Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, член Общественной палаты РФ.
Темы беседы:
— Рождество Христово — отражение Праздника в культуре;
— Национальные культурные особенности разных народов;
— Влияние появления Христианства на изменение мира;
— Семейные традиции встречи Рождества Христова.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Добрый вечер.
В. Легойда
— Добрый вечер.
К. Мацан
— И с наступающим Рождеством Христовым поздравляем мы вас, Владимир Романович, и наших слушателей поздравляем. И вот сегодня у нас такая предрождественская программа, в навечерие великого праздника мы разговариваем, наверное, сейчас многие наши слушатели как-то предвкушают, готовятся к тому, чтобы на ночную службу отправиться рождественскую, это было бы очень здорово и в любом случае с утра, наверное, многие с детьми пойдут. Ну о чем еще сегодня поговорить, как не о Рождестве Христовом, с каким сердцем вы этот праздник встречаете в этом году?
В. Легойда
— Как всегда, с радостным, и мне кажется, что по-другому сложно встречать праздник, который является таким залогом нашей надежды, пришествие в мир Спасителя и вопрос только, конечно, наверное, в способности переживать вот эту радость...Знаете, привыкание к святыне — есть такое понятие, оно, наверное, неизбежно. Этот вопрос перед людьми, которые пытаются жить христианской жизнью, он встает — как вот это ощущение, которое тебя поглощало полностью, когда ты впервые соприкоснулся, как его сохранить, как его переживать? Кому-то проще удается, кому-то сложнее, но в любом случае, мне кажется, что как бы человек не готовился — что правильно, — но вот Господь, Он сам по-своему, и человеку удается эта радость так или иначе, все равно. Это, конечно, особый день. Я иногда грустно говорю, что пост — это нечто объективное такое в плане испытаний, также и праздники — это подлинная реальность такого антологического характера, поэтому избежать ее невозможно, и слава Богу.
К. Мацан
— А вам приходилось в себе как-то возрождать такое первое впечатление от Рождества, вернее, не от Рождества, как праздника, а от переживания самого́ невмещающегося в голову смысла евангельского события, того, что Бог стал человеком и как беззащитный младенец в пещере, поскольку не нашлось в этот момент для Спасителя мира места в человеческих гостиницах, вот родился и пришел нас спасать. Я почему об этом спрашиваю — потому что и к себе тоже этот вопрос обращаю, настолько в культуре незыблема роль Рождества, и эти прекрасные вертепы, фильмы, книги, радость, елка, так здорово и как-то эту историю воспринимаешь как уже хорошо знакомую. Может быть, ее шокирующий смысл нужно еще в себе найти способ ухватить.
В. Легойда
— Это, безусловно, так, но мне кажется, что сформулировать это более-менее внятно и попытаться осмыслить, насколько это поддается осмыслению, потому что хочется воскликнуть в какой-то момент вслед за Тертуллианом: «Верую, ибо абсурдно!», который как раз таки имел ввиду не буквально веру в абсурд, а то что, насколько мы можем судить по тексту Тертуллиана, не по этой одной фразе, что, конечно, это невообразимые вещи, они заслуживают веры достойной, потому что в голову они не помещаются. Но это, мне кажется, не так сложно, а вот чтобы Христос родился в твоей душе, в твоем сердце и этим определил всю твою жизнь потом, однажды родившись, вот это важнее, потому что я не думаю, что каждый верующий человек, не хочу, знаете, говорить: «вот какая-нибудь бабушка в деревне...», но давайте, с другой стороны, что вот она сидит и думает: как вот Спаситель мира там...может, ей это и не нужно, вот без этого можно обойтись, наверное, но по крайней мере, если у тебя нет какой-то такой потребности, без потребности — как нас справедливо Павел Васильевич Симонов, академик, научил, — ничего не происходит. А вот в плане такого религиозного чувства, того что действительно твою жизнь способно изменить, важно чтобы этот Младенец родился у тебя в сердце, чтобы ты это пережил как некий личный акт изменения всего тебя и это связано, конечно, с пониманием масштабности, но в первую очередь это какое-то понимание того, что тебя должно изменить, вот это обязательно должно произойти, мне кажется.
К. Мацан
— Я где-то читал, что вообще темой детства в культуре мы обязаны в этом смысле христианству и Рождеству, потому что если посмотреть на античную культуру — там нет этой темы детства, там Младенец — не герой, не тот, кому умиляются, это такой еще просто недоросший взрослый.
В. Легойда
— Ну да, и кто их там считает, и детская смертность...Конечно, мы почти всем обязаны христианству, отношением не только к детям, но и к старикам, на которых перестали смотреть как на обузу, и к женщинам, на которых стали смотреть как на людей, чего не было в Античности и в Древнем мире, не только в Античности, потому что в Античности все-таки две культуры, а Древний мир это намного больше культур. Поэтому это безусловно так, с детством — да, хотя есть важная и дорогая для меня мысль, что это все в культуре в самой разворачивается очень постепенно, в том числе, кстати, как и вот это представление, концепция, если угодно, о том, что есть культура рождественская, есть пасхальная, оно, как некая интеллектуальная конструкция, наверное, вполне себе допустима для анализа каких-то вещей, для именно существования в культуре и изменения, эволюции вот этого культурного пространства и вот этого рождественского и пасхального.
К. Мацан
— А вот эта тема, раз вы об этом заговорили, разницы рождественской и пасхальной культур, хотелось бы подробно чуть об этом поговорить, о чем это? Более того, о чем пасхальная культура? Про рождественскую в этом смысле чуть более понятно, мне кажется. Мы говорим о том, что западная культура — рождественская в том смысле, что принципиальное значение имеет то, что как раз Бог стал человеком, освятил мир...
В. Легойда
— Бог пришел в мир, значит, мир может быть им преображен.
К. Мацан
— Отсюда, как некие следствия, и такая большая социальная работа по преображению мира, по помощи людям, и даже вот недавно мы на радио ВЕРА записывали разговор в связи с юбилеем, в прошлом году который был, Джона Рональда Толкина, 130 лет со дня рождения мы вспоминали и говорили о том, что: ну вот католическое фэнтези, то есть фэнтези, написанное католическим автором, и на этом фоне ставили вопрос: а бывают ли православные фэнтези? И мне подумалось, что именно в католической культуре, в рождественской культуре могли появиться произведения, в которых все освящается, даже эльфы, гномы, горы, все становится таким объектом, куда должен бить евангельский свет, это нормально для такого рода культуры. А что такое пасхальная тогда культура, это куда — это внутрь, это не в мир, а это куда-то в себя?
В. Легойда
— Пасхальная — это в святость, это вот Святая Русь...Повторяю, для меня это не то, что есть объективная реальность, есть такие культуры, это как любая научная теория, давайте попробуем это осмыслить и какую-то схему нарисовать, потому что мы рисуем схемы, это наука уже. Конечно, это культура восточнохристианская, может, даже русская в первую очередь, потому что здесь действительно акцент делается на Воскресении — да, Спаситель пришел, но Он пришел, преобразил мир, но мы знаем, что перспектива земного бытия Христа это три года общественной проповеди, потом арест, избиение и вот эта самая позорная в Римской империи смерть на кресте, но после нее Воскресение и это уже Пасха, Пасха — это победа над смертью, над адом, это вечность, и акцент соответственно делается не на преображение и преобразование земной жизни и цивилизационных каких-то вещей, а на подготовке, на том, что земная жизнь становится временем подготовки к жизни будущаго века, отсюда, конечно, это монашеская традиция, и вообще значение, ну и если угодно, идеал Святой Руси, он же об этом, в этих терминах это пасхальный идеал. Я почему говорю, что это, во-первых, культурные оценки а во-вторых, это концепции — ну потому что иногда очень вольно с этим обращаются, я просто слышал такие высказывания, что «для православных главный праздник — Пасха, для католиков —Рождество», это, конечно, не так и какой-то сознательный католик, который размышляет над вопросами, с которых мы сегодня начали конечно, он знает, понимает и скажет, что, конечно — Пасха, и протестанты все понимают, что Пасха — это центральное событие христианства, христианской истории, человечества, именно Пасха. Просто понятно, что Пасхи не было бы без Рождества и это связанная вещь, это тоже все-таки попытка главное- второстепенное, «все это человеческое, слишком человеческое», но тем не менее. Но здесь это не богословские, не богослужебные категории, это категории того — а как это преломляется в культуре? И действительно, есть такая теория, наверное, ее можно отнести к плодотворным, что проекция христианства именно на культуру, она в одном случае дает вот это стремление преобразовывать пространство земное, причем в перспективе с очень далеким уходом от первоначальных смыслов, понятно, что все постепенно разворачивается, но это как феномен рыцарства в Средние века в Западной Европе, которого, кстати сказать, русская культура не знала, что тоже, мне кажется, очень примечательно, ведь его культурологи традиционно и вполне справедливо рассматривают как ступеньку к созданию светской культуры, потому что рыцарь — это человек, который одной ногой стоит в церкви, а другой уже вне храма, потому что вроде бы он весь еще полностью, вроде и посвящение в рыцари в храме, был даже обряд такой: лишение рыцарского сана, когда отпевали фактически человека, преступившего какие-то рыцарские правила, законы, как бы отпевали, он жив, но считалось, что он перестал быть рыцарем и вообще умер для людей, и культ прекрасной дамы, который невозможен был бы без культа Богородицы, но это уже не культ, вот уже это нога, которая вне церкви стоит, и это все постепенно-постепенно, и сегодня точка, к которой мы пришли — это рождественская распродажа какая-нибудь в Европе, в Америке, неважно, это уже даже не Christmas, даже не Xmas, а просто как-то, по-моему, уже обходится без этого, название такое, чтобы никого не обидеть, это все так называемая «рождественская» культура. А пасхальные в этом смысле скорее говорят о том, что это акцент как раз таки на церковном, монашеском, и в жизни это обычно говорит о том, чего нет в пасхальной по сравнению с рождественской, как раз нет этих акцентов на социальных преобразованиях, на экономических и прочем, и прочем. Это у одного из русских философов начала XX века есть размышление на тему, почему так происходит, он не говорит там в терминах «пасхальная», «рождественская», но он говорит, что поскольку святость — это культурный идеал, и он говорит о том, что в человеке есть начало звериное, собственно, человеческое и ангельское, основываясь на трихотомической этой модели апостола Павла, антропологической, то есть устроение человека: дух, душа и тело, философ Козлов, он говорит о том, что есть звериное, человеческое и ангельское, он говорит, что в русской культуре развито первое и третье, вот либо ангельское, и это культурный идеал святого, либо звериное, но это, условно говоря то, что Пушкин назвал «русским бунтом, бессмысленным и беспощадным». И он говорит, что вот звериное начало, оно ниспровергает человеческие устроение, а ангельское в нем не заинтересовано, поскольку вектор направлен вверх, поэтому и есть то, что есть. Но это только теория и конструкция, насколько это ставит какие-то непреодолимые барьеры на пути создания культуры земной — это большой вопрос, потому что если мы возьмем с вами русскую культуру XII, XV, XIX и XXI веков, то они, естественно, это одна культура, но она очень по-разному выстраивается и здесь нет, мне кажется, чего-то такого, категорически незыблемого.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну вот как раз эта тема про эти особенности русской культуры, то что вы сказали, опираясь на философа Козлова, я хотел спросить: а как вы сами к этому относитесь, как в вас это отзывается? Да, мы часто говорим, что «русская природа, русский бунт, бессмысленный и беспощадный», люди, которые любят Достоевского, тоже приводят в пример: вот такая «достоевщина» из русского человека, такой Митя Карамазов: «я подлец, но я честный подлец», удаль какая-то есть в том, как одна из черт русской культуры, казалось бы. С другой стороны — а что, в других народах удали нет? Великая французская революция была ох, какая удалая и кровавая, не меньше российской революции, и вообще не получается ли, что мы берем какую-то такую черту эмоциональную, свойственную вообще человеку, и делаем ее, нагружаем ее какими-то смыслами, свойственными именно русской культуре, или действительно что-то есть, это что-то особенное, особенная удаль такая, особенная звериность?
В. Легойда
— Ну, что-то особенное, безусловно, есть и национальные культурные признаки — это не выдумки. Повторяю, что когда строятся теории какие-то, вот пасхальная, рождественская — это уже научные теории, которые в той или иной степени эти особенности обобщают, их называют, но это все-таки отображение некое в научной форме, то есть наука, как особый язык осмысления жизни, ведь можно передать вот это содержание национальной культуры и в художественной форме, скажем, вы вспомнили Федора Михайловича, вот говорят: что такое русский национальный характер? Это вот «Братья Карамазовы», включая Смердякова и папу тоже.
К. Мацан
— Юрий Павлович Вяземский любит эту мысль, что: «Кто такой русский человек — это все Карамазовы вместе».
В. Легойда
— Да, но повторяю: включая Смердякова и папашу Карамазова. Но мы говорим про пасхальность русской культуры, но если продолжить разговор о Федоре Михайловиче, то квинтэссенция, как считают некоторые, его христианской мысли это «Мальчик у Христа на елке», а то же рождественский рассказ. Но тут надо, конечно, Ивана Андреевича Есаулова спрашивать по этому поводу...
К. Мацан
— ...который недавно был у вас в «Парсуне», ждем программу, когда она выйдет.
В. Легойда
— Да, мы немножко там говорили на эту тему, вот ему близка эта мысль насчет пасхальности и рождественского такого измерения. А насчет особенностей: они, конечно, есть, национальные особенности, причем они проявляются тоже на разных уровнях: на бытовом уровне, где просто есть то, что принято и не принято в разных культурах и это, конечно, религиозно-национальную или национально-религиозную подоплеку какую-то имеет, как правило. Особенности, конечно, тоже есть, но это тоже из лекционных приемов и примеров, это уже звучало у нас в программах, но сейчас уместно вспомнить: «вот как тебя судить, по закону или по совести?» Я всегда говорю, что русский скажет «по совести», немец — «по закону», американец не поймет вопроса. А вот Андрей Сергеевич Кончаловский, когда мы с ним это обсуждали, он сказал: «А итальянец скажет: «По закону, но можем договориться». А вот недавно у меня был в «Парсуне» Давид Гиоргобиани, грузинский актер...
К. Мацан
— ...которого мы помним по фильму «Покаяние» Тенгиза Абуладзе.
В. Легойда
— Да, и я у него спросил: «А что ответит грузин?» И он сказал: «Грузин ответит: по любви».
К. Мацан
— Красиво сказал.
В. Легойда
— Да, я не уверен, что это культурологический вывод, скорее личностно-эмоциональный, но для него эта мысль важна. Я когда готовился, читал интервью, он последовательно проводит, что вот дар любви, который есть у грузинского народа, он такой...но тоже особенности какие-то. И мы говорили с ним о том, что когда мы говорим о даре любви, мы не имеем ввиду просто гостеприимство кавказское, это что-то более глубинное, а если говорить о русской культуре, то среди тех характеристик, которые называются обычно в связи с тем, что мы с вами говорили, скажем, что это культура крайностей, понятно, что вы справедливо сказали: есть в любом народе, но культура крайностей и одновременного присутствия каких-то противоположных вещей, вот этот пример, это, кстати, пример кого-то из иностранных авторов, я был уверен, что Гуардини, но что-то не могу у него найти, где автор-наблюдатель говорит, что вот фигура Сонечки Мармеладовой — собственно, святой, которая при этом занимается проституцией, она в западной литературе невозможна, потому что ты либо одно, либо другое и если это некий идеал святости, то он будет передан все равно по-другому, иначе. Или изобразительность западной литературы и выразительность русской литературы. Или идеалы, даже если брать лучшие образцы западноевропейской литературы, может быть, не Шекспир, а чуть попозже если смотреть то, к чему стремятся герои, к продолжению о рождественской культуре: то все равно связано с каким-то земным благом. Даже глубоко христианские вещи: справедливость, дом, семья, дети сопливые и так далее, кто из героев русской литературы мучается этими вопросами? Да никто. У них все-таки другие установки, хотя Юрий Павлович Вяземский вспоминает свой разговор с английским профессором, который уверял, что мы не поняли Чехова, а про Шекспира он сказал, что это «отталкивающий русский драматург», а он говорит: «Шекспир? Да забирайте себе этого отталкивающего», потому что я не случайно сказал, что Шекспира брать не будем, потому что там Гамлет земным благом вроде как особо не мучается. Нельзя, правда, сказать, что у него есть вот эта мысль — разрешить, у Федора Михайловича, хотя, может, в каком-то зародыше как раз таки и есть...
К. Мацан
— А вот знаменитые слова, которые принадлежат великому немецкому писателю Томасу Манну о том, что «святая русская литература» есть?
В. Легойда
— Да, там цитата такая, про то, «где еще столько человечности, как в русской литературе, святости...», да. Ну очень точные слова, конечно.
К. Мацан
— А с другой стороны, другой немецкий великий писатель, я это уже как-то упоминал в наших программах, но уж больно к слову сейчас приходится — Герман Гессе, у него есть известное эссе, которое называется «Братья Карамазовы» или закат Европы«, где он анализирует, размышляет над Карамазовыми, над карамазовщиной, над этим романом Достоевского и не просто восхищается Достоевским, как писателем, а показывает, что вот если воплотить на практике «Карамазовых», то это и будет закат Европы, потому что обычная, нормальная, казалось бы, мораль Карамазовыми переворачивается, что если люди будут жить как Карамазовы, то обычный немецкий бюргер так жить не сможет, потому что где добро, там и зло, я подлец, но я честный человек, даже Алеша, который нам кажется: вот, послушник старца Зосимы, юноша со взором горящим, такой хороший, но разве живет он той святостью, к которой его призывает сам старец Зосима? То есть отсутствие каких-то четких внятных моральных критериев, это хорошо, это плохо, так и живем, все, которое есть в «Карамазовых», оно Германа Гессе скорее настораживает. Что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Во-первых, я думаю, на каком языке он читал «Братьев Карамазовых» — не факт, что на русском, а значит, есть некоторые нюансы, конечно, между ним и Достоевским тогда оставалась фигура переводчика, хотя не знаю, вряд ли, конечно, по-русски. Но мысль интересная, безусловно, но он просто долго и витиевато выразил известную нам с вами мысль о том, что немцу хорошо, то русскому смерть, просто не он первый. Тут я сейчас вспомнил, это не к вопросу, а к предыдущему рассуждению, вот тот классический пример, когда издатель Достоевскому, вычитывая рукопись перед публикацией, по-моему, «Преступление и наказание» это было, что «в комнате стоял круглый стол овальной формы». Он сказал: «Федор Михайлович, ну вы определитесь». И мне очень нравится, что Федор Михайлович ответил: «Оставьте как есть». Это очень хорошо: «круглый стол овальной формы», замечательно, это неважно, пусть будет, вот, наверное, у Диккенса это невозможно.
К. Мацан
— Хотя Достоевский Диккенса очень любил. Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио ВЕРА продолжается, еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты. Продолжаем наш разговор предрождественский, начали мы с обсуждения, в том числе такого научного подхода к двум типам культур: культур рождественских и культур пасхальных, само собой, заговорили о пасхальных, потому что русская культура традиционно к таковым относится, ну и куда же нам без нашего Федора Михайловича Достоевского. Но я бы вот о чем хотел в этой связи спросить, делая шаг дальше: мы проводили только что 2022 год, который был богат юбилеями и один из юбилеев был — 210 лет со дня рождения Ивана Гончарова, которого мы в школе все проходим, его великий роман «Обломов», а вот с вами как-то никогда не обсуждали этого героя, этот роман и этого автора, он какое-то место в вашем круге чтения занимает?
В. Легойда
— Вы знаете, в школьном исключительно, не буду ничего сейчас придумывать и надувать, я со школьных лет не возвращался. Наверное, напрасно, но вот как-то не получалось.
К. Мацан
— Вот когда вернетесь, обсудим.
В. Легойда
— Да, хорошо. (смеется)
К. Мацан
— Может, будет очередной юбилей Гончарова, например. А фильм Никиты Сергеевича Михалкова «Несколько дней из жизни Ильи Ильича Обломова»?
В. Легойда
— Фильм — да, конечно, я смотрел, и неоднократно, главным образом восхищаясь игрой Олега Павловича Табакова, ну или не в последнюю очередь, и, конечно, режиссерским талантом Никиты Сергеевича, но все-таки в моем сердце безраздельно господствует «Неоконченная пьеса для механического пианино», в плане рефлексии Никиты Сергеевича по поводу русской литературы мне это в большей степени интересно и близко, хотя наверняка тоже и фильм есть смысл пересмотреть.
К. Мацан
— Но, увы, «Неоконченную пьесу» мы недавно обсуждали подробно, на волнах радио ВЕРА можно послушать, на сайте radiovera.ru эту программу. Я напомню просто, что Владимир Романович принимал участие в программе «Кино и смыслы», цикл этих программ выходил на «Спасе», там в каждом выпуске какой-то фильм конкретный обсуждался, и обсуждали как раз «Неоконченную пьесу для механического пианино», одним из гостей был Владимир Романович. Возвращаемся к теме нашей сегодняшней магистральной — о Рождестве, я к чему хотел бы вернуться: не случайно на ум пришло упомянуть о теме детства, которая вошла в культуру благодаря христианству и Рождеству, потому что, наверное, немыслимо себе представить в какой-нибудь античной религиозной традиции ребенка-бога, бог — это герой, бог — это сила и, может быть, одно из тоже ошеломляющих моментов христианской вести о Рождестве в том, что Бог, Творец мира, стал самым беззащитным, кто только может быть — ребенком. Вот как у вас то отзывается?
В. Легойда
— Это, конечно, один из важнейших моментов для понимания христианства. И вообще, когда мы говорим о воплощении или о Боговоплощении, и пришествии Спасителя в этот мир и об освящении человеческой природы, спасения человеческой природы, ну и, конечно, вот этот акцент евангельский на Рождестве... Хотя заметьте, мы говорим с вами про детство, но о детстве мы ничего не знаем, Евангелие нам ничего не рассказывает, после Рождества единственный эпизод у Луки, когда 12-летний отрок Иисус в храме, собственно, больше как раз таки никакого детского акцента нет, там и богословское обоснование, что ничего там такого не происходит, что было бы важно для нашего спасения, о чем можно было бы рассказать. Но, может быть, и культурное тоже, потому что это, наверное, в то время, в той культуре мало возможно появление такого описания, хотя в апокрифических евангелиях много эпизодов, где как раз ребенок-Иисус там творит всякие магические вещи, оживляет птичек, иногда не вполне или совсем не соотносящихся с Евангелием чудес вплоть до умерщвления детей, которые ведут себя не так, как должно быть, именно поэтому Церковь и относится к этим текстам, как к подделке, их было немало, это отдельная, большая и важная очень тема. Но, конечно, как мы сегодня уже много раз говорили, я имею ввиду этот акцент на Рождестве, то помимо прочего имеет значение для того, что можно назвать появлением культуры детства, это в истории цивилизации человеческой заслуживает отдельного интереса, размышления.
К. Мацан
— А о чем еще следует помнить, когда мы говорим, что христианство принесло в мир и в чем, в том смысле мир изменился даже чисто культурно? Я не говорю, понятно, про благую весть о Воскрешении Христа и все, что связано с религиозной традицией, со спасением, которое открывается в православии, а именно то влияние на мир, на социум, на историю, на культуру.
В. Легойда
— Проще, наверное, ответить на вопрос: чего христианство не привносило в мир? Но если, допустим, вспомнить программу «Парсуна», которая построена по темам: вера, надежда, терпение, прощение, любовь — вот все это и принесло, потому что если мы говорим о том мире, в котором христианство возникло — мире Античности, можно ли сказать, что античная культура, еще раз подчеркну, что это культура греков и римлян, не всего Древнего мира, что это культура, в которой в религиозной жизни присутствует вера — ну, скорее нет, чем да, они не живут верой, древний грек, он не верит, он знает, что есть Зевс, что с ним надо договариваться, что может от него «прилететь», как бы мы сейчас сказали, а может и помочь, особенно какая-нибудь Афина и прочее, вот вера. Надежда — тоже большой вопрос, является ли надежда чем-то чаемым, добродетелью, вспомним, что это последнее, что успели удержать сосуды Пандоры, правда, там надежда больше понимается под тем, что это такое тщетное упование на что-то, но тем не менее надежда, как добродетель или как ценность, говоря современным языком, в античном мире скорее не присутствует. Терпение — ну, может быть, и то большой вопрос, точно не в христианском смысле, потому что для христиан терпение это что-то, непосредственно связанное с возрастанием во Христе и с пониманием смысла этого терпения, цели терпения. Прощение — тоже точно нет. Ну, в каких-то бытовых ситуациях или в отдельных случаях, конечно, греки, и римляне и могли, и прощали, но вот культурная модель поведенческая прощения тоже несвойственна античному миру. С любовью, конечно, любовь как жертва, вот этот акцент: Бог есть любовь, «агапэ» греческое, которое означает любовь для другого, тоже христианский акцент и то, что нам сегодня кажется таким очевидным, оно не всегда сопутствовало человечеству, и это именно появилось в определенное время и довольно долго развивалось и развивается, и причем не линейно, не прямой дорожкой реализация всех этих евангельских смыслов и их проявление в культуре, ведь не только евреи в древности убегали от Бога и сотворяли себе золотых тельцов, история христианства или, точнее, христианских народов и культур, она ведь тоже не поступательно шла к раскрытию христианского идеала, иначе бы в финале нас не ждал Страшный суд и конец истории, это тоже такая зигзагообразная, с отступлениями история, в которой нарушался Завет, как мы говорим: Ветхий Завет нарушался одной из сторон, точно также и с Новым Заветом.
К. Мацан
— А то, что вы сказали, что не сразу линейно начали повсеместно воплощаться идеалы веры, надежды, терпения, прощения, любви в людях и казалось бы, понятно почему: все люди потому что. А в чем все-таки мы фиксируем, что они состоялись? Вот есть Христос, как идеал, а в чем после Него мы говорим об успехе этих понятий, о их раскрытии — в святости, в святых?
В. Легойда
— В святых — в первую очередь, потому что святые — это, пожалуй, если мы не берем, конечно, боговоплощение, потому что к этому человек не имеет никакого отношения, а вот из того, что удалось человеку, человечеству, то, конечно, эту формулировку я встречал у отца Дамаскина (Орловского) что единственный безусловный итог развития человечества — это, конечно, святость, именно святость в разных своих проявлениях, как попытка жить с Богом и в Боге, не как она в обыденном сознании, нередко далеком от религиозного понимания глубокого осознается как некая безгрешность, граничащая с чем-то нудным, скучным и прочее, а как именно способность находиться рядом с Богом, это же чрезвычайно тяжело, потому что мы знаем: падший человек живет, он в состоянии Адама, он в состоянии Каина, который, когда Бог появляется, когда присутствие Бога невозможно не замечать, человеку хочется сразу спрятаться, а святой может не прятаться. Святой, он находит, у него есть, при осознании собственной никчемности какой-то и греховности, которую мы видим в молитвах, написанных святыми, они же там не придумывали, не наговаривали на себя, нет, он понимал движения сердца своего, видел, наверное, неспособность избавиться окончательно от тщеславия, эгоизма, от греха мысленного и так далее. но эта способность находиться рядом с той обжигающей любовью — это большой дар, это не так просто и это, конечно, итог развития Ну и потом появление всего того, о чем мы говорим сегодня, я имею ввиду «сегодня» не в смысле мы с вами, хотя и об этом тоже, а когда мы говорим о прощении, это же все результат появления христианства, не было бы этого.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
В. Легойда
— Я просто еще хочу здесь сказать, что несколько условно я бы разделил эти результаты или плоды христианства на те, которые для христианина важны, которые человек, пытающийся быть христианином, он неизбежно должен стремиться достичь, вот когда мы говорим о богообщении, о стремлении человека к Богу, о нравственных каких-то преображениях, а есть социальные, культурные, общественные последствия, одно из которых мы обозначили — это культура детства, которые возникли не потому, что они предполагались, что это часть того, как христианство разворачивается, а поскольку они стали такими результатами появления, потому что христианство создает условия. Вот скажем, одно из этих последствий — это появление науки, потому что другое представление о мире, это отмена рабства, почему я говорю, что это косвенное такое или одно из последствий, но не то, которое внутреннее, оно не объявлялось как цель, потому что если мы почитаем с вами новый Завет, то там просто дается иное переосмысление человека, там же не говорится, что надо бороться за отмену рабства, а говорится наоборот: что неважно, ты раб или господин, провозглашается, конечно, совершенно непонятная античному человеку мысль, для которого есть люди, а есть инструменты и есть инструменты, которые не разговаривают, а есть те, которые разговаривают, вот рабы — это говорящие «инструменты», поэтому, конечно, там убийство раба это не убийство человека. Мы недавно с вами вспоминали о том, что считалось в греческих судах, что если раб в качестве свидетеля выступает, его нужно обязательно пытать, потому что без пытки раб не скажет правду, это обязательно, как зубы почистить, вот чтобы что-то сказал, надо пытать. И вот это совершенно непонятное античному миру, что ты раб или свободный, но ты образ и подобие Бога, это, как бы мы сейчас сказали: взрыв и вынос мозга, это совершенно не умещается в картину мира античного человека. Но, заметьте, в этой революционной идее нет призыва к революции и уничтожению рабства, как социального явления, здесь провозглашается нечто фундаментальное, но именно это фундаментальное привело к тому, что наконец вообще в человечестве во всем, правда, во второй половине двадцатого века (двадцатого!) последнее отменили наконец рабство, это, конечно, без христианства было бы как-то иначе, давайте скажем так, мы не знаем как, но совсем иначе. Ну и много-много таких вещей, опять же, отношение к женщинам, отношение к старикам, появление науки и развитие искусства, тоже никуда мы не денемся, те музеи, которые относятся к культуре европейской, это две темы: античность и христианство.
К. Мацан
— Вы упомянули про отмену рабства, я вспоминаю, мы с вами как-то обсуждали в «Светлом вечере» книгу американского современного православного богослова и философа Дэвида Бентли Харта «Иллюзии атеистов», где он как раз пишет о том, что вот звучат иногда упреки: Евангелие провозгласило, что все люди равны перед Богом, а сколько еще веков в мире, где Церковь уже была и была государственной, если мы берем Византийскую империю, рабство сохранялось. И меня очень радует то, что в ответ на это о чем предлагает подумать Харт: он говорит, что странно было бы ждать от культуры, в которой нормально иметь рабов, моментальной отмены и предъявлять этому какие-то требования из серии прав человека, это было бы жутким анахронизмом, было нормально, что везде были рабы и мы не вправе ждать, что все это по мановению волшебной палочки возьмет и отменится. Но что действительно является революцией по Харту — это то, что несмотря на это в IV веке Григорий Нисский, святой каппадокиец, брат Василия Великого, в проповеди открыто, напрямую обличает рабство и рабовладение, вот то, что такой голос в ситуации, когда это нормально, вопреки общественному мнению раздался, вот это революция христианства, вот это, что называется — разрыв шаблона и взрыв мозга. И помимо того то, что тот же Василий Великий говорит, что «господин и раб вместе идут в храм и стоят рядом, у одной чаши причащаются», это тоже нормально, вот где революция христианства, а не в том проблема, что рабство сразу не отменилось, должно было пройти время и культура должна была созреть.
В. Легойда
— Революция в том, что хозяин увидел в рабе человека, а именно это создало условия для отмены — через время, безусловно, потому что социальные порядки в одночасье не меняются. Это сильнейшая вещь, мы можем вспомнить в качестве примера, что возникший на границе в Индии буддизм, он не получил там распространения в силу того, что социальные порядки, основанные на таком глубинном религиозном понимании, вся структура общества так называемого кастового, она просто не пустила в себя буддизм, который проигнорировал, который провозгласил, что это все не так и не смог, поэтому и почти и нет там буддистов, мало.
К. Мацан
— Говорим мы сегодня в преддверии Рождества, хочу вас спросить: а вы помните какой-то свой самый яркий праздник Рождества Христова, может быть, самый значимый за много лет в Церкви?
В. Легойда
— Ну, я не могу назвать это самым ярким, я просто помню, что с того момента, как я старался уже как-то соотносить свою жизнь с Евангелием, естественно, быть в храме всегда на Рождество, у меня было одно Рождество, когда я в храм не попал, и я не имею ввиду сейчас наше пандемическое время, где, кстати, по-моему, на Пасху как раз выпал тогда самый пик изоляции, а я просто болел очень сильно и там без вариантов, и я это помню, потому что очень хотелось, и понимал, что невозможно, и тут ценится все, включая, что можно по телевизору хотя бы посмотреть. И самое удивительное, что вот рождественское чувство или ощущение, оно все равно было, оно никуда не делось, это сильнее всех возможных препятствий, которые бывают у вас в жизни.
К. Мацан
— Какие-то семейные рождественские традиции есть у вас?
В. Легойда
— Ну вот дети последние пару-тройку лет с мамой занимаются исполнением колядок, в том числе обходя соседей, где-то собираются, тоже планы такие имеются.
К. Мацан
— А вы с ними не колядуете?
В. Легойда
— Нет, я как-то пока не удостаивался такой чести, может быть, удастся избежать.
К. Мацан
— Я думаю, что был бы у человека приятный шок: он открывает дверь, а там глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ с колядками, с песнями...
В. Легойда
— Неизвестно, как человек себя поведет, поэтому, может быть, лучше не стоит. (смеется)
К. Мацан
— Мы говорим часто о Рождестве как о семейном празднике, больше по аналогии с Новым годом, как вам кажется, или те смыслы, о которых мы сегодня в том числе упоминали, и тема детства в частности, делают Рождество таким семейным праздником, домашним?
В. Легойда
— Вы знаете, может, мы и говорим по аналогии с Новым годом, но это такая постсоветская, потому что семья — малая церковь, ну а как такой большой, важный праздник христианский может не быть праздником семейным? Ну конечно, семейный, и Пасха в этом смысле — семейный, потому что: а что еще собирает семью христиан, если не эти важнейшие события жизни христианина, как-то странно, если они будут вне семейно проходить и осознаваться. Собственно, и в советское время что это было — это же классический пример вытеснения одной традиции другой или, точнее, попытки не отменить традицию, а ее «перепрошить», как бы мы сегодня сказали, вот взять вифлеемскую звезду на ёлке и заменить красной, и ёлку саму назвать не рождественским деревом, а новогодним, это же известное явление в культуре.
К. Мацан
— Мы сегодня говорили, в том числе о святости, и вы эту фразу приводили в пример, что святость — единственный безусловный итог развития человечества. Я вот о чем подумал: у нас каждый день в церковном календаре дни памяти святых. Не так давно был день памяти выдающегося святого и не так уж давно живущего — святого праведного Иоанна Кронштадтского, 2 января был день его памяти. И удивительная фигура: с одной стороны, толпы людей со всей страны к нему ехали, и известный на всю Россию чудотворец, а с другой стороны, из истории мы знаем, каких пасквилей он удостаивался в современной тогда печати и в чем только его не обвиняли, и черносотенец, и так далее. И вот, с одной стороны, легко встать в позицию судьи по отношению к людям, которые так писали, с другой стороны, я вот о чем хочу спросить: а нет ли у нас у всех опасности, как вам кажется, в принципе всегда не разглядеть святого? Вот, может быть, среди нас живет сегодня такой человек, которого потом Церковь признает святым.
В. Легойда
— Ну а почему это должно считаться опасностью? Я думаю что для нас в этом смысле опасность — это не разглядеть, не увидеть Бога, так и не суметь. Я даже когда-то, так это для меня по крайней мере, довольно дерзко переписал вот это знаменитое из Николая Островского, которое мы все учили в советских школах, что «Жизнь дается один раз и надо прожить ее так, чтобы не было мучительно стыдно...» Я написал, что жизнь дается один раз и надо ее прожить так, чтобы успеть встретиться с Богом, даже если при этом будет мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, а оно не может не быть мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, вот это опасно. А не разглядеть святого — я не знаю, все-таки святые это, безусловно, друзья и помощники, и люди, которые имели и имеют опыт общения, они с помощью святых могли что-то понять как раз таки о Христе и через них увидеть Христа. Но здесь считать, что это какая-то роковая ошибка...Я думаю, что это вполне возможно и в этом нет какой-то нравственной или духовной катастрофы. Сложно сейчас сформулировать, потому что рассуждаю походу, ну вот я не знаю, насколько такая параллель возможна: вот апостолы, вот они с Христом находятся, не со святыми, а с Христом, и видят то, что они видят: воскрешение мертвых, исцеление больных, усмирение моря, хождение по водам и в одночасье как-то все вдруг не разглядели в какой-то момент, хотя они уже сами могут что-то делать к тому моменту и вроде при такой решимости вот они...Это же важно, что они через это прошли, без этого, наверное, не было бы того, что с ними случилось потом. Причем там же сплошные если посмотреть, что это за люди, которые призваны, эти ближайшие, эти двенадцать, семьдесят, они же все совершенно неожиданные или случайно вырванные, этот рыбу ловил, этот вообще, гад, налоги собирал в пользу римского императора, и вот они потом находятся рядом с этим удивительным, невозможным и непредставляемым, а потом — бах! — и вдруг пугаются, предают. Не было ли у апостолов опасности не разглядеть? Может быть, это в каком-то смысле неизбежно для любого верующего человека, не просто не разглядеть, а вот ты уже разглядел, уже знаешь, а потом... Вот это, наверное, опасно, когда ты уже знаешь, ты уже видел, ты уже пережил и, как недавно мне одна знакомая сказала: «Я что-то в храм перестала ходить. Ну, мне сейчас не надо». И я, кстати, может, это прозвучало с каким-то осуждением это неправильно, но это из этой серии: «ты же уже все видел, что же тебе, собака, еще нужно-то?» (смеется) Это цитата из фильма.
К. Мацан
— Да, это мы поняли.
В. Легойда
— Ну, на всякий случай, чтобы обезопаситься.
К. Мацан
— Спасибо огромное, ну вот все что нужно у нас есть, поскольку праздник Рождества завтра наступает, а вернее уже сегодня ночью, мы будем готовиться и всем, у кого такая возможность есть, я с радостью призываю на ночную службу прийти, ну и конечно, с детьми потом на утреннюю. С наступающим Рождеством Христовым, спасибо за этот разговор. Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, член Общественной палаты был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан, спасибо, до свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.