«Личная история». Владимир Гурболиков

У нас в гостях был первый заместитель Главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков.

В день 60-летия нашего гостя мы говорили с ним о его пути к вере и православной журналистике.

Наш гость поделился, как непросто искать веру во взрослом возрасте, как прошел путь от атеизма к церковной жизни, о борьбе с тяжелой болезнью и о помощи Божией в исцелении. Владимир Александрович вспоминает первые сомнения, домашние беседы, пример верующей семьи — всё это постепенно помогло обрести личную опору в вере.

Прозвучала мысль, что верить — значит замечать благодать даже в простом — видеть, слышать, благодарить за каждую мелочь и сохранять честность с собой, даже если трудно. Эта честность придаёт сил идти вперёд с надеждой.

Также разговор шел о журнале «Фома»: об истории создания, почему для названия выбрали имя апостола Фомы, об ответственности за слово и честной беседе с читателем. Владимир Александрович делится, с какими вызовами сталкивалась редакция и почему отношения с коллегами — это школа веры и поддержки. И — о том, как с годами меняется взгляд на руководство: важно делиться делом с молодыми и видеть в этом продолжение пути, начатого много лет назад.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие наши слушатели! Меня зовут Кира Лаврентьева, и с трепетной радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя: в гостях у Светлого радио Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала «Фома». Здравствуйте, Владимир Александрович.

В. Гурболиков
— Здравствуйте, Кира! Здравствуйте, дорогие слушатели!

К. Лаврентьева
— Честно скажу, что для меня этот разговор крайне волнителен, и отношусь я к нему суперответственно, потому что вы для меня — большой учитель, первый, наверное, человек важный и удивительный, который провёл меня в этот загадочный мир журнала «Фома» и вообще христианской журналистики. И сегодня мы делаем эту программу праздничной, потому что сегодня у вас юбилей, дорогой Владимир Александрович, я и вся команда Радио ВЕРА, мы вас поздравляем, мы вас очень ценим и желаем вам многая и благая лета!

В. Гурболиков

— Спасибо большое, спасибо. Не знаю, поздравлять ли — день такой ответственный, 60 лет.

К. Лаврентьева

— Правда, ответственный, и вся жизнь ещё впереди, Владимир Александрович.

В. Гурболиков

— Будем надеяться.

К. Лаврентьева

— Вот, знаете, по-разному думала начать этот разговор. Так как уже лет, наверное, двадцать знаю и как вы создавали журнал «Фома», и как приходили к вере, но всегда спрашиваешь это по-разному, каждый раз с чистой новой головой, потому что и ответы ваши всегда разные — человек же меняется в течение жизни. И я не знаю, какой у нас сегодня будет разговор, но точно знаю, что он будет настоящим. Владимир Александрович, путь ваш проходил от атеиста к человеку, который глубоко понял и принял православную веру, от анархиста к одному из создателей ведущего печатного христианского СМИ — журнала «Фома», православного журнала для сомневающихся, который мы все знаем, все любим, считаем, что он до сих пор все эти годы продолжает быть на первом месте среди всех печатных изданий, касающихся Церкви, веры и духовной жизни. Расскажите, пожалуйста, для наших слушателей, для меня, каким был ваш путь к вере всё же? Потому что разные этапы были: с того момента, как вы задумывались о смерти в пять лет, потом армия, потом какие-то личные истории, связанные с глубокими тяжелыми переживаниями, вопросы, поиски. Расскажите, как это было?

В. Гурболиков
— Ну, история большая, поэтому действительно её пересказывать всю просто невозможно. Я не сразу стал православным, для меня хорошо понятен вот этот путь людей 70-х, 80-х годов, которые сначала, так сказать, абстрактно верующими становились, для которых вера во Христа, Который одновременно и Бог, и человек, Личность — это было такое искушение сначала. Нужно было пройти какой-то путь через восточные увлечения такими культами разными, смешение их с христианством, прежде чем удалось каким-то образом для себя прочесть и понять и Евангелие, и увидеть, что Церковь — та самая, какая была основана Христом, что она истинная, и становиться церковным человеком. Хочу сказать вот что: мне очень понятно, почему далеко не все наши соотечественники вернулись к вере, почему они далеко не все церковные люди. Очень трудно совершить поход в мир веры в зрелости, не имея такого традиционного семейного опыта жизни в вере. Хотя сейчас практически все мои родственники — все люди церковные, и тем не менее всем тяжело, потому что не пережита вот эта вот традиция, из поколения в поколение.

