«Жизнь и творчество И.С. Шмелёва». Юлия Каскина

Мы беседовали с кандидатом филологических наук, старшим научным сотрудником Института мировой литературы имени А.М. Горького, автором книги об И.С. Шмелёве и русской классике XIX века Юлией Каскиной.

В преддверии 90-летия со дня смерти И.С Шмелёва поговорим о жизни, творчестве и духовных поисках известного русского писателя. Юлия рассказала, почему книги И.С. Шмелева не теряют своей актуальности, в чем особенность его произведений как малоизвестных, так и знакомых многим, и как писатель осмысливает внутренний мир человека через героев своих рассказов. Разговор шёл о встречах И.С. Шмелёва с А.П. Чеховым, о том, что общего было между этими двумя писателями, и о том, как их знакомство и общение нашло отражение в творчестве И.С. Шмелёва.

---

А. Митрофанова

– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели, я Алла Митрофанова. И представляю вам нашу сегодняшнюю гостью – Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького, автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русских классиках XIX века. Юлия Узакбаевна, добрый вечер.

Ю. Каскина

– Добрый вечер.

А. Митрофанова

– Так вышло, что июнь какой-то невероятно богатый на литературные даты месяц, и в течение нескольких «Светлых вечеров» по вторникам мы будем говорить о важных авторах, которые часть нашей культуры и, конечно же, Иван Сергеевич Шмелев это один из них. Но, наверное, в отличие от многих, кого мы классиками называем с того момента, как начинаем читать и, в общем-то, знаем практически с рождения, Иван Сергеевич это тот автор, который в нашу жизнь вошел несколько позже. Мы с ним познакомились, кто-то в школе, кто-то уже в институте, а кто-то уже и будучи в зрелом возрасте. Ведь долге время мало что из его произведений в России было известно. Юлия Узакбаевна, знаете, бывает так, что вот Пушкин у каждого свой, да, Толстой у каждого свой, Достоевский у каждого свой. Вполне возможно, что Шмелев тоже у каждого свой. Какой он у вас, расскажите пожалуйста, и как вы с ним познакомились?

Ю. Каскина

– Действительно, как вы правильно заметили, знакомство со многими другими писателями у нас происходит с самого детства. А Шмелев, во-первых, был довольно трудный его путь домой, к русскому читателю. Писатель, вынужденный эмигрировать в 1921 году, потерявший в Крыму в 1918 году и похоронивший единственного сына Сергея и всю жизнь ощущавший это как незаживающую рану, наблюдавший террор в Крыму, установление советской власти – этот писатель прошел трудный путь, и сам он не сразу пришел к писательству и не сразу вернулся к русскому читателю. И действительно, знакомство с художественным миром Шмелева, как правило, начинается с полюбившихся читателям романов – «Лето Господне», «Богомолье», «Пути небесные» и повестей «Человек из ресторана» и «Неупиваемая чаша» – пожалуй, это самые популярные произведения Шмелева. Далее следует эпопея «Солнце мертвых» и роман «Пути небесные». И за рамками внимания многих поклонников писателя остаются порой интереснейшие, глубокие, пронзительнейшие рассказы из циклов, написанных за рубежом: «Про одну старуху» – «Новые рассказы о России», «Родное» – «Свет вечный». И вот эти рассказы Шмелева, на мой взгляд, очень интересны, задушевны, очень глубокомысленны и говорят о многом и писательском труде Шмелева, и их идеи, которые в них содержатся, для нас актуальны и сейчас. Поэтому вот мое внимание привлекло, то есть я, как и многие читатели, тоже прошла этот путь, именно вот в перечисленной мной очередности. Но теперь можно сказать, что любимыми стали вот именно рассказы, о которых идет речь в моей книге, которые я рассмотрела более подробно и увидела, очень интересные вещи узнала о мировоззрении Шмелева и то что важно для нас сегодняшних.

А. Митрофанова

– Мы в июне 24-го числа будем вспоминать скорбную дату – 70-летие со дня кончины Иван Сергеевича Шмелева. И, наверное, в такие моменты уместно будет, оглядевшись по сторонам, понять: а вот нам, сегодняшним, Шмелев чем актуален, почему люди сегодня открывают его книги? Почему «Лето Господне» – да, это история про Россию, которую мы потеряли. «Солнце мертвых» – ну действительно это важнейшая, наверное, в художественном мире хроника невероятно страшных событий 17-го, 18-го, 19-го годов – Шмелев в Крыму и переживает голод, но самое страшное, это потерю сына, а для нас это тоже свидетельства о том времени, о котором хорошо бы помнить. А вот другие произведения – его рассказы, эссе, литературные заметки, то что составляет для вас мир Шмелева и через что его особенно любите вот в данный момент вы, что там мы можем сегодня почерпнуть, почему стоит обратить на это внимание?

