«Сергей Сергеевич Аверинцев». Алексей Козырев

У нас в студии был исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ Алексей Козырев.

Разговор шел о филологе, культурологе, библеисте Сергее Сергеевиче Аверинцеве — о его размышлениях о Боге и о влиянии христианства на европейскую культуру, а также о том, как он в советские годы поднимал христианские темы в своих лекциях и научных трудах.

Ведущий: Константин Мацан

---

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Константин Мацан. С трепетной радостью нашего сегодняшнего гостя приветствую: Алексей Павлович Козырев, исполняющий обязанности декана философского факультета Московского государственного университета имени Ломоносова. Ну, а нашим слушателям, безусловно, знакомый как ведущий программы «Философские ночи» на Радио ВЕРА, добрый вечер.

Алексей Козырев

— Добрый вечер.

Константин Мацан

— Ну вот сегодня в качестве гостя мы вас пригласили.

Алексей Козырев

— Не первый раз уже.

Константин Мацан

— Не первый раз уже, но хорошая традиция вообще. Такими кадрами нельзя разбрасываться. Вот вы в программе «Философские ночи» уже много лет задаёте вопросы блистательные своим блистательным гостям, а сегодня хочется к вашему опыту притечь, потому что я давно мечтал поговорить на волнах Радио ВЕРА о Сергее Сергеевиче Аверинцеве. И тут даже трудно его какими-то словами описать. Филолог, историк культуры, культуролог, философ, переводчик, поэт. Его считают своим богословы-библеисты, его считают своим антиковеды, его считают своим филологи-классики, его считают своим философы. Его считают своим литературоведы, византологи и так далее. Вы с ним были знакомы. Вот давайте перед тем, как мы поговорим про интеллектуальное наследие Аверинцева, расскажите о биографических фактах. Как, когда вы с ним познакомились, каким он был в личном общении?

Алексей Козырев

— Ну, надо сказать, что слава Аверинцева в конце 80-х годов, когда я учился, была очень велика. И, наверное, на протяжении уже достаточно длительного периода, потому что я как легенды слышал истории о том, как в 70-е Аверинцев читал, как академик Андрей Дмитриевич Сахаров ходил на его лекции. Поэтому, когда у нас на факультете возникла кафедра истории и теории мировой культуры, возникла она не просто так, а это была инициатива тогдашнего заместителя декана Владимира Васильевича Миронова, который потом долгое время был деканом, и даже к Раисе Максимовне Горбачёвой обращались за помощью, чтобы в университете возникла такая штатная структура, где объединились многие великие учёные разных специальностей. Это были Кнабе, Мелетинский, Бибихин, Гаспаров, Гуревич, Вячеслав Селчеванов, который был заведующим кафедрой, ну и вот Сергей Сергеевич Аверинцев, который пришел на кафедру и получил на этой кафедре, кстати, звание профессора. Вот, поскольку до этого он работал в академических структурах, в академических институтах, где профессором стать было невозможно. И я, зная о масштабе личности, и в то же время интересуясь христианской культурой, и приняв крещение после того, как вернулся из армии, куда ушел после второго курса, стал ходить на лекции Сергея Сергеевича Аверинцева поточной аудитории первого гуманитарного корпуса. Был полнейший аншлаг, полнейший, то есть аудитория на 300 человек была битком забита, сидели в проходах, на подоконниках. Надо сказать, что Аверинцев пропускал, то есть он часто болел, он был тогда депутатом съезда народных депутатов, такая вот возникла политическая структура, которая претендовала на высшую власть, но недолго просуществовала. И он ходил на лекции с депутатским значком, так же, как и Вячеслав Селчеванов, который тоже был депутатом. И я помню, он рассказывал в конце лекции: если съезд закончится во вторник, то в среду лекции не будет. Вот. И в результате, ну, где-то, наверное, с курса была примерно половина лекции, а может быть и меньше, потому что Аверинцев то болел, то уезжал за границу, то участвовал в работе съезда, но тем больше мы ждали его появления перед нами.

Константин Мацан

— Ценили каждый приход.