К. Лаврентьева
— А самая большая тяжесть в чём, на ваш взгляд?

В. Гурболиков
— Молитва, стояние в церкви требует опыта, требует навыка. На первом этапе всегда, конечно, есть восторг, у меня он был очень силён. Я прожил, наверное, лучше всего в 92-м году свой первый Великий пост и Пасху, это наиболее мощное впечатление было, и мне казалось, что я летаю на крыльях. А потом пришлось ходить ногами, и, в общем, ноги всё больше болят. Я смотрю на бабушек наших дорогих, как они там выстаивают, это удивительно. Сам я тяжело всё это переношу. Но по убеждениям я уже себя вне веры не могу мыслить. У меня все мысли об этом, у меня все мысли идут, обращаются к Писанию, ко Христу, и я иногда чувствую, что начинаю о вере говорить даже там, где, в общем, разговор совсем о других материях, но я не могу остановиться. А начинал как атеист. Но, знаете, я опять-таки по своему опыту могу сказать, что атеизм — очень расплывчатое понятие. Я, например, через научную фантастику себе представлял мир чрезвычайно разнообразным и пытался увернуться от идеи абсолютного умирания, абсолютной смерти через научную фантастику, через то, что, может быть, душа имеет какую-то материальную сущность и так далее. В общем, атеизм в детстве — мучительная вещь, если ты серьёзно вдруг прочувствовал, что ты не вечен, потому что в начале жизни ребёнок ощущает себя вечным и думает, что и родители вечны, и вдруг он с этим сталкивается. Кто-то это переносит легче, кто-то тяжело, как я тяжело это перенёс. Мне кажется, что с самого начала жить с верой легче.

К. Лаврентьева
— Владимир Александрович, но научная фантастика всё-таки являлась некоторым костылём для людей, лишённых возможности ходить в храм, лишённых возможности узнать что-то о духовной жизни. Я это знаю не понаслышке — у меня папа мужа очень увлекался Стругацкими и до сих пор вспоминает их, как каких-то прекрасных героев и утешителей его на каком-то безбожном периоде, когда не было возможности вообще что-то узнать о Церкви.

В. Гурболиков
— Ну, я больше увлекался Ефремовым, Стругацкими позже уже. Космическая тема давала простор для полёта фантазии. Тут очень много можно было себе надумать из бесконечности Вселенной, бесконечной возможности возникновения разумов и так далее, и так далее. Мы очень много в детстве с моими родственниками разговаривали на эти темы, фантазировали, мечтали и в принципе, это были мечтания религиозные скорее, чем светские, чем атеистические. Скорее, можно говорить о том, что большинство наших людей были агностиками, они имели в виду, что, может быть, там что-то и есть. Им казалось при этом примитивной вера во Христа, потому что вот эту идею личностного Бога нужно в какой-то момент выстрадать, и большинство приходили через вот это страдание, через то, каким образом Достоевский к вере пришёл — через горнило сомнений, через страдания и трудности всякие. Конечно же, трудно сейчас объяснить, насколько путь к вере осложнялся советским временем. В Советском Союзе было очень немало и хорошего, и я никогда не буду говорить о какой-либо эпохе с позиции того, она райская или адская, это будет неправильно. Я сам историк по образованию и не могу так. Так вот, Советский Союз —это такой эксперимент с очень серьёзной попыткой устроить справедливое общество, и недаром многие о Советском Союзе, кто его застал, вспоминают очень хорошо и жалеют о распаде Союза. Но мне было, конечно, душно из-за того, что для меня не было смысла там, где не было продолжения жизни. Отсутствие духовной жизни, отсутствие ве́сти о чём-то большем, чем наша земная жизнь, это меня угнетало очень сильно. Мы не понимаем сейчас до конца того, что было, потому что тогда говорить о вере было просто страшновато. Мои родственники, те из них, кто были верующие, просто не рассказывали мне о своей вере искренне, не делились этим, потому что считали, что, будучи человеком честным, я не смогу удержать это в секрете.

К. Лаврентьева
— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала «Фома». Меня зовут Кира Лаврентьева. Владимир Александрович, вы не раз в своих интервью рассказывали о том самом ощущении вечности, которое переживали в раннем младенчестве (ну таком уже вменяемом, до пяти лет), пока вам не самым гуманным образом рассказали о смерти близкие люди. И вы рассказываете так об этом ощущении вечности, что невольно вспоминаешь и себя. Все мы знакомы с этим чувством, если хорошенько в себя покопаемся, что-то повспоминаем. Владимир Александрович, как вы думаете, во взрослом осознанном возрасте, когда вы уже вынуждены ходить своими ногами, когда вы не летаете на службу и идёте, а ноги стираются и болят, можно ли к этому ощущению вечности прикоснуться?

В. Гурболиков
— Можно, хотя нужно здесь понимать, что вера — это не какое-то постоянное состояние эйфории, вечной радости и блаженства. Ты испытываешь моменты тягостных сомнений, ты то чувствуешь, то не чувствуешь присутствие Бога. И здесь возникает вопрос о верности, то есть здесь очень важно не забывать того, что с тобой произошло.

К. Лаврентьева

— Не обесценивать свой опыт.

В. Гурболиков

— Ну да, в том числе могут происходить даже чудесные вещи. Вот, помните, у апостолов, они же видели чудесное исцеление, они видели Преображение Христово, тем не менее Пётр испугался, когда ему задали вопрос: «А ты что, тоже вместе с Иисусом Назареем?» Он сказал: «Я его не знаю», и так трижды отрёкся, и потом плакал. Такое происходит в жизни, несмотря на то что может проявляться невероятными чудесами. Со мной такое было в тяжёлой болезни. После того, как я прошёл первый круг онкологического заболевания, все его стадии: операция, химиотерапия, потом пошли плохие анализы и надо было ложиться на вторую операцию. И уже я шёл сдаваться врачу, но перед этим попросил время на то, чтобы ещё раз пересдать анализы и сходить пособороваться. Потому что вот на эту вторую фазу я чувствовал, что у меня духа не хватает, а куда же денешься — надо укрепиться. Вот я пособоровался, пересдал анализы, пришёл, принёс эти анализы врачу, тот посмотрел, глаза расширились и спросил: «Что вы принимали, какие лекарства?» Я говорю: «Нет, я соборовался». Врач сказал: «Значит, наверное, оно работает». С тех пор болезнь отступила, слава Богу. Но сейчас об этом уже забываешь. Меня просили об этом рассказать на «Спасе», и я уже начал отказываться. Когда-то я рассказывал охотно об этом, но сейчас уже прошло много времени...

К. Лаврентьева
— Вы уже другой.

В. Гурболиков
— Я уже другой. Я не чувствую, что я Богу ответил за всё то, что Он для меня сделал. Вот очень трудно соответствовать тому, чего Бог ждёт, мне кажется, от человека. И ты это сознаёшь, но при этом расслабленность, уныние и так далее, всё это тебя настигает, и ты сам собой недоволен. Я собой недоволен. А времени всё меньше — уже 60 лет, куда там дальше? Надо соответствовать, а я не умею. И это тоже важное сопутствующее обстоятельство жизненное: вот каким предстанешь перед Богом? Не знаю. А Он столько для тебя сделал.

К. Лаврентьева
— Владимир Александрович, а благодарить нужно учиться специально? Ну вот, знаете, как аскетическое упражнение: сначала благодаришь за то, что проснулся, потом за то, что поел, а потом, со временем, начинаешь благодарить и за скорби, и за болезни, и за состояния тяжёлые душевные. И, как говорят святые отцы, если это происходит от сердца, это отступает.

