«Почему молиться трудно?». Священник Анатолий Правдолюбов

У нас в гостях был клирик храма святителя Иова Патриарха Московского и всея Руси на Можайском шоссе в Москве священник Анатолий Правдолюбов.

Разговор шел о том, что такое молитва, какие виды молитвы бывают и почему молиться не всегда легко.

---

Марина Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси, духовник православной гимназии во имя апостола Иоанна Богослова священник Анатолий Правдолюбов.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Здравствуйте.

Марина Борисова

— Отец Анатолий, я предлагаю вам сегодня тему для разговора достаточно популярную. Как ни включишь православный телевизионный канал, как ни возьмешь какое-нибудь издание церковное или околоцерковное, как ни посмотришь какой-нибудь сайт православный или, по крайней мере, стремящийся освещать тематику, интересную православным людям, обязательно, и не один раз, встретишь вопросы, касающиеся молитвы. Как молиться? Почему у нас не получается? Что с нами не так? Где та самая кнопка, на которую можно нажать и уже начать молиться, а не читать правило? Всю жизнь читаю правило, читаю и толку никакого, потому что — слова, я их уже знаю наизусть, а зачем я их каждый день стараюсь читать, совершенно не понятно. Тем более что послушаешь народ, иногда говорят: есть батюшки, которые советуют чередовать, внимание замылилось, переключаешься на Псалтирь. В общем, есть из чего выбрать. А с другой стороны, я помню притчу, она была в ходу, очень популярна в 80-е годы среди неофитов, в разных изложениях она передавалась, но суть ее сводилась к тому, что после кораблекрушения на необитаемом острове осталось три человека, и они начали молиться — как придумалось, так и молились. Спустя какое-то время пристал к этому острову корабль, на котором был епископ, и епископ обнаружил, что молятся они как-то совершенно неправильно, какими-то не теми словами. Он решил научить их молитве Господней «Отче наш». Научил. А потом корабль с епископом отплыл, епископ видит, старцы, состарившиеся уже на этом острове, бегут по воде к нему, потому что забыли какую-то фразу из этой молитвы. Такое вразумление епископу было. Как нам сориентироваться в таком разнообразии взглядов у сведущих людей на молитву, которую мы хотим присвоить себе, и у нас никак не получается?