Алексей Козырев

— Да. Вот. Конечно, он, наверное, не читал такого систематического курса, он рассказывал о близких ему темах, то есть он говорил на свои темы. А это были и темы его диссертации, кандидатской и докторской, Плутарх и античная биография в сравнении с Евангелием. Я, как сейчас помню, вот он рассказывал о том, что Евангелие, рассказ о жизни Христа абсолютно не похож на сравнительные жизнеописания Плутарха и на античную биографию, где герой описывается в превосходной степени, ему присваиваются достоинства, очень много оценочных характеристик. Ничего подобного мы не видим в Евангелии. Там Христа никто не возвеличивает и не делает из него какого-то сверхчеловека. Наоборот, потрясающий тон Евангелий в естественности описаний. Христос выглядит живым человеком. Ну и поэтика ранневизантийской литературы, такие темы, которыми Аверинцев занимался раньше или в данный момент, то есть он погружал нас как бы в свою мыслительную лабораторию и лекции его были неброскими, то есть это не была какая-то возвышенная риторика вот или какое-то невероятно ораторское мастерство, иногда кто-то говорил даже, что они занудны, что засыпают на его лекциях, я никогда не засыпал, потому что я всегда старался записывать за ним, говорил он медленно, поэтому записывать можно было, можно было вести конспект. Он помогал себе рукой, делая вот такие вот монотонные жесты в такт речи, как гребец, который помогает грести, и лодка плывёт вперёд. Вот, иногда эта монотонность перемежалась озарениями какими-то или афоризмами. Так что два семестра я слушал этот курс, который назывался «Христианство и европейская культура». То есть, это влияние христианства, но там не только европейская, византийская культура, и дважды сдавал ему зачёт. Приходил в аудиторию, ждал, в свою очередь, беседовал с ним, вот, ну, смею предположить, что Аверинцев был доволен, потому что он там даже Вячеславу

Всеволодовичу Иванову рассказывал по телефону, что вот такой студент, надо бы его взять к нам на кафедру. Но почему-то я не оказался на этой кафедре. Не оказался я потому, что когда я пришел, специализация уже была набрана на историю и теорию мировой культуры, и я ходил, по сути, на все эти лекции вольнослушателем. Ну, что ещё вспомнить?

Константин Мацан

— А вот как вы относитесь на фоне того, что вы сказали, к мнению, что Аверинцев, ну, и до тех времен, которые вы описываете, так или иначе в трудах своих научных как бы тайно вносил дух такой христианской проповеди? Очень тонко, очень умно, вот, но читаешь его докторскую диссертацию «Поэтика ранней византийской литературы», она про акафист Богородице, например, там есть про это глава, и это филологический анализ, историко-литературный анализ. Но материал способствует тому, что человек, видимо, тогда, в ту эпоху, когда о вере не так много можно было сказать и услышать, получал какую-то духовную информацию.

Алексей Козырев

— Я помню, его как-то спросили на лекции студенты, писали вопросы: верите ли вы в Бога? Он ответил: да, но зарплату я здесь получаю не за это. То есть он не скрывал своего религиозного мировоззрения, но в то же время никогда не подменял науку проповедью и идеологией какой-то. Безусловно, и не только его лекции, но даже статьи в философскую энциклопедию конца 60-х годов, например, «Христианство» или «София», вот они несли в себе вот такой характер нефальсифицированной информации о христианстве, о месте христианства в истории, о христианской культуре. Конечно, в рамках того, что можно было сказать тогда в официальном идеологическом издании, пятитомная философская энциклопедия, издание совершенно удивительное, потому что последние тома, 4 и 5, вдруг там начинают появляться какие-то отнюдь не зашоренные идеологические статьи, и не только Аверинцева, но это и Рожковский, и Гальцева, и Хоружий. Вы знаете, я вспоминаю историю, когда мы были в Риме с Сергеем Сергеевичем, потом мы оказывались там и не раз. Мы сидели в какой-то таверне, пиццерии, обедали, где-то нужно было перекусить, и вдруг в таверну вошли Юрий Николаевич и Ольга Сигизмундовна Поповы. Ольга Сигзмундовна Попова, ныне уже ушедшая из жизни, выдающийся искусствовед, специалист по византийской иконе, а Юрий Николаевич — редактор вот той самой философской энциклопедии. И они начали вспоминать, как делались эти тома, вот, как удавалось там подсунуть статьи, когда академик Константинов ехал в Кремль получать какой-то очередной орден от Брежнева, и ему уже было все равно, и он подписывал, вот, подмахивал, а потом возмущался и грозился всех уволить, кто, кто позволил, кто пропустил, да? Вот, но даже вот таким способом удавалось привнести какое-то осмысленное содержание. Эта энциклопедия есть в интернете, и, в общем-то, сегодня желающий может найти и прочитать. Это несложно. Для этого не нужно идти искать на пыльных полках в библиотеках. И там, я помню, Наталья Петровна Аверинцева тоже, супруга Сергея Сергеевича, подключалась и рассказывала о том, как Сережа работал над статьями, и там были статьи про оптимизм и пессимизм как философские категории. Я помню, она рассказывала, что они куда-то пропали, затерялись, и в семейном быту возникло выражение «пропасть как оптимизм и пессимизм». Так что это действительно было, и, кстати сказать, потом, вот статьи Сергея Сергеевича Аверинцева из философской энциклопедии, из энциклопедии «Мифы народов мира», из других энциклопедий, по сути, составили целый том его собраний сочинений, вот, что надо сказать, в каком-то смысле повторяет опыт Владимира Соловьёва, который также писал энциклопедические статьи в Бракгауза и Эфрона, и больше 150 статей написал, и, по сути, это целый том Соловьёвского собрания сочинений.

