У нас в гостях был певец, композитор, участник Светлого концерта Радио ВЕРА Ираклий Пирцхалава.
Мы говорили с нашим гостем о его приходе к вере и в Церковь и о том, как это изменило его музыкальное творчество.
И. Цуканов
— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Добрый вечер! У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...
К. Лаврентьева
— Добрый вечер!
И. Цуканов
— Меня зовут Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях Ираклий Пирцхалава — певец, автор, музыкант, композитор. Ираклий, здравствуйте.
И. Пирцхалава
— Здравствуйте!
И. Цуканов
— Как обычно по воскресеньям в это время, мы разговариваем на тему «Христианин и общество» — о том, как человек, который пришел в Церковь, может... что он может дать тем людям, которые вокруг него есть, чему он, может быть, может сам научиться у этих людей. Но вот с чего, наверное, было бы уместно начать разговор — как Вы сами познакомились с христианством, насколько... Вы уже ведь довольно долго, насколько я помню, в храме. Как это у Вас случилось, в Вашем случае?
И. Пирцхалава
— Ну, относительно долго — всегда возникают сомнения, потому что восприятие всегда такое, что всегда находишься на какой-то начальной стадии. Не знаю, у меня такое. Я, конечно, еще тот советчик относительно... что я могу дать или что может человек дать. Во-первых, наверное, самая большая ошибка, с которой я сталкивался, ну, то есть, которую я замечал, когда только приходил к воцерковлению, что вызывает отторжение, что вызывает... Если перемотать время назад, на лет эдак, там, 17-18-19, когда только во взрослом возрасте своими ногами пришел в храм, и когда только всему учился и вообще ничего не понимал и не знал этого... И, конечно, и страшно было, и боялся, и не знал — а совершу ошибку какую-то, может быть, я что-то делаю не так... Не знал, как исповедоваться, не знал, как... Я просто приходил своими ногами в Сретенский монастырь и просто стоял на службе. Просто стоял, потому что я почему-то понимал, что это была необходимость — восстанавливаться, жить, дышать, существовать, радоваться и так далее. Потом я как-то заметил очереди к батюшке зачем-то. Думаю: за чем очередь-то? Как-то понял свое желание, что я тоже хочу. Не зная, что там. Впоследствии понял, что там исповедуются. И как-то вот так, шаг за шагом... вот... как-то я пришел к этому. И что вызывало отторжение, конечно же, от людей знающих, — это нравоучения, конечно же. И сам себя иногда ловлю на мысли, что — «стоп, ну-ка, тормози!». Потому что, конечно, хочется всех всему научить, поделиться опытом, так сказать. Но я понимаю, насколько это может вызвать как раз таки желание выйти как раз, пойти в обратную сторону у человека.
И. Цуканов
— Это как с музыкой. Вот когда... Я помню, когда я слушал музыку в юности, мне всегда очень хотелось поделиться той музыкой, которая тебе ужасно нравится, со всеми. И сразу делаешь громко, чтобы всем было слышно, и как-то удивляешься, что не все получают удовольствие. Вот с верой что-то очень похожее происходит.
И. Пирцхалава
— «Подождите! Я сейчас Вас спасу!», да? Из серии! (Смеется.) Ну да...
К. Лаврентьева
— Вы в одном из интервью говорили, что пришли к вере через боль, и что на этом пути немаловажную роль сыграл схиархимандрит Илий Ноздрин. Можете немного об этом рассказать? Если можно.
И. Пирцхалава
— Ну... Я об этом, конечно, рассказывал неоднократно, много... Ну, так получилось, что меня повезли в Оптину Пустынь мои два друга — один еврей, второй дагестанец, православные христиане, когда я, ну, так заболел тяжко... Не могу сказать, что тяжко заболел, слава Богу, не при смерти лежал, но лежал больше месяца, вот. Никто ничего не мог сказать. «Переутомление». Как может быть месяц переутомление? Вот... И, конечно, да. Так получилось, что меня повезли в Оптину Пустынь, и я попал к батюшке Илии. Это, конечно... До сих пор вспоминаю те времена... Сейчас, бывает, тоже попадаю к нему, реже, конечно, потому что батюшка очень, скажем так, уделяет много времени сейчас, в принципе, глобальным вещам. И очень сильно помогает, я думаю, что вообще, в принципе, как это ни пафосно звучит, вообще нашей Родине. Вот. Поэтому мы, конечно, духовные чада его, пореже его видим. Приходится это немножечко терпеть. (Смеется.) Ну, что делать... Смиряться. Вот раньше я просто помню времена, когда у нас была возможность к нему попасть и домой, и с ним поужинать...
К. Лаврентьева
— Да, это счастье.
И. Пирцхалава
— И поночевать у него в доме. Я у него и на печке спал... И, там, приезжал больной, с температурой и за ночь выздоравливал. Вот. И домовый храм его помню — на втором этаже, маленький, где мы, духовные чада, собирались на такие... «эксклюзивные», я их называл, службы. Там человек 50 набивалось — как мы там вообще помещались, непонятно! Вот это все очень, конечно, воспоминания невероятные. Ну, и сейчас, когда мы видимся, когда общаемся, это очень дорогого стоит. И каждая секунда — на вес прямо золота, она растягивается, такое ощущение, чтобы сохраниться плотной такой массой в памяти.
И. Цуканов
— К батюшке Илии очень часто приходят с конкретными вопросами. А Вы ходите тоже с вопросами, или Вы ходите вот...
К. Лаврентьева
— ...напитаться?
И. Цуканов
— ...напитаться, да?
К. Лаврентьева
— ...благодатью.
И. Пирцхалава
— Ну, я не могу сказать, что когда я иду с вопросом, я не иду напитаться благодатью.
И. Цуканов
— Ну да.
И. Пирцхалава
— Как бы одно другому совсем не мешает. (Смеется.) Вот. Мы понимаем, что, рядом с ним находясь, уже как бы ты испытываешь счастье, радость и именно то, что называется благодатью. Но при этом вопросы, конечно же, иной раз возникают. И это не значит, что вопросы, которые возникают при встрече с ним, задаются именно они. (Смеется.) Или же ответы получаются на те вопросы, которые возникают, когда ты приходишь, скажем так, с тем, что приводит тебя в мозги.
И. Цуканов
— Ответ получаешь о том, про что нужно?
И. Пирцхалава
— Абсолютно. Вот которые... Что важнее, что глобальнее, на что необходимо обратить внимание. Вот. И... Ну, вот как-то так вот... Я грузин, который родился в Москве, и у меня вот батюшка Илия — это в Москве...
К. Лаврентьева
— Патриарх...
И. Пирцхалава
— И Святейший Патриарх в Грузии. И это, конечно, невероятное счастье. Попадать к батюшке Илье — это к батюшке Илье. К святейшему...
И. Цуканов
— К Святейшему Патриарху!
И. Пирцхалава
— К Святейшему, блаженнейшему. Вот. Не знаю, у меня такое ощущение, что когда я попадаю к ним, я попадаю в какое-то одно пространство, в абсолютно одно пространство под названием «любовь». Это такой «филиал Рая на земле» я их называю. В «Ангелы двух границ» — как раз таки это песня, которую благословили и Святейший Патриарх, и схиархимандрит Илий, и грузинская сторона, и российская сторона, мои духовные наставники. И эта песня была посвящена войне 2008 года, трагедии, которая... Ну, когда... не знаю, за два месяца до этого если бы спросили любого грузина или русского о том, что это могло произойти, все бы сказали: «Ты с ума сошел!».
И. Цуканов
— Ну да, это случилось очень (нрзб.)...
И. Пирцхалава
— Вот... Насколько это не были обострены отношения... Никто не думал, что дойдет до этого. И, конечно, это у всех вызвало невероятную боль. Вот. И, может быть, поэтому Святейший Патриарх благословил эту песню. Потому что до этого он попал в больницу, то есть его увезли в Германию и спасали там врачи его жизнь. Потому что мало кто знает историю, но там как-то вот так произошло. Я, наверное, не имею права об этом рассказывать, зная, как ты, реальную версию. Если она скрывается, значит, она должна пусть скрываться. Вот. И я... И все вот это случилось, и песня была написана оперативно.
И. Цуканов
— То есть она была написана совсем по следам этих событий?
И. Пирцхалава
— Ну абсолютно верно, да. Это была прямо какая-то такая душевная боль, которая воплотилась в произведение, в аудио. И мне пришла SMS на телефон, где Святейший в Троице, в кафедральном соборе в Тбилиси осуществляет панихиду по всем ушедшим православным христианам. Именно на молитве Богородице он начинает плакать. И мне прямо в голову... Я прямо понимаю, что это должно попасть в эту песню. Эта молитва, вот это аудиосообщение, которое мне, оно должно попасть в эту песню. Потому что — ну все понятно. Вот. Вся боль его — она вот там. Я, соответственно, через своих друзей отправляю просьбу, чтобы... Без благословения какое я имею право... Святейшего не было тогда, он, как я и сказал...
И. Цуканов
— ...был в Германии.
И. Пирцхалава
— ...был госпитализирован, да. И, разумеется, ну, это по правилам, мне пришел ответ, что, типа, ну, молитва православная в эстрадной песне — это кощунство, ни в коем случае. И я... И я два или несколько дней мучаюсь, я думаю: «Как? Ну все! Это провал! Потому что если я уже поставил эту молитву, и она создает просто мурашки... Я понимаю с режиссерской такой точки зрения, что...»
И. Цуканов
— ...она на своем месте.
И. Пирцхалава
— Ну все, эта песня без этого — ну, как бы... уже не то. Уже не то! Но, с другой стороны, я на третий день или на какой-то день уже понимаю: ну хорошо, ты зря ее сочинил, ты зря ее записал. Ну, значит, надо как-то смириться с этим, что ли. Нет — значит, нет. И только вот я... такое смирение пришло, и я сам себе сказал: «Ну, значит, нет», — мне звонок из Грузии, и владыка Антоний мне звонит, багдадский епископ (это бывший город Маяковский), и с грузинским акцентом говорит мне: «Только не возгордись! Только не...»... «Что случилось?». Он: «Святейший приехал, и я ему сказал. И он, даже песни, говорит, не послушав, сказал: «Ираклию можно — пусть делает все, что хочет».
И. Цуканов
— А Вы уже были знакомы с ним к этому времени?
И. Пирцхалава
— Да, да, был. «А потом, — говорит, — послушал песню и сказал, что это молитва, а не песня, и «благословляю». Всех созвал. Поэтому волшебнейшая вот такая история. Я как-то старался не возгордиться, но, видимо, возгордился, что рассказываю, и... Волшебная история, которая впоследствии... А потом (нрзб.) Святейший приехал на похороны Алексия II, и когда он наизусть начал припев этой песни мне говорить и транслировал слова владыки: «Это не песня, это молитва», я вообще чуть в обморок не упал. Поэтому я даже не знаю, как это все у меня получилось, и я ли это вообще, и со мной ли это происходит, в общем. «Ущипните меня», называется.
К. Лаврентьева
— Уважаемые радиослушатели! Мы предлагаем Вам сейчас послушать эту замечательную песню Ираклия «Ангелы двух границ», которую Святейший Патриарх Грузинский Илья называет «не песней, а молитвой».
(Звучит песня «Ангелы двух границ».)
К. Лаврентьева
— Ираклий Пирцхалава сегодня в гостях у «Вечера воскресенья» на радио «Вера». С Вами мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы послушали очень трогательную, глубокую песню «Ангелы двух границ» нашего гостя сегодня. Я обращаю Ваше внимание, что в самом начале композиции Вы услышали возглас схиархимандрита Илии Ноздрина, о котором мы говорили в самом начале нашей программы. Итак, мы продолжаем наш разговор. Ираклий, а насколько трудно быть христианином в сложном, запутанном мире шоу-бизнеса? Я понимаю, что вопрос, скорее всего, Вы этот слышите не первый раз уже?
И. Пирцхалава
— Да я просто для этого, чтобы было не так сильно трудно, не сильно себя считаю частью шоу-бизнеса, начну с этого. Просто я... Так получилось, что я с пяти лет в музыке, я певец, я пою, и я музыкант, и слава Богу, что к своим годам нашел и продолжаю искать форму того, чтобы петь о том, что действительно мне хотелось уже долгое время. Батюшка Илия все время меня... ну, говорил о том, что, во-первых, о Боге нужно петь. А я... Мне сложно было найти форму. Я не знал, как это... Я же не могу в своем стиле, как я исполнял (нрзб.), вот в таком же стиле взять и спеть о том, о чем сейчас пою, уже с отцом Серафимом и так далее.
К. Лаврентьева
— Вы поменяли жанр?
И. Пирцхалава
— Не мог найти — и, слава Богу, нашел. И теперь уже как-то иду по этой... по этому пути.
И. Цуканов
— Кто-то...
И. Пирцхалава
— А батюшка Илий, конечно, часто «подкалывал» меня на эту тему. «Где ты поешь?» — уже на десятой встрече спрашивает. Я говорю: «Как объяснить-то, где? Наверное, на эстраде, батюшка». — «На клиросе надо петь, — говорит, — а ты на эстраде поешь!» (Смеется.) Ну, как-то так и получилось, что, видимо, благодаря его молитвам я как-то и на клиросе немного попел. И, не знаю, мечтаю продолжить эту тему как-то. Ну, и вот постепенно пришел к тому, как я и говорю, что вот проект «Плач души», который по благословению Святейшего Патриарха Грузии делается, где участвует и батюшка Серафим, наш прекрасный, уже всеми любимый, поющий, дающий концерты в России и не только, на арамейском, да, и многие другие, из разных стран — не только певцы, но и режиссеры, которые будут делать клипы, музыканты. Это я думаю, что объединяет такая работа людей из разных стран, православных верующих.
К. Лаврентьева
— Удивительно, что отец Серафим Бит-Хариви, вот о котором говорит сейчас Ираклий, действительно исполняет свои песни, молитвы на арамейском языке. Для наших радиослушателей поясню: это древнесемитский язык, на котором говорил Господь Иисус Христос. В этом отец Серафим особенно оригинален. И насколько, Ираклий, Вам работается с ним? Дает ли Вам это что-то — вот это взаимодействие творческое?
И. Пирцхалава
— Ой... Это, конечно же, и дает, и смешит, и испытывает. Потому что он монах! (Смеется.) А ему приходится сниматься в клипе, понимаете? А он не знает, как это происходило как бы! Он думал, что вот он один раз спел — и ушел! А у нас смена. Вы можете понять, да? У меня, там, аренда оборудования, режиссеры приехали — это вот на съемках «Покаяния» как раз вот такое первый раз произошло. И это Грузия, глубинка, пока доедешь — это время нужно. Да, аппаратура приехала с опозданием и так далее. Я немножечко нервничаю. И я говорю: «Давайте батюшку отпустим, скорее его поснимаем сначала, а меня — потом. Самое главное, — говорю, — его снять». И прошел один дубль: «Ну все, я пошел!». Я говорю: «К-к-куда?». (Смеется.) «Как, — говорит, — куда? Я же спел!» Я говорю: «Батюшка, ты не понимаешь! Здесь должно быть много дублей в разных местах, и это надо все время вот... Не знаю, на это нужно где-то часа два, минимум». (Смеется.) «Как — часа два? Я уже договорился, я ухожу! Я же тебе не актер, а я батюшка! Я должен уйти!» (Смеется.) И это было, конечно, очень смешно. Ну, пришлось несколько дублей... Как-то я его поуговаривал, все-таки он сделал. Ну, вот так вот работается. И... А вообще, это большая радость — находиться с ним. И в монастыре в Канде, и вообще везде. И в Москве когда мы встречаемся, и когда я к нему привожу своих друзей и паломников, которых вожу по Грузии. В сентябре мы вместе поедем показывать Грузию, святые места. И, конечно, с ним. Это все уходят или покидают его монастырь когда — с желанием, во-первых, вернуться, и, конечно, с невероятным состоянием в душе, потому что все с улыбкой, с радостью.
И. Цуканов
— Вы часто возите друзей туда, в Грузию? Или это бывает не очень часто?
И. Пирцхалава
— И друзей, и с недавних пор вот начал показывать Грузию своим поклонникам, в том числе делаю авторские туры.
К. Лаврентьева
— Интересно...
И. Пирцхалава
— И в сентябре планируется такой большой авторский тур вместе со мной, и батюшка Серафим присоединяется к нам — показывать грузинские святыни. Более того, хочу снять документальный фильм, где буду рассказывать о грузинских святынях — и я, и батюшка Серафим. Приезжать к нашим митрополитам в гости. А даст Бог, и со Святейшим Патриархом тоже увидимся и, может быть, интервью возьмем. И, может быть, кто с нами поедет, тоже к нему попадет.
К. Лаврентьева
— Как здорово!
И. Пирцхалава
— Вот такая вот идея. И, в принципе, это хотелось бы делать систематически. Так и будет. Потому что я думаю, что нас может еще больше объединить, нежели чем вера? Потому что огромное количество людей пытаются нас чего-то разъединить.
И. Цуканов
— А вот то, что касается веры и пения о Боге, то, о чем Вы начали говорить... Ведь о Боге можно петь очень по-разному. Иногда человек поет, вроде бы, о любви, а ты понимаешь, что, на самом деле, это о Боге, конечно. И совершенно не обязательно использовать слово «Бог» в песне.
И. Пирцхалава
— Абсолютно.
И. Цуканов
— Поэтому вот мне интересно, как у Вас это получается — нести в песне такой ясный религиозный как бы такой смысл.
И. Пирцхалава
— Цель фильма, который делается, который благословил Святейший Патриарх, который он же и назвал «Плач души», и это семь музыкальных произведений, а также семь видеоклипов, которые... Начало одного — это будет... точнее, концовка первого — это будет начало второй серии, и так далее. Цель — это показать как раз таки путь ищущего, путь мирянина, путь к Богу. И взаимодействие с духовным отцом, который молится за него, который в надежде, что он повернется к Господу и придет к нему. И «Покаяние», первая серия — это как раз для меня начало этого фильма, и это именно об этом. Я думаю, что видеоряд там вполне как раз таки понятен, что это об этом это начало. И я еще думал — о чем должен быть сам фильм, сама сюжетная линия? И, конечно, Святейший Патриарх, назвав «Плач души», как раз таки меня вдохновил. То есть сценарий начал писаться после его названия.
И. Цуканов
— Наверное, сейчас как раз уместно послушать песню «Покаяние», о которой Вы рассказывали и которая явилась первой вот в этом цикле из этих семи композиций. Так что давайте мы послушаем эту замечательную песню и затем продолжим наш разговор.
(Звучит песня И. Пирцхалава «Покаяние».)
К. Лаврентьева
— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В студии Светлого радио, в студии «Вечера воскресенья» сегодня певец, композитор Ираклий Пирцхалава. Соединенные Штаты Вами мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Мы возвращаемся к нашему интересному разговору. Ираклий, вот эта песня, которую мы сейчас послушали, Ваша замечательная, глубочайшая песня «Покаяние» с отцом Серафимом Бит-Хариби, потрясающая, на самом деле. И складывается ощущение, когда ты смотришь клип особенно, что для Вас это такое глубочайшее переживание. То есть это не просто какое-то... даже... даже ну как бы опыт какой-то, а прямо потрясение. Так ли это? Какой-то новый этап, что ли... Простите, если я задаю очень личный вопрос. Но раз у нас такой разговор...
И. Пирцхалава
— Нет, не личный... Да, это вообще очень новый этап. И, честно говоря, я не исключаю того, что где-то... ну, то есть что принял решение, там, может быть, вполне возможно, там, последний такой попсовый альбом записываю и не исключаю, что... Вот это меня больше вдохновляет просто, дело в том, что...
К. Лаврентьева
— То есть Вы уходите вот в эту более христианскую сферу творческую?
И. Пирцхалава
— Ну, дело в том, что очень много работы в этом направлении и сложно совмещать. Потому что у меня ведь глобальная идея, задача — снять фильм. Целый фильм снять. И это лишь, я думаю, что будет первый шаг. Помимо того, поиски талантливых, таких, как батюшка Серафим, гениальных представителей верующих, православных в разных странах занимает колоссальную энергию и время. Поэтому Вы мне, если вдруг тут кто-то у Вас есть такой же... Такого же нету, но вот хотя бы вот какой-то оригинальный, невероятный, чтобы прямо вот можно как-то интегрировать тоже вот в этот проект, Вы мне обязательно скажите, буду Вам благодарен. Ведь задача не просто сделать это, задача — объединить все те страны, которые находятся сегодня, наверное, под определенным прессом давления, вот. Пытаются эти страны разъединить разными информационными потоками и так далее. А объединяет любовь к Богу, объединяет музыка. И то, что, я видел, у нас на концертах происходит, я понимаю, что это мне на сегодняшний день, наверное, дороже. То, что я делал долгое количество времени, более 20 лет... И, в принципе... Мне уже 41, и через лет... несколько лет... Мне уже, в принципе, как-то под дэнс-дэнс не совсем как-то вдохновляет.
И. Цуканов
— Весело!
И. Пирцхалава
— Ну, прошел тот возраст, и другие мысли, другие цели. И ты понимаешь — они настолько глобальные и настолько вдохновляющие, что — ну куда? После исполнения «Покаяния», там, не знаю, вспоминаю Санкт-Петербургскую... Ленинградскую филармонию, когда... ну, не знаю... Там и звука-то не было по-человечески, чтобы это звучало хорошо, потому что это филармония, там не поставишь, там большие колонки стадионные... Вот. И то, что происходило с людьми. И здесь, когда мы запремьерили эту песню в Храме Христа Спасителя. Когда аплодисменты не смолкали минут, наверное, 15, и батюшка пытался сказать: «Спасибо», чтобы прервать уже аплодисменты, но они не прекращались. Видимо, значит, людям действительно нужно. Они, мне кажется, люди долго это ждали в такой форме. Я это замечаю также по тем письмам, которые мне пишут до пор. После выхода клипа «Покаяние» прошел год, и я очень благодарен всем — и верующим, и тем, кто только лишь начали первые шаги делать, и тем, кто мне пишет, что, «типа, мы не знаем, как и куда, но после прослушивания клипа — а что нам делать, а куда нам идти?». (Смеется.)
И. Цуканов
— «Что нам делать? Мы же братья!» (Смеется.)
И. Пирцхалава
— Да. «А теперь вот мы послушали — а дальше-то чего делать?». Я говорю: «Да все просто очень — не думать о том, что делать. Просто делайте то, что хотите. И идите... В первую очередь, просто идите в храм, а там уже все получится». Потому что пишут люди, которые не воцерковленные. Это вот самое дорогое, на самом деле. Потому что... Нет, огромное спасибо за поддержку всем верующим, но Вы уже нашли, и Вы уже находитесь на этом пути. А вот пишут нам диджеи, допустим, или наркоманы и так далее... Вот...
К. Лаврентьева
— Это очень важно. Это целый миссионерский проект, получается!
И. Пирцхалава
— Это громко сказано.
К. Лаврентьева
— Нет, это правда! Вообще, я потрясена, на самом деле. Ираклий, а никогда не было такого, что к Вам подходят коллеги по цеху, которые знали Вас прежним, и говорят: «Ираклий, ты чего? Какое православие, какой храм? Ты куда ударился? Очнись! Мы здесь!»?
И. Пирцхалава
— Нет, меня-то давно считают каким-то религиозным фанатом, понятное дело! (Смеется.)
К. Лаврентьева
— Фанатиком! (Смеется.)
И. Пирцхалава
— Но многие, на самом деле... Многих я привозил в Оптину Пустынь, которые просили. Потому что все люди рано или поздно — что-то случается и возникает такое желание, скажем так, да?
К. Лаврентьева
— Неверующих нет.
И. Пирцхалава
— И целая очередь стоит: «Отвезите, пожалуйста, меня к батюшке Илию». Но это не так просто. К этому... То есть это что... Вот... То, что каждый день нужно к старцу ездить и беспокоить его — это другая ситуация, вот... А многие, наоборот, из шоу-бизнеса или из клубного какого-то... из клубной аудитории меня вдохновляли. Недавно на концерте — вот я выступал — «Под флагом добра», в Парке Горького на фестивале "Арт-фпул"(?), и подошла женщина, говорит: «Ты, наверное, меня не помнишь — я вот там в клубах тусила и так далее. Но, — говорит, — меня поразило «Покаяние». Я говорю: «Во! Круто! Спасибо! Очень приятны слова твои. Значит, недаром мы это, не зря это делали». Или композитор — прекрасный... Просто невероятно талантливейшая... Так получалось, что я у нее брал песню, и она говорит: «А мне казалось, что ты вообще завязал с эстрадой и ушел в православие! Нам, типа, так понравилось! Мы не ожидали вообще от тебя „Покаяния“!». Я говорю: «Ну, приятно, конечно, но я пока еще не завязал, я продолжаю. Мне надо же чего-то финализировать, закончить. Я не могу, точку не поставив, взять и просто бросить, да? Я обязательно должен какую-то точку поставить, сказать спасибо за то, что долгое время меня поддерживали поклонники и так далее, тому подобное. И перейти на что-то глобальное. Вот это правильно. А так, — говорю, — бросить и ничего... То есть как-то вот так вот — это не по-человечески». Вот. И я думаю, что многие композиторы... многие, я вот тоже хочу... То есть, ну, хоть и... Понятное дело, что пока что я являюсь единственным, кто сочинил «Покаяние», и сегодня, открою немножечко завесу перед радиослушателями, я пришел не с пустыми руками, и то, что я Вам эксклюзивно приношу вторую серию, вторую часть — «Утешение», которую... Мне так долго писали люди, так прямо пинали любовно, чтобы скорее это все получилось... Я Вам за это всем благодарен, кто мне писал. И простите, что это происходит не так оперативно, не так быстро. Видимо, материал такой, что нуждается во времени как-то. И не без искушений все это проходит. Допустим, пришлось поменять трех аранжировщиков — трех! — во время того, как мы делали эту песню. Ну, не буду рассказывать истории, которые странноватые, почему они менялись, и так далее. (Смеется.) Обычно так не происходит. Но вот как-то так. Но зато на этом пути, с этими искушениями, с этими колдобинами, когда падаешь и встаешь, произошло по результату все так, как вот, мне кажется, должно было произойти. И мы записали очень интересных музыкантов. Мы записали сюда гусли, в эту песню, мы записали колесную лиру — это вообще эксклюзивнейший древний инструмент. Я очень рад, что вот так вот приобщаются люди из разных стран, разные музыканты, такие вот... и с этническими какими-то такими вкраплениями. Это делает очень богатой эту музыку. Эта песня еще не вышла в виде клипа. Эта песня еще не... Мы... Святейший благословил... Он минут 40 рассказывал мне, о чем должна быть вторая песня и где это должно сниматься, в чем я даже должен быть. И я прямо... Такое ощущение, как будто я и диссертацию ему сдавал, потому что он мне задавал вопросы, и это волнительно... «А почему ты вот это?..» — и я: «А!». И приходилось находить в себе силы, и это закаляет, действительно, чтобы, скажем так, обосновать свою позицию — почему это произошло так, а не эдак. И довольно-таки строго спрашивал с меня. Обычно я испытываю от него любовь такую, как от дедушки, внуком себя как-то ощущаю. А тут он действительно строго спрашивал. И я какой-то... как не в своей тарелке как-то, волнуясь, отвечал ему на вопросы... В какой-то момент говорю: «Святейший, Вам не понравилось?» — это на клип «Покаяние». Он строго на меня посмотрел: «Ну как ты мог так подумать? Очень! Очень понравилось! Можешь еще раз поставить?». И он еще раз смотрел, и в процессе я его слушал и думал: «Где бумажка с ручкой, чтобы записывать?». Но я максимально напрягал свою память, чтобы запомнить каждое его слово — что должно быть, и где должно сниматься, и так далее. Он благословил снять это в Давидо-Гареджийской Пустыни в Грузии, где как раз сейчас искушение нереальное происходит, потому что часть этого архипелага монастырей еще в советское время было отдано Азербайджанской ССР. И, к сожалению, в те времена коммунисты надругались над храмами и так далее. Там были невероятной красивейшие места. И вот в сентябре, я думаю, как раз таки во время нашего паломничества в Грузии мы обязательно туда заедем и пару дней там поживаем, и снимем клип. А там посмотрим — может быть, нам азербайджанские власти пойдут навстречу и разрешат перейти туда, где еще не имеет возможность ступать нога...
И. Цуканов
— ...Грузии.
И. Пирцхалава
— ...паломника ни грузинского, ни русского. Даст Бог, может быть, и восстановится, с Божьей милостью, не просто так. Святейший благословил ехать туда — значит, обязательно что-то хорошее случится там.
И. Цуканов
— Давайте мы сейчас послушаем эту песню — «Утешение», и затем мы продолжим обязательно разговор.
(Звучит песня И. Пирцхалава «Утешение».)
И. Цуканов
— Мы возвращаемся в студию. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, я Игорь Цуканов. Это «Вечер воскресенья», и мы разговариваем с Ираклием Пирцхалава — музыкантом, певцом. Ираклий, скажите, вот всего должно быть семь этих композиций. Вы уже наперед знаете, о чем они будут, где они будут сниматься? Вы эту программу как-то уже выстроили наперед, или это как-то поэтапно происходит?
И. Пирцхалава
— Если бы все было бы так легко! Несмотря на невероятную вот, не знаю, радость в работе над этим проектом, есть моменты тяжелые. Что, допустим, эстрадные и обыкновенные поп-композиции — они элементарно, ну, имеют некий творческий немножечко, но расчет. Здесь это не получается, здесь это приходит. И, конечно, я заметил, что это приходит, когда потрудишься хорошенечко, постишься. Вот. И так далее. И приходит все как-то небыстро. Но своевременно. Есть уже, почти финализируется третья работа. Она будет очень интересная. Есть идеи, конечно, как... Ну, то есть аудио с визуальной составляющей приходит, можно сказать, одновременно. И так рождается — как импровизация. Ну, как есть в джазе импровизация. Человек не знает, что он будет делать через минуту, но он точно знает, что он будет делать через секунду. И это как нитка — вот разматываешь этот клубок, разматываешь... Не знаю, как объяснить еще, но вот это происходит как-то так. То есть маркетинга здесь вообще чего-то нету. (Смеется.) То есть если в поп-музыке ты понимаешь, что программа начинается с этого и заканчивается этим, и все четко, все организованно, есть такая прагматичность некая, здесь ее... Ну, я не могу. Я не могу ее добиться. Может быть, было бы спокойно, если бы она была бы, вот я понимал бы уже, что будет на седьмой серии, да? Но нету. Третья есть. Вот. И... То есть... «Покаяние» — первая серия, и в клипе я прихожу к храму, где меня ждали давно, где за меня молились, переживали, найду ли я дорогу к нему, как спрашивается в клипе.
И. Цуканов
— «Куда ведет эта дорога?», да.
И. Пирцхалава
— Да. Вторая серия, соответственно, — «Утешение». Вот. Что и происходит после покаяния, после того, как приходишь в храм. А третья серия будет называться «Искушение».
К. Лаврентьева
— Может быть, надо было с «Искушения» начать? «Искушение — покаяние — утешение»? (Смеется.)
И. Цуканов
— Искушение всегда идет после того, как человек уже нашел дорогу в правильную сторону.
И. Пирцхалава
— Да... Искушения идут, в общем-то, наверное, всегда, для начала, начнем с этого. (Смеется.)
И. Цуканов
— Всегда — (нрзб.)...
И. Пирцхалава
— Ну, после того, как человек очистился, конечно же, у определенных субстанций есть колоссальное желание опять его загрязнить. Ну, и человеку иногда эти желания, соответственно... «Чего-то я очень чистый, надо как-то...»
К. Лаврентьева
— ...добавить баланса.
И. Пирцхалава
— И здесь уже без молитвы и благодати, уже самостоятельно, своими ногами, фактически, невозможно.
И. Цуканов
— Ираклий, хотел спросить Вас... Вот понятие «вера» — оно очень такое глубокое, и в нем много чего заложено — это и уверенность в том, что есть Бог, это и доверие Богу, это и верность Богу. Вот для Вас сейчас вот в этот момент, вот на этом этапе, на котором Вы находитесь, какой из этих смыслов более актуален? Или все сразу?
И. Пирцхалава
— Да нет, все понятия вышеперечисленные — они необходимы и важны каждый день. Это не значит, что мы настолько сильны, чтобы не сомневаться... Сложно все соблюдать из этих трех понятий. Но не соблюдать еще сложнее. (Смеется.)
К. Лаврентьева
— Вы помните свое первое причастие?
И. Пирцхалава
— Конечно. Конечно. И я помню также свое первое причастие после исповеди батюшке Илию в Оптиной. Это тоже незабываемо, скажем так.
К. Лаврентьева
— Каждое Рождество и Пасху Вы стараетесь проводить у грузинского Патриарха Илия...
И. Пирцхалава
— Ильи.
К. Лаврентьева
— Ильи, прошу прощения. Что дает Вашей душе вот такое тесное взаимодействие со Святейшим?
И. Пирцхалава
— Ой... Этот... Я до сих пор не верю, что вообще я имею такую возможность, и я бегу к нему, как, не знаю... как во время жажды к воде, к реке, не знаю, находясь в пустыне. В любую возможность. Вот сейчас полечу в Грузию, и... Не было ни разу, когда я просто... Я вообще иногда грузин не понимаю: как Вы... То есть мне часто говорят грузины, когда я приезжаю: «А можешь нас отвезти к Святейшему Патриарху?». Как, зачем Вас куда-то везти? Каждое воскресенье — каждое воскресение! — вне зависимости от своего состояния здоровья, ну, если не совсем плохо, он служит для людей в Кафедральном соборе Троицы, и у каждого есть возможность прийти и взять благословение. Ну, если это позволит, конечно же, безопасность. Потому что если толпа подбежит, конечно, охрана... Может каждый найти минуточку, секундочку, чтобы подойти украдкой или возле машины... И он не отказывает. Говорю: «Вам сложно прийти в Троицу в воскресенье? Вам именно я нужен? Именно я без вписки(?) нужен, или что?»... Ой... Это нереально...
К. Лаврентьева
— Пройти без очереди.
И. Пирцхалава
— У грузин (нрзб.) есть колоссальная просто радость и счастье, что он у нас есть. Он у нас есть. И нету ни одного застолья, где не поднимается бокал за его здравие. Нету ни одной квартиры, где нету его календаря или фотографии. Он настолько любим и почитаем, потому что он не боялся никогда идти... Когда Миша Саакашвили говорил одно, он не боялся — с улыбкой, с любовью даже...
К. Лаврентьева
— ...говорить другое.
И. Пирцхалава
— ...говорить, скажем так, обратное. И говорить как раз таки... Смирять людей иной раз даже. Вот. Он не благословил людей выходить 9 апреля в 90-е годы, когда трагические события. Он говорит: «Разойдитесь!». Это исторический факт. И я все время говорю об одном: вот его мы должны просто слушать и делать. Слушать и делать. Когда у нас будет правитель, который будет слушать и делать то, что говорит он... Я надеюсь, уже такой есть. Я очень на это надеюсь, не знаю просто... Тогда Грузия начнет очень сильно расцветать и подниматься.
К. Лаврентьева
— Вы так рассказываете о Грузии — так хочется поехать, невозможно просто! (Смеется.)
И. Пирцхалава
— Погнали в сентябре с нами! Приглашаю!
И. Цуканов
— А главное, что Вы родились-то, как я понимаю, по крайней мере, детство-то в Москве провели, да?
И. Пирцхалава
— Я родился и вырос в Москве. То есть каждое лето я ездил к бабушке с дедушкой, и поэтому...
И. Цуканов
— А, вот так.
И. Пирцхалава
— ...я, конечно же, Грузией питался с самого детства.
И. Цуканов
— То есть Вы ее...
И. Пирцхалава
— И та благодать, которая есть в Тбилиси... Потому что, ну, слушайте, там сто тысяч грузин за Христа отдали свои жизни. Жителей Тбилиси вырезали, и они не выбрали идти по иконам. Там благодать в центре старого Тбилиси на каждом шагу, о чем Вы говорите. Это ощутимо.
К. Лаврентьева
— Катакомбные церкви всякие, разные исторические какие-то памятники...
И. Пирцхалава
— И, знаете, ребенка, детское сердце — его невозможно обмануть. И я...
К. Лаврентьева
— А своих детей Вы туда возите?
И. Пирцхалава
— Конечно! И вот я об этом и хотел сказать, что я каждый раз уезжал из Тбилиси в детстве со слезами на глазах. И мои дети это повторяют.
К. Лаврентьева
— Не хотят уезжать?
И. Пирцхалава
— Ага.
К. Лаврентьева
— Плачут?
И. Пирцхалава
— Да, да.
К. Лаврентьева
— Потрясающе.
И. Пирцхалава
— Так что вот так.
К. Лаврентьева
— Ираклий, а можно ли... Уже мы близимся к концу программы, и очень хочется задать Вам вопрос, который просится прямо, вот очень хочется его задать всю программу. Можно ли назвать то, что с Вами произошло за последние, может быть, ну, десять лет переменой души?
И. Пирцхалава
— Во-первых, больше...
К. Лаврентьева
— Потому что я помню Вас, когда мне было четырнадцать! Я Вас очень много слушала! И то, что...
И. Пирцхалава
— Это произошло до... То, что...
К. Лаврентьева
— И то, что сейчас, это совершенно другой человек!
И. Пирцхалава
— То, что я во время «Вовы-чумы» не мог говорить о Боге, ну, это было логично как бы, это отдельно. Но это не мешало мне продолжать ездить в Оптину Пустынь или в свой родной Клыковский монастырь Спас-Нерукотворной Пустыни или посещать другие святые места, и в Грузии, в том числе. Ну, просто тогда не нашлась еще форма, та творческая форма, которую мы сегодня продемонстрировали радиослушателям и запремьерили песню. За это Вам огромное спасибо, радио «Вера». Вот. И... Ну, тогда, наверное... У меня такое складывается ощущение, что все, что делалось тогда, это все был тот багаж, который необходимо применять сейчас. Который необходимо применять сейчас. Тот профессионализм, в котором я... Как кастрюля, в которой... Профессионализм, в котором я варился, варился, варился, становился как композитор, становился как музыкант, певец для того, чтобы это мастерство сейчас применять вот сюда.
К. Лаврентьева
— Огромное спасибо, Ираклий! Уважаемые радиослушатели, сегодня в студии «Вечера воскресенья» на радио «Вера» у нас в гостях был певец Ираклий Пирцхалава. С вами был мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Всего Вам хорошего, до свидания!
И. Цуканов
— Всего доброго!
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.