Священник Анатолий Правдолюбов

— Замечательно вы сформулировали, вам удалось обозначить крайние положения всего того пространства, о котором мы сейчас будем говорить. Когда читаешь десятилетиями правило, знаешь наизусть и совершенно ощущение, что это всё бесплодно. И наоборот эти трое старцев — трое нас, трое вас, помилуй нас — бегут по воде за епископом. Я думаю, что для того, чтобы об этом говорить, нужно сначала определиться с терминами. Что такое молитва вообще? Молитва — это разговор с Богом, это обращение к Богу. Здесь очень важно понимать, а можем ли мы вообще разговаривать с Богом. Для того чтобы с Ним разговаривать, чем мы должны уметь пользоваться, чем обладать должны и какие навыки у нас должны быть необходимыми для того, чтобы Бог вообще нас слышал и с нами разговаривал. Помните, знаменитая такая фраза в одном из старых фильмов звучит? Счастье — когда тебя понимают. Разговор настоящий с другом, с подругой, с любимым человеком, с женой, с мужем, можно подставить любую ситуацию жизненную — действительно настоящий, можно проговорить всю ночь до утра, когда ты чувствуешь, что тебя понимают, и ты понимаешь. А что такое понимать вообще? Часто бывает так, что близкий тебе человек находится в тяжелом жизненном состоянии, разные бывают ситуации сложные и тяжелые. Ты пытаешься ему помочь, его поддержать, начинаешь с ним говорить, он тебе говорит: ты не понимаешь. Нас это всегда обижает. Как это? Я? Я всё понимаю. Но в этой ситуации мы путаем понятия «понимать» и «знать». Дети учат таблицу умножения в школе, они знают, что дважды два — четыре, но понимать, почему дважды два четыре они не способны. Прекрасная молодая пианистка на отчетном концерте школы с белым бантом на голове играет «Патетическую сонату» Бетховена. Она знает нотный текст, она его выучила, в нее это вселили, но она не может понимать его. Почему? Ну, потому что чтобы понимать музыку Бетховена, нужно прожить много лет для того, чтобы понимать. Что такое понимать вообще? И когда будет то самое счастье, когда тебя понимают? Это очень важно. Христос после крещения уходит в пустыню молиться и молится там сорок дней. И как потрясающе сказано, мне очень нравится на славянском языке: «Напоследок взалкал». То есть в конце всего того, что там было, Он вспомнил о еде. Молитва Христа в течение сорока дней в пустыне была таковой, что Он забыл о еде. Это, знаете, у нас бывают в жизни такие ситуации, когда нас что-то захватывает очень сильно, мы можем забыть о еде, мы можем забыть о сне. Нас настолько увлекает это дело, которым мы занимаемся, или делаем, или хотим его делать, или думаем о том, как мы будем его делать, что мы можем забыть о естественных человеческих потребностях вообще. Представляете, как Христос молился в пустыне? Он сорок дней молился так, что Он забыл о еде и напоследок в конце все-таки по человечеству Своему проголодался. И дальше известная история, к Нему приступает искуситель. Вы скажете, конечно, Христос был Богом, Он поэтому так и молился. Богочеловек Иисус Христос был на это способен, а мы не способны. Да, мы не способны. Но мы можем учиться и приближаться к этой способности. Ключ лежит только в понимании того, что мы делаем. Вычитывание правила, к сожалению, действительно для многих людей превращается в такое ежедневное иго, когда человек пришел с работы уставший совершенно невероятно и — правило вычитывать. Он начинает мучиться, как тяжело, какой кошмар. Почему это происходит? Потому что нет понимания, а зачем это нужно? Более того, нужно ли вообще? Что значит нужно? Любить по принуждению невозможно. Молитвенное правило — это разговор с Богом, который необходим нашей душе ежедневно, об этом все знают, об этом все читали, об этом многие говорят. Но ведь по принуждению невозможно. Не можем мы любить кого-то или что-то сверх своей воли, насильно. Это невозможно. Очень хорошо и доходчиво об этом Феофан Затворник говорит в книге «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться?» Он там прекрасно говорит о молитве: молитва это время, проведенное с Богом. Это не слова, это не усилия. Это время, отданное Богу из моего, допустим, сегодняшнего дня. Зачем оно нужно Богу? Потому что Бог любит нас. Любовь Божия к нам безгранична и невероятно глубока. Нам не нужно Его умилостивлять и заставлять Его, чтобы Он нас любил. Ошибочно многие считают, что правило — это необходимое условие любви Божией к человеку. Если я правило не вычитал, всё, Бог от меня отвернулся, Он меня не слышит. Это заблуждение, правило нам нужно. Но для чего? Для того чтобы научится действительно проводить время с Богом. Попробуйте встать в передний угол и своими словами молиться. На сколько нас хватит? Допустим, несколько минут, пускай пять минут, но не больше. Больше пяти минут своими словами не получится. Почему? А здесь как раз тот самый механизм и работает, который мы ярко можем увидеть в примере с девочкой на отчетном концерте в музыкальной школе. Мы знаем, что надо, но мы не понимаем, как. Именно для этого существует правило. Правило — это набор текстов людей с глубочайшим духовным опытом, которые посвятили свою жизнь Богу и этот опыт сформулировали в этих молитвах. Он имеет невероятную глубину и смысл, тексты этих молитв, которые мы тоже постичь не можем. Нам дали, у нас есть это правило, притом, что правило утреннее и вечернее — это явление позднего времени, не было такого. Молились повечерием малым, суточный круг монашеского богослужения присутствовал и у мирян частично. А правило утреннее и вечернее — это попытка облегчить жизнь. Для многих это облегчение теперь является наоборот усложнением. Почему так? Потому что те тексты, которые там есть, нужно научиться переживать. «Господи, Иже многою Твоею благостию и великими щедротами Твоими» — кратчайшая фраза, а в ней глубины невероятно, всё богословие. «...дал еси мне, рабу Твоему, мимошедшее время нощи сея без напасти прейти от всякого зла противна; Ты Сам, Владыко, всяческих Творче, сподоби мя истинным Твоим светом и просвещенным сердцем творити волю Твою, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Кто из нас способен, проснувшись утром, открыв глаза, сформулировать такую глубочайшую богословскую мысль и такую молитву, короткую, она заныла буквально полминуты, но в ней всё есть, абсолютно всё? И благодарность Богу, и исповедание Бога человеколюбивым, благоутробным, и «мимошедшее время нощи сея без напасти прейти», как коротко, но глубоко сформулировано. Я благодарю Бога за то, что я проснулся, за то, что мне дан был новый день, сейчас, вот он, я его уже вижу. И это просто удивительно. Но для того, чтобы по-настоящему удивляться и радоваться словам молитв в правиле, их нужно по-настоящему понимать.

Марина Борисова

— Священник Анатолий Правдолюбов, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о самом главном, наверное, в нашей жизни, о молитве, об общении с Богом. Можем ли мы научиться этому общению? Вообще можно ли научиться общаться с Богом? Я сейчас произношу, и саму оторопь берет, как это? Иногда бывают такие периоды в жизни, когда очень хочется именно научиться. Ты читаешь это правило, иногда голова отключается, ты просто по привычке повторяешь слова, но у тебя это не вызывает раздражение, наоборот, тебе нравится это упражнение, ты надеешься, что оно даст тебе потом возможность двигаться вперед. Бывают у некоторых людей, особенно молодых и склонных к чтению аскетической литературы, периоды, когда им начинает очень нравиться дома читать монашеское правило, всё, что по уставу положено. Сначала в виде эксперимента, а потом они входят во вкус. Это действительно им очень нравится, хотя далеко не всегда это устремление к соблюдению такого наложенного на себя обета сопутствует какому-то сердечному движению или духовному какому-то взлету, отнюдь нет. Но периоды, когда человек в этом, грубо говоря, получает кайф, бывают. Но ведь это не учит молитве. Скажем, современному человеку тяжело от архаики, он понимает, что эти тексты нельзя по-другому сказать, но ему их надо вживлять как чипы, потому что иначе они не входят в его естество. Здесь же очень много проблем.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Проблем очень много. И действительно, современному человеку не просто тяжело от архаики, а он ее не понимает. Это как раз то, о чем я говорю по поводу понимания или не понимания. Есть редкое исключения, встречаются такие люди, которые понимают каким-то внутренним чувством, начиная от глубины языка и заканчивая поэтикой, какими внутренними переживаниями и впечатлениями, они способны уловить эту красоту и эту глубину. Но, к сожалению, в большинстве своем современные люди, я никого не хочу ни в коем случае как-то унизить или приговорить или задеть, но это действительно очень сложно. Современный человек и современный русский язык настолько уже далек от церковно-славянского и от всего того, что связано с Церковью. Тут дело даже не в языке и не в современности на самом деле. Если откровенно говорить, 20-й век настолько был тяжелым и страшным для нашего народа, что то, что происходило в 20-м веке, настолько перевернуло, изменило в принципе образ жизни русского человека, что сейчас мы стали очень далеки от тех людей, которые жили сто или сто пятьдесят лет назад тем более. Это очень интересное наблюдение моей преподавательницы по английскому языку в университете. Недавно мы с ней об этом тоже говорили, вспоминали. Она говорила, что ваш выпуск — мы в 2009 году аспирантуру с братом закончили — и следующий после вас год, говорит, еще какой общий язык у нас есть, мы прекрасно понимали друг друга, мы общаемся, дружим до сих пор. А вот следующие годы выпусков — это люди совершенно другие, у нас с ними нет никаких точек соприкосновения. Притом, что у нас разница в возрасте есть с этим преподавателем, она старше нас с братом, но при этом мы находимся в одном информационном поле. Я это для себя так сформулировал, что мы, люди, которые родились и выросли в Советском Союзе, говорим на одном языке, вне зависимости от того, что у нас разный совершенно возраст, жизненный опыт. Почему так? Потому что Советский Союз — это удивительное было время, как в той знаменитой сказке про нарисованный очаг на стене, за которым была дверца в ту неведомую страну, в которой все счастливы. Можно об этом говорить много всего разного, это не является целью нашей передачи сейчас, а вот это явление такой законсервированности культурной среды Советскому Союзу удалось создать, и это хорошо. У нас не было никаких, скажем откровенно, тоталитарных сект, каких-то псевдомистических научных учений, течений. Вот этого всего, что хлынуло потом в 90-е и превратило жизнь многих людей в очень серьезные страдания, в ад это называется. А мы, люди, жившие за «железным занавесом», сохранили и сумели воспринять и воспитать в себе ту культурную основу, которая нас объединяет не только как в постсоветских людей, но и в русских людей. Литература, книги, набор необходимых... как в той знаменитой песне знаменитого барда, что, видимо, не те книги ты в детстве читал. Тот необходимый набор книг, который у нас всех был, один и тот же. К чему клоню? Русские люди до революции учились читать по Псалтири. Они ее знали не просто досконально, для них это был абсолютно органично понятный текст. Большинство богослужебных текстов, неизменяемых частей в богослужении, это Псалтирь. Человек, войдя в храм, оказывался в родном пространстве, ему не нужно было стоять, мучиться и воспринимать, что поют, что читают, о чем идет речь. Церковно-славянский язык никогда не был разговорным, это всегда был сакральный язык богослужебный и молитвенный, но он тоже был понятен и близок. Почему? Потому что разговорный язык того времени, русский, не очень сильно изменился и ушел от него. Сейчас, да, другая ситуация. Сейчас, да, действительно тяжело. Но есть одна деталь. Вы сказали об аскетическом опыте, о монашеском подвиге, а я еще хочу сказать о красоте. Человек, который берет в руки церковно-славянский текст молитв, если он сумеет услышать и увидеть в этом невероятную глубину и красоту, не сможет с этим расстаться. Сорок первый псалом в Псалтири начинается такими словами: «Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже». На русском языке мы так никогда не скажем, не получится, даже если очень постараться. А на славянском это удивительно совершенно и образно и красиво: «елень на источники водныя». Это совершено удивительный текст, который тебя самого преображает. Научившись молиться так, научившись его понимать, не знать, а именно понимать, мы делаем шаг в невероятный мир красоты, возвышенности, величия. Да, молиться Богу действительно невозможно, потому что мы не можем понимать Бога. Понять Бога нельзя, познать Бога невозможно, об этом в Священном Писании сказано черным по белому. Но можно предстать перед Богом таким, какой ты есть, со всеми своими, всё, что в тебе есть. А Господь по милости Своей тебе может ответить, и, получив Его ответ, ты никогда больше не сможешь этого не искать и не делать. Серафим Саровский тысячу дней и ночей простоял на камне для чего? Потому что ему были даны дары Духа Святого, а потом Господь у него их забрал. И он хотел их вернуть, он молился именно об этом. Силуан Афонский сподобился видения, когда Христос вышел к нему из иконы в Ильинском храме на мельнице, я был там и видел эту икону и стоял, акафист мы там читали точно так же, как Силуан Афонский. Это удивительно. Но это было, когда он был послушником. Когда он стал монахом и стал подвизаться, ничего подобного в его жизни не было, он всю жизнь молился, чтобы вернуться к этому. Очень часто многие говорят, что вот, батюшка, когда я начинал ходить в храм много лет назад, у меня были такие переживания, такие чувства, такие впечатления. А сейчас уже, последние 30 лет я этого ничего не чувствую, я этого ничего не понимаю, ничего уже и не переживаю, мне кажется, что-то не так. Конечно, что-то не так. Потому что усилия, которые совершил Серафим Саровский, стоя на камне столько времени, необходимы для того, чтобы Господь вернул эти дары Духа Святого. Те переживания и впечатления, которые получены нами в начальном пути, в неофитстве, которые Господь сподобил нас понять, почувствовать, могут быть еще сильнее, еще ярче. Но для этого нужно приложить усилия, нам легко ничего не дается.

Марина Борисова

— Священник Анатолий Правдолюбов, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервемся. Вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, священник Анатолий Правдолюбов, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси. Мы говорим о молитве и о том, как трудно она нам дается, если дается вообще. У святых отцов, нет-нет, да встречаешь формулировки, что если до седьмого пота не дошел, то, значит, и не молился. Чаще всего люди не любят утомляться на службе, поэтому часто в храмах, особенно городских, где люди, помимо житейских забот, еще связаны большими расстояниями, идя навстречу пастве, сокращаются богослужения, чтобы люди успели на метро, в общем, чтобы максимально облегчить молитву в храме. Бывают ситуации, когда человек, например, поехал в паломничество в какой-то монастырь и оказывается на монастырских богослужениях, уставных, долгих, со всеми чтениями, которые совершенно не понятны. Мы говорим, что надо прочувствовать красоту Псалтири, если ты ее читаешь. А если большие выдержки из Ветхого Завета в виде паремий слушаешь, просто стоя в храме, то, я думаю, что понимать крайне сложно. Человек потихонечку устает. Ситуация, когда человек стоит, как бревно на службе, достаточно распространенная. Я не хочу сказать, что это относится к нашим радиослушателям, я это вполне отношу к себе. Поделать с этим ничего невозможно, потому что силы человеческие крайне не велики.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Да, это очень глубокая и сложная тема. Начну с того, что в интернете можно найти документ Алексея I (Симанского) на этот счет, кому интересно, рекомендую просто поискать в интернете, найти, что думал патриарх Алексей I по поводу сокращения служб и изменения скорости пения, темпа, ритма, это действительно очень важно. Почему? Богослужение это высшее, что у нас есть. У нас нет в храме для искусства предназначенных музыкальных инструментов, органа, протестанты на гитарах с ударничками играют. Есть разные совершенно формы молитвенного обращения к Богу с помощью инструментов. У нас нет никаких инструментов, кроме Богом данных голосов. Но за этими Богом данными голосами кроются еще умы и сердца людей, которые это всё исполняют, не в смысле исполнительского искусства, а в смысле того, что они воспроизводят. Как я уже говорил про девочку с белым бантом на голове, этот как раз случай наш должен быть иным. Человек, который выходит читать или петь, перед всеми, как на ладони, и то, что он озвучивает слышно всем, должно быть понятно, должно быть не просто транслируемо, этот человек не должен выполнять функцию патефона, а должен сам молиться. Это первая и основная проблема. Почему? Людей таких можно найти в монастыре и то не в каждом, монахи ради этого уходят из мира, чтобы молиться. Я откровенно скажу, с детства бывал в Псково-Печерском монастыре, это особая колыбель русского православия, не закрывавшийся никогда монастырь, его история удивительная совершенно. Я там был в достаточно юном возрасте, о богослужениях мало что помню. Я отца Иоанна (Крестьянкина) помню, какие-то отдельные эпизоды. Все равно это для меня что-то заложило, осталось в сердце, но в серьезном возрасте, взрослом возрасте, Господь меня с монашеской жизнью столкнул. Русский Пантелеимонов монастырь на Святой горе Афон. Для меня, человека выросшего в церкви, воспитавшегося в семье священника и совершенно не чуждого всей церковной культуре и форме богослужений, которые мы имеем на данный момент, первое посещение этого монастыря совершило переворот в жизни, просто полный. Я, там оказавшись, окунулся в мир совершенно невероятный, иной, наполненный и насыщенный. Да, это может быть только в монастыре, да, так молиться могут только монахи, да, так петь могут только монахи. Почему? Они этим живут, это смысл их жизни, это удивительный труд. И, как вы сказали, что кто-то из святых отцов говорил, я думаю, что многие говорят, Исаак Сирин говорил: если ты молился и не устал, значит, ты не молился. Так вот, монахи трудятся этим трудом круглосуточно, у них сутки поделены для этого. И что удивительно? Приезжая туда, получая эти невероятные впечатления, нам хочется, чтобы так было везде и всегда. Мой последний визит на Афон — я не знаю, последний ли, это неправильно ограничивать волю Божию, но в ближайшее время вряд ли я смогу там оказаться — закончился удивительным напутствием монаха Гавриила, который нас выгнал с одним батюшкой из стасидии, сказал: это мои, идите отсюда. Трогательно было, на службе. Там есть такая практика, что если ты пришел до начала службы и занял стасидию, повесив на нее четки свои или скуфейку положив, ты как бы ее занял. Мы пришли, заняли самые удобные на наш взгляд стасидии, и пошли целовать иконы, прикладываться, одухотворенные, два батюшки, молитвенные. Возвращаемся, а в одной стасидии сидит большой-большой монах, смотрит на нас и говорит: это мои стасидии. С ним не поспоришь. А потом на пароме мы с ним встретись еще раз, и он, видя, что лица знакомые, где-то он нас видел, с нами начал разговаривать. Рассказал очень интересную вещь. Я ему задал такой вопрос для поддержания светской беседы, и не ожидал, что будет такой ответ. Я говорю: наверное, тяжеловато вам с нами тут, с паломниками, лет двадцать назад была спокойная жизнь? Он говорит: какие двадцать? Пятьдесят лет назад здесь была спокойная жизнь, а сейчас просто спасу от вас нет, надоели все, кошмар. Что вы сюда все едете? Вам медом намазано, что ли? Мы специально от вас ушли. Водил одного владыку, говорит, по монастырю, показывая: тут у нас так, там у нас сяк. Владыка говорит: как у вас хорошо, как у вас прекрасно. Я, говорит, поворачиваюсь к нему и говорю: а вам владыка, что мешает это сделать у себя? И таким напутствием монаха Гавриила закончился наш последний визит на Афон. Это действительно очень глубокая мысль: а что нам мешает так сделать у себя? Оказывается, что огромное количество проблем, начиная от открытия и закрытия метро, автобусы, троллейбусы. Но если задуматься и внимательно посмотреть на течение жизни и обстоятельства, то окажется, что таких причин уже не так много. А потом, когда вдруг у человека происходит какая-то трагедия и почему-то — и это очень важно, Господь стучится к нам именно таким образом — оказывается все не так важно, а может, уже вообще неважно, а может уже в принципе... И тут оказывается, что ты открываешь дверь в совершенно другую жизнь, в которой приоритеты и твои ежедневные такие необходимые и такие важные дела превращаются в бессмыслицу, и в твоей жизни начинается всё совершенно по-другому. К сожалению, так всегда было. «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», — говорили на Руси. Но это очень важный момент и лучше до этого не доводить. Наша задача успеть расставить верно приоритеты, и понять, что для нас действительно важно, а что второстепенно, от чего мы можем отказаться в жизни и на что не тратить свое время, а что мы действительно необходимо должны ежедневно делать. На этот вопрос может ответить каждый для себя сам. Это дело лично каждого человека, как он проживает свою жизнь. Проживать жизнь за кого-то совершенно бессмысленное, пустое занятие, которое приводит к чудовищным последствиям и трагедиям. Каждый человек свободен и волен это делать так, как считает нужным, его Господь для этого создал. Но когда Господь видит, что человек отдаляется от него и отдаляется катастрофически, Он начинает к нему стучаться. Удивительно, у древних людей было совершенно конкретное представление о страданиях. У Иоанна Мосха в «Луге духовном» есть замечательный рассказ, когда он заходит в храм в одном из городов и видит, что у клиросной ограды стоит богато одетая женщина со свитой и страшно плачет, прямо убивается. И как он сам об этом говорит: у меня с начальством этого города были связи, я мог помочь ей. Я подошел и спросил: госпожа, почему ты так рыдаешь, что нужно, может быть, какая-то помощь требуется, я бы мог тебе помочь? Она ему отвечает: нет, что ты, я плачу, потому что Бог меня оставил. В моем доме за этот год не произошло ничего сложного, страшного и тяжелого, никто не заболел и не умер, никто никак не пострадал, у нас всё прекрасно и хорошо, и именно поэтому я плачу и молюсь, что Бог меня оставил. Казалось, радоваться надо, всё прекрасно. А древнее сознание человека иное. Это как раз та самая глубина понимания тех процессов, которые происходят в нашей жизни. Наша жизнь здесь на земле — это не абсолютная ценность, мы здесь на земле не для того, чтобы у нас всё было хорошо. Я стараюсь коротко и достаточно просто об этом говорить. Понятно, что можно рассуждать об этом долго. Но у нас впереди вечность, и мы все туда двигаемся, хотим мы этого или не хотим, веруем или не веруем, нас ожидает один конец. И всё зависит только от нас, с чем мы к нему подойдем, как мы туда придем и что мы с собой возьмем. И можно ли вообще туда что-то взять? На эти вопросы каждый отвечает для себя сам, потому что у каждого в жизни они рано или поздно возникают, и ты, как человек, как личность, должен на это ответить. Молитвы, монашеские молитвы, наши правила утренние, вечерние, вообще этот разговор с Богом — это как раз квинтэссенция этих вопросов и ответов. Но для того, чтобы их понимать и по-настоящему молиться этими текстами не как чужими словами, а как своими собственными, нужно очень много в жизни пережить. Настоящий духовный опыт и возможность принимать людей и советовать им что-то в жизни монаха наступает после тридцати лет подвига. Почему так? Потому что до этого времени что-то говорить и советовать он не имеет права, он сам остро нуждается в этом. Сейчас все остро ищут духовников, такое время, духовников нет, обратиться не к кому за помощью. Я всегда спрашиваю: что вы хотите делать с духовником? Вот, у вас духовник, что вы будете с ним делать? Человек начинает задумываться, что-то говорить, но, как правило, удобовразумительного ничего не слышно.

Марина Борисова

— Паисий Величковский в 18-м веке не нашел духовника, пришлось переводить творения святых отцов.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Да, именно так. С духовниками вообще очень серьезная проблема, но я скажу так. Если вам в жизни необходим духовник, он у вас обязательно будет, Господь вам его даст. Сейчас в наш век информационных технологий, мы имеем такое количество информации, нужной для нас, в открытом доступе, что мы можем круглосуточно читать, читать и читать, если есть возможность такая в жизни, и все равно мы не успеем прочитать и обработать все то количество информации, которое есть на тему духовной жизни, на тему спасения. Одни письма отца Иоанна (Крестьянкина) чего стоят. Очень многие люди находят в них ответ на все свои проблемы и вопросы. Именно поэтому опять от нас зависит, прикладывать ли усилия, искать эти тексты, находить ответы или нет, заниматься поиском духовника, того самого, единственного в жизни, которого так остро не хватает. Мне кажется, что человеческий разум, мозг так работает, он заставляет человека максимально экономить силы, ресурсы, он их бережет на будущее, мало ли что вдруг.

Марина Борисова

— Действительно легче, когда батюшка благословил, и вроде как ответственности нет.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Не просто легче, Достоевский на эту тему книгу написал огромную, потому что это очень просто, и к сожалению, большинство людей, находящихся в остром поиске духовника, ищут для того только, чтобы повесить на него свою ответственность.

Марина Борисова

— Священник Анатолий Правдолюбов, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о молитве, мы говорим о том, как бы нам научиться общаться с Богом, ни больше ни меньше. По поводу общения с Богом масса вопросов. Читаешь книгу Иова Многострадального, думаешь, вот человек общался с Богом, его не устроило в Божьей воле что-то, и он дерзновенно говорит: Господи, что за безобразие, почему, объясни, как это может быть? Понятно, что он праведный в отличие от нас. Но то, о чем очень много и очень проникновенно писал владыка Антоний Сурожский, именно об этом диалоге, об этой жажде пообщаться, когда ты не выполняешь какую-то обязанность, а тебя распирает, тебе хочется, как с любимым человеком хочется, почему с Богом не хочется? А как? Как установить это внутреннее ощущение, что вы друг с другом на одной волне оказываетесь. Я понимаю, что сказать, Господи, помилуй мя, грешного, гораздо легче, чем сказать, благодарю Тебя, Господи. Это такой феномен, который трудно объяснить, благодарственная молитва не идет. Сказать что я мерзавец и негодяй, язык поворачивается гораздо проще.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Я не могу согласиться, что так проще. Это зависит от человека, по-разному бывает. Знал одного студента на тот момент Свято-Тихоновского университета, он мне рассказывал свое впечатление. Так получилось, ему по работе досталась машина, микроавтобус. А до этого он работал совсем на другом автомобиле. И вот он ночью ехал в нужное место на неосвещенной трассе, и говорит: я ехал и не просто благодарил Бога, это была благодарственная песнь, потому что свет и всё в этом автомобиле было таковым, что я был счастлив, как никто на свете. Тот труд, который я ежедневно совершал, для меня был тяжелым и сложным на том автомобиле, на котором я до этого работал. А здесь, опять же не моя заслуга, говорит, это был не мой автомобиль, мне просто предоставили для работы. Я, говорит, ехал, и свет фар, который выхватывал впереди меня ночную трассу, был настолько ярок, удобен, я видел всё, совершенно не напрягался, и от этого внутри мня просто ликование и радость, которую я получал. Я обращался к Богу со словами благодарности. Говорил: Господи, слава Тебе, я так Тебе благодарен за то, что могу так это делать за то, что я получил то, что совершенно не заслуживаю, но у меня теперь это есть, и я Тебя благодарю. То есть он своими словами ехал и разговаривал с Богом от того, что его переполняли чувства, Он понимал, что то, что он получил, пускай это примитивный пример, но то, что в его жизни произошло, от него никак не зависело, ему это дали просто так. Понимаете, в чем важная вещь, нужно уметь быть благодарными. Благодарность — это, наверное, одно из важнейших человеческих качеств после смирения, а, может быть, даже и до смирения. Если человек умеет быть благодарным, он уже смиренный в чем-то, да и во всем. То есть благодарность настоящая людям и Богу — это особый дар и качество человеческой души.

Марина Борисова

— Но мы же ходим каждое воскресенье на евхаристию и, казалось бы, мы для чего туда пришли? Для того чтобы благодарить. Почему-то не получается?

Священник Анатолий Правдолюбов

— А знаете, почему не получается? Потому что нужно же, опять, понимать. Я бы даже сказал, есть такое слово русское — воспринимать. Это слово в себе содержит процессуальность действия. Не просто понимать, а воспринимать происходящее. То есть ты активно участвуешь в этом, но ты участвуешь в этом не только умом и мыслью, своим обращением к Богу, своей молитвой. Ты должен понимать, что происходит в храме, ты должен понимать, почему так. Это участие в богослужении всем своим существом: умом, сердцем и душой. Как этого достичь? Только усилием и старанием, больше ничем. Я понимаю, что богословское образование, университет, академия, семинария далеко не всем доступны. Повторюсь еще раз, сейчас такое количество информации вокруг нас, нужной, необходимой и важной, что люди, которые никак не связаны с религиозным образованием и возможностью его получать, могут вместо любимого сериала, например, или вместо самого желанного времени отдыха посвятить вот этому. Возникает только вопрос один — зачем? А вот здесь каждый отвечает для себя сам. Кто-то идет в храм благодарить на евхаристию. Кто-то идет в храм, потому что бабушка за руку тащит. Кто-то идет в храм, потому что мама погнала. Кто-то в храм не идет и тоже от этого мучается. Это всё свидетельствует о том, что все мы люди находимся в совершенно разном состоянии, у каждого свой путь, у каждого своя дорога и каждому дано что-то свое. И здесь только от самого человека, от его личного, внутреннего устроения, уклада, устройства зависит то, насколько он захочет говорить с Богом, благодарить Бога, вообще обращаться к Богу. Наша вера, наше восприятие, наша любовь — настолько индивидуальные понятия, что невозможно всех под один общий знаменатель подвести. Есть попытки, люди стараются, что-то делают, какие-то общественные моменты на приходах, организовываются воскресные школы для взрослых, но в любом случае, если сам человек не захочет и не будет устремляться к этому всем своим существом, то, конечно, никто его не заставит.

Марина Борисова

— Я очень хорошо понимаю стремление людей узнать. Узнать, что происходит во время богослужения, в чем смысл молитв, что означают те или другие паремии. Это нормально и естественно. Но я как-то вдруг обратила внимание, недавно был Великий пост, в начале читался Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского, я за много десятилетий церковной жизни привыкла, что покупаешь свечу большую и стоишь со свечой. А первый день посмотрела вокруг себя и увидела, что люди стоят с телефонами, они читают текст. Это хорошо, потому что они хотят понимать, на слух не очень получается. Я подумала, что текст-то можно прочесть заранее, а вот это стояние со свечой, помимо того, что ты понимаешь слова, дает еще что-то важное, что очень трудно выразить словами.

Священник Анатолий Правдолюбов

— Абсолютно с вами согласен. Скажу так. Есть такое понятие соборная молитва. В период пандемии и не только в период пандемии, мой первый грандиозный опыт в этом отношении был в храме Христа Спасителя, когда я проходил там сорокоуст, так получилось, что скончался Станислав Говорухин. Его отпевали в нижнем храме, и туда должен был приехать лицо номер один нашей страны. Соответственно, ФСО перекрыло всё и вся, туда никого не впускали, ни туда, ни наверх, никуда. Вечером накануне, это было в субботу, накануне в пятницу мне звонит старший священник отец Георгий и говорит: ты завтра служишь в верхнем храме один литургию. Я говорю: батюшка, простите, начинается, я не достоин, я не могу, я не умею, что вы такое говорите. Нет, всё, говорит, больше некому, ты будешь служить один. И я служил один, с двумя протодиаконами и хором храма Христа Спасителя, этот заоблачный, совершенно невероятный, где-то там, в верхах, они издают ангельские звуки, в абсолютно пустом храме Христа Спасителя. Во-первых, для меня эта служба тоже была переворотом, я испытал совершенно какие-то невероятные переживания и ощущения от того, что это не просто храм, это святыня нашего народа и нашей страны. Именно поэтому на него столько всего выливается. Я, каюсь, грешен, по юности и по молодости тоже имел такое отношение к этому немножко скептическое. Но когда сподобился проходить там сорокоуст, а тем более еще и отслужить там литургию, вот так Господь меня допустил, это абсолютно перевернуло мое сознание и отношение. Это действительно невероятно, что он восстановлен. Это действительно невероятно, что памятник Отечественной войны 1812 года, уничтоженный большевиками, был восстановлен, и в нем идут службы, как в самом крупном храме всего православного мира — София Константинопольская нам не доступна — это невероятное чудо. Но его абсолютная пустота в тот момент меня не то чтобы смутила, но она меня впечатлила. И похожее чувство я испытал, когда была уже пандемия, 19-20-е годы, вот эти все ограничения в связи с короновирусом, когда запретили доступ верующих людей в храм, я служил литургию в том храме, в котором служу, в абсолютно пустом, без единого человека. Это невероятно тяжело. Такое ощущение, что ты толкаешь вагон, груженный углем каменным, то есть это невозможная тяжесть. Даже присутствие одного-двух или трех людей на службе в храме — это совершенно другое состояние. Их молитва ощущается. Присутствие людей в храме — это важнейший элемент. Как в свое время Господь меня вразумил, и мне стало понятно, что самая большая ценность в храме это не золото, как говорит Господь, сокровищницы, а это человек, вошедший в храм. Самая большая ценность это та человеческая душа бессмертная, созданная Богом, для которой этот храм построен. Богу этот храм не нужен, Бог не нуждается в храмах, Он вообще ни в чем не нуждается, Он абсолютен и совершенен, мы нуждаемся в этом. Но когда в храме к людям относятся — особенно к новопришедшим, совершенно не знающим ничего, не умеющим перекреститься и одетым неприлично — как к нежелательным, это абсолютное заблуждение, это абсолютно неверный подход к людям в целом. Почему? Если в храм человек вошел, Господь его уже допустил. Это самая большая ценность, нет ничего важнее. Именно поэтому соборная молитва собравшихся людей имеет невероятную силу, имеет невероятное значение. И когда люди стоят и молятся со свечами в руках, слушая текст канона, это совершенно иное состояние. Да, согласен, и это современная тенденция, мы от нее никуда не уйдем, телефон это носитель информации, можно смотреть текст по телефону, я не вижу в это никакого преступления. Но в этом есть дробление и индивидуализация, человек погружается опять же в этот гаджет, и получается, что он отдельно стоит. Я прекрасно понимаю, что со слуха воспринимать текст Великого канона сложно, и это действительно редкость, когда человек, который читает канон, читает его так, что вы понимаете, о чем идет речь. Это не потому, что плохо читают люди, а потому что канон действительно не простой и очень сложный, и воспринимать его со слуха — задача серьезная. Но когда люди стоят с зажженными свечами и слушают и участвуют вместе с чтецом, священником ли, архиереем ли или диаконом, и такое тоже бывает, когда священник заболел и читать некому, это совершено другое состояние внутреннее, и это именно то, для чего мы идем в храм.

Марина Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Иерей Анатолий Правдолюбов, клирик храма святителя Иова, патриарха Московского и Всея Руси, духовник православной гимназии во имя апостола Иоанна Богослова, был сегодня с нами в этот «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова. До свиданья. До новых встреч.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святитель Серафим (Соболев)». Глеб Елисеев
• «К вере через болезнь». Ксения Черная
• «Кино как инструмент воспитания». Иером. Давид (Кургузов), Августина До-Егито, Яни Ролански

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов