
Дмитрий Павлович Григорович — известный конструктор, создатель первого в России авиационного завода — с детства умел работать с инструментами, читал книги по науке и технике и всё схватывал на лету.
После окончания Киевского реального училища Дмитрий поступил в Киевский политехнический институт на инженерный факультет. Именно там молодого человека раз и навсегда пленила авиация. Тогда появились дирижабли, воздушные шары, первые модели аэропланов. Но Дмитрий решил построить самолёт собственной конструкции. В 1911 году Григорович переехал в Петербург. В 1913 году он создал гидроплан. Модель, названная «М-5», поступила в серийное производство — было выпущено около трёхсот гидропланов. За вклад в отечественную авиацию инженера наградили орденом Святого Владимира IV степени с девизом «Польза. Честь. Слава».
Что говорил о таланте Дмитрия Павловича Григоровича его коллега, генерал-полковник авиации Александр Пономарев?
С самого утра в киевской квартире, где проживала семья чиновника Павла Дмитриевича Григоровича, раздавался громкий стук молотка и шорох рубанка. Так продолжалось уже несколько дней: за плотно закрытой дверью чулана пятнадцатилетний сын хозяина, Дима Григорович, мастерил подарок на день рождения матери. Наконец, в назначенный день, юноша привёл матушку в чулан и включил свет... Женщина ахнула — перед нею стоял новенький кухонный буфет! Она давно хотела такой: резной, с дверцами. Буфет перенесли на видное место. За праздничным столом только и разговоров было о чудесном подарке и том, какой мастер и умелец растёт в семье. «Он с юных лет был в ладах с инструментами, столярничал, читал книги по науке и технике и всё схватывал на лету», — вспоминала о Григоровиче его родная сестра Мария Павловна Вышеславцева.
Неудивительно, что после окончания Киевского реального училища трудностей с выбором жизненного пути у Дмитрия не возникло. Он поступил в Киевский политехнический институт на инженерный факультет. Именно там молодого человека раз и навсегда пленила авиация. В 1908 году в «политехе» открылась воздухоплавательная секция. Тема покорения воздушного пространства была в те годы на пике популярности. Появились дирижабли, воздушные шары, первые модели аэропланов. На занятиях секции изучали историю воздухоплавания, делились мнениями, но этого Григоровичу было мало. Дмитрий решил построить самолёт собственной конструкции. К тому времени он успел жениться. Супруга, разделяла его интересы и во всём помогала. «Наша маленькая комнатка была до потолка завалена всевозможными деталями», — вспоминала Надежда Семёновна. Но построить самолёт Григоровичу тогда, увы, не удалось. Причина была до банального простой: не хватало денег. В жертву изобретению приносился практически весь семейный бюджет, а сам молодой конструктор и его супруга жили буквально впроголодь. Решив, что дальше так нельзя, Дмитрий Павлович остановил свой проект.
А в 1911 году Григорович переехал в Петербург. Там кипела авиационная жизнь. И даже выходил специальный журнал — «Вестник воздухоплавания». «Если не могу строить самолёты, буду хотя бы о них писать», — решил Дмитрий. Он стал постоянным автором, а затем и редактором издания. По журнальным статьям и обзорам Григоровича было хорошо видно, насколько глубоко он знает авиационно-инженерное дело. Дмитрия Павловича заметил Сергей Щетинин — известный конструктор, создатель первого в России авиационного завода. И пригласил на работу — техническим директором.
В 1913 году на завод в ремонт попала так называемая «летающая лодка» — аэроплан французского производства, у которого вместо шасси были поплавковые платформы. Благодаря им машина могла садиться на воду и взлетать с неё. Григорович внимательно изучил заморскую диковинку. И неожиданно нашёл в ней массу недочётов! Тогда в голове инженера родилась идея. И спустя два года, с заводского конвейера сошёл гидроплан — модель аэроплана, от начала и до конца разработанная Григоровичем. Фюзеляж водного самолёта повторял очертания морских судов и обладал хорошей мореходностью вкупе с отличными лётными данными. Учитывая, что уже больше года шла Первая мировая война, назначение гидроплана было, прежде всего, военным. В начале апреля он совершил свой первый боевой вылет. По его результатам модель, названная «М-5», поступила в серийное производство — было выпущено около трёхсот гидропланов. «Машина считалась тогда чудом техники», — вспоминал знаменитый авиаконструктор Александр Яковлев. В 1916-м на Чёрном море действовала целая авиационная дивизия, состоявшая из «М-5» Дмитрия Григоровича. С годами он всё более и более совершенствовал своё изобретение. Так родился самый большой в мире гидросамолёт-истребитель «Морской крейсер». За вклад в отечественную авиацию инженера наградили орденом Святого Владимира IV степени с девизом: «Польза. Честь. Слава».
До Великой Отечественной войны Дмитрий Павлович Григорович не дожил. Иначе увидел бы, как разработанные им на основе всё той же «М-5» палубные самолёты героически отражают вражеские авиаудары. Можно без преувеличения сказать, что вся современная отечественная морская авиация вышла из гидроплана Григоровича. Ведь, как заметил однажды коллега инженера, генерал-полковник авиации, Александр Пономарёв, Дмитрий Павлович обладал редким инженерным чутьём, опережающим время.
Все выпуски программы Жизнь как служение
«Журнал от 09.05.2025». Алексей Соколов, Арсений Федоров

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Константин Мацан и Наталия Лангаммер, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и заместитель Главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы, связанные с 80-летием победы в Великой Отечественной войне.
Ведущий: Константин Мацан, Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Журнал
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..