
У нас в гостях был белорусский поэт, издатель, член совета фонда Духовного наследия митрополита Антония Сурожского, отец троих детей Дмитрий Строцев.
Мы говорили о семье, семейном счастье, поэзии и, конечно, слушали стихи.
Ведущие: Анна Леонтьева, Константин Мацан.
А.Леонтьева:
- Добрый светлый вечер!
Сегодня с вами в студии – Анна Леонтьева…
К.Мацан:
- … и Константин Мацан. Добрый вечер!
А.Леонтьева:
- Сегодня у нас в гостях поэт – белорусский поэт, издатель, член совета фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» Дмитрий Строцев.
К.Мацан:
- Добрый вечер!
А.Леонтьева:
- Добрый вечер, Дмитрий!
Д.Строцев:
- Здравствуйте!
А.Леонтьева:
- Я недосказала, что Дмитрий также отец троих, довольно взрослых, детей… так?
Д.Строцев:
- Да, это правда.
А.Леонтьева:
- Сегодня у нас, как обычно, разговор о семье, но, при этом, я уже понимаю, что будет интересно, потому, что будет поэзия – Вы же принесли свои прекрасные стихи.
Д.Строцев:
- Ну… если… вы читаете стихи в передаче, то, конечно, прежде, чем говорить о том, как живёт поэт, имеет смысл услышать его стихи. Наверное.
А.Леонтьева:
- Ну… это – хорошая идея.
К.Мацан:
- Ну… давайте, мы с Вами… с чего-то познакомимся. Прочтёте нам что-то… такое… что Вам, как поэту, человеку, не чуждому слову, кажется органичным в начале программы, которая, в целом, посвящена семейным лайфхакам и секретам счастливой семейной жизни.
Д.Строцев:
За двадцать лет
Привыкаешь к жене.
Двадцать лет –
Всё та же – та,
Что пьянила, как Бог.
За двадцать веков
Привыкаешь к Богу.
Двадцать веков –
Всё Тот же – Тот,
Что пьянил, как жена.
К.Мацан:
- Потрясающе! Спасибо большое! Дмитрий Строцев сегодня… да…
А.Леонтьева:
- Ну, что же… две темы заданы. Спасибо!
К.Мацан:
- А вот, Вы сказали до программы – мы когда обсуждали, как Вас представить – Вы сделали акцент на том, что Вы – поэт белорусский, из Минска, а, при этом, Вы пишете по-русски. Вот, почему это такая важная для Вас… какая-то… оговорка, что Вы – белорусский поэт, а не просто поэт?
Д.Строцев:
- Ну… дело в том, что я родился в Минске, в Советском Союзе, и затем, собственно, появилась совершенно новая страна Беларусь, страна, которой никогда раньше не было – ни в таких границах, ни с таким статусом. Вот.
И… как и все постсоветские люди, пережил какую-то определённую растерянность, а потом понял, что это удивительная и радостная вещь – строить новую страну.
Вот, как современная Россия – это совершенно новая Россия. Да, она наследует и Российской Империи, и Советскому Союзу, но это – совершенно новая страна. И, если не строить новую страну, ничего построить нельзя.
Поэтому, я влился в строительство своей страны. Поскольку я поэт, то – вот, собственно, я – белорусский поэт. А поскольку в Беларуси значительная часть населения думает и говорит на русском языке, то я – русскоязычный белорусский поэт. Это очень сложно, но… мне кажется, это очень важно – сразу назвать и обозначить какие-то границы моего представления.
К.Мацан:
- Вот, стихотворение, которое Вы прочитали, с которого Вы начали – в нём неслучайно очень крепко и явственно пересекается тема веры и тема семьи. А как для Вас в жизни эти темы взаимосвязаны? Есть ли такое же какое-то внятное, отрефлексированное, пересечение?
А.Леонтьева:
- Я просто хочу отметить, как ты изысканно задаёшь вопросы…
К.Мацан:
- Ну… сейчас Аня, может, то же самое, только попроще спросить, как это обычно бывает!
А.Леонтьева:
- Нет, сначала попробуйте на этот ответить.
Д.Строцев:
- Мы с моей будущей женой встретились в институте. Мы, по образованию, архитекторы. Встретились на картошке, на первом курсе, вместе пришли в студенческий театр, подружились, и, в какой-то момент, поняли, что дальше мы продолжим путь вместе.
У нас родилась первая дочь – мы ещё были студентами – Александра, в 1984 году. И мы не были ни верующими, в полном смысле, людьми, ни крещёными людьми, но так случилось, что уже в конце 80-х – сначала я принял Крещение, в Грузии, а затем мы приехали с Аней и с маленькой Сашей в Москву к друзьям, и здесь, прогуливаясь в Коломенском, Аня сказала, что «я отсюда уйду уже христианкой крещёной». И Аня, и Саша приняли Крещение в Москве, в конце 80-х.
А потом мы… как-то… очень сильно включились вот в это удивительное явление – в церковное возрождение. Это ещё был Советский Союз, но в Минске, в котором оставалось к 80-м годам только два действующих православных храма, один костёл, вот это возрождение, вот это движение людей к Церкви было… удивительным совершенно.
Когда первый раз приезжал Патриарх Алексий II к нам, его встречала маленькая-маленькая группа верующих. Были две девочки, одетые в одинаковые платья – Саша маленькая и её подружка, платья сшила Аня. Они выглядели очень нарядно, им дали цветы, и они эти цветы преподнесли Патриарху. Всё было… прямо такое вот – имело домашний какой-то размер. Сейчас, конечно, это… я даже не знаю, сколько епархий уже… там… не знаю… одиннадцать, двенадцать – это огромная-огромная Церковь Белорусская. Всё это происходило на глазах, и мы во всём участвовали.
А.Леонтьева:
- Но это похоже, наверное, и на ситуацию в Москве, да? Ведь Вы, как раз, в это время, наверное, ездили между Москвой и Минском, я не ошибаюсь?
Д.Строцев:
- Она, конечно, похожа. Это, можно даже сказать – одна и та же ситуация. С нюансами, да, но, в принципе, это – единый процесс.
А.Леонтьева:
- Ну, я почему спросила – потому, что в Москве это выглядело так, что открылись храмы, пришло очень много молодых семей… ну… даже молодых людей – там, 20-ти лет, плюс-минус, которые образовывали… такие… приходы, была какая-то такая, очень серьёзная, общинная жизнь – приходская жизнь. Мы все дружили между собой как-то, по очереди рожали детей… там… плюс-минус… потому, что мы решили, что нужно сразу много рожать – сколько, вот… нужно. У Вас это было так же в жизни?
Д.Строцев:
- Я думаю, что… компании формировались точно так же… ну… конечно… по каким-то интересам. Поскольку мы были архитекторы, художники, я – поэт, Аня – дизайнер, то, естественно, наша компания – она была… такая… артистическая, художественная, музыкантская… то есть… хотя мы пришли, вместе со всеми остальными, во вновь открытый Петро-Павловский собор в Минске.
Я говорил, что было всего два действующих храма, и даже зданий церковных очень мало сохранилось в Минске. Одно-два были переоборудованы под архивы и сохранились, а так, собственно, многие здания были уничтожены.
Поэтому… вот… передали… отдали Церкви архив – Екатерининскую церковь, которую тут же переименовали в Петро-Павловский собор, и там были… не знаю… десятки, сотни молодых людей, которые каким-то образом общались, и дружили, разбирали перекрытия, ремонтировали… и так далее.
К.Мацан:
- А вот Вы упомянули, наверное, не случайно, что вот к этим годам – концу 80-х, или к середине 80-х – в Минске было 2 православных церкви и 1 костёл…
Д.Строцев:
- Да.
К.Мацан:
- И, действительно, мы знаем, что присутствие католической церкви для Белоруссии – это важная часть культуры, там очень сильна католическая община.
Вот, Ваш приход к христианской вере, и, всё-таки, выбор в пользу православия – с чем он был связан? Была ли это какая-то… какая-то история, какой-то поиск – а вот, почему не к католикам, почему не в Западную церковь, почему – именно в Восточную? Или так просто сложилось… исторически или как-то… генетически?
Д.Строцев:
- Вопрос хороший, и, конечно, он требует довольно обширного ответа.
Два обстоятельства: моя семья происходит с Юга России – то есть, у меня в семье никаких католических корней не было – это первое. Но семья была в двух поколениях атеистическая – мои дедушки и бабушки были первыми комсомольцами. Это те люди, которые, как раз, отталкивались от Церкви, которых послали… вот… одних – в одно место, других – в другое место – для борьбы со всевозможными «предрассудками» и «пережитками». То есть, это – люди, которые строили советскую власть. Родители – это инженеры-радиотехники. Это, то есть… как бы… очень далёкие от вопросов духовных и религиозных, люди.
И когда вот, собственно, началось церковное возрождение, бабушка, уже очень больная, прекрасная моя бабушка Нина – она не могла пережить, что на экране телевизора появились священника, люди в священническом облачении. То есть, она понимала, что это – её фиаско. Понимаете?
Я не совсем отвечаю на вопрос…
К.Мацан:
- Но очень интересно то, что Вы рассказываете…
Д.Строцев:
- У меня случилось так. Мы… конечно, я внутренне уже был как-то готов – и это тоже может быть какой-то рассказ.
Мы с друзьями, по приглашению грузинских авангардистов, художников, поехали с выставкой в Тбилиси. Автостопом, из Минска, через Москву, через Харьков – в 1988 году, летом.
Выставку открыли в Караван-сарае, в самом центре, а рядом – большущий храм Сиони. А в Грузии, как вы, наверное, знаете, Церковь была более сохранена, было больше действующих храмов, и люди – что меня сразу удивило, когда мы приехали – не стеснялись проявлять свою религиозность, церковность прямо на улицах. То есть, проходя мимо храма, они накладывали на себя Крестное знамение, они подходили, прикасались к храмовой притолоке рукой – то есть, это… какие-то вот эти вещи меня сразу впечатлили. Но со мной произошло что-то совершенно особенное.
Было очень жарко – это было начало августа. На выставке днём было мало посетителей – я уходил бродить по городу, и вот, как-то забрёл в маленькую, тёмную церковь, где присел… и стал туда ежедневно приходить, и что-то со мной там происходило. То есть, я принял вот эту вот тишину, темноту рукотворную – то есть, вот что-то… что-то для меня было важное, то есть… И когда вдруг неожиданно грузинская девушка предложила нам, всем троим, Креститься – мы согласились, и крестились в церкви, которая называется Самеба – это, по-грузински, Троица. Церковь, русской архитектуры, в центре, но священник читал над нами молитвы на двух языках – на русском и на грузинском.
Так, что я могу говорить, что я, в каком-то смысле, и член Грузинской Православной Церкви.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Дмитрий Строцев – поэт из Минска, сотрудник фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» и отец троих детей – сегодня с нами в программе «Светлый вечер».
А.Леонтьева:
- Дмитрий, ну… вот, смотрите, Вы только начали ещё рассказывать, а уже упомянули и Тбилиси, и Москву, и… вообще, по тому, как я Вас «отлавливала» – не побоюсь этого слова – на передачу, я заметила, что Вы… такой… очень быстропередвигающийся – с одного места на другое – человек. Поскольку я не очень знаю, чем это обусловлено, можно спросить, почему у Вас такой… какой-то между… если не международный, то междугородний образ жизни?
Д.Строцев:
- Так получилось, что с начала 90-х я занимаюсь издательской деятельностью для Церкви.
Ну, Вы знаете, что с начала 90-х – храмы открылись, книг не было совсем – никакой литературы не было церковной. А я уже имел небольшой опыт издательской деятельности, и пришёл к владыке Филарету Минскому, и сказал: «Владыко, я хочу для Церкви заниматься издательством». Он сказал: «Хорошо. Благословляю!» – и я начал сначала какие-то молитвословы издавать, какие-то простенькие брошюры… и, однажды, я пришёл к владыке с очередным макетом проекта молитвослова, он поморщился и сказал: «Дмитрий, ну… все молитвословы могут издавать. Подумай о чём-нибудь более серьёзном».
Я был очень растерян, озадачен, но я в это время уже познакомился с московским поэтом Ольгой Александровной Седоковой, приглашал её в Минск. Я, конечно, знал, что она – верующий человек, и я спросил у неё совета, и она назвала нескольких возможных авторов – среди них был митрополит Антоний Сурожский.
Я усомнился, сказал, что владыка Антоний – в Лондоне, я – в Минске, как я до него доберусь…
К.Мацан:
- Какой это год был? То есть, владыка был ещё жив?
Д.Строцев:
- Да, конечно! Это был, где-то, 1993 год.
К.Мацан:
- Ну, то есть, ещё – в расцвете пастырской, проповеднической деятельности владыка был.
Д.Строцев:
- Да, но уже перестал приезжать в Россию.
И Ольга Александровна дала мне телефон Елены Львовны Майданович, сказала, что она живёт в Сергиевом Посаде, я к ней приехал – и вернулся в Минск с рукописью первой книги «Воскресные проповеди». Эта книга вышла в 1995 году.
И, с тех пор, для меня это очень важно. Я стараюсь не отвлекаться и заниматься наследием митрополита Антония Сурожского, издавать его.
Так сложилось, что в Беларуси изменилась политическая ситуация, и я лишился издательской лицензии белорусской. В Беларуси, для того, чтобы заниматься издательской деятельностью, нужно получить издательскую лицензию. В России – не надо. Это правило действует с конца 90-х. Получить её можно, сдав квалификационный экзамен лично замминистру по печати, в присутствии комиссии из 15 человек. Экзамен сдаётся в устной форме, не протоколируется. То есть, правильно ответил ты, не правильно ответил, если тебя хотят «завалить» – тебя «завалят», попросят прийти через полгода. И поэтому я перенёс свою издательскую деятельность в Россию. И, с тех пор, собственно… поэтому вот я и живу между Минском и Москвой.
Но издательская деятельность – она такова, что я заезжаю и в Украину, я заезжаю и в Петербург… то есть… так вот… широко.
К тому же, у меня есть моя поэтическая деятельность, и меня часто приглашают с выступлениями, и эти путешествия – ещё более дальние бывают.
К.Мацан:
- Когда Вы начали рассказывать про то, как вот… заходили в храм в Грузии, и просто сидели в тишине, в темноте… я прямо сразу подумал, что это очень органично, что Вы потом стали заниматься изданием трудов именно владыки Антония Сурожского. Потому, что это – по моим ощущениям – такая… очень его религиозность – вмалчивание, вслушивание в себя, в тишину, и в этой тишине обретение Бога, в этой глубине себя – обретение вот этого разговора, встречи с Богом. А что из его наследия, из текстов, с которыми Вы общались, которые Вы читали, стало для Вас таким… важным… тем, что в сердце до сих пор лежит, как некий такой… камень, на который можно всегда опираться?
Д.Строцев:
- Ну… Вы можете представить, что за вот эти годы я участвовал в издании более 20 книг, более 30 аудио- и видео-кассет.
Вот, я еду от Минска к Москве на машине, и слушаю владыку – как раз вот, укладывается одна аудиокассета 9-часовая. Я их издал… это мы собрали, с моим товарищем, обработали звук… ну… 5 штук, да? То есть, я не знаю, из какой книги какие цитаты, какие мысли. То есть… это для меня уже не важно – это единое поле, единое поле… вот… и…
К.Мацан:
- Это уже, видимо, часть Вас самого? Как христианина.
Д.Строцев:
- Ну… в каком-то смысле – да, я пропитался насквозь, да. Я не уверен, что я соответствую… там… духу, характеру владыки Антония – я совершенно другой. Я – человек артистичный, я – поэт… и так далее. То есть… я другой человек, но, конечно, владыка Антоний – это… можно сказать, мой позвоночник. Скажем так.
К.Мацан:
- Просто… мне хочется стихи послушать ещё. После стольких слов про поэзию…
А.Леонтьева:
- Ага! Вот, я, как раз, наклонилась к микрофону сказать, что… богословская тема плавно пускай перетечёт в поэтическую... потому, что... мы что-то давно очень Ваших стихов не слышали!
Д.Строцев:
- Смотрите, у меня есть стихи, посвящённые семье – это очень важная тема, которой я бы предложил коснуться.
К.Мацан:
- Обязательно.
Д.Строцев:
- Дело в том, что, в какой-то момент, я обратил внимание, что даже у самых любимых поэтов, почти нет прямых обращений к детям.
В какой-то момент появляется детская поэзия, но это поэзия такая вот… как… понимаете… поэзия для детей, такая… как… некое представление о детскости, о ребёнке, как особенном человеке, с которым нужно говорить немножко… там… уменьшительно-ласкательным языком, немножко свысока… как бы… не на равных, не на равных. А вот какого-то такого глубокого, полноценного обращения – очень мало.
И вот, такой разговор – он появляется в ХХ веке уже. То есть, вот… у Марины Цветаевой есть обращения к детям, и постепенно эта тема растёт, но, на самом деле, она, до сих пор, не получила какого-то серьёзного развития.
И мне, при том, что я понимал, что я хочу… вот это… обратиться, обращаться к детям, почти не на что опираться. То есть, этот язык нужно заново создавать. Его нужно создавать.
Я не так много написал стихов, обращённых к детям, но они для меня очень дороги, и это – очень какие-то… важные каналы в наших отношениях.
Я тогда прочитаю одно стихотворение…
А.Леонтьева:
- Да, да, пожалуйста…
Д.Строцев:
- … причём, одно из… посвящённое Саше, старшей дочери. Поскольку, она – самая старшая, посвящение это довольно давнее – это 1991 год.
Дочка -лодочка бежит по моей реке.
Речка - лодочка – лежит у меня в руке.
Речка - лодочка – судьба у меня в судьбе.
Что я знаю о тебе… знаю о тебе?
Дочка - ласточка – стрела у меня в груди.
От меня не уходи, и… не уходи,
Чтобы радость не ушла, чтобы – не ушла…
Речка - лодочка - судьба - ласточка - стрела.
А.Леонтьева:
- Ох!..
К.Мацан:
- Спасибо большое!
Вы сказали, что Вам хотелось обращаться к детям, к ребёнку – в стихах, что это – важный канал Вашего общения. А почему Вам этого хотелось? Что такого мы можем передать детям в стихотворении, в поэзии, чего, может быть, не можем передать в обычном общении?
Д.Строцев:
- Большую помощь мне оказал своей мыслью Януш Корчак, который предложил видеть в детях не будущих людей, а уже состоявшихся людей, которые знают о жизни всё, что знает человек. И, более того, часто смотрят этой жизни в лицо, не прячутся от неё, более честны, искренни, и поэтому с ними можно говорить в полный голос, и говорить о самых сложных вещах.
Это не исключает существования детской поэзии, как таковой, но в моём разговоре с моим ближайшим человеком я должен говорить… вот… всей полнотой, всей полнотой… и тогда я получаю такой же ответ, тогда я получаю такой же ответ.
Наша жизнь семейная была очень сложной. Вот, можно себе представить: вот эти трое детей, конец 80-х – начало 90-х, середина 90-х, конец 90-х, начало 2000-х – всё это очень и очень тяжело. Мы – не очень предприимчивые люди, то есть, не какие-то бизнесмены, мы, в общем-то, люди, скорее, искусства. Это не самые сильные стороны наших личностей – уметь как-то крепко стоять на ногах, что-то делать, зарабатывать даже… то есть, это… поэтому… мы не могли закрыть какие-то дырки в отношениях какими-то благами, которые мы передаём, сообщаем. Поэтому, нагрузка на разговор, на встречу, на… то есть… в надежде найти понимание – это всегда был очень важный… такой вот…
К.Мацан:
- … ресурс.
Д.Строцев:
- … ресурс, да.
К.Мацан:
- Я напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами – Дмитрий Строцев, белорусский поэт, наш гость из Минска, а также – сотрудник фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», издатель трудов владыки Антония, и – отец троих детей.
В студии – моя коллега Анна Леонтьева, и я – Константин Мацан. Мы прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через несколько минут.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Леонтьева:
- Сегодня мы разговариваем о семье, и читаем стихи с белорусским поэтом Дмитрием Строцевым – издателем, членом совета фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», и, что для нас, как всегда, очень важно – отца троих взрослых детей.
И мы, как раз, сейчас говорим о разговоре с детьми, о его важности. Я как-то…ну… очень… не позавидовала, а порадовалась за Ваших детей, что у вас, как Вы говорите, не было возможности материальными благами закрыть какие-то вопросы в отношениях – приходилось закрывать их разговором, взаимопониманием и времяпрепровождением. Это – очень здорово!
В связи с этим, у меня к Вам такой вопрос – тоже, как у матери троих, довольно взрослых, детей. Скажите, Вы выросли с этими детьми – ну, как родители так же растут, вместе с детьми. Что Вы можете сказать? Чему они вас больше научили, или чему их больше научили вы? Я решила тоже высоко взять.
Д.Строцев:
- У меня есть стихотворение, оно называется «Акме». То есть, такое вот…
К.Мацан:
- Давайте, поясним, что это за термин, и – услышим стихотворение!
Д.Строцев:
- Да. Акме – это греческий термин. Означает возраст зрелости… такого уже… полноценного стояния личности.
К.Мацан:
- У греков это, по-моему, от 30 до 40 лет. Вот, такое обычно называется…
Д.Строцев:
- Да…
А.Леонтьева:
- А, ну… нормально тогда…
Д.Строцев:
- Да… но я связываю это не с физическим возрастом, я связываю… пытался это перенести на отношения со старшими членами семьи и младшими членами семьи.
АКМЕ.
Возраст, когда родителей, как детей,
Берёшь – на руки, кормишь – с ложечки,
Меняешь памперсы.
Когда от детей, как от родителей,
Ждёшь совета
И – понимания.
А.Леонтьева:
- О… глубоко… акме, да…
К.Мацан:
- Вот как… акме. Спасибо большое!
А.Леонтьева:
- Дмитрий, спасибо за стих. Но я бы… так… настойчиво сказала, что это – не ответ на мой вопрос.
Я понимаю, что когда дети становятся повзрослее, уже, действительно, в каких-то местах, да - они… такие… мудрые. Но мы говорили с Вами… то есть, вернее, Вы говорили о том, что дети уже рождаются полноценными людьми, и они даже больше открыты жизни, чем мы. Вот, я бы хотела попросить Вас рассказать какие-то Ваши, может быть, особенности общения с детьми, воспитания их – кто кого больше воспитывал, как Вы, вообще, этим занимались? Как отец.
Д.Строцев:
- У нас у детей – очень большая разница в возрасте. Вот… этот год – особенный, у всех детей – очень красивые даты. Саше уже исполнилось 35, Андрею – среднему – исполнится 25, а Маше исполнится – 20. Вот. И, конечно… я уже говорил, что Саша родилась у нас, когда мы были студентами. Мне было 20 лет. И мы, конечно, были для Саши очень плохими родителями. Помогали бабушки и дедушки, и мы созревали постепенно. Мы потом, конечно, пришли в Церковь, мы как-то стали немножко на себя по-другому смотреть, на свою ответственность перед ребёнком. И мы… вот… прошло какое-то время – большое время – мы захотели новых детей. В 1994 году родился Андрей, и в 1999 – Маша.
То есть, и… в этом смысле, самая, конечно, счастливая – Маша. Потому, что мы уже были очень взрослые – не то, чтобы остепенившиеся, но, во всяком случае, у нас… мы не экспериментировали над детьми. Потому, что… ну… с Сашей было очень много экспериментов – самых разных. В том числе, и Саша, и Андрюша пережили наше церковное неофитство – как мы постились перед Новым годом, как… то есть, какие-то это были слёзы на глазах, когда за окнами – фейерверки, а у нас на столе… ну… радикально постная пища…
А.Леонтьева:
- Понимаю Вас!
Д.Строцев:
- … и мы все друг друга просто… не то, что ненавидим, да… но просто мы раздражены невероятно друг на друга, искрим, но… вот так вот себя ведём, и… то есть, мы прошли какое-то созревание и в этом плане тоже, серьёзное.
А потом были какие-то уже вещи удивительные – это вторая половина 2000-х. У нас такое обстоятельство, что слегла Анина мама – то есть, она… у неё случился инсульт. Она должна была остаться с ней дома, а мне хотелось куда-то вывезти детей к солнцу, и так получилось, что мои друзья из Украины позвали в летний Богословский институт под Киев. Я спросил: «У меня дети маленькие…» – они говорят: «Приезжай с детьми!»
И, с тех пор, мы каждый год ездим туда – потому, что это совершенно удивительное пространство, куда, действительно, съезжаются преподаватели с детьми, куда приезжает молодёжь, и вот – младшие дети уже росли совершенно в каком-то другом поле, в другом пространстве.
При этом, старшая дочь Саша получила высшее художественное образование – она закончила «Муху» в Петербурге, она – художник-монументалист, с красным дипломом закончила. Она сейчас получает Богословское образование в Свято-Филаретовском институте в Москве. Вот. Так, что мы тут видим, что… всё-таки, что-то есть – сумели передать. Но она теперь – богослов, теперь она нас воспитывает!
А.Леонтьева:
- Припомнит она вам те Новые года!
Д.Строцев:
- Да, припоминает… всё…
А.Леонтьева:
- Ну, то есть, в какой-то момент, вас отпустило, да? Когда вы стали общаться вот… со своими друзьями из Киева…
Д.Строцев:
- Да, да, да! Ну, конечно, у нас было чудесное общение и здесь, но… это всё, как-то вот… было в строку. Вот – одно, второе, третье… И, самое главное, что дети там себя нашли.
Андрей сейчас учится в Париже в Высшей школе, в магистратуре – он антрополог. Но его работа - это Русская Церковь в изгнании: Бердяев, Булгаков, мать Мария Скопцова… и так далее, и так далее.
К.Мацан:
- То есть, он их наследие изучает?
Д.Строцев:
- Да-да-да-да-да! То есть, он… собственно… РСХД ( Русское Студенческое Христианское Движение ) – великое совершенно явление…
И он вот сейчас нам объявил, что поговорил с ректором Свято-Сергиевского института в Париже с тем, чтобы там продолжить учёбу, образование – получить Богословское образование тоже.
К.Мацан:
- Ну, осталось только Маше теперь получить Богословское образование…
Д.Строцев:
- Нет! Маше – нет. Маша поступила в Американский университет, и будет нейро-биологом. Мы очень надеемся.
К.Мацан:
- Ну, вдруг, в будущем… потом… она тоже решит, что надо, чтобы в семье было три богослова!
Д.Строцев:
- Ну, вы поняли, да, что все дети – вылетели из гнезда! То есть, мы с женой – в Минске, родители – умерли, дети все – разлетелись.
И это – совершенно новая для нас ситуация. То есть… и мы пока к ней – не привыкли.
К.Мацан:
- А она новая… вот… это – тяжело? Это – радостно, может быть, остаться в некоторой такой… свободной ситуации?
А.Леонтьева:
- Я знаю такой термин «синдром опустевшего гнезда» – вы испытываете такой синдром?
К.Мацан:
- Вы киваете сейчас, это – так?
Д.Строцев:
- Ну… вы можете представить – у нас есть маленькая собачка, и на неё сейчас вся наша любовь… повседневная – повседневная любовь и нежность обрушилась! И это, конечно, комично. Это комично… то есть, есть издержки.
Да, мы – творческие люди, и у нас – много работы, нам есть, чем заняться. Слава Богу, есть сейчас возможности вот этой оперативной связи… вчера мы поговорили с Андреем по мессенджеру, я услышал звуки сирены – он вышел из дому, и пошёл молиться к собору…
К.Мацан:
- Я просто скажу слушателям: эту программу записываем в день, когда, накануне, весь мир потрясла новость о том, что горит Нотр-Дам де Пари в Париже… вот… поэтому, это были сирены, видимо, связанные с процессом, вокруг пожара...
Д.Строцев:
- Да-да-да… Андрей пошёл к собору, и, вместе с друзьями, и с неизвестными французскими молодыми людьми, на всех возможных языках, несколько часов молились, пока не стало понятно, что… в общем-то… пожарники победили, и что-то сохранится, да.
А.Леонтьева:
- Как замечательно, да…
К.Мацан:
- У меня есть вопрос, который я могу только в теории задавать, поскольку возраст ещё не тот. Но говорят, что, когда дети вылетают из гнезда, для родителей это может стать одновременно и шансом, и... ну… если угодно… искушением. Искушением потому, что, если все эти годы внимание мамы с папой было приковано к детям, и, в меньшей степени, друг ко другу, то два взрослых человека, которые все эти годы жили вместе, оказываются перед необходимостью заново строить отношения. Если такое происходило, если муж с женой друг о друге забыли, ради детей.
А, с другой стороны, это может стать новым витком в нежности, в близости, в осознании друг друга именно как пары: «Теперь мы не родители… ну, вернее, мы родители, но, всё-таки… вот… можем время посвящать друг другу».
Вот, Вы как чувствуете – здесь больше для вас радости, или больше искушения? И, если есть радость, то как… вот… этих опасностей, о которых говорят, тогда избегать?
Д.Строцев:
- …
К.Мацан:
- Я прав? Так Аня, прямо, посмотрела… я не знаю…
А.Леонтьева:
- Нет-нет… я посмотрела и подумала…
К.Мацан:
- Два человека, которые постарше – косо, немножко, так: «Так, молодой человек, ты тут… это… пофилософствовал…»
А.Леонтьева:
- Я подумала… Дмитрий, наверное, затруднится… но – ничего… а, может, нет?
Д.Строцев:
- Нет, нет, нет… нет! Это… я, собственно, говорил, что у нас сейчас – совершенно новая ситуация, и она ещё… как бы… ну… усугубляется – вот эта вот… странная свобода – тем, что умерли родители.
Так получилось, что Анина мама – она была парализованной 9 лет, и вся семья жила вокруг неё. Потому, что это – очень тяжело. То есть, Аня выгорала просто совершенно, и, поэтому, необходимо было, чтобы и дети были рядом, чтобы я, по возможности, был рядом. И вот, сейчас, с уходом мамы… то есть, это добавляет какую-то… вот, эту… странную… новизну.
И, в любом случае, когда меняется формат семьи – всё равно, нужно как-то по-новому строить отношения. Всегда есть большой риск – всегда есть, но… тут важно сказать, что мы встретились очень-очень давно – в прошлом году у нас было 35-летие нашего брака, за эти годы было очень много искушений, было очень много сложных точек, очень тяжёлых… очень сильного охлаждения, разочарования взаимного, обид, боли, которую мы друг другу причинили – мы это как-то проходили, и, во многом, потому, что мы встретились не как… такие… романтические влюблённые, а – как друзья.
То есть, у нас, прежде всего, появился язык – язык… язык, на котором мы всегда можем говорить. Даже в самых тяжёлых обстоятельствах.
Когда этот язык усилился тем, что у нас появились общие, очень серьёзные, христианские ценности… то есть… к которым мы можем апеллировать, и которые для нас, действительно, ценности… и, как вы уже поняли, дети и разделяют, в основном, наши ценности, хотя я и говорю, что они идут своим путём, и в нас есть пространство для дискуссии, для диалога… ну… я надеюсь, что мы, вот в этом новом качестве, устоим, всё-таки.
А.Леонтьева:
- А я не очень как-то спровоцирую, если попрошу Вас почитать стихи, посвящённые жене? Если такие есть.
Д.Строцев:
- Ну, я вам одно – прочитал. Но у меня есть…
А.Леонтьева:
- Ну, да. Мы с этого начали, собственно…
Д.Строцев:
- Хорошо. Я вам прочитаю. Но они очень-очень разные...
К.Мацан:
- Это – хорошо.
Д.Строцев:
- А – коротенькие? Коротенькие… это есть цикл такой вот у меня, называется «Жена».
А.Леонтьева:
- Не спровоцировала…
Д.Строцев:
- Да…
Я скажу тебе, жена:
Ты – частица, и – волна.
Я скажу тебе, душа –
Ты на ощупь – хороша!
Я скажу тебе спьяна:
Ты – война, волна, вольна!
К.Мацан:
- Так…
А.Леонтьева:
- Спасибо…
Д.Строцев:
В газетных язвах, в пластиковой бижутерии
Как ты играешь! Моя жена, мой гул, моё биение!
Как ты вступаешь, будишь, затопляешь
Гортань и ноздри – благом, гимном, гневом!
Долой хулу, газету, партитуру –
Веди сама – как тьма, как боль, как пение.
ОДНА ПЛОТЬ
Огорчаешься, прячешь глаза,
Прячешь морщины.
Хочешь его спрятать –
Мой возраст.
К.Мацан:
- Спасибо огромное!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Дмитрий Строцев – поэт из Минска, сотрудник фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», отец троих детей – сегодня проводит с нами этот светлый вечер.
А.Леонтьева:
- Дмитрий, у Вас есть ещё, наверное, стихи, которые Вы хотели из этого цикла прочитать? Прежде, чем мы опять пристанем к Вам с…
К.Мацан:
- … с вопросами!
Д.Строцев:
- Смотрите, у меня есть стихотворение – оно для меня очень важно, но, может быть, не самое сильное моё стихотворение. Или – не самое просто замечательное стихотворение. Но оно для меня очень, очень важно. Посвящено оно Татьяне Касаткиной – знаете, наверное, вы, да – это…
К.Мацан:
- … доктор филологических наук, блестящая… одна из, может быть, ведущих в стране и в мире специалистов по Достоевскому, которая была у нас в программе «Философские ночи» Алексея Павловича Козырева. Да… и в «Светлом вечере» была, так что… да, Татьяна Касаткина… Татьяна Александровна, пользуясь случаем, передаём Вам поклон!
Д.Строцев:
- Да. Вот, такое стихотворение:
Мальчик у матери может,
Муж у жены, научиться,
Старец у дочери – чревной,
Питающей милости.
Это может быть, вообще, отдельная тема для большого разговора…
К.Мацан:
- Это требует осмысления…
А.Леонтьева:
- Да…
Д.Строцев:
- … в двух словах её можно обрисовать так, что… у меня есть интуиция, да… что любит в семье – женщина. А мужчины любят – отражённым образом. Вот. И это – очень важно сегодня понимать, когда маскулинная мужская цивилизация пришла в совершенный тупик.
Мальчики вооружились ядерными бомбами, и кто-то из них первым её… бросит… То есть, место женщины – в космосе, в обществе, в семье – должно быть очень сильно пересмотрено. Женщина должна быть реабилитирована. Не феминистическим образом.
То есть, мы… вот… почитаем Божию Матерь – Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим. Нам, христианам, есть что сказать людям и миру. Но мы сами должны пересмотреть свои патриархальные маскулинные позиции, понимаете?
Вот. Это для меня – очень важно, и… вот… с Таней Касаткиной мы где-то зарезонировали, и я думаю, что… вот… это такой должен быть, тоже, продолжительный, очень внимательный, осторожный разговор.
А.Леонтьева:
- Дмитрий, простите… я хотела просто переспросить. Вы сказали: любят женщины, а мужчины – отражённым светом. Это – пожелание, или это… как бы… ситуация, которая сейчас есть? Это хорошо или плохо? Я не поняла.
Д.Строцев:
- Это… понимаете, как… В древних языках слово «милосердие», которое мы сейчас используем, когда говорим о каком-то милостивом отношении человека к человеку, было связано с женской маткой. Это – иудейское слово «рехем». Оно, по-прежнему, одно из главных, ключевых слов в арабских языках, в еврейском языке… да…
Когда это понятие переводили… когда греки переводили Библию, они не смогли связать «милосердие» с женской утробой, которая, для них, была связана с нечистотой. И они очень сильно активизировали сердце, сердечную область. Но сердце – это просто мышца. Это… как бы… это – метафора. То есть, сердце – не жалеет… понимаете? То есть, если говорить о физиологии человека, сердце – не жалеет, оно для другого создано, и – другое предназначение.
То есть, вот… эта… как бы… природное, материнское жаление, которое есть у женщины, сообщается мужчине. Вот, как я в стихотворении написал.
То есть, мальчик любит маму. То есть, он видит идущее от неё тепло, любовь – и он его воспринимает.
Потом, эта встреча происходит в семье, когда мужчина встречает эту ласку женскую, встречает какое-то… заботу, но уже в другом каком-то качестве.
И… вот… третья позиция – это когда старик может общаться… там… с дочерьми, и… как это у меня… с внучками – и, опять-таки, что-то ещё получать.
То есть, женщина постоянно сообщает мужчине то, от чего он может отвлечься, и то, от чего он отвлекается. Вот, от этого… милосердного отношения. То есть, у мужчины всегда есть соблазн... как-то… по-другому выстроить отношения с миром и с человеком, без вот этих «сантиментов», так сказать, без вот этих вот «штучек», а женщина никогда не может это забыть. Никогда не может это забыть. Это очень важный момент.
Понятно, что женщины в этом мире часто ведут себя, как мужчины. Но это – миметизм. Потому, что не только… там… мальчик подражает маме, но и девочка подражает папе – тоже вот… то есть, это – сложный процесс, его нельзя упростить.
Но… и в семейных отношениях, да… то есть… я приглашаю и мужчин, и женщин… вот… как-то по-другому посмотреть на вот это… на эту тему. Свободно, без соревновательного… какого-то вот… момента.
А.Леонтьева:
- Ну… я бы сказала, что Вы очень сложно ответили на мой вопрос, но я поняла. Я… знаете… поскольку, у нас осталось очень мало времени… наверное, ещё хотя бы один вопрос мы успеем задать… но очень хотелось бы… если у Вас есть ещё стихотворение, которое Вы хотите прочитать, то это – очень приветствуется.
Д.Строцев:
- Я прочитаю стихотворение, посвящённое отцу. Потому, что у меня… как-то… вдруг… ушли… один за другим – умерли мои старшие, родители и старший брат. И у меня даже появился целый цикл – «Стихи утрат».
То есть, это какое-то событие, которое, в каком-то смысле, невозможно пережить и вынести… но… Господь даёт силы. Но есть какая-то пустота, есть какая-то рана, которая уже никогда не затянется до конца.
ЛЕСТНИЦА
Серый чистый Минск.
Ты смотришь новыми, детскими, глазами
На город, который выпил тебя до дна.
Почему ты его – прощаешь?
Почему отпускаешь с улыбкой
Эти, последние в жизни, дома,
Их лбы и затылки,
Эти чёрные палки двора,
И верёвки,
И горькие тряпки ворон?
Он – съел твоё солнце,
Твой огненный пар пробужденья,
Твой полуденный зной
И слёзный, закатный отлив.
Серый чистый Минск,
Теперь лови – меня.
Я могу прочитать ещё одно стихотворение, посвящённое маме – просто, вы посмотрите, какое вам больше ляжет…
Пускай, закрыты твои глаза.
А ты попробуй
На этот слепящий снег, вдоль Смоленской дороги,
Посмотреть – моими.
Тебе не мешают слёзы?
А.Леонтьева:
- Спасибо…
К.Мацан:
- Потрясающе! Ваши стихи сегодня… такой… живой нитью связывают три поколения – Ваших родителей, Ваших старших, как Вы сказали, Вас и Ваших детей – мы услышали стихи, посвящённые дочке, стихи, посвящённые супруге, Ваши стихи, посвящённые родителям.
Даже… мне не хочется сейчас пытаться его артикулировать и… выражать – оно понятно…
А.Леонтьева:
- Да, мне тоже не хочется подводить итоги, как обычно – да, да, да!
К.Мацан:
- … оно понятно, оно… вот… сложилось… из стихов.
А.Леонтьева:
- Слушайте всю программу, дорогие товарищи, потому, что… ну… совершенно невозможно сказать, о чём мы говорили, одним словом.
Ну… единственное, что я… вот… очень услышала – про то… ведь вы – очень, очень счастливая семья, которая долго живёт вместе, и мне очень понравилось о том, как Вы сказали про вот этот общий язык, который помогает остаться вместе, вдвоём после 35 лет жизни, и продолжать быть счастливыми.
К.Мацан:
- Спасибо огромное за эту беседу!
Напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами, в студии светлого радио, был поэт… белорусский поэт из Минска Дмитрий Строцев, сотрудник фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», отец троих детей.
В студии была – моя коллега Анна Леонтьева, и я – Константин Мацан.
До свидания!
Д.Строцев:
- Спасибо – вам!
А.Леонтьева:
- Спасибо, Дмитрий, большое!
Псалом 66. Богослужебные чтения

Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В Псалтыри есть ряд псалмов, которые возвещают грядущее прославление Бога всеми народами. При этом в них ничего не говорится о, так сказать, технической стороне вопроса: каким образом все народы придут к познанию Бога? Когда это произойдёт? И кто сумеет привести народы к такому единству? Сегодня в православных храмах во время богослужения звучит 66-й псалом. Это пророческий мессианский псалом, и он возвещает будущее всеобщее поклонение Единому Истинному Богу.
Псалом 66.
1 Начальнику хора. На струнных орудиях. Псалом. Песнь.
2 Боже! будь милостив к нам и благослови нас, освети нас лицом Твоим,
3 дабы познали на земле путь Твой, во всех народах спасение Твоё.
4 Да восхвалят Тебя народы, Боже; да восхвалят Тебя народы все.
5 Да веселятся и радуются племена, ибо Ты судишь народы праведно и управляешь на земле племенами.
6 Да восхвалят Тебя народы, Боже, да восхвалят Тебя народы все.
7 Земля дала плод свой; да благословит нас Бог, Бог наш.
8 Да благословит нас Бог, и да убоятся Его все пределы земли.
Современный русский язык различает между собой понятия «иудей» и «еврей». Первое из них говорит о религиозной принадлежности человека, второе — о национальной. Однако такое разделение появилось относительно недавно, и есть оно далеко не во всех языках, нет его и в иврите. Причина кроется в Ветхом Завете: согласно книгам Моисея, евреем может стать любой человек, который согласится жить по данному Богом закону. То есть здесь мы видим полное тождество религии и национальности.
Если помнить об этих постановлениях закона Моисея и не верить во Христа, то прозвучавший только что псалом становится очень странным: получается, что для прославления Бога всеми народами все народы должны, простите за тавтологию, перестать быть всеми народами. Иными словами, все люди должны стать евреями, подчинившись закону Моисея. Ещё дохристианские толкователи Псалтыри понимали, что такое невозможно, а потому в псалме речь идёт о какой-то иной реальности, каком-то ином законе и о каком-то ином богопочитании, как минимум, то прославление Бога, которое подразумевает псалом, не должно уничтожать национальные различия.
Для нас очевидно, что псалом говорит о Христе и о христианах. Никто, становясь христианином, не утрачивает своей национальной идентичности. По этой причине у нас есть Поместные Церкви, есть национальное богослужение, есть множество языков молитвы, есть свои уникальные христианские традиции в каждом народе. Церковь никогда не пыталась привести всё это к некоему единому виду, а если нечто подобное когда-то где-то и происходило, то воспринималось оно церковной полнотой как грубая ошибка, нуждающаяся в исправлении.
Кроме того, в прозвучавшем только что псалме есть такая строка: «Да веселятся и радуются племена, ибо Ты судишь народы праведно и управляешь на земле племенами» (Пс. 66:5). Веселие и радость здесь поставлены в зависимость от праведного суда над народами. Однако ещё раннехристианский святой блаженный Иероним Стридонский замечал, что «везде, где справедливость и суд, там не радость, а боязнь греха», здесь же мы видим нечто иное: справедливость и суд — причина радости. Так может быть только в одном случае — если грех был истреблён, а это было сделано Христом, и потому радость — это совершенно естественное состояние искупленного Спасителем человечества. Да, у нас остаётся тяготение ко греху, у нас есть и сами грехи, но подтверждённая делами вера во Христа освобождает нас от них, и любой, кто осознаёт и чувствует это, не может не ликовать и не славить Бога.
Псалом 66. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 66. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 66. На струнах Псалтири
1 Начальнику хора. На струнных орудиях. Псалом. Песнь.
2 Боже! будь милостив к нам и благослови нас, освети нас лицем Твоим,
3 дабы познали на земле путь Твой, во всех народах спасение Твое.
4 Да восхвалят Тебя народы, Боже; да восхвалят Тебя народы все.
5 Да веселятся и радуются племена, ибо Ты судишь народы праведно и управляешь на земле племенами.
6 Да восхвалят Тебя народы, Боже, да восхвалят Тебя народы все.
7 Земля дала плод свой; да благословит нас Бог, Бог наш.
8 Да благословит нас Бог, и да убоятся Его все пределы земли.
Большие и маленькие. Ольга Кутанина

Там, где нас любят и с тем, кто нас любит, мы как будто становимся больше, значимей. А вот среди незнакомых людей, бывает, чувствуем себя неловко, внутренне сжимаемся. Как маленькие.
Сделать это открытие помог мой ребёнок. Однажды я собирала детей на улицу. Помогала одеваться, обсуждала с ними, куда пойдём и чем займёмся на прогулке. И вдруг трехлетний сын серьёзно так говорит: «Мама, дома я большой, а на улице маленький».
— Почему же ты дома большой? — удивилась я.
— Потому что меня тут любят.
Вот это новость! Как точно! Дома его любят, дома он бесконечно дорог и знает об этом. Здесь он единственный и неповторимый, второго такого ребёнка нет и не может быть! Дома безопасно и уютно, потому он большой.
Но стоит малышу выйти на улицу, как он видит огромный мир. Много людей, много домов, много машин. Никто им особо не интересуется. И ребёнок сразу ощущает себя маленьким, незащищённым.
Я взрослый человек. Но и для меня так же: дома, среди близких и родных, я как-то больше. На работе, говорят, незаменимых людей нет. А для близких, в семье, каждый незаменим.
Так же и в общении с Небесным Отцом, когда понимаю, как Он любит меня, как дорожит своим творением, когда осознаю, что каждый человек, и я в том числе, совершенно уникален. И за каждого Господь пострадал на кресте.
Короткий диалог с сыном взбодрил меня. Напомнил о Христе. Я шла по улице, вела за руки детей, смотрела по сторонам и пыталась понять, где я большая, а где маленькая.
Вот что пришло мне на ум. Когда Бог для нас — некто далёкий, мы маленькие в этом мире. Беспомощные и уязвимые. Если же любим Бога всей душой, то становимся больше, сильнее и увереннее. Ведь с нами рядом сам Творец вселенной и мы Ему не чужие!
Автор: Ольга Кутанина
Все выпуски программы Частное мнение