«Зимний цикл в русском фольклоре». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы — специалист по русскому фольклору, кандидат исторических наук, профессор Московского государственного института культуры Елена Боронина.

Разговор шел об особенностях зимнего цикла в русском фольклоре и о том, как устное творчество отражало народное сознание.

Ведущий: Дмитрий Володихин

Д. Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы сегодня поговорим о зимнем цикле русского фольклора. У нас, можно сказать, годовой цикл — был весенний фольклор, летний, осенний, и всегда нас сопровождала на пути по русской нематериальной культуре, культуре народной, культуре фольклорной Елена Германовна Боронина, кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры и замечательный специалист именно в сфере фольклористики. Ну, и я представляю ее вам, дорогие радиослушатели, вновь. Здравствуйте, Елена Германовна!

Е. Боронина:

— Здравствуйте.

Д. Володихин:

— Итак, давайте начнем с того, что такое, собственно, зимний цикл фольклора. Русская зима немного короче зимы календарной. Если я правильно понимаю, то она начинается Филипповым постом и заканчивается где-то в преддверии Поста Великого.

Е. Боронина:

— Да, только не короче, а длиннее, Дмитрий Михайлович, она. Два...

Д. Володихин:

— Ну, это, знаете ли, на что выпадет Великий Пост.

Е. Боронина:

— (Смеется.) В общем, да.

Д. Володихин:

— Он может выпасть на февраль, и тогда будет сильно короче.

Е. Боронина:

— Сильно короче, да. Итак, я хотела сегодня рассказать о том, что народный календарь — дело особое. Зима-то у нас матушка длится практически начиная с Покрова и заканчивая, ну, началом апреля, да? Также уже после Масленицы еще стоит она — дорогая, холодная и снежная. Ну, а мы с вами поговорим о том, что все три месяца имеют особое название. Например, декабрь назывался «студень», или он назывался «стужайло». Стужу, морозы несет, приносит с собой этот первый зимний месяц, замыкает год. Декабрь начинает зиму. По земле стелет белые холсты, узоры на окнах расписывает. Говорят, «сеет, веет, дует, крутит, мутит, ревет и метет».

Д. Володихин:

— А знаете, как по-польски будет? «Стычэнь».

Е. Боронина:

— «Стычэнь», ага, ага. Так вот, этот месяц — он полон событиями, которые предваряет пост — Филипповский пост, который начинается у нас 28 ноября.

Итак, зимнее время по народному календарю, еще раз говорю, наступает раньше декабря. И вот Филипповки, Филипповский пост — как раз он и длится.

Хочу сказать, что накануне Филиппова дня проводили посиделки, проводили такие «вводины», что ли, в пост «заговенный», предварительные. И плясали, и танцевали, и играли, и вот эту вот зимушку и пост предстоящий ожидали. Есть особые песни. Есть особые песни, которые называют «филипповские». Их очень мало. И все-таки я нашла такую песенку, и, Дмитрий Михайлович...

Д. Володихин:

— Чуть погодя мы ее поставим, а сейчас пока мы все-таки поговорим о том, что на Филипповом посту у нас есть и Варвара Великомученица, и Никола Зимний, и Екатерина Санница — то есть, в общем, есть дни, за которые народное сознание зацепилось.

Е. Боронина:

— И начинается у нас декабрь с Введения. Итак, 4 декабря — православный календарный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Церковь отмечает библейское событие — вход в иерусалимский храм трехлетней Девы Марии, куда ее отдали по обету родителей — Иоакима и Анны. Введение толкуется как начало новой духовной жизни, которая посвящена служению Богу. А в народе этот праздник до сих пор называют просто — Введение — и связывают его с началом настоящей зимы. Введение считают «воротами зимы» — оно «наставляет зиму на ум», «заводит ее в хату». «Наложило Введеньё на воду толстое леденьё», — так говорили в народе. И открыло санные пути, зимние торги. На Введение в старой Москве свозили на Лубянку сезонный гужевой транспорт — троичные, парные, одиночные сани-самокаты, расписные выездные саночки, крестьянские дровни. Отдельно продавались детские саночки. И сейчас в городе Семенове на Нижегородчине в зимние базары можно купить такие чудные изделия.

Хочу сказать, что мы с вами, проходя Лубянскую площадь, может быть, даже и не подразумеваем, что вот эти самые зимние, настоящие зимние большие, обширные ярмарки проходили вот в эти зимние дни именно на Лубянке.

Только раньше деревенская детвора не особо нуждалась в привозных покупках — прекрасно обходилась самодельными разными конструкциями. По зимам катались на чем? На салазках, на скамейках с полозьями, на козлах, на лотках, на донцах прялок. Распарит, бывало, тятя в кипятке березу, загнет в какой-нибудь щели — вот и лыжи. И приделает к ним носки из старого решета — и вот в таких катались бы мы саночках. Делали и скамейки...

Д. Володихин:

— Ну, советский вариант, помнится — снимали с посылки крышку и катались на ней. Елена Германовна, ну вот все-таки те дни, которые попадают на Филиппов пост, отмечены особо. Не так давно, например, были Никола Зимний и Варвара-Великомученица. Чт-ото от народа осталось в этом смысле?

Е. Боронина:

— Вы знаете, ну, Никола — любимый праздник, Никольщина, да? Любимые денечки. Связаны они в традиции были с дедами. Если вот предыдущий праздник, скажем, Покров Пресвятой Богородицы — это женские праздники, то сюда, ближе к зиме, к Карачуну — к 22 декабря — все больше и больше концентрация таких мужских, «дедовских» праздников. И считалось 21-е и 22-е число декабря — это «карачуны» — дни самые короткие, самые длинные ночи, темные вечера. И в это время деды садились, начинали рассказывать байки, детям сказочки излагали, загадки загадывали молодежи, смотрели, приглядывали за всеми. И пивко попивали, вкусное, народное пиво — густое такое, настоящее. Это праздники Никольщины. А 25 декабря — это уже Спиридон Солнцеворот. Считалось, что с этого дня солнце поворачивает на лето, зима на мороз идет. И даже был такой обычай — царскому звонарю на Ивановой колокольне, в Кремле которая, в этот день выдавали особую премию — аж целых 24 рубля серебром за каждый час, потому как он объявлял о том, что закончилось уменьшение времени и день начинает потихоньку прибавляться.

Д. Володихин:

— Это чудо чудесное, поскольку за весь год он вряд ли столько мог заработать.

Е. Боронина:

— Да, это невероятно большая сумма.

Д. Володихин:

— Ну, а, допустим... Вот вы сказали, что это Никольщина, а ведь есть еще Варварушка, которую народ также не забывает?

Е. Боронина:

— Варварины морозы, Никольские морозы — это то же самое, это такое время, когда уже были посиделки. Когда приходили с прялками, приходили с работами, пели, играли, танцевали потихонечку, да? Потому что этот пост — ну не такой уж строгий все-таки, Филиппов пост. Молодежь умудрялась встречаться и проводить это время, вот эти вот святки, вместе, сообща.

Д. Володихин:

— А это святки, выпадающие на какое время? Это Филиппов пост январский или еще декабрьский?

Е. Боронина:

— Святки выпадают уже на Рождество.

Д. Володихин:

— Ну сейчас мы доберемся до Рождества. А пока, дорогие радиослушатели, я хотел бы напомнить вам вот что: те даты, которые мы сейчас выдаем, это даты по старому календарю. Пожалуйста, не путайте ничего и не пытайтесь нас потом обвинить. А, вот Елена Германовна мотает головой и говорит: «Нет, нет, нет, это по-новому!» — то есть, она уже перевела.

Е. Боронина:

— Перевела, перевела! (Смеется.)

Д. Володихин:

— Ну хорошо, ладно, извините! Ну вот, так или иначе, есть старый календарь и есть новый, и, допустим, даже это все по новому календарю, но сейчас мы с вами ворвемся в тему сложную, календарную — в соотношение Нового года и Рождества. Пока мы до этого не добрались, дорогие радиослушатели, хочу напомнить вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры, блистательный фольклорист Елена Германовна Боронина, и мы сейчас рассказываем вам, что собой представляет зимний цикл русского фольклора. И поскольку мы только что миновали тему Филиппова поста и почти добрались до Рождества, самое время будет поставить ту самую «Филипповскую карагодную».

Е. Боронина:

— Я немножечко добавлю, да? Она пелась на Филиппов пост на улице с пляской. Поется девушке, которая засиделась в девках, не вышла замуж в минувшем году.

Д. Володихин:

— И называется «Нынешняя зима».

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговор о том, что представляет собой зимний цикл русского народного фольклора. И вот сейчас мы с вами вступаем в довольно сложную зону — зону календарной борьбы между Новым годом и Рождеством. Наверное, все вы знаете, конечно, что Новый год пытался ввести на Руси Петр Первый в 1700-м году, и всех его указов, всех его искренних попыток сделать из кабака нечто сакральное, в общем, хватило ненадолго. Новый год в XVIII на Руси не прижился. В XIX веке Новому году нашли применение гораздо более веселое — в императорской семье при Николае Первом был установлен обычай делать своего рода детские праздники на Новый год — обычай, скорее, европейский, чем русский. У нас народ Новый год особенно не воспринимал, тем более, 1 января — что это такое? Не очень понятно, что это такое для России. У нас до этого был Новый год сентябрьский — 1 сентября все знали: Семен Летопроводец, и почему 1 января, было не очень понятно. Но тем не менее, где-то там наверху какие-то элементы европейской культуры начали устанавливаться, и уже в советское время, в середине 30-х годов появилось празднование Нового года официально как государственного праздника. Вот, ради интереса, Елена Германовна, скажите, у нас какие-то народные воспоминания о старых попытках ввести Новый год были, или они абсолютно миновали фольклорную зону?

Е. Боронина:

— Вы знаете, ну, на Новый год много было огней — их зажигали, катали колеса, там, и так далее. Вот, пожалуй, что вот в этой ипостаси с огонечками — здесь у нас есть перекликание, да, с новогодними? А сама елка, в общем — нет. Хотя, в целом, елка или сосенка — она ведь свадебный была атрибут. Это невестушка...

Д. Володихин:

— Это тоже не вполне Рождество. По русскому обычаю, это, скорее, относится к другим временам. Елка...

Е. Боронина:

— Девьекрас — это выкуп девичьей невинности и так далее.

Д. Володихин:

— Да-да-да. С Рождеством она стала ассоциироваться очень поздно.

Е. Боронина:

— Да, да-да, да-да.

Д. Володихин:

— Ну вот давайте посмотрим, что получилось. Значит, Новый год, фактически, соединился с елкой, с игрушками, с детским праздником в такие поздние времена, что остался только один обычай (очевидно, с Петровских времен) — пускать фейерверки. Это действительно затея петровская, затея начала XVIII века (может быть, самого конца XVII века), и она в России — все, что вспоминалось о Новом годе. Рождество — другое дело. Напоминаю, что, по старому календарю, это 25 декабря. Сейчас это 7 января, и получается так, что старое Рождество, по старому стилю — оно перед Новым годом, а Рождество нынешнее — после Нового года. Праздник Нового года абсолютно светский, его фольклорный элемент не касается, а вот Рождества касается всерьез и очень основательно.

Е. Боронина:

— И очень основательно, да. С первой звездой начиналось разговление — 6-го, накануне, да? Начинался Рождественский Сочельник. Он был скупой — это был еще пост, время достаточно строгое, поэтому ходили с колядой. Несмотря на то, что строгий пост, но с колядой уже ходили и поздравляли с наступающим, грядущим праздником, и после первой звезды уже начинали употреблять сочиво — это разваренные полные, цельные зерна. Добавляли туда... позже уже изюм стали добавлять, мед, и с сочивом как с поминальной, в общем-то, пищей, где-то было связано, да, с поминанием предков... связан такой обычай.

Д. Володихин:

— Если я правильно вас понимаю, то коляда, то есть, собирание рождественских подарков, начиналась до Рождественской церковной службы, но, собрав подарки, их еще не ели, их еще откладывали вперед?

Е. Боронина:

— Их откладывали вперед, да...

Д. Володихин:

— На будущее.

Е. Боронина:

— В основном их делили между собой и на будущее откладывали, потому что, вернувшись после службы, где-то в пять часов уже, вот так рано могли начинать обходить дворы. Причем, обходили их с христославием поначалу даже. Колядки — это, в основном, вечерняя история, вечером они происходили, особенно если это молодежная компания, не детская.

Д. Володихин:

— А что такое христославие?

Е. Боронина:

— Христославие? «Христос рождается — славите! Христос на земле — возноситесё! Пойте: Господи, вся земля и веселие, Господи, Слава Тебе!» — вот с таким несколько трансформированным напевом обходили дома и поздравляли с праздничком, с Рождеством Христовым хозяев. И они угощали за это. Точно то же самое происходило, что и в колядках, — угощали за добрые слова, за пожелания, за поздравления с праздником. Назывались «христославия». Христославия могли быть еще колядки с тематикой о Христе, где поется... Вот мы с вами позже послушаем такую колядочку, вот.

Д. Володихин:

— Ну вот, допустим, самый главный обычай, совершенно не фольклорный, для православного христианина на Рождество — это, знаете ли, не салат оливье, это богослужение церковное...

Е. Боронина:

— Богослужение, да.

Д. Володихин:

— ...на которое надо попасть, и надо на него празднично одеться, и надо на него торжественно настроиться, потому что истекает время Поста и наступает время самого веселого праздника — Рождества Христова. И Рождество Искупителя грехов человечества дает всем надежду на то, что они спасутся. И вот после этого уже люди идут за праздничный стол. Я хотел бы несколько слов о рождественском праздничном столе: что на нем должно было стоять?

Е. Боронина:

— Ну, в России считалось, что гусь, традиционно, стоит. И нередко ставили двенадцать перемен блюд — то есть, на каждый месяц... Как бы эта ситуация Рождества — праздничная, сакральная ситуация, она простраивает весь год. Там и лапша была с грибами, там и курица была, там и вот гусь. Свинина, поросенок у нас традиционно были на Старый Новый год. Считалось, там это блюдо — голова, прямо представленная на блюде, могла быть полностью свиная и так далее. А здесь вот птичья тема более представлена. Очень много выпечки было, были каши.

Д. Володихин:

— Мне вот говорили, что на Рождество все-таки молочный поросенок или хотя бы просто свинина должны были появиться на рождественском столе, и плоха та хозяйка, которая этого мяса не добыла, и даже я слышал абсолютно народное, абсолютно фольклорное объяснение всего этого: вот младенец Христос появился на свет, лежит в яслях, засыпает, а рядом — скотина. И скотина ведет себя тихо, знает, что это Бог появился на свет. А свиньи — они такого нрава, что они спокойно жить не могут, и они громко хрюкают и своим хрюком будят младенца Христа. Поэтому надо свинью на Рождество съесть. Не знаю, насколько это адекватно, но вот воспоминания солдат, простонародных людей начала ХХ века, XIX — они содержат такие рассказы.

Е. Боронина:

— Угу. Я думаю, что это переход вот обычая — Старый Новый год, который как Новый год все равно ощущали, да? — переход на Рождество этой традиции. Да, я тоже об этом слышала — молочный поросенок, это да. Сейчас, кстати, подобное что-то делают, готовя холодец в большой пластиковой бутылочке, которая есть как шейка такая маленькая, да? И так далее. Как пятачок, где вот крышечка, да? Получается как пятачок такой. Вот если разрезать пополам, залить холодцом, получается очень интересный... Ушки сделать — получается прямо целый поросеночек. (Смеется.)

Д. Володихин:

— Ну что, вы думаете, это воспоминание о старине?

Е. Боронина:

— (Смеется.) Я думаю, что это очень современно. Наши хозяюшки так быстренько сообразили, как молочного поросенка у нас в условиях Москвы заменить... на похожее...

Д. Володихин:

— А, ну да, в общем... Хотя говорят, что нынче молочный поросенок продается просто-таки, в общем, огромными партиями, он опять вошел, можно сказать, в моду. Ну вот насчет Рождества...

Е. Боронина:

— Так же, как и ягненочек — печеный ягненочек на Рождество... Я имею в виду печенье, булочка, да, такая в форме ягненка.

Д. Володихин:

— Есть такое дело. Причем, иногда это принимает ужасающие формы. Вот был как-то в Каргополе, и мне показывали вот символ Каргополя — это сгорающий ягненочек. И там торговцы в определенный день, в День города, говорили: «Так, значит, надо купить баранины молодой и съесть ее как можно больше, зажарить и съесть, потому что это символ города». Они очень хорошо понимали, что на стягах белозерских князей, которые выходили на поле Куликово, действительно был агнец. Но это жертвенный агнец Христос, и он к шашлыкам никакого отношения не имеет.

Е. Боронина:

— ...отношения не имеет, да.

Д. Володихин:

— Но вот важный вопрос: Рождество... Рождество — это, конечно, праздник дореволюционный, он какое-то время сохранялся и после 1917 года, он был в советских календарях. Когда он исчез и когда он вновь возродился? Насколько я понимаю, фольклор этого не отразил, но это, в общем, важно.

Е. Боронина:

— Вы знаете, он исчез достаточно быстро после революции, и возродился он относительно недавно. То есть, я в свое советское время... еще не праздновали Рождество, и, больше того, нам старались даже что-то поставить в день Рождества — какие-то субботники или еще что-нибудь такое, по поводу которых мы должны быть обязательно на работе, чтобы, не дай Бог, мы оказались где-то в более, так сказать, правильном и нужном месте. Поэтому я думаю, что это уже конец, самый конец ХХ столетия и XXI столетие уже.

Д. Володихин:

— Ну да, не фольклор — вот эти самые вещи, связанные с 7 января. Но обычай, обычай советских времен (недобрый¸ примерно такой же, как, я уж не знаю, рыбный день в четверг — ровно между средой и пятницей)...

Е. Боронина:

— Угу, ровно между средой и пятницей. Я хочу сказать, что я очень хорошо помню, как происходило возрождение вертепа. Вот Виктор Новацкий, Андрей Котов — одни из первых наших вертепщиков, кто возрождал это все, — пытались восстановить напевы по древним каким-то записям, слова песен-напевов. Вот у нас был такой Рождественский вечер в Институте культуры (мы — кафедра народной художественной культуры), Никольщину отмечали (Никола Зимний) — у нас играли вертеп, настоящий вертеп, который Андрей Николаевич Котов, преподаватель нашей кафедры, вместе со студентами разучил. Это было здорово. Это были песнопения, духовные стихи. Это было вот это представление о том, как поступило известие о том, что родился Иисус Христос, да? Вифлеемская звезда появилась, были волхвы, пастухи. И дальше — сцена с Рахилью, у которой убивают младенца. И это один из тех, кто погиб вот в ужасную Вифлеемскую ночь. История, которая, к сожалению, много раз повторялась уже после того, как это было.

Д. Володихин:

— Ну что ж, я думаю, самое время вспомнить о том, что народ родил в своем устном творчестве песенном в фольклоре в связи с Рождеством. И поэтому сейчас мы послушаем духовный стих, рождественский духовный стих «А вчера с вечора».

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы буквально на минуту прерываем нашу с вами беседу, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный фольклорист, кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры Елена Германовна Боронина, и мы обсуждаем, что собой представляет зимний цикл русского народного фольклора. Мы только что перешли через великий рубеж Рождества. Начинаются времена, с одной стороны, связанные с величайшей радостью в христианской жизни, а с другой стороны, отмеченные старинными дохристианскими обычаями каких-то там гаданий, увеселений абсолютно не христианских, немного даже опасных для души христианина, и, вместе с тем, с ярчайшим выплеском фольклорной энергии народа (я имею в виду, прежде всего, колядки).

Е. Боронина:

— Итак, колядки. Мы в экспедициях в Московскую область, в которую мне приходилось много лет ездить и бывать, записывали их достаточно много. Казалось бы, что можно здесь у нас, в Подмосковье, совершенно коттеджном таком регионе, скажем так, найти? Оказывается, много всего. Вот ученые удивлялись, что мы можем найти то, что, казалось бы, уже давно ушло. Итак, колядка — это особое произведение народное, особое произведение, в котором обязательно называется сам праздник. А пришла коляда накануне Рождества или «Усеня, усеня, я пришел к воротам» и так далее. Дальше обязательно мотив прихода, пути-дороги — это известнейший, очень распространенный мотив в народной, в традиционной культуре: «Я пришел, мы пришли, привели, там, кого-то» и так далее. А потом начинается обязательно величание. Потом начинается величание. Вот сейчас, вы знаете, есть такой обычай: «Коляда, коляда, приходила коляда накануне Рождества», а потом долгий перечень, что подать и почему подать. А где самое главное в колядке? Где величание, которое обязательно должно быть? Величания хозяину — были специальные колядки, хозяйке, молодой девушке, парню, целому двору, на который подошли мы колядовать. Это вот опускается, к сожалению, современными детьми, молодежью, современными руководителями... И мне очень хотелось...

Д. Володихин:

— Современными руководителями фольклорных сообществ.

Е. Боронина:

— Да-да-да. Педагогами. Мне бы очень хотелось обратиться с тем, что, уважаемые коллеги, пожалуйста, не забывайте, что вот это угощение, которое полагается за колядки, нужно заслужить чем? — тем, что мы повеличали, простроили прекрасное наше будущее какое-то интересное. Вот оно... «Вот он, двор...»

Д. Володихин:

— А что такое величание?

Е. Боронина:

— «Вот он, двор на семи столбах, на восьми верстах, а двор железом покрыт. А во двору-то три терема стоят. Во первом терему — ясно солнышко, да? (то хозяин), во втором-то терему ясный месяц (это хозяюшка), а в третьем терему часто звездочки (это детки их)». Вот таким образом происходит величание.

Д. Володихин:

— То есть, мы хвалим хозяев дома?

Е. Боронина:

— Да. «Усеня, усеня, я пришел к воротам, к золотым берегам. Дома ли хозяин? Его дома нету. Хозяин-то, смотрите, он уехал на базар, торг торговать, калачи закупать. Хочет сына женить, Василису приводить». Представляете? Эта колядка пелась именно тем, у кого на выданье девчонка или парень, да? — сын или дочь. «Василиса-то такая, как хороша — в сапожках, курочка в сапожках». Курочка — это символ девочки, да? — девушки. «Курочка-то в сапожках, в золотых ремёшках, избушку метёт, гречушку дерёт, блинки печёт — ну красота, а не девица!» (Смеется.) Представляете, мечта любого отца — чтобы у сына была вот такая вот красавица-невеста. Вот за это полагалось угощать... Это обязательно главная составляющая в колядках и есть. То есть, колядки — это величальные песни. Некоторые ученые, даже, в частности, вот Вячеслав Михайлович Щуров, бывший заведующий нашей кафедрой культурного наследия — до вас, Дмитрий Михайлович, он еще был там), он говорил о том, что колядки — это вообще род театра. Обрядовые песни вот календарные — это, на самом деле, вот такой вот народный театр очень интересный, который разыгрывается перед домом. Приплясывается, играется, выкрикивается, и за это положена плата, как за всякий театральный труд, да? Вот тебе коляда, вот тебе конфетка (более позднее) или денежка.

Д. Володихин:

— Ну, с периодом колядок от Рождества до Святого Крещения связаны так называемые посевельные песнопения. Что это такое?

Е. Боронина:

— «Сею, вею, поливаю, с Новым годом поздравляю, чтобы здоровье было, чтобы в поле уродилось, чтобы в хлеву двоилось, чтобы детки подрастали, чтоб девок замуж брали». То есть, это приходит молодежь, дети приходили в дом, проходили они к красному углу, к иконам и «посевали» — брали из варежки семена, которые насыпали туда, крупу, или из специальных «решёт» — такие решета были с дном, которое не проваливалось, из которых потом будут сеять, да? Брали семена и их разбрасывали. Такое ритуальное засевание своеобразное было. То есть, простраивали, что будет Новый год, будет урожай хороший, будет посев, будет урожай.

Д. Володихин:

— Ну, имеется в виду, не праздник Нового года, а будущий год будет хорош, и, я думаю, правильным будет, если сейчас в эфире прозвучит посевельная песня «Сéта-сетá».

Д. Володихин:

— А, Елена Германовна, скажите, вообще каков был период этих самых колядок? Вот я сказал сейчас первое, что в голову пришло, но я не специалист — от Рождества до Крещения?

Е. Боронина:

— Да, они действительно игрались от Рождества до Крещения. Были три коляды.

Д. Володихин:

— Причем, были еще какие-то колядки, которые относятся к другим праздникам, чуть не пасхальные, но они имеют отношение вот к этим самым главным колядкам?

Е. Боронина:

— Первая коляда — она была постная коляда накануне Рождества, 6-го числа вечером исполнялась она, игралась она, да? Вторая коляда — богатая, полная, это 13-е, вечер, накануне 14-го, Старого Нового года, 14-го января, Васильев вечер так называемый...

Д. Володихин:

— Но кто ж тогда помнил Старый Новый год? В общем, помнили-то, в основном, старые праздники.

Е. Боронина:

— Так если у бабушек спросить, когда было, она говорит: «На Новый год»" — это всегда Старый Новый год. Всегда Старый Новый год — 14-е число, Васильев вечер.

Д. Володихин:

— Вот Васильев день вы и объясните. По церковному календарю Васильев день — что это такое? Какой Василий?

Е. Боронина:

— Василий Великий.

Д. Володихин:

— Ну вот, вот, Василий Великий. А то «Старый Новый год».

Е. Боронина:

— Это большой праздник, большой праздник, который отмечала вся Православная церковь. Ну, а в этот день вот уже была вторая коляда. А третья коляда игралась накануне Крещения. Вот когда «раз в крещенский вечерок девушки гадали, сняв с ноги башмачок, за ворота бросали», это было как раз крещенское, канун Крещения, вот. И здесь коляда была. Она уже была тоже постная, потому что 18-го января — постный день, готовились уже в ввождению в Крещение, в Богоявление, да.

Д. Володихин:

— Ну да, в древности Крещение и Богоявление — это был, по сути дела, один праздник. Впоследствии он разошелся, так сказать, на составные части, но в народе, очевидно, жила память о том, что Крещение и Богоявление — это одни и те же события по Священному Писанию, события, вернее, связанные друг с другом совершенно намертво, нерасторжимо. Что это была за коляда — последняя, третья?

Е. Боронина:

— Последняя коляда — она была, как я говорю, уже завершающая. Ее водили, играли, в основном, уже старшие. Если начинали во многом дети — вот, считалось, первые три дня, особенно Рождества, светлая коляда такая, то здесь все больше и больше молодежь брала в свои руки права, и в основном они уже ходили. Ходили даже и мужчины, и отдельно мужчины, мужская коляда была. Вот мы с вами позже послушаем такую коляду. Это была уже, ну... не могу сказать, что «тужилки по коляде» — это была настоящая коляда, но здесь уже игры были серьезные. Хочу сказать, что вообще...

Д. Володихин:

— А что такое «серьезные игры»?

Е. Боронина:

— Я хочу сказать, что со Старого Нового года, с Васильева дня, с 14 декабря по 18-е, были так называемые «страшнЫе вечера». То есть, считалось, что в эти дни нужно похулиганить. То есть, например, вот: «Вам нужны дрова, Дмитрий Михайлович?» — «Да нет, не нужны, у нас есть». Но наутро у вас не будет дров, потому что молодежь разберет вашу поленницу и перенесет ее куда-нибудь.

Д. Володихин:

— Так, сяду на дровах с берданкой.

Е. Боронина:

— (Смеется.) Или дорожку такую от девчонки до парня... Они потихонечку симпатизируют друг другу, еще никто об этом не знает — а раз, и эту дорожку взяли и проложили хулиганы, которые уже подсмотрели и хотят это сделать... ну, немножечко подшутить, да? Или другая была шутка — бросали перышко в трубу. Представляете себе? Вот топится в доме печь, поднимается дым, да, по, так сказать, колосникам он идет, тяга достаточно серьезная, струя дыма достаточно большая. А перышко — оно перекрывает эту струю. Оно не падает внутрь — оно крутится на этом дыму, вращается. И дым начинает идти весь внутрь. «Это что же такое? Это кто же безобразничает? Это что же получается?» Зима — и вдруг печь отказывает. Это караул!

Д. Володихин:

— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Давайте, Елена Германовна, послушаем вот эту самую «устрашающую», как вы сказали, коляду — приговор утром на Васильев день: «Ходя Илья на Василя».

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю, вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях Елена Германовна Боронина — замечательный фольклорист, профессор Московского государственного института культуры, кандидат исторических наук, и мы разговариваем о зимнем цикле русского фольклора.

Ну вот мы подбираемся к последнему периоду в истории колядок. Что там происходит? Вы уже начали говорить о каких-то «страшилках».

Е. Боронина:

— Хочу сказать, что в эти вечера — длинные зимние вечера — рассказывали много сказок. Давайте я попробую маленькую сказочку рассказать? Потому что это было то, что деды ее представляли, молодежь слушала, дети слушали, а мы ее записали у Ивана Аверьяновича Седьмого, 1924 года рождения — уж вот через год 100 лет Ивану Аверьяновичу было бы, да. Он был слепой смолоду, но, вы знаете, старообрядец, но невероятно жизнерадостный. Вот как он нам рассказывали:

«О жили-были дед и баба, и не было у них детей. А потом откуда-то взялась девочка — Дунькой назвали. И вот девчоночки собрались в лес: «Бабушка, дедушка, пустите Дуньку с нами!» — «Ну идите. Только вы Дуньку не потеряйте, не заблудитесь». — «Не-не-не. Пойдем».

Ну, пошли. Ягодка за ягодкой, грибочек за грибочком — глядь, заблудились. А тут избушка на курьих ножках. А-а! Дверь-то открыта! Они вошли — а там Баба-Яга. Травы нарвала, воды мутной налила: «Ешьте, ребятки, попробуйте, попробуйте, еда-то вкусная, попробуйте!» Ой! Девчонки-то побежали, а Дунька не успела. Баба-Яга — хлоп! — дверь закрыла. Что теперь делать? «Качай меня!» — говорит Бабка. Ой... «Бай, Баба-Яга, Костяная Нога, лапти выренные, да подковыренные»... — «Да не так меня, Дунька, качай!» — «А как, Бабка?» — (Бабка-то была шустрая, да? С тремя глазами такая.)

Уснула Баба-Яга. А Дунька — на крыльцо и плачет. Идет петушок: «Дунь, ты чего плачешь?» — «Да вот пришли мы в лес, да заблудились, к Бабе-Яге попали. Все девчонки убежали, а я вот не успела. Хочу к бабушке, хочу к дедушке». — «Садись, Дунька, на меня, подвезу». Села Дуня на петуха — полетели они, побежали. Баба-Яга проснулась, в ступу-лупу — хлоп! — прыгнула, догнала, помелом — хлоп! Отобрала Дуньку, обратно привезла. О-ой... «Качай меня!» — «Бай, Баба-Яга, Костяная Нога, лапти выренные, да подковыренные». — «Дунька, не так меня качай!» — «А как?» — «Усни, глазок, усни, другой, да и третий-то прикрой!»

Захрапела Баба-Яга (Дунька так пропела). Дунечка опять на крыльцо. «Дуньк, садись на меня, довезу тебя. Знаю, чего плачешь». — «Не сяду я на тебя. Петушок хотел — только все хуже получилось». — «Дунь, садись, говорю, довезу я тебя до дома».

Ладно, Дунька села на бычка: топ-топ-топ, цок-цок-цок, побежал наш бычок. А Баба-Яга проснулась — опять Дуньки нет. Ну что ж такое? Стук, хлоп! В ступу! Полетела, полетела. Только она замахнулась своим помелом-то, чтоб бычка-то как следует ударить, так бычок-то не был... сообразил — в лужу — тёп! — всеми копытцами, да Бабе-Яге прям в глаза! Пока глаза бабуля умывала, ходила, он ее и привез к дедушке, к бабушке. И все хорошо кончилось, все хорошо, и Дунька теперь с дедом, с бабой поживает. Ну, а Баба-Яга — поделом ей. Вот и сказке конец!"

Вот это настоящая сказочка, которую мы записали у нас в Подмосковье от деда настоящего.

Д. Володихин:

— В Подмосковье. А где вот? Подмосковье большое.

Е. Боронина:

— Это была деревня Степурино Павлово-Посадского района.

Д. Володихин:

— Ну что ж, значит, до сих пор что-то обнаруживается. И что, действительно это обычай был такой устойчивый — в последние дни между Рождеством и Крещением такие сказочки рассказывать?

Е. Боронина:

— О, сказки, много сказок. И страшилки рассказывали, и сказки рассказывали, и загадки загадывали, и пословицы говорили, перекидывались словечками всяко разно, практиковались. Загадки-то были тоже интересные всякие. Ну, в общем, хочу сказать, что это словесная...

Д. Володихин:

— А загадку какую-нибудь дадите нам?

Е. Боронина:

— Эээ... (Смеется.) «Зимой и летом одним цветом!» (Смеется.)

Д. Володихин:

— Ну да, еще «За белыми березами талалай лает». «Над бабушкиной избушкой висит хлеба краюшка».

Е. Боронина:

— Загадка, которая переведена у Даля: «Вот пошел я за тахтахтой, если бы не гавгавка, то съела бы меня тухтухта» — «Пошел я за лошадью. Если бы не собака, съел бы меня мишка косолапый, который есть». Ну вот такие вот загадки у нас. Я вот сейчас вам говорила, что меня пригласили к участию в работе с очень удивительным проектом — это создание единого учебника для наших детей, и вот там вот я привожу как раз эту сказочку.

Д. Володихин:

— Единого учебника по какому предмету?

Е. Боронина:

— Это начальная школа, а предмет — литературное чтение.

Д. Володихин:

— Ну что ж...

Е. Боронина:

— Со второго полугодия первого класса.

Д. Володихин:

— ...мы вас поздравляем.

Е. Боронина:

— Спасибо. Очень интересная работа.

Д. Володихин:

— Пускай там будет побольше фольклора, Елена Германовна. Я думаю, это полезно для наших детей — вспомнить свои корни.

Ну, а сейчас хотелось бы вот что у вас спросить. Мы добрались до рубежа Крещения. И Крещение, насколько я понимаю, это тоже достаточно серьезный рубеж в зимнем цикле русского фольклора.

Е. Боронина:

— Да, это действительно так. Крещение подходит, с удовольствием его ожидают. Раньше были даже специальные такие службы, которые лед помогали ломать и заготавливали лед для погребов на зиму. Вот они в это время ломали голубой лед — особый лед, без прожилочек такой, на реках (вот на Неве, я знаю, такое происходило). «Лето Господне» — Шмелев описывает очень здорово и интересно. Отец у него, Сергей, его батюшка, отец, да, заготавливал такие... его люди заготавливали такие льдинки. Так вот я хочу сказать, что лед в виде иорданского креста вырубался, служился молебен, и православные с молитвой, ну, минимум, три раза окунались и шли дальше — ну, в общем, с песнями нередко это происходило, вот. Еще хочу сказать, что существовал такой обычай — смотр невест около иорданской проруби в дневное время. То есть, девиц сватьи выставляли, одевали на них все теплое, потому что стоять приходилось долго.

Д. Володихин:

— Да. Ну окунались-то они не в теплом!

Е. Боронина:

— Окунались они не в теплом.

Д. Володихин:

— Ну вот и смотр невест!

Е. Боронина:

— Да-да-да-да-да. Вот. И ходит, такая, выбирает с парнем-то — девка хороша, эта хороша, эта хороша... А варежки не разрешалось одевать. Вот это условие было, да? — они были без варежек. Представляете? Рубахи-долгорукавки были, там, и так далее, это все можно было. Вот хвать за руку — рука-то если холодная, все, девка, не годишься для замужества! Кровушка-то у тебя плохо греет, дети-то у тебя будут не больно-то здоровые. А ежели румяная и ручки теплые — о-о, девка, ты нам подходишь, дородная, такая, как надо. Вот один из крещенских ритуалов, таких традиций — это вот смотр невест проходил.

Ну, а добры молодцы, в основном, купались. Девицы-то редко это все-таки.

Д. Володихин:

— Ну, скажем, что все-таки крещенские купания — это воспоминания о Крещении Иисуса Христа, то есть, это то, что накрепко связано с новозаветной частью Священного Писания, и смысл в данном случае у праздника абсолютно христианский. Другое дело — то, что любили люди удаль показать, показать, что «ну не страшит нас ледяная вода, и все будет хорошо». И, опять-таки, хотел сказать, что на все эти замечательные крещенские купания существовала и христианская часть праздника. Существует все-таки богослужение, существует водосвятие, существует обычай набирать крещенскую Святую воду, и время от времени от священников слышишь, что вода в Крещенское водосвятие — она чуть ли не повсюду святая, набирайте как хотите. Но народ все-таки ходит в церковь.

Е. Боронина:

— В церковь, да.

Еще хочу сказать, что, конечно, смывали с себя грехи, особенно те, кто гадали или, там, ряжеными ходили. Считалось это действительно грехом.

Д. Володихин:

— Безобразничали!

Е. Боронина:

— Безобразничали. Считалось это грехом, и люди понимали, что они должны это смыть. Ну, в первую очередь, это парни, конечно, были, безусловно. Вот. А как они замечали? Узнать-то хочется, какая жена-то будет, девица-то какая достанется. Вот смотрите, чего, пареньки как шутили. Идут... Вот идет вечёрка, да? Потом они идут во двор и не глядя вытаскивают полешко. Вытаскивают и переносят его домой, в горницу, да? И со всей силы ударяют этим поленом по половице, бросают его вниз и смотрят, как ведет себя полено. Коль лежит, не шелохнется — ну вот и жена такая будет, да? А коль шустрое да звонкое, да веселое — и вот супружество, значит, такое его и ожидает. Ну вот смех смехом, конечно, шуток было, приговоров, «приколов», по-русски говоря, всяких-всяких — ну вот так вот добры молодцы! (Смеется.)

Д. Володихин:

— Знаете ли, кому-то вполне подойдет супруга, которая вот лежит и не шелохнется, и тиха, и не безобразничает сама. Наверное, кому-то вполне вот этот самый гадательный, абсолютно нехристианский смысл брошенного бревнышка, да, полена — он открывал бездну смыслов, в том числе, вот такие соблазнительные.

Ну, а какие-то, допустим, песнопения были крещенские? Что-то на этот счет народ породил?

Е. Боронина:

— Вы знаете, в основном, пели уже тропарь Рождества Христова, ирмос, кондак — были эти песнопения. А вот так, чтобы народ рождественские, крещенские песни — таких, ну, было минимально. Честно говоря, я вот в своей коллекции сегодня смотрела — не отыскала такое. Но здесь уже идет смывание. Ну колядки были, колядки пели на Крещение. Еще пели колядки.

Д. Володихин:

— Все... Колядки прекратились...

Е. Боронина:

— Но окунулся — всё, никаких колядок.

Д. Володихин:

— Ну да, безобразие закончилось, все эти вольности фольклорные, и начинается уже церковное, правильное, истинное православное отношение к жизни — если что петь, то молитвословия.

Е. Боронина:

— Молитвословия, да, совершенно верно. Духовные стихи уже могли петься здесь. Точно так же, как 18-го, накануне, в постный день, да, и в Крещение.

Д. Володихин:

— И насколько вот этот канун Крещения, сочельник крещенский, в народе выдерживался? Насколько я понимаю, это был достаточно серьезный церковный обычай, который старались соблюдать вне зависимости от сословия, пола и возраста?

Е. Боронина:

— Да, да-да, действительно так. Действительно так. Известны и царские купания, известны и мещанские купания, и очень много крестьянских описаний. Есть то, как...

Д. Володихин:

— Я имею в виду сочельник. То есть, держали пост всерьез вот перед началом крещенского пищепринятия?

Е. Боронина:

— Да, это был пост. И коляда была — постная коляда была. То есть, это было принятие какое-то, те же угощения, но оно было из ржаного, из постного теста, коляда та же пеклась. Ну, а сочиво — оно само по себе постное, потому что это каша, практически...

Д. Володихин:

— Постное, да.

Е. Боронина:

— С... Немного изюма, немного мёда.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, время нашей передачи постепенно подходит к концу. Я думаю, будет правильным, если я поблагодарю от вашего имени Елену Германовну Боронину за то, что она сегодня перед нами открывала сокровищницу русского фольклора и делилась своими самоцветами. Без нее, может быть, мы до многих вещей никогда бы и не добрались. И я, конечно, хотел бы просто сейчас попрощаться, сказать: «Благодарю вас за внимание, до свидания». Мы это скажем. Но, простите, попрощается за нас с вами (вернее, после нас с вами) русский народ, потому что сейчас в эфире после нас прозвучит «Рождество Твое, Христе Боже, славим!», и это будет замечательный тропарь к празднику в партесном изложении. Итак, спасибо за внимание и до свидание! Елена Германовна, попрощайтесь!

Е. Боронина:

— До свидания, уважаемые радиослушатели, до свидания!

Д. Володихин:

— Итак, русский народ.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»