Ю. Каскина

– Вы знаете, я подумала, что моя книга, вот именно «Шмелев и русская классика XIX века» может иметь другое название, подзаголовок, как духовный путь Шмелева, но именно не в его каких-то конечных результатах, а именно как путь, какие-то он проходил, можно сказать, стадии развития. И для меня это вылилось в обращение к его романам, историям и рассказам. Вот, в частности, скажем, тургеневская традиция проявилась и в «Путях небесных», и в романе «История любовная», написанном в 1927 году, то есть достаточно рано, и в «Записках неписателя» – ну пушкинская тема, тут ее никак нельзя обойти, естественно. И вот по мере развития, так сказать, и моего повествования, да, и моей книжки, и выкристаллизовывается значимый для Шмелева духовный потенциал, значимый, в произведениях других авторов. И сравнивая, как-то обращая внимание на его литературных предшественников, как они решали, в общем-то, вечные вопросы такие вот, всегда имеющиеся на нашем пути и на пути каждого человека, такие этапы душевного созревания, мы видим, как это проходит и каким способом решает Шмелев. Вот, в частности, известна и шмелеведами исследована всячески, например, вот «Первая любовь» Ивана Сергеевича Тургенева, и как она наличествует в «Истории любовной», как она навеяна этим произведением. Я напомню хронологию, что Тургенев написал свой отчасти биографический, автобиографический роман, повесть, в 1860 году, а Шмелев «Историю любовную» пишет в 1927 году. И вот интересно то, как это довольно глубокое произведение, знаете, лучше даже мне процитировать прекрасно сформулированное Иваном Александровичем Ильиным, он так оценивал этот роман: «Заголовок «История любовная» – они обсуждали, как назвать его в переводе на немецкий, – который войдет в историю русской литературы, я не считаю художественным предметом, в нем скрыт тонкий юмор, но вселенской страшности того безумия, которое зовется любовью и в котором бьются люди и животные, от которого нежная душа, содрогаясь, рушится в болезнях и судорогах, в заголовке нет. Ваш роман глубок и страшен, именно трагиэпичен», – то есть вот историк критик литературы оценивал его как трагиэпичекий роман. И вот рецепция «Первой любви» Тургенева в романе Шмелева носит глубокий характер и, как вот мы выяснили, осуществляется на разных уровнях. Но для нас интересно то, как решает пронаблюдать, увидеть, как решает вопрос герой Тургенева, и как заставляет своего героя, через что пройти, и как решает этот вопрос герой Шмелева.

А. Митрофанова

– Юлия Узакбаевна, простите, пожалуйста, а можно вот я сразу уточню. Вы литературовед и человек, глубоко погруженный в мир Шмелева и Тургенева, и Пушкина, и Достоевского, и Чехова, с которыми вы сравниваете и проводите анализ очень глубокий самого Шмелева. А вот если, знаете, абстрагироваться от литературоведения, если посмотреть на его книги глазами вот нас, людей XXI века, которые ну, в общем, для нас чтение это не самое сейчас простое что ли занятие. Самое простое это посмотреть любимый фильм или, может быть, недавно вышедший, который еще не виде. А чтение это определенный труд, и для того, чтобы на него решиться, нужно иметь какое-то очень веское обоснование. Так вот, если мы обращаемся к Шмелеву, к его, например, «Истории любовной», которая невероятно трогательная, такая песнь первой любви, с трагическим таким мотивом, почему сегодня, как вы думаете, открывая эту книгу, человек ну трепещет что ли внутри? Почему она захватывает, что в ней есть такого, в чем секрет в данном случае Шмелева?

Ю. Каскина

– Вы знаете, во-первых, Алла, первая часть вашего утверждения, что действительно для нас, для современного читателя, современного человека важен и интересен вот видеоряд, да, и вот тут я приготовила небольшой сюрприз: в моей книге имеется фильмография по произведениям Тургенева, по произведениям Чехова, упоминаемым в моей монографии, по произведениям Достоевского. И я хочу сказать, что по произведениям Шмелева, которые, на мой взгляд, очень кинематографичны, прямо просятся на экраны, и прямо даже видится, как это можно снять красиво, хорошо, изысканно и необычайно интересно. Вот художественный фильм «Человек из ресторана» 1927 года, снятый режиссером Протазановым, кстати, в главной роли племянник Антона Павловича Чехова, Михаил Чехова знаменитый. Представлен и «Моя любовь» в 2006 году – это мультипликационный фильм по роману Шмелева «История любовная».

А. Митрофанова

– Потрясающе красивый фильм, да.

Ю. Каскина

– Да, и вот надо сказать, вот эта сложная технология масляной краской по стеклу, что имеет множество наград фестивалей анимационного кино. То есть вот в этих фильмах представлен отчасти Шмелев и то, что может привлечь и как-то объяснить. То есть на самом деле в этом романе, я считаю, он глубоко современен, то есть он показывает весь драматизм созревания молодого человека, молодой души, пробуждение страстности, телесности, и как этот вопрос решается у Шмелева. А решается он таким образом, что там идет череда, в общем-то, и смертей – бык ну набросился и там кучера Степана убил. И все это производит такое большое впечатление на мальчика, что он действительно теряет сознание. И все это преодолевается, вот это вот самое трагическое значение любви, которое есть и у Тургенева, и у Шмелева, оно поднимается на какой-то новую ступеньку, одухотворяется. То есть герой ну проявляет силу, остается рыцарем, такую душевную, духовную и обращается, в общем-то, своей душой к Богу. И вот эта влюбленная в него девочка, Паша, она чувствует себя виноватой – все она подзуживала этого Степана на бой с быком, – она отправляется в монастырь. То есть тут и чувство вины, и нашей невольной вот, что для нас важно, наши невольные какие-то мелочи, которые порой приводят к трагическому исходу. И как человек на этом именно происходит становление, взросление, мужание, и этим интересен роман и сегодняшнему читателю. То есть когда читаешь, то кажется, что это и мы все сами когда-то или переживали в детстве, ранней юности, или наблюдали, и хотя бы видели на экране.

А. Митрофанова

– Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького, автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русской классике XIX века. Юлия Узакбаевна, у вас в вашем удивительном труде, посвященном Шмелеву, проводятся параллели, которые, ну на первый взгляд, может быть, и очевидны, потому что имена, которые вы перечисляете – Пушкин, Тургенев, Чехов, Шмелев – они все из одного ряда, это все русская классика. Но при этом вот удивительный момент: у людей, которые не настолько глубоко погружены в литературный процесс, а читают просто как ну, допустим, я, чаще всего читаю как простой обыватель, для меня Чехов это одна планета, а Шмелев – совершенно другая. Люди, жившие приблизительно в одно время, но оказавшиеся настолько для меня, вот в моем понимании разными по языку, по фокусу внимания, по оптике, которую они используют. Какие вы нашли для себя параллели между Чеховым и Шмелевым? Чехов чаще всего такой рефлексирующий интеллигент в нашем обывательском сознании. Шмелев – это такой купеческий сын, который вырос в большого писателя и прошел через невероятные события. Что общего между этими людьми? Может быть, если мы поймем эти точки соприкосновения, для нас не будет такой разрозненной, вот такой, не, знаю какой-то калейдоскопической картины XX века, конца XIX и начала XX.

Ю. Каскина

– Больше того, Аллочка, я вам скажу, что мы по-новому откроем Чехова. Если мы вот ну такой вот наведем, так сказать, свою точку зрения такую выберем и ну поймем, как они взаимодействуют. Вот что касается Чехова, тут, мне кажется, истоки можно искать в 1885 году, то есть тогда Шмелеву было 12–13 лет, и состоялась первая встреча этих писателей летом 1885 года. А в июле –сентябре 1934 года Шмелев написал цикл из трех рассказов под названием «Как я встречался с Чеховым». То есть он встречался с Чеховым трижды, сначала просто мальчиком на прудах около Мещанского сада на Калужской. Там оказалось так, что младший брат Чехова работал учителем, а Чехов, значит, приходил ну изредка там. То есть они вечер разговаривали, провели веселый вечер с товарищами, и утром он вышел рыбачить – как известно, Чехов был заядлый рыбак. И вот он увидел на берегу двух мальчишек – вот как раз Ваню Шмелева и его друга Женьку Пиуновского. И рассказ-то, собственно, «За карасями» имеет посвящение: герою, погибшему в боях – вот Женьке, Евгению Пиуновскому. И они, значит, ребята рыбачили, рассердились за то, что Чехов занял их место, ну и потом только они поняли и как-то догадались, и товарищ сказал, что это большой писатель, большой юморист, сатирик и может так прохватить в юмористических своих рассказах. И вот это вот, а по отношению к ребятам он оказался таким выдумщиком, поддержал их разговор про индейцев, про то, что они хотят делать пеммикан и курить трубку мира. В общем, он, как пишет уже зрелый Шмелев, внес, постарался внести в нашу детскую, скудную радостями и какими-то праздничными событиями жизнь, он внес праздник, дух приключениями. И с ними на одной ноге, так сказать, совершенно с ними был очень дружествен и весел. И вот таким он остался в памяти Шмелева навсегда. И рассказы, значит, эти три рассказа – «За карасями», «Веселенькая свадьба» и «Не фарисеи, но книжники». Так вот третий рассказ, «Свадьба», значит, о том, как они, оказалось, что присутствовали на одном и том же событии – на свадьбе, которую они описывают по-разному. Шмелев детскими глазами, но у них – вот тут как раз раздолье для специалистов-литературоведов в манере подачи, по образам, но интересно, что мальчики это видят, ну так сказать, более беспристрастно и более раскрепощенно все это излагают, а Чехов, он и остается благородным, молчаливым, очень таким веселым, то есть с сатирической подачей. И вот по его произведению «Свадьба» тоже был снят фильм, и вот о нем указывается в моей это самой фильмографии: художественный фильм «Свадьба», 1944 год, режиссер Анненский. И там интересно, что Фаина Раневская исполняет одну из ролей. И вот это тоже может привлечь нашего современника, что посмотреть хотя бы этот фильм. А шмелевский рассказ прямо вот в деталях повторяет вот эту вот «Свадьбу». Ну а «Книжники... но не фарисеи» – это о том, как Шмелев встретился с Чеховым в библиотеке этого самого училища. И Чехов, значит, его в шутливой форме начинает расспрашивать, понимает, что перед ним такой мальчик, который любит читать, книгочей. И он даже с ним шутит, говорит: ну а Мельникова-Печерского? Он: да-да, «В лесах», «На горах». А он такой: а «На небесах» читал? И говорит, что ты меня пробил... И он не стал уже по всей, на всей скорости нестись, нет. А этого нет, говорит, в библиотеке. Ну и вот таким вот Чехов запомнился Шмелеву. А уже спустя еще какое-то время, спустя много лет, в августе, в 1949 году в Париже, Шмелев пишет рассказ «Приволье». Рассказ имеет такой подзаголовок: «К 45-летию кончины Чехова». Вот интересно, даже эти вот математические наши совпадения: сегодняшний наш разговор приурочен к 70-летию со дня смерти Шмелева, а вот в 1949 году – 45-летию кончины Чехова. И он описывает опять эту рыбалку, рассказывает о своей рыбалке в 1914 году, на Клязьме, где сам уже Шмелев рыбачил и узнал о смерти Чехова. И вот как он с дьяконом, а этот дьякон для меня вот это тоже, знаете, интересно, тут я даже не буду обольщаться насчет прочитать, но я скажу, знаете, замечательный фильм, «Плохой хороший человек», 1973 года, по повести Чехова «Дуэль». И там дьякона играет, Победова, Корольчук, фон Коррена – Высоцкий. Фильм замечательный, и прямо очень советую. И вот такого же дьякона, как в фильме, как в рассказе Чехова, мы видим в рассказе Шмелева «Приволье». И вот этот дьякон, сосед рыбак, вместе с писателем Шмелевым начинают вспоминать. Вспоминать о замечательном писателе Чехове – как он изображал духовенство, как он умел пошутить. Вот это, а помните знаменитое: «Я хожу по ковру. Ты идешь пока врешь» – и вот это вот они «пока врешь» обыгрывают. Дьякону нравятся одни рассказы, Шмелеву и его герою другие, и вот они, перебивая друг друга, взахлеб, можно сказать, произносят гимн любви к великому русскому писателю, к Чехову. Дьякон сокрушается, что зачем, мол, поехал за границу лечиться, уж лучше бы у нас, у нас тут благорастворение воздухов. И знаете, получается, что Шмелев делает вывод, что так Чехов воспел сословие, приговоренное, в общем, после революции обреченное на уничтожение. И вот у Шмелева в рассказе такое же вот духовное лицо, отец дьякон, ему не чужды разные человеческие недостатки, но, в общем, вот этот рассказ «Приволье» потрясает. И поэтому даже вот я это расцениваю как автобиографическое взаимопроникновение. Вот это то, что касается творчества Шмелева и творчества Чехова художественного. Но еще есть интересный момент о публицистике Шмелева. И тут нужно сказать о том, что в 1945 году вот Шмелев закончил трудную работу, он написал о творчестве Чехова большую статью. И поясняет, он, значит, ему было заказано швейцарским издательством составить сборник избранных новелл Чехова. Вы знаете, я даже вот потрудилась, и я большим удовольствием сейчас держу в руках эту книжечку, которую я выписала через международную доставку книг. В ней есть надпись по немецки- Цюрих– то есть это издается и переиздается. Бумага чуть желтоватая, но это совершенно новая книжечка, ну в смысле вот она издана недавно, переиздана. И как раз тут есть надпись по-немецки, что составление и предисловие этой книжки сделано Иваном Шмелевым. И вот книжка состоит из девяти рассказов, и эти девять рассказов Чехова, они таким, знаете, интересным образом, я думаю, естественным образом перекликаются и становятся ростками для некоторых сюжетов и некоторых образов, тем в творчестве самого Шмелева, и это я подробно анализирую. Но не хочется утомлять слушателей вот такими подробностями, но надо обязательно сказать, что Шмелев о каждом в своем предисловии – во-первых, он очень тщательно избирал эти рассказы, выбирал и о каждом он постарался сказать что-то свое, емкое и поясняющее. Он писал – тоже опять-таки не могу я не сослаться на письма, на переписку с Ильиным, – он писал, что главное в работе об основном, что дает, чем дышит наша литература, это особенно важно в наше время. Опять-таки напомню, письмо написано в 1945 году, но я думаю, присоединяюсь к Ильину и перефразируя Шмелева, и в наше время тоже важно знать, чем дышит наша литература. Потому что и литература именно классическая, к которой интерес, как вы правильно заметили, к сожалению, утерян частично, но действительно там россыпи необыкновенных мыслей, образов, характеров и читать просто это очень интересно. И скажу вам, что не только на рассказы Шмелева повлияли рассказы Чехова, но и Чехов присутствует и в неоконченном романе «Иностранец», в 1938 году писавшемся Шмелевым. Там, значит, о том, уже офицере вот Белой армии, который уже в эмиграции, Виктор Хатунцев. И вот поясняется, что он филолог, что он когда-то хотел писать о Чехове – то есть Чехов все время незримо присутствует, а иногда и даже очень ощутимо в художественном творчестве, в рассказах и романах Шмелева. И вот он работает таксистом, он во время отступления Белой армии увидел стоявшую около ворот усадьбы, еще пока не разрушенной, свою будущую жену, Ирину. И он пишет, как он ее встретил, вот сам этот герой, эти необыкновенные глаза Ирины, «в которых сияла голубая душа ее – ясность и чистота». «Ах, какая вы славная... Мисюсь!»– вырвалось у него в восторге». Ну я только поясню, что Мисюсь – это вот героиня рассказа «Дом с мезонином», которому Шмелев придавал очень большое значение и говорил, что это, и написал еще одну критическую статью о русских женщинах, что именно такие Мисюси с большими глазами и выигрывают, и выдерживают, и несут на своих хрупких плечах тяготы жизни. Вот об этом говорил Шмелев. И, значит, за границей Ирина, жена его, поет в кафе, чтобы заработать деньги, у Виктора открывается старая рана и начинается кровохарканье. И вот, значит, она приезжает его навестить, и он пишет, он ей говорит: я так много передумал за эти дни, какие выводы. Перечитал вчера в который уже раз «Скучную историю» – какая же свобода, простота и мудрость, какое же счастье, что ты русский, что у тебя такие. И вот помнишь, как метко выразил он все наше? Кто подсказал ему? Когда говорили о России, о Европе, – это он уже говорит о своем солдате, денщике, – не читал он ни Достоевского, ни Данилевского, не знает ни истории, ни культуры, а я тогда записал этот «солдатский афоризм»: наша дорога длинная, ваше благородие, по ней и дыхание у нас долгое. Значит, так уж допущено, чтобы хватило, ваше высокоблагородие. Ну подумай, кто здесь так скажет! И вот дальше он, опять в его речи звучит Чехов, пишет: «Осмеивали Чехова, и знаем все же, что Чехов прав! «Неба в алмазах» ждем и жаждем, и дождемся… миссия такая наша. Богачи!..» Вот так вот в трудные минуты жизни, уже будучи далеко от родины, Виктор Хатунцев опирается на Чехова, на его героев, на его идеи, на его концепции и на общее для всех нас вот эту идею, на божественное.

А. Митрофанова

– Я напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького, автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русской классике XIX века, о которой мы сегодня и говорим. Я Алла Митрофанова. Буквально через минуту вернемся к этому разговору.

А. Митрофанова

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, я Алла Митрофанова. И напоминаю, что сегодня на связи с нами Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького, автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русской классике XIX века. И поскольку 24 июня это день памяти Иван Сергеевича Шмелева – 70 лет в этом году, как он ушел из жизни, мы и посвящаем ему сегодняшний разговор. И вообще у нас серия бесед будет вот в ближайшие вторники, посвященных как раз нашим авторам. Мы их привычно называем классиками, но каждый из них это прежде всего живой человек, со своими драмами, жизненными перипетиями – из ниоткуда такие потрясающие произведения не рождаются. Вот Иван Сергеевич Шмелев, его жизнь тоже была наполнена очень сложными, драматическими событиями. И вы знаете, Юлия Узакбаевна, вы проводили сейчас интереснейшую параллель между Шмелевым и Чеховым, упомянули дьякона, который в повести Чехова «Дуэль» играет одну из ключевых ролей – дьякон, над которым все смеются (типичная, кстати, ситуация для того времени, рубеж XIX – XX веков), который малообразован, у которого, может быть, и никаких видимых достоинств, и вообще он человек такой, не выделяющийся и не выдающийся, как кажется на первых страницах повести. А потом внезапно выясняется, что именно вот этот человек, с чистым сердцем и чистой душой, останавливает убийство одного героя другим, то есть он спасает человеческую жизнь. Его вот эта детская непосредственность, которую он сохранил внутри себя, помогла избежать трагедии. И вот, конечно, это чеховский ход, который, ну я не знаю, часами, наверное, об этом можно говорить. При этом у самого Чехова очень сложный был путь в духовной жизни, неоднозначный, но это предмет, наверное, отдельного разговора. Мне хочется, поскольку сегодня в фокусе внимания у нас Шмелев, обратиться к его духовному пути. Юлия Узакбаевна, а что известно о нем? У него действительно, вот если прочитать «Лето Господне», православная Москва представлена во всей красе. Все ли так гладко было в его жизни, что вот он родился в верующей семье и ушел из жизни, скончался он тоже ведь в Покровском монастыре, в Бюсси-ан-От, вот всю жизнь он был православным верующим церковным человеком. Или на этом пути были свои тоже и колеи, и развилки и так далее?

Ю. Каскина

– Конечно, были и колеи, и развилки. Да, Шмелев, конечно, родился, как мы знаем, в семье верующей, религиозной, но вот и об этом тоже в его художественных произведениях, в рассказах. Вообще я хочу сказать, не смея навязываться, вот все-таки вот три рассказа: «Лик скрытый» – 1916 года, «Записки неписателя» – 1949 года и «Почему так случилось» – 1945 года, мне бы хотелось очень посоветовать нашим слушателям, нашим единомышленникам, нашим единоверцам обязательно прочитать. Они коротенькие, но они очень насыщенные, насыщенные содержанием, смыслами и многое говорят и о самом Шмелеве. Вот, например, в рассказе «Записки неписателя» герой отчасти автобиографичен, и там есть такая фраза, он рассказывает про свою семью и, заговорив о постах, герой признается: «Я всегда весело ждал посты, особенно Великого, так и осталось и за границей, хотя я в молодости пошатнулся лет на десять». Вот это, пожалуй, то что в молодости пошатнулся лет на десять – это, конечно, студенческое время, это, конечно, кружки, я думаю, это революционный такой настрой, это озабоченность судьбами народа. Но это все отчасти высмеивается в рассказе «Почему так случилось», в 1945 году написан, когда упоминаются и веселый праздник Татьянин день, и швейцар как говорит, так рассказывает: ой, как до градуса дойдут, выть на Волгу пойдут – что студенты, значит, с большим энтузиазмом Некрасова, вот это вот «Выдь на Волгу, чей стон раздается над великою русской рекой». И вот уже в рассказе «Почему так случилось» концентрация и литературная, и общекультурная, и духовная, и такой вот анализ и взгляд в прошлое, то есть да, детство такое, в общем-то. Но, знаете, и у Чехова ведь тоже, получается, это корни, конечно, и воспитание такое, верующая семья, в общем-то, казалось бы, благочестивые родители. Но вот углубившись в изучение Шмелева, я углубилась в изучение, конечно же, и Тургенева, и Чехова, и Достоевского. И Чехова-то, бедного, там отец так их, то есть они по субботам читали акафисты дома, просто не вставая с колен, уже помимо там всенощная, утреня там, литургия, то есть он очень-очень, то есть это вот все насаждалось довольно грубо. Ну иногда, знаете, ведь и мы такие вот все, крестившиеся в 90-е годы, тоже порой, может быть, проявляем в своих семьях какой-то неумеренный такой энтузиазм, который, в общем-то, к хорошему не приводит порой. И Шмелев женился ведь рано, и жена его такая была благочестивая хорошая молодая девушка. И вот это вот известное «На скалах Валаама» написанное, как раз в свадебное путешествие они отправились на Валаам. И можно сказать, с этого момента, мне кажется, Шмелев стал более осознанно подходить к церковной жизни, духовной жизни. И только пережив все эти страдания, все эти жизненные перипетия, уже ну наверное, с 20-х годов он более осознанно, осмысленно. И такой вот рост, который не прекращался до самой его кончины, вот мне представляется, что он и начался вот в то время, где-то в 1920 году. А потом уже и все это, конечно же, находило отражение в его творчестве, и особенно в конечном, ну вот в более позднем периоде. Однако рассказ «Лик скрытый», который написан в 1916 году, в нем как раз такие размышления о духовном, о том, что есть вина, что есть общее. И даже я так думаю, что Шмелев, если вот известное Достоевского, что каждый перед всеми во всем виноват, то у Шмелева, что любой твой поступок, он как бы приращивает, если он добрый, то он как бы приращивает добро, если он злой, то он приращивает зло. И тут я наткнулась на интереснейшую брошюру Ивана Ильина – о принуждении к добру силой он пишет и о том, что каждый человек, даже внешности на его отражается его внутренний мир, душевный мир, и вот он невольно и говорит: если ты добр, то ты добр не только для себя, но и для других. Если ты зол, то ты зол не только для себя, но ты этим приращиваешь и зло. И вот, мне кажется, это основная мысль рассказа «Лик скрытый». И такое вот глубокое внутреннее осмысление такой духовной составляющей человека, человечества, вот оно, возможно, с того времени и начало так вот серьезно проникать и в художественные произведения Шмелева.

А. Митрофанова

– В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького, автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русской классике XIX века. 24 июня будет день памяти Иван Сергеевича Шмелева, день, когда он ушел из жизни, это было 70 лет назад, то есть это, в общем-то, круглая дата. И именно поэтому наш сегодняшний разговор посвящен ему. И вы знаете, Юлия Узакбаевна, я обратила внимание, как часто вы ссылаетесь, упоминаете среди прочих, не таких уж известных и, простите за слово, растиражированных, но в хорошем смысле, произведениях Шмелева – там все знают «Лето Господне», «Солнце мертвых». Вот вы в списке произведений, на которые советуете обратить внимание, упоминаете «Записки неписателя». Скажите, пожалуйста, а что это такое? Вот для тех людей, кто, может быть, о Шмелеве слышал, никогда его особенно там не открывал или в школе проходили, как это принято говорить, вот сейчас человек думает: действительно, а может быть, открыть для себя неизвестного автора или уже известного автора, но с новой стороны. Вот «Записки неписателя» – 49-й год, то есть это середина XX века, Вторая мировая война уже позади. Что это за произведение для Шмелева, что он туда вложил?

Ю. Каскина

– Это небольшой короткий рассказ «Записки неписателя», и исследователи не однажды обращались к нему. Кто-то считал, например, Ольга Сорокина, что это часть большого романа, в котором Шмелев хотел показать прекрасную русскую семью, а вокруг нее народ. Вот другие, например, Анатолий Петрович Черников называл вообще «Записки неписателя» художественной автобиографией Шмелева. И, согласно теории Шмелева, литература невольно искажала правду о России и русском человеке. То есть он хотел показать русскую семью, русскую православную церковную семью, и в то же время это рассказ о жизни одной купеческой семьи, ее светлом прошлом, суровом настоящем – это вынужденная эмиграция, и будущем, в котором, возможно, надеется автор, духовное, а за ним и реальное возрождение России. Интересно, что здесь повествование ведется от первого лица. И вот такой вот, ведущим является мотив памяти и мотив подведения итогов. Герой сразу сообщает что ему 70 лет, что пришло время подвести итоги, и что он филолог по образованию, и мы сразу понимаем, что он учитель, потому что он то ли дело упоминает о моих мальчиках и девочках. Но начинает он с самого начала, о том, что его дед был, он говорит: мы пряничники. Они, значит, где-то под Тверью изготавливали пряники, и такие они были вкусные, что дед даже возил их царю. Но главное, что эти люди ощущали себя хозяевами, ну вот не то что как мы сейчас, хозяева жизни, а он, дед, понимал, что он несет ответственность и за настоящее, и за прошлое, и за будущее, и многому научил мальчика. Вот, в частности, он любил читать историю, и чтобы вот ему внук читал Ключевского. И, говорит герой, я уже тогда стал понимать, как они строили Россию. А кто они – это цари, святители, благочестивые наши правители. И вот это очень важные уроки, которые он получил в семье. И далее он описывает деда, что дед был очень щедрой души, он был широким милостивщиком. Еще мне понравился там такой один момент, и в то же время он был довольно строг, ну там посты соблюдались в семье, что он, например, ну такие маленькие детали, что например, бабушке он давал повозку, а сам он шел пешком в церковь, говорил, что надо потрудиться, и в церкви не приезжают, а приходят. И еще он однажды одернул церковного старосту, который, значит, там выстроились нищие, и он, не глядя, тоже ему сунул там две копейки и сказал: ты с этим не шути, Прохор, может и сбыться. И как уже вот сам автор, герой автобиографический пишет: так и сбылось впоследствии на моих глазах. То есть есть такие вещи, духовные законы, которые нарушать нельзя. И об этом в том числе этот коротенький рассказ, вот устами деда. Но еще интересно то, что в этой семье, помимо такого сильного, мудрого, любящего отца мальчика, значит, у деда два сына было, один из них вот имел семью, жену и двоих детей, вот как раз этого вот мальчика, который повествует. И был дядя Вася, дядя Вася жил в мезонине. Дядя Вася это умный такой, одаренный юноша, уехавший в юности учиться в столичный город, в Москву, и через некоторое время он пропал. Как вот становится понятным, то есть это не прописано четко, но мальчик пишет: дядя пропал, дед ездил его разыскивать и нашел в Сибири – в общем, его сослали. И взял себе на поруки, дядя стал жить в мезонине. И ухаживать за ним стала мама мальчика. И вот этот дядя, говорит, я уже тогда знал, что дядя другой, чем мы: в церковь он не ходит, Христа славить к себе не пускает, в свою комнату. И я, значит, ничего не понимал до того момента, как разразилась гроза. И вот в 1881 году произошло убийство Александра II. И насколько это все было воспринято трагично и очень как-то ну по-настоящему и народом, и вот этими вот слившимся с народом, ну хозяином, вот этим дедушкой, его семьей. И народ как-то очень сразу ожесточился, говорит: вот все из-за таких, как вот он. Что он им настолько был чужд, вроде бы он радеет за народ, но народ его не понимает и не воспринимает. И когда приходят с обыском, кузнец говорит: вот и икон-то у него нет. Жандарм отвечает: а это не наше дело. Он говорит: как не наше? Очень даже наше. Бога нет, значит, и царя нет, значит, вот они те, кто подрывают порядок, спокойствие и благополучие в стране. Но самое интересное, что в конце рассказа происходит возвращение дяди в семью. То есть он на пасхальные разговины он однажды спустился все-таки, и перед тем, как сесть за праздничный стол, значит, дед позвал приказчика, и тот зачитывал ему список бедных семейств, кому послано поздравление, и вот там не оказалось Семечкиных, по случайности. Дед разволновался, встал, значит: как не послали? как не посылали? И тут, видимо, вот дядя Вася вдруг увидел настоящую любовь, настоящую духовность и настоящую заботу о ближнем, вот в лице своего старого отца. И он просто со слезами поднялся со своего стула с трудом и расцеловался с дедушкой. Дед даже не понял. А вся семья была страшно рада, что дядя спустился с мезонина. И пишет вот этот, уже умудренный жизнью, умудренный литературой, начитанный вот герой, он пишет: мне все это вспоминалось, когда я читаю Достоевского, «Брак в Кане Галилиейской», про то что вернулся, дядя вернулся в семью. И пишет: и это меня обнадеживает. Я думаю, что и в историческом смысле Россия вернется к духовности, к Богу и встанет на путь благочестия, милосердия, процветания. И как вот когда-то дядя Вася вернулся в лоно семьи, вот, а дедушка еще уточнил: что, говорит, яичком тебе угодил? – Нет, обрадовали душой своей широкой. Ну вот этой вот просто любовью. И получается, что уже в эмиграции, уже в преклонном возрасте Шмелев все-таки надеется – уточняю опять, что рассказ 1949 года, – он надеется на пробуждение и на возвращение к духовным истокам. Как это случилось с его дядей, дядей Васей, и надеется, что так же это случится и со страной в историческом смысле.

Ю. Каскина

– Ну дай Бог, конечно, чтобы это было так. Вы знаете, а я еще обратила внимание на какую-то невероятную цельность героев, о которых Шмелев пишет в «Записках неписателя». Про своего деда он неоднократно говорит, что тот был невероятно красив. При этом вот эти внутренние качества, о которых вы сейчас сказали, при этом хорошо поставленное дело, умение обеспечить свою семью всем необходимым и уделять при этом внимание и работе, и воспитанию, и семье – то есть человек, который живет в гармонии. То к чему мы сейчас стремимся, и так ищем баланс между семьей и работой, и внутреннего вот этого спокойствия и полноты. Далеко не у всех, к сожалению, на данный момент времени это есть, но понятно, что вся жизнь впереди, есть над чем работать. Но вот эта внутренняя полнота, которая в родственниках мальчика, автора этих «Записок неписателя», лирического героя, что называется, это же что-то необыкновенное. Действительно, люди без надрыва внутри, без вот этой какой-то расколотости, без фиги в кармане, если угодно. Это, как вы думаете, порода? Это условия определенные? И в этом смысле нас от этих людей отличает, например, то что мы прошли, ну родились в XX веке и прошли через XX век, и он нас исколесил? Или это что-то другое? Как можно было бы объяснить такую монолитность что ли, сияние, которое от этих людей исходит? Или это идеализация просто?

Ю. Каскина

– Нет, знаете, мне хочется верить, что это так и было. И вот то что вы говорите: монолитность – вот это, наверное, действительно монолитность, цельность, вот то что как вот целомудрие – это же не только о каком-то, там вот ну о физике, а это именно, наверное, ну я думаю, что это именно то что дается, я даже не знаю как это назвать, это то что дается такими глубокими и удовлетворенными духовными запросами. То что они, конечно, стояли твердо и знали, где добро, где зло, черное, белое, все это совершенно точно и четко. И там очень еще интересен в этом рассказе образ матери. Да, на ваш вот этот вот вопрос о том, что это порода, я думаю, что это и порода. И самое главное, что для нас должно ну такой путеводной, обнадеживающей нитью быть, это, наверное, идеал, то к чему вот нам самим ну надо бы, вот неплохо бы стремиться, каждый на своем месте. Вы знаете, я немножко даже не про Шмелева, но меня порадовало, тут я как-то ехала в электричке, и зашел разговор, мужчина лет, наверное, 50 с небольшим, кто-то стал так громко вот провоцировать на какие-то недовольства, высказывания, и он так сидит, говорит: да что там, я считаю, что мы каждый должны на себя: если ты мужчины – обеспечивай семью, будь главой в своей семье, чтобы тебя слушались хотя бы твои дети, хотя бы уважали, было бы за что. И вот мне понравилось, и тоже это меня, как Шмелева так вот обнадежил дядя Вася, вот меня обнадежили окружающие простые люди, которые просто ну думают, что надо начинать с себя. И, видимо, стараются. А насчет идеала тоже там есть интересный в рассказе момент, что мама там просто пушкинская Татьяна Ларина, она и красивая, и прекрасно на лошадях ездит, и разбирается вот в конных делах. И она, значит, маленький мальчик ну любил интересные слова, и как-то он назвал там свинину с хреном «идеалом». Все засмеялись, а мама взяла, его посадила на колени и рассказала ему – говорит, я эту лекцию воспроизводил несколько раз на своих уроках, – рассказала ему об идеале. И говорит, отец, который слушал это, удивленно вскинул на нее глаза и сказал: «Груня, откуда это?» То есть когда у человека выстроено нормальное такое какое-то мировоззрение, и мне кажется, у него и такой вот истинный подход к очень многим вещам. И это помогает ему правильно сформулировать очень многие такие основополагающие мировоззренческие понятия и просто вот явления.

А. Митрофанова

– За идеалами и за образами светлых людей, с которых хочется брать пример, к Ивану Сергеевичу Шмелеву можно смело обращаться. И не только к его блистательному «Лету Господню», но и к рассказам относительно малоизвестным, о которых нам рассказывала сегодня Юлия Узакбаевна Каскина, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького. Юлия Узакбаевна автор книги об Иване Сергеевиче Шмелеве и русской классикеXIX века. Благодарю вас за этот разговор. Спасибо, что приоткрыли нам дверь в этот удивительный мир Шмелева. И я думаю, многие сегодня впервые даже услышали о тех его рассказах и произведениях, которые действительно, по сравнению с «Летом Господним» и «Солнцем мертвых», остаются в тени. Спасибо вам.

Ю. Каскина

– Спасибо большое. Всего доброго.

А. Митрофанова

– Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свидания.