самую колбасу, не такую, а вот такую, которую нужно, да, подойти, найти кассу, достать карту, заплатить, положить это в пакет и выйти из магазина, да, ну это вот, а там внутри еще очень много-много-много маленьких, может быть, действий цепочек, которые были прописаны, которые вы обучали, которые там определенным образом ребенка, чтобы, не сбился где-то, не стал платить, не взяв колбасы, да, вот, то есть это же тоже нужно вот это вот все-все-все выдерживать. И мы вот этому, ребят, учим, да. И вот, как вы сказали, вот транспорт, да, это целая технология, на самом деле, которую мы разработали, которая есть у нас на сайте. Если это вот специалисты педагогии, кто-то слышит, на самом деле родители могут этим воспользоваться. Если родитель, скажем так, пытливый и готов, и у него есть ресурс самостоятельно обучать своего ребенка, у нас это всё есть, там есть эти методические пособия, ролики можно посмотреть, взять эти чек-листы.
Анна Леонтьева:
— И самостоятельно, да, это всё?
Светлана Шифрина:
— Да, мы специально для этого и делали, да, для того, чтобы дать инструменты родителям, помощи своему ребёнку. Вот как с ним, например, проиграть? Сначала рассказать про транспорт, потом проиграть с ним, вот поставить стулья, вешалку, да, вот тут мы держимся, тут мы прикладываем карту, вот так мы едем, так мы выходим, потом там начать уже это делать на практике.
Анна Леонтьева:
— Это потрясающе, конечно, какая большая работа стоит за этим всем, но такой вопрос, а есть ли у вас случаи, когда вот ребенок с такой особенностью становился полностью самостоятельным?
Светлана Шифрина:
— Ну, мы работаем пока еще с детьми.
Анна Леонтьева:
— Вы не доросли?
Светлана Шифрина:
— Да-да, у нас до, как бы, возраст до 18 лет пока, вот, и вот даже вот про этот общественный транспорт, да, мы не ставили себе целью, сейчас задачу, потому что понимаем, хотя у нас есть дети, которые ездят самостоятельно и приезжают в наш центр самостоятельно. То есть есть, абсолютно. Ну, я знаю, не из наших подопечных, естественно, много примеров, когда люди становятся самостоятельными, им, да, либо им нужна минимальная поддержка. Конечно, есть такие случаи.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребенка. Вот насчет самостоятельности. Вы рассказывали историю в нашей беседе, как мальчик совсем не владел искусством, как это, обращения с деньгами.
Светлана Шифрина:
— Финансовой грамотностью.
Анна Леонтьева:
— Да, и что произошло?
Светлана Шифрина:
— Мне рассказали тоже эту историю, что взрослый аутичный человек, который поступил, как бы устроился на работу, стал работать, жил отдельно, стал жить отдельно, получил первую зарплату и потратил её в два дня.
Анна Леонтьева:
— На вкусненькое, да?
Светлана Шифрина:
— Да, на то, что ему нравилось, на то, что хорошо, потому что вот этот вот момент, да, он отделился от родителей, он как бы переехал, но вот это умение планирования, да, на самом деле планирование своей жизни, вот это и для обычных-то людей, для многих, это целая проблема, да, и иногда...
Анна Леонтьева:
— Лет до 40, да.
Светлана Шифрина:
— А долго учишься и набиваешь шишки, да, то есть, естественно, ну а как бы люди с особенностями, да, у них есть свои какие-то дефициты. А вот, вы знаете, можно я вернусь к транспорту, вот расскажу вам тоже просто пример вот, ну, что называется, успеха, да, что хочется поделиться с аудиторией. Вот мы, у нас, да, была группа, мы обучали ребят пользоваться общественным транспортом. И одна мама с ребенком говорит: вы знаете, можно мне как-то посмотреть и вот как раз научиться со своим ребенком ездить в метро, потому что когда вот он был помладше, мы были то ли в метро, то ли в автобусе, сейчас уже даже это не суть, и у него там случилась какая-то истерика, в общем, всё было очень плохо, и мама получила такой травмирующий опыт вот этой поездки, что они перестали пользоваться общественным транспортом. Ну хорошо, вот у неё там была машина, да, либо они перестали вообще куда-то...
Анна Леонтьева:
— То есть она решила, что это ему противопоказано?
Светлана Шифрина:
— Нет, она боялась повторения, да, у мамы тяжело, у неё нет сил прожить вот эту ситуацию, которая может случиться, да, с ребёнком. И вот в нашем проекте мы как бы с ребёнком стали ездить, мы его научили, потом мы подключили маму, они проехали сами, и они стали пользоваться общественным транспортом. И она говорит: вы знаете, для нас он не стал самостоятельным пока, он ещё, ну, пока и по возрасту там, но для них совершенно другие возможности открылись.
Анна Леонтьева:
— Это же другая жизнь.
Светлана Шифрина:
— Да, потому что мы живем в Москве, у нас в Москве без общественного транспорта очень сложно, потому что есть места, куда ты просто по-другому не доберешься, ну такси далеко не все себе могут позволить. И для них, конечно, совершенно другие возможности стали. И вот тоже результат. Да, он, может быть, не стал абсолютно самостоятельным, но маме стало с ним справляться легче.
Анна Леонтьева:
— Потрясающий результат, да. Я знаю, что вы также учите детей таким, в общем-то, простым, но тоже непростым для учительных детей вещам, как готовить, считать денежку, да, финансирование, как это, финансовые навыки. У вас есть клуб кибернетики, как вы сказали, зло превращаете в добро. Вот скажите, может быть, пару слов. Как зло, о котором мы постоянно говорим, что гаджеты — это плохо, что все сидят в гаджетах, что они высасывают из ребёнка жизнь. А тут, оказывается, у них есть какая-то положительная роль, потому что многие дети не могут донести свои мысли, и многие говорить-то толком не могут.
Светлана Шифрина:
— Да, у нас это наш проект коммуникативный клуб кибернетики. Идея его родилась из того, что вот как вот я сказала, да, что надо из зла сделать добро, да, то есть сегодня, конечно, такой неотъемлемый атрибут нашей жизни — это телефон, какой-то смартфон, планшет, у всех по-разному, и все возможные коммуникативные мессенджеры, которые мы пользуемся, всякие WhatsApp, Telegram, которые позволяют нам обмениваться информацией. И мы подумали, раз у ребят есть нарушение коммуникации, обмена информацией, так почему бы нам не попробовать использовать современные технологии для того, чтобы они могли между собой взаимодействовать. И мы создали вот такой клуб, наши педагоги разработали целую программу обучения, как ребятам пользоваться, здесь тоже зависит от ребят, от уровня их навыков, от их возможностей взаимодействия, ну, как бы работы в самом в цифровом формате, но у нас тоже из опыта девочка, она не разговаривает, она абсолютно невербальная, она не может говорить, мы учили её, она применяет язык жестов, но её научили пользоваться через WhatsApp, то есть если ей написать вопрос «где ты?», она сфотографирует место и отправит фотографию родителю. Это же вопрос безопасности. Ну вот так, не дай Бог, что-то, где-то что-то случилось, да? Или у нас ребята там, они кто-то... Вот он не хочет, да? Вот ты ему говоришь, он очень мало тебе отвечает. А вдруг на коммуникативном клубе задают вопрос, и он первый начинает тут же печатать, отвечать на вопрос. Потому что ему так легче. Для него такой способ коммуникации удобнее и более доступен. И вот на этом клубе, ребята, они уже вышли за рамки. Тоже для нас такой очень хороший результат, что они вышли за рамки этого времени, когда они приходят на занятия, они уже в этом чате могут написать там: «Аркадия, ты где?» «Ой, а я вот здесь», или там кто-то поделился чем-то. И это уже, да, это как раз опять-таки про коммуникацию, про дружбу, про общение, про социализацию, про то, что ты не один, да.
Анна Леонтьева:
— Светлана, мы всю программу говорим о том, что какая большая работа стоит вот за тем, чтобы дети развивались, получали необходимые навыки. Вот вы как родитель, что бы вы сказали, как сделать так, чтобы к 18 годам родитель просто уже не пришел к такому выгоранию или, может быть, даже раньше?
Светлана Шифрина:
— Ну, вы знаете, по поводу того, как сделать, конечно, обратиться в наш фонд. Ну, здесь, знаете, ну, к сожалению, мы тоже не сможем объять необъятное. Мы начинали нашу передачу с того количества людей с аутизмом, да, аутичных детей, которые сегодня... Я бы, наверное, сказала, найти обязательно, во-первых, вот то самое поддерживающее ресурсное место, в котором будет комфортно вашему ребенку и родителю. А сегодня, ну, мне кажется, всё-таки они появляются, и вот опять-таки, например, наш фонд, мы недавно вступили в ассоциацию «Аутизм-Регионы», в которой порядка 86, по-моему, сейчас уже организаций по всей стране, то есть, ну, практически во всех крупных городах, и там и не очень крупных городах, есть родительские организации, некоммерческие, которые оказывают вот эту самую поддержку, она не всегда может быть там какой-то прямой, там адресной или там про какие-то финансовые ресурсы, ну уж по крайней мере информационные однозначно, да, и про вот это вот про сообщество или про помощь, про инструменты, которые можно получить, взять, про консультацию. Этого действительно очень много сегодня у нас по всей стране, далеко не только в Москве. Вот мне кажется, нужно найти вот эту точку.
Анна Леонтьева:
— Просто найти помощь.
Светлана Шифрина:
— Да, на самом деле элементарно. Если зайти в ассоциацию «Аутизм-Регионы» и там будет весь список, и можно посмотреть, где вы, если находитесь в каком-то регионе, и зайти на уже информационные ресурсы этой организации, связаться с ними, спросить, да, вот там, мне нужна вот такая-то помощь, да, нужно... Вы знаете, вот это вот я сейчас сказала, вот мне нужна такая помощь, вот это вот попросить помощи, это же тоже определенный шаг.
Анна Леонтьева:
— Да, совершенно верно.
Светлана Шифрина:
— Или, да, самому себе признать, что мне нужна помощь, но это не значит, что я слабый, тут вот неумеха, не справляюсь, и все так плохо, нет.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важная вещь, вы говорите. Да. Не геройствовать.
Светлана Шифрина:
— Не надо, да, потому что это действительно сложно, это действительно, вот как мы тоже, я часто говорю, аутизм — это не спринт, это марафон на всю жизнь, аутизм не лечится, это диагноз, который, ну, как бы остается с человеком на всю жизнь, да, мы можем максимально адаптировать, максимально сделать самостоятельным, чтобы человек подошел ко взрослому возрасту, сняв нагрузку, да, там, с стареющих родителей, да, как бы снять вот эту обеспокоенность родителя, а что будет с моим ребенком, когда не будет меня, да, мы все про это думаем, родители. И вот это вот, вот это сказать, да, мне вот нужна такая-то помощь, да, как бы поискать ее, попросить, это абсолютно нормально, здесь в общем. Но это тоже, это шаг, это тоже, наверное, может быть, через то, что проходит...
Анна Леонтьева:
— Ну, какое-то усилие, да, какое-то желание. Каждый родитель, да. Как говорят, волеизъявление.
Светлана Шифрина:
— Да, и вот, опять-таки, наши специалисты, они тоже все так говорят, да, сначала маска на себя, потом маска помощи ребенку, да, вот это бы... Конечно, нельзя загоняться. Я очень желаю этого родителям. Вот этот ресурс, сохранять баланс, конечно, не забыть про ребёнка, не сказать уже всё, расти, как трава, но и не загнать самого себя, ставить правильно цели. Потому что, ну вот знаете, тоже хочется поделиться таким личным каким-то откровением, наверное, своим. Вот когда я вам начинала говорить, что у меня ребёнок, да, она такая пограничная вроде бы как бы была маленькой, да, и там не сразу нам поставили диагноз, и вот им всегда были очень хорошие перспективы. Вот вам надо сделать ещё вот это, и вот это, и вот это. И всё будет... И вот вы всё нагоните. И я всё время вот бежала впереди этого паровоза или толкала это бесчисленное количество вот этих вот вагонов, да, вот потому что цель, цель пойти в школу, цель, извините, избежать умственной отсталости, да, не понизить программу, это отдельная боль родителя, да, здесь же ещё вот эти вот этапы принятия, которые проходят родители, это можно отдельно ещё сейчас про это сказать, вот. И сегодня я понимаю, что я подошла к какому-то моменту, когда я понимаю, что ну вот те цели, которые я ставила для своего ребёнка тогда, они были для него недостижимы. Они были целями, ну, скажем так, нашего какого-то среза линии общества, да, или то, к чему вот, как вот то, что вы сказали, каких мы детей там ждём, да, или там мечтаем, когда их только планируем, вот, и там далеко не всегда они вписываются в наши реальности. И вот эту вот свою амбицию родительскую чуть-чуть опустить, когда мы реализовываемся за счёт детей, вот этот момент тоже присутствует. И когда мы вот это понимаем, что, если мы ребёнку поставили правильные цели, мы не будем тогда лишних усилий, лишних ресурсов тратить, это очень важно. И здесь очень в помощь, конечно, специалисты-педагоги, которые могут помочь и рассказать. И ещё, мне кажется, очень важно, но, к сожалению, наверное, сегодня в наших реалиях всё-таки родителю быть включённым, получать информацию, анализировать информацию не всегда сказали, вам поможет вот это, как голубетерапия, дельфины, еще что-то это, и вот мы сейчас все последние деньги, все последние ресурсы, нам надо туда... посмотреть, почитайте, что действительно, какие доказанные.
Анна Леонтьева:
— Все по-разному индивидуально, я так понимаю.
Светлана Шифрина:
— Есть научно доказанные методы, которые работают, а есть тот, что будет приятно, будет хорошо, вреда не будет, но оно не вылечит аутизм. Вот, и поддерживающие ресурсы для родителей, психологическая помощь, психологическая поддержка, группы, опять-таки, да, вот если нет помощи психолога, нет специализированных, в тех же НКО, почему-то я начала, да, с этого, родительские организации, вот эта вот группа самопомощи, да, общение, когда ты не один в поле воин, оно всегда даёт силы.
Анна Леонтьева:
— А я вообще, Светлана, заметила, что особенные дети, с каким бы диагнозом они ни рождались, если родители, если они проявляют волю к победе, волю к тому, чтобы вступить в какое-то сообщество, развиваться, трудиться, они очень объединяют людей. То есть невозможно с таким ребёнком быть в одиночестве, в замкнутом каком-то пространстве. Лучше идти, искать единомышленников, фонды и уже дружить с ними всю жизнь, потому что, да, правильно?
Светлана Шифрина:
— Ну, одному быть очень сложно, конечно, это же можно и выгореть, это уже у тебя не будет сил, ресурсов, и можно какие-то, может быть, не самые правильные решения принимать, когда все истощены, когда нет.
Анна Леонтьева:
— Но, к сожалению, наш интереснейший разговор подходит к концу, очень полезный для многих родителей, не только аутичных детей, а просто родителей, у которых что-то пошло по-особенному, да, у детей. И хотела спросить, Светлана, вот напоследок, что бы вы сказали родителям особенных детей, чтобы не впадать в уныние, не отчаиваться? Ну, наверное, это в самом начале происходит, но всё равно.
Светлана Шифрина:
— Ну, мой опыт — это опыт особенного родительства, именно связанного с аутизмом, да, и здесь я могу сказать, что точно, чтобы ни было, аутизм — это не приговор, да, это сложно, это требует определенных усилий, но, вы знаете, вот я сейчас ещё о чём подумала, что даже когда ты видишь маленький миллиметровый результат у своего ребёнка, он тебе дает такой заряд силы и энергии, и веры, ты видишь маленький, миллиметровый, результат у своего ребёнка, он тебе даёт такой заряд силы, энергии и веры. И радости, да. И веры в то, что всё, может быть, будет не так, как мы загадывали, но точно что-то получится хорошее, если не опускать руки, если двигаться в этом направлении, и это помогает. Это такой вот замкнутый круг, ты прикладываешь усилия, видишь вот эту какую-то искорку надежды и продолжаешь двигаться вперед.
Анна Леонтьева:
— Спасибо огромное. Я тоже напоследок скажу, что родители, у которых что-то пошло не так, вот были родители там и с онкологическими, детишками с онкологическими заболеваниями, но это люди, которые настолько научаются радоваться, настолько научаются благодарить, спасибо вам большое за этот очень поддерживающий, очень полезный разговор. Напомню, что сегодня у микрофона Анны Леонтьева, у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда «Искусство быть рядом», мать-ребёнка с диагнозом «аутизм». Спасибо вам, Светлана.
— Спасибо, что пригласили.
Анна Леонтьева:
Светлана Шифрина:
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Страдания и вера»
ПоделитьсяВ этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями о том, как испытания приблизили к Богу, или как вера помогла преодолеть непростые жизненные ситуации.
Лёгкий крест. Наталья Разувакина
Поделиться
Наша вера радостна. И очень часто — парадоксально радостна! Когда на сторонний материалистический взгляд и радоваться-то нечему, но на душе — светло.
Помню, как впервые оказалась на богослужении в храме Сорока Севастийских Мучеников в Переславле-Залесском. Прихожане запели вместе с хором Символ Веры, а поверх всех голосов вдруг мощно зазвучал сильный и резкий... нет, не вопль, скорее — бессловесный приветственный клич, напоминающий счастливое восклицание годовалого младенца при встрече с любимыми родителями. Прихожане продолжали петь, оглянулась лишь я — новенькая: чей это голос у меня за спиной?
Оказалось — это крупная женщина, в очках и в косыночке, очень непосредственная. Явно за сорок, но по сути она — тот самый младенец. Вечный младенец. Вот и мама с папой рядом, по обе стороны. Им уж за семьдесят. Мать заботливо поправляет на дочери одежду, отец широко крестит своё дитя. Лица у всех троих сияют.
Я хожу в этот храм уже несколько лет, и каждое воскресенье вижу эту семью, неизменно радостную и даже счастливую. Особенно меня восхищают супруги, которые когда-то, много лет назад услышали приговор врачей: ваша дочь никогда не пойдёт в школу, не сможет работать, не выйдет замуж... «Вот крест!» — скажет кто-то сочувственно... А они — улыбчивы, спокойны, очень дружны между собою и наполнены каким-то ровным и сильным светом, не заметить который невозможно.
Я не знаю, насколько долог и труден был их путь к Богу. Я могу лишь наблюдать их сегодня и размышлять, как часто сама закрываю от себя радость богообщения мелкими, стыдными тревогами о будущем. Молитвой прогоняю от себя страх перед гипотетическими бедами — как бы чего не случилось, и особенно бывает страшно за детей. Но ведь это — самое настоящее маловерие!
Как бы чего не случилось... А вот у этой пары — случилось. Такое, что, казалось бы, не дай Бог! Но вот им Бог дал, и они приняли. И сейчас не просто бесстрашны, но радостны.
«Возьми крест свой и следуй за мной» — помните? В этой фразе Христа всё главное, каждое слово. И крест — страдания, тяжесть бытия, нужно именно взять, без ропота. Он твой, конкретно тебе по мерке. Господь чужого креста не даст. А этот крест — во спасение. Для чего ж ещё Отец наш Небесный попускает страдание? И следовать надо за Ним, за Господом, Его дорогой, то есть, жить по заповедям. Всё же дано! И именно следовать, не искать каких-то обходных путей, надеясь на собственную логику.
Всё очень просто, если с Богом. «Бремя моё легко», — сказал Господь наш, Который Сам — и Жизнь, и Любовь. Да разве ж может быть тяжким бремя истинной любви?
И снова воскресная служба, где громче всех поёт «Верую» и «Отче наш» большая странная женщина с сияющей улыбкой. Поёт без слов и мимо нот, как умеет. Она с нами, и мы с нею, и Христос посреди нас.
Автор: Наталья Разувакина
Все выпуски программы Частное мнение