В. Гурболиков
— Знаешь, тут, мне кажется, всё проще. Есть вещи, которые нужно принять, если ты верующий человек. А, в принципе, даже если ты неверующий, то стоило бы обратить внимание, что есть, например, в православии понятие греха и это понятие можно буквально потрогать, почувствовать: в отношениях между людьми оно проявляется во всём. То есть мы пытаемся создать что-то хорошее, что-то важное, могут встречаться самые, вроде бы, хорошие люди — и между собой не находить общего языка, и страшно ругаться, ненавидеть друг друга. И все рассыпается из-за этого, и коммуны всякие рассыпались, и так далее. Почему? На мой взгляд, потому что нужно признать, что грех — это несовершенство человека, которое он приобрёл через грехопадение. Это объективное нечто. Вот есть объективное понятие греха, но если бы в мире только существовал грех один, то мы бы все разругались и, может, убили бы друг друга. Грех, он требует покаяния, а простое слово «прости» трудно произнести, но вот нам надо уметь признавать его в себе и просить прощения за грех. А есть другое — есть благодать. И благодать начинается с очень простых вещей. Вот нам кажется просто: мы дышим. Но ведь не будет воздуха — нечем будет дышать. В церкви благодарят Бога за «благорастворение воздухов», за воздух. А вот стоит передо мной водичка: если не пить, то несколько дней, и ты умрёшь. Нам очень многое дано: нам даны лекарства, нам даны врачи, нам даны яркие очень чувства, нам дана возможность видеть красоту мира вокруг и это всё, мне кажется, — благодать, это всё благодать. То есть без благодати мы бы просто не смогли бы жить. Бог нам всем её даёт, неважно — верующим или неверующим. А уже о благодати, как о стяжании Духа Святого, очень бы хотелось вот это уметь и творить, стараться в себе накапливать, как Серафим Саровский говорил. И вот когда я говорю, что недоволен собой«, при этом я ценю то, что мне даётся, всё-таки нужно трудиться, чтобы вот эту благодать привлекать к себе, в себя и стараться при жизни уже почувствовать и познать какую-то вечную жизнь, отблеск вечной жизни. И это сложно, это труд. А благодать, она нас окружает, слава Богу, и так. Нам есть по поводу чего радоваться. Многие этого как-то не понимают, мне кажется, потому что относятся, как к бытовым простым вещам, к тем вещам, которых могло бы не быть, без которых сейчас на Земле многие люди страдают и умирают. А у нас они есть.

К. Лаврентьева
— Ну да, об умении замечать обыденные вещи.

В. Гурболиков

— Тоже благодать, такая объективная реальность нашего мира, так же, как и грех. Если будем отрицать в себе, стараться преодолеть грех, и при этом ценить благодать, то будет хорошо. Это очень правильно. А то мы всё расстраиваемся, расстраиваемся, обижаемся, всё не так, все люди вокруг не те, один я хороший. Вот лучше как-то иначе.

К. Лаврентьева

— Владимир Александрович, мне кажется, что это всё можно как-то очень глубоко понять, если ты что-то понял про себя и про свои отношения с Богом. Вот если есть личные отношения с Богом, то очень многие вещи просто со временем расставляются по своим местам.

В. Гурболиков

— Мне кажется, что и с Богом, и с людьми, потому что в человеке образ Божий, безусловно, есть. И просто нужно стремиться выстраивать отношения с людьми и ценить то, каких людей на твоём пути Господь посылает. Потому что мне просто невероятно везло с людьми, цельными по своим убеждениям и по своему милосердию, верности. И в конечном итоге — вере в Бога. И тут научаешься очень многому через опыт других людей тоже, не только через свой опыт богообщения. О нём вообще мне сложно говорить, какое богообщение... Я делаю журнал, в котором я задаю те же вопросы, которые задают его читатели. Я нахожусь с ними, в общем-то, в одной лодке. Как нам отец Дмитрий Дудко сказал когда-то: «Вы не пытайтесь из журнала сделать такой океан. Вы всё о Боге вообще никогда не сможете рассказать. Бог — это гигантский океан. Будьте одной лодочкой, которая плывёт в правильном направлении». Вот в этой «лодке» и читатели и мы сами находимся, мне кажется. Надеюсь, что мы туда гребём.

К. Лаврентьева
— Светлый вечер на Радио ВЕРА. У нас в студии Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала «Фома». Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы очень скоро к вам вернёмся, пожалуйста, оставайтесь с нами.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. С трепетной радостью напоминаю вам, что у нас в студии Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала для сомневающихся «Фома». В конце первой части нашего разговора Владимир Александрович уже начал упоминать о журнале. И действительно, говорить о вашем пути к вере, проводить какое-то портретное интервью совершенно бессмысленно, если мы рано или поздно не упомянем и не вспомним о создании журнала. В 1996 году он был создан. Названия изначально предлагались разные, если я не ошибаюсь, это были «Преображение» и «Ковчег». Но в итоге, мне кажется, попадание стопроцентное, Фома — апостол, который является покровителем журнала уже столько лет. Владимир Александрович, вы знаете, вопрос я, наверное, как раз с апостола Фомы хотела начать. Ведь у нас, у русских людей, есть привычка обращаться к святым, которые очень быстро помогают: например, святитель Николай, святитель Спиридон — вот скорые на помощь такие заступники, или святые, которые нам понятны, близки по каким-то причинам, может быть, это наши современники. И это всё хорошо и правильно. Но я знаю из первых рук, как свидетель, который работал с вами, что вы действительно очень глубоко почитаете апостола Фому. Не только вы, но и Владимир Романович Легойда, с которым вы вдвоём создавали этот журнал, стояли у его истоков, продолжаете трудиться над его созданием, что у вас есть личные отношения с апостолом Фомой. И для меня это предмет особого интереса, потому что, мне кажется, про апостолов не то что нельзя забывать, и мы их читаем, мы читаем их Послания, мы читаем Деяния апостольские в Евангелии, но хотелось бы как-то познакомиться с ними поближе. И вот эти взаимоотношения с апостолом Фомой, как они складывались всё-таки у вас на протяжении работы над журналом, если можно? Понимаю, что вопрос очень личный, но вот почему-то пришло в голову спросить сейчас именно об этом.

В. Гурболиков
— Когда журнал задумывался, он где-то с 94-го года в замысле был, постепенно мы продвигались, а в 96-м вышел первый номер, и будет на следующий год уже 30 лет журналу «Фома». Самое последнее, что придумалось... И даже «придумалось» не слово — название приснилось моей жене Екатерине. Вечером было совещание, где мы поняли уже, какие будут рубрики, как примерно будет выглядеть журнал с точки зрения формы. Но мы не могли ему найти имени. Было «Преображение», но это очень такое сложное длинное слово. Была попытка — «Ковчег», но существовал журнал еврейской культуры «Ковчег». Было название «Двери», тогда нам казалось, что это какая-то игра слов хорошая, вот «The Doors» группа такая, но сейчас, в наше время, уже многие, может, и не помнят. А потом, с утра, Катя, когда проснулась, говорит: «Я видела журнал, видела его обложку», и сказала, что на обложке написано «Фома». И сразу же первая реакция — смех, потому что «Упрямый Фома» у нас Сергей Михалков написал стихотворение. Стихотворение это отзывает к Фоме, которого называли неверующим, но не совсем верно, кстати. Он был требователен к вере, то есть, когда ему друзья, ученики, увидевшие Христа, стали говорить, что Христос воскрес, он испугался, что они увидели Христа как призрака, что это не воскрешение, а такое явление, в общем, неполное, ненастоящее, неподлинное. И он сказал, что, «пока не увижу и не вложу перста в раны, пока не прикоснусь к ранам Христа, я не поверю, что это Он». И тогда Христос, уже явившись всем остальным, явился и Фоме, и протянул ему руки, пробитые гвоздями, предложил ему прикоснуться. И тогда уверовал Фома, и были сказаны очень важные слова: «Ты поверил, потому что увидел; блаженны не видевшие, но уверовавшие». Я тогда сразу почувствовал этот смысл, потом эта уверенность, что такое название должно быть у журнала, передалась. Мы созвонились с Володей Легойдой, обсудили. И не сразу, а через некоторое время таких кратких, но очень острых сомнений к нам пришло понимание, что другого названия мы просто не мыслим себе. Это очень современный святой, потому что мы все прошли вот этот путь через то, чего мы не видели, но во что уверовали. И апостол Фома стал как-то сразу невероятно близок, и очень-очень мы почувствовали быстро, что он с нами. Через какое-то время появился акафист апостолу Фоме, который читаем на именины свои, в октябре. Без него сейчас очень трудно представить журнал. Теперь, правда, выходит и журнал, есть и сайт, и социальные сети разнообразные, и множество видеопроектов, появляются какие-то новые названия, но в центре всё время остаётся «Фома». Название являлось последней такой точкой или навершием всей подготовительной работы к журналу, дальше уже вышел сам журнал, и начался наш такой, как оказалось, очень большой путь. То есть в 1994 году мы познакомились с Владимиром Романовичем Легойдой, и вот полжизни дружбы и такого сотрудничества, трудов, совершенно уникальная, и это тоже благодать. Вы спрашиваете, что такое благодать — вот это благодать. Мы часто надолго выпадаем из видимости друг друга, у него ещё очень много работы разнообразной, видимся мы не часто. А когда мы встречаемся, нам достаточно 10–15 минут поговорить, и вдруг оказывается, что мы совершенно ясно друг друга понимаем и чувствуем, и между нами нет никаких противоречий. Это очень большая редкость.

К. Лаврентьева
— И ценность — общение без слов, да, Владимир Александрович?

В. Гурболиков
— Это огромная ценность. Это и есть благодать, да: общение, не требующее больших речей. Хотя, если у нас есть время, мы можем говорить вечно.

К. Лаврентьева
— Владимир Александрович, ещё один вопрос по «Фоме»: он изначально был создан как очень высокоинтеллектуальный журнал. Ну правда, что греха таить, я помню своё восприятие его. И со многими людьми разговаривала на эту тему, они говорили, что действительно, есть ощущение, и оно не ложное, что требование к букве, требование к слову в журнале изначально было очень высоким. И кому, как не мне, об этом знать: написать статью для журнала «Фома» — это такой вот прямо курс повышения квалификации. И вот это филигранное отношение к слову, это выпестывание стиля — мне кажется, это такой особый разговор, наверное, ему надо посвящать отдельную программу. Но, Владимир Александрович, вот это что — это для того, чтобы людей немножко подтянуть, чтобы они сами захотели как-то вот подтянуться немножко, чуть выпрямить спину и напрячься для того, чтобы понять, о каких глубинных вещах идёт речь? Или это естественный стиль, который сложился сам собой, как просто способ подачи материала, только вот в таком виде? Это же не приходская газета, где всё написано очень простым языком про развеяние каких-то суеверий. Первоначально был очень такой непростой, сложный язык, и это неплохо, потому что я знаю огромное количество людей, которые, действительно, просто вот с удовольствием вникали в этот мир.

В. Гурболиков
— Я не считаю, что язык «Фомы» сложный. У нас есть интеллектуальные различные проекты. Есть, например, «Академия журнала «Фома», и там мир культуры может рассматриваться значительно шире и глубже, чем непосредственно в журнале «Фома». Далеко не всё можно было бы поместить в журнал из того, что там есть. Но тут причина другая. Дело в том, что разная роль у церковной газеты или церковного сайта: обращение идёт к воцерковлённому человеку заранее, к человеку церковному. Вот у Владимира Романовича своя история появления журнала, он её не раз рассказывал, что он начал поиск напарника для того, чтобы создать журнал. А я, будучи журналистом-редактором в профсоюзной газете «Солидарность», столкнулся с массой вопросов и непониманий в связи с тем, что я крестился. Это был такой фурор в редакции. И тут я обнаружил, что говорю не очень складно, не очень понятно, и всё это сразу вызывает споры. А вот бы написать куда-то, рассказать о том, что я приобрёл в вере для своих друзей по редакции, на их языке. Вот этот вот поиск языка идёт от того, что мы думаем о читателе, мы разговариваем с читателем. А часто очень человек, когда начинает писать о вере, он не понимает, что многое из того, что он пытается высказать, читателю нецерковному, далёкому от веры, может быть совершенно непонятно. И вот борьба за слово — это борьба за то, чтобы быть понятыми. Здесь вопрос не в сложности языка, здесь вопрос в поиске интонации, в поиске каких-то ходов, которые помогли бы читателю понять, что мы не стремимся говорить ему языком проповеди, мы не стремимся его учить. Мы стремимся от сердца к сердцу передать самое дорогое, что у нас есть. И кроме того, это ещё и разговор о том, как меняется представление об отношениях между людьми, какой опыт приобретается в восприятии культуры, искусства, как расширяется кругозор, как изменяется вкус. Вот всё это вместе — из этого получается «Фома». И в этом смысле для журналиста работа сложная, потому что вопрос не в том, что «я же написал текст православный или не православный» — ну, православный. Но теперь сделай так, чтобы читатель понял этот текст, вот в чём сложность.

К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева и напоминаю, что в студии Светлого радио Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала «Фома», журнала для сомневающихся. Но я, Владимир Александрович, отнюдь не имела в виду, что сложность — это какое-то непреодолимое препятствие. Например, я ещё застала времена, когда люди советского склада перед работой по радио или на каких-то кассетах слушали Ираклия Андроникова, и это не составляло никаких, в общем-то, сложностей. То есть, наоборот, для меня язык журнала «Фома» — это приглашение к диалогу, приглашение к попытке подумать, это ни в коем случае не какая-то непреодолимая крепость или Эверест, на который надо забираться и так и не заберёшься никогда. А, наоборот, такое уважение к читателю, уважение, что мы верим, что мы с вами на одном языке говорим, мы верим, что вы нас поймёте, а мы — вас. Может быть, не очень умело, но я хотела как-то восхититься этим, восхититься той планкой, которая задана, понимаете, Владимир Александрович? Во время полного какого-то примитивизма языкового... Я не говорю, что он повсеместный, но вот по своим детям я вижу, что язык упрощается очень сильно. А язык — это мышление, мышление — это душа, это всё очень связано между собой. И при богатстве русского языка как-то крайне обидно терять те инструменты, которые могли бы быть в печатных СМИ. Вот, наверное, об этом я хотела вам сказать.

В. Гурболиков
— Ну, литературный язык, мы его ценим, стремимся сохранить литературный язык и печатное слово. Потому что, не скрою, был спор в какой-то момент, дискуссия и предположение: нужно ли сохранять печатный журнал «Фома» на фоне всего многообразия медийных возможностей, на фоне появления интернета, на фоне того, что мы подружились и поучаствовали в создании Радио ВЕРА. В общем, масса прекрасных возможностей вокруг, и «Фома» старается во всём участвовать, помогать друзьям, развиваться сам. Но журнал мы в конечном итоге не закрыли, потому что в интернете в чём сложность, мне кажется: в интернете, хочешь ты или не хочешь, ты соприкасаешься с читателем очень эпизодически. Журнал читают от корки до корки, как говорится, от первой страницы до последней. И все разные рубрики складываются в своего рода такое сложное произведение, и комплексное воздействие на читателя производится. Причём читатель может быть самого разного возраста. Уже очень много приходило в редакцию писем, и мне лично говорили люди, что «мы выросли на вашем журнале», у нас стоит на обложке 12+. А в интернете человек прочитывает какую-то одну статью и начинает пытаться сделать вывод: вот эта статья ему не понравилась, вот эта статья не задела его и так далее Либо наоборот: ему всё нравится, но он вот это явление, «Фому», изучает, как какие-нибудь слепые учёные изучали бы слона: кто-то с хвостика, кто-то с хобота. Для кого-то «Фома» — это «хобот», для кого-то — «хвостик», а целиком слона углядеть достаточно сложно. На мой взгляд, в этом смысле гармоничным остаётся сам журнал. А в интернете очень сложно эту гармонию сохранить. Вот сейчас, когда мы видео записываем программы (например, «Райсовет»), мы стараемся прежде всего атмосферу передать — атмосферу инаковости отношений между людьми в христианстве. И в этом смысле программы такого рода получаются цельными. Но в интернете всё это сложно. А журнал мы решили сохранить, у него есть свой читатель. Хотя «Фома» сейчас совсем не только журнал, у нас миллионные аудитории.

К. Лаврентьева
— Это большой проект, да.

В. Гурболиков
— 11 миллионов человек примерно, мы подсчитывали в последнее время. 11 миллионов человек в той или иной форме, через подписки в соцсетях и так далее, читает, слушает, смотрит «Фому». Так что это теперь очень большой проект. Но мы стараемся за собой следить и тоже в каком-то смысле идём на эксперименты с простыми вещами, с визуальными вещами, с какими-то шутками, юмором. Но в пределах того, чтобы не разрушить всё-таки культуру отношений.

К. Лаврентьева:
— Владимир Александрович, наверное, в жизни каждого христианина регулярно наступает момент, когда он, в силу каких-то обстоятельств, вдруг видит в себе неприглядную сторону себя самого, своего ветхого человека, каких-то своих страстей, слабостей, немощей, грехов, которые тщательно прятались и вдруг проявились при соприкосновении с кем-то. И мы впадаем в такое состояние, что: «Господи, я столько лет в Церкви, но я просто головёшка какая-то». И то же самое происходит время от времени, когда ты трудишься в церковных СМИ. Тебе кажется (хотя это не кажется), ты действительно делаешь большое дело. Ты благодарен Богу, что Он тебя, бестолкового (я сейчас про себя говорю), к этому делу великому как-то вот подтянул. Но всё равно у тебя возникают вопросы: «А для кого? А для чего?» И вот когда они начинаются, обязательно Господь нам посылает какой-то ответ в виде какого-то письма, благодарности человека, который говорит, что «вот мы вас читаем, слушаем, и для нас это такое утешение», или ещё что-то, или какое-нибудь «спасибо». И ты понимаешь, что да, действительно, всё не зря, всё не просто так. Ну и, в общем-то, сомнений не было, что не просто так, но бывают моменты слабости. Владимир Александрович, вот для вас в трудах над созданием журнала что является укреплением в минуты каких-то тягостей, сомнений, вопросов?

В. Гурболиков
— Один из духовников как-то отвечал на вопрос: «Как понять, угодно ли Богу какое-то дело или нет, если дело Божие?» Всё-таки есть дела, которые нам удаётся делать, и есть, которые рушатся, в том числе многие христианские СМИ не прожили такой срок, как «Фома». И он сказал, что главный показатель: если дело нужное, то придут люди. И для меня сейчас, конечно, самое большое утешение — это то, что у «Фомы» сейчас, в общем-то, у руля стою не я сам, а ребята, которые на поколение младше, которые молодые, в самом расцвете сил, и они понимают, что такое «Фома», объясняют другим и делают многие-многие проекты, сохраняя при этом и традиционный журнал, делают много нового, сохраняя нашу общую традицию. То есть люди пришли, они приходили всё время, и они остались с нами. При том, что у нас были разные, очень сложные в том числе времена, но нам удалось сохранить людей. Либо, даже если люди уходили, со многими из них отношения остались очень сердечными. И многие проекты, может быть, существуют уже отдельно, либо люди получили опыт, пошли куда-то ещё, и ничего страшного в этом тоже нет, тоже наши соработники, которые распространились вокруг нас. И теперь мы уже на новом уровне широты вместе делаем это Божье дело. Но в самом «Фоме» очень хороший круг людей, которые с полуслова друг друга понимают, которым я стараюсь не мешать. Вообще говоря, в 60 лет приходится задумываться о том, что не надо из себя изображать 30-летнего. Не надо пытаться приходить, говорить: «Так, значит, вот я сажусь впереди всех, мы будем делать не так, а так. Я сейчас сделаю это, а вы будете делать то, то и то». И всех отогнать от руля, всех отогнать в стороны, разогнать, и самому показывать, доказывать, что ты ещё можешь быть редактором, ты ещё можешь всё это сделать. А вот и не могу. И роль моя другая. То есть от меня, возможно, что ждут сейчас именно какого-то ободряющего слова, ждут моего анализа, ждут совета, а не руководства такого вот прямого и радикального. То есть, если раньше я сидел и верстал «Фому» вместе с друзьями прямо непосредственно, то сейчас они верстают «Фому», и хорошо сверстают. И они сами попросят совета, что и требуется. Они сами поделятся сомнениями. И я, с одной стороны, не должен оставлять людей, своих ребят. С другой стороны, не должен им мешать.

К. Лаврентьева
— Это очень похоже на отношения со взрослыми детьми.

В. Гурболиков
— Да, да. Пора уже признать, что новое поколение людей «Фомы» сейчас у штурвала, и я очень поражаюсь и радуюсь тому, что удаётся делать именно благодаря им. Если бы я не постарался их вывести на передний план, то, возможно, сама судьба журнала сложилась бы иначе.

К. Лаврентьева
— Это про деликатность в отношениях с людьми.

В. Гурболиков

— Нет, это иногда в том числе и о радикальности в отношениях с людьми, потому что взять и поменять, взять и продвинуть вперёд людей более молодых сопровождается и сомнениями, и конфликтами, и сложностями. Они сами стремятся всё поменять, и правильно делают. Но это нервное, сложное и ответственное дело. Это тоже часть дела руководителя — вовремя суметь допустить к штурвалу людей, которые этого достойны.

К. Лаврентьева
— Спасибо огромное, Владимир Александрович. Конечно, с сожалением завершаю эту программу, но вынуждена, так как час наш подходит к концу. Как-то очень тепло рядом с вами. Спасибо вам за этот мудрый, глубокий разговор, его хочется продолжать. И, конечно, ещё раз поздравляем вас с юбилеем.

В. Гурболиков
— Я хотел сказать, что мне-то сейчас 60 исполняется, но очень скоро юбилей старейшего сотрудника «Фомы», она, правда, сейчас на пенсии — Людмила Павловна Макаркина, ей исполняется 80 лет, и она вычитывала журнал «Фома» как редактор и корректор с самого первого номера журнала, то есть все 30 лет. Поздравляю её тоже сердечно.

К. Лаврентьева
— Поздравляем! Да, это правда. Дорогие друзья, в этом часе в студии Радио ВЕРА был Владимир Александрович Гурболиков, первый заместитель главного редактора журнала для сомневающихся «Фома». Владимир Александрович, здоровья и Божьей помощи. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы прощаемся с вами до следующей недели. Всего вам доброго и до свидания.

В. Гурболиков
— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Апокалипсис в иконографии Гурия Никитина». Татьяна Самойлова
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Апокалипсис — книга и иконография». Игумен Пантелеимон (Королев)

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов