Главная › Программы › Светлый вечер › Седмица

«3-е воскресенье после Пятидесятницы». Священник Стахий Колотвин

У нас в студии был клирик храма святителя Николая в Тушине священник Стахий Колотвин.

Мы говорили о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, о Соборе Дивеевских святых, а также о памяти святых святителя Ионы Московского, святителя Феофана, затворника Вышенского и преподобномученика Максима.

Ведущая: Марина Борисова

Марина Борисова — Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик Храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин.

Свящ.Стахий Колотвин — Добрый вечер.

Марина Борисова — И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждёт нас в церкви завтра, в третье воскресенье после Пятидесятницы и на наступающей неделе. По нашей давно сложившейся традиции, постараемся понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Евангелия и апостольских посланий, которые прозвучат завтра в храме за Божественной Литургией. И мы услышим отрывок из послания апостола Павла к римлянам из пятой главы, стихи с 1 по 10. И сразу же, как только начинается этот отрывок из Послания, хочется уже задавать вопросы. Потому что буквально второй стих гласит, что мы «хвалимся надеждою славы Божьей, и не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения — опытность, от опытности — надежда, а надежда не постыжает». И вот тут сразу хочется задать вопрос, мы хвалимся скорбями, то есть мы какие-то заведомые мазохисты, нам нравится страдать и этим хвалиться, мы как-то воспринимаем благую весть как весть радостную. И тут же апостол Павел неоднократно призывал всех радоваться. А здесь, казалось бы, совершенно противоположный смысл.

Свящ.Стахий Колотвин — Безусловно, вот это похваленее скорбями — это некий вызов языческому миру, потому что задача язычника всё равно — скорбь преодолеть. Причём тут вызов языческому миру во всей палитре. И тем, можно сказать, простым бытовым язычникам, которые молятся различным покровителям тех или иных стихий, тех или иных ремёсел, чтобы у них лучше это ремесло получалось, чтобы больше там дождика выпадало, чтобы торговля лучше шла. Для таких людей, конечно, задача общения с неким миром божественным — это преодоление, наоборот, каких-то скорбей, уберечь от этих скорбей, получить какое-то земное довольство. Именно ради этого, мы помним, языческие паломники были готовы приносить и богатые жертвы на них тратиться, и отправляться в настоящее паломничество, в другие города. Вот есть там в Дельфы, например, чтобы у Аполлона какое-то наставление там получить. Или даже на игры спортивные, на олимпийские тоже люди шли с некоторой религиозной целью. Да, это, конечно, интересное спортивное зрелище, но в то же время это прославление богов, которые дают вот такую силу, крепость, которая тоже всем тем, кто пришел не поучаствовать, а просто даже посмотреть, она будет передана. И тут, с одной стороны, да, апостол Павел прям говорит, нет, а мы, христиане, идем в сторону страданий. Причем это вызов и по отношению к другому язычеству. Мы посмотрим, когда мы читаем диалоги Платона, то мы видим, что, конечно, образованные философы, они не воспринимают, что вот сидят какие-то дяденьки на горе Олимп, они там вот кидают молнии и разные другие какие-то устраивают приключения. Нет, для них это некоторые образы философские. Но, тем не менее, и вот этот философский подход к язычеству, он точно так же стремился уклониться от некоторого страдания, от некоторых несчастья, от некоторых испытаний. И наоборот, вот как мы вспоминаем идеальное государство Платона, где железной рукой правят философы, что тоже вот почему они должны такую диктатуру философов установить, чтобы вот эта чернь сама себя не мучила, не страдала, надо, чтобы военные брали и как-то их жестко в ежовых рукавицах держали, а философы этих военных направляли. То есть тоже философская задача именно преодоления здесь, в этом мире, некоторых скорбей. Христианство при этом, когда воспевает скорби, а не воспевать невозможно, если ты проповедуешь Христа, то ты проповедуешь Христа распятого, Бог, который вот вроде умер, вроде который проиграл. Но мы видим, что за этой смертью появляется воскресение, и через смерть, через проигрыш, наоборот, величайшая победа для всего человечества, Христом одержанная. И вот, собственно, вот эта последовательность, которую апостол Павел приводит, она и показывает, в чём смысл христианского страдания. Да, что вот от скорби происходит терпение. Мы видим, что вот даже по сравнению с некоторым народным язычеством, философское язычество, оно вот до этого уровня доходит. Да, особенно философия стоицизма, которая, кстати, своё, можно сказать, второе возрождение, потому что это философия много веков до Рождества Христова, но второе возрождение, оно происходит на фоне некоторого противоборства с христианством. Например, один из самых систематических гонителей христиан, император Марк Аврелий, это был философ стоик. Да, и хоть у нас в русском языке такое-то случайное совпадение, что стоики как-то со стойкостью связаны, нет, ни в коем случае греческое слово не имеет отношения к русскому слову стойкость. Тем не менее, так вот совпало, что да, вот стоически переносить как-то удары судьбы, терпеть, и вот какое-то терпение, оно важное следствие скорби. Однако христиане — это не стоики, христиане — это не буддисты, индуисты, которые вот законы кармы якобы там терпят, и поэтому надо вот тут терпеть, не бунтовать и что-то там смиряться. Ни в коем случае. Иногда, кстати, тоже и православные люди, даже воцерковленные, заблуждаются и себя загоняют в такую уныние за счёт того, ой, я христианин, я должен скорбеть для того, чтобы воспитать в себе терпение. Нет, это лишь первый шаг, начинать надо с него. Но уже дальше мы получаем вот эту опытность, духовную опытность, которая происходит из терпения. Как вот мы вспоминаем, есть такая замечательная русская пословица, что дураки учатся на своих ошибках, а умные учатся на чужих ошибках. И вот некоторая духовная опытность, пусть даже на своих ошибках ты научился, она тебе позволит избежать некоторых скорбей. Почему? Потому что ты понимаешь, что скорби тебе Господь посылает для исправления твоих грехов, для превозможения их, для переработки вот этого греховного укоренения в своей душе. Господь порой нас через скорби проводит, чтобы мы это всё могли избавиться, искупить вот это всё. А с другой стороны, ты берёшь, и, если уже у тебя есть некий духовный опыт, ты знаешь, отчего Господь тебя и так предостерегает, и не дожидаясь скорбей, уже начинаешь исправляться. Это, в принципе, такой правильный христианский подход, что христианин живи благочестиво, живи по заповедям Христовым. Всё равно на пути жизненном будет скорби встречаться, но, чтобы не получать дополнительных скорби по своим грехам, ну, живи, просто старайся максимально безгрешно. И вот мы видим, что, однако, эта опытность, она не позволяет нам здесь на земле всех скорбей избежать. То есть да, ты берёшь, не впадаешь в какие-то грехи, ты не терпишь некоторые, как вот «и наказание Твоё исправят мя в конец: и наказание Твое то мя научит» цитируем Священное Писание, да, что всё равно, даже если ты взял и как-то живёшь путями Господними, всё равно с какими-то скорбями и страданиями ты столкнёшься, потому что Господь говорит, кто хочет со мной быть, возьми свой крест и за мной иди. Однако из этой опытности рожается надежда. И вот эта надежда, и как мы помним, надежда — это связующее звено между двумя христианскими высокими добродетелями верой и любовью. Вера, Надежда, Любовь, София назвала своих дочерей не просто так, а потому что вот это некоторая неразрывная связь этого пути. И вот эта надежда, она появляется в опоре на опытность, что даже если я сейчас, опираясь на опыт христианской жизни здесь, в этом грешном мире, могу переносить скорби где-то с терпением, могу взять от каких-то скорбей и освобождаться, потому что я не влезаю в грехи, которые влекут за собой вот эту горькую скорбь, вот эту боль душевную, то уж когда я наследую Царствие Небесное, то вот это всё останется полностью позади. Что если я сейчас, когда духовная жизнь во мне там, ну вот на 3-5 процентов теплится в моей суетной, в основном, жизни, и уже это даёт такие результаты, и я как христианин счастлив, несмотря на окружающие скорби, то уж когда я окажусь у Господа, и суетная жизнь останется полностью позади, а духовная жизнь будет наполнять всё мое бытье, тогда настанет абсолютное беспримесное счастье, лишённое всяких скорбей бесконечной вечности со Христом в Царстве Небесном.

Марина Борисова — Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея, 6 глава, стихи с 22 по 33. Начинается этот отрывок словами «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма.» И я сразу хочу сказать, что в этом отрывке он очень многослойный, там прошито очень много смысловых акцентов. Следующий смысловой акцент — «Не можете служить Богу и маммоне», фраза, которую очень часто мы повторяем и очень редко вдумываемся в глубинный смысл этой фразы. А дальше, я думаю, все наши радиослушатели, по крайней мере, большинство из них, знают дальнейший ход беседы, поскольку Господь говорит о том, что «не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» И приводят классические примеры и птиц небесных, и полевые лилии. Но о чём вообще здесь речь? Почему разговор начинается со светлого ока. Если воспринимать это как символ ума, то просветлённого верой разума. И приходит к такому рассуждению, которое ввергает большинство из нас в сомнение, поскольку мы живём в реальной жизни, и мы начинаем буквально применять эти слова к себе и думать, ну как мы можем не заботиться о том, что будет завтра, если у нас там семеро по лавкам, если у нас обязанности перед, там, престарелыми родителями, еще куча всяких житейских проблем, которые нужно решать, нужно думать о том, как это сделать. И поскольку мы веруем в то, что праздных слов в Евангелии нет, нужно каким-то образом эти евангельские слова примирить с нашей такой повседневной практикой.

Свящ.Стахий Колотвин — В Евангелии недаром там идёт некоторая последовательность слов Христа. И апостолы, когда их вспоминают, спустя десятилетия, Дух Святой не даёт им сбиться с этой последовательностью. Поэтому невозможно понять правильно слова и разумно расставить акценты о том, где нам надо заботиться о сегодняшнем дне, где положиться на волю Божью, если ты перед этим не реализуешь в своей жизни слова о том, что светильник телу есть око. Потому что наше духовное вот это погружение во тьму из-за духовной слепоты, оно не даст нам возможности разобраться. Если у тебя есть самые современные инновационные приборы, но, если ты при этом слеп, ты ими воспользоваться не можешь. Вот точно так же не сможешь ты рассудить и найти вот эту грань, где же тебе нужно что-то там, нужно на пропитание, ну а так нам Господь сам благословил. В молитве отче наш говорит, молиться надо так: «Хлеб наш насущный дашь нам днесь.» То есть Господь, наоборот, нам всё-таки благословляет, что не только это, к чему можно стремиться, это можно... Тот повод, о котором даже Бога, Творца неба и земли, можно побеспокоить, какие-то наши обычные повседневные нужды, то есть в этом нет ничего страшного. Но чтобы вот грань вот эту, где суета на заезд в нашу духовную жизнь не упустить, обязательно нужно смотреть на то, на чистоту своего духовного ока. И тут как раз ситуация с суетой, она может чистоту этого духовного ока потихонечку вот так затмевать, как катаракта, она растает, и человек вроде видит, но уже зрение падает, и человек вроде видит, но он уже смутно. Потом он же различает слегка только цвета, а потом только свет и тьму реагирует, а потом и полностью вот глаз слепнет. Вот точно так же и с нашим духовным оком, если погрузиться вот в суету, то ты тоже духовных вещей уже будешь не видеть, уже ты будешь, вроде как, и стремиться делать полезные дела, и человек такой, да нет, я вот такой труженик, и делаю полезные дела, и профессии, и такую пользу людям приношу, я своей семье забочусь, и другим даже помогаю. А вот духовного стремления нет, и у тебя душа находится в темноте. Где-то ты случайно приходишь к добру, ну вот как человек идёт, случайно в темноте может, правда, прийти, куда ему нужно, а где-то ты пришёл во зло и, наоборот, думаешь, ой, я тут такое добро делаю, что это мне шишки прилетают как за зло? А ты на самом деле в зло пришёл, просто этого не заметил. А где-то ты пришёл во зло и не хочешь себе в этом признаться, что ты слепо пришёл во зло, такой, нет, я вот молодец, я пришёл в добро, я шёл верным некоторым шагам. Поэтому, как только ты минимизируешь вот эту суету земную, у тебя око прозревает. Тут мы видим, что, конечно, некий идеал, который Господь говорит, «раздай своё имение нищим, оставь всё, следуй за мной, и будешь иметь сокровище на небесах». Да, вот этот идеал, которым следуют апостолы, которые всё оставляют и идут с Христом, и этот идеал, который воспроизводит монашеская жизнь, что человек оставляет всё земное и уходит, чтобы сосредоточиться правда на молитве, и как вот птицы небесные, ну вот, ну, на день действительно что-то приготовить, братья, там, ест в монастыре и тоже снова к молитве возвращается. Но если человек всё равно не в силах взять, вот как Господь хвалит же юношу, который говорит, Господи, да, я вот в некоторой заповеди соблюл, и вообще, кажется, почти всё соблюл, он его только чуть-чуть начинает укорять, когда тут гордится, начинает и говорит, ой, я прям всё от юности своей соблюл. А так-то Господь всё равно его хвалит, поэтому и точно так же и мы, конечно, ориентируясь на этот апостольский, на этот монашеский норматив, должны понимать, что самое главное, вот как любая речь, она заканчивается каким-то самыми важными словами. И вот самые важные слова в конце отрывка, которые вот мы, проходя через всё, вот понимаем, куда не надо сбиваться, это что прежде всего «ищите Царствие Божие и все приложится вам» мы можем целиком с утра до вечера работать и не 8 часов и 12 и 25 там часов в сутки сколько угодно, но если у нас каждый наш шаг рабочий, каждый шаг нашей жизни, каждый шаг домашний — все начинается с молитв, сопровождается молитвой, все отсчитывается от того вот сейчас мой рабочий шаг приближает меня богу или отдаляет от него то тогда все земное нам приложится, и все небесное мы тоже не упустим.

Марина Борисова — Следующая неделя даёт нам удивительный повод вспомнить сразу огромное количество любимейших наших святых. 27 июня Церковь празднует собор Дивеевских святых. Для меня самое удивительное в Дивеевской истории, что монастырь возник тогда, когда все монастыри практически уже дышали на ладан усилиями всех правителей Империи Российской в XVIII веке, начиная с Петра I и заканчивая Екатериной II. И, казалось бы, вот уже иссякла этот источник, и, по-видимому, уже ничто не прорастёт, потому как закрывались обители и разбегались оставшиеся, доживать в них монахи. И именно там, под Спудом, в XVIII веке, вызревают удивительные обители XIX века, про которые мы постоянно сейчас вспоминаем, о которых пишут много, и мы много о них говорим, включая «Оптину пустынь». Но чем для меня важно Дивеево? Дивеево — это женский монастырь. И те, кто первыми пришел и основал там первую казанскую общину, это были женщины. Женщины достаточно образованные, что в контексте XVIII века странно, необычно. Потому что образованные люди XVIII века жили в представлениях просвещения французского, пускай и романтических устремлений, но это все было очень далеко от идеала монашеского. И вот возникает эта удивительная обитель. Серафима Саровского благословляет туда старица Досифея в Киеве. Опять-таки, женское благословение на такой, казалось бы, совершенно мужской подвиг. Мельничная община, которая благословением преподобного Серафима создается. Все, что происходило с Дивеева, это как бы вопреки тому, что диктовал опыт, разум, традиция даже. И это удивительное место, которое до наших дней донесло вот этот вот дух, несмотря на закрытие, несмотря на то что разгоняли. Причем, когда читаешь воспоминания о Дивеевских монахинях во время изгнания после того, как монастырь закрыли в советские времена, и им приходилось переезжать то в Муром, то еще куда-нибудь, и те, кто о них вспоминают, пишут о них удивительно, что они совершенно были не похожи на других таких же гонимых монахинь того времени. Внешне все выглядели одинаково — темный платок, темное платье, но Дивеевских мы узнавали сразу, они резко отличались от всех, они успели получить нечто в монастыре — благодать. Они были ни на кого не похожи, в общении особенно приятные, очень смиренные, это чувствовалось во всем, в обращении и даже в голосе. Вот это уже XX век. Вот что это за удивительное место и почему такое процветание святости?

Свящ.Стахий Колотвин — Вот, когда выпадают некоторые страшные испытания, конечно, мы видим в этом промысел Божий, и мы не можем увидеть, чему же это приведёт в итоге. Это, кстати, очень важно понимать не только для каких-то глобальных событий, вот там страна, церковь, мир. Вот мы по своей гордости нам охота мыслить сразу в таких глобальных категориях. А часто и в нашей обычной жизни нам Господь посылает какое-то испытание, и мы, поскольку люди верующие, мы как-то Господу стараемся доверять, но нам кажется, ну где же, Господи, вот та польза, которая это должно принести? Конечно, Господь посылает испытания не просто вот как-то «Ой, дай-ка я пользу принесу через страдания». Господь посылает испытания по грехам людей. И когда наша вот императорская власть 18 века окончательно расправляется почти со всеми монастырями, с большинством, там при Екатерине закрыты монастыри больше, чем при большевиках было. При этом, да, храмы-то они не разрушались, храмы оставались как приходские, но сама монашеская жизнь упразднялась. Тем не менее, вот это нездоровое явление многовековой монастырской жизни, когда монастыри очень многие становились вот именно центром притяжения людей, которые просто хотели жить спокойно, безбедно, вот вокруг крестьяне. Вот тут голод, вот неурожай, вот у тебя там по 10-12 детей, меньше-то особо и не рождается, да, многие из них умирают, младенцы. И вот ты крепостной, ты вот действительно такой несчастный человек, а в трудах и ограничен во всем. А вот ты ушел в монастырь, и тут есть какие-то монастырские поместья, на них монастырские земли, на них там крестьяне работают, вот есть какие-то доходы. Вот всё равно, даже самый тихий, бедный, небольшой монастырь, но всё равно ты там можешь, особо не напрягаясь, прожить вот всю жизнь в тепле и достатке. Это отнюдь не курорт будет, да, но всё равно вот некоторая такая жизнь удобная. И вот действительно массовое монашество, потому что, если вот мы смотрим на ситуацию с закрытием монастырей в советские годы гонения, мы видим, что монахи никуда не деваются. Да, всё равно кого-то в лагеря сажают, ссылают, монахини рядом с храмами вот просто приходскими остаются, подвизаются. А где же вот все эти толпы монахов после закрытия монастырей при Екатерине? Вот те люди, которые, ну вот да, кого-то переселили официально из одного монастыря в другой, но многие просто вот разбежались, не нужно вот это уже усилие, потому что остались, например, в заштатном монастыре, где нету никакой земли, содержания, вот это всё ушло. И что мы видим, что вот как прошёл огонь, как вот наши предки, когда русские люди стали из Центральной Руси, из Киева, осваивать вот нашу северо-восточную Украину, пределы Москвы, Владимира, Мурома, да, то вот как раз этот знаменитый из школьного учебника подсечные огневое земледелие, вот ты взял кусочек леса, спалил, и потом вот там урожай вырастает. Точно так же и мы видим, что монастыри, которые стали возникать после вот этого упразднения, это вот те монашеские общины, которые хотят оставить всё и служить Христу не потому, что здесь тебе обещают какой-то комфорт и какие-то роскошные стены. Мы видим, они возникают не в помещениях старых монастырей, не в каких-то уже построенных корпусах, а возникают вот в домиках, где эти монахини трудятся, вместе молятся. Монахи уже собираются не тоже в каком-то памятнике архитектуры с крепостными стенами, а как Саровская пустыня, иди куда-то в лес, вот в глубину, чтобы никто о тебе не слышал, не видел там вот эти тамбовские леса. И вот мы видим, как только люди там собираются, Господь видит это усилие, Господь обязательно посылает и тех людей, которые их наставят. Да, вот как вы там из Киева взять и благословение получить для далекого Тамбова, но всё равно вот уже тут промысел Божий включается. Вот собрались там монахини, а где же монашескую традицию подчеркнуть, ведь монашество — это всё-таки не только некий такой жизненный порядок, вот, бытья, это всё равно и некоторая традиция, прикосновения, научения от одного поколения к другому. И вот Господь берёт и посылает им человека, который, несмотря на юный возраст, прошёл уже через такие монашеские подвиги, Серафим Саровский, который начинает этот монастырь окормлять. И ему даже для этого бывать не нужно в Дивеевском монастыре. Насколько я помню, Серафим Саровский вообще один раз в жизни вот сам туда своими ножками приходил и смотрел, как же там сёстры устроились. То есть Господь всё устраивает. Для нас, для людей, в основном не монашествующих, которые слушают эту передачу, размышляют в преддверии вот этой седмицы о предстоящей неделе, для нас всё-таки здесь важен некоторый пример и нашей обычной христианской жизни. Мы берём, сталкиваемся с каким-то испытанием, его преодолеваем, мы чувствуем, что Господь кого-то нам должен послать, не начинаем артачиться, потому что если бы сёстры артачились и говорили, ой, что это тут какой-то нам молодой иеромонах Серафим, дайте нам старца такого, чтобы борода была там до пола, да, то лишились бы они этой благодати. Были бы, как и вот другие сёстры из монастырей, которых мы видим по воспоминаниям, по-другому отлучались, но нет вот это смирение принять. И вот ты берёшь, проходишь через какие-то испытания, со смирением принимаешь, где Господь даёт тебе наставление, и в результате может такой цветник вырасти. Поэтому цветник этот может вырасти и в нашей душе, а может и по милосердию Божию, и в нашей окружающей, вокруг нашей души, суетной жизни тоже она чуть более на цветник будет похожа.

Марина Борисова — На следующей неделе у нас церковь будет вспоминать двух очень разных святителей, но мне кажется, что в той тональности, которую нам задает воскресное евангельское и апостольское чтение, они как-то оказываются очень близко. Я имею в виду память святителя Иона Московского 28 июня и святителя Феофана Затворника Вышинского 29 июня. Казалось бы, два епископа, разнесенных во времени, в обстоятельствах жизни и даже в обстоятельствах служения, поскольку с Ионой Московским у нас связана автокефалия Русской Православной Церкви. Причем, удивительно, она была не завоевана в каких-то политических баталиях, она была не получена в результате каких-то кулуарных интриг. Так получилось буквально по воле божьей, потому что никто за нее не сражался. Но просто обстоятельства исторические сложились так, что ни один из благословленных на быть митрополитом киевским в тот момент людей не смог этим митрополитом стать. И кроме Иона оказалось просто некому. И то, что он оказался не в Киеве, а в глубине российских земель, тоже не его волей, а волей исторических обстоятельств, когда Киев отошел во владение великого княжества Литовского. И все, что связано с этой автокефалией, оно удивительно, когда читаешь и понимаешь, что это не человеческой волей произошло. А когда читаешь о Феофане Затворнике, понимаешь, что в судьбе каждого человека тоже очень многое происходит, несмотря на его волю. Потому что человек всю жизнь хотел учиться, был книжником. По-моему, самое прекрасное время у него было, когда он был с миссией в Иерусалиме и занимался своим любимым занятием — читал книги. А потом, когда вдруг он становится епископом, ему нужно решать какие-то административные вопросы, это всё такое далеко не его, что у него даже здоровье сдаёт, ему приходится уйти на покой, хотя он ещё сравнительно не пожилой человек. И тут наступает самое интересное, когда его стремление и воля Божья в одной точке сливаются, и у него под конец жизни на очень непродолжительный срок дается возможность предаться уже не просто чтению, но и писанию книг, которые мы до сих пор читаем. Мне кажется, что роднит этих двух святителей как раз их полная отдача себя в волю Божью.

Свящ.Стахий Колотвин — Конечно, святитель Иона и святитель Феофана — это люди, которых разделяет просто века существования. И если мы посмотрим, разделяет их и некоторый и принцип самого служения, потому что святитель, и он это человек, который, может, и не хотел-то возглавлять Русскую Церковь, но все равно ее вынужден был возглавить, а святитель Феофан Затворник, он по образцу святителя Григория Богослова хотел, наоборот, удалиться от архиерейского служения и спокойно заниматься богословием, чем он в результате занялся. Поэтому здесь, конечно, тут можно посмотреть даже не на некоторые сходства, а на некоторые контрасты. Вот у нас святые, вроде они все идут в Царствие Небесное, у них вроде должен быть один и тот же путь. Но на самом деле путь в Царствие Небесное, его единство только в том, что он узкий. А вот каким узким путём ты пойдёшь в Царствие Небесное, это уже у тебя абсолютная свобода. Господь привлекает к себе абсолютно разных людей. При этом мы видим, что несмотря на то величие митрополита Ионы внешне, потому что это первая глава автокефальной русской православной церкви, то есть первая глава самостоятельной русской церкви, вообще такой, можно сказать, её родоначальник, её собственного самостоятельного бытия. И здесь мы вынем святитель Феофан, который, наоборот, и от московской кафедры отказывается, и который простой там затворник. И что там, что там есть смирение. Что вот как есть и смирение у святителя, и он и взять, и отправиться в Константинополь есть. Есть смирение у него перенести то, что назначают другого человека. Вот ты вроде приехал ради этого, оставил свою кафедру, потратил просто многие месяцы, годы на это путешествие, а в результате вот сторонник унии, митрополит Исидор, ставший под конец жизни католическим просто кардиналом, да, один из предателей православия, который планомерно проводил вот эту политику предательства православной веры, что тоже вот, можно сказать, нехотя, но всё равно на это послушание он откликается. Для нас видно, что монашеский путь, путь послушания, он тоже путь разный. Это путь, который возвеличивает или путь, который вот наоборот как-то умаляет в относительно какой-то административной лестнице. Но и там, и там это некоторое служение людям. Более того, это служение, вот если мы посмотрим на святителя Феофана Затворника, мы здесь не можем сказать, ой, ну это просто слабый, неспособный человек, не справился с архиерейством, и поэтому вот он там стал Затворником. Нет. Всё-таки, может, Господь ему и попустил. И правда, мы понимаем, что Господь больше пользует для его современников, для его паства, и даже для нас спустя вот уже 150 лет, 200 лет, что он всё равно даёт именно благодаря годам его затворничества и благодаря тому, что он писал в годах этих затворничеств, отвечая на многочисленные поступающие к нему вопросы. Тем не менее, вот Господь, мне кажется, даже нам дал как некоторый пример, что всё-таки его годы управления кафедрой, успешное управление кафедрой, мы смотрим, ну вот что обычно оценивается? Там открываются новые храмы, устраивается училище, то есть растёт уровень образования, просвещения, просто больше мест становится, где люди могут молиться. Ну то есть, ну вот святитель, и обычно святителей прославляют за то, что они способствуют тому, чтобы их паства приближалась ко Христу, создают для неё более удобные условия. Удобные не в смысле мягкости кресла, а удобные, что вот и так у людей столько всего на пути ко Христу есть, дай-ка я им упрощу задачу, вот у них появится новый храм, дай-ка вот у них появится образованный священник, да они сами как-то больше поймут, как ко Христу идти. Но вот показав, продемонстрировав это, Господь уже благословляет его удалиться. Святитель Феофан, его уже сейчас недаром так называют, с одной стороны, шутку, но в каждой шутке есть доля правды покровителям православных блогеров. Да, вот когда батюшка берет и отвечает на вопросы в интернете или на вопросы телезрителей, радиослушателей, то тоже святителя Феофана Затворника он может вспомнить. Да, я вот, поскольку понемножку всем этим и занимаюсь, и православное телевидение, и наша замечательная радиостанция ВЕРА, и свои там странички в социальных сетях веду, и там с людьми общаюсь, что это, конечно, тоже я святителя Феофана вспоминаю, да, что вот он выбирал между административной должностью и выбирал между вот такой проповедью Христа в некотором, ну можно сказать, дистанционном формате, и он увидел, что здесь можно более эффективно послужить к Христу. И я вот тоже понимаю, что да, можно как-то там бороться за административные должности какие-то церкви, вот там становиться там какими-то там благочинными секретарями и так далее, что, ну, конечно, где-то Господь призывает. Вот митрополит Иона призвал, и он тоже к этому пришел. Но самое главное, давать возможность людям некоторое понимание, как Христа в своей вот этой повседневной жизни сейчас применить, потому что чем занимался, по сути, святитель Феофан? Он занимался актуализацией вот этого христианского благовестия, святоотеческого наследия для своих современников. И поэтому, когда мы читаем святителя Феофана, нам его куда проще понять, чем отцов Каппадокийцев, которые жили в 4 веке пришествия Христова. Они тоже занимались актуализацией христианского благовестия, апостольского. Иоанн Златоуст, когда пишет свои толкования на Евангелие, он объясняет, как людям в IV веке пришествия Христовым жить так, как это было проповедано за 350 лет до этого. И какие-то советы сохраняют актуальность до сего дня, и какое-то понимание оно вот и вечно будет в Церкви храниться, и тоже мы будем благодарны святителю Иоанну. Но что-то, что даёт нам святитель Феофан Затворник, это уже куда удобнее применить сейчас, в XXI веке. Но именно поэтому, почему наша вот Святая Соборная Апостольская Церковь — это не какое-то вот мёртвое оглядывание назад, а это вот продолжение благовестия, да, когда ты берёшь и в русле той же самой святоотеческой традиции не просто берешь и что-то мертвое пересказываешь, цитируешь. Да, там, ой, вот пересказал Житие Святое, ой, процитировал Святого Отца, и вот это всё там православно, а что-то ты от себя сказал, вот это уже подозрительно становится. Нет, как раз благовестие в Духе Святом, оно должно продолжаться постоянно. Бог, он неподвижен, Бог, он абсолютен. А вот наш мир суетен, который вот просто содрогается в этой суете, постоянно куда-то бежит, несётся, сбивается, с пути падает, поднимается. И вот раз круговорот времени, круговорот нашего мира вокруг Бога вот всё время в каком-то разном находится положении, то и в каждый момент, каждую эпоху, каждый год христианской жизни вот здесь, на земле, всё время нужно находить возможность к этому Христу, к тихому пристанищу, к этой тихой гавани, как сравнивается Христос в песнопениях, как же вот «К тихому пристанищу Твоему притек, Христе, вопию Ти, возведи от тли живот мой». Вот как к этому идти? Задача христианского проповедника, в том числе проповедника, который отвечает на дистанционные вопросы. Я вот ни в каком затворе не нахожусь, но все равно, когда мне приходят там или в соцсети, или на телефон, я оставляю в интернете какие-то сообщения, ты на них отвечаешь, пишешь, или там звуковое сообщение записываешь, то тоже понимаешь, что вот я не то, что я не могу сказать что-то новое, что не сказали апостолы, сказать что-то такое, вот что будет лучше, чем у Иоанна Златоуста или чем у святителя Феофана Затворника, но я смогу чуть-чуть актуализировать, что человек, столкнувшись сейчас вот с такой-то ситуацией, такого-то года, такого-то века, что сможет для себя получить вот какую-то подсказку, как ему сейчас делать следующий шаг, чтобы приблизиться к Богу, или хотя бы чтобы от Бога не отдалиться. При этом, глядя на святителей Иону и, конечно, вспоминая вот эти события, то тоже удивляешься, как Господь хранит веру православную, потому что здесь, с другой стороны, вот мы рассмотрели святителя Феофана, некоторое такое личное стремление ко Христу, а тут мы видим, как Господь сохраняет, в принципе, православную веру в мире, потому что мы видим, как в унию впадает Константинополь, как потом сокрушается под ударами агарян Византийская империя, как вот эта свечка православия затухает сначала изнутри через унию, потом извне через завоевание, но свет Христов продолжает светить, освещать и просвещать, причем просвещать не только через завоевания, то есть во всех значениях этого слова, что Россия становится на протяжении многих веков источником книг, книгопечатания, куда едут преподавать умнейшие люди из православных, балканских стран различных, греки, болгары, и вот центр некоторого просвещения, что Господь как берет и говорит: «Врата адовы Церковь не одолеют». И они одолеют, можно сказать, да не, не одолевали в эпоху римскую, когда там вроде гонения постоянно вокруг были, но все равно для людей нужно, нужно просвещение. Нужно, когда церковь в моменты выживает под ударами гонений, а нужно, когда она возрождается, есть возможность не просто выживать, не просто бабушки белой платочки, которые несут такую церковную истину на протяжении 20-х годов, но и всё-таки осмысленно, осознанно, с опорой на богословие, настоящее христианство, что вот это Господь даёт возможность русской земле это сохранить. И где-то вот если кажется, ой, Господь оставил и убрал от своих людей своё заступничество, нет, Он просто взял это заступничество куда-то в другое место перевёл. И как вот мы точно так же вспоминаем, как раз там православие сохранилось на Руси, а где-то оно там порабощено оказалось. А потом вспоминаешь, как там были переговоры, что вот Афон станет международным протекторатом под опекой России, а после революции, после гонения, и уже и радуйся, что не стало под опекой России. И был вот над некоторым таким источником и опорой православной веры, а такой раз сейчас смотришь, уже некоторые монастыри там раскол, украинские там принимают, и тоже видишь некоторое трагическое. И понимаешь, что да, везде, нигде не будет никакой вот такой локации, которая обязательно будет беспроигрышной. Но всё равно Господь вот даёт возможность где-то опереться, где-то истину сохранить. И если опять-таки глобальных событий уменьшить до наших каких-то вот вещей, нашего взаимодействия с друзьями, с родными, с близкими. Один день ты не прав, твой друг тебя на споте истины наставляет. Другой день он не прав, ты ему в чем-то помог. В семье какое-то разногласие, да, где-то оба виноваты, а где-то вот один другому тоже что-то может подсказать. И вот эта истина, Господь ее все равно в сердцах христианских хранит, и если кто-то один стал худым сосудом, прохудился, и эту истину теряет, в другом она сохраняется, и её всё равно Господь уберегает как в масштабах Вселенской Церкви, в масштабах Поместной Церкви, так и даже в масштабах Малой Церкви Семьи.

Марина Борисова — Месяц июнь заканчивается памятью одного из сонма новомучеников российских, преподобномученика Максима, память 30 июня. Почему, мне кажется, важным вспомнить этого человека? Потому что он один из тысяч. И чем более обычным кажется его жизненный путь, тем поразительнее становится его подвиг, потому что, ну, представьте себе, абсолютно ординарный человек из вполне себе зажиточной крестьянской семьи, женатый, пятеро детей. Все, казалось бы, вот очень традиционной для России дореволюционной. И оказывается, что, когда он овдовел, уже после революции, в 1926 году он принимает монашеский постриг. Что такое 1926 год? Это как раз начало второго витка тяжелейших гонений, особенно на священнослужителей и монашествующих. И человек мог бы спокойно оставаться верующим христианином, но он, как в первые века христианства, и таких было какое-то ощутимое количество тогда людей, он выходит на этот путь на Голгофу, причем, по-видимому, совершенно трезвый и понимая, что его ждет, потому что буквально там проходит год, и вот в 1927 году в сталинских директивах появляются такие формулировки, что за кулаками стоит духовенство, что русская церковь — это кулацко-нэпманский агентурный анклав, который мобилизует реакционные и малосознательные элементы в целях контрнаступления на мероприятия советской власти. Вот представьте себе, это практически подписанный смертный приговор всем, кто имеет отношение к Русско-Православной Церкви. И дальше начинается, раз главный вождь сказал слова, надо принять их к исполнению, и приняли. С 1929 по 1931 год начинается массовое закрытие церквей. Как раз тогда, в 1929 году закрыли Киево-Печерскую лавру, в 1930-м Данилов монастырь в Москве закрыли. Ну и, соответственно, те, кто были в этих монастырях, идут по этапу, идут в тюрьму, идут в ссылку по самым чудовищным обвинениям, которые сформулированы вождем, как антисоветский элемент, контрреволюционный. С отцом Максимом случается традиционная для тех времен история, когда его арестовывают, и в результате он оказывается сначала в тюрьме, потом в ссылке в Архангельской области, и в 1934 году умирает в этой ссылке от воспаления легких, потому что, ну, кто же их будет лечить, ссыльных священников? И почему, мне кажется, важно вспоминать не только епископов, не только каких-то очень ярких представителей вот этого сонма наших новомучеников, но и вот этих удивительных простых людей, которые жили обычной для нас такой житейской жизнью, а потом вставали и шли на подвиг. В голове не укладывается. Честно говоря, всё время примеряешь на себя. Ну, так уж человек устроен. И понимаешь, что чего-то главного в нас нету, какого-то важного стержня, который удержал Церковь в XX веке от исчезновения.

Свящ.Стахий Колотвин — То, что звучало как обвинение, что церковь является некой такой организацией, аффилированной, с кулаками, всё-таки надо понимать, что у нас больше всего прославлены в лике святых, новомучеников, исповедников именно священнослужители. Нет только священнослужителей, всё-таки у нас есть яркие примеры мирян, но всё равно их меньшинство. В том числе, по объективным причинам, советская власть уничтожала духовенство именно как некоторую основу церковной организации. Уже не понимая благодатную природную церковь, советская власть не понимала, что церковь — это не только батюшки, это не только священнослужители, но это и обычные люди и, собственно, благодаря этому вера то она сохранялась, и люди они ездили и навещали по мере сил своих священников ссылках и какие-то посылочки отсылали каким-то вот посильная забота была, несмотря на общее оскудение веры и ослабление вокруг. Если мы посмотрим, что вот это такое, можно сказать, обвинение, которое, по сути, ничего в нём предосудительного нет, вот эта опора, что да, вот есть кулаки. Кто такой кулак? Это крестьянин, который от зари до зари трудится который вот берет трудится вся его семья у которого много детей его все дети тоже выходит в поле который берет и не только вот ну трудом лишь бы силищей плуг потянуть а вводит уже это все-таки 20 век уже водят и технику и у него есть и сеялки и веялки, он который он едет на Москву, выставку недавно ходил, тоже по экскурсии Мясницкой улицы, и там вот тоже, конечно, все вот эти сказки про Сохой, который там Сталин принял Россию, но пришлось, если сломал все сеялки и веялки, которые мог крестьянин приехать, выбрать и купить себе в Москве в конце 19-го, начала 20-го века, в царское время для того, чтобы улучшить свой труд больше, там, зерна производить больше, там, урожай собирать и поддерживать свою родину, своих близких, жителей городов и так далее. И вот, конечно, надо понимать, что невозможен этот подвиг священства был бы без опоры на мирян. Когда вот священник берёт, он вдовец, у него там шестеро детей осталось, он принимает монашество, он идёт совершенно другой, он же понимает, да, кто-то из детей уже, возможно, вырос просто вот действительно в силу возраста, кто-то ещё юн, но он всё равно понимает, люди не оставят, да, вот что те православные люди. Из более знаменитых, вот у нас из знаменитых новомучеников святитель Лука, архиепископ Крымский, и то, потому что он вроде врач, ему можно об исцелении молиться, тут, увы, у нас есть такое небрежение памятью простых новомучеников, потому что, ой, у них нет вроде какой-то профильной специализации. Но даже из житья вот этого знаменитого святого мы видим, что тоже такая же ситуация. Вот ты вдовец, и вот ты оставляешь своих детей и знаешь, что всё равно о них позаботятся. Что православные люди в условиях храмы закрыты, монастыри закрыты, священники сосланы, монахи все по этапу пошли, а всё равно люди о них будут заботиться. Люди не оставят. И вот, конечно, можно сейчас глядеть и говорить, ой, сто лет назад были такие-то пастыри, как они перенесли вот эти страдания, какие они были подвижники. Не то, что сейчас. А вот сейчас такие батюшки, ну что это такое? Вот взгляни, они такие все там и расслабленные, и никто там не идёт на Голгофу, и вот бы парочку сослать там по этапу бы, послать вот это бы, мы их бы тогда почитали, уважали и так далее. А где вот эти люди, которые так вокруг позаботятся? Где эти люди, на которые вот священник может обернуться и действительно сказать, вот я просто понимаю, что раз, например, завтра я умираю, да, я жил в съёмном жилье, ну и что, моя семья на улице окажется? Нет, конечно, вначале, может, там, ой, вспомнят после похорон, надо что-то там батюшке собрать, вот чтобы семья, а потом-то, а ладно, все свои проблемы с глаз долой, из сердца вон. То есть всё-таки мы видим, что вот эти гонения, они прошлись таким ужасным, не только отрицательным отбором, не только по духовенству, да, что вот кто пережил эти гонения, но они, конечно, прошлись и по мирянам, и что вот как раз такого стремления мирянского вот этой общины, церковной жизни, где не то, что вот у тебя что-то покупается, продаётся, ты пришёл, заплатил по тарифу, и вот тебе духовную услугу указал. А где есть некоторая вот такая точка опоры. Священники опираются, действительно, и опираются, и знают, их поддержат крепкие крестьяне, их поддержат кто-таки вот нэпманы? Это те же самые труженики, которые стараются какое-то дело развить, дать рабочие места. Да, вот пока советская власть это разрешала, несмотря на свою идеологию, ведь экономика страны тоже развивалась-то, и тоже люди пользу получали. И вот поэтому тоже, дорогие братья и сестры, вот эти примеры простых батюшек, простых людей, все-таки нужно смотреть, смотреть, сколько вот этих людей было вокруг них. И поэтому тоже нужно настоящее общинное единство между священниками и мирянами. Если оно будет, то нашей церкви ничего не страшно. Никакие испытания, никакие гонения. Мы сейчас видим, что в матери городов русских точно так же монахов сейчас. Неповиновение с законным требованием, тоже выслать, отправить, вот уже кто-то в заключение, кто-то там тоже приговоры судебные. Это всё тоже возобновляется. И что вот, кто поддерживает? Те люди, которые приходили, просто покупали, продавали там записочки, уходили, но на них никакой надежды нет. А вот те люди, которые вот обычные миряне, которые готовы вот прийти и в разгар рабочего дня там рядом с лаврой как-то подежурить, помолиться и так далее, вот на них только опора есть. И такие люди действительно должны быть везде, в каждой приходе, в каждой общине, когда ты понимаешь, что у тебя не просто есть некоторые профессиональные представители, которые за тебя Богу помолятся, а у тебя есть те священники, с которыми ты вместе идешь к Христу, независимо от того, где они оказались. Так что, дорогие друзья, заключение хотелось бы вспомнить снова эти замечательные евангельские слова. Ищите прежде всего Царствие Божие, и все приложится вам. И вот мы в начале новой недели нашей жизни, которую мы надеемся все-таки прожить до конца, что Господь не призовет нас раньше ее окончания, мы эти слова вспоминаем, и тоже вот в начале ищем Царствия Божия, ищем в примерах житий святых, ищем в словах Священного Писания. И отсчитываем свою жизнь на этой неделе от этих замечательных слов, от этих замечательных людей. И всё нам в нашей обычной рабочей трудовой неделе обязательно Господь подаст и пошлёт.

Марина Борисова — Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмицы». С вами были Марина Борисова и клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Актуальная тема