В этом выпуске писатель, актер Евгений Сулес, публицист Елена Жосул и настоятель храма Рождества Богородицы в селе Поярково священник Александр Насибулин делились своими мнениями о том, что такое радость для православного христианина, чему и как можно радоваться и как сохранять в своем сердце пасхальную радость.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Н. Лангаммер:
– Христос воскресе, дорогие наши радиослушатели и зрители программы «Клуб частных мнений» – она уже сейчас выходит в записи на YouTube-канале Радио ВЕРА. И сегодня у нас, в такой радостный день, очень интересная тема – про радость. Почему у нас скорбные лица в храме. Размышлял на эту тему у нас Евгений Сулес, автор программы «Частное мнение», в утреннем эфире. Добрый вечер, Евгений.
Е. Сулес:
– Добрый вечер. Воистину воскресе Христос!
Н. Лангаммер:
– Воистину воскресе! Евгений писатель, автор наших «Частных мнений». И сегодня мы пригласили в студию публициста, популярного православного блогера Елену Жосул.
Е. Жосул:
– Здравствуйте.
Н. Лангаммер:
– Добрый вечер, Елена. Я потом расскажу, почему такой ансамбль сегодня. И у нас в гостях настоятель Богородице-Рождественского храма деревни Поярково, отец Александр Насибулин.
Иерей Александр:
– Добрый вечер. Всех поздравляю с Пасхой Господней.
Н. Лангаммер:
– Давайте сначала послушаем Женину программу. И потом раскроем все наши задумочки.
«Один священник рассказывал, как где-то за границей друзья, люди нецерковные, забирая его после службы из храма, спросили: «У вас что-то там случилось? У всех такие скорбные лица». Я тоже часто ловлю себя на мысли, что у нас в Церкви порой такие странные лица – серьезные, строгие, даже суровые. Мы пришли в храм Божий и всем своим видом показываем серьезность происходящего, мы несем свою серьезность впереди себя и всячески ее демонстрируем. Но мне кажется, эта внешняя демонстрация во многом пытается восполнить внутреннюю пустоту. И призвал же апостол всегда радоваться, а Спаситель – помазать голову и умыть лицо, когда постишься. Вот этой радости, а порой простой приветливости лично мне не хватает и между прихожанами, и особенно когда кто-то приходит в храм случайно. Такого человека Бог привел. Даже если он просто забежал поставить свечку, чтобы сдать экзамены или найти работу. И мы просто обязаны встретить его с распростертыми руками, как долгожданного дорогого гостя. Причем даже не нашего гостя, а гостя нашего Господа. Нам нужно его так радостно, так приветливо встретить, чтобы ему захотелось вновь прийти. Потому что там, в храме, какие-то особые люди. Исполнить слова Господа: по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою. А мы, положа руку на сердце, можем годами ходить в один храм и даже не здороваться друг с другом. Конечно, много и радостных людей в Церкви, не все показательно серьезны. У нас, например, в храме бабушки читающие записки такие радостные и приветливые, что всякий раз, когда смотрю на них, хочется улыбаться. И многие батюшки по-настоящему радостны, умеют и пошутить хорошо и к месту. Все это несомненно есть. И вот с таких радостных людей я и хочу брать пример. Как писал отец Иоанн (Крестьянкин), христианин должен быть для всех солнышком. Постараюсь быть солнышком для всех и не только в храме».
Н. Лангаммер:
– Вот. Женина программа и называется, собственно, «Радость». И я расскажу сразу, почему позвала Лену. Потому что Лена очень такой популярный в интернете блогер и удивительно артистично рассказывает и показывает эти унылые наши лица в храмах. Вот я думаю, мы сейчас как раз эту тему и разберем, да, почему и Лена столько внимания ей уделяет. И отец Александр Насибулин прославился, я бы сказала, отец Александр, известным видео пасхальным, когда вы бегали с кадилом по храму и столько...
Е. Сулес:
– А, так это были вы?
Иерей Александр:
– Это был в том числе и я. Многие священники себя как-то экспрессивно проявляют в этот праздник, потому что невозможно сдерживать действительно ту радость, которая в сердце.
Е. Сулес:
– Но то самое видео, которое стало вирусным – это с вами.
Иерей Александр:
– Видимо, да.
Е. Жосул:
– Веселые ноги, оказывается, у отца Александра. То самое «веселыми ногами», да, встречаем Пасху. Вот это как раз отца Александра ноги.
Н. Лангаммер:
– И сколько, интересно, было размышлений негативных: «Что такое себе позволил православный священник? Бегать?!»
Иерей Александр:
– Ну да, к сожалению, все хочется загнать в какие-то рамки. Но вот христианство ни в какие рамки все-таки не может загнаться действительно, а особенно в части вот той радости, основание для которой нам дал Господь Своим Воскресением. И вообще-то радость – это заповедь Божия. «Всегда радуйтесь, – апостол Павел говорит. – Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе». И вот мы стараемся к этой радости всячески приобщаться, как только можем. Она может быть и внутренняя. Но, конечно же, каждое внутреннее чувство проявляется вовне, и вот оно может проявляться совершенно по-разному. Но Пасха – это вообще праздник праздников. Поэтому нам очень нравится, как у Гроба Господня там, знаете, арабы на шею друг другу садятся, там играют в барабан там и так далее – то есть это выражение человеческих чувств, и не просто по отношению к какому-то событию, а по отношению к Воскресшему Христу. Как их еще выражать? Мы выражаем их, как можем. Так ярко, как только у нас хватает на это сил.
Н. Лангаммер:
– Но вот, кстати, эти арабы, да, это же известная история, что, когда их попросили выйти сколько не сходил Благодатный огонь, несколько часов, пока их не вернули назад. Но вот я сегодня, мы тут обсуждали до записи, будут ли кто-то против радости. Давайте я буду Бабой Ягой сегодня и озвучу, почему, собственно, наверное, почему мы иногда выступаем со скорбными лицами: «А как же плакать о грехах?» Ну то есть это не просто люди, которые, я не знаю, с советских времен и считают, что ай-ай-ай, должна быть дисциплина. Нет, есть же под этим подоплека, Жень. Ну почему люди грустные? Ну потому, что... Вот у меня мама Жанну Бичевскую послушала и говорит: и что так грустно-то все у вас в Церкви? Ну а там тоже глубина.
Иерей Александр:
– Ну когда я слушаю Жанну Бичевскую, я тоже могу даже и всплакнуть, но при этом я испытываю радость. Там какое-то одновременно вот это такое радостнопечалие. Одновременно.
Н. Лангаммер:
– Так, ну печаль-то у нас имеет право быть, Лен?
Е. Жосул:
– Ну конечно, имеет право быть, но здесь, мне кажется, просто не нужно натягивать себя до каких-то стандартов эмоционально. Во-первых, о грехах не обязательно плакать, грехи можно исповедовать с самым разным состоянием эмоциональным. Главное, чтобы это было честно, искренне, прямо, открыто и без лукавства, и без фальши. Когда ты себя как бы понуждаешь непременно вот скорбеть, испытывать какое-то отчаяние, у тебя ничего хорошего на выходе не будет. Я думаю, отец Александр поймет, о чем я говорю, как исповедующий священник. Самое главное – это то, что какой помысл у тебя в данный момент лежит в сердце. Если ты хочешь, может быть, просто на какой-то эмоциональной высоте подойти и свои грехи, может быть, даже на энтузиазме рассказать на исповеди, не нужно из себя давить эту слезку и специально там нюхать, условно говоря, лук, для того чтобы у тебя эти слезы полились.
Иерей Александр:
– Вообще слезы – это не индикатор глубины совершенно.
Е. Жосул:
– Абсолютно.
Иерей Александр:
– То есть человек может плакать – и у него совершенно не глубокие переживания. И вообще не плакать, даже при смерти близкого человека, а у него самые глубочайшие. Это все от психотипа очень зависит и от многих вещей.
Н. Лангаммер:
– Ну мы же берем за образец какие-то деяния святых, да, вот я сейчас так вспоминаю, где было про слезы. Ну например, у Тихона Шевкунова, да, в книге про Псково-Печерский монастырь, вот там был монах, к которому пришли и сказали: помоги, отче. Он говорит: я плачу о своих грехах. Он реально плакал. У апостола Петра были бороздки, да, на иконах изображаются – он плакал. И поэтому эти слезы, наверное, люди воспринимают как эталон. Но я вот абсолютно согласна сейчас с Леной, потому что выжимать из себя это нельзя. А можно ли на исповеди, принося грехи, сдавая грехи, как некоторые говорят, можно ли при этом и печалиться, и радоваться? Или какое должно быть состояние? Вот продолжая Ленину мысль.
Е. Сулес:
– Ну состояние то, которое рождается, конечно, у человека. Задача священника, например, принимая исповедь, погрузиться с человеком на дно его души, да, но не для того, чтобы там остаться в каком-то даже унынии, может быть, в котором пребывает человек. А для того, чтобы, как Христос, взять человека за руку и вообще-то повести на небеса. И я бы хотел отметить, что, вообще-то, плач о своих грехах – это состояние временное. Мы в вечности не будем плакать о своих грехах. Поэтому хорошо бы привыкать немножко к тому, что будет вечно. А радоваться о Воскресшем Христе мы будем действительно вечно. Вот об этом тоже не стоит забывать. Поэтому даже, кстати, премудрый Соломон об этом говорит, что веселое сердце, оно и делает лицо веселым. А унылый дух сушит кости, он говорит. Или еще там дальше, что даже вызывает уныние. То есть длительное пребывание вот на этом дне, оно действительно может загнать человека уже в какие-то крайние формы уныния, откуда человеку выбраться будет уже крайне сложно. И Христос, надо сказать, когда призывает к покаянию, очень мало внимания этому уделяет. Знаете, вот как будто бы нет такой развитой системы в Евангелии плача о грехах, скорби там, покаяния. Христос как бы говорит: согрешил – встань, покайся и следуй за Мной. А о радости, о добродетели, о том, как эта радость должна в мире проявляться, ну на мой взгляд, в Евангелии очень много говорится. И само Евангелие вообще это переводится как «радостная весть», да, которую Христос принес. И поэтому плач – это все-таки временное состояние. Поэтому человек пришел, покаялся, эти грехи оставил, отправил на Крест Христов, а дальше уже идет жить эту жизнь в радости и без греха, надеемся.
Е. Сулес:
– А какая радостная книга Деяний Апостолов, вот я просто так ее люблю, там же просто все на радости построено. Они там страдают, и камнями побивают апостола Павла, но там постоянная радость такая вот. И мне кажется, когда мы радуемся, мы как-то немного возвращаемся к духу первых христиан.
Е. Жосул:
– Вообще, честно говоря, я не психолог, но я думаю, осмелюсь предположить, что все-таки психически здоровый человек, с устойчивой психикой, он не может постоянно рыдать, он не может долго вот, как отец Александр говорит, зацикливаться в состоянии плача. Для нормального, устойчивого там мировоззрения, душевного строя, все-таки плач – это импульс, который вот он действительно, он резкий, он сильный, но он кратковременный. Когда ты застреваешь в состоянии рыдания, тут уже нужно смотреть, что у тебя происходит с психикой, насколько в тебе много элементов истероидности и ты расшатан на самом деле. Тут не надо проводить параллели с аскетикой святых отцов. Мы, православные миряне, очень часто падаем в эту ловушку, в эту яму, мы подкашиваем, подгоняем себя под стандарты раннехристианской, древнехристианской аскезы. И действительно для этого очень много есть обстоятельств, когда мы в эту ловушку падаем, когда мы постоянно слышим: «плачу и рыдаю, егда помышляю сметь», канон Андрея Критского, который пропитан постоянным сокрушением о своих грехах. Ты это слышишь и думаешь: Господи, ну ведь мне-то не хочется плакать, что со мной не то? Я, наверное, как-то плохо молюсь, и вообще я что-то не то, наверное, испытываю. Если я не чувствую себя, искренне не чувствую себя самым последним грешником... Но я же не самый последний грешник на этой земле, Господи, ну что же мне делать-то с собой? И очень мало кто способен людям обычным, современным мирянам, вразумительно объяснить, что с тобой все в порядке, если ты не хочешь постоянно биться головой о каменный пол в храме. Успокойся.
Н. Лангаммер:
– Да, вот насчет я самый, я хуже всех, вот это вот: я хуже всех. Я тоже переписывалась с одним православным человеком, и там что-то какое-то было замечание по какому-то посту, не моему, и я говорю: а что же делать человек должен? Ощущать себя, как подобает христианину. Я говорю: а как подобает христианину? И дальше там хештег, и он написал мне: я хуже всех. И у меня это вызывало внутренний протест – вот то, о чем говорит Лена. А почему, собственно, я должна себя чувствовать хуже всех? Возможно так оно и есть, но я так не чувствую. И это вот выдавливание из себя того, что я не чувствую, мне кажется, и порождает скорбные лица.
Е. Сулес:
– Православное тщеславие. Не просто грешник, а самый грешный, да. Я самый грешный.
Н. Лангаммер:
– Я грешнее тебя.
Иерей Александр:
– Я точно могу сказать, что я грешен. Не знаю, уж самый грешный или нет. Но свою греховность, конечно, человек, безусловно, призван ощущать, православный человек, мы все эту греховность в себе чувствуем. Надо только понимать, что греховностью все не заканчивается. А следующий шаг, который мое сердце радует, это всепрощение Божие – что Господь меня, вот таким грешным и ужасным, Он принимает, как блудного сына. Вот действительно это очень яркий образ, что этого блудного сына отец даже ни о чем не спрашивает, не назидает, не говорит, как ему надо было правильно жить, он просто выбегает и обнимает.
Е. Сулес:
– И даже не дает ему договорить. Меня всегда поражает, что он даже уже заготовил больше, а отец не дает ему договорить...
Иерей Александр:
– Конечно. Это удивительный образ покаяния, который не повергает тебя на пол, чтобы ты всю жизнь омывался этой грязью, в которую ты действительно сам себя обрек. По идее, ты этот отец должен был взбучку устроить, сказать: ты с этими свиньями там водился, вот и здесь свиньями занимайся, да. А он лучшего теленка, он стол для него накрывает. Вот когда я иду на исповедь, для меня это всегда осознание собственного недостоинства, греховности моей, но в то же время такой радости, что Отец меня безмерно любит и этого уже никто не может отменить. Сам Христос эту весть мне отдал, и все, и в этой любви Его купаюсь. И мне от этой любви даже еще больше хочется не грешить, чем, может быть, если бы я постоянно размышлял о грехах, копался бы в этой грязи. Как, знаете, иногда люди приходятся на исповедь и как будто бы, ну простите, прямо упиваются этими грехами, говоря, что вот, а там все вокруг тоже плохие, и все меня на это, значит, куда-то вели там и так далее. Как будто бы с грехами, как вот святые отцы учат, как с бесами, разговор должен быть короткий: отсек и пошел дальше за Христом.
Н. Лангаммер:
– И я напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Мы сегодня говорим о радости, и у нас инициатор темы Евгений Сулес – писатель, актер. В гостях у нас публицист и популярный блогер православный Елена Жосул. И отец Александр Насибулин, настоятель Богородице-Рождественского храма деревни Поярково. И вот очень важную тему мы подняли – про искренность нашу, да, в наших чувствах. И действительно, если человеку свойственно, наверное, Господь неслучайно сказал про радость, потому что это, правда, органичное и нормальное чувство для человека, в котором мы, наверное, должны пребывать. Тогда, Женя, откуда у нас в храме вот эти лица? И связаны ли они, на секундочку, вообще с плачем о грехах?
Е. Сулес:
– Вот, очень хороший вопрос. Сразу забегу вперед, мне кажется, что не связаны. А вот почему, мне кажется, есть несколько ответов. Но один ответ – традиция. Вроде так повелось: мы приходим в храм, вот надо как-то серьезно себя вести.
Н. Лангаммер:
– Благочестивенько.
Е. Сулес:
– Да, надо вот так как-то. Схватиться за внешнее легко, и понятно, это внешнее. И мы хватаемся за него и начинаем так вот как-то вести себя, в какой-то такой традиции, как мы себе это представляем. Но есть и вторая причина, это вот она более, если это не так, если это идет изнутри человека, то тогда стоит задуматься. Потому что, вообще говоря, радость это, мне кажется, ну проявление того, индикатор того, что мы живем как-то в сторону Бога. Чем меньше у нас радости, тем больше, значит, что-то не так с нашей жизнью, есть о чем задуматься. Вот еще какой важный момент.
Н. Лангаммер:
– И все же почему тогда эти лица, что же это за традиция такая? Лена, вы с ней воюете, так я бы сказала.
Е. Жосул:
– Ну я могу сказать, что меня она печалит, огорчает, и я о ней, как и Евгений, пытаюсь говорит. Я, кстати, хочу сказать, что я, как говорят в интернетах, знаете, ППКС – когда я услышала вашу вот эту аудиоколонку, я понимала, что я под каждым словом готова подписаться. Потому что действительно это да, это наша беда, наш диагноз, это фактически наше зеркало, в которое мы смотрим и обнаруживаем угрюмость. Кто когда вообще исповедовался, хотя бы раз в своей жизни, в том, что он угрюм? В том что он, будучи христианином, своим выражением лица транслирует, в общем-то, антихристианские состояния внутренние. Потому что угрюмость – а то, о чем Евгений говорит, это, в общем-то, угрюмость, да, это такая понурость как бы, серость, такая нарочитая серьезность, – это все, ну это как бы наша констатация нашей, в общем-то, наверное, тоже степени духовного здоровья, которую мы сегодня в себе обнаруживаем. Но я бы еще сказала, что все-таки храм храму рознь, приход приходу рознь. Как в каждой семье есть своя атмосфера, свой запах, запах каждого дома, он очень индивидуальный, он из многих факторов складывается, точно так же и приходы очень разные. Я знаю холодные приходы, пасмурные приходы, в которых заходишь, и ты там поеживаешься. Начиная от свечного ящика, где стоит женщина с очень суровым лицом, и она тебе сквозь зубы отвечает, как какие-то прямо такие продавщицы из лихих 90-х. Прости, Господи. А есть храмы совершенно другие – там другой климат, там вот воздух, он иной. Я думаю, тут очень большая роль принадлежит настоятелю, потому что от того, с каким эмоциональным зарядом, в том числе эмоциональным, и молитвенным, конечно, ну и просто чисто человеческим, и психологическим, глава храма, глава общины, священник, вот он выходит к людям, что он – я сейчас начну совершенно употреблять выражение такие неправославные, да, как бы – транслирует, что он излучает. Потому что все-таки, как бы то ни было, храм – это еще и эмоциональное пространство.
Н. Лангаммер:
– Конечно.
Е. Жосул:
– Что он с амвона людям передает, в том числе и на уровне эмоций, это определяет очень много. Это определяет отношения между людьми в этом храме, желание остаться после литургии на какие-то внехрамовые мероприятия, либо быстро пойти домой, сесть в машину и уехать по своим делам. Участвовать в жизни общины и вообще тебе хочется как бы здесь подольше оставаться. Либо ты формально пришел, ну как (Господи, прости) в бассейн ты пришел после работы, отплавал положенное себе, да, и ушел, забрав из шкафчика свои вещи. Точно также ты в храм пришел, причастился, подошел к кресту – ну и все, до свидания.
Н. Лангаммер:
– Ну это то, собственно, то, ради чего мы начали эту тему сегодня. Потому что приходишь в храм в иной – я человек, который тоже давно, как и все мы в храме, но порой приходишь и страшно.
Иерей Александр:
– Даже мне страшно иногда. Приходя в чужие храмы, даже в облачении, я так иногда сначала почву прощупываешь, насколько ты тут уместен со своей радостью. Потому что действительно бывает такое отторжение. Мне кажется, знаете, это, может быть, возможно, от некоей такой псеводмонашеской, стремления к псевдомонашеству среди православных мирян. Даже семейных людей, даже многодетно семейных. Почему псевдо? Потому что я вот, например, год жил на подворье Троице-Сергиевой Лавры в Москве – это было совершенно время такой духовной весны. Потому что монахи – люди очень радостные, и эта радость, она неподдельная.
Н. Лангаммер:
– Детская.
Иерей Александр:
– Она детская даже, да, и она проявляется в чем, что тебе рядом с этими людьми тепло. Она, может быть, не такая, что у тебя там улыбка во все лицо, не обязательно она себя так проявляет. Но с этими людьми тепло рядом. И вот хочется это тепло ощущать в каждом храме, безусловно. И мне кажется, каждый из вас призван быть, призван, еще раз, апостолом Павлом, то есть не забудем, что это действительно заповедь. Вот как Елена правильно, кто у нас раскаивается в том, что не радуется? Да нет такого. А ведь это тоже повеление Божие такое, через Павла, апостола.
Е. Сулес:
– А вот, кстати, апостол Павел, как удивительно, что в Послании Галатам, когда он перечисляет плоды Духа – любовь и второй идет радость.
Иерей Александр:
– Да.
Н. Лангаммер:
– Второй после любви, да.
Иерей Александр:
– Но радость, она неформатная, понимаете. Поэтому все мы как-то так действительно замыкаемся в рамках нашей традиции. Хотя если посмотреть на богослужение в Африканской Церкви, наверняка многие видели эти ролики тоже из интернета, это вообще удивительно совершенно.
Н. Лангаммер:
– И это тоже православие, между прочим.
Иерей Александр:
– Православие, наши братья и сестры. Очень хотелось бы там побывать, с ними вместе попрославлять Бога.
Н. Лангаммер:
– И потанцевать. А я вот сижу и думаю про храм, а у меня, знаете, образ автобуса. Ну то есть в автобусе приблизительно такие же лица вечером. Тогда причем здесь как бы вот скорбение о грехах? Все-таки тогда мы, получается, приносим свои маски, пытаемся...
Е. Сулес:
– Вот нам и нужно входить в автобус, сказать: здравствуйте. Вот я помню, отец Дмитрий Смирнов рассказывал, что он в подъезде всех научил здороваться. И все уже, говорит, дворники со мной здороваются, все. То есть надо вот начинать. А что это за странный человек зашел, такой радостный? Надо узнать причину его радости. Тут же еще важный момент, что по нам же судят о Христе, о христианстве, о Церкви.
Н. Лангаммер:
– Конечно.
Е. Сулес:
– И, извините, ну кто захочет ходить в церковь. И что о нас думают, когда видят вот унылых православных: ну понятно, от всего в жизни отказались, вот и унывают.
Н. Лангаммер:
– Конечно.
Е. Сулес:
– И не пойдут никогда в такую церковь.
Е. Жосул:
– Это очень отталкивающий момент, очень. И действительно, это в том числе и сфера личной ответственности конкретного каждого прихожанина, христианина. И хотелось бы, чтобы, не знаю, этому не то чтобы этому обучали, но хотя бы напоминали бы людям и своим примером показывали как бы, что надо действительно радоваться. Потому что огромное количество людей, импонирующих, да, расположенных к православной культуре положительно, боятся этот шаг сделать именно потому, что им страшно споткнуться вот об этот лед, о серость, вот об эту как бы такую эмоциональную стену.
Н. Лангаммер:
– Якобы традицию. А традиция на самом деле, она бывает, просто вот до какого-то, не знаю, сюра доходит, что: «Куда ты сумку поставила? Ты видишь, тут бордюр вдоль стены?» За этим бордюром просто плитка лежит. Нельзя подходить ближе к иконам. И мне рассказывают, мне кажется, я уже не первый раз эту историю привожу. Я видела в храме на Красной площади, где очень много людей ходит, как вошла бабушка уставшая, села на лавочку при мне. Следом входит иностранец в шапке, она разворачивается и начинает на него кричать: «Ты почему шапку там в храме не снимаешь?!» Она вообще здесь ни при чем, она пришла посидеть, отдохнуть. Но вот так и получаются вот эти православные бабушки, которых в итоге люди боятся. Потому что странно, что к нам уже, вот одна из первых эмоций, в которых мы признались, это страх.
Иерей Александр:
– Да. Мне кажется, даже во многом можно глубже здесь копнуть. Может быть, люди в Церкви не ощущают Воскресшего Христа. По той причине, что мне кажется, когда ты чувствуешь Его присутствие в Церкви, во всем что там есть, собственно, ты не можешь не радоваться. Все, Он рядом с тобой, мы люди Пасхи, уже тоже этого невозможно отменить, слава Богу. Все, мы в этом живем. И вот понимаете, здесь же посыл человеческий. То есть когда человек идет причащаться, он может просто это делать ну как-то формально – все идут и я иду, да. А может ощущать, что в него в этот момент входит огонь Христова Воскресения, Воскресшего Христа мы причащаемся. Открываешь Писание, как некоторые батюшки говорят, там по главе в день – и вот человек вычитал и пошел, довольный, жить дальше. А можно подумать: а как я вот эти призывы Христа, которые Он мне не обращает, в мою жизнь могу взять и начать так жить? Мне кажется, мало кто вообще об этом как-то задумывается, что это все обращено к нам. Вот все что написано в Писании, я даже среди православных встречаю такое, что ну это уже там старое, это не актуально, у нас вот святые потом много чего еще наговорили. Но Евангелии-то это наша первая книга, вообще там Христос с нами говорит. Ну и молитва, конечно. Мне кажется, тоже она не всегда такая горячая, она тоже не всегда такая вот, в призывании Духа Святого, в наполненности этим Духом и, как следствие, в ярком выражении присутствия Христа в твоей жизни. Вот из-за того, что жизнь не христоцентрична, она может упираться в традицию, в то что сказал батюшка, ну или еще во что-то. И люди, мне кажется, из-за этого подмена понятий, может быть, происходит. То есть надо искать Христа в Церкви. Вот кто Его найдет, тот уже не сможет расстаться равнодушным или с каким-то каменным, унылым лицом.
Е. Сулес:
– Вот это очень глубоко, да, действительно. То есть каждый раз, когда мы теряем эту радость, мы действительно, значит, теряем веру в Воскресшего Христа. Потому что если она живая у нас, то она не может не рождать радость.
Н. Лангаммер:
– Но вообще на самом деле мы иногда блуждаем. Я по себе могу сказать, что очень много начинаешь иллюзорного – то, о чем Лена говорила, да: а так ли я выгляжу? А так ли я стою? Ну условно. А так ли я себя веду? И достаточно просто уйти в молитву, согреться молитвой, и ты начинаешь себя вести по-другому, вот ходить в присутствии Бога. Ну не в том, пророческом, может быть, смысле, хотя почему нет, да, но действительно ощущать, что Господь рядом. Если Ты Его чувствуешь, и Он теплый, то тебе хорошо, тебе не может быть плохо.
Иерей Александр:
– В Церкви очень хорошо, друзья.
Е. Сулес:
– Это правда.
Иерей Александр:
– Вот надо всем создавать, как и в семьях, кстати, семья тоже малая Церковь. Я всегда говорю, в семье и в Церкви нам должно быть очень хорошо, мы там должны себя чувствовать счастливыми. Вот мы такую традицию ввели у нас на приходе (только никому не говорите) – мы обнимаемся вот на вот возглас: «Возлюбим друг друга...».
Н. Лангаммер:
– Ничего об этом не говорите.
Иерей Александр:
– Звучит этот прекрасный возглас. Ну мы там потихонечку как-то так, междусобойчик у нас такой.
Н. Лангаммер:
– Это такая история, вот этот возглас: «Христос посреди нас!».
Иерей Александр:
– Да, удивительно, а люди стоят как каменные в этот момент. «Возлюбим друг друга».
Н. Лангаммер:
– А нельзя отвечать.
Иерей Александр:
– Ни отвечать, никуда не двинуться.
Н. Лангаммер:
– А почему?
Иерей Александр:
– Я говорю: друзья, обнимаем. И мы как сами показываем пример – выходим и тоже с алтарниками на солее начинаем обниматься.
Е. Жосул:
– Чудесная практика. Я ни разу не слышала про такое, ни разу не видела.
Е. Сулес:
– Я только на Пасху такое встречал.
Иерей Александр:
– Только на Пасху. А мы каждое воскресенье. И люди немножко, ломается этот лед как бы, ломается корка ледяная в сердце каждого человека. И ее прямо надо ломать. Вот как Евгений хорошо сказал, заходишь в автобус – скажи там: ну здравствуйте. Там, не знаю, еще что-то. Ну как-то общаться с людьми начинать, ни с того ни с сего. Вот у меня матушка, молодец, стала покупать кофе и просто на улице там дворнику или еще кому-то. Это ей само нужно, она ломает свою корку неприятия людей, может быть, или какого-то барьера. Потому что мы все братья и сестры, надо быть ко всем открытым. И Христос нас этому учит, это прямо красной линией, по-моему, проходит в Евангелии. Этому надо учиться.
Н. Лангаммер:
– Вот я про этот возглас. Очень важная, да, история. Потому что мы с отцом Александром познакомилась через общину отца Андрея Юревича, когда снимали фильм «Свидетельство о любви». И там принято вот это друг другу говорить, и мы ходим, обнимаемся, когда мы поем «Верую». И после этого я там ходила в другие храмы. И вот стоишь в храме, и рядом стоит человек. А так хочется спать. И что он меня подпирает? Он что, не видит, что мне неудобно креститься? Он уже практически на меня лег. Сейчас я ему покажу, я так перекрещусь, так помасштабней, чтобы зацепить его спину... И вдруг говорят: «Христос посреди нас», он поворачивается и говорит: «Христос посреди нас». И я ему говорю: «И есть, и будет». Какое неудобно?! Христос посреди нас. Это настолько радостно, мощно, сильно. И мы действительно себя ощущаем единым вот этим вот христианским организмом, телом Христовым, что это совершенно потрясающая вещь. Действительно, без Христа это и невозможно чувствовать.
Е. Жосул:
– Это чудесная традиция, но я просто уже предвижу, а может быть, вы получали такого рода обвинения в свой адрес, что: «Ой, как у протестантов, что это такое они делают? Как-то нетипично, неестественно, что за модернизм вообще, зачем так делать?» То есть вот у нас, ну вот наша масса православная, она к таким вещам относится просто очень подозрительно.
Иерей Александр:
– Я все время говорю: друзья, забудьте про протестантов. Все что вы знаете о протестантах доброго – это все наше, мы просто про это забыли. Это все надо забирать себе домой, друзья. И обниматься, и любить друг друга, и читать Евангелие, и делать его центром своей жизни, и петь псалмы. Вообще-то нас Писание к этому призывает, что протестанты, молодцы, делают, все мы забираем. А протестанты и не против, они все отдают. Так что все прекрасно.
Н. Лангаммер:
– Конечно, все наше. Мы продолжим общение через небольшую паузу. Но напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Тема у нас сегодня о радости. И в гостях у нас инициатор темы Евгений Сулес, актер, писатель. Православный публицист, блогер Елена Жосул. И настоятель Богородице-Рождественского храма в деревне Поярково, отец Александр Насибулин. Не переключайтесь.
Н. Лангаммер:
– И мы возвращаемся в студию светлого радио, в программу «Клуб частных мнений». Продолжаем говорить о пасхальной радости и о том, почему же у нас тогда скорбные лица бывают. Инициатор темы Евгений Сулес, актер, писатель. И в гостях у нас публицист, православный блогер Елена Жосул. И настоятель Богородице-Рождественского храма деревни Поярково, отец Александр Насибулин. Меня зовут Наталья Лангаммер. Давайте продолжим интересную тему, почему мы себе запрещаем радоваться. Вот я тоже сижу и размышляю. Когда я пришла в церковь, в монастырь, и был молодой батюшка, на исповеди я у него была, и я помню, я спрашивала прямо по списку: «А можно на коньках кататься? – Можно. – Но ведь я тогда буду по-мирски радоваться. – Ну ты там молись в этот момент. – А на машине можно гонять вечером? Я так люблю Москву вечернюю. – Ну можно. – Но я это очень люблю. – Ну главное, чтобы эта любовь не затмевала любовь к Богу». И я вот реально с этого начинала – то есть я была не про любовь, а про можно, нельзя, когда пришла в храм. «А можно в пост музыку в машине послушать?» Мы так боимся себе позволить радость. А может ли действительно быть каким-то препятствием вот такая радостная привычная жизнь к богообщению? Не знаю.
Иерей Александр:
– А мне кажется, Господь бы тогда, знаете, создал собачек вот так всех одинаковых, вкусы все одинаковые, чтобы мы все видели сереньким, одного цвета. Мне кажется, такое разнообразие этого мира говорит, что Господь желает, чтобы мы вкушали этот мир во всей его полноте, кроме греха. Ну действительно все, что затмевает сердце человеческое, там вместо Бога, может стать грехом. Но может и не стать, если, наоборот, через это творение ты прославляешь Творца. Через эту прекрасную музыку, которую ты вкушаешь, ты прославляешь Бога, Который вложил в сердце человеческое эти мелодии и звуки и так далее. Поэтому нет, всем этим нужно наслаждаться. Мы так делим, знаете: вот церковная жизнь, а вот мирская какая-то жизнь. Но опять же мирская жизнь – это наша жизнь, весь мир – он наш, вот так вот. И приезжая куда-то, вот у меня друг есть, армянин, он так за столом ест и прославляет Бога...
Н. Лангаммер:
– Севак Мирабян, наш автор.
Иерей Александр:
– Да, наш общий друг. И он так ест – ну это просто. Я с ним Бога прославляю в этот момент. Потому что, слава Тебе, Господи, как же это вкусно там и так далее. Вообще молодец. И супружеская радость тоже Богом создана. Тоже у нас как-то вот супруги остерегаются, даже об этом говорят, что там в браке можно испытывать какое-то удовольствие, радость от близости там – это вообще там такие табуированные темы, ужасные. Но ведь это дано все Богом, да, и Господь еще в раю создал семью и близость мужчины и женщины и так далее. Не только для деторождения, но и для радости.
Е. Жосул:
– Отец Александр, просто какой-то, простите, редкий вид священника, нужно в Красную книгу занести. Потому что я с таким удовольствием слушаю то, что вы говорите сейчас. Очень редкий, знаете, как принято сегодня говорить, нарратив, который можно от священника услышать, что вообще из уст священника звучит оправдание права обычного, плотского человека на удовольствие, в том числе и физическое удовольствие. О, это нечто фантастическое.
Н. Лангаммер:
– Да, а у нас как принято, я слышала, да, что: «А что это ты хочешь радости в семье? Семья создана для того, чтобы, как точильные камни, друг друга точить. А где ты будешь тогда спасаться, если не в семье?»
Иерей Александр:
– По-моему, это какие-то уже лукавые человеческие такие мысли, которые к чему человека приводят в конце? К унынию. Вот такие люди, которые так рассуждают, как правило, вокруг них никто не греется. Как сказано, по плодам их узнаете их. И я все время таким людям говорю: а давайте посмотрим на вашу семью, на ваше окружение. И если там все прекрасно и чудесно, мы вас посадим в центре храма, и вы всех нас учите, мы тоже хотим этого. Но, как правило, там такого нет. Как правило, люди, которые так рассуждают, они очень зажатые, они в какой-то депрессии очень часто находятся, семья у них кричит просто от них самих и так далее. Находятся такие умники, как бы сказать. Но еще раз есть один такой прекрасный Человек, Который жил две тысячи лет назад, Его зовут Иисус Христос. И вот мне кажется, нам всем необходимо равняться на Него, смотреть, как Он жил в этом мире.
Н. Лангаммер:
– А я слышала, что нигде ни в каких даже описаниях Его внешности – собраны какие-то да вот эти черточки, ну не знаю, объяснения Его как человека, Туринская плащаница, еще что-то, – и вот в каких-то таких вот черточках собранных ни раз не сказано было, что Он улыбался или показывал улыбку, зубы, да, что это не про Него. Нигде не сказано, что Он смеялся.
Иерей Александр:
– Да, для меня в какой-то момент это тоже было удивительно, но есть целая лекция на эту тему, сейчас не будем так глубоко, но два факта я упомяну. Первый – Христос был на свадьбе в Кане Галилейской. Я не думаю, что Он там сидел с хмурым лицом, но просто все говорит о том, что скорее всего Он вкушал вино, которое веселит сердце человеческое, и скорее всего, что веселился, потому что Он еще был и евреем по рождению, по крови. И второе – Христос сказал: пустите детей приходить ко Мне. Вы когда-нибудь слышали тихих детей, которые сидят по струночке, и все делают по правилам? Вот, как правило, нет. И в храме, кстати, нас всегда это обличает, когда, знаете, дети начинают шуметь и мешать нашей стройной, красивой службе. Я себя всегда бью по рукам и по устам, потому что очень хочется все это остановить и сказать: друзья, мы тут так спевались, у нас тут так хор красиво поет, а вы все затмеваете своими криками. Но вспоминаю вот этот призыв Христа, который Он оставляет как раз таки той Церкви, которая хочет оградиться от всякого рода экспрессии, вот этой самой радости и так далее. Вот в детях все это проявляется. Хмурых детей где, как бы сказать, увидишь, они всегда радостные.
Н. Лангаммер:
– Конечно.
Е. Жосул:
– И потом есть еще и ответный аргумент. Насколько я знаю, нет никаких подтверждений исторических тому, что Христос ни разу не улыбнулся. Нет таких, нет и обратных свидетельств.
Е. Сулес:
– Ну да, мне тоже кажется, что это утверждение очень спорное.
Е. Жосул:
– Конечно, мы же очень многого не знаем действительно про Его эмоции, которые Он испытывал, про какие-то Его привычки. В конце концов как Господь вел себя в быту, будучи человеком, у Него была масса обстоятельств бытовых, о которых мы не знаем. И мы бы крайне удивились, узнав, что вот Он делает то, что вот мы вдруг увидели.
Е. Сулес:
– А вот интересно, когда к Господу подходили вот эти дети, Он с суровым лицом гладил их: будьте, как дети. Я думаю, что Он улыбался. Невозможно не улыбнуться.
Иерей Александр:
– Конечно. И то что нет этого упоминания, тут надо смотреть контекстно из всего, что Христос делал, говорил и так далее. Радость, она сквозит через Его жизнь. И потом Он говорит ученикам Своим: по тому узнают все, что вы Мои ученики – не по тому, что крестик будете носить на груди, да, а по тому, что будете иметь любовь между собой. То есть эта любовь, оказывается, должна быть такой заметной, чтобы весь мир, увидев тебя издалека, узнал, что ты христианин. И вот всегда взвешиваешь себя: а я так живу? А моя любовь, она такая яркая, что она вот согревающая и практически проявляющаяся в этом мире? Или я вот подрясничек нацепил, как бы сказать, крест надел и с хмурым лицом почапал в храм. Вот, я прекрасный христианин. Но как будто бы христианство ближе, и человеку бывает страшно эту глубину вместить в свое сердце, потому что для этого надо потрудиться.
Н. Лангаммер:
– Я тоже вот про унылые лица все сижу и кручу в голове: откуда они? Я пытаюсь проанализировать себя: когда у меня унылое лицо? Когда я спать хочу на литургии, у меня очень серьезное лицо, я так где-нибудь к стеночке встану, я серьезная очень. Или когда действительно хочется показать значимость. Вот рядом кто-то чего-то, там мама приходит какая-то и ребенку что-то говорит. А у нас, между прочим, читают Евангелие сейчас, можно посерьезней. Я тоже сделаю серьезное лицо. Вот мне интересно, вот с чем мы тогда приходим, что мы испытываем, если мы стоим с этими лицами. А может быть, просто это конфликт с мужем, и вы не помирились перед причастием, и поэтому вы такие серьезные. То есть мне кажется, вообще, может быть, обратные эмоции диктуют нам необходимость надевать эту маску серьезности? Отец Александр.
Иерей Александр:
– Я думаю, что знаете, как здесь можно сказать, что внешнее соблюсти всегда гораздо легче, чем внутреннее. Вот потрудиться над тем, чтобы улыбку на лицо нацепить, гораздо легче, чем внутри что-то произвести. Но за внешним всегда следует внутреннее, как правило. Вот ты эту улыбку надел, как бы сказать, да, и стал улыбаться, и стал приветливым. Хотя ты не хочешь, ты не выспался, как вы правильно говорите. Я это по себе заметил – не в храме, а в семье. Я много раз спускался вот к своей семье по утрам, и тоже, я не супержаворонок, и как-то раз взглянул на себя в зеркало. И знаете, вспомнились слова из фильма: какая отвратительная рожа. Простите, да. И я понял, что а почему ты так относишься к своим близким, почему ты их «награждаешь» в кавычках вот этим лицом? И я стал улыбаться, я стал пытаться быть позитивным с самого начала. И потом внутреннее тоже стало подключатся.
Е. Сулес:
– Да, это совершенно верно. Внешнее, оно подтягивает внутреннее. Я тоже с утра, не самое мое любимое время, да, я стал тоже вот как-то себя понуждать вот пошутить там дома что-то, и, знаете, и как-то настроение стало у самого улучшаться.
Е. Жосул:
– Вы знаете, я вспоминаю, врач Норбеков в свое время рекомендовал попробовать вот в качестве просто практики: идите по улице и улыбайтесь. Вот вы должны это фиксировать, буквально там в блокнотике отмечать, вот сколько времени вам хватит для того, чтобы улыбаться, просто идти с улыбкой, смотреть на людей на встречных с улыбкой. Это как физическое упражнение, просто как спорт. Посмотрите. И люди, которые пытались это практиковать, говорили, какие-то потрясающие внутри происходили изменения просто от этого – ну поначалу это было очень неестественно, непривычно. Но даже просто это, не знаю, физиология у нас, мышцы лица так устроены, что, когда мы на себя принудительно надеваем вот выражение радостное, у нас начинает как бы внутренний эмоциональный просто как бы подтягиваться под это. Как бы человек гармоничен, он есть единое тело, целое. У нас же часто душа следует за плотью вот в такого рода вещах.
Е. Сулес:
– Психофизика, да, все правильно.
Н. Лангаммер:
– Кстати, это очень сложно делать. Недавное тоже меня там фотографировали: улыбнись. Улыбнулась. Сейчас поверни так голову, поверни так голову. И я понимаю, что я сбрасываю эту улыбку, потому что мышцы затекают, и это становится ну совсем неестественным, нет привычки. А действительно, девушки, ну это же красиво, мышцы-то правильные напрягаем.
Е. Сулес:
– Это самое ужасное, когда фотографируют и говорят: улыбнись. Я этот момент тоже очень не люблю.
Е. Жосул:
– А отвыкли потому что улыбаться, понимаете. Мы же отвыкли это делать естественно. Для нас это кажется, чем-то как бы очень странным, давно забытым. А Господь нам сказал очень прямо: будьте как дети. Дети постоянно расслаблены, постоянно ржут радостно, естественно, как жеребята. Дети постоянно находят поводы в мелочах, вот в чем-то абсолютно, да, они переключаются, они сбрасывают с себя там все накопленные там истерики, они не грузятся ничем. Нам это вообще-то сказано нам, сегодняшним, с нашим возрастом, грузом проблем там, физиологией, болезнями.
Н. Лангаммер:
– Серьезностью.
Е. Жосул:
– Нам это велено сегодняшним и нынешним. Пожалуйста, будьте как дети. Вот камертон, возвращайте себя к этому состоянию. И понимаете, вот мы в храм, почему мы в храме мрачные лица, потому что мы в храм приносим инерцию угрюмости в нашей повседневной жизни.
Н. Лангаммер:
– Из автобуса.
Е. Жосул:
– Да. Почему в храме и в метро одинаковые выражения лиц у всех? Потому что мы в этом фоне живем постоянно. И это очень важно фиксировать и просто себя спрашивать: так, стоп, а что вообще не так со мной, с моей жизнью, с моей душой, если я очень давно не испытывал чувство радости? Стоп, а что вообще в принципе меня радует? Вот отец Александр сказал: удовольствие, да, еда. А у нас люди разучились просто внятно, осознанно есть. Вот спроси взрослого человека среднестатистического, что тебя вот по-настоящему радует в плане еды, он не скажет. Он забыл свои собственные ощущения. Человек абсолютно рассинхронизировался с самим собой и своим естеством, собственным телом. Это и женщин тоже очень во многом касается. Поэтому мы так живем перманентно. И тут, конечно, я думаю, Пасха – это просто лучший повод для того, чтобы ну не знаю, дать себе такое упражнение, хотя бы вот в пасхальные дни, да, ближайшие, вот в весь этот пасхальный период каждый день себя анализировать на предмет присутствия радости в своей повседневной жизни, где она, и где тебе находиться источники, чтобы она появилась.
Н. Лангаммер:
– Мне кажется, вот я слушаю Лену, и у меня возникает ответ. Мне как-то сказал знакомый: «Не надо столько смеяться. Ты сегодня слишком много смеешься, ты потом будешь плакать». И у нас есть какой-то запрет на радость, который возникает от страха, что потом, вот я сейчас порадовался – а все ли у меня нормально, а завтра не возникнет ли проблема какая-то, и тогда будет уже не до радости? Есть какой-то страх. Но мне кажется, там, где есть Господь, нет страха. Господь не давал духа страха, да, отец Александр.
Иерей Александр:
– Да, совершенно верно. И мне кажется проблемы обязательно будут, и трагедии будут случаться и так далее. Но радости нашей никто не отнимет от нас, как сказал Господь. То есть Господь интересный очень пример привел, что женщина, когда рожает, она сначала терпит скорбь, но когда уже появился младенец, уже все, она не помнит этой скорби. Мне кажется, точно также и с нами. Никто не отменяет тех событий жизни, которые всех нас окружают. Но, вот как святитель Василий Великий говорит, очень интересный такой образ, что когда тонет какой-то человек, тот кто стоит на берегу, он может сопереживать этому человеку, тонущему, но в то же время он остается в безопасности. Точно также и мы об этом мире, обо всех его событиях, о наших друзьях тоже можем и плакать – ну плакать с плачущими, да, радоваться с радующимися. Но даже плача с плачущими, мы-то остаемся на берегу, мы остаемся во Христе. Нам есть о чем радоваться, даже когда кто-то уходит от нас и так далее. Нашей радости никто от нас уже не может отнять. То есть на твоих глазах могут быть и слезы, можешь с кем-то даже и порыдать, но эта горечь не безутешная. Господь обязательно утешит и тебя, и того человека, с которым ты вместе, рядом.
Н. Лангаммер:
– Я напомню, что в эфире наша программа «Клуб частных мнений» на светлом радио. Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы обсуждаем сегодня тему радости в этот пасхальный день. И в гостях у нас инициатор идеи поговорить о радости Евгений Сулес, писатель, актер. Православный публицист, блогер известный, Елена Жосул. И отец Александр Насибулин. И я хотела вас спросить, отец Александр, а вы же читали все эти комментарии по поводу вашего вирусного видео? Вот эти все: «Да что это такое...». Как вы отреагировали?
Иерей Александр:
– Ну как-то меня уже давно разные комментарии сильно не трогают мое сердце. Потому что люди все разные, надо это понимать. И да, кого-то радость, она вот так, такую реакцию. Мы не можем влиять на реакцию других людей.
Н. Лангаммер:
– Но мы можем ее проанализировать. Почему людей это как-то смутило?
Иерей Александр:
– Как правило, для меня, вот я не пишу никаких комментариев, например, как правило, для меня это некоторое свидетельство что у человека чего-то в жизни возможно просто недостаточно. И даже когда люди напрямую в лицо мне говорят такие вещи, я просто стараюсь человека выслушать и обнять. И даже людей ни в чем не нужно переубеждать, честно говоря, когда люди вас искушают и вот пытаются там вывести на какой-то диалог. Как правило, это не на диалог тебя люди пытаются вывести, а на эмоцию, чтобы ты ее проявил, такую же негативную эмоцию. И люди бы посмотрели, что твоя радость, она, оказывается, ничего не стоит, она призрачная, да. То есть в этот момент надо продолжить эту радость, с этим человеком просто ею делиться. Но для того, чтобы было чем делиться, знаете, как на Пасху пасхальный огонь берут там у Гроба Господня и по всему миру разносят. Вот мы тоже этой радостью, она не на пустом месте возникает, еще раз, то есть это не напыщенная какая-то такая радость, что мы все немножко такие все, с прибамбахом. Мы же питаемся ею опять же от Чаши Господней, где Воскресший Христос входит в нас. Мы напитываемся ею в молитве, в Писании. А потом, выходя из храма, Господь нас призывает этой радостью делиться с миром. И вот когда мы этого не выполняем, мне кажется, Церковь, она очень важного предназначения своего в мире не выполняет, когда не являет эту радость миру. Особенно сегодня, когда происходят страшные события, когда люди не знают, куда бежать, за что хвататься, когда паника в сердцах человеческих. Кто, именно христиане должны показать призваны, да, что эта радость является прочным фундаментом и имеет под собой основание. Христос воскрес, друзья, все хорошо. Все закончится в любом случае хорошо. Не переживайте, мы с вами, мы любим вас, мы будем вам помогать. Но не унывайте сердцем, все продолжится и жизнь продолжится.
Н. Лангаммер:
– Вы знаете, мне когда-то показалось такой странной история, когда я еще только начинала работать на телевидении и вела новости у Александра Гурнова в телевизионной службе новостей. И он мне сказал: «Улыбайтесь». Я говорю: «В смысле? – Подождите, вам нравится ваша работа?» Я говорю: «Да-да, все хорошо, не надо меня увольнять, не надо. – Ну так улыбайтесь». Я говорю: «Хорошо. А если самолет упал?» Он говорит: «Работа ваша нравится?» Я говорю: «Нравится...» Для меня осталось загадкой, что он имел в виду. Мне кажется, я сейчас понимаю, что есть огромный запрос у людей на радость, как состояние внутренне стабильности и покоя, да. Потому что радость – это есть Господь. Недаром нам отец Дмитрий Смирнов говорил эту замечательную фразу: «Ты в аду, сынок. Посмотри на свою – вот это вот слово неприличное, – рожу». Извините.
Е. Жосул:
– «Ты отучился радоваться. Ты мертв!»
Н. Лангаммер:
– Да, отец Дмитрий в этом смысле... Вот действительно, получается, Женя, радость – это как какая-то стабильность. Мы к этому пришли. У нас такая сегодня анатомия радости.
Е. Сулес:
– Есть задача стабильность, но это точно определение любви. То есть вот если есть любовь, то есть радость. Если нет радости – значит, ты теряешь любовь, собственно, главную добродетель.
Н. Лангаммер:
– Ну мы подпитываем это все в себе только от Бога. То есть я вот сейчас выстраиваю, да, такую логику, уже вот к концу программы идет.
Е. Сулес:
– Все от Бога, конечно, и все радости, которые нам даны. А там ну дело в том, что очень важный момент, что грех никакой радости никогда не дает. В этом смысле...
Н. Лангаммер:
– Ну подожди, есть грехи, которые, например, обжорство, извините. Там вкусно.
Е. Сулес:
– Слушай, когда объешься, никакой радости нет. Тяжело, печально.
Е. Жосул:
– Противно за себя.
Е. Сулес:
– Противно и так далее. Поэтому, как только мы вот переходим вот эту грань и впадаем в грех, то там и радость-то уходит. Тоже как важный момент. А если мы, вкушаем еду, благодаря Бога и не теряем радость – значит, мы в обжорство не впали, это просто совершенно точно. И так с любой радостью земной можно.
Иерей Александр:
– Но диавол коверкает действительно все вот эти чувства, которые в нас вложил Господь, да. И действительно бывает радость такая сиюминутная ненастоящая, которая потом, наоборот, обваливает человека, как правило, она действительно связана с грехом. А в Боге все достигается ну через некий труд, преодоление себя. И вот когда ты... Почему мы начинаем поститься, например? Первое – это для того, чтобы научиться по-настоящему радоваться. Ты себя преодолел, ты дух свой возвысил, на душе весна наступает. Недаром пост называется временем духовной весны, да. Поэтому, конечно, вот это преодоление, оно необходимо, но какова мотивация, для чего мы это делаем. Для того, чтобы достичь Воскресшего Христа, почувствовать Его в своей жизни и, как следствие, возрадовать свое сердце. В конце концов еще раз в Писании очень много раз повторяется слово «радуйтесь», такой призыв некий.
Н. Лангаммер:
– Да, он самый частый.
Иерей Александр:
– И все-таки просто еще раз – мы уже апостола Павла несколько раз сегодня упоминали: «Всегда радуйтесь». Всегда радуйтесь. Хотя Павел говорил это не в благоприятной обстановке, когда что-то к этому располагало. Мир жил своей жизнью, христиан убивали и так далее. Всегда радуйтесь. Не тогда, когда настроение будет прекрасное и вам захочется, лучики света появятся на небе и вы будете происходить в храм такие: о, всех люблю там. А когда все плохо, с мужем поругалась там или еще что произошло, и ты приходишь такая серая туча, значит, и всех вокруг себя громом и молниями поражаешь. Нет, всегда. То есть это чувство в себе постоянно надо культивировать. А культивировать его легко, когда ты с Богом и в Нем находишься.
Н. Лангаммер:
– И в этом чувстве не очень как бы комфортно грешить, потому что оно исчезнет.
Е. Сулес:
– Да, вот, кстати, очень важная тем мне кажется. У Александра Шмемана я прочитал, и мне как-то оно очень созвучно, что вот страх, вот когда мы говорим: вот этого нельзя делать, – это никогда от греха не уберегает. Мы в конце концов все равно это «нельзя» нарушим. И только радость спасает от греха. Потому что ты знаешь, что сейчас тебе радостно, и ты знаешь, что ты вот это сделаешь, и эта радость уйдет. И ты не делаешь уже греха, не совершаешь именно потому, что ты не хочешь потерять эту радость.
Н. Лангаммер:
– У меня вот вопрос ко всем к вам. Мученики оставались в этом – я даже не знаю, что это за состояние, когда они, говорят, не чувствовали боли, Господь там облегчил, да. Но мы, наверное, мучений таких не проходили. Но был ли у вас опыт, когда вот это внутренняя радость и ощущение присутствия Божия облегчало какую-то скорбь, какое-то страдание, какое-то мучение. У кого такой опыт был?
Иерей Александр:
– Я в жизни, честно говоря, даже вот все жду какого-то такого момента, когда эта радость будет как-то испытана. Но пока все, что я проходил на своем жизненном пути, ни разу эта радость даже не поколебалась. То есть я вот думаю: когда наступит тот момент, когда я начну сомневаться в основаниях этой радости. Но пока его ни раз не наступило. Может быть...
Е. Жосул:
– Да, простите, батюшка, я перебила вас.
Иерей Александр:
– Ну может быть, не было таких страшных пока моментов. Хотя какие-то страшные моменты, конечно, были, но с Богом они переставали быть страшными.
Е. Жосул:
– А я внезапно вспомнила ситуацию, когда я была – это было лет, сколько, пятнадцать, наверное, назад, я была в депрессии, у меня была несчастная любовь, я очень переживала, страдала – это был апрель такой вот, весна. И тут мне выпадает совершенно фантастическая какая-то возможность – я полетела на Северный полюс и приняла там участие, я тогда работала в «Интерфаксе» и в качестве корреспондента «Интерфакса» полетела на Северный полюс и приняла там участие в первой литургии, которая совершалась на Северном полюсе. Это была первая в истории вообще человечества первая литургия.
Н. Лангаммер:
– Деревянный храм.
Е. Жосул:
– Нет, там был не деревянный храм, там была палатка на льдине. Мы высадились на вертолетах. У нас весь полет занял там от «Шереметьево» до «Шереметьево» занял там 36 часов, и за это время мы слетали на полюс, на три часа. Это был уже апрель, это было Благовещение, там уже таял лед, но поставили палатку и совершили первую литургию. И у меня было причастие на Северном полюсе. Я очень четко помню, я вернулась в Москву и сказала: «Боже, это было так круто! Спасибо!» У меня вообще все стерлось, это была такая фантастическая радость. То есть вот такой вот подарок, который действительно вот в момент уныния был Богом преподнесен.
Е. Сулес:
– Ну только через Бога, конечно.
Н. Лангаммер:
– Я смотрю на тебя, опыт какой.
Е. Сулес:
– Такие страдания, как мученики, я, конечно, не испытывал. Но какие-то беды там, уход близких людей и что-то еще, и это все только через молитву, через присутствие Божие только и можно пережить. Поэтому, конечно, это. Вообще, честно говоря, иногда смотрю – ну у меня много вот друзей неверующих, и как вы, бедные, живете. Я бы точно уже без Церкви, без Бога – не знаю, что со мной было.
Н. Лангаммер:
– Ну как-то живем. Как-то и без Бога живем. Но не знаем, видимо, чего-то вот этого...
Е. Сулес:
– Я не знаю, как это вообще.
Н. Лангаммер:
– Чего-то большого вот это вот. Но для меня почему, например, стабильность – для меня это состояние внутреннего покоя. Тепла и покоя. И мне кажется, вот ты очень точное сравнение привел, что мы должны быть солнышками. А отец Александр продолжил, что тепло должно быть, да, от нашей радости. То есть мы должны и светить, и греть, и создавать вот эту, которая прицепилась ко мне, стабильность. Потому что пока солнце есть, мы живем. Мы без него выжить не сможем. Мне кажется, это очень какой-то такой, очень точный образ. И что мы еще сегодня про радость не сказали? Для меня очень много открытий на самом деле.
Иерей Александр:
– Пасхальная такая у нас передача получилась.
Н. Лангаммер:
– Да. Ну мы сегодня вообще должны, с сегодняшнего дня и впредь, Лена уже задание сформулировала, я думаю, что надо это прямо в блоге написать, вот такой какой-нибудь акт, как это, марафон: давайте улыбаться каждый день. Или как это сделать?
Е. Жосул:
– Ну что-нибудь типа того. Это очень модно в таком формате.
Иерей Александр:
– Я бы хотел продолжить вот эту тему еще одной мыслью, что во времена, когда много боли, страданий, тьмы какой-то нас окружает, на самом деле человеку не надо от этого бежать. Христианину надо идти в эту тьму. Но лучше это делать не в таких там экстремальных каких-то ситуациях, а каждый день понемножку. Приближаться к этому миру со всей его вот этой болью, непонятностью, и так далее. Потому что, принимая эту боль как свою собственную, как сделал Христос в Свое время на кресте, да, мы тоже позволяем Богу действовать в нашем сердце как-то особенно. Мы приносим этот свет в жизнь людей, и этого света становится, как следствие, больше. Потому что человек тоже зажигается от этой радости, от этой любви и потом может унести это к себе. Это как круги на воде. То есть часто послужишь какому-то человеку, которого хотелось просто вот вообще не видеть, но ты сделал усилие над собой, пошел к нему и побыл с ним. И этот человек берет эту твою радость и несет к себе ее потом домой. И такие чудеса происходят очень часто. Но священнику легко их отслеживать, потому что люди как-то возвращаются к священнику и там дают обратную связь. Мне кажется, часто этой обратной связи нет в жизни людей.
Н. Лангаммер:
– Да.
Иерей Александр:
– Ты послужил и забудь. И не надо тебе ничего взамен. Ты отдал то, что на самом деле тебе не принадлежит. То есть радость, которую мы в сердце призваны родить, это как Божий призыв, мы это делаем ради Христа.
Е. Жосул:
– Я поддержу отца Александра просто на конкретном примере. Вот во время мартовского теракта в «Крокусе» – я помню эти страшные дни, и буквально вот эти первые сутки после, я помню, как многие мои знакомые, очень профессиональные психологи, они специально вышли на следующий день в прямые эфиры в социальных сетях, в своих блогах на свои большие аудитории вот именно с этой помогающей функцией. Они вышли поддерживать людей. Вот то что называется люди помогающих профессий, они вышли утешать, отвечать на вопросы, как-то вытягивать людей из паники, от слез, от ступора, разжимать их, а это очень, это колоссальным образом работает. И очень хотелось бы, чтобы ну вот у нас, к сожалению, нещадно малое количество священников-блогеров, а в общем-то, они должны были делать все то же самое в эти первые сутки. То есть в сутки после массовой трагедии, беды, горя надо выходить на публичную площадку и просто разговаривать с людьми, исходя из этой самой своей вот помогающей, милостивой, любящей позиции. Это очень важно.
Н. Лангаммер:
– Вот я когда пришла работать на Радио ВЕРА сюда, в Андреевский монастырь, где мы сидим, я погрузилась в какой-то, знаете, как вот в детском бассейне, тепло. И все в коридоре, даже те, кто друг друга не знают, улыбаются при встрече – то есть такая радость от того, что мы друг друга видим. И вот неслучайно наше радио называется светлым радио, потому что здесь, правда, светло. Люди, здесь светло и здесь тепло. И вот это вот качество радости, которая должна быть теплой, хочется ее дальше вынести. Если ты улыбаешься навстречу человеку, приходя в храм, и видишь эту бабушку серьезную, и ты ей улыбаешься, она – зеркальные нейроны как минимум работают, мы начинаем улыбаться в ответ. Спасибо вам за такие открытия сегодняшние. Мне кажется, у нас радостный получился эфир. Я напомню, что в эфире была программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы говорили о радости. И инициировал эту тему писатель, актер Евгений Сулес. В гостях у нас была публицист, православный блогер, Елена Жосул. И настоятель Богородице-Рождественского храма деревни Поярково, отец Александр Насибулин – те самые «радостные ноги», тот самый священник, у которого кадило крутится, как солнышко.
Иерей Александр:
– Приходите к нам на Пасху, вы еще и не то увидите.
Е. Жосул:
– С радостью.
Н. Лангаммер:
– Да, еще будут пасхальные службы. Спасибо вам за внимание.
Е. Жосул:
– Спасибо.
Н. Лангаммер:
– Возвращайтесь слушать программу «Клуб частных мнений» в 18.00 каждое воскресенье. На этом мы с вами прощаемся. Всего доброго. До свидания.
Иерей Александр:
– Всего доброго. С Богом, дорогие.
Е. Жосул:
– Спасибо вам. Всего доброго.
Е. Сулес:
– До свидания. Спасибо всем.
Е. Жосул:
– Христос воскресе!
Н. Лангаммер:
– Воистину воскресе!
Е. Сулес:
– Воистину воскресе!
Иерей Александр:
– Воистину воскресе Христос!
Все выпуски программы Клуб частных мнений
Послание к Титу святого апостола Павла
Тит., 301 зач., I, 15 - II, 10.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Встречая Новый год, многие верующие люди задаются вопросом: стоит ли верующим отмечать этот праздник? И если да, то как себя вести? Ответить на этот вопрос помогает отрывок из 1-й и 2-й глав послания апостола Павла к Титу, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 1.
15 Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть.
16 Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу.
Глава 2.
1 Ты же говори то, что сообразно с здравым учением:
2 чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении;
3 чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру;
4 чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей,
5 быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие.
6 Юношей также увещевай быть целомудренными.
7 Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность,
8 слово здравое, неукоризненное, чтобы противник был посрамлен, не имея ничего сказать о нас худого.
9 Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить,
10 не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего, Бога.
Помню, в юности я слышал одну обличительную речь. Она была обращена к верующим, которые собирались отмечать Новый год. В ней осуждалось всё: ёлка, новогоднее застолье, подарки и атмосфера праздника в целом. В то время ещё не было традиции служить в новогоднюю ночь Литургию, и говорящий утверждал, что нормальный человек в эту ночь должен спать. Людей, которые всё это слушали, зачастую дома ждали неверующие мужья или жёны, дети, которые надеялись получить на утро подарки. С каким чувством прослушавшие такое обличение праздновали потом Новый год? Думаю, с чувством вины и печали от невозможности ничего изменить, с непониманием, что именно греховно в простом семейном празднике, ведь его совсем необязательно отмечать с каким-то разгулом...
В сегодняшнем чтении мы слышим очень важную и на первый взгляд неожиданную мысль. Апостол Павел говорит: «для чистого всё чисто, а для осквернённых нет ничего чистого, потому что осквернены их ум и совесть». Это утверждение очень важно, из него становится ясно, что нравственная жизнь начинается с правильной внутренней позиции. Если я христианин, мне стоит сделать акцент на добре, стоит стремиться увидеть в мире множество возможностей для исполнения заповедей. Но я назвал эти слова также и неожиданными, потому что мы, к великому сожалению, часто настроены негативно. Вместо того, чтобы, увидев какое-то явление или действие, пусть даже не вполне привычное, задуматься над тем, каков его христианский потенциал и действительно ли оно противоречит заповедям по самой сути, мы сразу его отвергаем, не понимая, что порой выдаём свои вкусы за религиозную позицию. Понятно, что иногда речь явно идёт о вещах чуждых вере и нравственности, тут и говорить нечего, но всё же многие и многие явления нашего бытия можно и нужно наполнять христианским содержанием, показав, что христианство не отрицает здоровые формы общественной жизни и культуры, оно отрицает грех и зло, как противоречащие воле Божией.
Да, для православных грядущее Рождество Христово праздник несравнимо более значимый, чем Новый год, это очевидно. Кроме того, идёт Рождественский пост. Но ведь можно спокойно отпраздновать Новый год и начать подготовку к празднику Рождества Христова! Зачем же искать повод для разделения в том, что может быть поводом к единству: семейному, дружескому или приходскому? Я уже не говорю о том, сколько в самых разных житиях святых сюжетов, когда угодники Божии снисходили к малоцерковным людям в своей любви и эта любовь растапливала сердца последних. Сегодня в некоторых храмах принято служить на Новый год ночные службы, в других служат молебны, после которых люди расходятся по домам, чтобы спокойно и радостно побыть с близкими и пообщаться. Варианты того, как поступить, могут быть разными, главное с чистым сердцем стремиться к добру, и Бог всегда поможет нам его совершить.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Принять участии в ежегодной Рождественской акции «Гирлянда Добра»
Уже 6-й год подряд московская Марфо-Мариинская обитель проводит Рождественскую акцию «Гирлянда Добра», чтобы утешить и порадовать подопечных — одиноких пожилых людей, детей с инвалидностью, малоимущие семьи и всех, кто находится в трудной ситуации.
Обитель была основана в начале XX века великой княгиней Елизаветой Фёдоровной Романовой. Она создала здесь очаг доброты и милосердия, у которого отогревались сотни страждущих. Сегодня, как и 115 лет назад, люди по-прежнему получают в монастыре необходимую помощь.
Галина Ивановна и её взрослая дочь Татьяна — подопечные патронажной службы Марфо-Мариинской обители. Обеих сильно подводит здоровье, и заботиться друг о друге они уже не в силах. Сотрудники патронажной службы помогают им в быту, наводят порядок в доме и участвуют в решении вопросов, связанных с уходом и медицинской помощью. Также они поздравляют семью с праздниками, радуют их нужными и полезными подарками.
Сегодня в обители действуют 8 социальных проектов, в которых взрослые и дети получают продукты, лекарства, психологическую, медицинскую и духовную помощь. Важно, чтобы они продолжали действовать.
Примите участие в Рождественской акции «Гирлянда Добра» и поддержите дела милосердия Марфо-Мариинской обители. Сделать это просто — можно оставить любой благотворительный взнос на странице «Гирлянда Добра». Либо привезти в монастырь сладкие подарки, которыми порадуют подопечных в дни проведения рождественской акции.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Нравственные принципы в экономике». Архимандрит Филипп (Симонов)
Гостем рубрики «Вера и дело» был историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты РФ, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ им. Ломоносова архимандрит Филипп (Симонов).
Разговор шел о нравственных принципах и этике в экономике, о соотношении справедливости и эффективности в хозяйственной деятельности, о построении отношений руководителей и подчиненных, а также о роли Церкви и государства в развитии общества.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! В студии Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы встречаемся с экономистами, предпринимателями, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова.
архим. Филипп
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Добрый вечер, отец Филипп. Мне хотелось бы первый вопрос задать немного биографический. Первоначально вы получили образование историка и затем уже защищали кандидатскую докторскую диссертацию по экономической специальности, и мне, как экономисту, очень любопытно, что подтолкнуло вас перейти из сферы чистой истории, тем более истории Древнего мира, по которой вы специализировались, все-таки к области экономики?
архим. Филипп
— Ну, тогда это не была чистая экономика, это вначале была история народного хозяйства, докторская по истории экономических учений, все-таки история всю жизнь присутствовала, а уже финансовая часть возникла где-то в 1996 году, когда я перешел на работу в коммерческие структуры в свое время, на Московскую межбанковскую валютную биржу, но это как бы естественный переход, моя жизнь как-то так прошла в естественных границах вся. Я естественно поступил на исторический факультет, потом в аспирантуру экономического факультета на кафедру историю народного хозяйства. Я совершенно естественно был пострижен в монахи без каких-то, знаете ли, эксцессов ни с моей стороны, ни со стороны священноначалия, и не менее естественно, по благословению, я потом перешел на работу в Московскую межбанковскую валютную биржу и далее, у меня всегда было благословение и Святейшего, и моего митрополита, здесь никаких специальных случаев не возникает.
М. Сушенцова
— Знаете, вы так естественно об этом рассказываете, и чувствуется, что для вас, для вашей жизни это так, но для нас, как внешних слушателей, кажется очень редким и уникальным такое сочетание разных идентичностей в рамках одного человека: и история, и экономика, и макрорегулирование, и финансы, и в то же время путь монашества — это действительно, на мой взгляд, довольно редкое сочетание, по крайней мере, в российских реалиях.
архим. Филипп
— Но одежда ведь не делает монаха, монашество — это внутреннее устроение человека и его как бы внешнее позиционирование. Единственное, чего не может, наверное, монах, не должен бы делать — это быть слишком публичным человеком, с трибуны там, что-то такое, а в сфере науки — ведь было же понятие в своё время «учёного монашества», оно никого не удивляло, специально для этого приглашали даже со стороны, потому что наше монашество оказалось неспособным к учению и приглашали из ближнего зарубежья специальных людей, которые были способны к наукам, и потом развивали на базе сначала Славяно-греко-латинской академии, других учебных заведений, духовных школ, впоследствии возникших, развивали духовное образование, в том числе и науки, которые могут развиваться в рамках духовного образования, так что и для Церкви это тоже более или менее естественная ситуация учёного монашества.
М. Сушенцова
— Да, пожалуй, с этим соглашусь, но вы же, кроме того, что являетесь профессором, занимаетесь наукой, вы ещё занимаетесь более прикладной экономической деятельностью, я имею в виду вашу государственную службу в госструктурах по части регулирования финансовых рынков.
Архим. Филипп
— Это вопрос не регулирования, а контроля. Знаете, по каноническим правилам священство не может вмешиваться в дела мира сего, а вот контроль — это не вмешательство в дела, это не регулирование.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, очень важная оговорка, потому что, конечно, у меня возникал вопрос — действительно, как совместить вот эту деятельность экономическую в миру и монашество. А скажите, ваша деятельность на этом посту, она является вашим личным выбором или элементом послушания?
архим. Филипп
— Любой личный выбор при согласовании с духовным начальством может быть послушанием. В своё время Святейший одной матушке сказал: «Если у вас кандидат наук моет полы — видимо, что-то неправильно в управлении монастырём. То есть, как правило, священноначалие смотрит на способности и возможности человека и определяет ему послушание, исходя из того, что он умеет, может и способен делать, потому что испытание сверх сил не бывает, об этом апостол Павел ещё писал.
М. Сушенцова
— Ваша деятельность связана с финансовым сектором нашей экономики и поэтому мне очень интересно узнать, по вашему многолетнему опыту в этой сфере, как вам кажется, какие инструменты финансовых рынков полезны для экономики, а какие могут нанести ей вред? Все мы ещё помним мировой экономический кризис 2008 года, который, как было установлено, был связан с такой гипертрофией финансовых рынков, образованием пузырей.
архим. Филипп
— Я настолько долго живу, что я ещё помню кризис 1998 года, который развивался по другой модели — по кредитной модели, но, тем не менее, тоже имел массу негативных последствий, в том числе для нашей экономики. На мой взгляд, чем дальше финансовый инструмент уходит от своего основания, а основание — это реальный товар, вот чем дальше он уходит от реальных ценностей, тем сложнее управлять этой частью рынка, и тем более, он подвержен тому, что мы называем волатильностью — изменчивостью, резкой причём изменчивостью, которой управлять практически невозможно. Эти интересы спекулянтов, спекуляция — это нормальное явление на рынке, я не в осуждение говорю это слово, но у них есть тоже свои финансовые интересы, и вот когда толпа спекулянтов начинает свою спекулятивную деятельность, этим управлять не может никто. Пока эта волна не остановится, кризис будет продолжаться. И вот тот кризис 2008 года, 2009-го, о котором вы говорите, он был связан именно с тем, что финансовые инструменты слишком далеко ушли от реальных материальных ценностей, кризис развернулся в так называемые производные части рынка на рынке деривати́вов, то есть это финансовые инструменты, созданные на основе других финансовых инструментов или серии финансовых инструментов, причём под первыми что-то лежит какая-то материальная среда, а вот под теми, которыми спекулируют, не лежит ничего, кроме желания спекулянтов. И вот на мой взгляд, если мы говорим о выпуске акций, каких-то облигаций, средства, от которых идут в производственную сферу непосредственно, то есть для того, для чего их и выпустили, это стимул для экономики, потому что средств самих собственников и государства может не хватать, поэтому нужно мобилизовать те средства, их обычно даже больше, чем те средства, которыми обладает государство и собственники, мобилизовать вот эти средства у населения, если население желает вложиться в национальную экономику, оно может это сделать через акции или облигации. Но когда мы начинаем торговать производными на эти ценные бумаги, вот тогда начинается уже история спекуляции, которая в пределах восьми-десяти лет выведет на кризис обязательно.
М. Сушенцова
— Получается, что на уровне как раз регулирования стоило бы запрещать, например, перепродавать долги, то есть переходить к производным финансовым инструментам?
архим. Филипп
— Запретить это невозможно, это рыночный инструмент, и в первичном законодательстве Российской Федерации эти инструменты расценивались как сделки-пари, то есть мы с вами поспорили, что будет вот так. Люди будут спорить вне законодательного поля, на сером поле, поэтому убрать их с рынка невозможно, но регулятивные механизмы к ним надо применять более жесткие.
М. Сушенцова
— Теперь мне хотелось бы перейти к сердцевине проблематики нашей программы и поговорить, собственно, об этике экономики, и здесь, конечно, хочется узнать у вас, как у священнослужителя, что предлагает нам Священное Писание в части экономики, и предлагает ли оно нам что-то конкретное, или какие-то общие принципы, общие рамки, которыми мог бы руководствоваться любой человек внутри экономической системы той или иной?
архим. Филипп
— Знаете, Писание нам дает десять заповедей, и Нагорную проповедь, то есть задача Писания, в общем-то, не связана с задачами производственного процесса, у него сверхзадача совершенно другая. Единственный момент, который педалируется неоднократно в Ветхом Завете — это, собственно, этический, на мой взгляд, он и производственно-хозяйственный, он и этический момент — о том, что работник должен получать свою плату. И в Новом Завете в притче о виноградарях тоже об этом говорится, что хозяин волен заплатить, но он должен заплатить и тому, кто пришёл в первый, в третий, в любой час и в конце самом, всё равно он должен заплатить полагающуюся ему плату, то, на что есть договорённость. Вот этот аспект, по-моему, единственный прямой, который встречается в Писании, всё остальное относится не к производственной сфере, а к сфере этики. Первая заповедь — это «возлюби ближнего твоего, яко сам себе», и вот в ней как раз вся экономика и заключается, то есть ты работаешь не для себя, ты работаешь для общества, ты находишься в социальном пространстве, где ты должен помнить, что есть какой-то ближний, пусть он очень дальний, пусть ты живёшь там, я не знаю, в сказочных хоромах на десятом этаже, в башне из слоновой кости, но ты не должен никогда забывать, что внизу есть люди, которые живут, и часть из них работает на тебя.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем является архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, интересно у нас сейчас беседа развернулась в более широкую плоскость, насколько я понимаю, квинтэссенцией того, что мы для понимания экономики можем подчеркнуть из Священного Писания, касается трудовых отношений и вообще межличностных отношений, то есть человек, с одной стороны, занятый в экономике, а все мы так или иначе в ней заняты, прежде всего его мотивация должна лежать в плоскости социального взаимодействия и его цели так или иначе должны быть с этим взаимодействием связаны. Почему я именно так формулирую этот тезис — потому что экономическая теория, прежде всего западная как раз, неолиберальная, которая является мейнстримом...
архим. Филипп
— ... Сейчас у нас другой нет, я извиняюсь.
М. Сушенцова
— Другой нет, да, нас этой учили на экономическом факультете МГУ за неимением своей собственной. И наоборот, там во всех возможных вариантах педалируется индивидуализм, конкуренция как ключ к эффективности экономики, то есть, если каждый будет стремиться урвать свой кусок, мы будем друг с другом конкурировать, то таким образом якобы будет прирастать наш общий пирог, то есть проблема эффективности, она в принципе превозносится над проблемой справедливости как таковой. А Священное Писание нам как будто бы предлагает иной взгляд на это, где скорее справедливость является смысловой доминантой над эффективностью.
архим. Филипп
— Священное Писание вообще придерживается, на мой взгляд, той линии, что любое общественное устройство должно быть прежде всего справедливым. Я хочу вам напомнить идею апостола Павла, который пишет, обращаясь к своим корреспондентам, о том что — «вы, христиане — сограждане святым и свои Богу». Вот для обозначения слова «сограждане» по-гречески написано слово «симполиты», то есть это граждане одного полиса, полис — это город-государство, и тогда еще усопшие святые были только из Ветхого Завета, а святые — это те праведники, которые живут в настоящем времени, и вот вы должны быть согражданами, то есть входить в общество с равными правами и с равными обязанностями. Это общество, организованное на отношениях гражданства и на отношениях справедливого гражданства, то есть чуть ли не «Афинская полити́я» Аристотеля. И «свои Богу», «свои», то есть те, кто входит в о́йкос Бога, в хозяйство Бога. И перед этим он пишет: «Вы уже не пришельцы, а сограждане, и свои Богу», то есть те, кто входит в домашнее хозяйство, где Бог является Хозяином и одновременно Отцом семейства, то есть это некоторое семейство, в котором есть отношения гражданственные. Вот та модель — это единственное место, где предлагается некая социальная модель в Новом Завете, от всего остального Христос как бы отходит, кесарю-кесарево, Богу-богово и так далее, но вот Павел здесь даёт определенную социальную модель, как основу тех отношений, которые должны быть в общине, и если мы в общине, а в общине, как говорят, все наши святые, могут быть только те, кто живёт по-христиански, и если вы не живёте по-христиански, вы можете придерживаться любого вероисповедания, но православными вы при этом не будете. (Сейчас я процитировал Серафима (Роуза). Если вы вошли в общину, то будьте любезны, живите на этих основаниях, вы — сограждане святым, все, кто в общине — святы, и свои, то есть члены большого хозяйственного организма, во главе которого стоит Отец, Которым является Бог, вот эта модель.
М. Сушенцова
— Очень интересно вы рассказываете, а как эта модель может быть реализована в нашей бренной жизни, на практике, в нашей конкретно экономике? Что может быть аналогом этого — социальная ответственность бизнеса и государства, качество отношений со своими сотрудниками внутри любого коллектива?
архим. Филипп
— Понимаете, если мы исходим из этих отношений симполити́и, то мы все — граждане, сограждане, мы одинаковые, я начальник — он не дурак, знаете, это: «я начальник, ты дурак»? Вот он не дурак, а он согражданин, такой же, как и я, поэтому я к нему должен относиться таким же образом, поэтому я должен обеспечивать ему и должную компенсацию за его труд, и подумать о том, что он делает во внепроизводственной сфере, и это не как сейчас — тимбилдинг, вот это истерическое совершенно занятие, когда люди не знают, что делать, но им сказали: «идите и сделайте тимбилдинг», вот это немножко другое, вы должны входить в обстоятельства конкретного человека, которому в данный момент не хочется заниматься тимбилдингом, у него там дома кто-то заболел или ещё какие-то проблемы, а вот скакать с вами и играть в этот пейнтбол он совершенно сейчас не в настроении. Здесь нужна какая-то организованная система, подобная, может быть, даже и профсоюзной организации, я не о самой институции, а о тех функциях, которые она призвана выполнять, даже вот, собственно, католическое социальное учение, несмотря на то, что оно более всего построено на неолиберальных принципах и основывается в основном на папских писаниях, а не на Священном Писании, когда-то я занимался этой проблематикой, оно профсоюзам уделяет заметное внимание, потому что это единственный способ доведения интересов общества, то есть работников, до управляющей верхушки. Он занят, он не может, он действительно занят 24 часа в сутки, этот управляющий, но довести до него кто-то же это должен.
М. Сушенцова
— Раз уж мы затронули эту тему, задам такой, достаточно прямой вопрос: нужна ли нам развитая социальная доктрина, нашей Русской Православной Церкви, развитая в части экономики, которая давала бы какие-то ориентиры, какое-то руководство людей?
архим. Филипп
— Я думаю, несомненно. Еще в бытность Святейшего митрополитом был принят на Соборе Архиерейском соответствующий документ, но он не входил в экономическую проблематику, практически не входил, там, в центре документа, совершенно другие, действительно, более социальные проблемы, межличностные проблемы и так далее. В силу ряда причин на тот этап данный момент был не разработан, но такой документ действительно необходим, поскольку он мог бы дать некоторые граничные рамки, внутри которых следует развивать свою хозяйственную деятельность тем, кто полагает себя близким хотя бы к Церкви, то есть, если ты как-то самоидентифицируешься как человек хотя бы околоцерковный, я уж не говорю о церковном, то вот некий набор принципов, которые хотелось бы, чтобы ты имплементировал в свою повседневную деятельность, и причем это бы затрагивало и тех, кто управляет, и тех, кто, собственно, работает у станка, тех, кто занят непосредственно материальным производством, потому что эти отношения тоже не регулируются, и люди видят несправедливость, но они не понимают, что с ней делать, они возмущаются, они испытывают душевные какие-то беспокойства. Сейчас вот исповеди послушаешь — у всех состояние, просто близкое к истерическому, люди, в общем-то, дезориентированы достаточно сильно, но вот в этом контексте для них тоже это был бы реальный ориентир, основанный не на общих каких-то принципах, о которых обычно говорит проповедник, а на конкретных, может быть, даже увязанных законодательством принципах, которые помогли бы ориентироваться в этой ситуации.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы сейчас говорите, очень синхронизуется с моими наблюдениями в разговорах, в том числе, в эфире этой программы с предпринимателями и бизнесменами, слышится какой-то общий запрос, потребность в том, чтобы было с кем или с чем соизмерить свои проблемы в своих компаниях, проблемы экономические на стыке как раз с социальными, соизмерить и сопоставить их с какими-то принципами, которые Церковь бы предложила, может быть, и на уровне общих принципов или просто найти такого духовника, который поможет и подскажет по каким-то более глубоким экономическим вопросам, то есть такая потребность, мне кажется, действительно большая.
архим. Филипп
— Понимаете, духовник, он тоже же не из воздуха соткан, ему же тоже нужен какой-то документ, который он мог бы прочитать и свои мысли с ним соотнести, он же не может всё делать только на базе реального опыта, причём самыми хорошими духовниками являются обычно монахи, но в монастыре я не думаю, что у него есть опыт взаимодействия с крупными государственными корпорациями и решить проблему, там возникающую, вряд ли ему по силам, а так хотя бы у него будет в руках некий документ, где выведена определённая проблематика и прописаны некоторые предложения, связанные с реализацией этих проблем, материал для раздумий, ведь духовник — это же не механизм, в который ты пришёл, слил в него помойку и ушёл, и всё замечательно, он же тоже думает, то есть на исповеди Господь, конечно, подсказывает, как, с кем и что говорить, но тем не менее думать-то тоже приходится.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Мы вернёмся после короткого перерыва.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! Это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви и исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Я напомню нашим слушателям, которые, может быть, сейчас только подключились, что мы с отцом Филиппом остановились на обсуждении необходимости, может быть, создания или доработки «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» по части экономических вопросов. Отец Филипп, а какие самые общие принципы вы бы заложили в эту модернизированную «Социальную концепцию»?
архим. Филипп
— Ну, вы хотите, чтобы я «Концепцию» написал сразу перед микрофоном, это достаточно сложно. Какие-то предложения я в свое время давал, но, на мой взгляд, главной проблемой, неурегулированной в нашем обществе, является проблема взаимоотношений трудящихся и всей управляющей институции, это институции на уровне собственников предприятий и иных хозяйственных организаций, и это проблема, связанная с взаимоотношением государства с обществом в той его части, которая работает. То есть понятно, что государство делает максимально возможное, исходя из текущей ситуации, прежде всего, экономической, но, тем не менее, есть определенные моменты, которые президент вдруг внезапно начинает подчеркивать для правительства, то есть не для общества, общество эти проблемы видит, оно понимает, оно находится внутри этих проблем, но вдруг он перед правительством ставит те или иные задачи, связанные с демографической ситуацией и так далее, и так далее. Вот сейчас несколько выступлений президента было достаточно содержательных, и повороты были достаточно неожиданны, я думаю, для органов исполнительной власти. Именно эту ситуацию надлежит прописывать, причем не только в терминах господства подчинения, но в терминах общехристианской этики, опять-таки, исходя из общей идеи гражданства: все мы граждане одного хозяйства, все мы граждане Божьего дома, и в этом доме надо устраивать более или менее справедливые отношения, а не такие отношения, что одних стригут, а другие при этом почивают на лаврах.
М. Сушенцова
— А как вам кажется, в целом ответственность за свой хозяйственный успех или неуспех, за свою деятельность, за свое место в обществе и экономике все-таки несет сам человек лично? Мы сейчас даже не совсем отвлеченно об этом говорим, а вот в нынешних наших российских реалиях, как вам кажется, ответственность за это лежит на плечах каждого из нас или все-таки на государстве? Вот как вы это видите?
архим. Филипп
— Это обоюдная ответственность, она не может быть перенесена ни в ту, ни в другую плоскость. С одной стороны, человек отвечает за то, чтобы развивать себя. Понимаете, если я сижу на печи и жду золотую рыбку или там щуку из колодца — это одна ситуация, если я работаю, если я обучаюсь тому, что надо, а не тому, что хочется тому, кто обучает, ведь сейчас не секрет, что в нашей системе, скажем, высшего и среднего профессионального образования люди преподают то, что умеют, а не то, что надо слушателю. Если я обучился тому, что надо, если я на рынке нашел себе нужное место — это моя ответственность, но ответственность государства — создать мне условия для того, чтобы я обучился, создать мне условия для того, чтобы я во время обучения имел средства к существованию. Понимаете, когда мои студенты работают чуть ли не с полной загрузкой, а потом приходят ко мне сдавать какие-то экзамены, явно прочитав что-то такое в метро — это одна ситуация, а когда студент занят учебой полный рабочий день — это немножко другая ситуация, вот тогда мы выпускаем квалифицированного специалиста. Мы же сейчас заканчиваем эту страшную историю с бакалавриатом и магистратурой и возвращаемся к тому, что нам нужны специалисты своего дела, а не бакалавры четырехлетние, но для этого государство должно создать определенные условия и не ссылаться на то, что денег нет. Да, денег всегда нет, но их надо искать, и искать на организацию, знаете, построить какой-нибудь кампус и так далее — да, это очень замечательно, но я должен подумать, кто придет в этот кампус, и что он в этом кампусе будет кушать, пока он учится, какую стипендию он будет получать, откуда я эту стипендию возьму, и хватит ли ему этой стипендии для того, чтобы просто в нашем пищеблоке питаться, с теми ценами, которые там есть, они субсидированные, да, но они тоже не маленькие, поэтому вот эту проблему необходимо решать со стороны властных структур. Система профтехобразования, может быть, дети хотели получать профтехобразование, есть определенная категория детей, которым не надо высшее образование, им выше крыши среднее специальное, но при этом где у нас эти средние специальные учебные заведения? Мы сейчас спохватились, что некому к станку идти, нет квалифицированных молодых, а есть только стареющие или совсем старые, которым уже давно на пенсию пора, это тоже государственная проблема, то есть мы хотим вдруг, внезапно, чтобы у нас появилось из воздуха что-то там такое — не появится, если мы этого не предусмотрим в наших хотя бы трехлетних бюджетных планах, а сейчас уже и шестилетняя идет перспектива, ну давайте мы будем ее оценивать реально, а не исходя из наших желаний. Поэтому грузить ответственность только на личность я бы не стал, если личность в пустыне, то кроме как выкопать себе колодец, она мало что сможет.
М. Сушенцова
— Как-то в одном из интервью вы обмолвились, что, может быть, ключевая проблема России — это в ее населении, вера в доброго царя и такое вот ощущение, что я тут ни при чем, за меня всё сделают. Как вам кажется, как с этой, может быть, национальной чертой нам быть, как с ней бороться, как ее воспитать во что-то более продуктивное?
архим. Филипп
— Знаете, мне всегда казалось, что роль Церкви в этом процессе должна быть одной из ведущих. Я поясню эту историю. Церковь — это исключительно социальная система, Церковь не может состоять из одного человека, Церковь — это всегда общество, причем это организованное общество, реализуется оно только в коллективе, высшая степень реализации Церкви — это Божественная Евхаристия, это Таинство Причащения, вот оно может совершиться только в обществе. Если в храме никого нет, я не в праве служить литургию канонически, мне нельзя ее служить, если там кто-нибудь, одна бабуля хотя бы придет, вот тогда я вправе служить, а если она пустая — я не могу. Так вот, Церковь — это социализирующий элемент в обществе, причем жестко социализирующий, поэтому она всегда организуется общинами, в нашей практике это приходская община, они у нас по-разному существуют, есть действительно общины, есть просто сходящиеся время от времени люди, которые не всегда знают друг друга в лицо, но тем не менее, в идеале это система каких-то общественных институций, которые принимают решения, кстати сказать. Скажем, мы не избираем священника себе на уровне общин, старообрядцы могут избирать, кстати сказать, это древняя традиция, когда община избирает себе священника, но нам его назначают, и тем не менее есть какие-то контролирующие внутри общины органы, есть то, что раньше называлось «двадцаткой», и она принимает решения относительно финансовой, хозяйственной деятельности храма, ремонтных работ и так далее, и так далее, то есть она действительно ведет экономический процесс какой-то, связанный с текущей деятельностью. Есть социальное служение, которое тоже стоит денег, оно же не просто служение, а это надо что-то закупить какому-то нуждающемуся человеку, прийти с этим и так далее, и так далее, то есть здесь четкий какой-то общественный организм, и вот эту организационную систему наложить на общество Церковь вполне в состоянии. Но другое дело, что наше общество десоциализировано за последние тридцать лет вконец, на мой взгляд, и благодарить мы за это должны неолиберальную теорию, которая, как вы правильно сказали, всю ответственность возлагает на отдельного человека, который, в общем-то, находится в безвоздушном пространстве, вокруг него никого нет, он один, а все кругом волки, по принципу «человек человеку — волк», и вот мы все должны грызться. К сожалению, существенная часть тех, кто самоидентифицируется как православные, она может быть околоцерковная, но по большей части не церковная. Вот если мы когда-то, с Божьей помощью, решим задачу воцерковления этих семидесяти шести, скажем, процентов, которые считают себя православными, вот тогда мы выполним свою ресоциализирующую роль в этом десоциализированном обществе, маргинализированном обществе, в деклассированном обществе, ведь у нас нет совершенно психологии единства. Любая западная страна — это некоторое ощущение гражданского единства, а мы друг друга называем «россияне», и вот в официальных документах очень часто проскальзывает: «россиянин», а кто это такой, россиянин? Мы — граждане, мы граждане своей страны, вот если это чувство гражданственности в населении появится, а это надо воспитывать, и воспитывать со школы, может быть, даже и раньше школы, в детских дошкольных учреждениях, чтобы дети понимали, что они не просто «россияне», то есть какая-то там толпа бегающих людей, а они — граждане, имеющие права и обязанности, вот тогда они их начнут соблюдать когда-нибудь, и если у них есть права, тогда они их потребуют, а если у них есть обязанности, тогда от них можно потребовать эти обязанности выполнить, а мы пока почему-то только требуем реализовать свои права. Ведь даже юристы часто говорят, что население не знает своих прав, с этим материнским капиталом вот недавно была дискуссия, ставится вопрос о разъяснении женщинам их прав в плане материнского капитала, потому что детей они рожают, а что делать с капиталом, они просто не в курсе дела. Вот этот момент воспитательный, на мой взгляд, у нас намеренно опущен, я вам напомню, что в 90-е годы теория образования строилась, исходя из того, что школа имеет только образовательную функцию, а воспитательную функцию школы изъяли — вот это надо преодолевать. Если общество не воспитывает для себя граждан, для того, чтобы общество продолжило существовать, если мы этих граждан не воспитаем, их у нас не будет.
М. Сушенцова
— Получается, что чувство сопричастности, социальной принадлежности, оно возникает в результате воспитания, а как быть с такой чертой, как мы знаем, очень важной для экономического процветания и в принципе, для процветания общества, как предприимчивость, инициативность? Вот такая, что ли, самомотивация, как иногда говорят на страницах некоторых исследований, то есть когда у человека есть желание как-то вот развиваться. Да, он может чувствовать себя частью церковной общины, какого-то более широкого социума в пределе всей России, но вот как быть с этой активностью, с проактивной такой жизненной позицией?
архим. Филипп
— Ну а разве мы ставим вопрос так, чтобы ее запретить, эту активность? Вообще, на самом деле, вот этот слой, насколько я помню социологические наблюдения, не более 10% в обществе составляет. Большая часть общества — это работники, а минимальная фактически часть — это предприниматели, собственно, они и реализуют это все дело. Опять-таки, возьму пример немножко побольше, не от человека, а от институтов. Мы все время говорим о том, что необходим инвестиционный процесс, вот якобы бизнес должен инвестировать и что-то там такое производить, но бизнес это делает обычно только тогда, когда он видит, что он вписывается в какую-то общую линию развития экономики. Знаете, если мы 150 предприятий по производству там, я не знаю, платочков каких-нибудь устроим, то у нас будет очень много платочков, которые никто не будет покупать, но нам нечего будет кушать, потому что пищевую промышленность мы забыли построить, а все будем ходить в платочках. Значит, предприниматель должен видеть некоторую экономическую политику, направленную на развитие тех или иных отраслей производственных, причем государство не просто эту политику декларирует, оно в нее инвестирует, но не 100 процентов, а процентов 10-15, но к этим 10-15 процентам бизнес должен пристроить свои остальные там 90-85 процентов. Если он со стороны государства этой финансовой воли не увидит, то он инвестировать не будет, что он сейчас и делает. Для того, чтобы реализовать предприимчивого человека, ему также надо нарисовать какую-то картинку, куда ему предприимчивость свою пихать, потому что, если он этого не знает, он будет производить платочки в бешеном количестве, но от него не нужны платочки, от него нужно что-то другое, покажите ему это другое, и здесь профориентация, здесь вузы, здесь он должен увидеть: вот структура такая, вот здесь у нас не хватает, здесь у нас перебор, здесь у нас будет перепроизводство, здесь, наоборот есть ниша, и вот в эту нишу мы должны его направить своей собственной рукой, вот тогда он разовьется, иначе он платочки попроизводит, поймет, что это всё ему только убытки принесло, и свернет свою предпринимательскую инициативу. Без направления движения никто эффективно работать не будет, это называется и стимулирование в том числе.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело» в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Отец Филипп, получается, что в той картине, которую вы обрисовали, что нам нужно стимулировать предприимчивых людей, как будто бы предполагается, что не работает рыночный координационный механизм, потому что, опять же, как нас учили со времён Адама Смита, предприниматели направляют свои и усилия, и свой капитал в те сферы, где более высокие цены, где есть потенциально более высокая прибыльность, то есть как будто бы не требуется для этого какой-то указки сверху, дорожного указателя, «иди сюда, а сюда не ходи», то есть в принципе наблюдение за экономикой, за уровнем прибыльности и цен должно было бы само подсказать предприимчивому человеку, куда ему вкладывать свои деньги и усилия.
архим. Филипп
— Вы мне можете назвать одну страну в мире, развитие которой прошло бы по описанной вами модели? Вот промышленный подъём где сам организовался, одну промышленно развитую страну, в Европе там, Штаты, ещё что-нибудь, вот без этого направляющего движения государства где-нибудь что-нибудь развилось? Я не знаю такой страны. Очень замечательную картину вы нарисовали. Мальчик из 11-го класса выходит, значит, он должен иметь знание финансового анализа, он должен иметь знание конъюнктурного анализа на высоком уровне, ценового анализа, знание кредитно-финансовых механизмов, всё это совокупить — один мальчик! Ему восемнадцать лет, вот этот один мальчик должен из этого сделать математическую модель, найти себе нишу, которая соответствует его принципиальным способностям, и там развивать экономику страны, вы себе можете это представить? Я нет.
М. Сушенцова
— Я более-менее могу себе такое представить, но только после высшего образования профильного.
архим. Филипп
— Вот, и то, если есть человек из Министерства экономики, который что-то изобрёл, или там Министерство, и он кидает какой-то клич, вот помните, как БАМ строили? Хотя вы не можете этого помнить.
М. Сушенцова
— Я не помню, да, только по книжкам.
архим. Филипп
— Да, это я помню. Вот надо поехать, и народ собрался. Он поехал бы на БАМ, если бы его не позвали? Нет. Он и не знает, где этот БАМ и вообще, где эта Сибирь. Большая часть населения из пределов родного города не выезжала, загранпаспортов нет ни у кого, у нас 10-15% людей имеют загранпаспорта, то есть там они тоже не были. Что Вы хотите от подобного рода людей? В Америке то же самое, я вас уверяю, там они тоже никуда не ездят, они тоже сидят в пределах родного города. Понимаете, это неэффективное использование средств, это распыление, в том числе, и интеллектуального потенциала страны, но у нас нет такой возможности, мы не можем бросаться людьми, мы не вправе это делать, и, по-моему, любая развитая экономика понимает, что она это делать не вправе, поэтому везде есть какие-то метки, по которым человек ориентируется, эти метки расставляют, его ведут туда, куда нужно мне, он там самореализуется. Потом, когда он вырастет, ему будет лет сорок, он поймёт что-то другое, у него будет масса знаний, которые он получил вот по этой дороге, и вот тогда он реализует что-то другое, если он здесь не самореализовался, но указать ему дорогу ну просто уж необходимо. И это, простите, не патернализм, это моя, в общем-то, потребность как государства, это моя непосредственная потребность, я на себя работаю путём его профориентации.
М. Сушенцова
— Это такая модель осмысленного двустороннего сотрудничества человека и государства, где инициатива исходит с обеих сторон. Мне бы хотелось вот к какому примеру историческому обратиться: когда я училась как раз уже в магистратуре на кафедре истории народного хозяйства и экономических учений той самой экономического факультета, нам очень много в подробностях рассказывали о наших купцах-старообрядцах, старообрядцах-предпринимателях, какой вклад они внесли в русское экономическое чудо и предвоенный подъём (перед Первой мировой войной, разумеется). И тут кажется, что это как раз тот случай, когда инициатива произрастала снизу — ну, так кажется, я многое здесь упускаю, но вот можем ли мы чему-то поучиться у этих самых старообрядцев-предпринимателей, которые иногда ещё и меценатами были, то есть внесли вклад в нашу культуру, музеи и так далее?
архим. Филипп
— Ну как вам сказать, старообрядчество, как таковое, это исключительно религиозное течение, и просто его счастливый случай, что в нём оказались представители городского мещанства, а купцы-то, они изначально были мещанами в период начала своей купеческой деятельности, это потом они уже стали получать гильдейские какие-то знаки, а поначалу они были обычными горожанами. На ряде предприятий старообрядческих была реализована, в силу возможностей, в силу понимания, в силу желания самих хозяев этих предприятий, вот именно та модель согражданства, и она, по всей видимости, служила повышению эффективности производственного процесса. Знаете, когда у вас работник сыт, одет и обут, он работает по одному, когда он гол как сокол, он работает немножко по-другому. Соответственно, организация взаимоотношений хозяина и работника — это, наверное, главное, чему у старообрядцев можно поучиться, потому что экономики православной официальной, старообрядческой, католической, её не бывает, экономика всегда одна со своими законами, а вот этические принципы её организации социальной, это уже другая немножечко история, и вот этой социальной организации у них действительно надо учиться. Возьмите московские купеческие мануфактуры, при которых были и общежития для работников, которые, вплоть до того, что одевали там работниц или работников более или менее прилично, в одном стиле в каком-то, людям не надо было сильно тратиться на себя, где лечили, есть больницы, построенные для работников той же самой Трёхгорной мануфактуры, школы — опять-таки, обратите внимание: школы, там воспитывали того, кого надо, это не просто какое-то воздушное образование без определённых целей и задач, как, знаете, классическая гимназия: вот мы учим греческий и латынь, только не очень понимаем, зачем, а это профессиональное образование для того, чтобы родители ушли, а дети пришли на их место, то есть человек думал о будущем своего предприятия, в том числе, и с кадровой точки зрения, и причём, у родителей ниже качество по образованию, а у детей уже будут выше качество по образованию, они по-другому будут работать, им другие задания можно делать, потому что производство развивается, и технологии развиваются, и люди должны входить в технологический процесс. Вот этому образу мышления необходимо, конечно, учиться, потому что сейчас у нас всё-таки работник брошен на произвол судьбы, то есть как он себя сам организует, так у него всё и получится.
М. Сушенцова
— То есть получается, что текущая задача развития деловой этики, внедрения этики в экономику заключается в том, чтобы развивалась социальная ответственность у предпринимателей?
архим. Филипп
— Это можно назвать социальной ответственностью, это можно назвать христианским подходом, как хотите, но без подобного рода поворота производственного процесса, я думаю, что мы довольно быстро придём к очередному потерянному поколению.
М. Сушенцова
— Ещё такой, может быть, из более отвлечённой области мне хотелось бы задать вопрос. Когда я сама, учась ещё в университете, заинтересовалась вопросами этики и экономики, моё внимание, конечно же, привлекли работы отца Сергия Булгакова, который сочетал в себе как экономическую стезю, так и священническую, конечно же, я не могла не прочесть его «Философию хозяйства», и вот какой момент меня заинтересовал в ней при прочтении: там он пишет о том, что — да, с одной стороны, в силу первородного греха человек в поте лица своего добывает свой хлеб, и в этом есть определённая предзаданность, детерминизм экономики над человеком, но в то же самое время, выполняя эту базовую функцию, человек в какой-то момент переходит и становится сотворцом, то есть он переходит к более высокому исполнению Божественного замысла о нём, именно когда творчески реализуется, то есть из этого базового уровня в поте лица своего наступает какая-то более высокая ступень, как раз когда, может быть, и инициатива хозяйственная проявляется, какие-то свои идеи. Вот как бы вы отнеслись к такому подходу?
архим. Филипп
— Вопрос о творчестве — это богословски уже даже проработанный вопрос, и это правда, на самом деле. Я бы всё-таки пошёл со своей стороны, со своего угла: если я не организую в человеке реализацию этого потенциала — он его не проявит, потому что он не сломает те рамки, которые задаются вот этим «в поте лица своего», без посторонней помощи. Если ребёнок талантлив в музыке, мы должны его в четыре годика найти и дальше его развивать, и потом из него, может, Ойстрах получится когда-нибудь, а может, и не получится. Если мы видим, что ребёнок проявляет какую-то инициативу — я его в школе должен поймать, я его должен до вуза довести, я его в вузе должен специализировать, и так далее, и так далее, и вот тогда я воспитаю себе то, что нужно мне. Если же мы будем ждать, когда он сам, ну, простите, у него мама 35 тысяч получает, а папа — 40 тысяч, и что мы от него ожидать будем? То, что он тоже будет 35 тысяч получать.
М. Сушенцова
— То есть любой росток инициативы всегда должен быть полит вовремя, сопровождён.
архим. Филипп
— Растения надо поливать, они тогда растут.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем был архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, профессор, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, спасибо вам большое за этот интересный разговор.
архим. Филипп
— Спасибо вам за интересные вопросы.
М. Сушенцова
— Спасибо. Дорогие слушатели, услышимся с вами через неделю, всего доброго.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов