«День Святой Троицы. Троицкая родительская суббота». Игумен Лука (Степанов)

У нас в гостях был настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря в Рязанской области игумен Лука (Степанов).

Мы говорили о значении и смыслах Дня Святой Троицы и предваряющей его Троицкой родительской субботы.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан:

— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. С трепетной радостью нашего сегодняшнего гостя приветствую — настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии, игумен Лука (Степанов). Добрый вечер.

Игумен Лука:

— Приветствую, друзья.

К. Мацан:

— Вы у нас частый гость на Радио ВЕРА, и очень для нас это радостно. И тема наша сегодняшняя прекрасная, потому что завтра суббота родительская, важный день в церковном календаре, а послезавтра крупнейший двунадесятый праздник — Троица, Святая Пятидесятница, окончание этого большого, светлого, радостного такого послепасхального периода. Ну он, конечно, совсем формально заканчивается Вознесением, ну вот 50 дней после Пасхи — важнейший день. Давайте для начала просто и себе, и всем слушателям напомним, что же за день такой Пятидесятницы, почему его называют днем рождения Церкви.

Игумен Лука:

— Господь, возносясь от Своих учеников, то есть прекращая с ними Свое видимое общение уже в воскресшем Своем состоянии, не расстается с ними безутешными, дает им надежду, о которой говорил еще и при земной жизни Своей, еще до распятия и воскресения — о том, что надлежит Ему пострадать, быть распятым на кресте — особым образом пострадать, тягчайшим. Но, говорит, если Я не пойду на это Свое дело, не буду его исполнять, то Дух Святой не придет к вам. Ученики, конечно, слышали о Духе Святом — в одном 50-м псалме царя Давида Он поминается: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи менe от лица твоего и Духа твоего Святаго не отими от менe. Воздаждь ми радость спасения твоего и духом владычним утверди мя». Но воспринималось это понятие как какая-то сила Божия, как определенное движение от Бога, направленное на людей, которое свидетельствует о Его поддержке, о Его созидании, но, конечно же, оказаться на высоте троичного богословия, которое уже прозвучало во всей силе в определениях великих отцов IV века еще они не могли. И когда пришло время уже с воскресшим Господом, видимым, расставаться ученикам, Господь говорит: оставайтесь в Иерусалиме, дондеже не облечетесь силою свыше, —указывая таинственно на то завершение дела спасения человечества, которому уже вот-вот, скоро надлежало совершиться. Ради которого и было воплощение второго Лица Пресвятой Троицы Сына Божиего, ради которого Он проповедовал и благовествовал, ради которого чудесами убеждал нас в собственном божественном достоинстве, ради которого взошел на крест, был погребен и воскрес. А это и было схождение Святого Духа на апостолов, но не в качестве какого-то от Бога созданного или Богом направленного особого действия, но как явление Самого Бога в Его третьем Лице — Бога Духа Святого, Которому надлежало довершить дело спасения человечества, освятив, сообщив божественную природу тварным людям. Так что всякое действие (учим мы с нашими студентами-теологами) от Бога направленное на тварный мир, от Отца исходит, Сыном простирается, исполняется и Духом Святым приводится в совершенство. И вот это совершенство дела спасения надлежало совершить Духу, имеющему сойти на апостолов, раздать каждому из них дарования. Ну и дарования — это не просто какое-то благо земное, не просто какая-то способность, а единство с самим божественным естеством. Так что действие Святого Духа и только оно способно исполнить то предназначение человека, тот замысел предвечный о вечном спасении человечества, даже падшего, которое осуществляет Дух Святой, единяясь, вступая в единение с теми, кто уверовал во Христа, кто через Христа приходит к исповеданию Божию и готов принять эту благодать. Если благодать Христова служения, она направлена на все человечество, и это закваска святости, это принадлежность, возможность принадлежности к новому Адаму, касается всех людей, поэтому, когда говорится о спасении всех, благодаря служению Христа Спасителя, то именно о том, что оно для всех предназначено, но не значит, что все его захотят. А вот уже Дух Святой сообразовывается с личным произволением каждого в отдельности. Поэтому является Он в этот день Пятидесятницы, в 50-й день по Воскресении Христовом, в виде огненных языков, персонально, индивидуально почивавших на каждом из учеников Христовых. Не на всех посетителях святого града Иерусалима. Потому что у иудеев тоже был праздник Пятидесятницы — от их, иудейской Пасхи 50-й день, поэтому множество разных народов собралось в эти дни в Иерусалиме. Но огненные языки почили только на уверовавших во Христа верных Его учениках, и это было как раз началом великого действия Божией благодати в роде человеческом. Мы зовем этот день днем рождения Церкви. Потому что, оказавшись столь великим и благодатным образом обоженными, приобщившись к божественному естеству, ученики Христовы, апостолы, дальше остаток дней своих нераздельно посвятили благовестию и рукоположению в епископов там, где появлялись общины верующих. И в этом состояло служение апостольское, в этом состояло начало церковной жизни, к которому мы уже с вами через поколения и поколения преемственно передающейся благодати — через архиерейскую хиротонию, через преемство епископской власти духовной, — и мы с вами принимаем в этом благодатном торжестве самое прямое и живое участие.

К. Мацан:

— Помню, русские философы серебряного века, в частности отец Павел Флоренский, писали, что вообще богословию Святого Духа, некоему размышлению о Святом Духе, об этом Лице Святой Троицы, посвящено в церковной литературе исторически намного меньше места, уделено меньше места, чем размышлениям о Боге Отце, и уж тем более о Христе. Исторически основные догматические споры шли вокруг именно природы Бога Троицы, вокруг двух природ во Христе, а вот именно учение о Святом Духе — ни в коем случае я не говорю, что оно было там не разработано или не развито, но как будто, по мнению отца Павла Флоренского, меньше привлекало внимания. А вот как вам кажется, что мы важного упустим в нашем понимании Церкви, христианства, православия, если вот как-то не будем внутренне обращать внимание и на это таинственное третье Лицо Святой Троицы? Хотя остальные два Лица тоже таинственны — Бог Отец неизречен, непостижим, вообще природа Бога непостижима. Но вот что вы об этом думаете?

Игумен Лука:

— Ну некоторая прикровенность учения о Святом Духе связана с особыми обстоятельствами церковной жизни IV века, когда, не имея вот этой высоты богословия и духовного рассуждения, некоторые христианские сообщества уклонялись от признания его божественного достоинства. А святитель Василий Великий, заботясь о единстве Церкви, склонен был искать формулировки, которые признали бы и вполне православно мыслящие, и те, кто еще недобирает, недожимает, те, кто находятся в плену некоторой ограниченности. Главное — единство церковное. Но не ценой, конечно же, ереси, не ценой отказа от исповедания Пресвятой Троицы, а таким способом смягчения формулировки, если мы говорим о втором Лице Троицы и Символе веры — «Бога истинна от Бога истинна», то в отношении третьего Лица достаточно для единства формулировки: вся Троица божественна — «и Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего», и поклонение Которому со Отцом и Сыном равное воздается. И этим ограничиваются отцы.

К. Мацан:

— Я помню, когда я этот вопрос изучал на богословском факультете одного вуза, читал в литературе, что это гениальная находка и формулировка отцов-каппадокийцев — вот так найти слова о Святом Духе, которые, с одной стороны, не называли бы Его прямо Богом, как Христа или уж тем более Бога Отца, но, с другой стороны, так формулировали бы, что иного понимания кроме как равновеличия, равночестности Иисусу Христу и Богу Отцу здесь помыслить невозможно.

Игумен Лука:

— Да, конечно, и Самим Духом Святым воодушевленный их гений, такой словесный, тут очевидно проявился. Ну а дальше, знаете ли, не признать божественность Святого Духа, Его действие в Церкви — это значит оказаться вне таинств, спасительных таинств церковных. Каким образом хлеб и вино, принесенные на литургию, мы принимаем как подлинные и истинные Тело и Кровь Господа нашего, если не Бог Дух Святой производит с ними эту перемену, прелагая их в Божественное естество? Никаким иным образом, кроме действующего Самого Бога не может вывести вот эти тварные и материальные предметы в достоинство, освящающей нас чудотворной и сверхъестественной святыни Тела и Крови Господней. И Духом Божиим совершаются другие таинства. Ведь само внешнее совершение разрешительной молитвы священника, который призывает благодать очищения на кающегося в таинстве, только в том случае убеляют душу, как бы она ни была прежде черна грехами, если Сам Бог Дух Святый действует таким освящающим образом, по вере совершающего таинства священника и приемлющего таинство мирянина, по их произволению к совершению этого таинства. Но действует Сам Бог. Иначе мы никаким образом не можем объяснить или признать действенность таинств. Ни кровь козлов и тельцов не может очищать грехи, и тем более какие-то священнические формулировки. Мы же не шаманим, мы же не какими-то правильными словесными формулировками привлекаем что-то, такие какие-то изменения на душу человеческую — об этом даже грешно помыслить. Но очевидно для открытого для покаяния сердца, открытого для благодати человека действие Духа, Бога являет это обоживающее действие. Так что все наши упования и все наши надежды на церковную силу и благодать, все наши принятия благословений, все наши припадания к святыням церковным исключительно связаны с действием третьего Лица Пресвятой Троицы. Поэтому явление Его и признается таким великим праздником, таким исполнением дела Божиего по спасению рода человеческого.

К. Мацан:

— Игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». И в преддверии праздника Троицы мы говорим, само собой, об этом одном из важнейших церковных праздников. Я бы хотел в этой связи одну цитату зачитать, чтобы вы как-то на нее отозвались, что вы просто об этом думаете — это слова из статьи достаточно известной, которая называется «Святая Троица — парадигма человеческой личности». Автор этой статьи митрополит Каллист (Уэр) — известный современный православный богослов, один из авторитетнейших, и англичанин, который пришел к православию. Вот что он пишет в этой статье, как бы проблематизируя то, о чем мы говорим. Статья начинается с цитаты: «Христиане, несмотря на то что все они исповедуют ортодоксальную веру в Троицу, в своем религиозном опыте по существу остаются настоящими „монотеистами“. Можно даже смело сказать, что если бы учение о Троице было отвергнуто как ложное, бóльшая часть религиозной литературы была бы сохранена почти в неизменном виде». Это цитата, дальше продолжает сам митрополит Каллист: «Это сказал римо-католический богослов Карл Ранер, и мы, к сожалению, должны признать правоту его слов. Слишком многие христиане в настоящее время затрудняются увидеть особый смысл в учении о Троице, а большинство просто игнорирует его как излишнее. „Три-в-Одном и Один-в-Трех“ — разве это не что иное, как головоломка, богословская загадка? Разве я чувствую, что в учении о Троице содержится нечто, относящееся непосредственно ко мне? Какое практическое значение имеет это учение для моей повседневной жизни, моего понимания молитвы, человеческой личности, общества и политики? Будучи христианами, мы не просто монотеисты, как иудеи или мусульмане, и не политеисты, как Гомер, но мы видим в Боге одновременно и совершенное единство, и подлинное личностное различие. Вопрос в том, как это видение влияет на способ нашего мышления и действия — на практике?» Ну вот я не призываю соглашаться или спорить конкретно с такой остротой, с которой митрополит Каллист этот вопрос ставит, но вопрос, мне кажется, очень интересный. Действительно сложнейшая богословская тема о Троице, имеет ли она какое-то практическое значение и применение, вот что называется, в повседневной, простой жизни христианина православного?

Игумен Лука:

— Самое прямое, хотя вопрос поставлен слегка заковыристо. Неужели этот уважаемый автор не читал «Очерк мистического богословия» Владимира Николаевича Лосского?

К. Мацан:

— Он был учеником Лосского, митрополит Каллист.

Игумен Лука:

— Вот так что в данном случае, я думаю, что он несколько популяризирует таким образом те ответы, которые даны этим великим религиозным философом, и я бы все-таки сказал богословом, потому что его святоотеческий синтез действительно на очень большой высоте созерцательной, на высоте собственного духовного опыта звучит. И как раз этот «Очерк мистического богословия» и вообще его изложение понятий православной мистики, он предполагает как раз освещение очень скупо освещенного в патристике нашей и в литературе святоотеческой вопрос опытного переживания догматических реальностей, которые излагает учение. Как раз мистическое богословие православия — это и есть переживание известных нам догматов, главный и первый из которых о том, что Бог един по Своей божественной сущности и троичен в Лицах, переживание как раз в собственном личном ощущении, и это ощущение выше, чем чувственные переживания. Потому что чувствам, довольно рабочим силам нашей души, невозможно пережить реальность бытия Пресвятой Троицы или двух природ, Божественной и человеческой, в Иисусе Христе, или спасительности Церкви как единого организма, глава которого Сам Христос. Но именно церковная жизнь дает опыт даже для тех, кто не относится, может быть, к выдающимся подвижникам и созерцателям, как преподобный Александр Свирский, которому таинственно является Сама Троица, подобно явлению Аврааму, или то опытное вмещение в сердце человека этой духовной реальности, которое превосходит всякие способности человеческого ума. И, знаете, иные богословы говорили о том, что учение о Пресвятой Троице — крест для человеческой мысли. Но во всяком здравом богословском утверждении обязательно присутствует некоторая антиномия, противоречие по земной логике, нечто невместимое по какому-то способу рационального размышления. Так и Пресвятая Троица. Вы знаете, нам, Русской Церкви, дана особая благодать приближения к Пресвятой Троице. Конечно же, в общем порядке это прежде всего участие в литургии, где молитвы священнические, эпиклеза обращена прежде всего к Отцу, кроме ну несколько поздней вставки, обращения к Сыну с молитвой третьего часа: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа». Но у нас есть еще, а теперь и возвращенная Церкви, икона Пресвятой Троицы Андрея Рублева, в которой гармония в линиях и красках, божественная гармония Пресвятой Троицы представлена очевидно. Иконопись православная каноническая имеет необыкновенную силу убедительности той духовной реальности, которая не объемлется разумом. Но все то, что изображено как единство и как личностное различие в Пресвятой Троице, настолько гармонично изложено в этом совершенной по своей духовной высоте и по художественным качествам, если можно так сказать, иконе, что просто созерцание ее, можно смело сказать, дает человеку некоторый опыт приближения к бытию Пресвятой Троицы. Но надо правильно понимать, что все-таки наконец понять, что такое Пресвятая Троица — думали-думали и поняли, — вовсе невозможно, и попыток таких нечего прилагать. Но принимая верой то, что открыто нам Самим Богом и сформулировано, утверждено святыми отцами — изволися Духу Святому и им определить, — такими терминами, специально подготовленными, надо сказать, для изложения этой тайны Пресвятой Троицы, только в опыте церковной жизни и своего собственного приобщения Тела и Крови воплотившегося Христа, Духом Святым преложенными из хлеба и вина, по благоволению Отца Небесного. И только принимая участие в жизни Пресвятой Троицы, приобщаясь к Божественному естеству, приступая к Чаше Жизни, мы таким образом и вступаем вот в это с Ней прямое общение. Ну для этого, конечно же, предполагается некоторое усилие. Не зря святитель Филарет Московский говорит: никакое тайное вот это Божественное откровение не должно считать для себя посторонним, и в том числе о Пресвятой Троице, но надо возвышать свой ум и очищать сердце, для того чтобы осязаемыми стали для нас вот эти самые опытные переживания бытия Пресвятой Троицы. Но это свершается на путях уже собственной покаянной жизни, собственного опыта призывания Духа Святого, опыта стяжания Его, к чему все единодушно призывают, кого ни возьмете — преподобный Серафим Саровский о стяжании Духа Святого, Силуан ли Афонский преподобный, любимая молитва которого: да познают Тебя, Господи, Духом Святым все народы земли, — обо всех печалился, обо всех заботился, обо всех плакал, оттого что люди осиротели от Духа, Который желает быть с ними, но они не хотят. Они призывают Его: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, прииди и вселися в ны», и сердце их собственное не благоволит. А что такое избранничество Духом Святым тех, кто становится Его достойными сосудами? Иоанн Златоуст так определяет: избранничество благодати Духа — это то, когда благодать обходит сердца, ища готовых и желающих ее принять. Так что избранничество состоит в том, чтобы пожелать быть причастниками Божественного естества, чтобы пожелать быть причастниками Духа, и когда это обретается в сердце человека, тогда он о себе свидетельствует. И, как сказано в Апокалипсисе, получает таковый некий камень с именем, который может прочитать только тот, кто его получает. Так что здесь дело исключительно опыта своего личного, вступления в жизнь церковную и по отношению к окружающему тебя миру, от которого надлежит сторониться, и по жажде и алканию участия в жизни Божественной — в Божественной литургии, и по той жажде, которая присуща человеческому духу. Собственно, и является проявлением духовной жизни вот это алкание Бога и общения с Ним — ну это уже начатки любви, той ответной любви, к которой мы призваны. Вот именно в этом движении и обретается опыт, тот самый мистический опыт, существенная характеристика которого это как раз ясность и точность соответствия догматическому учению православия.

К. Мацан:

— Игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона Константин Мацан. Мы скоро вернемся к этому разговору. Не переключайтесь.

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии. И мы говорим за два дня до праздника Троицы, одного из важнейших, самых значимых, главных церковных праздников в году. Об этом празднике, о его событиях мы уже поговорили — о самой теме, о вере в Троицу, в Бога Троицу, о том, что это значит для нас. Ну вот уже сегодня из моих уст прозвучало имя отца Павла Флоренского, вы буквально недавно, только что вспомнили в нашем разговоре «Троицу» Рублева, икону знаменитую. У отца Павла есть такие знаменитые слова: есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог. Вот как вы их понимаете?

Игумен Лука:

— Именно так, что Бог благоволит в творениях рук человеческих представить средостение действия благодати. Это тоже определение Владимира Николаевича Лосского, что в иконах, в крестах, которые сотворены человеческими руками, Бог благоволит явить сугубое присутствие Своих Божественных энергий, посредством человеческого искусства, творчества, отражающего те духовные реальности, которые нам явлены в откровении, новозаветном откровении, где сформулировано учение о Отце и Сыне и Святом Духе, что, конечно, не освобождало отцов IV века от необходимости, в противовес плотскому мудрованию, все-таки довести до совершенства определения, которые вовсе не страдают какой-то рациональной очевидностью. Рациональной очевидностью страдали как раз еретики, спровоцировавшие I, II Вселенский собор, типа Ария, которые по рациональному рассуждению о том, что сущее не делится, не убывает никаким образом, не может Отец Своей сущностью Божественной поделиться с кем бы то ни было или нечто из нее убавить. А вот то, что произведено отцами — тоже это действие Божией благодати или преизобилие Божественной энергии в некотором человеческом творчестве, только уже не рук человеческих, как в отношении, в случае иконы или изготовления креста, а в случае составления определенных понятий, терминов, слов человеческих. Слова-то всего лишь человеческие, а отражается в них реальность бытия Божиегя. Надо же понимать, что ничто человеческое никаким образом не может даже прикасаться, приближаться, не то что обымать или исчерпывать собою Божество. Так что именно вот в этих непостижимых для разума, но открытых для сердца, любящего Господа, результатах человеческого творчества — таких как икона Пресвятой Троицы Андрея Рублева, таких как определения словесные, принадлежащие соборам святых отцов, действительно очевидно представлены для желающего принять тот максимальный ориентир на невидимое, который уже в видимых совершенных достижениях вот этого самого человеческого творчества, опирающегося на Божественное откровение, является. Все равно я затрудняюсь прописать или приписать этим великим совершениям, творениям всеобщее влияние. Потому что без произволения самого человека, без воли его к вере в Божественные откровения, они остаются, в общем-то, бесполезными для них, как и определения наших святых отцов, как Символ веры. Он звучит для всех, но он же проходит мимо ушей тех, кто, может быть, и во время крещения или слышал, либо сам зачитывал Символ веры, но не принял сердцем своим подлинность того, что запечатлено в них. Как и множество людей в храме Христа Спасителя будут теперь проходить мимо иконы Пресвятой Троицы, но будет ли она для них всех свидетельством Ее бытия, так чтобы, как сказано в Евангелии, чтобы, уже уверовав, что Иисус есть Христос, и уверовав, имели бы жизнь во имя Его. Это признание Троицы точно Богом, оно неизбежно побуждает жить так, как подобает в присутствии Пресвятой Троицы — вездесущей и всемогущей, и Той, Которая чает тебя лично увидеть в составе Своей божественной природы, ну точнее сказать, в Божественных энергиях, которым возможно быть причастным и человеческому естеству. Дальше как ты вернешься к тому же образу жизни, который ты вел прежде, чем воззрел на икону Пресвятой Троицы, если она подлинно смогла тебя убедить в бытии Пресвятой Троицы? Но это возможно только в том случае, если ты этого захотел, если твое собственное сердце взмолилось: «Верую, Господи, помоги моему неверию. Всеми силами, фибрами души своей чувствую, что куда мы пойдем, я не могу вместить тайну Пресвятой Троицы, но куда я пойду? У Тебя глаголы вечной жизни. Здесь правда, которую никакая земная логика, или скорби, или искушения не могут опровергнуть». Как ни странно, это очень тесно связано с покаянием. Тот, в ком еще не родилось вот это чувство всеобщего закона любви, Богом установленного, и своего долженствования ему соответствовать, чего нет на практике, а отсюда является покаянное чувство — вот без этого покаянного чувства хоть не подходи, толку нет. Хоть кол на голове теши. Хоть и еще не Андрей Рублев, так еще кто напечатлеет, может быть, и еще ближе к оригиналу какое изображение, но если в человеке этот ручеек слезный самоукорения не забил, ну все это останется пока красивым, быть может, он может признать высоту троичного богословия, если знаком с философией античной, скажет: ну да, это они замахнулись, ребята. Или если ему знакомы все-таки, знакомо чувство прекрасного, сочетания линий, колорита, различных цветов, он тоже скажет, как и признают у нас светские, атеистические власти или признавали, что да, «Троица» все-таки шедевр, надо беречь ее. Но не будет того действия, о котором мы говорим, что само Ее пред глазами созерцание должно помочь человеку признать бытие Пресвятой Троицы, ну и, значит, свое зависимое от нее положение, и таким образом программу на жизнь определить. Все через покаяние. Не может человек принять откровение Пресвятой Троицы, если прежде не услышит слов Христовых: «Покайтесь, приблизилось бо Царствие Небесное».

К. Мацан:

— Вы уже несколько раз произнесли слово «благодать», а оно окружено разными ассоциациями, в том числе совершенно нецерковными — как некое чувство умиления, какого-то такого покоя. Человек приходит в лес, говорит: ой, какая благодать в лесу — птички поют, солнышко светит. Это естественно, слова могут иметь разные смыслы. Но вот когда, допустим, там на волнах Радио ВЕРА священник говорит про благодать, человек, у которого именно такое понимание этого слова, вот ему могут какие-то такого рода ассоциации прийти в голову, что благодать — это про какое-то очень приятное переживание. А вот что такое благодать для вас как именно богослова, пастыря, как вы бы это объяснили вот простому человеку, что называется?

Игумен Лука:

— Если мы наших слушателей не утомили высоким богословием, то кратко процитируем святителя Григория Паламу, которому пришлось в XIV веке, в опровержение западнического и упаднического, подрывного такого, ложного богословия, сформулировать учение о том, что в Боге есть умопостижимое, богоприличное различие: непостижимой никаким образом для тварного неприкасаемой Его сущности и энергий, которые есть способ бытия Божиего вне Его непостижимой сущности. Энергии Божественные — это и есть то, что всегда соприсутствует Божественной сущности и является Самим Богом. Но не в том Его способе непостижимого и неприкасаемого бытия Его сущности, но в том, которое — это существование, — доступно и простирается, как бы по изобилию Божественного великодушия, по изобилию Божественного могущества и света, за пределы Его непостижимой сущности, и будучи от нее никогда неотделимой. Вот это и есть пребывание Бога вне Его непостижимой и неприкасаемой сущности благодатью. Это не какие-то тварные Его лучи или тварные, энергетические какие-то...

К. Мацан:

— Посылы.

Игумен Лука:

— Как потоки, да.

К. Мацан:

— Ну слово «энергии» тоже такое, окруженное ассоциациями. Энергия — я чувствую энергию этого человека, или он энергетический вампир, или от него такая энергетика исходит. Это слово «энергия» греческое, которое идет от Аристотеля и означает «действие», «движение», то есть Бог действует в мире.

Игумен Лука:

— Ну если мы даже видимый свет, не понимаем его природы, который и такой, и сякой, он дуалистичный. Мы не можем понять, каким образом поезд, на котором сияет какой-нибудь прожектор, и двигающийся со скоростью 200 километров в час, ни на один километр в час не прибавляет скорости света, которая распространяется от его источника. Если мы не можем понять даже природы тварных потоков энергии, тварной энергии, очевидной — световой какой-то, или тепловой, или какой иной, то, конечно же, нам как-то классифицировать, систематизировать или объять разумом, каким образом действует Бог вне Своей сущности, и создал мир, и проницает нас самих... Может быть, лучше вспомнить цитату самого святителя Василия Великого, который говорит: весь мир есть гигантская неопалимая купина, проницаемая, но не сожигаемая Божественными энергиями, которые и есть Сам Бог, присутствующий в самом творении везде, ни с чем не смешиваясь. Бесконечно далеко отстоя от тварного, не местом, но природой, но при этом весь мир может быть наименован такой гигантской неопалимой купиной, всегда проницаемой, но не испепеляемой присутствующим Богом. Ну если это представить, говорит Феофан Затворник, то каково же должно быть наше благоговение, если Бог так близок к нам, как воздух к нашему телу, как окружающая нас видимая действительность, а Он, будучи невидим, но и Творцом и Промыслителем о каждом нашем дыхании, о каждом нашем продолжении этого тварного бытия. Насколько побуждается человек этой духовной реальностью к великому благоговению и страху хождения пред Богом. Остается только напрягать свою мысль, что и стремились делать всегда все святые, сосредотачиваясь и умом, и сердцем на словах молитвы, обращения ко Господу, принимать Его вездесущие. Ну некоторые достигали это просто, как Авраам — ходил пред Богом, всегда помня о Его вездесущии и всемогуществе, и наречен другом Божиим, и подтвердил еще своими делами, отчего и обетовано ему, что будет потомство его как песок морской, и в семени его благословятся все народы земли в конкретном потомке от его рода. Это ну представляется возможность каждому, собственно, наши бытовые заботы, утренние и вечерние молитвы, для монашествующих, и не только для них, и необходимость по возможности частого краткого призывания Господа: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» имеет именно вот это значение: вот эти обстоятельства невидимые, но существенные, обстоятельства нашего бытия, всегда возобновлять в своей памяти. Это удобно, конечно, если ты часто в храме бываешь, удобно, если ты не только исполняешь молитвенное правило, но и между правилами стараешься трезвиться в памятовании о Боге. Вот здесь уже такой труд, который предоставляется для всякого человека, стоит только захотеть, который напечатлевает в его сердце те духовные реальности, которые вот мы как раз в Символе веры и читаем.

К. Мацан:

— Игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о празднике Троицы, Пятидесятницы, который послезавтра, но завтра тоже важный день церковного календаря — родительская суббота. Вот про этот день расскажите нам, напомните. С каким сердцем вы к нему приближаетесь?

Игумен Лука:

— Это чудное поминовение, наверное, оно самое значимое в году. Это обнаружение нашего единства, всего человечества, его природы, единой для всех нас — и живых, и усопших, во едином предстоянии перед готовящимся совершиться событием схождения Святого Духа на апостолов и таким образом рождением Церкви, сразу которая является и воинствующей, и торжествующей в лице тех праведников, которые уже почили, еще прежде Боговоплощения, прежде схождения Святого Духа на апостолов, прежде рождения Церкви. Говорит апостол Павел: все пили от одного и того же духовного камня, камень же есть Христос. Только все, кто жили до Боговоплощения, жили с упованием, они пили от грядущего камня; мы, перед которыми засвидетельствовано уже пришествие Христово, его Божественное достоинство, пить эту воду веры от явившегося камня, Христа, так и все от века усопшие, нам по вере близкие люди, составляют с живыми единый хор славословия Христа Спасителя, Пресвятой Троицы. и это очень важно осознавать, когда мы исчисляем имена почивших наших в вере и надежде воскресения близких людей, наших предков. По тому служению, которое мы совершаем в монастыре или по нашему роду, от которого мы произошли, мы, в общем, для самих себя поставляемся в такое грандиозное созерцание вот этого единства человеческого рода — не только тех, кто сейчас живет, а тех, кто вообще когда-либо жил. И особенно из тех, кто уповал на Христа, кто либо ждал Его еще в древности, либо жил упованием на встречу с Ним в предшествующие нашим земные годы, но всем мы друг за друга держась своей молитвой, вот этой любовью, которая нас объемлет, понуждает друг за друга молиться, оказываемся вот в этой замечательной реальности подлинной духовной жизни, которая благодаря поминовению усопших как раз и открывается. Мы таким образом привлекаем наших почивших сродников во свидетельство того, что у Бога все живы, ибо мы поминаем не бездушные какие-то имена и не кости мертвые, а те бессмертные души, которые были Христом облагодатствованы, освящены в таинстве Крещения, рождены для вечной жизни, и в этом уповании встретили свой исход. Может быть, сейчас не будем останавливаться на молитве о прощении грехов усопших — мы ведь этим занимаемся: со святыми упокой, но прежде упокой, Господи, прости согрешения вольные и невольные и сотвори им вечную память. Твой свет с теми, кто, может быть, еще и не принес достойные плоды покаяния, но само исповедание Пресвятой Троицы вмени им, говорим мы, вместо дел. Потому что само обращение от стихий века сего к подлинному источнику жизни и света, есть великое дело их жизни, к которому Ты, Господи, и призывал их. Так что, молясь за своих в вере почивших сродников, какой бы смертью они ни умерли, мы возносимся на созерцание всего поврежденного человечества, которое именно Боговоплощением оправдывает свое бытие. Тут уж, если еще немножко поговорить словами учеными, утверждается христоцентричность нашей антропологии, уж простите, — ну то есть мы мыслим бытие человека исключительно вокруг и в связи с воплощением Христа. Потому что после грехопадения жизнь человека, при торжестве греха и смерти, не имела бы ровно никакого значения, кроме страдания бесполезного и бессмысленного, если бы вместе с нами не умирал Сам Установивший для нас закон смерти. Поэтому Господь по любви Своей для падшего человечества устраивает это пакибытие и спасение в Единородном Сыне Своем. Назначает нам смертное, и для Себя назначает смерть в Лице Единородного Своего Сына. И жизнь человечества теперь уже вращается вокруг Него. И человеческая жизнь имеет смысл только исключительно в связи с тем, что Бог стал таким как мы, принял всю полноту нашей человеческой природы. И, именно приняв всю ее полноту, Он и послужил к ее преображению, к ее исцелению. И теперь во Христе, как в новом Адаме, мы обретаем новую жизнь, которая уже составляет единство с сотворившим нас Богом и призывающим нас в чудный Свой свет.

К. Мацан:

— В Троицкую субботу родительскую мы, как вы сказали, молимся о тех и с теми, кто уже перешагнул порог земной жизни. Я в этой связи вспоминаю слова одного нашего собеседника на Радио ВЕРА, которые меня очень так зацепили и в чем-то внутренне обличили, что а живем ли мы, христиане, православные христиане, действительно с памятью смертной? Действительно не просто помня о смерти, а исповедуя, что жизнь после жизни продолжается, что есть жизнь после жизни, что жизнь вечная, что душа бессмертна, не является ли это просто догматическим положением того, что мы в Символе веры слышим? Но реально сталкиваясь с этим или просто размышляя об этом, не верим в это как в реальность. Я вот спрашиваю себя об этом в первую очередь. И вот у такого замечательного церковного писателя XX века, игумена Никона (Воробьева), в его знаменитой книге «О началах жизни» есть совет, который он в письме дает своему корреспонденту: каждый день минут по пять, условно говоря, воображай себя на смертном одре. Он прямо так и пишет. Ну, может быть, я неточно цитирую, но мысль такая. Представляй, что вот сейчас тебе предстоит давать ответ перед Богом, сейчас все закончится. Я вот на себя это применяю и понимаю, что я себе представляю: а вот через минуту все... через 30 секунд, 10, 5, 4, 3, 2, 1 — и ужас охватывает. И где твоя вера в вечную жизнь, где твоя вера в то, что все не заканчивается? Вот как вы как пастырь, если угодно, человек, христианин с этой проблематикой сталкиваетесь?

Игумен Лука:

— В миру, я думаю, это крайне затруднительно, эта память смертная. И вся мирская жизнь уклоняется от напоминаний о необходимости исхода. Но вот где начинается монашество, не только черный цвет наших риз, одежд, но и сам уход из мира, он свидетельствует о памяти смертной. Да что там, наше, может быть, главное классическое поэтическое произведение русское, «Евгений Онегин», заканчивается очень четким ориентиром на приоритет вечных ценностей перед временными. И после вот этого громогласного слова Татьяны: «Я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана, я буду век ему верна», и громом пораженного Евгения, в минуту злую для него, на которой Пушкин предлагает оставить своего героя, потом есть финальная строфа, совершенно гениальная и выводящая человека как раз на память смертную как главнейшее и существенное его земное делание: «Блажен...», — начинает Алекандр Сергеевич эту строфу, — так, как начинается и 17-я кафизма, и 1-я кафизма: «Блажен муж, иже не иде на свет нечестивых...», как начинается: «Блажени непорочнии в путь...», как начинает нагорную проповедь Христос Спаситель: «Блажени нищие духом...». И вот Александр Сергеевич не стесняется стать в этот ряд со своей последней строфой, потому что она того достойна:

...Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Кто не дочел ее романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим,

— с этим праздником жизни. Ну это же он признавался и раньше:

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальную трудов и чистых нег.

В этом смысле движение от мира, к которому мы призваны христианством, причем не только для монашествующих, и в миру призыв жить не по-мирски мы то и дело слышим из уст святых пастырей, да и из уст добрых пастырей последнего времени. Мне, знаете, так вы уж начали искренне говорить, и я уж, может быть, без приличной бы скромности, но тоже вспомню некоторые личные переживания, когда выбор монашества или оставаться в миру встает перед тобой как-то во всей очевидности: надо решать, все обстоятельства жизни к тому тебя подвинули, но нужна твоя решимость. И вот у меня тогда таким внутренним рефреном, постоянно звучащим голосом в сердце, в уме, при сочувствии сердца, были слова апостола Павла: аз же уже жрен бываю и время отшествия моего наста. Само поступление в монастырь мне показалось в результате это как раз в связи с очень ясным представлением кратковременности жизни. Потому что, если предположить, что нам еще с тобой жить и жить, «а мы с тобой вдвоем предполагаем жить... и глядь — как раз — умрем». И это «глядь — как раз — умрем» вдруг тобой переживается в совершенно осязаемом таком виде, и ты чувствуешь настолько очевидное решение. Я молился, немало молился о том, чтобы Бог положил мне на сердце это решение. Не чтобы я от кого-то услышал — я спрашивал и в Псково-Печерском монастыре, застал великих старцев, которые ответили на мой вопрос: монашество дело хорошее, — ну то есть как решишь. И духовник тоже никакие пути добрые не закрывал, но твое дело. И вот молясь усердно, чтобы Господь положил на сердце, обнаруживаешь это в результате, как когда-то я получил повестку. Заберут в армию, не заберут — тогда забирали из института, и пока не подписался в повестке, ну что-то все неясно. И вдруг я подписался под ней — и вдруг такая простота и ясность, все вот эти многолетние некоторые хлопоты по этому поводу отступили, и ты, в общем-то, солдат. Хотя еще ты в гражданском, ты еще не на ГСП — городском сборном пункте, но ты уже, не то что обречен, но ты уже там больше, чем здесь. И вот эту повестку я почувствовал на сердце, оттого что я в связи с этой кратковременностью нашей жизни, ее остаток, будет он три дня или будет он 30 лет, я хочу быть при богослужении, при храме, и у меня есть на это решимость. И, слава Богу, никогда об этом не жалел.

К. Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. С наступающим праздником Троицы, с Пятидесятницей мы наших слушателей поздравляем. Послезавтра во всех православных храмах праздничные богослужения, литургии с особыми молитвами после основной части литургии — длительная служба, которую, в общем, приятно и радостно посетить. Не просто посетить, а на которой, как и на других литургиях, очень радостно молиться.

Игумен Лука:

— Только не настраивайтесь на очень быстрое ее окончание, потому что после литургии и девятого часа начинается служение вечерни великой с тремя продолжительными коленопреклоненными молитвами, в которых мы как раз этой благодати Духа испрашиваем и для себя самих, и для всей Церкви. И таким образом возобновляются коленопреклонения в церковной практике, без которых мы с Пасхи, с первого дня Пасхи пребывали.

К. Мацан:

— Ну могу маленьким лайфхаком поделиться. Молитвы эти коленопреклоненные могут быть тяжелы, могут даже кому-то показаться длинными, но вот мой лайфхак заключается в том, что чтобы они пролетели быстро, надо следить за ними по тексту, то есть знать текст — и тогда включается ум, и включается сердце, и молитва не тяжела, а очень осмысленна и даже долгой не кажется. Спасибо огромное. Игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни в Рязанской епархии, сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона был Константин Мацан. Спасибо. До свидания.

Игумен Лука:

— Будьте Богом хранимы, друзья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Христианские мотивы в фильме «Сталкер». Иван Перекатов
• «Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов
• «Христианские мотивы в фильме «Зеркало». Августина До-Егито