
Василий Харьковой
У нас в гостях был продюсер, режиссер, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива» Василий Харьковой.
Наш гость рассказал о том, что побудило его оставить прибыльную работу в Америке и вернуться в Россию, как это решение связано с его приходом к вере и поиском смыслов в жизни, а также каким образом в его творческих проектах раскрывается любовь к Родине и русской культуре.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
− «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня — Василий Харьковой, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива», продюсер, режиссер. Добрый вечер!
В. Харьковой:
− Добрый вечер, Константин!
К. Мацан:
− Поговорим сегодня о Ваших проектах, о Вашей биографии в том числе — потому что она очень интересная, а нам на Радио ВЕРА всегда очень важно услышать людей, которые приходили к вере, открывали для себя мир православия — через что, через какой поиск, через какие вопросы. Ну готовясь к программе, я знаю, Вы в каких-то своих интервью рассказывали о Вашем пути, о том, что в юном возрасте Вы переехали (в относительно юном) в США. Сколько Вам было лет?
В. Харьковой:
− Двадцать...
К. Мацан:
− Двадцать... Ну а сколько Вы пробыли в США?
В. Харьковой:
− Два года...
К. Мацан:
− Два года... И там открыли для себя православие?
В. Харьковой:
− Да...
К. Мацан:
− Вот как это было?
В. Харьковой:
− Когда прошел год моего пребывания в Калифорнии... Я работал на телевидении, и в принципе уже у меня все было: у меня было жилье, свой личный apartment* (апартамент, квартира), работа интересная — потому что я всю жизнь хотел заниматься медиа, кино, и друзья, и все время как бы наличные в кармане... И я так начал немножко расслабляться и задаваться философским вопросом.
Потому что когда мы с друзьями собирались там на выходных, на уикенде, как тогда называлось, где-то там у кого-то на заднем дворе, на барбекю — и обычные разговоры все велись о том, у кого какая крутая гриль, или у кого там какой-то еще крутой бытовой предмет он себе купил на дачу... То есть, все шло как по льду вот по бытовым темам.
Как только ты начинал разговаривать о каких-то глубоких вещах, о философских каких-то смыслах жизни, то всем сразу становилось душно. То есть, все говорят: «Ну чего ты, у тебя все есть, что ты какие-то вопросы задаешь дебильные, грузишь нас типа. Давай просто поговорим вот так вот...» — ни о чем то есть, о воздухе...
К. Мацан:
− А это были американские друзья или русские?
В. Харьковой:
− Американцы, американцы, да. Ну, было там два молдаванина и один украинец, вот (смеется). И даже с этими молдаванином и украинцем я не мог на эти темы разговаривать. И в итоге я думаю: наверное, что-то не так. То есть, может, у меня что-то не так... И я начал... Попал еще в одну компанию — уже таких более творческих ребят. Это были ребята не из творческой среды, они трудились в обслуживающей сфере. И я попал в компанию к сценаристам и операторам — и там то же самое было. То есть, все время какое-то вот deal* (дело, сделка), deal, бизнес, деньги... Чтобы заработать, купить предметы, короче, вот... (смеется)
К. Мацан:
− А вот Вы сейчас это, простите мне этот вопрос — а вот Вы как бы не преувеличиваете? Почему я об этом спрашиваю... Потому что, ну, постоянно мы — я имею в виду здесь вот, в России, люди, слушающие русские медиа — слышим постоянно в последнее время вот о некотором «бездуховном Западе». Ну или даже без этих штампов — просто о том, что вот русская душа — она из любой точки взмывает к вечным вопросам; а западный человек (это в данном случае не негативная характеристика, а просто фактическая) имеет более такой приземленный ко всему подход.
И иногда со стороны кажется, что это русские так как бы превозносятся над «бездуховным Западом». Хотя нет никакой цели у нас, и сейчас в разговоре нет никакой цели вот таким национальным превозношением возноситься и кого-то обличать, осуждать или унижать. Но то, что Вы рассказываете — это очень показательно. То есть, это реально в практике, в повседневной жизни разговор о вечном блокируется, не принимается − это неловко...
В. Харьковой:
− Ну может быть, я попал в такую среду или компанию... Но я был в двух средах, то есть, одна среда...
К. Мацан:
− Ну это Ваш опыт...
В. Харьковой:
− Да, мой личный опыт. Одна среда как раз, ребята в обслуживающей сфере − это коммунальщики, то есть там, строители вот. Ну понятно, там может быть такая история, да — то есть, глубоко сильно не ныряют. А другая среда − это творческая интеллигенция, в принципе. То есть там, сценаристы, режиссеры...
К. Мацан:
− Казалось бы...
В. Харьковой:
− Да, а там тоже... То есть, там снять деньги, чтобы стать известным, получить славу и заработать там, купить себе повыше в горах особняк... И дальше вот такие вот вещи, то есть — всё вот куда-то уводится в материальную историю. Вот это я лично как бы открыл, это понимание, через своих друзей, которые меня окружали. Вот...
И потихоньку, потихоньку я понял, что, видимо, так все думают. И начал мучить на работе людей (смеется) вот на своей. И они мне сказали: «Ну ты уже задолбал, иди вон в протестантскую церковь и там задавай вопросы — тебе там ответят, там на эти темы как раз разговаривают». И я пришел в храм, вот... Не знаю, можно ли это храмом назвать — ну, такое большое здание без купола, только вот крест...
К. Мацан:
− Молитвенный дом...
В. Харьковой:
−Да, молитвенный дом... Я попал на вечеринку какую-то вот. (смеется) Там играл drum-n-bass* (барабаны и бас), и священник в облачении, чернокожий, пел «Аллилуйя», и все танцевали, короче... Я думал, что... У меня создалось впечатление, будто священника шоу-бизнес в плен взял вот, и он тут устроил очень такой сильный «кач». Мне стало так как-то не по себе, потому что я помню отдаленно с детства ощущение вот это благодати деревенского храма, и оно у меня как-то... Что-то не то, видимо, не так должно выглядеть... И я ушел — даже не дошел до священника, чтобы с ним поговорить...
В итоге через месяц я узнал, что есть часовня православная в Сакраменто, и наведался туда. И когда вот, я помню свои эмоции, в первый раз я зашел внутрь — и всё, меня как водой облило. Я попал как будто вот в атмосферу русской деревни: свечи, уют и этот монах стоит посредине. Выглядел он как боец ММА внешне; а глаза добрые, как у дедушки. То есть, вот это сочетание — оно меня покорило. Я не мог понять, как вот эта вот сила, вот эта харизма мужская и любовь — вот это в одном человеке может сочетаться. И я начал вот его мучить вопросами...
К. Мацан:
− А о чем Вы его спросили?
В. Харьковой:
− Я вот как раз и спросил: «Чем, − говорю, − мы отличаемся от американцев? Какая у нас цель? Какая у них цель? То есть, куда все идут?»... Вот... И я говорю: «Не может же быть доллар главной целью, что-то другое должно быть»... Хотя я вообще еще к философии даже не прикасался тогда. (смеётся)
И он мне говорит: «Ты понимаешь, американцы — это „серферы“. То есть, их главная задача — это круто и красиво проехать по реальности, сделать финт и покатиться дальше. А русские — это дайверы. Помимо того, что нам тоже нравится прокатиться, но мы любим погрузиться в подводный мир»...
К. Мацан:
− Вот священник из Калифорнии находит образы, которые удобовоспринимаемы для его паствы в Калифорнии...
В. Харьковой:
− Да, да, да, упаковал так (смеется)... Вот, и говорит: «А русские — это дайверы. Нам интересно вот увидеть подводный мир, мироздание, красоту познать. И когда ты американца с собой туда зовешь, в подводный мир, ему тупо воздуха не хватает, он задыхается, и поэтому тяжело размышлять с ним на эти темы глубокие. Вот...
И я такой: понятно, короче... И вот как мы с ним общались где-то, мне кажется, часов пять — а мне казалось, что минут десять прошло. И он мне, когда я уже выходил, говорит: «Вот тебе — Серафим Роуз», дал мне «Православие — религия будущего», и «Братьев Карамазовых» и Хомякова, три книги. «Читай», — говорит. И всё (смеется) — на три месяца я пропал...
К. Мацан:
− А Вы помните, что в этих книгах вас в первую очередь поразило?
В. Харьковой:
−Да, да...в «Братьях Карамазовых» меня поразило вот это, как сказать, именно мастерство дайвинга, что ли. Как он погрузился в личности, в три типа личности вот этих, три брата...
К. Мацан:
− Три брата, да...
В. Харьковой:
− И как он мне их показал (потому что я — читатель) и сказал: «Смотри, дружище — это ты везде. То есть, это вот ты, это вот ты — просто в разных состояниях, в разные промежутки времени жизни. То есть, это ты — и вот смотри, как ты можешь делать, да, и какая палитра человеческой души... И вот он как будто со мной сидит как психолог и говорит: ну вот к чему может привести вот этот помысел, да, вот этот, вот этот; как с ним бороться, как его увидеть...
И я думаю: вот это... Ну, психология мне нравилась уже тогда — и я думаю: вот это психолог, откуда он взял это вообще все? Мне стало интересно. И потом потихоньку-потихоньку начал копать — оказывается, что святые отцы... То есть, у Достоевского, оказывается, даже своя келья в Оптиной пустыни до сих пор нетронутая — они там ее оберегают, охраняют, ухаживают за ней. Гоголь — то же самое...
То есть, начинаешь копать, и думаешь: Господи! У нашей русской культуры, у литературы, исток — это святые отцы! И думаю: а чего нам про это никто не говорил? А потом Серафима Роуза прочитал — это вообще... Это американец, который понял эту русскую душу, то есть, понял как раз православие, и так глубоко...
К. Мацан:
− Оказался дайвером... (смеется)
В. Харьковой:
− Да-да, и так глубоко понял, что монастырь основал свой... И потом его труды, его деятельность так сильно повлияла на американцев, что он там... «Заразил» нельзя сказать... Но очень много людей пришли к православию, и до сих пор это идет еще — шлейф от него... Он же был духовным чадом Иоанна Шанхайского. А Иоанн Шанхайский — это святой, тоже личность уникальная...
Вот, и в принципе, вот так и произошло мое знакомство с православием, через эту часовню вот и через эти книги...
К. Мацан:
− Ну наверное, непросто было все равно принимать решение о возвращении в Россию?
В. Харьковой:
−Да... Был еще момент, я уже все понял через Серафима Роуза — потому что он современным языком, как раз для меня, вот этого тусовщика, рассказал вообще, что такое глубина русской души, что такое русский язык, что такое святые отцы... Куда мир в принципе идет, и куда он шел — то есть, вот эту дорожную карту он разложил...
И вот это тоже, кстати, очень важно для подросткового сознания, потому что нам всегда хочется понять — расскажите, что как и куда идет, разложите нам, мы хотим знать... А бывает, рядом нет таких людей, которые могут тебе раз-раз-раз — и разложить. А он взял опыт святых отцов, изучил и разложил вот эту дорожную карту Апокатастасиса... И это покорило меня...
К. Мацан:
− А я не спросил, а Алексей Степанович Хомяков, наш русский философ-славянофил? Не самое простое чтение, на самом деле.
В. Харьковой:
− Хомяков да меня, знаете, как был... Это как сейчас Исаак Сирин. Вот я Исаака Сирина открываю — и я понимаю: душу трогает, что-то очень глубокое, но до конца не могу понять, о чем тут речь. Три-четыре предложения понял, дальше хоп — улетел. Вот для меня так был и Хомяков тогда. То есть, я его читал, понимал, какая красота — космическая такая, но не мог глубоко вникнуть. Видимо, еще мозг не сформировался, еще не было на что опереться... А там же надо знать...
К. Мацан:
− Там просто надо реально знать, с кем он полемизировал, кому писал, на что отвечал — вот это все...
В. Харьковой:
− Да... Вот для меня так Хомяков был — как просто красивые узоры такие... (смеется)
К. Мацан:
− Василий Харьковой, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива», продюсер, режиссер, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну так Вы начали говорить о том, что... Как вызревало решение вернуться из Америки в Россию...
В. Харьковой:
−Да, вот я уже... Для меня Россия раскрылась как прекрасный бутон после вот этих произведений, книг. Я понял, откуда я вообще уехал, что тут происходит, и мне все сразу стало ясно. Я понял, что... куда бегут ребята из Калифорнии, какая у них цель, и какая цель у России, почему ее все считают странной — потому что она в принципе не в ту сторону идет. И начал как бы искать-искать-искать — и наткнулся на вот этот как раз принцип обратной перспективы, который Флоренский очень круто описал.
И я такой думаю: «Так вот оно же вообще, то есть... Прямая перспектива — это как раз западное цивилизационное мышление. То есть, это бег в бесконечность, в котором человек в центре. А обратная перспектива — это, наоборот, бег... Ну как — не бег, а путь к себе, к Богу через себя, в центре которого — Творец. Ну, теоцентрическая модель реальности — в принципе, абсолютно другая модель. Прекрасная, интересная, глубочайшая модель познания вообще мира, и... Почему нам об этом никто не говорил? Она там осталась, и надо срочно туда идти, чтобы хоть как-то к ней прикоснуться, узнать, лайфхаки получить, как туда идти, вот по этой дорожной карте вообще, вот через святых отцов...
И в итоге меня вызывают... А я еще работал по выходным в ночном клубе арт-директором — я переделывал... Днем работал на телеке, а по выходным в ночном клубе вечеринки организовывал. И задача моя была — это переделывание бывших банкетных залов в ночные клубы вот. И у меня был директор русский, он уже был 13 лет в Америке... И я ему рассказываю эту историю, говорю: так-то так-то вот, у меня такая встреча произошла — и я понял Россию, и я домой собираюсь...
И он мне такой: «Ну... Принимай решение быстро, потому что, говорит, у нас с супругой 13 лет назад (уже не помню, то ли 15 — не буду врать, ну короче, большое количество лет назад) был такой же выбор. Мы, говорит, сломали в себе вот это русское, и мы теперь и Россию не понимаем, и Америку не понимаем — то есть, мы вот...»
К. Мацан:
− То есть, от одного берега отстали, а к другому все равно так и не пристали...
В. Харьковой:
− Да... «Мы, говорит, подвисли в воздухе вот и висим... У нас, говорит, каждые выходные... Мы плачем — ну не слезами, а вот душа ноет по России. Мы живем только вот ради дочки, которая не знает, что такое Россия. То есть, она не узнает — она не будет плакать, у нее душа не будет ныть»... Я такой: «Все, до свидания». Купил билет и помчал...
К. Мацан:
− Слушайте, ну вот это все очень захватывающе звучит... Но я себе позволю все-таки по-журналистски это проблематизировать. Ну вот Вы возвращаетесь в Россию — и что, здесь святая Русь по-Вашему? Здесь нет разговоров о деньгах? Здесь прям на каждом углу — теоцентризм?
В. Харьковой:
− Ну вот у меня как было это выглядело — я как в фильме Шукшина вот, к березам сначала все, вот у меня это первое — то есть, Россия, Русь... В монастырь помчал, в Оптину пустынь...
К. Мацан:
− Из аэропорта буквально... (смеются) То есть, Вы реально поехали жить в монастырь?
В. Харьковой:
− Нет-нет, я поехал трудником...
К. Мацан:
− Ну да, жить в монастырь, по большому счету...
В. Харьковой:
− То есть, мне хотелось прикоснуться...
К. Мацан:
− К культуре именно...
В. Харьковой:
− Да, узнать, что это такое. Познакомился с отцом Тихоном, скитоначальником вот. Он мне тоже такой — хопа... А он же тоже бывший режиссер, и он мне с этой стороны так: вот смотри... То есть, показал грани православия другие совсем уже. Именно вот эту благодатную тишину, которая там находится, которую ты просто в книжках не потрогаешь. То есть, ты когда там находишься — рядом с монахом, или просто он там виноград сажает, или за ним ухаживает — и ты уже от него чувствуешь вот это вот, на самом деле благодать чувствуешь...
И я поступил во ВГИК, устроился на популярный музыкальный телеканал режиссером... И тут пришла вот эта тема — вторая волна америкоцентризма... (смеется)
К. Мацан:
− Но уже здесь...
В. Харьковой:
−Да, и со всех сторон просто. Я понял, что вот я уехал из Америки, из этой модели реальности — а здесь, оказывается, эту модель реальности просто прокачивают и внедряют через медиа, и я являюсь одним из инструментов, который этим занимается. То есть, я своими руками делаю эти чарты музыкальные, ставлю на первые места то, что нельзя ставить на первые места — потому что это... Ну, если это ребенок 12 лет посмотрит несколько раз, то он уже через полгода будет говорить, что «я вот это хочу, мне это нравится, и я считаю, что вот так правильно»... Вот, особенно девушки.
И когда ты это видишь... Получается, я попал в такой филиал просто Америки. И для меня это стало ужасным и пугающим, и я начал потихонечку уже как-то выходить из этой истории... И познакомился там как раз с Анатолием Кузнецовым вот, с партнером — это единственный человек, с кем мы начали изучать Исаака Сирина...
К. Мацан:
− Анатолий Кузнецов — музыкант, композитор, песню которого мы сегодня услышим, и не одну...
В. Харьковой:
− Да, и мы с ним начали... Нам попалась книга вот как раз Исаака Сирина, «Предание» — на сайте «Предание», аудио. И я ему говорю: «Смотри, какая космическая глубина, это просто высшая математика какая-то, психология там, философия»... Он такой: «Да! Точно... Я когда на работу еду, слушаю, с работы еду...» — ну то есть, на музыкальный канал...
И мы думаем: давай что-нибудь сделаем такое вот, что мы понимаем, да, вот эту православную тему, только вот как-то ее донесем молодежи — то есть, упакуем, владея уже этими инструментами, которыми мы здесь «прокачались»...
К. Мацан:
− Упаковочными...
В. Харьковой:
− Да-да... Попробуем их просто развернуть в другую сторону вот и в правильное русло направить. Такая, да, обратная перспектива получается... И в итоге сделали раз, два, сделали ролик, сделали какой-то дизайн там интересный, оформили, и смотрим — интересно людям, заходит, нравится, делятся... И мы опробовали это всегда на своих, на местных — тех, которые вообще далеки от православия там на канале — редакторы там, звукорежиссеры, вот...
А потом уже потихоньку я начал увольняться — потому что у меня уже база сформировалась, ну, база заказов, которая могла меня обеспечить, чтобы я мог спокойно существовать и не быть зависимым от какой-то большой компании. И все, я уволился — и мы уже вплотную начали заниматься социальными проектами, возить детей из детских домов по монастырям, по Золотому кольцу...
Вот это уже тоже такое физическое взаимоотношение с людьми... То есть, когда ты видишь, как этот ребенок, который весь в иголках, вот этот шип, вот эта колючка, которая только села в этот автобус в Москве, в конце — другой человек. У него глаза уже живые, он плачет, он просто не хочет расставаться... Когда ты это наблюдаешь сам, ты понимаешь: вот изменение происходит...
К. Мацан:
− А вот что так воздействует? Само посещение храма, не знаю, какое-то мудрое, правильное слово опытного священника, который их там встречает? Вот что?
В. Харьковой:
− Это нам повезло вот. У нас священник был, молодой священник, отец Иоанн... Как он с ними вообще — ну как вот со своими пацанами, как с друзьями общался! Он придумал программу — он начинал старт поездки с определенных слов, которыми настраивал ребят; потом в конце вечера он всех собирал, покупал свечки, ставил, выключал свет, и говорит: «Давайте, теперь рассказываем про свои истории». Каждый рассказывал, открывался, такая исповедь общая как будто была. И все раскрывались...
И в итоге потом он подводил их к монахам, и монахи тоже с ними общались уже добрым словом и все-таки, наверное, тоже благодатью на них влияли. И вот таких несколько встреч, несколько бесед — и уже к концу они менялись. То есть, видимо, комплексный такой подход. Но все-таки его воля, вот именно самого этого священника — отца Иоанна, его энергия и его, видимо, да, сердечность, искренность, которая в нем была — она показывала детям, что нету никакой угрозы, что мы друзья все.
То есть, вот это им самое главное — что нет опасности и все друзья. Мы входили в доверие — и все. А когда сердца раскрываются, там уже Господь все делает, там уже как бы ничего не надо делать. И в конце они уже другими личностями, можно сказать, приезжали.
Конечно, понятно, что это нужно комплексно делать, и их надо дальше вести. Потому что они сейчас вот к себе вернутся, там пара каких-то друзей, которые на них влияют, к ним опять в жизнь попадут — и все, они опять закроются... Как это в притче — придет, в комнате когда прибрался, придет еще больше...
К. Мацан:
− Худший бес...
В. Харьковой:
− Да, вот... Но вот этот феномен, когда сердца раскрываются — это произвело сильнейшее впечатление на меня. И дальше-дальше-дальше начали делать уже фестивали, дальше делать концерты, клипы, социальные ролики, короткометражки... Вот, и потихоньку — как бы то, что сейчас есть, в принципе, большой пул уже работ, команда креативщиков, несколько сценаристов, несколько режиссеров, несколько композиторов...
И все как бы через призму православия работаем. То есть, мы как бы, если к нам приходит какой-то проект интересный вот там, заказ, то мы обязательно — ну об этом мало кто знает, но — мы «зашьем» туда какую-то евангельскую мысль, или святоотеческую мысль тоже какого-нибудь монаха — всегда чтобы хоть что-то там лежало такое. То есть, потом... Может быть, никто и не будет об этом знать — но оно раскроется в нужный момент. И это как бы таким принципом стало подхода вообще к проектам...
И вот музыка у нас... Анатолий мне звонит (а он всегда музыку писал) и говорит типа: «Давай что-нибудь сделаем музыкальное такое, с такой же целью — чтобы там что-то в ядре музыкальном содержалось как раз такое глубокое, христианское; и при этом чтобы оно высоко академическое было, чтобы оно не было „колхозным“, чтобы это можно было в другие слои общества донести»...
Потому что есть академическая среда — а там, на самом деле, ну как сказать... После нынешней... После ситуации, которая произошла весной, многие показали себя не с очень хорошей стороны. То есть, они как будто не родные вдруг резко стали... И ты думаешь: вроде как бы среда высоко интеллектуальная, то есть, люди должны как бы понимать, где они находятся, что происходит — не только на территории Москвы там, да, но и более глобально — на планете... Аналитикой люди владеют, и умы такие серьезные — но при этом многие как бы вели себя не так, как хотелось бы, не как мы от них ждем вот...
И мы подумали: давай-ка музыку в этой среде попробуем сделать такую, в которой будет в ядре как раз вот любовь к России... То есть, любовь к России, любовь к православию; но при этом чтобы это не было топорно, чтобы это не было «колхозно», чтобы это было и стильно, и на высоком академическом уровне...
К. Мацан:
− Давайте послушаем. Начнем с песни «Родина» — это стихи и музыка самого Анатолия Кузнецова... А исполняет кто?
В. Харьковой:
− Юрий Кобяшов — это третьекурсник консерватории...
К. Мацан:
− Давайте послушаем...
(звучит песня А.Кузнецова «Родина, исп. Ю.Кобяшов)
Текст песни:
Я живу на земле золотых куполов,
Я брожу по дорогам, древним, как время,
Я смотрю в это небо — державный покров...
Здесь рождаются, чтобы любить, надеяться, верить...
Все, что было, все, что будет,
Не исчезнет без следа,
В расписном окошке сруба —
Вифлеемская звезда...
И серебряные реки,
И святые города —
В моем сердце
Навсегда...
Много было тревог,
Твой удел непростой.
Разве вправе мы сдаться,
Когда столько пройдено?
За тебя, как и раньше,
Мы встанем стеной —
И не можем иначе,
Наша светлая родина.
Все, что было, все, что будет,
Не исчезнет без следа,
Здесь ломали свои копья
И тевтонцы, и орда.
Наши славные победы,
Воля, словно сталь, тверда
В моем сердце
Навсегда...
К. Мацан:
− Песня «Родина», музыка и слова Анатолия Кузнецова. А у нас в гостях сегодня продюсер, режиссер Василий Харьковой. Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы, не переключайтесь.
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня — Василий Харьковой, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива», продюсер, режиссер... И мы продолжаем наш разговор.
Есть одноименный конкурс «Обратная перспектива», который вы провели — конкурс художественных работ. Как я понимаю, конкурс работ, которые призваны были, ну, каким-то образом выразить вот эту мысль о теоцентричности национальной русской культуры... Обратная перспектива...
Те, кто не сначала слушают нашу программу — напомню, что здесь, конечно, есть отсылка вообще к принципу обратной перспективы, и к работе русского философа и богослова отца Павла Флоренского. О том, что если живопись построена по принципу прямой перспективы, и от человека идет взгляд, который сужается в точку в конце, то обратная перспектива — такая вот как бы... как бы нарушающая наше привычное зрение, как бы не похожая на мир, являет мир иной — поэтому она не похожа.
Эта попытка сломать прямую перспективу есть единственный путь изобразить небесное, неизобразимое, невидимое очами обычными, но видимое очами духовными. Поэтому — обратная перспектива, когда как бы расходится от человека она вширь и вдаль, и как бы открывается Божий взор, который на нас смотрит. Весь мир, который на человека смотрит, и Бог, Который, Творец этого мира, на человека смотрит с иконы, с иконостаса.
Ну вот Вы получили ряд работ в этом конкурсе. Это современное искусство — то есть, это не иконописные работы. Это художники... На сайте у вас эти работы есть, они очень разные. Это такой местами где-то поп-арт, местами коллаж, местами живопись, тяготеющая к классической. Очень много всего разного. Местами что-то близкое к фотографии, и так далее.
Конечно, трудно говорить о живописи по радио, поэтому я Вас вот о чем спрошу. Вам художники прислали работы, претендующие на некоторое выражение вот этого теоцентрического принципа. Что Вас самого удивило? Какие образы у художников рождаются вот в ответ на этот призыв? То есть, ведь набор работ, которые вы получили — это некий срез ну если не общества, то некоего... какого-то слоя художественного. Вот так современный человек, говорящий на русском языке и в России живущий, видит... предлагает такие символы выражения этой идеи национальной.
Вот какие это были символы? Что Вы... Ну какие выводы, какие наблюдения из того, что Вы получили, Вы можете сделать?
В. Харьковой:
— Ну допустим, я вот... Скажу, как это вообще началось, почему этот конкурс я сделал...
К. Мацан:
— Да...
В. Харьковой:
— Когда началась СВО, у меня из команды креативной все дизайнеры уехали. Кто в Грузию, кто в Армению... Все побросали... Мало того — они даже издалека не хотели доделывать проекты. То есть, всё — всё, что связано с Россией, теперь, в общем... И я такой думаю: ничего себе, а что делать-то? У меня проекты встали...
И я думаю: как найти талантливых ребят, которые будут при этом гениальны, да — творцы, и при этом у них будет в ядре любовь к России, любовь к православию? Думаю: ну надо конкурс, видимо — чтобы узнать вообще, есть такие... И придумал конкурс «Образ Святой Руси в современном визуальном воплощении». Создал рамки специальные жесткие — чтобы там не присылать лики святых, трепетно относиться к символам православия, никаких языческих историй...
Потому что тоже многие считают почему-то, что православие — это вот руны и вот это всё, начинают присылать... Такие специально рамки сделал, потому что знал, что сейчас как пойдет поток верб там, вот этого всего, что многие ощущают...
К. Мацан:
— Да, важное ограничение, такой стоп-лист...
В. Харьковой:
— Да, а рамки как раз и задали ту сложность некую... И когда ты художнику создаешь рамки, он сразу начинает придумывать. Вот... Пришло 400 работ. 400 работ, и я такой: ничего себе, как... Из них — 70 интересных вот, которые прошли. И у всех у этих, как бы если такой срез делать, интересно... Многие воспринимают художники православие как мать — вот у них как бы такое материнское...
К. Мацан:
— Интересно...
В. Харьковой:
— Материнское что-то такое, теплое, материнское, вот... Сразу вспоминаешь там всякие там научные философские статьи на тему того, что Богоматерь в России по-особому воспринимается. Потом язычники тоже пролазили — вот я им сказал не надо, а они все равно лезли. У них ассоциации почему-то с деревом — все дерево, дерево, дерево, руны в форме дерева...
К. Мацан:
— Ну природа...
В. Харьковой:
— Да, природу они наделяют...
К. Мацан:
— Мать сыра земля...
В. Харьковой:
— Да... И вот так если сказать обще, то — мать. Вот разные образы матери, то есть — мама с ребенком там, еще что-то. И видно, что как бы они не сговаривались, это люди разные — один из Владивостока, другая из Дагестана там, Нижний Новгород — то есть, люди из разных мест присылали... То есть, один образ такой прослеживается, да...
К. Мацан:
— Ну то есть, получилось, что есть талантливые или, как Вы говорите, гениальные художники, которые ценностно себя относят вот к этим идеалам православия, Святой Руси и так далее...
В. Харьковой:
— Да...
К. Мацан:
— И которые при этом, судя по работам, которые на сайте опубликованы... Я не художественный критик, но я вот смотрю — и вот именно того, чего Вы боялись, там нет. «Лубка» православного там нет. Это очень современные работы дизайнерские, очень качественные, как мне представляется...
В. Харьковой:
— Да, и еще какой был интересный момент — то, что люди... Я им всем еще задание дал — описание сделать к работе. Это я вот прикреплю туда. Это мое, кстати, упущение, что я описание не добавил — там такие опусы! Там так люди глубоко, искренне, душевно описывают свою работу — почему вот так вот они сделали, и что они туда заложили. Это порой даже красивее, чем сама работа! То есть, глубже, глубже, да... И думаешь: вот это да — у меня аж мурашки по коже — ну как люди воспринимают классно, то есть, у нас тему эту православную, и как глубоко!
И я когда показал в «Национальные приоритеты» — такой есть в «Национальные проекты России» этот конкурс — а там вообще профессионалы, там эксперты, креативные директора там, серьезные умы сидят, и мне говорят: «Это мощь, это мощь! Мы берем этот проект и запускаем от нас еще — то есть, делаем народное голосование».
И они народное голосование еще запустили — это была тоже опять вторая волна... Короче, проект «зашел», проект такой вызвал резонанс, и те художники, которые нам понравились — мы с ними даже до сих пор работаем. То есть, мы в команду взяли там дизайнеров, художников, они нам помогают в других проектах.
И мы сейчас запускаем второй конкурс — он интереснее, еще интереснее. У нас задача такая — он будет не только по России, мы хотим, чтобы он пошел по всем странам, кто любит русскую культуру, кто к нам лоялен. Тема конкурса — это вообще принцип обратной перспективы: нарисуй всё, что хочешь, в обратной перспективе.
Ну, рамки создадим — чтобы там пошлости никакой не было, треша. Но это очень интересно, если люди попробуют нарисовать в обратной перспективе — дизайном там, или моушн-дизайном там, живописью, графикой, любой техникой, то есть — мне кажется, это может быть интересный взгляд.
И мы обязательно в начале конкурса на сайте разместим вообще, что такое принцип обратной перспективы. Не просто что это технический какой-то термин, а что есть за ним некая философская мысль глубокая. Чтобы они через это тоже пробовали поразмышлять. Мне кажется, будет интересный результат. Потому что если, вы представляете там — Китай, да... То есть, отправить там через их вузы русскоязычные, которые у них там есть, факультеты — проект туда, задание дизайнерам. Пусть они подумают — то есть, как они увидят? У них вообще другое же мировосприятие...
Потом еще какую-то, может быть, страну — Бразилия там, не знаю... Понятно, сербы нас понимают, они сделают что-то интересное. Но посмотреть на страны, которые от нас по культуре с другого ракурса, и если они на православную тематику попробуют что-то сделать — это же тоже некая миссионерская движуха получится. Они же начнут изучать, и потом — оп, оп... И запретят конкурс... (смеется)
Короче, вот такой вот есть проект, и он интересен — это из визуального... И мы по результатам конкурса хотим выставку мультимедийную сделать крутую в центре Москвы — либо в музее «Россия — моя история», либо в ГЭС-2. Это как раз будет выставка, которая расскажет о принципе — вот посмотрите, ребята, что такое прямая перспектива — через там пять или шесть залов будет...
Потом проникаем мы в пространство, где человек попадает в нынешнюю атаку информации — что сейчас вот информационный шум образов, смыслов; потом попадает в пространство, где абсолютная тишина, только звук деревни такой — калитка там где-то скрипнула, где-то петух закричал, ветер, и звук колокола такой... И тут начинается рассказ, что вот есть такой взгляд особый, русской культуры — необычный, с другого ракурса, посмотрите... И там такая цитата...
«Понятно, что куда мы все идем — мы идем по прямой перспективе все, типа как человечество бежит туда... Но давайте присядем на дорожку, по русской традиции, и просто задумаемся, что может быть, есть еще какие-то ракурсы интересные»... И в итоге следующий зал — это выставка как раз работ победителей конкурса. То есть, возможно, это будет мультимедийная проекция, возможно, это будут живые холсты — посмотрим. И вот такой тоже путь к обратной перспективе через выставку — через живое такое посещение и наблюдение...
К. Мацан:
— Василий Харьковой, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива», продюсер, режиссер, сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
Вот мне рассказывали, что есть задумка у Вас снять фильм, если угодно, в стиле, в настроении «оттепельного» кино 60-х. Это про что?
В. Харьковой:
— Это вообще, это вот прям... Мне кажется, что это будет...
К. Мацан:
— Бомба...
В. Харьковой:
— Бомба, фурор... Потому что мне как режиссеру всегда, когда что-то начинаю делать — у меня такое: это было, это было, это было... Хочется чего-то того, чего не было. И в итоге у меня первая была мысль — сделать фильм, снять... Я нашел сценарий Шпаликова «Причал» — сделать фильм так, как будто он тогда был снят, в 60-х годах, но только сейчас его на полках отрыли и его показали.
То есть, вот так вот сделать, чтобы даже не было у людей понимания, что это сейчас снимали. Чтобы актеры неизвестные были, чтобы это на пленку было снято, чтобы люди так разговаривали в фильме — потому что это же тоже особая подача, особый стиль, там другая школа разговора вообще была, песни пели... Чтобы вот эту искренность передать через разговор и через улыбку, чтобы прямо вот эта атмосфера была...
И я думаю: ну наверное, это было... То есть, это было — это фильм «Артист», немой фильм, потом еще были попытки... Я думаю: а что, если взять вот это всё, вот эту всю атмосферу искренности и любви той эпохи — и снять в современном кино? То есть, современная Москва, но люди, персонажи в ней разговаривают так, как разговаривали тогда, поют песни — то есть, гуляют по улице и распевают песни, и с ними происходят такие волшебные истории, как у Шпаликова, или как у Михалкова, «Я шагаю по Москве»...
Я думаю: а что, это интересно — надо попробовать! И мы с Толей начали писать песни вот эти вот — как раз в стиле советском, опираясь на стиль там Кристалинской Майи, Хворостовского лучшие вещи — искать вот эти эмоции, настроение. И в итоге у нас начало получаться. Мы смотрим — о, о, настроение самое, нам нравится, хорошо работает!
И я такой думаю: а теперь надо взять какое-то стильное видео, которое у меня есть — уже современная там реклама какая-нибудь или какой-то клип — и попробовать подложить вот эту музыку и эти диалоги. Чтобы просто посмотреть, есть ли вот это вот сочетание, связка...
К. Мацан:
— Химия...
В. Харьковой:
— Химия, да... И всё, короче — и это произошло! То есть, мы увидели это на ноутбуке, что оно оч кру. То есть, та вот атмосфера, те характеры — и супермодная стильная картинка современная, современные москвичи. Но вот сочетание произошло — и думаю, есть, получится, получится... Сейчас всё, рассказал идею — сейчас придется снимать! (смеется)
Короче, в итоге музыка-то готова уже, больше половины песен мы написали. По эпизодам план тоже расписали. Потому что мы не хотели прямо брать «Причал», мы взяли только начало — как он в Москву приплывает, шкипер-герой, на барже, а дальше историю уже переписали полностью — чтоб с правами проблем не было.
А если так глубже копать, Шпаликов вообще эту идею взял у Жана Виго, французского режиссера. Там как раз шкипер приплывает в Париж, девочка уходит гулять по Парижу, он за ней идет ее искать, и там с ней приключения происходят. Вот тоже, в принципе, не оригинальная тема...
И в итоге мы сейчас на этапе написания диалогов, уже детально расписываем сцены. И 28-го числа делаем концерт большой благотворительный в «Москонцерт Холле» — как раз саундтрек к фильму вот этот будет, мы с большим симфоническим оркестром все эти песни будем исполнять, оркестр ПВО у нас выступает духовой, и Вероника Кожухарова тоже, саксофонистка такая крутая уровня европейского — мы для нее тоже написали песню.
И мы верим, что эта получится тема. Чем она еще сильна — то, что этот фильм... Есть определенная аудитория, которая соскучилась по этой атмосфере, да, по этому кино доброму искреннему; а другая аудитория, молодые, которые вообще об этом ничего не знают — для них это темный лес, и для них что-то новое будет. То есть, мы им, получается, откроем советскую песню, да, песню той эпохи золотой, с другого ракурса.
То есть, это может даже стать неким таким трендом даже, волной определенной — начнут все лепить, вот пойдут сразу, группы появятся подобные...
К. Мацан:
— А вот как Вам кажется... Вот мы произносим фразу «оттепельное» кино — и конечно, сразу на душе тепло. Это и «Я шагаю по Москве», и «Мне 20 лет», и «Июльский дождь», хотя там уже более грустная такая картина, как бы разочарование в «оттепели»... Но все равно вот эта атмосфера действительно вот 60-х... А как бы Вы ее описали, что в ней такого привлекательного, и с чем это должно резонировать сегодня?
Ведь «оттепель» была периодом послевоенным, когда после чудовищных лет немножко страна оживала. И смерть Сталина, и XX съезд — и вот показалось, что возвращается такой «сквознячок свободы», как об этом писал и говорил поэт Юрий Кублановский. «Оттепель» — явление своего времени. Что сегодня должно быть таким содержанием такого кино?
В. Харьковой:
— Скажу вот, как вообще эта идея пришла — совместить... Я вышел из метро «Смоленская» как-то рано утром часов... Шел, наоборот, к метро — часов в восемь-семь. И увидел девушку — идет девушка молодая, лет 20, и абсолютно трезвая, не пьяная — и поет песню. У нее в наушниках даже не было — она идет и что-то поет песню, такую красивую...
К. Мацан:
— Интересно...
В. Харьковой:
— Я думаю: что это вообще такое? И меня так это поразило! Я сразу вспомнил бабушкины рассказы — что оказывается, тогда просто гуляли по улице и могли петь песни, и никто бы на тебя не посмотрел как на странного человека. То есть, вот эта внутренняя наполненность, искренность и открытость — вот это, да. У тебя на сердце классно, и ты идешь и поешь. И других заражаешь — у кого-то сразу тоже классно стало, автоматически — на тебя посмотрели...
Я думаю: во, вот это да, вот это класс! Вот так бы сделать, чтобы сейчас люди вот так вот ходили, так вот открыты были, никто там не закрывался, а вот эта вот такая... Душевная такая искренняя открытость... И думаю: попробовать вот, может быть, это передать через кино. Потому что кино — оно ведь заражает, то есть, оно имеет силу влияния на массы. И если оно станет культовым или таким популярным, то люди просто начнут подражать, а потом это станет привычкой... (смеется)
К. Мацан:
— Дай-то Бог... Я вспомнил историю — когда Вы начали рассказывать про то, что увидели на улице поющую девушку — про то (как рассказывают), как рождался фильм «Я шагаю по Москве». Когда Шпаликов пришел к Данелии и сказал, что... «Я написал классную сцену — девушка едет...
В. Харьковой:
— С зонтиком...
К. Мацан:
— ...идет под дождем, а рядом парень на велосипеде над ней держит зонтик», — на что режиссер спрашивает: «А о чем фильм-то будет?». — «Да неважно, — говорит Шпаликов, — сцена вот, я ее увидел»... И потом появился целый сюжет «Я шагаю по Москве». Но визитной карточкой фильма осталась эта сцена — которая, кстати, к сюжету вот, к фабуле не имеет отношения...
В. Харьковой:
— Да...
К. Мацан:
— Такая вставка лирическая... Но именно она стала вот таким... такой эстетической кульминацией этого фильма — то есть, что все вспоминают в итоге. Как иногда из одной простой детали целое настроение рождается...
В. Харьковой:
— Да... Вот Анатолий, кстати, вот товарищ, именно так и пишет музыку. Я говорю, у меня свой подход — я тоже увлекаюсь и музыку иногда пишу; но я больше по семплам электронным. А он — у него там оркестровки в голове... И он говорит: «У меня так же — я сначала такое зерно маленькое, такая опа — искра какая-то красивая, и я ее начинаю, просто вот из нее начинаю развивать, и там потом получается произведение. Никогда не бывает, что у меня сразу хоп вот — и полная картина. Именно вот это маленькое, маленькое зерно, а из него потом — бутон»...
К. Мацан:
— Мы сегодня заговорили о Ваших проектах, направленных на молодых людей. Вы рассказывали о том, как Вы детей детских домов возили по «Золотому кольцу»... Как Вам кажется, православие как традиция, православная церковь что может дать современному подростку, молодому человеку, на какой внутренний запрос ответить? Что такого вот современный молодой человек ищет внутренне — может быть, даже не всегда сам понимая, что ищет это — чего он не найдет нигде, кроме православия?
В. Харьковой:
— Вот я не знаю, как мне это сказать... Ну в принципе, да — я могу говорить только как я себе говорю молодому, да, 20-летнему. У меня две вещи.
Первое — ну пытливым умам интересна всегда причина поступка. Вот ты что-то сделал — и как будто это факт, и «это я сделал». И ты обычно удивляешься — ну как, ты думаешь: опа, сделано... А как это было, почему это сделано — то ли это эмоция какая-то мимолетная, то ли люди так вот вокруг, окружение так это сделало, заставило тебя так поступить...
В зависимости от личности ты начинаешь размышлять. Либо на кого-то перекладываешь ответственность за поступок, либо списываешь это просто на какое-то там, как сейчас модно типа — звезды сошлись, да...
А православие тебе говорит: нет, дружище, у этого поступка есть, если отмотать, корень. То есть, там есть несколько событий, вот которые привели к тому, что ты сейчас сделал. И эти события, как ниточку, можно просто понаблюдать и увидеть, что было первым ядром, которое позволило совершить вот этот поступок — плохой там или какой-то ужасный, или средний...
И православие как раз и святые отцы — они как вот математики, да, ученые, они знают эту историю, они ее исследуют и они тебе рассказывают: смотри, дружище, где у тебя была ошибка совершена. И когда в следующий раз у тебя будет повторяться эта история, ты когда в следующий раз будешь видеть, что опа — там что-то похожее, ты сможешь принять решение туда не пойти — по этой ветке, которая поведет тебя в итоге к такому негативному поступку.
И это, как сказать... Это круто! Мне кажется, молодежи интересно знать лайфхаки какие-то, да. Это же лайфхак! То есть, ты когда соблюдаешь этот лайфхак, или эту инструкцию, этот механизм — ты понимаешь, что есть у тебя уникальный инструмент роста, потому что ты каждый раз... Не знаю, может, так мозг устроен, не знаю — ты каждый раз все тоньше и тоньше понимаешь себя, глубже понимаешь людей окружающих...
И тут ты переходишь уже, когда ты по этой дорожке дальше развиваешься — переходишь на второй уровень. (смеется) Ты уже понимаешь, что да, всё — я знал, то есть, у меня вся эта дорожная карта вырисовывается, а вот наступает момент — и у меня не хватает мощностей принять вот это решение — то есть, чтобы туда не пойти. Я принимаю почему-то другое решение. Я знаю, что я за это получу, да — то есть, что у меня будет плод не очень хороший, но я это почему-то делаю.
И тут ты задаешься вопросом: а как? То есть, у меня что, не хватает сил что ли, у меня не хватает мощностей, мышц не хватает? Я вроде как бы все знаю, владею как бы этими инструментами... Почему я выбираю этот поступок? И в определенный момент, когда ты признаешь, что ты неспособен своими силами справиться и как бы выбрать правильную дорогу — тут уже как бы, как говорит наш любимый Осипов Алексей Ильич, тут ты уже понимаешь, что без Бога, короче, без Христа ты ни на что не способен. То есть, ты не вывозишь это — и ты тогда уже обращаешься, что тебе нужна помощь.
И тогда, когда тебе помогает Христос на исповеди, на причастии — тебе дается заряд, вот именно этот заряд принимать правильные решения, выбирать правильную сторону, сильную сторону, светлую сторону. Он дает тебе силы вот это делать. И ты тогда...
Лично у меня... Я вот уже, слава Богу, познал себя в этом плане — неделька у меня. Вот причастие мне дает до субботы... В субботу уже у меня начинается — конец пятницы, суббота — у меня уже всё, я чувствую, что меня начинает мотать, я начинаю сомневаться, я уже понимаю, что тут я уже начинаю заглядываться куда-то на какие-то странные вещи, здесь у меня мысли какие-то появились... И мне надо срочно дойти до воскресенья, до причастия, до исповеди, чтобы сохранить вот эту вот благодать, которая позволяет принимать правильные решения и двигаться, как бы сказать, в сторону человека, а не в сторону животного...
К. Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу! У нас сегодня под занавес нашего разговора еще песня — музыка Анатолия Кузнецова, стихи Николая Рубцова, песня «Звезда полей», исполняет...
В. Харьковой:
— Юрий Кобяшов, третьекурсник консерватории... Кстати, пользуясь случаем, приглашаю на благотворительный концерт под названием «Буду ждать тебя», который пройдет в «Москонцерт Холле» 28 ноября. Там будут исполнены как раз наши песни, которые мы делали к фильму...
К. Мацан:
— Спасибо огромное! У нас сегодня в гостях был Василий Харьковой, директор проекта «Культурные приоритеты» и креативного агентства «Обратная перспектива», продюсер и режиссер. В студии у микрофона был Константин Мацан. Мы вас оставляем наедине с музыкой. До свидания!
Звучит песня «Звезда полей» (муз. А.Кузнецова, ст. Н.Рубцова), исп. Ю.Кобяшов
Все выпуски программы Светлый вечер
Деяния святых апостолов

Апостолы
Деян., 21 зач., VIII, 40 - IX, 19.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В мире немало преступников, негодяев, злодеев, да и просто дурных людей. Глядя на них, невозможно не задаться вопросом: а почему Бог позволяет им быть? Почему Бог не ограничивает то зло, которое они причиняют другим людям? Неужели Бог не в силах это сделать? Или, может, Бог попросту не видит? А, может, Бога и вовсе не существует? Ответы на эти вопросы нам даст та история, которая рассказана в 8-й и 9-й главах книги Деяний святых апостолов. Отрывок из этих глав звучит сегодня во время литургии в православных храмах. Давайте его послушаем.
Глава 8.
40 А Филипп оказался в Азоте и, проходя, благовествовал всем городам, пока пришел в Кесарию.
Глава 9.
1 Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику
2 и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим.
3 Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба.
4 Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
5 Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.
6 Он в трепете и ужасе сказал: Господи! что повелишь мне делать? и Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать.
7 Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.
8 Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск.
9 И три дня он не видел, и не ел, и не пил.
10 В Дамаске был один ученик, именем Анания; и Господь в видении сказал ему: Анания! Он сказал: я, Господи.
11 Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится,
12 и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел.
13 Анания отвечал: Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме;
14 и здесь имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое.
15 Но Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми.
16 И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое.
17 Анания пошел и вошел в дом и, возложив на него руки, сказал: брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа.
18 И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился,
19 и, приняв пищи, укрепился. И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске.
Будущий апостол Павел, как мы можем понять из только что прозвучавшего отрывка книги Деяний, был человеком весьма незаурядным: он был гонителем христиан, он деятельно поддерживал попытки иудеев уничтожить весть о Христе Воскресшем, он, пусть и опосредовано, но принимал участие в убийстве первомученика и архидиакона Стефана. Тогда, когда Павел ещё не был Павлом, а был ревностным фарисеем Савлом, он представлял угрозу для христиан, и именно об этом сказал в своей молитве Анания: «Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме» (Деян. 9:15). Наверняка христиане, знавшие Савла, могли бы задаться вопросом о том, почему Бог попускает этому человеку творить зло. Таким вопросом можно было бы задаться и в отношении других гонителей христиан, и, конечно же, много вопросов вызывает попущение Божие, из-за которого Господь наш Иисус Христос оказался пригвождённым ко Кресту.
Однако мы не видим, чтобы первые христиане задавали такие вопросы Богу. Они поступали иначе — они просто принимали всё как есть, что, впрочем, не мешало им испытывать опасения по поводу Савла.
История обращения будущего апостола Павла очень показательна: она свидетельствует, что Бог способен буквально в одно мгновение переменить весь образ мысли человека, нарушить все его планы, изменить круг общения, и даже само имя человека. В истории апостола Павла действие Божие было очень быстрым, хотя, конечно, не стоит забывать о предшествующем периоде подготовки к восприятию этого действия — такой подготовкой была вся жизнь святого апостола, и даже его страстное желание уничтожать христиан — это тоже определённый этап подготовки. Можно сказать, что Бог попускал будущему апостолу совершать ошибки и зло ради того, чтобы в будущем Павел стал тем, кем он стал.
Возможно, что и нам Бог попускает совершать наши грехи по этой же причине. Да, конечно, никто не сможет сравниться с апостолом Павлом, но у нас своя мера, и нельзя исключать, что к ней мы движемся в том числе и через впадение в те или иные грехи. То же самое можно сказать и о любом другом человеке: не исключено, что таков его путь к Богу и к святости. Хотелось бы, конечно, чтобы было как-то иначе — без злобы, без греха, без страстей, но, увы, человек искажён грехопадением, и зачастую нам необходимо дойти до своего предела, и лишь после этого мы становимся способны слушать и слышать Бога.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Христианские мотивы в фильме «Сталкер». Иван Перекатов

У нас в студии был режиссер, сценарист Иван Перекатов.
Разговор шел об истории создания и христианских аспектах фильма Андрея Тарковского «Сталкер».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ о христианских смыслах в фильмах Андрея Тарковского.
Первая беседа с кинокритиком Львом Караханом была посвящена фильму «Андрей Рублев».
Вторая беседа с заместителем главного редактора журнала «Фома» Владимиром Гурболиковым была посвящена фильму «Солярис».
Третья беседа с киноведом Августиной До-Егито была посвящена фильму «Зеркало».
Ведущий: Константин Мацан
Все выпуски программы Светлый вечер
«Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов

Гостем рубрики «Вера и дело» был исполнительный директор Группы компаний «ЭФКО» Сергей Иванов.
Наш гость рассказал о своем пути в предпринимательстве, как на его жизнь и отношение к работе повлиял приход к вере и как удается применять христианские ценности внутри компании и во взаимодействии с партнерами.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы разговариваем с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня нашим гостем будет Сергей Иванов, исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор Telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Добрый вечер, Сергей.
С. Иванов
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Вы знаете, я начну, может быть, с необычного вопроса. Где-то в своих выступлениях или текстах вы упоминали о том, что многое из того, что вы сейчас имеете, вы захватили с собой из вашего сибирского босоногого детства, и не могли бы вы с нами поделиться, что особенно ценного вы взяли из этого периода своей жизни? Понятно, что все мы родом из детства, но тем не менее. И что мне особенно интересно: связана ли история вашего детства, ваш детский опыт с выбором пищевой отрасли, как своей основной траектории развития в дальнейшем?
С. Иванов
— Я до шестнадцати лет жил в Забайкалье, в Бурятии. Вообще, мы потомки семейских старообрядцев, но вера закончилась, оборвалась на прабабушках, бабушки уже были советские, а вот моя мама опять вернулась в Церковь. Нас как будто бы прабабушка Аня наша благословила в Московский Патриархат пойти, потому что это была та ветвь, где попов не было – беспоповцев, без священников. И вот наша семья к вере пришла тридцать лет назад примерно. Я до шестнадцати лет жил в Бурятии, потом уехал в Новосибирск, в Академгородок, и как будто бы дальше у меня началась такая дорога «убегания», то есть ты живешь в очень тупиковом селе и у тебя одна мечта – оказаться в большом каком-то городе. Я мечтал сначала в Улан-Удэ уехать, а потом, когда узнал про Новосибирск, то о нём стал мечтать. И вот ты едешь, едешь, едешь, и в какой-то момент так увлекаешься этой гонкой, ты себя сравниваешь с городскими, и ты всегда понимаешь, что ты в этом сравнении проигрываешь, потому что они больше театров посещали, больше музеев видели, и ты их в этом не догоняешь, это формирует такой как бы комплекс. А потом, наверное, в пандемию это произошло, я девять месяцев провел в Белгородской области рядом с нашей штаб-квартирой в Алексеевке, и я впервые оказался на такое длительное время опять в деревне, и это запустило какие-то очень сильные, если честно, процессы внутри меня, я вдруг понял, что то немногое хорошее, что во мне есть, что отклик находит, что мне силы даёт как-то двигаться по жизни, оно на самом деле всё из деревни. А что именно? Ну, во-первых, деревня русская, она очень сильно изменилась. Она далека, наверное, от тех образов пасторальных или каких-то нарисованных, но всё равно есть что-то, что её сохраняет даже сегодня, например, отношения между людьми. В деревне сосед ближе родственника, потому что, если у тебя что-то случилось, ты первым делом к соседу пойдёшь. И соседские отношения могут быть разные, они могут быть напряжённые, вы можете мало общаться, но вот помощь, взаимопомощь и сопереживание соседу – это необсуждаемая вещь. Вот так живёт, так формируется община, когда ты про другого думаешь всегда, не забываешь о нём. И вот этот элемент деревенской жизни, когда ты просто не можешь не подумать о близком, то, что называется сопереживанием, сочувствием, соучастием, вот этот элемент нашего культурного кода или то, что Достоевский называет «всемирной отзывчивостью», он в этой аграрной эпохе и формировался, и в деревне это то, что проявляется ярче, там атомизированности нет, там индивидуализма нет. Даже, например, вот что такое дети в деревне и дети в городе: в деревне, если дети не мои, то это дети общины, дети улицы нашей или околотка, и если ребенок что-то делает не так, то нормально сделать замечание взрослому, старшему, и ребёнок отреагирует, потому что это старший. В городе попробуйте что-то сказать чужому ребёнку – вам глаза выколят за то, что не в своё дело лезете. И вот эта часть нашей культуры, которую можно назвать общиной, я, во-первых, в неё очень верю, мне кажется, что в ней лежит вообще наша энергия, там она произрастает, атомизация и индивидуализация – это то, что её отключает. И вот это, наверное, одно из того самого важного, что мне судьба подарила или семья моя подарила, родня, родственников у нас невероятное количество. Первое моё соприкосновение с городом случилось в Новосибирске и это было открытие, что, в отличие от меня, у всех моих городских друзей родни почти нет. Точнее, у них есть родственники, но что такое у меня родня, в моём понимании: братья, сёстры мамы и папы, их восемь, они между собой как родные. У них есть дети, то есть мои двоюродные братья и сёстры, нас двадцать человек. Ещё есть двоюродные дядья мамин и папин, они тоже родные, и это мои как будто бы деды. Когда меня отправляли в Новосибирск в начале 90-х, 1992 год, денег не было, и наш род собрался на речке, вот Серёжу отправить в физмат школу учиться, и вся родня, в чём сила родни проявилась – все хотели, чтобы Серёжа уехал куда-то, чтобы у него получилось, они забивали скотину, доставали сбережения с пенсионных книжек, все ехали к этой речке с конвертами, я на эти конверты жил год следующий. По-моему, даже ещё на первом курсе мне этих денег хватило. И вот для меня родня – это что-то огромное, большое, двоюродные для меня братья и сёстры как родные, троюродные все очень близкие. А городские про родных начинают говорить так, как у нас про двоюродных, а двоюродных даже не роднятся совсем. И вот это соприкосновение с городом, мне так жалко было моих друзей городских, что у них нет того, что роднёй называется. Когда они в гости к нам приезжали, они никак не могли поверить, сколько их, и эти, и эти, и эти, мы из гостей в гости приезжаем, из застолья в застолье. Поэтому община, семья, род – это всё, что оттуда идёт.
М. Сушенцова
— Сергей, получается из вашего рассказа о детстве замечательном, что идея вот этой сопричастности, соборности, которую вы в ваших выступлениях противопоставляете вот этому индивидуальному атомизму, она черпает своё начало из вашего детства, несомненно? Мне так сейчас показалось.
С. Иванов
— Ну, здесь я точно благодарен своей Бурятии, бабушкам, дедушкам, маме, папе, это точно оттуда.
М. Сушенцова
— Скажите, а то, что вы выбрали своей основной профессиональной траекторией именно пищевую промышленность, вообще вот сферу, где производится еда...
С. Иванов
— Это было случайно.
М. Сушенцова
— Это было случайно, да? Потому что, когда читаешь вашу биографию, кажется, что будто бы это не случайно, потому что, во-первых, всё, что касается производства еды, это вообще, в принципе, очень традиционно для России.
С. Иванов
— Ну нет, не случайно. Я точно понимал, что не хочу финансами заниматься, я не мыслил себя в банках, в этой деятельности. И диплом я писал по управлению промышленным предприятием, мне хотелось на завод пойти, я и пошёл на завод после окончания университета. А оказалось так, что завод занимается растительными маслами, к еде отношение имеет, и вот так меня жизнь в еду привела.
М. Сушенцова
— Надолго, как оказалось. Да, интересно. Наша программа в целом, она посвящена вопросам этики и экономики и мне кажется, вы, как никто другой, можете об этом рассказать, именно руководствуясь своим обширным опытом. И знаете, какой хотелось бы мне вопрос первый задать в связи с этим: а вот какую проблему вы из своего опыта можете сформулировать, касающуюся ведения бизнеса и столкновения этого бизнеса с какими-то моральными принципами, как вы себе видите эту проблему? Наверняка за годы вашей руководящей деятельности и насмотренности вы как-то её уже для себя увидели.
С. Иванов
— Наверное, самое острое и самое такое кровоточащее – это человек. Есть социально-экономические отношения, наш бизнес – это социально-экономические отношения, в которые мы погружаем человека, то есть это эмоционально насыщенные циклические, повторяющиеся отношения, в которых мы зарабатываем на хлеб насущный. И наука подсказывает, и опыт мой об этом говорит, и литература – о том, что как бы нас правильно не воспитывали в семье, как бы общественное мнение не формировало какие-то идеи, но если человек погружается в социально-экономические отношения, приходит на работу, где для того, чтобы ему заработать деньги, для того, чтобы потом родителям помочь со здоровьем или там семья есть, ипотеку надо платить, ну ты не можешь без денег, и вот для того, чтобы ты просто состоялся в этой материальной части, тебе нужно переступить через себя, тебе нужно, например, начинать лицемерить или начинать обманывать. Вот эти социально-экономические отношения, они меняют человека, то есть ты вначале будешь сопротивляться, а потом тебе твоя же боль за близких, она скажет: «ну, куда-нибудь подальше это отодвинь, давай. Это вот тот мир, в котором мы вынуждены жить». И вот этот выбор, который каждый делает, где те красные линии, за которые я переступаю или не переступаю, он на самом деле очень серьезный, потому что он либо включает, либо отключает созидательное начало в человеке. И вот как в нашем бизнесе, особенно сегодня, когда внешние социокультурные тренды, они очень неблагоприятны по подготовке творцов-созидателей, потому что я не знаю, как вы в Высшей школе экономики это идентифицируете, но мы три года назад делали исследование, назвали «ковчеги постмодерна», мы просто начали обращать внимание, что к нам приходят ребята молодые, которым ничего не надо. Точнее так: им надо, но вот напрягаться они готовы. Мы у Гэллапа подсмотрели очень сильное падение эмоциональной значимости чувства долга и запустили исследование большое, на выборке полторы тысячи человек, назвали его «ковчеги постмодерна». Внутри этого мы обнаружили, что 95 процентов ребят молодых, которым 20-25 лет, это Москва, Воронеж, Питер, Белгород, такие города, вот 95 процентов ребят своей мечтой заявляют: «хочу всё и сразу, и чтобы мне ничего за это не было». И только 5 процентов готовы к созидательной деятельности, которая обязательно подразумевает преодоление, ситуационный дискомфорт, эмоциональное напряжение, которые готовы вот к такой самореализации, их всего 5 процентов. И вот это, наверное, главный вызов, он же и следующий шаг развития компании, от него зависит, сможем ли мы создавать условия, в которых ребята, которые предрасположены к созидательной деятельности, оказавшись в которых, они будут раскрывать свой потенциал, творческий в первую очередь и созидательный тот самый, либо мы не способны это сделать. И вот это, наверное, самый главный вызов, он определяет, мы на следующем цикле нашего развития состоимся как социальная система или подвинемся и уступим место конкурентам.
М. Сушенцова
— Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами ведущая Мария Сушенцова и сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, вы подняли такую животрепещущую тему, как и вся наша повестка программы в целом. Мне бы хотелось кое-что уточнить: получается, по итогам этого исследования, что молодым ребятам не хватает смысла, на самом деле. Как говорил Виктор Франкл: «Дайте человеку «зачем», и он вам сделает «как». Создается такое впечатление, что когда человек хочет просто что-то иметь, но при этом никак лапками не шевелить, то, может быть, он недостаточно хорошо понимает ту некую мета-цель или даже ценность, вообще ради чего он живёт, ради чего он действует. И у меня такой вопрос, может быть, даже очень практичный: а как вы считаете, по вашему опыту, всё-таки задача формирования этого смысла и вот этой ценностной надстройки – это индивидуальная задача человека? То есть, грубо говоря, в любой сфере человек сталкивается с проблемой морального выбора, так наша жизнь устроена, просто в сфере зарабатывания денег это особенно обостряется, но в целом перед моральным выбором мы каждую секунду все находимся так или иначе, в той или иной ситуации. Или всё-таки здесь больше ответственность той компании или той организации, в которой этот молодой человек работает, и он смотрит на отношения, которые приняты в этой компании, и начинает их, допустим, копировать, или считает, что вот это норма, я буду под это подстраиваться. Вот как вы считаете, здесь центр тяжести, вот он где, он у самого человека внутри (возьмём молодого человека) или всё-таки центр тяжести у руководителей компании, у тех, кто её выстраивает?
С. Иванов
— Очень сложный вопрос, нет на него однозначного ответа. Но если Евангелие вспомнить, там подсказка-то есть, то есть, если «Царство Божие внутри вас есть», тогда всё начинаться должно с человека. И здесь я могу сказать, что, наверное, одно из наиболее дефицитных качеств, которые мы сегодня в рекрутинге ищем, вот нам такие люди нужны – это субъектность. Что такое субъектность – это когда человек точно знает, кто он, куда он по жизни идёт, чего он ожидает от работодателя, с каким работодателем он точно за один стол не сядет, а с каким работодателем он готов работать. У него есть мечта, и он за эту мечту готов обострять, конфликтовать со своим работодателем. Вот когда есть такая субъектность, с таким человеком можно строить отношения, то есть от него можно оттолкнуться, его можно встраивать в разные модели, помогать, вести. Но почему однозначного ответа нет? Это долгий разговор, не этой передачи, но вот есть такое понятие, президент в последнее время часто упоминает: «культурный код русского человека», и что этот культурный код что-то включает, а что-то выключает. Вот есть какой-то внешний контекст, который наполняет жизненной энергией этот самый культурный код. А есть какой-то внешний контекст, который эту жизненную энергию выключает, и как бы он начинает спать, он начинает выпивать, он начинает люмпенизироваться, и вот как Александр Александрович Ауза́н говорит в исследовании своем, что в России два сердца: Россия индивидуальная и Россия коллективная. Вот Россия коллективная, мы называем это «эмпатично-общинная», она, особенно в последние тридцать лет, как будто бы вытолкнута на обочину, то есть ей говорят: «ну, вы как бы вот в стороне постойте», это его оценки. Если это так, тогда не только все с человека начинается, тогда нужно на уровне общественного мнения или среды социальной, в которой он находится, предложить что-то, какую-то альтернативу. Нужно сказать: а вот эта социальная система, она о чем? Она куда идет? Она себе какую мечту заявляет? И у нас в этой части удивительная есть статья в нашей Конституции, номер 13, в ней идеология запрещена. То есть как будто бы нам сказали: «смыслами не надо заниматься, их чем больше, тем лучше», вот выключили. Важно, чтобы компания длинный взгляд имела, если мы сейчас говорим про компанию, я убежден глубоко, что, если вы не имеете ответа на вопрос: зачем вы существуете как бизнес, причем именно в таком длинном-длинном горизонте, вы проиграете борьбу за таланты завтрашнюю, они просто к вам не пойдут, вот эти самые субъектные ребята, которые себя сверяют: «я-то мечтаю, а вы-то о чем? А вы-то куда идете?»
М. Сушенцова
— А если представить ситуацию, что к вам пришел не субъектный человек, он, может быть, к этому в пределе стремится, но не вызрела еще в нем субъектность, то вы, как руководитель компании, можете вырастить в нем эту субъектность?
С. Иванов
— Ну, это педагогика. Мы с вами сталкиваемся с проблемой сегодня: взрослые детины, тридцатилетние, которые о своей семье позаботиться не могут. Что это, субъектность?
М. Сушенцова
— Я думаю, это уже крайний случай. Я, скорее, здесь имела в виду человека, который хочет прийти в компанию, допустим, ему симпатичен руководитель, но он, конечно, не такой безответственный, чтобы прямо не мог совсем на хлеб своей семье зарабатывать.
С. Иванов
— Уровни этой субъектности, они разные очень, это фактически наше развитие и есть внутреннее по жизни, поэтому, с какой точки ты начинаешь это осознавать, как ценность, как важность того, что ясный образ должен быть и меня самого, и жизни моей будущей, он может начинаться в разном возрасте. Поэтому я начал серию текстов у себя, заявил о том, что главная компетенция руководителя сегодняшнего и завтрашнего дня – это вообще быть педагогом, без шансов просто, иначе вы не выживете, потому что система образования готовит ребят, которые не готовы к созидательной деятельности. Вот это сегодняшний вызов образования, причем глобального, не только у нас – такое вот записывающее устройство, диктофоноговорящее, образного мышления нет, эмоционально-чувственного восприятия практически нет, и вот символы, слова, цифры, которые вообще не складываются во что-то цельное. И даже трудолюбивые ребята, даже трудяги, там два образования, два красных диплома, а вот он в практическую деятельность переходит и ничего сделать не может, как будто бы рыба о стену долбится. Это все сложно, конечно, это можно делать, но для начала компания должна осознать, что работа с персоналом или HR, Human Resources, как нам принесли и научили из западных бизнес-школ – это не дело директора по персоналу, это вообще ключевая задача генерального директора или на самом деле – собственника. А если это так, тогда вопросы рекрутинга, оценки персонала, подготовка программ развития, гарантированный карьерный рост, это тоже дело не HRD или там не директоров по персоналу, а дело как раз акционеров, потому что там именно ваши люди и появляются, вот в этих бизнес-процессах.
М. Сушенцова
— Вы знаете, вы рассказываете, а у меня в мыслях проплывают воспоминания о недавнем нобелевском лауреате в области экономики Джеймсе Хекмане, который доказал, в том числе с помощью эмпирических исследований, значимость некогнитивных навыков для будущего развития человека и в принципе, для его успешности, и в материальной части тоже, и для развития общества в целом. И как раз среди этих некогнитивных качеств упоминалась и стрессоустойчивость, и коммуникабельность, и вот та самая эмпатия, о которой, по сути, вы сейчас говорили, такой эмоционально развитый интеллект, об этом много сейчас пишут, но вот наконец-то и экономическая наука обратила внимание на эти моменты.
С. Иванов
— Можно про эмпатию уточнить, потому что я этот вопрос задал в Руанде в феврале этого года. Я предложил необходимые критерии устойчивости бизнес-модели будущего, то есть, что в будущем только такие социальные системы будут конкурентоспособны. Первое – они должны быть человекоцентричны. И сразу задается вопрос: хорошо, красиво. А какого человека-то мы в центр ставим? А давайте о нем договоримся, и там такие вариации. Но тем не менее: человекоцентричны, мультикультурны – уважать и принимать богатство в разнообразии, а не diversity вот в современном ESG-контексте. Социально ответственным. То есть человекоцентричен, мультикультурен и социально ответственен. И задал вопрос: какой компетенции номер, и вот внутри этого есть какой-то особый тип лидерства. Не все люди умеют вот так, потому что это какие-то специфические, личностные свойства должны быть у человека, давайте назовем его «созидательный лидер» – вот свойство номер один, без чего никогда не случится такой человек? Я задал этот вопрос в аудитории и вам его тоже задам: вот вы бы каким назвали это свойство?
М. Сушенцова
— Без чего не случится лидер?
С. Иванов
— Созидательный лидер, да.
М. Сушенцова
— Я бы дала два ответа. Первое – это чувство ответственности за тех людей, которые тебе поручены. А второе – наверное, чувство эмпатии. Вот как-то так.
С. Иванов
— Вот там в зале было 250 человек со всего мира, собственники и генеральные директора, и тоже так «эмпатия», «эмпатия», «эмпатия» прозвучала. А вот вопрос теперь: а какая эмпатия? Потому что мы внутри компании различаем, вот есть эмпатия первого рода, это – я чувствую вашу боль, чувствую, что сейчас вам больно, но я вашу боль в себя не пускаю, я умею от неё защититься. Это определение, более-менее традиционное, сегодня вы прочитаете, это вот психологи, психотерапевты, коммерсанты, политики, манипуляция, она вся вот на этой эмпатии строится. А мне выгодно, чтобы вы сейчас в вашей боли, мне хочется, чтобы вы приняли решение и пошли мне на уступки, я нашёл болевую точку, я на неё буду давить, чтобы вы просто, выскочив из этого разговора, пошли мне на уступку, вот коммерческий поединок на этом строится, такая эмпатия. Или: я чувствую вашу боль, я её переживаю как свою собственную, я с этим ничего сделать не могу, вообще ничего не могу с этим сделать. Мне перестанет быть больно только тогда, когда вам перестанет быть больно. Это вот то, что у нас называется сопереживанием, сочувствием, состраданием и это бессознательное, это вот крест, который ты несёшь, ты с этим ничего поделать не можешь, отгородиться ты от этого не можешь. Мы это называем эмпатия второго рода. Так вот вы, когда произносите слово «эмпатия», какую имеете ввиду, первую или вторую?
М. Сушенцова
— Я думаю, что я имею ввиду первую. И то, что вы назвали «эмпатией второго рода», я сюда вкладываю смысл вот этой самой ответственности, ответственность – это некий клей, который нас связывает, то есть я, допустим, вижу твою боль, но поскольку я чувствую себя связанным с тобой, есть некая целостность, к которой мы относимся, я не могу закрыться от неё до конца, и мне не будет хорошо, если тебе будет продолжать быть плохо, потому что есть какая-то связка, в которой мы общая, в которой мы находимся.
С. Иванов
— Наша версия ответа, и мы на этом строим вообще всю нашу культуру и системный менеджмент – это эмпатия второго рода, как бы это странно и страшно не звучало, потому что она формирует контекст, когда человек может заботиться о другом человеке. Быть руководителем – это заботиться о ком-то, потому что иначе у тебя нет внутренних сил гармонизировать социальное пространство, которым ты занимаешься. И вот об этом надо договориться, о какой эмпатии мы ведём речь. Слово нехорошее, если честно. Оно привнесённое в наш язык, было бы что-то лучше, можно было бы другое использовать. Но мы внутри его используем, потому что правильнее было бы слово «любовь», наверное, сюда поставить, но оно ещё более засорённое, оно включает такие ассоциации не те, мы его убираем, и мы для себя сказали: вот эмпатия второго рода, это мы как личностную компетенцию идентифицируем, мы прямо её исследуем больше двадцати лет. Наши результаты исследования нашего культурного кода, почему они с Александром Александровичем Аузаном-то совпадают, мы тоже эту тему исследуем, она нам интересна, и мы в цифрах совпали: 75 на 25. 75 процентов нашего населения – это как раз носители эмпатии второго рода, а 25 процентов – это рационально-достиженческие индивидуалисты. Они друг друга вообще не понимают, это как инопланетяне. И с точки зрения создания среды, коллективов, первое, что должен осознать руководитель нашей культуры – что это два разных мира, две разных цивилизаций, потому что если вы первых, рациональных достиженцев в одном помещении собираете, они девяносто восемь процентов энергии будут тратить на то, чтобы доказать, кто главный. А если вы эмпатично-общинных сюда добавляете, для рационально-достиженческих эмпатично- общинные – лузеры, неудачники и вообще непонятные люди, что они здесь делают? Но, если вы создаете среду этим коллективистам или эмпатично-общинным, где они себя чувствуют защищенными, где они чувствуют возможность реализовываться – по потенциалу они кратно мощнее интеллектуально и в творческой самореализации, чем первые. У нас вся компания – это вот социальный эксперимент, именно этот опыт реализующий – строить компанию на таких ребятах.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами Мария Сушенцова и наш гость сегодня – Сергей Иванов из «ЭФКО». Мы вернемся после короткой паузы.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова, я напомню, что это программа «Вера и Дело», сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, у нас закрутился какой-то невероятно глубокий философский разговор. Знаете, это крайне, мне кажется, насущная для нас повестка – тема столкновения коллективизма и индивидуализма, и мне очень приятно, что вы упоминали сегодня Александра Александровича Аузана, это декан моего родного факультета, экономического факультета МГУ, который я заканчивала. Я всегда с удовольствием слушала его лекции, продолжаю читать его книги и слушать лекции, и мне тоже очень близки эти идеи. Но вот знаете, какая мысль мне пришла? Когда вы назвали это соотношение вашего исследования: 75 на 25, создается впечатление, что у России всё-таки не два сердца, одно как будто побеждает, то есть всё-таки как будто коллективистов три четверти, на одну четверть больше.
С. Иванов
— Нет, нет – два, потому что… Ну, это сложно.
М. Сушенцова
— Да, да, я поняла, потому что они принципиально разные, их невозможно помирить. А как быть-то с этой проблемой? Если невозможно одних перевоспитать в других, то есть, скажем, рационалистов-индивидуалистов подтянуть в коллективисты, как быть тогда нам с этим? На уровне общества, может быть, это даже слишком большой масштаб для сегодняшней нашей программы, но по крайней мере, на уровне компании, как вы с этой проблемой управляетесь? Какое решение вы видите?
С. Иванов
— Да, вот давайте на уровне общества не будем, потому что это тема большая. Есть какие-то смыслы, о которых еще три года назад мы даже внутри компании не со всеми были готовы говорить. То есть вот ресурсность предпринимателя, есть такой текст у меня, рассуждение о том, что вообще происходит с психикой человека, который себя называет предпринимателем, как его маниакальный истероидно-паранойяльный комплекс, это свойства психики, которые делают таких людей успешными в предпринимательстве, как он его трансформирует, уничтожает изнутри. Ну и еще там серия текстов, мы их написали и внутри сказали так: мы даже в компании об этом будем рассказывать только тем, кто в программы роста подготовки будущих акционеров попадает, чтобы понимали, как акционеры живут, в сейф забрали, убрали. А потом началось что-то такое, что я не только начал об этом говорить вовне, но я даже начал доставать такие смыслы, к которым мы и внутри-то не очень готовы были подступаться, потому что обвинят в одном, в другом, в третьем. И силы говорить об этом, если честно, мне добавили мои поездки за границу, в Коста-Рику, в Африку, как мы сейчас вообще выводим свой бизнес вовне, и как мы думаем. Мы конкурируем там с транснациональными корпорациями, поле битвы – это умы и сердца людей, молодых людей в первую очередь. И еще международное право не очень работает, потому что это просто повод начать передоговариваться, если что-то пошло не так. Поэтому нам нужно искать единомышленников, с которыми ценности разделяем, и свою трактовку вообще происходящего в мире предлагать. И вот мы в Африке, я на ВДНХ рассказывал эту историю, один из вопросов, о которых мы общаемся, о которых говорим – о том, что давайте подумаем, что такое та социально-экономическая система, в которой мы с вами трудимся сегодня, капитализм? Может быть, пришло время как-то переосмысливать его, просто назвать вещи своими именами, что конкуренция, как идея ключевая в этой системе, главная этическая норма: «разрешено все, что не запрещено», то есть в этой системе сильный имеет законное право уничтожить слабого. У нас она в 34-й статье Конституции, кстати, тоже зафиксирована. Фактически можно сказать так, что конкуренция, как социальный институт – это философия добровольного признания обществом, что жадность – двигатель прогресса, и она запускает очень сложные процессы все. И как мы, например, ищем своих единомышленников, что внутри страны среди молодежи, что за границей? Нам Владимир Владимирович подсказал, где смотреть, он в 2012 году выпустил удивительной силы текст, статью. Там, среди прочего, он говорит, что «великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизации культурой, языком, всемирной отзывчивостью». А культурный код предложил считать вообще главной причиной конкурентоспособности любой социальной системы. И вот для того, чтобы в этом культурном коде как-то научиться ориентироваться, мы внутри компании используем систему смыслов, в которых мы разное мировоззрение распределяем между тремя цивилизациями и критерий распределения – это имманентность, (да простят меня наши слушатели) естественно, присущность трех явлений: жадности, тщеславия и гедонизма. То есть как к этому мировоззрению относятся? Цивилизация номер один, она говорит о том, что жадность – двигатель прогресса, самые успешные люди в ней те, кто имеют больше всего денег на счету, ну и мечтой можно назвать стать самым богатым на кладбище. Это мировоззрение, которое тридцать последних лет доминирует. Вторая цивилизация, она тоже не отрицает, не борется с жадностью и тщеславием, но она идет еще дальше – она говорит о том, что деньги имеют сакральную силу, они являются мерилом правильного служения Богу и даже признаком богоизбранности. А третья цивилизация, она возмущается. Она не отрицает, что жадность и тщеславие внутри нас живут, но с этим надо что-то делать, это порок! Она называет их пороком. Половина смыслов Нагорной проповеди – это атака на жадность, тщеславие и гедонизм. И это, в основном, христианство, это традиционные религии, это все смыслы, которые духовное выше материального ставят, это третья цивилизация. Мы, как компания – это социальный эксперимент, во-первых, построить не капиталистическую компанию, которая конкурентной была бы в свободном рынке, а во-вторых, и самое главное, – в которой бы представители третьей цивилизации чувствовали себя защищенными и имели возможность творчески самореализовываться. И это то, за что нашу компанию долгое время клеймили разными словами, что, когда ты не понимаешь и не готов принять какие-то идеи, оно уводит в сторону. Так вот, как мы это делаем? Начинать все надо с акционеров, акционерная модель – вся рыба гниет с головы, и все самое доброе, если есть, то оно оттуда идет. У нас ни у кого нет контрольного пакета, у нас все акционеры должны работать. У нас акции не наследуются детям. Они дают право вето. Они не выкупаются, то есть мы деньги не платим за акции, это эквивалент твоей компетентности. У нас 30% нераспределенных акций. Сейчас компанией управляет второе поколение акционеров, и из третьего уже начинают появляться ребята. Мы говорим о том, что пока мы воспроизводим акционеров, мы живем. Как только мы теряем способность воспроизводить, мы перестаем жить. Ты, если уходишь из компании, ты получаешь деньги, и всё, и гуляешь, ну или семья твоя, если что-то с тобой случается, семья получает. Главный элемент эксперимента этого – это отношение к богатству и к капиталу. Вы сейчас, как экономист, поймете. Мы, как любой человек, он ведь работает не за деньги, мы работаем, деньги нам нужны для того, чтобы получать эмоции, которые мы можем позволить себе на эти деньги. И главная эмоция предпринимателя – это создать что-то новое, особенно если никто не верит в то, что это новое вообще случится. Мы делим капитал на две части, есть первая часть, которая помогает воспроизводить пользу или свободу творчества нашего обеспечивает, эти деньги из компании никогда не вынимаются. И то, что личное потребление акционеров. У нас стоимость акции не равна стоимости компании, это формула, которая уровень жизни какой-то обеспечивает достойный, но деньги, воспроизводящие пользу, они внутри остаются. Это дает, с одной стороны, возможность проинвестировать всегда очень много. А с другой стороны, молодежь смотрит, они же видят, как мы живём, они видят, что у нас ничего за границей нет, у нас вилл нет, яхт нет, мы все работаем. Наши «виллы» и «яхты» – это научный городок, это заводы наши, это вот та среда социальная, которую мы строим. И вот это как пример того, как мы это делаем, он, может быть, не очень эффективный, он очень сложный, потому что построить культуру, в которой ни у кого нет контрольного пакета, это огромный вызов. Нам нужно строить собор. У нас есть такое партнерское соглашение, мы называем шесть принципов формирования собора, и вот эти шесть принципов, если они не работают, у вас он никогда не получится. Первый: все участники должны быть референтны друг другу. Мы не деньги зарабатываем, мы жизнь вместе проживаем. Должны уметь подстраиваться снизу. Я даже и старший, но я первый среди равных, и старшинство у нас определяется по компетенциям, то есть, если в этом деле я более компетентен, значит, я в нем сейчас старший, а не сколько у кого акций или какая там формальная позиция. Обязательно должен поддерживаться разумный уровень конфликтности, потому что это обеспечивает эффективность экономическую. Каждый должен быть способен к самоиронии, у нас это называется «иметь вид веселый и немножко придурковатый», потому что иначе психика не выдержит, если только ответственность ваша останется, это просто психику выживает. Ну и последнее: иметь способность к многоаспектному и многоуровневому моделированию, это самое сложное. И вот если этот собор работает, если он запущен, это рождает энергию внутреннюю и молодежи двигаться, и внутри лифты обязательно должны работать. Механизм воспроизводства справедливости в компании должен существовать. В нашей компании нет стены, отделяющей акционеров от простых наемников, «мы барья, а вы наши холопы», у нас такого нет. У нас там сегодняшние акционеры приходили работать аппаратчиком цеха рафинации, менеджером по продажам, бизнес-администратором, аналитиком, начальником финансового отдела – это реальные истории, вступление, с чего карьера начиналась. Ну, я вот залетный, немножечко приблудный, я сразу пришел в компанию в этом статусе и в этом качестве. Это очень интересная социальная система, которая появилась, зародилась в Белгородской области, я с ней знаком с 1998 года, первый раз в компании «Слобода» увидел, в Новосибирске, мы как конкуренты были. Я долгое время считал эту компанию кукукнутой на всю голову, просто секта, вообще ничего не понятно. Потом мы делали слияние в 2008 году, я себе сказал: ох, как интересно Кустов придумал, вот кручу-верчу, запутать хочу, всем акции раздал, чтобы денег поменьше платить, и вообще живут припеваючи. Не поверил. И только когда ты внутрь помещаешься этой среды, видишь, какова культура взаимоотношений, ты понимаешь вообще, какую силу такая социальная система имеет.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость Сергей Иванов. Невероятное направление приобретает наш разговор, как на американских горках, не знаешь, куда повернет. Знаете, Сергей, так много вопросов мне хочется уточняющих задать, вот так сформулирую: как вы все-таки находите общий язык? У вас, по сути, такая форма товарищества, несмотря на то, что это акционерное общество.
С. Иванов
— Артель, можно сказать.
М. Сушенцова
— Артель, да. Можно разные слова подобрать…
С. Иванов
— Община.
М. Сушенцова
— Да, смысл тот, что есть общинность, нет контрольного пакета ни у кого, то есть нет отношений иерархической соподчиненности. Но как вы все-таки находите общий язык, во-первых? А во-вторых, как все-таки уступить место молодому поколению? Потому что вот я представила себя на месте акционера, и когда ты видишь молодого талантливого, двойственные чувства возникают, с одной стороны – да, ты понимаешь умом, что уступить место было бы логично и продуктивно, но это тяжело. Как справляться с тем, что тебя может заместить кто-то более молодой и талантливый?
С. Иванов
— Посмотрим, какие механизмы социального конструирования помогают находить на эти вызовы ответы. Если вы развиваетесь всегда, а развитие – это же вообще инструмент выживания в первую очередь, то есть ваша социальная система живет, как и любой человек, любой человек живет до тех пор, пока он развивается. Когда он в своем развитии остановился, то стагнация начинается, а потом всё, затухание. И ровно так же про социальный организм, которым компания является: если ваша компания растет, ставит себе цели, задачи амбициозные, большие, тогда вы всегда горизонт своей мечты сдвигаете, горизонт своих амбиций сдвигаете, и у вас всегда дефицит ресурсов управленческих и интеллектуальных находится, у нас такое количество задач, нам людей не хватает постоянно, поэтому вообще даже проблемы такой, если честно, нет. Вот мы замахнулись, года четыре назад мы себе сказали о том, что мы хотим победить сахарный диабет, мы хотим поучаствовать в этой войне против сахарного диабета и найти решение свое. Или: мы хотим создать такие продукты, которые помогли бы человеку чувствовать себя с 60-ти до 80-ти лет так, как он чувствует себя с 30-ти до 50-ти. Или: мы хотим создать такие продукты, и есть опыты уже, я сейчас не фантазирую, это научно доказанная связь нашего микробиома, ось: кишечник и мозг. Здоровый микробиом может в три раза увеличивать память, в три раза увеличить концентрацию внимания и снимать стресс, и это не какие-то антидепрессанты, не БАДы какие-то, просто нормальная, правильная, здоровая бактерия у вас в кишечнике. И есть решения, которые помогают его оздоравливать. И вот когда вы такие задачи ставите, это вас, во-первых, переводит в ситуацию, когда вы понимаете, что вы должны становиться сами большими. Мы шесть лет назад раздали каждому акционеру и каждому топ-менеджеру зеркала, на зеркалах написали: «Мышь не рождает гору». То есть какая диалектика была? Наши конкуренты – транснационалы, понятно, и мы их здесь победили, но это ничего, мы сами должны стать транснациональной корпорацией, мы сами должны стать международной компанией. Для того, чтобы стать большими, каждый из нас должен стать большим, а поэтому посадили за парты всех акционеров и топ-менеджеров, начали учить философию, социологию, нейрофизиологию, психологию, сравнительную теологию – все, что изучает человека и человеческие отношения. Штудировать генетику, химию, физику, чтобы в технологических трендах разбираться. Если ваша система, она динамичная, как самолет летит, то есть это же динамическая система, вы не можете самолет остановить, он упадет, и если ваша социальная среда всегда ставит себе задачи выше или горизонт мечты своей всегда сдвигает, тогда у вас нет такого вызова, о котором вы говорите, вам всегда не хватает талантов. И внутриконфликтность, она про другое, мы не делим дивиденды или там не делим портфели, или не делим кресла, мы понимаем, что все так много работают, что вот кто бы помог мне взять у меня часть чего-то. Ты, молодежь, давай расти, пожалуйста, как можно скорее, потому что ну вообще уже сил нет, язык через плечо, восемь часов на работе, суббота у нас рабочий день. Акционеры у нас больше всего работают и в этом нету надрыва, кстати. Это очень важная часть. У меня жена – театральная актриса, заслуженная артистка России, она однажды в интервью сказала, что такое театр настоящий. Она говорит: «Театр – это образ жизни, чтобы делать этот мир лучше». Простая фраза, удивительная просто по своей силе. И я такой сказал: а почему же вот они могут про свое дело так говорить, а почему мы не можем про свое дело так же говорить? Бизнес же тоже может быть образом жизни, чтобы делать этот мир лучше. А если это образ жизни, тогда это не зарабатывание денег, чтобы потом пожить нормально – нет, это ты вот в нем и живешь. Я поэтому в telegram-канале своем много же пишу странных вещей, вроде как не относящихся к бизнесу, я просто пытаюсь вот эту тему раскрыть, что такое образ жизни, бизнес как образ жизни. А если это так, то тех конфликтов нет просто, о которых вы говорите. Конфликты будут про другое – про культуру, про то, что мы друг другу что-то уступили, в смысле – не заметили, проявление какой-то своей нехорошести пропустили вот внутри этого собора, это нехорошо. Там в коммуникациях что-то забыли, человека отодвинули в сторону, просто переступили для того, чтобы задачу какую-то решить, и вот забыли о том, что каждое решение любой задачи, кроме решения самой задачи, оно должно формировать новых людей, потому что иначе как они формируются? А часто очень лидерский вот этот комплекс: «нет, я сам все сделаю» – да, ты сделал, а люди новые не появились. Вот мы за это будем конфликтовать, просто очень-очень сильно конфликтовать, если такие компромиссы делаются. А те конфликты, о которых вы говорите, их просто в природе не существует. Это очень интересно, я ровно так же думал, когда извне заходил, это вот только почувствовать, соприкоснуться с ребятами нашими, чтобы понять, что так можно тоже.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы говорите, напоминает такую парадигму, в которой экономика растворяется в этике, как в общем бульоне, в котором мы живем, если говорить о каком-то их концептуальном соотношении. Очень часто у нас в науке все наоборот, этика там либо сбоку вообще от экономики и между ними непонятно, какие мосты, либо она где-то за заборчиком сидит внутри, ее там выпускают в нужные моменты, и так удивительно, что вы именно своей практикой доказываете обратную точку зрения. И мне кажется, многие мыслители с вами бы согласились великие, вспомним нашу русскую традицию, отца Сергия Булгакова, который написал докторскую на тему «Философия хозяйства», где он говорил о том, что наша хозяйственная деятельность – это, вообще-то говоря, воплощение замысла, и мы себя в этом реализуем непосредственно, как творцы по образу и подобию Божию. С другой стороны, предприниматель, который горит своим делом – Шумпе́тер, известный мыслитель, на эту тему мы тоже много со студентами об этом говорим, они очень зажигаются от этого экономисты и социолога…
С. Иванов
— Шумпетера надо читать сейчас, он невероятно актуален.
М. Сушенцова
— Да многих надо читать, на самом деле, того же Адама Смита с его симпатией, а не эмпатией. В общем, мне кажется, сейчас многие радуются великие. (смеются)
С. Иванов
— Про то, как это все поженить, и про этику тоже. В Коста-Рике, когда я был там с докладом, у меня был слайд в конце. Мне кажется, на Радио ВЕРА об этом надо рассказать, будет странно, если я об этом здесь не расскажу. Консультанты, которые меня готовили, а это был формат TED, сказали: «Уберите этот слайд, это неприлично, некрасиво, так не делают вообще в нормальных обществах». Я убрал его, а потом засомневался, в telegram-канале опрос сделал. У меня же такая особенная аудитория, мировоззрения понятного, и 30% говорит: «Сергей, ну не надо, со своим вот этим не надо туда лезть». А там была цитата из Евангелия. Я обращаюсь к своим товарищам- православным бизнесменам, говорю: «Ребята, я хочу переделать цитату из Евангелия вот так-то. Как вы считаете, это приемлемо-неприемлемо?» И пятьдесят на пятьдесят, пятьдесят процентов говорит: «Сергей, не трогай, пожалуйста». Я обращаюсь к священнику, вы его хорошо знаете, не буду сейчас произносить его имени, говорю: «Отец (имярек», вот можно так переделать Евангелие?» Он говорит: «Так – можно». Я вот с этим благословением еду, но не меняю. И где-то в середине полета думаю: «ну не пригласите вы меня еще раз, больно мне надо! Вообще, может быть, это главное, что я хотел бы вам сказать внутри своего сообщения». И в конце доклада выношу слайд: «Ищите прежде Царства Божия, и все остальное приложится вам». И говорю: «Я православный христианин, я больше двадцати лет в церковь хожу, в церковном хоре пою тринадцать лет, для меня это очень важная система смыслов, но мне кажется, что она касается каждого из присутствующих, потому что в ней зашифрована формула бизнес-успеха завтрашнего бизнеса. Как это можно перевести на современный русский язык: ищите прежде делать что-то полезное для других. Для кого – для других? Для клиентов наших и для сотрудников. И все прочее – что прочее? Бизнес, выручка, прибыль обязательно приложатся вам. Вот вам ваша этика и смысл, и философия в одной простой фразе евангельской.
М. Сушенцова
— Прекрасный финал. Я предлагаю на этой ноте завершить наш увлекательный разговор. Напомню, что эта программа «Вера и дело», в рамках этого цикла мы говорим с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня в студии у нас был Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Сергей, спасибо вам огромное за эту беседу. Мне кажется, надо срочно делать второй эфир, где мы продолжим нашу дискуссию.
С. Иванов
— Спасибо за эфир. Очень неожиданно, необычно, я вещи какие-то произнёс, о которых даже не думал. Слушателям желаю всего самого доброго и дай Бог здоровья всем нам.
М. Сушенцова
— Спасибо. До встречи в следующих выпусках.
Все выпуски программы Вера и дело