Константин Мацан

— Алексей Павлович Козырев, исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ имени Ломоносова, автор и ведущий программы «Философские ночи» на Радио ВЕРА сегодня как гость у нас в «Светлом вечере». И мы говорим о Сергее Сергеевиче Аверинцеве, с которым Алексей Павлович был знаком. Ну и вот переходим теперь, наверное, к разговору о его наследии, интеллектуальном, философском, может быть, богословском в том числе. Вот одна из важных тем в наследии Аверинцева — тема о Софии Премудрости Божьей. Вот как он к ней подходил? Ведь тема о Софии очень разнообразная, многоплановая, и наверняка есть какая-то вот та оптика, которую именно Аверинцев для себя собрал в подходе к этой теме.

Алексей Козырев

— Для русской культуры, для православия София прежде всего связана с храмовой и иконописной традицией. Это София Киевская, это София Новгородская. И одна из ранних статей Аверинцева, начала 70-х годов, об одной надписи над конхой Софии Киевской. Собственно говоря, это такой детальный филологический очерк. Не как было у русских философов, у Флоренского, потом у Булгакова, когда они пытались создавать какой-то богословский продукт на основе софиологии, часто не сводящийся только к православным источникам. А это филологический текст, но в то же время очень важный, потому что он показывал, что мудрость, София, собственно, брала под свой покров целый город. Она защищала этот город. София — категория не только христианская, не только православная. Она пришла из греческой философии. Идея Софии есть и в других нехристианских традициях, герметизм, кабала, но Аверинцеву удавалось говорить об этом так, что он давал понять, что София — это воплощённое Слово Божье, Логос — это Христос. Хотя есть и своя специфика в русских храмах, то есть если в Константинопольском храме святой Софии храмовый праздник Рождество Христово, да? То вот в Новгородской — это Рождество Пресвятой Богородицы. То есть это и есть некоторое смещение от Христологии к Мариологии, к учению о Пресвятой Богородице.

Константин Мацан

— Ну и у Аверинцева как раз на эту тему тоже, кстати, есть. Софиология и Мариология, вот продолжающий его софиологический цикл. А вот вообще София, мудрость, какое значение имеет в философии? Философия дружбы с мудростью, любовь к мудрости. Чем отличается мудрость от умности, от знания просто? Какая-то особенная категория, и случайно ли к ней Аверинцев так любопытствовал, что называется?

Алексей Козырев

— Потому что мудрость предполагает духовный опыт определенный. То есть, разум, логос, слово, ну, в общем-то, тоже для верующего человека, для христианской традиции это понятие духовное. Но вот в жизни мы мудрым человеком называем часто и, может быть, не ученого, не закончившего университет, но прожившего достойную жизнь, воспитавшего детей, передавшего им какие-то навыки человеческого общежития, общения, веры в Бога. Это обязательно разум в сфере какого-то практического действия. Неслучайно у Боэция в «Утешение философией» последнего римлянина и одного из первых схоластов, христианских философов, есть образ Софии, которая является к пленнику в тюрьме в хитоне, наверху которого буква Фита, феория, теория, а внизу буква Пи — праксис, вот, практика. То есть София — это то, что соединяет теорию или созерцание, умозрение с практикой, с практической деятельностью. Поэтому словосочетание «практическая философия» не выглядит каким-то оксюмороном. Это действительно применение философских и богословских идей в жизни и действии. Вот в чём смысл этого понятия Софии.

Константин Мацан

— А вот не могу вас не спросить, как специалиста по русской философии в целом, по русско-религиозной философии мы с вами даже как-то записали в свое время подкаст в проекте «Голосовое сообщение» именно по истории русской философии, как Аверинцев относился к этой традиции? С одной стороны, тоже, безусловно, христианские мыслители. С другой стороны, Вы вот упомянули и Флоренского, и Булгакова. Если наши слушатели просто что-то такое посмотрят в поисковиках, какую-то совсем такую общую информацию найдут, то увидят, что были претензии у представителей церкви и к Булгакову, и к Флоренскому, могли их упрекать в неправославности. А другие люди их читали и вдохновлялись, и через них открывали для себя миры веры. А вот Аверинцев, с учётом его кругозора и принадлежности к христианской культуре как мыслителя и одновременно такой трезвости взгляда и внутренней церковности его, как к этому относился?

Алексей Козырев

— Вы знаете, я пригласил Сергея Сергеевича Аверинцева на конференцию, посвященную 130-летию отца Сергия Булгакова. Это было в Доме русского зарубежья в 2001 году, и Сергей Сергеевич в это время преподавал в Вене, но он приезжал на каникулы, приезжал в отпуск, несколько месяцев летних проводил в Москве в своей квартире в Тропарево. И он принял приглашение, участвовал в этой конференции и делал доклад на двух встречах. Есть такой текст в автобиографических заметках, где Булгаков описывает свою встречу с Сикстинской Мадонной Рафаэля. Когда он оказался там марксистом в конце девятнадцатого века и, потеряв веру, он вдруг, стоя перед этой картиной, увидел в ней икону, увидел Пресвятую Богородицу, стал плакать, стал возвращаться к этой картине, молиться по-своему возле неё. И он описывает потом это как один из опытов, одну из встреч, которая помогла ему вновь обрести веру. А потом, 25 лет спустя, он оказывается, уже будучи священником, высланным на философском пароходе, проездом из Праги в Берлин, он заезжает в Дрезден, и он не испытывает тех эмоций, он видит здесь лишь человеческую, женскую красоту, и даже какие-то элементы художественной пошлости. Вот ангелочки по бокам. И этот текст свидетельствует о таком духовном опыте человека, о том, как с приобретением этого опыта меняется оптика, меняется видение многих вещей. И Аверинцев не случайно выбрал именно этот текст, и он стал говорить о значении Сикстинской Мадонны как некого эталонного произведения искусства в русской культуре вообще, начиная от Жуковского.

Константин Мацан

— По-моему, у него была потом статья на эту тему, я так понимаю, по итогам этого выступления.

Алексей Козырев

— Да, а ведь Аверинцев говорил долго, он всегда раскачивался. Вот, поэтому в регламент он не уложился, вместо 20 минут больше 40, и, в конце концов, я как раз был модератором этого заседания, мне пришлось прервать Сергея Сергеевича и сказать: Сергей Сергеевич, ну, потом статью напишете, пришлёте.

Константин Мацан

— Так. Так и что он говорил в том выступлении?

Алексей Козырев

— Ну, вот я говорю, что он говорил об этом опыте русской культуры, восприятие Сикстинской Мадонны как некого эталонного произведения искусства, что для романтизма, к коему принадлежал Жуковский, было важно не творчество Рафаэля вообще, а существование таких духовных святынь, эталонов, в которых смысловая нагруженность и духовная нагруженность произведения искусства такова, что, по сути, его можно сравнить с религиозным произведением, с иконой. И Аверинцев написал статью и прислал эту статью в сборник. Сборник вышел по материалам этой конференции, поэтому вот этот доклад Аверинцева есть. Но надо сказать, что далеко не только этот факт говорит о его интересе к русской философии. Вспоминаю, что как-то я делал доклад о Соловьеве и Розанове. Это было в ИНИоне, в Институте научной информации, и в конференции, кажется, посвященной Розанову, принимал участие Аверинцев. Он сидел в первом ряду, слушал мой доклад, и потом подошел ко мне и сказал: «Вы знаете, я уважаю людей, которые пытаются сказать что-то ответственно. Вот вы что-то пытаетесь говорить ответственно, но вы знаете, я Розанова боюсь». То есть, при том, что вот мысль, там шла речь о восприятии оправдания добра, когда Соловьёв утверждает, что та религия истиннее, исповедники, которые нравственнее, а Розанов с этим не соглашается. Он говорит, что, вообще-то говоря, религии не сводятся к морали, и часто среди святых были страшные грешники, но которые потом совершили умоперемену, покаяние, и это не закрыло им путь к святости. И Аверинцев сказал: «Да, я, пожалуй, здесь соглашусь с Розановым. Но все равно я Розанова боюсь». И это неоднократно он и потом повторял, что Розанов как человек, который мог позволить себе многое, он мог позволить совершенно противоречивое высказывание об одном и том же. Причем иногда в промежутке, в небольшом промежутке времени для Аверинцева это было непозволительно. Всё-таки в его природе была такая средневековая черта серьёзности.

Константин Мацан

— На том стою и не могу иначе.

Алексей Козырев

— Не могу иначе. Вспомним, как он отчитал как-то в одной из своих статей Бахтина. Я не слышал это в его устных выступлениях. Наверняка они были, но статья о смеховой культуре у Бахтина, у него имеется, она достаточно известна. Вот, где он говорит, что, вообще-то говоря, нужно полагать предел карнавалу. Нужно видеть, что смех из очищающего иногда превращается в убивающий. И что нельзя смеяться над всем. Когда человек смеётся над святым, это может стать кощунством. И вот эта возможность превратить жизнь во всеобщий карнавал, кстати сказать, и мой учитель Владимир Васильевич Миронов, тоже говорил об этом, что происходит такая тотальная карнавализация культуры. Вот телевидение, ну сейчас, может быть, в меньшей степени, но вот до 22-го года это было постоянно шоу, постоянный карнавал. Это влияет на какую-то ценностную шкалу бытия. Мы просто теряем её, потому что всё обращается в иронию, всё обращается в пародирование, в травестирование. Причём это пародирование может быть очень талантливым, шоу двойников, тройников. И вот эта карнавальная скульптура, для Аверинцева это было недопустимо. И даже с уважением относясь к такому масштабному филологу и мыслителю, как Бахтин, Аверинцев позволяет себе где-то вот одёрнуть, может быть, даже не столько Бахтина, сколько его адептов, которые видели в Бахтина такого борца со сталинизмом, вот как бы для него смеховая культура — это только лишь повод, чтобы сказать о политической актуальности. Кстати, сказать Аверинцев так же, как и Бахтин — филолог, но филолог явно претендующий на то, чтобы выйти за рамки филологии в сторону философии.

Константин Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. У нас сегодня в гостях Алексей Павлович Козырев, исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ им. Ломоносова. Не переключайтесь.

Константин Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Алексей Павлович Козырев, которого вы знаете как ведущего программы «Философские ночи» на нашей радиостанции, которая по субботам в 11 вечера уже много лет у нас выходит, но по основной своей работе исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ имени Ломоносова, кандидат философских наук. Мы сегодня говорим о Сергее Сергеевиче Аверинцеве, как о мыслителе, как о богослове. Я очень вам благодарен за то, что вы вспомнили эту тему, связанную с теорией карнавала Михаила Михайловича Бахтина, в том числе потому, что сегодня же даже люди, плохо и редко, и мало Бахтина читавшие об этой теории знают и применяют её везде. Вот, например, случается открытие Олимпиады в Париже, в котором кто-то улавливает элементы пародии на «Тайную вечерю». И возникает в ответ на это хор голосов, которые говорят, что нет, все нормально, это по Бахтину. Вот по Бахтину, карнавальная культура, можно высмеять все, что угодно, любую святыню, она тем самым только утверждается. Поэтому если вас, там, уважаемые православные верующие, это ранит, то вы просто неправильно все поняли, просто Бахтина перечитайте. Вот на это, во-первых, отвечают, что невозможно везде просто так концепцию Бахтина применить. Он писал о средневековой культуре, когда вокруг святость, а вот тогда есть карнавал, как период перед Великим постом. Если вокруг нехристианско-секулярная культура, то и теория карнавала сюда не очень вписывается, как пауза в религиозной культуре. Но и Аверинцев возникает, безусловно, как человек, который проблематизирует эту тему карнавала, над всем ли можно смеяться, даже если мы признаем карнавальность культуры. Это важнейшая тема, очень актуальна сегодня, вот исходя из того, что мы видим вокруг. Ну вот еще одна тема, связанная с тем кругом проблем, о которых размышлял Аверинцев, это тема о Святой Руси. Даже студентам на нашем факультете, мы даем читать статьи Аверинцева, где он пишет об этом понятии, что такое Святая Русь, что в это понятие вкладывается, и тоже это всецело актуально, потому что существует такая реакция, когда слышат выражение Святая Русь, говорят, ну какая же святость на Руси, ну посмотрите, везде грешники, что за такое национальное самопревозношение, как будто русские святые только потому что русские. И вот Аверинцев стремится показать, что нет этого содержания в понятии Святой Руси. А вот о чём это понятие для Аверинцева?

Алексей Козырев
— Ну, я помню его статью «Византия и Русь. Два типа духовности». Я не помню статью о Святой Руси.

Константин Мацан

— Я именно эту статью имею в виду. Там эта тема есть.

Алексей Козырев
— Да. Это, кстати, очень здравая статья, написанная к тысячелетию Крещения Руси и опубликованная в журнале «Новый мир». Мы как раз были студентами тогда. Сергей Сергеевич, который занимался Византией, очень внятно показывает, что нельзя Русь и русскую культуру свести к византийской культуре. Вот, рассматривать нас как аппендикс, филиал или копию бледную Византии, в русской культуре есть свои особенности. Он говорит и о том, что первыми русскими святыми были Борис и Глеб, страстотерпцы, то есть люди, которые отказались от вооружённого сопротивления своему брату ради того, чтобы не нарушить какой-то родовой закон, выше его поставить духовный закон. Это и иконописная традиция, где есть святые иконописцы, и само отношение к иконописи как к чему-то святому, а не просто как к ремеслу. Богомаз, как иногда называли так унизительно человека, который пишет иконы. Ну, есть богомазы, а есть Андрей Рублев, Дионисий, есть Феофан Грек, и вот это Русь в её иконе, так назывался текст, «Россия в её иконе», у Евгения Николаевича Трубецкого во время Первой мировой войны, «Россия в её иконе», действительно, в иконе мы можем увидеть образ этой Святой Руси. И, вообще-то говоря, ну, Святая Русь — это Русь святых. В чем здесь проблема? Если мы забудем о Сергии Радонежском, о Серафиме Саровском, да? Вот какой же Русью мы будем? Вот, поганой, а не святой. А Святой Русью мы будем тогда, если мы будем помнить наших святых, наших епископов, пастырей духовных, и, кстати сказать, для византийской традиции, святой — это либо епископ, либо воин. А в русской традиции добавляются целые сословия. Это и юродивые святые, и иконописцы святые, и старостатерпцы святые. Вот Борис и Глеб, Николай Второй и царская семья, тогда еще не прославленная, когда Аверинцев писал эту статью. Ну и, конечно, это внимание Сергея Сергеевича к русской литературе. Вот замечательно Чехова он прочитывает, который пишет прекрасные рассказы об акафисте, «Святой ночью», например, есть рассказ у Чехова. То, что близко Аверинцеву, он занимается поэтикой византийского акафиста.

Константин Мацан
— Почему Аверинцев живет в этой статье, где он про Чехова пишет, по крайней мере, я помню, статья, которая называется «Крещение Руси и пути русской культуры». И вот он показывает влияние византийской литературы на русскую литературу, и говорит, почему про Чехова, обратимся не к высоким памятникам, а к самому, что ни на есть, вот недавнему нашему классику, человеку, ну, светскому, Чехову, даже у него в рассказах вот герои восхищаются вот этим всем плетением словес византийских, древо благосеннолиственное, и вот герой Чехова восхищается, как красиво сказано, что даже вот они, ростки живые в литературе, которая нам очень близка, даже можно не идти в средневековую историю. Вот они, живые связи, культура живая.

Алексей Козырев
— Его мысли филолога о том, что русский язык похож на греческий именно вот этим своим синтетизмом, когда несколько корней объединяются в одно слово, в одно понятие, и это особый философский смысл придает языку, переводя такого рода слова: благосеннолиственно — на немецкий или французский мы должны сказать 2, 3 а то и 4 слова для того чтобы это объяснить, и это создает особую поэтику русского языка, что сказывается и в оде, почему Сергей Сергеевич так с пиететом относился к своему коллеге по кафедре Михаилу Ивановичу Гаспарову, академику, который занимался стиховедением и в том числе и математические методы использовал для изучения русского стиха. Аверинцев говорил: «Про нас будут говорить, что мы жили в эпоху Гаспарова». Я помню эти слова. Потому что Гаспаров открывал вот в русском стихе какие-то свои законы, вершины языка, наверное, это его поэтические формы, когда человек не брань на заборе пишет, а сочиняет оду, как Державин оду «Бог». И вот здесь мы можем сказать о языке в его номинальном, то есть умном виде. И Аверинцев, поэтому не случайно, и сам был поэт, и обращал большое внимание на чуткое слово Мандельштама или Вячеслава Иванова. Вот, надо сказать, что это сейчас Вячеслав Иванов, фигура всем известная, возвращенная, да, вот, а о нём никто не знал в 70-е годы, и именно Сергей Сергеевич Аверинцев составил малый том, малые серии библиотеки поэта. По сути, первое и, может быть, единственное советское издание стихов Вячеслава Иванова. Про него говорили: «Поэт для поэтов». Люди читать Вячеслава Иванова не будут. Ну, и да, и нет, и в каком-то смысле Аверинцев тоже поэт для поэтов. Но я вспоминаю, как к нам приезжал сын Вячеслава Иванова, Дмитрий Вячеславович, известный журналист, и Аверинцев представлял его в Первом гуманитарном корпусе, и на камеру телеканала, который приехал, читал римские сонеты Вячеслава Иванова. «Вновь арок древних верный пилигрим, В мой поздний час вечерним ’Ave Roma’ Приветствую как свод родного дома, Тебя, скитаний пристань, вечный Рим», — читал своим таким распевным, тоном. Потом Дмитрий Вячеславович выступал перед нами. У меня даже где-то осталась аудиокассета, записанная на магнитофон с этим выступлением.

Константин Мацан
— Алексей Павлович Козырев, исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вы вот упомянули другого выдающегося филолога Михаила Леоновича Гаспарова, коллегу Аверинцева. Я помню, здесь вот на вашем месте в студии Радио ВЕРА сидел Юрий Анатольевич Шичалин, провозвестник, такой подвижник классического образования в нашей стране, и, говоря, приводя тезис в пользу необходимости классических гимназий, где учили бы со школьницами греческий, латынь, он, я помню, говорил у нас в студии, что вот посмотрите, в послевоенные годы в Москве появились классические гимназии, стали возрождать это образование ненадолго, но в них пришли ученики, и двое из этих учеников — это Аверинцев и Гаспаров. Вот какие всходы большие, по мысли Шичалина, дало даже недолгое возрождение, ненадолгое время возрождение классического образования. У меня, может быть, такой философский вопрос к вам, хотя, в принципе, это и ожидаемо, с учетом того, какой гость в студии. А что сегодняшнему читателю в 24-м году могут дать тексты Аверинцева?

Алексей Козырев

— Ну, во-первых, надо сказать, что вопиет необходимость издания собрания сочинений Аверинцева в Москве, и я знаю, что Свято-Тихоновский университет сегодня ставит перед собой такую задачу, очень хотелось бы, чтобы это собрание сочинений новое, критическое вышло. Вот, потому что предыдущее собрание сочинений выходило в издательстве «Литера» в Киеве. Сейчас найти эти тома достаточно сложно. Вот, поэтому я считаю, что и работы Аверинцева по риторике, по античной литературе, они очень важны. Да он много о чем писал, о Юнге, о Германе Гессе. Мне кажется, что не какая-то одна конкретная работа, а именно личность и кругозор должен стать сегодня, в эпоху специализации и профессионализации, таким примером настоящего гуманитария. Человек, который соединяет в себе и высокую учёность, знание языков, например, перевод сирийской поэзии, сборник «Многоценная жемчужина», который издавался потом под названием «На берегах Босфора и Ефрата», где были опубликованы шедевры христианской аскетической литературы, как апокрифические, так и богословские. Это тоже надо переиздать сегодня, потому что это уже где-то затерялось в тех изданиях 90-х, может быть, нулевых. Так что мы по-новому посмотрим на Сергея Сергеевича Аверинцева, когда вот этот шеститомник будет издан, в том числе и собрание его стихов. Я нигде не встречал, хотя стихи Аверинцева для меня звучат в его исполнении, его голосом, вот, и когда я их читаю без этого голоса, они для меня что-то теряют, да, то есть вот...

Константин Мацан
— Ну, кстати, на сайте Предание.ру есть проповеди Аверинцева, ведь он же, помимо всего прочего, еще просто как церковный человек, вот, получал благословение, в стихаре выходил на амвон и блестяще произносил проповеди, в которых было всё, и поэзия, и вдохновенность, и глубина знания Библии, и византийской традиции святоотеческой. И вот когда, опять же, у нас в студии здесь сидела Ольга Александровна Седокова, ученица, Аверинцева, его соратница, собеседница на протяжении многих лет, она как раз так посетовала, что вот эта грань творчества Сергея Сергеевича, как его проповеди, несколько остается в тени его больших других безусловных заслуг. Вот я знаю, что в том шеститомном собрании сочинений, которое готовится, будет уделено место и собраны под одной обложкой тексты проповедей Сергея Сергеевича Аверинцева.

Алексей Козырев
— Насколько я знаю, никто не запрещает мирянам проповедовать, если есть такое благословение. И в качестве проповеди можно рассматривать и определенные главы выбранных мест из переписки с друзьями Гоголя. И уж тем более, «Воскресные письма» Владимира Соловьева. Книга, которую я очень люблю, где замечательные тексты на и Пасхальные дни, и дни Великого Поста, недели Великого Поста, и недели Цветной Триоди, то есть Соловьев как бы сознательно пишет эти тексты, связывая их с церковным календарем.

Константин Мацан
— У Аверинцева есть мысль, которую он в нескольких своих статьях, в особенности из его софиологического цикла, повторяет, а я говорю об этом как цикле, тут можно просто, может быть, тоже нашим слушателям сказать. Не так давно вышла книга, которая называется «Слово Божие и Слово Человеческое. Римские речи» Сергея Сергеевича Аверинцева. Это подборка его выступлений на международных конференциях, по

большей части в Италии, и вокруг темы о Софии, мудрости, диалоге культур, восточнохристианской, западнохристианской. И о том, что вот эта тема о мудрости Божьей как неком человеческом духовном качестве, которое Бог человеку может даровать, и как отношение к жизни, к философии, к культуре, к обществу. Вот это была центральная, очень важная тема этих бесед, и хорошо, что они собраны под одну обложку, и они дают такое целостное представление о том, как об этом Сергей Сергеевич мыслил. И вот там в нескольких местах повторяется мысль, которая меня так очень в сердце укалывает. Сергей Сергеевич говорит: «Есть сегодня идея, которая отторгается современной культурой, признается репрессивной и авторитарной». Эта идея о том, что вера к чему-то верующего обязывает. Вот такое утверждение, бьющее в совесть. Нам проще помнить слова о том, что вера — это про свободу, про любовь, безусловно. А вот то, что есть ещё такая составляющая, что если ты себя дерзнул назвать христианином, то ты подписал контракт, который что-то ещё тебя теперь к чему-то обязывает, вот эту мысль Аверинцев как-то вот проводил, постоянно к этому обращался. Вот как в вас это отзывается?

Алексей Козырев
— Это связь свободы и ответственности. Это извечная тема. Это связь прав и обязанностей. Ведь в гражданском законе есть не только права у человека, но есть и обязанности. Прав без обязанностей не существует, так же как не существует свободы без ответственности. И культура, которой Аверинцев занимался, кафедра истории, теории и культуры, это тоже удивительная вещь. То есть, с одной стороны, это творчество, с другой стороны, это порядок. Это стиль, это дрессура, это закон, это ограничения, которые культура накладывает на человека. Культурный человек не будет сморкаться, где попало, не будет плевать, куда он хочет. То есть он даже по своему поведению, по поведению за столом будет соблюдать определенный этикет. То же самое и то, что касается веры. Вот, наверное, я бы не стал метафору контракта. В каком-то смысле это больше западный такой католический способ сводить духовную жизнь человека к юридическим ограничениям, искупление, юридическая теория. Но, тем не менее, да, это такая вольная неволя, если можно так сказать. Человек сам на себя берёт эти ограничения, сам на себя берёт иго, которое благо есть, как говорил Спаситель. Потому что во всём есть диалектика.

Константин Мацан
— Я согласен и благодарен вам за замечание, что, может быть, контракт -метафора не самая удачная, потому что ведёт к ассоциациям, что вот я подписал контракт, и мне гарантировано, что это спасение. Я, скорее, вспомнил о том, что слово «завет» — ветхий или новый — это договор. Договор человека с Богом в каком-то глубоком смысле. И Бог обещает нам что-то одно, но и мы берём на себя обязательства, связанные с тем, чтобы то, что нам обещано и даровано, на себе понести. Спасибо огромное, Алексей Павлович, за эту беседу. Я очень вам благодарен, что мы сегодня Сергея Сергеевича Аверинцева, и личность неисчерпаемая, и темы, которые он предлагает, бескрайние. И ваш бэкграунд, я в этом просто убеждён, побуждает нас к тому, чтобы продолжить эти разговоры с вами, как с гостем на волнах Радио ВЕРА. Ну, а всем нашим слушателям я ещё раз напомню, что каждую субботу в 11 вечера программы «Философские ночи», где Алексей Павлович Козырев выступает ведущим и приглашает, на самом деле, уникальных гостей, которые, может быть, к другому ведущему не пойдут, а вот к Алексею Павловичу приходят с удовольствием и на глубочайшие, интереснейшие темы общаются. Обязательно слушайте в 11 вечера по субботам. Спасибо огромное. В прошлый раз Алексей Павлович Козырев, исполняющий обязанности декана философского факультета МГУ имени Ломоносова, был сегодня в программе «Светлый вечер». В студии микрофона был Константин Мацан. До свидания.

Алексей Козырев

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Послания апостола Павла к Ефесянам и Колоссянам». Прот. Андрей Рахновский
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов