«Значение путешествий в жизни христианина». Священник Стахий Колотвин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Значение путешествий в жизни христианина». Священник Стахий Колотвин

* Поделиться

о. Стахий Колотвин

У нас в студии был клирик храма святителя Николая в Тушине священник Стахий Колотвин.

Разговор шел о том, как путешествия могут влиять на мировоззрение и путь в вере, о том, что нам известно из Священного Писания о пользе и значении странствий и знакомства с новой культурой, а также о том, как паломничества по святым местам способствуют более глубокому осмыслению Евангелия.

Ведущие: Алексей Пичугин, Марина Борисова


А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте! «Светлый вечер» на Светлом радио, здесь, в этой студии приветствуем вас мы, Алексей Пичугин...

М. Борисова

— И Марина Борисова.

А. Пичугин

— И вместе с нами священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино. Добрый вечер!

о. Стахий

— Добрый вечер, дорогие друзья!

М. Борисова

— Отец Стахий, мы и наши радиослушатели знаем вас как заядлого путешественника...

А. Пичугин

— И даже говорили об этом как-то.

М. Борисова

— И неоднократно. Но вот сегодня хотелось бы посмотреть на путешествия немножечко под другим углом зрения. Насколько мы вправе утверждать, что путешествия влияют на мировоззрение? Так ли это на вашем опыте и на опыте людей, которые путешествовали когда-либо вместе с вами? И что вы вообще думаете о взаимосвязи вот этих впечатлений, казалось бы, чисто внешних, познавательных, с тем, что происходит в душе и в интеллекте человека?

о. Стахий

— Прежде всего, я бы обратился к Священному Писанию, потому что мы видим, что там путешествия имели очень важное, как бы сейчас сказали: сюжетное значение, но тут дело не сюжетное, а вот именно в деле спасения всего человечества, как вот сказано: в домостроительстве спасения. То, что Адам изгоняется с Евой из рая, вот это их первое такое путешествие невесёлое, они понимают, как плохо без Бога, а до этого у них выбора не было, человек только с Богом, только со счастьем, и вот этот горький опыт, он позволяет Адаму начать ценить то, что он потерял. Когда мы смотрим на то, как Авраам был призван, то Авраам жил в своём городе, не помышлял о никаких путешествиях, но в глубокой старости лет он всё оставляет и идёт в другой мир, и причём мир он увидел очень разный, потому что он не сразу пришёл в землю обетованную, он прошёл через Палестину, дошёл до Египта, вернулся, увидел Египет, увидел цивилизацию свою, Междуречье, великую цивилизацию языческую, увидел другую, совершенно не похожую на неё великую египетскую цивилизацию, и всё равно, и вот он в земле Ханаанской вернулся, поселился. Если мы посмотрим, вот эти путешествия, которые привели потом уже его правнука Иосифа в Египет, и потом, как Моисей выводит через пустыню, через вот это следование могучее, сорокалетнее, проводит свой народ, что никого уже не остаётся, вот точно так же Господь этим подчёркивает, что даже вот некоторое перемещение, оно людям помогает свои отношения с Богом перестроить, как-то переоценить реальность. Дальше вот тоже, если так уж быстренько пробежаться, мы вспомним и вавилонский плен, и возвращение наоборот, и строительство второго храма, и потом, самое главное уже — мы доходим до Пришествия Христа и видим, что тоже начинается вся евангельская история с путешествия. Вот идёт старец Иосиф, ведёт ослика, на котором сидит беременная дева Мария, и они приходят из Галилеи в город, где вроде как они в своём городе, они наследники царя Давида, а на самом деле они абсолютно чужие. Мир, который не дружелюбен, но мир, в котором всё равно находится место, хоть в пещере. И потом мы видим, что и вот это путешествие — бегство в Египет, где была большая иудейская община, наверное, самая крупная иудейская община за пределами земли обетованной, и потом возвращение, возвращение в Назарет, и потом уже, когда Господь живёт, сначала в такой безвестности в Назарете, но совершает паломничество в Иерусалим, и постоянный круговорот путешествий Господа, который проповедует в Галилее, в городах Десятиградия, в Тире, Сидоне, проходит вместе с апостолами то за Иорданской стороной, где по пути в святой град Иерусалим на тот или иной праздник, где они находятся среди иудеев, или идёт напрямик, с севера на юг, из Назарета, из Капернаума в Иерусалим через земли самарян, через земли иноплеменников, таких вот и еретиков, и другой народности, и, конечно, для Господа это никакого развития не даёт, потому что Господь, Он совершенен, Он чужд грехам, однако Господь же не просто так, Он не один ходит, Он же ведёт с собой апостолов. Если мы посмотрим на Евангелие, то вспоминаем, как Господь там с хананеянкой общается, и тоже это для развития апостолов, те апостолы, которые после Вознесения Христа будут сомневаться, крестить или не крестить им язычников, а не только из иудеев, они бы в этом сомнении не разрешили, если бы они сами перед Господом не ходатайствовали, там: «ну вот Господи, ну как же, пожалей её, ну да, она язычница, ну сотвори Ты это чудо!» А так они, иудеи, конечно, были от этого отстранены. Когда они ходили с Господом по городам Десятиградия, по городам, можно сказать, колонистов, римская администрация переселяла греков, людей эллинской культуры, на вот эти ближневосточные земли, чтобы были проводники именно такого единого греко-римского культурного влияния в мире, и тоже это подготавливало апостолов к будущей проповеди, которая вот, как Господь говорит: «И ины овцы имам, и же не суть от двора сего», и что вот тоже Господь ведёт апостолов, и даже то, что Господь там приводит, переплывает в Геннисаретскую землю с апостолами, то тоже Он их учит и показывает: да, вот люди, они живут, вот они тут живут богато, вот они там свиней даже разводят, и что вот есть иудеи, которые не рады и отвергают Христа, а потом Он ведёт их через Самарию, и они говорят: «Ой, эти самаряне, мерзкие язычники, полуязычники такие, еретики, вот они нам даже хлеба не продают, давай, Господи, попали их огнём!» А Господь их учит воспринимать, и вот они подходят и тоже пьют воду из колодца, которую даёт самарянка, и в самарянском селении остаются на некоторое время пребывания, то есть уже мы видим, как Господь через вот эти путешествия уже меняет своих первых учеников, и поэтому, когда Господь возносится, и Дух Святой сходит на апостолов, то тоже они идут, они идут и проповедуют, и они меняют весь мир, но при этом с этим миром приходится подстраиваться, подстраиваться под него, не жертвуя главным — не жертвуя истиной Христа. Сейчас, когда мы живём, тоже живём, и как-то вот человек знает только там свой двор или свою деревню, конечно, его кругозор будет более ограничен, даже если он прочтёт множество книг, даже если он прочтёт множество фильмов, как человек, который знает, например, об Америке по фильмам и новостям: ну что он там, ну да, там какие-то вот, может, живут люди, которые хотят весь мир захватить, но при этом смотрит же фильмы, они все такие богатые, худые, красивые. И человек оказывается в Соединённых Штатах и видит действительно, что на самом деле никто особо мир не хочет захватить, всем всё равно, и даже не очень знает, что там за пределами Америки, то есть один стереотип разрушается.

А. Пичугин

— Ну, как в любой стране, в общем-то.

о. Стахий

— Да, а с другой стороны, смотрит, а люди все на фастфуде ходят и нигде ты столько толстых людей не встретишь, как на улицах американских городов, с крайне лишним весом.

А. Пичугин

— Ну, и так и не так, на самом деле.

о. Стахий

— Нет, помимо, помимо...

А. Пичугин

— Из нас троих, мне кажется, дольше всего в Америке прожила, проработала Марина, которая может свидетельствовать.

о. Стахий

— Да, кстати, интересно, как, особенно в условиях «железного занавеса», когда обычный советский гражданин мало чего мог об Америке узнать, за исключением официальных репортажей, вот именно само путешествие как-то на вас повлияло?

М. Борисова

— На меня радикально очень повлияло, но тут нужна одна поправка для меня личная: в силу обстоятельств семейных моих не было ощущения «железного занавеса» в принципе, потому что первое свое путешествие я совершила в возрасте восьми месяцев в Париж, и так складывалось, что пока ты ребенок, ты вообще не задумываешься об этом, твои семейные обстоятельства таковы, что все время с родителями куда-то ездишь и воспринимаешь это как вполне естественное, нормальное состояние каждого человека. Поэтому, если я вспоминаю там иногда, что в детстве меня мама водила в Лувр просто потому, что надо было куда-то в плохую погоду приткнуться, это не тот Лувр, который знают сейчас, это Лувр, в котором кроме студентов художественного училища, которые копировали полотна старых мастеров, вообще никого не было. Я там играла в прятки, потому что там, помимо картинных залов, есть еще залы апартаментов, где сохранились винтовые лестницы с этажа на этаж, всякие там потайные уголочки. И вот восприятие ребенка в то же время, ну как сказать, это просто антураж твоей жизни, и вообще люди другой культуры, другого языка тоже естественным образом вплетаются в твое восприятие мира, поэтому, когда я после восьмого класса оказалась в Нью-Йорке, прочтя уже в то время и Сэлинджера, и Брэдбери, я почувствовала себя дома, поскольку я знала английский язык, я общалась с народонаселением, в особенности после девятого класса, когда мы все лето прожили на побережье, а там на пляже тинейджеры перемешались моментально, там разобрать кто какой расы, культуры, языка было невозможно, поэтому Америка для юного организма была чрезвычайно притягательна и очень адаптивна, это все было вот настолько легко воспринимаемо, что... Ну да, я думаю, что это сильно повлияло на мои уже какие-то юношеские молодые восприятия действительности и в Советском Союзе, и ощущение свободы внутренней, которое присутствовало как данность, и ты особо не задумывался, откуда оно взялось. Вот взялось, потому что мир был открыт.

о. Стахий

— Но при этом у вас же не возникло желание, когда уже «железный занавес» упал, вот уехать и жить в этом мире?

М. Борисова

— Вы знаете, я в этом мире после института прожила два года, потому что работала в посольстве СССР в Вашингтоне, и надо сказать, что я не чувствовала никакого барьера, который мешал бы мне в силу каких-либо обстоятельств, если так сложилось бы, там остаться и там жить, но у меня не было такого желания. Более того, в силу того, что работать приходилось исключительно с английским языком, в какой-то момент я почувствовала, что у меня первая реакция эмоциональная внутри, вот в мозгу, идет на английском. Тогда я пошла в посольскую библиотеку, притащила Чехова, Тургенева, Толстого, свела до минимума пользование телевизором, потому что тогда гаджетов не было, общение с внешним миром дома происходило через телевизор, просто потому, что я испугалась, что я теряю собственное «я», я теряю идентичность себя, как русского человека, в качестве которого я была очень интересна моим американским приятелям.

о. Стахий

— Вот очень иллюстративный пример, почему я постарался обе стороны обозначить, потому что здесь мы видим некий срединный царский путь, который каждому христианину помогает в спасении души, если что-то ты воспринимаешь в черно-белых цветах, то вот эти крайности помогает преодолеть путешествие, ты уже видишь, что нет какого-то зла, нет какого-то ужаса, о котором, может быть, где-то написано, о котором могут быть сняты какие-то передачи, а с другой стороны, ты не очаруешься некоторым образом, который ты сам или какие-то художественные произведения, или какие-то рассказы в тебе сформировали, ты видишь мир реальный, какой он есть, а когда ты больше знаешь «дано», то и задачу тебе решить легче, чем если когда у тебя очень много «неизвестных». А знакомство с окружающим миром в путешествиях, я бы отметил такой дополнительный момент, оно позволяет больше полюбить свои собственные родные места, свою Родину.

А. Пичугин

— Успеваете соскучиться?

о. Стахий

— Безусловно. Вот если я беру отпуск, например, на десять дней и ещё присоединяю выходной, уже больше десяти дней, то мне как-то тяжело, мне действительно охота вернуться в Россию. Я, когда работал в управлении Патриархии по зарубежным учреждениям и занимался нашими приходами, более 300 приходов в самых разных уголках земного шара, то тоже как-то вот спрашивали: «Ой, ну ты, наверное, хочешь уехать где-то служить за границей?» Говорю: «Нет, нет, ни в коем случае, я очень люблю Россию». Более того, я люблю свой город Москву и считаю, что это лучший город для жизни, где-то хорошо отдохнуть, где-то какие-то выдающиеся культурные достопримечательности есть, где-то какая-то приятная там среда, где-то приятный климат, всё равно ты понимаешь, как тебе не хватает своего родного дома, своего родного храма, причем в плане дома, поскольку я человек снимающий, родители переезжали, снимали жильё, и я сейчас в одном месте снимал много лет, теперь в другом месте снимаю, у меня нет какой-то, может, такой вот привязанности к какому-то конкретному зданию, строению, антуражу, но тем не менее вернуться на Родину из путешествия это отдельная радость, это отдельная любовь. Это точно так же, как человек, вот мы это чувствовали во время коронавируса, многие люди, что вот ты очутился дома с теми людьми, которых ты любишь, ценишь, но уже вы настолько друг другу надоели, что — ой, лишь бы друг от друга разбежаться, а вот когда человек ушел, он работал, занимался какими-то делами, он возвращается домой, к жене, к детям, и он настолько рад их видеть, и потом едут в отпуск все вместе и тоже вместе время проводят, это тоже большая радость, а под конец тоже уже могут начать чуть-чуть мучить друг друга и — ой, как бы хорошо детей в школу отправить, чтобы от них тоже чуть-чуть там передохнуть, то есть некий такой перерыв в повторяющемся существовании, он тоже помогает.

А. Пичугин

— Друзья, напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино. Отец Стахий, а вы помните вашу первую поездку уже как священника, которая вот сильно бы повлияла на вас, может быть, в чём-то на мировоззрение, что-то в вас изменило, где это и куда это было?

о. Стахий

— На самом деле, я бы даже некий целый ряд таких вот первых поездок...

А. Пичугин

— Простите, может быть, я даже как-то немножко переформулирую: есть ли какая-то страна или какое-то место, которое на вас вот так повлияло?

о. Стахий

— Я тот человек, который старается всё время увидеть что-то новое, если у меня есть возможность поехать в какое-то новое место, я это предпочту, возможности вернуться в то место, которое я даже полюбил и где я уже бывал, и где мне было хорошо, и как-то радостно снова посетить, вот не сидится на месте и всё время открываю для себя какие-то новые направления для путешествий. Тем не менее, не сравнится ни с чем паломничество во Святую Землю. Причём нельзя сказать, что Святая Земля — это за счёт того антуража, что тут есть и евреи религиозные, а вот тут арабы, а тут вообще такой европейского типа квартал, где можно с любым человеком по-английски поговорить, а вот тут русскоязычное население — да, это вот некий антураж внешний, но он абсолютно не важен, тут больше важно некоторое переживание, ведь поскольку мы люди, всё-таки пока мы не умерли, наша душа в теле находится, и когда мы размышляем, чувствуем Евангелие, стараемся жить по нему, ну хотя бы делаем попытку жить по нему, то, конечно, когда ты оказываешься там, где евангельские события происходили, ну, конечно, если ты человек святой жизни и никогда на Святой Земле не побывал, то и так ты это Евангелие чувствуешь, ты уже чувствуешь преддверие нового Небесного Иерусалима. Но если ты простой земной человек, «от них же первый есмь аз», то когда ты очутился в Святой Земле и смог пройтись по тем улочкам, и да, ты знаешь, что римляне всё разрушили, это не те улочки, и уже там и арабы штурмовали, и крестоносцы, и опять там...

А. Пичугин

— Но ты идёшь по истории.

о. Стахий

— Да, всё равно идёшь по истории, по истории Евангелия и понимаешь: вот Христос здесь ходил, здесь вот эти все события происходили, которые просто поменяли всё мироздание. Поэтому, конечно, поездки на Святую Землю, их было немало, я в подростковые годы ездил с хором византийского распева, детско-юношеским хором, и были благотворители из регионов, родители вот покупали билеты, а благотворители оплачивали какое-то там пребывание скромное, монастыри нас подкармливали наши русские, и мы могли там проводить по три недели, петь в разных святых местах, там на Преображение на Фаворе кусочек службы, у Гроба Господня тоже греки давали по-славянски спеть часть службы, возможно, это то, что больше всего и вдохновило, вот это ощущение, когда живёшь, и тебе как-то приедается — ну да, ну Евангелие, ну заповеди Божии, ну Христос пострадал, ну Христос Воскрес, и так изо дня в день. А когда вот ты немножко переместился в пространстве, ты простой человек, а всё-таки надо понимать, что эмоции, впечатления — это тоже часть нашей не духовной, а именно телесной природы, иногда вот есть такой стереотип, что когда ты там чем-то воодушевился, это правда к душе относится. Нет, душа, духовная жизнь — это взаимодействие с Богом и с душами других людей, а всё-таки наша эмоциональная сфера — это вот сфера телесная, и то, что наше тело очутилось в другом уголке мира, прежде всего, на Святой Земле, это, конечно, то, что повлияло. Именно поэтому вот здесь, возвращаясь к вопросу про поездку, как священника, для меня важна была не первая моя поездка после того, как я был в священном сане, а первая поездка, в которой я поехал как предводитель приходской общины, потому что меня рукоположили во священники и даже вот вначале рукоположили в диаконы, и для меня стала отдельная радость, что когда я куда-то приезжаю, прилетаю, я в этом месте могу сродниться с приходской общиной, послужив просто, поучаствовав в воскресной Литургии. Вот я был диаконом и поехал в Рим, и я там послужил в нашем храме, где вот эмигранты, больше всего из Молдавии, западной Украины, вот эти старушки, которые сиделками работают и средства заработанные переводят семьям своих детей, внуков, и ты понимаешь, что ты находишься вокруг великолепия католического Рима, этот блеск соборов, вот эта древнейшая история, вот эти катакомбы, а всё равно здесь есть вот уголок православия, к которому ты можешь прикоснуться, послужить. Но можно сказать, это более такие частные впечатления, частное вдохновение и возможность пообщаться там за чаепитием, а всё-таки на наших, например, зарубежных приходах не встретишь такой печальной ситуации, когда служба закончилась, и все прямо разбежались, что как-то: ой, ладно, мы помолились, а дальше мы друг другу, в принципе, у нас друзья не в храме, не здесь, а друзья где-то ещё. Нет, вот на зарубежных приходах за счёт того, что люди, может, и по национальному признаку как-то больше тянутся в иноплеменном окружении, всё-таки больше такой сплочённости, готовности остаться, пообщаться, вплоть даже до каких-то вечерних часов люди могут засиживаться, и вот это, конечно, тоже меня вдохновило. Но вот я всё-таки подхожу к тому, что впервые, как предводитель именно приходской общины, как священник, который уже не в частном порядке едет, а который возглавляет группу верующих людей, это то, что я отправился на Святую Землю. И поехало очень много людей, и возможно, я думаю, поехало, потому что я вот как-то вдохновил настолько, я говорил: «Друзья, это же Святая Земля, как замечательно, как здорово, как мне там было хорошо!», хотя я до этого ездил последний раз, уже там, может, лет 8-9 прошло. И это правда была изумительная поездка, где, несмотря на большое количество народу, не было каких-то ссор, разногласий, искушения были там как-то и с чемоданами, и на границе, и всегда там что-то где-то, и лампочка в гостинице не горела, масса, но вот это вообще было неважно, то есть никто не выбивался из общей колеи, как-то вот вместе было некоторое стремление к Христу. Вот эта, может, меня поездка потом и вдохновила, и поэтому я всегда после этого старался со своими прихожанами выезжать куда-то дальше, подальше оторваться от привычного мира, оторваться от столицы, оторваться от родного храма, но при этом сохранив вот это приходское единство, стремление ко Христу совместное. Потом каждый год уже мы ездили и в Грецию, в Константинополь, в Грузию, вот неоднократно и этим летом, дай бог, тоже в начале июля поедем, и были у святынь Албании, Черногории, то есть вот я нашел таких единомышленников, и если я сейчас посмотрю, с кем из прихожан у меня какие-то самые такие, может, глубокие отношения, причем даже отношения я не говорю: отношения как духовник и исповедующийся у него человек, а вот такие равные отношения христианские, это вот те люди, с которыми я не только вместе молюсь на своем приходе, но и те люди, с которыми я вот вырвался из этого привычного приходского круговорота, и с которыми я смог в течение там недели-десяти дней просто больше пообщаться, в том числе в такой обстановке за рамками богослужения, за рамками приходской евангельской группы, это очень сплачивает. Конечно, если посмотреть и на такие маленькие наши однодневные приходские поездки, когда выезжаешь за пределы просто первопрестольного города Москва, отправляешься в подмосковные какие-то районы или близлежащие, соседние регионы и их святыни посещаешь, то тоже здесь вот это путешествие тоже помогает, и оно и священника тоже чуть-чуть меняет. Священник из такого профессионального работника, который может качественно делать свою работу, вышел и качественно поисповедовал, дал качественный совет, помог людям, облегчил путь приближения ко Христу, то есть вот выполнил ювелирно свою профессиональную работу как какой-то там кардиохирург. Священник всё-таки становится уже больше другом для своих прихожан. Стать отцом для кого-то, ну вот это очень горделиво, когда даже обращение традиционное наше к батюшке, там «отец» и по имени, но тоже это, конечно, заслужить, и когда тебя отцом называет человек, который тебя в 2-3 раза старше, но тоже это в чём-то даже нелепо. Но как вот Господь обращается к апостолам и говорит: «Нет, Я вас называю своими друзьями», и вот эти путешествия, они тоже помогают назвать тех, с кем ты путешествуешь, тоже своими друзьями. Причём вот мы говорим о паломничестве, тем не менее, поскольку тема у нас более широкая, вспомните сами, что с кем зачастую мы дружим и сохраняем какое-то общение, и сохраняем какие-то отношения, или даже вот если не сохраняем отношения, а потом встретим человека спустя несколько лет, и всё равно мы радостно общаемся — с теми людьми, с кем мы учили, с кем мы работали, с кем у нас родители как-то дружили, и мы в детстве тоже общались, но помимо этого, очень мы будем рады видеть тех людей, с которыми мы сдружились в каком-то путешествии, вот мы, может, один раз вместе куда-то съездили и провели просто 2-3 дня в какой-то непривычной для нас обстановке, и потом может эта дружба продолжаться годами, хотя вроде уже, вернувшись в свой родной город, ничего не связывает, ни работа, ни какие-то совместные хобби, то есть тоже мы видим, как эти путешествия сближают. Тоже вот, когда Господь вводил апостолов, кто ещё был вот в этом кругу? Там были жёны-мироносицы, там Иосиф и Никодим выбирались, когда могли, то есть вот это некоторый путь. Марфа, Мария принимали вместе с Лазарем Христа, он у них останавливался, так можно сказать, в пригороде Иерусалима, в Вифании, и вот этот совместный некий путь, он всё-таки позволяет что-то наносное убрать.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино, Марина Борисова и я, Алексей Пичугин, ваши ведущие, и через минуту мы снова в этой студии.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио, друзья, напомню, что в гостях у нас сегодня священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино, Марина Борисова и я, Алексей Пичугин. Мы сегодня говорим о путешествиях, о том, как они влияют на мироощущение человека, на его сознание. Я вот думаю, а почему именно... Вот есть люди, которым не надо никуда ездить, чтобы прочувствовать всё, о чём вы говорите, ему достаточно выйти там куда-нибудь за пределы своего собственного дома, в парк соседний, и вот больше ему и не нужно. Вполне вероятно, что он точно так же видит мир, вполне вероятно, что он ищет тех же эмоций, вполне вероятно, что ему всё то же самое нужно, но он это обретает в соседнем парке, мы все знаем таких людей. А вам, мне, не знаю, как Марине, нужно что-то другое, ну вот я свою жизнь без каких-то разъездов, поездок, путешествий тоже с трудом представляю, неважно, кстати... Ну, то есть важно, конечно, хотелось бы, чтобы весь мир был открыт, вот как Марина говорила, у неё в советском детстве не было «железного занавеса», хотелось бы, чтобы не было каких-то границ и у нас, и у детей, чтобы это всё было доступно, возможно. Посмотрим, как мир будет развиваться дальше. Но есть люди, которым не нужно выезжать в другие страны, поехал куда-то в Подмосковье, если речь о Москве, и тоже всё обрёл. Почему у одних так, у других по-другому?

о. Стахий

— Люди есть, например, монашеского склада, бегства от мира, то есть ты не то что стараешься мир шире для себя открыть, а ты, наоборот, стараешься от этого мира убежать и скрыться. Если мы посмотрим на идеал монашеской жизни древних времён, то это тот монах, который вошёл внутрь стен обители, и он оттуда вообще не выходит. И только когда он достигает какого-то уже периода более духовного совершенства, то он, конечно, не хочет уходить, но его, как более стойкого вере, игумен монастыря отправляет продать какие-то корзины, сплетённые монахами, в большой город, но это для монаха не развлечение, а, наоборот, некоторое тяжкое послушание, которое он должен ради служения своим собратьям во Христе понести. То есть мы, правда, видим, что можно без этого обойтись. Однако, как Господь говорит: «Я путь и истина, и жизнь». И вот кто-то может следовать за Христом и, правда, вот в сердце, кто-то может следовать за Христом, находясь в тюремной камере, вот священномученик митрополит Пётр, преемник патриарха Тихона в страшные богоборческие годы, вот он был заключён в камеру, конечно, он всё равно ко Христу с каждым днём своём жизни приближался вот в этом одиночном заключении, когда уже даже вокруг люди считали, что он уже умер в заключении, что его нет в этом земном мире. Но есть люди, которые вынужденно как-то ограничены, вот ограничены и по состоянию здоровья, и тоже Господь им дал такой тяжёлый крест понести, но и спрос у них будет другой. С человека, которому больше дано, больше спросится. Если ты человек, который всю жизнь прожил в родной деревне, никуда не выезжал, из-за этого у тебя, может, и кругозор ограничен, и меньше тебе как-то по жизни удалось повидать, то спрос будет один. Если тебе Господь открывает окружающий мир, то и спрос с тебя совсем другой, ты не сможешь на Страшном Суде оправдаться, сказать: «ой, но все вот вроде так думали, все так считали, все так слышали», ты должен оценивать тоже окружающий мир по-другому. Опять же, я могу сказать, что очень хорошо, что люди разные и не всем нужно путешествовать, но если человек путешествием воспользовался, он всё равно пользу из этого получит. Например, есть те люди, которые как-то без путешествия вполне обходятся, и так вот именно больше к семейному очагу тянутся, я помню, служил ещё диаконом, и мы там с одним батюшкой, который меня чуть-чуть был постарше, общались, и вот он говорит: «Ох, как же ты берёшь, путешествуешь, откуда у тебя вообще средства на путешествие? У меня вот нет возможности даже никуда ехать». Я говорю: «Ну, отче, у меня же там диаконская зарплата, а ты священник, у тебя и зарплата повыше, у тебя треба, тебя там позвали освятить, причастить, что-то там пожертвовали, ну как так может быть?» И мы вместе, вот у нас был не спор, но некоторое совместное размышление, он так говорит: «Да нет, вот смотри, на даче там забор, вот тут я крыльцо поставил, вот ещё что-то...» И человек вот берёт, и ему это приятно, он укореняется в одном месте, и его уже никуда не тянет.

А. Пичугин

— Меня всегда удивляло, простите, что перебиваю, но это уже, конечно, в рамках нашего разговора, наверное, особого значения не имеет, но это всегда имеет значение первостепенное, когда разговор заходит о поездках: есть у меня знакомые с очень невысоким достатком, которые по нескольку раз в год выезжают, и весь мир объездили. Есть люди с высоким достатком, доходами, а денег поехать нет, потому что ушло на это, на то, на пятое, на десятое, на крыльцо на даче, машину подремонтировали, ещё что-то сделали, а на путешествия уже не остаётся. А вот есть люди, которые как-то умеют и крыльцо на даче, и машина, и съездили и туда, и сюда, и по России попутешествовали, при этом вот доходы у них небольшие. Ну вот это тоже интересно, как так вот подходит.

о. Стахий

— Да, иногда люди просто не открывают для себя некоторые возможности, человек, бывает, вкладывается, всё время проводит на даче и на грядках, и крылечко там себе новое пристраивает, и прудик какой-то там копает, и газон засеивает, и ягодки выращивает, его всё, в принципе, устраивает, а потом он раз прикоснулся к путешествиям, и уже ему не так это всё интересно, да, он тоже приехал, отдохнул, как-то набрался сил на своём дачном участке. Мне, может быть, больше повезло, что поскольку у меня нет своего жилья, и поэтому мне нет смысла в арендованное жильё, в ремонт вкладываться, всё равно как бы живёшь, снимаешь, потом всё равно рано или поздно придётся съехать. Нет никакого загородного поместья у меня, поэтому тоже не уходит как в бездонную вот эту бочку, что какое-то благоустройство этого загородного поместья, поэтому легче. Но многие люди, которые даже вот связаны своим имуществом, а всегда с имуществом, это и в Евангелии Господь говорит, что всегда тяжелее вот этот путь, когда ты чем-то загружен, и у тебя есть вот эти заботы, которые на тебя накладывают твое имущество, всё равно я вот смотрю, и многие люди, которые особо никогда никуда не ездили, и они съездили в паломническую поездку, и они вот прямо вдохновляются и думают: как же мы без этого жили? Нет, в принципе, и хорошо, и прекрасно жили, но если ты для себя что-то новое открыл, и это тебя вдохновляет, почему от этого отказываться? И люди начинают там совмещать, вот как вы уже сказали, то есть, и где-то укоренились в свою дачу, а где-то наоборот, всё бросили и поехали. А есть и люди, которые прямо жизнь кардинально меняют, очень много об этом никак не связанных с церковной жизнью статей, вот о каких-то путешествиях, где тоже там человек, у него высокооплачиваемая работа, большая занятость, и вот там уже такие-то у него роскошные апартаменты, вот такой-то у него закрытый дом, а потом он всё бросает и едет в кругосветное путешествие. Да, тоже люди разные, люди и по-разному успевают, а то, что поездки действительно доступны, вот почему, например, среди моих прихожан никто не удивлялся: «ой, батюшка, что это вы там так много путешествуете?», потому что когда человек ко мне присоединяется, вместе едет, то он видит, что если ты не ставишь себе задачу, как на курортах каких-то турецких забраться в пятизвёздочный отель, чтобы тебя там с утра до вечера кормили и развлекали танцевальной программой...

А. Пичугин

— До поры до времени недавнего пятизвёздочные турецкие отели были сильно дешевле, чем самостоятельная поездка по Европе, хотя ведь как подойти, иногда и поездка по Европе выходила недорого, а сейчас нет, сейчас всё изменилось.

о. Стахий

— Нет, конечно, сейчас значительно сложнее, но вот у меня, например, в моём предыдущем храме работала дежурная по храму, это подработка для пенсионеров молодых, то есть человек получает нашу скромную русскую пенсию и получает скромные какие-то средства из пожертвований за то, что он дежурит в храме, там свечки поправляет, следит как-то за порядком, и всё равно человек брал и садился в автобус, зато времени свободного в принципе много уже, и человек никуда не торопился, ему не нужно быстро долететь из точки А в точку Б и вернуться к окончанию отпускного периода, а он мог сесть на международный автобус и в Париж съездить, и в Берлин съездить, то есть было бы лишь стремление. Понятное дело, что самое дорогое в путешествиях — это вот как раз скорость, если тебе надо куда-то быстро добраться, долететь, конечно, это там что-то будет дороже. Вот сейчас, когда, например, мы готовимся с прихожанами к нашему паломничеству ко святыням Грузии предстоящим летом, то тоже я сейчас вот увидел новость: ой, собираются турки открыть паром из Сочи в Трабзон...

А. Пичугин

— Всё открывают и открывают...

о. Стахий

— Все открывают не откроют, а я просто на него смотрю и думаю: ведь это тоже очень поможет удешевить, вот кто захочет, тот до Сочи на поезде доедет, кто захочет, на самолёте долетит, а там уже на дешёвом пароме раз, и ты в Трабзоне, а от Трабзона до турецкой границы там два часа езды, это мы так, кстати, в одно из наших грузинских паломничеств до Грузии добирались уже через Трабзон, правда, через самолёт без парома.

А. Пичугин

— Два часа езды от Трабзона до Грузии?

о. Стахий

— До границы, да.

А. Пичугин

— На чём?

о. Стахий

— На такси.

А. Пичугин

— Всего два часа?

о. Стахий

— Ну, может, два с половиной.

А. Пичугин

— Слушайте, а можно историю расскажу, раз уж мы говорим про путешествия, просто на каком-то форуме обнаружил: люди отдыхали в Батуми и решили скататься буквально на пару дней в Стамбул, стали искать, как из Батуми это сделать проще всего. Есть прямой рейс Батуми-Стамбул, очень дорогой, а так как прямо за Батуми граница с Турцией, они решили посмотреть какой-нибудь рейс ближайший в Стамбул из ближайшего к Батуми турецкого города и нашли, действительно, рядом с Батуми есть какой-то небольшой турецкий город, и оттуда прямой самолёт до Стамбула, внутренний Turkish Airlines, недорогой билет. Как это происходит: они пересекают границу с Турцией на автобусе, едут в ближайший город, там их, в этом ближайшем турецком городе регистрируют на рейс, но так как в ближайшем турецком городе своего аэропорта нет, их сажают в автобус, везут в Батуми в аэропорт, где сажают на внутренний рейс Turkish Airlines и везут в Стамбул.

о. Стахий

— Как интересно. Но вот как раз то, что сейчас такие удорожания происходят, прежде всего транспорта, если раньше я всегда выбирал рейс максимально удобный, ну вот у людей есть ограниченное число дней отпуска, значит, надо прилететь максимально рано утром, а улететь максимально поздно вечером, то есть подстраивались, чтобы больше, то сейчас уже я стараюсь подобрать для всех свои варианты, потому что у кого там высокооплачиваемая работа, но ни день пропустить нельзя, тот может себе заказать прямой рейс, взять его подороже, у него есть и возможности, но зато нет времени. А человек-пенсионер, которого дети отправляют в паломничество, он никуда не торопится, он может себе взять и докуда-то доехать на поезде, там уже сесть на самолёт или на паром, и пролететь, доехать и точно так же к группе присоединиться. То есть возможности разные, разные и отягощения какие-то, главное — вот некоторое стремление. Потому что я смотрю, как меня тоже вдохновляла одна семья, наткнулся на сайт семейной пары, которая со своими многочисленными детьми на минивэне путешествовала там и по Европе, и по Азии, и тоже это были учителя, у которых был длинный отпуск летом. Да, конечно, сложно это воспроизвести, когда у тебя отпуск коротенький, раз, он и закончился, а не то, что он длится там 90 почти дней или 60 дней, но в любом случае, вот когда я смотрел, у меня только старший ребёнок родился, но потом следующий, вот я тоже смотрю, я понимаю: ой, да можно и с детками быть! Что вот это путешествие, как ты, собственно, в своем жизненном путешествии ко Христу приближаешься с близкими тебе людьми, так и в путешествии земном, даже если ты убегаешь из привычного мира взглянуть на мир непривычный, чтобы потом в свой привычный мир вернуться с новыми впечатлениями, необязательно это делать в одиночестве. И самое прекрасное, кто-то, конечно, я знаю людей, им наоборот, уехать, вот побыть одному, и он идёт, чтобы побыть одному не в парк, а, наоборот, на другой конец света, на другой конец земного шара.

М. Борисова

— Как отец Фёдор Конюхов?

о. Стахий

— Во да, такой путешественник-интроверт, прекрасный пример вы привели. А кто-то, наоборот, едет в путешествие, чтобы побыть со своими людьми близкими, потому что понимает: если останется здесь, вот моя жена, была у нас программа о нашей семье на одном из православных каналов, и там она говорит: «Конечно, мне иногда тяжело даже путешествовать, но я понимаю, что если мы останемся во время отпуска в Москве, то это всё равно будет не отпуск, что я буду чем-то постоянно занят, меня будут куда-то выдёргивать, и всё равно я не проведу время уже со своей семьёй, а если я куда-то уехал, то я вот уже всецело своей семье принадлежу». А если я уехал с прихожанами, то я тоже уже всецело принадлежу прихожанам, а не то, что вот служба закончилась, мы посидели, чай попили и тоже как-то по своим делам разошлись. Поэтому вот сближение, вот это некоторое единство, которое в путешествии формируется, тоже его сложно даже в уютной обстановке дачи, там в гостях каких-то обрести, потому что всё равно какой-то наступает час, когда ты говоришь: «ой, мне пора, я побежал», меня что-то там отвлекает, а здесь уже нет, пока автобус не доехал, пока корабль не причалил, пока самолет не приземлился, ты со своими сопутешественниками путешествуешь вместе, и никуда от них не убежать.

А. Пичугин

— Напомним, что в гостях у Светлого радио священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино.

М. Борисова

— Мне кажется, есть еще один аспект, о котором мы не говорили: в путешествиях человеку православному ещё, если он ставит себе такую цель, удаётся увидеть многообразие православия, потому что, когда ты попадаешь в любую Поместную Церковь, ты видишь, что православие не обязательно такое, к которому ты привык в Москве, оно, оставаясь тем же православием, может облекаться совершенно в иные формы. И особенно трогательно бывает, я помню первую свою поездку в Тбилиси, когда в Светицховели мы в будний день приехали и там было не так много туристов, а в одном из боковых приделов шла служба, и там было очень мало народу, и служба, естественно, шла на грузинском. Когда мы в этот придел вошли, а идентифицировать москвичей достаточно просто, и когда священник нас увидел и увидел, что мы верующие, и он начал через раз ектенью произносить на церковнославянском, это было так... ну, я не знаю, вот такое ощущение любви к тебе проявленной. Потом мы с ним после службы разговорились, оказалось, что он учился в Московской духовной академии, нашлось там какое-то количество общих знакомых, но дело в том, что ты соприкасаешься с христианской культурой во всём многообразии Церквей, и это меняет твоё отношение и к тому, что ты имеешь дома, мне так кажется.

о. Стахий

— Безусловно, причём некий парадокс: очень часто и в обычной жизни к гостям относятся лучше, чем к домашним, пусть и коротенькое время, домашних мы всё время терпим, любим, заботимся, но вот гости пришли, надо как-то их особо принять. Точно так же и на приходах за рубежом или там зарубежных русских приходах или приходах других Поместных Церквей тоже вот: ой, к тебе приехал человек другой, который тоже с тобой может помолиться, это тоже, конечно, вызывает некоторое оживление, некоторый интерес и тоже молитву в чём-то облегчает. Я вот помню, оказался в Мете́орах на ночном богослужении...

А. Пичугин

— Я там только был рядом, вернее, на богослужениях я там не был, и куда-то внутрь мы заезжали, но это, конечно, фантастически красиво!

о. Стахий

— Да, я прямо очень просил нашего гида, говорю: «Нам очень важно в Мете́орах всё-таки попасть на службу», а поскольку днём у нас вся программа расписана, чтобы эта служба была ночная. И на удивление приезжала большая греческая паломническая группа внутренняя, там даже несколько автобусов, и под неё вот действительно сделали такое богослужение — тоже настоящее чудо Божие, к которому мы тоже присоединились. И там был пожилой батюшка, если до этого, когда я служил в Греции, то там наоборот: «ой, батюшка, скажите возглас по-славянски», или если диакон — «скажите ектенью по-славянски», то здесь батюшка говорит: «Не-не-не, ты давай, по-гречески говори».

А. Пичугин

— Священник — грек?

о. Стахий

— Священник — грек, говорит по-гречески, и я новогреческий язык так, на начальном уровне знаю, я его учил, и в Греции учил, но он как-то не делал особо скидок на моё незнание греческого языка, я так больше уже из контекста понимал, что же он от меня хочет, что он мне там предлагает. Но тем не менее, это тоже некоторая возможность прикоснуться к богослужебной традиции, когда ты в неё погружаешься, и когда ты вот берёшь и не только для своей паломнической группы на славянском говоришь, а когда ты говоришь ектенью по-гречески, то тоже это, конечно, вдохновляет.

А. Пичугин

— А как священник, вот скажите, вы когда приходите на богослужения в других Поместных Церквях православных, вам сразу всё понятно сходу? То есть, естественно, последовательность действия, она одна, чинопоследование, оно одно, но так как локальных традиций очень много, вы сразу вот сходу (простите за бедность речи) «въезжаете» в процесс?

о. Стахий

— В Греции всё просто, потому что древнегреческий язык я знаю лучше, чем новогреческий, и поэтому что происходит, я понимаю всегда, даже если я не понимаю каких-то слов, всё равно здесь загадок нет. Но иногда, конечно, что-то очень непонятное там поют, и не можешь понять, какая часть: вечерня или утреня, а уж на Литургии, а чаще всего Литургия — главная служба, и во время паломничества в основном только на Литургии и получается побывать, то здесь загадок нет.

А. Пичугин

— Ну, загадок, понятно, нет. Я смотрел тут недавно богослужение где-то в Африке, и я увидел, как священник совершает какие-то ритуальные действия, простите, я сейчас не потому что не знаю, а потому что это именно ритуальные действия, которые не имеют отношения к самому Таинству. У нас тоже в храмах во время богослужений они есть, это наши локальные русские традиции, у них свои, греческие.

о. Стахий

— Помазывание, например.

А. Пичугин

— Ну, не только, например, алтарник ему приносит блюдо с антидором и с хлебом, просто обычным хлебом, а он этот хлеб прикладывает к уже освященным Дарам и отдаёт ему, он уносит.

о. Стахий

— Это греческая традиция.

А. Пичугин

— Вот видите, я не знаю, что это греческая традиция. Зато я про сербские традиции могу рассказать ритуальные, которых нет у нас, а у нас много чего нет, что у них, я именно поэтому. Вот сейчас что-то происходит, и священник вам служащий делегирует что-то сказать, произнести или сделать, а вы не знаете, поскольку это вот их собственная традиция, а у нас такого нет.

о. Стахий

— Ну вот в Грузии тяжелее, потому что грузинский язык совершенно другой языковой группы и непонятно. Но вот я помню тоже про традиции, наоборот, некоторые традиции наполняются смыслом, у нас вот на Божественной литургии возглашается «Господи, спаси благочестивыя!» Я тоже всегда возглашаю, потому что — ну, благочестивые, просто благочестивых православных христиан...

А. Пичугин

— Здесь есть смысловое наполнение.

о. Стахий

— Да, «благочестивые» это же имеется в виду благочестивые цари, но сейчас царей православных вроде нет, но вот я помню, как раз уже Марина вспоминала Светицховели, я был там на престольном празднике однажды — память собора 12 апостолов, 13-го июля, служил Святейший Патриарх Илия, очень тяжело болящий человек, которого под ручки водят. Но вот тоже не понимаешь особо слов, но понимаешь, какой момент службы, и на службе была женщина — президент Грузии, и вот он на «Господи, спаси благочестивыя» вышел из алтаря, там её особо благословил, ушёл, поднялся в алтарь, и тут всё как раз полностью в соответствии с церемониалом, который вот этот богослужебный момент и затрагивает.

А. Пичугин

— Ну, хорошо. А вот есть, например, всем нам хорошо, церковным людям знакомое: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас». Святые отцы — это не святые отцы Православной Церкви, понятно, но кому-то непонятно, что это на самом деле священники обители.

о. Стахий

— Да, или даже более того, не только священники обители, если обитель, например, без священников, а в древнем монашестве священников толком не было, среди монашествующих изначально вообще не было, только приходили священники из городов, миряне, женатые батюшки, чтобы уже совершить таинство, причастить монахов и оставить им для уже личного причастия, причастия в будущем. Поэтому тоже вот это «Молитвами святых отец наших», привычное нам, то, что мы поём, может, хором или в своей частной домашней молитве произносим, это тоже как раз отсылка, что — да, сейчас рядом с нами священника нет, но всё равно мы молимся не только в гордом одиночестве, а мы молимся в единстве Церкви, и что вот Господь своё священство установил, и всё равно, даже священник не подозревает, а его молитвами уже его прихожане пищу себе благословили.

А. Пичугин

— Да, точно так же, как в Патриарших подворьях говорят «молитвами Святейшего Патриарха» или там «Святейшего Владыки», или как там в приходах, где архиереи настоятели и так далее, его может не быть, но вот произносится эта фраза, кого-то она может удивить, потому что: ну как же, почему же, если есть установленная форма «молитвами святых отец», но это вот именно отсылка к тому, что святого отца может и не быть, а при этом его таким образом и его молитвы вспоминают.

о. Стахий

— Да, кстати, про разные церемониалы: вот на великом входе у нас очень длинное перечисление есть, оно тоже разной длины бывает, но всё равно вспоминается и Патриарх, и все митрополиты, и прихожане, и строители храма, и страна вспоминается. Например, вот мы смотрим в греческой традиции, по сути, великий вход может быть в двух частях: просто распевается: «Всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во Царствии Своем...», и тут ты только восхищаешься: «о, как у греков, как они лаконично берут, не перечисляют, ведь все мы православные христиане, что Патриарх, что обычные, зачем кого-то поминать». А потом ты попадаешь на греческую какую-то службу, так называемую «заказную» Литургию, когда люди заказали не молебен, не панихиду, а попросили, чтобы на Литургии о ком-то помолились, и там, на великом входе, может священник или даже епископ развернуть такой длинный свиток и там начать зачитывать, вот кого мы на великом входе поминаем.

А. Пичугин

— До революции у нас тоже так могло бы быть.

М. Борисова

— И не до революции, то же самое было в Советском Союзе, причём записок было столько, что клир не успевал их прочитывать...

А. Пичугин

— Но на великом входе-то вряд ли.

о. Стахий

-На великом входе да, это всё-таки для нас непривычно, то есть там на сугубой ектенье ещё поминовения были и не то что в Советском Союзе, а ещё где-то и сейчас можно найти, может, не очень длинный, а вот там десять лет назад и по сорок минут могли эти записки посреди Литургии на большие праздники поминать. То есть тоже вот это единство многообразия, оно позволяет относиться к богослужению не как к самостоятельной такой ценности, а ценности только, насколько она соединяет человека и Бога, потому что чем менее человек богословски образован, тем больше ему кажется, что вот... Все мы вспоминаем трагедию старообрядческого раскола, что вот если где-то кто-то не так что-то прочитал, не в той последовательности сказал — «ой, всё, это конец всем святым и православию». А когда ты ездишь и видишь, что служат по-разному и везде служат так, чтобы людям помочь как-то к Богу прийти, нас от Бога отделяют наши страсти, наши грехи, мысли посторонние, если богослужение помогает нам приближаться к общению со Христом, то ты понимаешь порой, что где-то, да, тебе нужно очень ясно различать, и надо сделать так, чтобы людям было понятнее молиться. А с другой стороны, где-то ты приехал и слушаешь на другом языке, а настолько человек впечатлён вот этим необычным, непривычным пением, вот этой не типичной архитектурой не православной, и человек может ни слова не понимать из молитвы, которая читается, а всё равно у него молитва от души будет горячая идти.

А. Пичугин

— Спасибо за этот разговор. Мы напомним, что в гостях у Светлого радио был священник Стахий Колотвин, клирик храма святителя Николая в Тушино. Марина Борисова...

М. Борисова

— ... и Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Прощаемся, до свидания.

М. Борисова

— До свидания.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем